Текст книги "Тайны старой аптеки (СИ)"

Автор книги: Владимир Торин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Призраки ведь не умеют зажигать лампы и открывать двери ключом, так? – спросил себя Джеймс неуверенно. – Или умеют? Нужно будет прикоснуться к Лемюэлю – если палец пройдет сквозь него…

Джеймс нахмурился и оборвал себя:

– Что за глупости? Конечно же, он не призрак. Кажется, я слишком много читаю эти истории…

И все же с тем, что это место, вызывает чрезмерную оживленность мурашек на коже, спорить было глупо.

Помимо мурашек, еще и живот решил вдруг напомнить о себе – недовольно и весьма назойливо забурчал.

– Когда там ужин? – буркнул, аккомпанируя животу, Джеймс и глянул на часы. – Еще целый час! Нужно подкрепиться чем-то до того. У меня ведь был с собой…

Посмотрев на чемодан, который лежал на кровати, Джеймс хлопнул себя по лбу: он ведь совсем забыл о том, что собирался сделать сразу же, как только останется один в комнате!

Вернувшись к кровати, Джеймс склонился над чемоданом.

– Я знаю, что тебе надоело там сидеть, – сказал он. – Сейчас, сейчас… я тебя выпущу…

Джеймс отщелкнул замки и аккуратно поднял крышку.

– Ну здравствуй, Пуговка.

В чемодане лежало чучело небольшой собачонки с встопорщенной коричневой шерстью, торчащим хвостиком и двумя пуговицами на месте глаз.

– Этот сердитый констебль тебя учуял, Пуговка, – сказал Джеймс, нежно погладив чучело по холке. – Я знаю, знаю… тебе очень хотелось вцепиться ему в нос. Мне и самому хотелось… Хорошо, что ты не подавала голос, а то он точно придумал бы какой-нибудь запрет на собак в чемоданах.

Джеймс вытащил Пуговку и поставил ее на пол. Чучело тут же завалилось набок, и он поспешно установил его прямо.

– Бедненькая… залежалась совсем. Можешь размять лапки – побегай по комнате, только не лай, а то Лемюэль или старуха услышат. Тогда они точно нас вышвырнут.

Чучело, само собой, даже не пошевелилось.

– Не смотри на меня так! Мне тоже не нравится это место, но ты же знаешь, что я должен все выяснить…

Джеймс понимал, что чучело ему не ответит. И все же для него это была по-прежнему его милая Пуговка.

Пуговка умерла около месяца назад. Это произошло из-за Толстяка. Толстяком, сугубо про себя, Джеймс называл своего начальника. Это был очень злобный и по-своему страшный человек. Он не давал спуску подчиненным, регулярно наказывал их за малейшую провинность и порой даже запирал в «Чулане-для-бездельников».

В тот раз Толстяк не выпускал Джеймса из чулана целую неделю, и Пуговка так и не дождалась хозяина – она умерла от голода. Вернувшись домой и обнаружив ее остывший трупик у порога, Джеймс почувствовал ни с чем не сравнимое горе и отчаяние, ведь эта собачка была единственным его близким существом во всем мире. Как он мог просто закопать Пуговку на пустыре за домом?! Нет уж, он не смог так поступить, и вместо этого отнес ее к городскому таксидермисту, ну а тот сделал из нее превосходное чучело – совсем не отличить от живой собаки, разве что эти пуговичные глаза… Для Джеймса Пуговка будто вовсе и не умирала и осталась его единственным другом и собеседником.

– Что ж, мы попали внутрь, Пуговка, – продолжил Джеймс. – Лемюэль разрешил нам остаться. Теперь главное – не вызвать подозрений… Он не такой уж и наивный, каким пытается казаться. Что? Как это ты не понимаешь, о чем речь? Думаешь Лемюэль мог забыть, где именно находится аптека в Раббероте? Конечно, он проверял меня. И все же… – Джеймс закусил губу. – Попасть внутрь оказалось легче, чем я думал.

Пуговка многозначительно промолчала, и Джеймс глянул на нее раздраженно.

– Ничего от меня не воняет подозрительностью. Если хочешь знать, это от тебя воняет – собачатиной. Нужно открыть окно, чтобы они не допытывались, что это за запах…

Джеймс взялся за шпингалет и, ненароком бросив взгляд в окно, замер.

Внизу, у газетной тумбы по-прежнему стоял констебль Тромпер. Он больше не курил папиретку, и его здоровенная фигура будто подтаяла, пожранная сгустившейся еще сильнее мглой. Неужели он стоял там все это время?!

Непроизвольно Джеймс поднял руку и помахал констеблю. Тот не ответил, да и вообще никак не отреагировал, продолжая сверлить молодого человека взглядом.

– Что ему от меня надо? – пробормотал Джеймс, и тут до него донесся крик:

– Ты смерти моей хочешь?!

Он вздрогнул и обернулся: судя по всему, вопила немолодая женщина, и Джеймс сразу же понял, кому принадлежит этот режущий уши, каркающий голос.

Снова глянув в окно, он с удивлением понял, что констебля Тромпера внизу больше не было, словно туман полностью его сожрал.

– Это неприемлемо! – каркнули снова. – Недопустимо!

Джеймс спрятал Пуговку под кровать и направился к двери. Приоткрыв ее, выглянул в коридор. Крики доносились из ближайшей к лестнице, которая вела на третий этаж, комнаты.

Молодой человек осторожно вышел в коридор. Дверь комнаты у лестницы была приоткрыта, на ковровую дорожку тек грязно-бурый свет. На цыпочках подкравшись к двери, Джеймс вжался в стену и превратился в слух.

– Не буду я принимать никакие пилюли, Лемюэль! – вопила старуха. – Я знаю, что ты пытаешься сделать! Задобрить меня не выйдет!

– Но, мадам…

– Я уже сказала! Никаких неожиданно появившихся на пороге кузенов! Ты сам знаешь почему!

Лемюэль продолжал увещевать:

– Но он ведь только приехал и никого здесь не знает. Вы же читали метеорологическую сводку. На днях обещают туманный шквал. Мы не можем выдворить его на улицу накануне туманного шквала!

– Прекрасно можем! – заявила старуха. – Мой добрый друг, господин Жибер, владеет меблированными комнатами – твой этот кузен незваный вполне может отправиться туда. Господин Жибер будет рад очередному крысюку с чемоданом. Он вообще очень гостеприимный и душевный человек.

– Мадам, если бы вы показали мне письмо, когда оно пришло…

– Не смей меня винить, Лемюэль! – каркнула старуха.

– Мадам, но мы не можем допустить, чтобы одну из семейных аптек продали конкуренту. Только представьте, если бы Медоуз заграбастал «Горькую Пилюлю»…

– Кто знает, может, он и превратил бы эту дыру в нечто приемлемое.

– Вы ведь не серьезно, мадам!

Старуха издала что-то нечленораздельное, после чего уже внятно добавила:

– Твой кузен знает, чем ты занимаешься по ночам?

– Нет, мадам, но…

– А как же Хелен? Ты подумал о бедняжке?

– Я предупредил Джеймса, – ответил Лемюэль. – Он знает о правилах…

– Ты болван, Лемюэль! Подумать только! Из-за твоей слабохарактерности мы рискуем…

Лемюэль что-то быстро зашептал, и Джеймс, как ни вслушивался, не смог разобрать ни слова.

– Надейся, что все будет так, как ты говоришь, Лемюэль, – все еще раздраженно проворчала старуха, когда аптекарь договорил, но было ясно: то, что сказал аптекарь, ее если не убедило, то как минимум успокоило. – Следи за ним. Не спускай с него глаз. Столько хлопот ты на меня взвалил! Ты меня очень огорчил, Лемюэль.

– Я знаю, мадам.

Скрипнули половицы – судя по всему, аптекарь направился к двери.

– Не так быстро, Лемюэль! – прикрикнула старуха. – Где мои пилюли для хорошего настроения?! Давай их сюда! И на этот раз двумя ты не отделаешься!..

…В восемь часов вечера мадам Клопп принесла ужин. Чем-то похожая на старый предмет мебели в чехле, она зашла в комнату Джеймса, держа в руках поднос, на котором стояла исходящая бурым паром тарелка (на тарелке что-то извивалось), рядом с ней стояли зеленое яйцо на подставке и чашка с чем-то, что явно пытались выдать за чай. Также в ужин входила пара корок хлеба, с виду таких сухих, что и волчий капкан обломал бы на них свои зубчики.

– Вкуснейший и наваристейший ужин для милого родственничка, которого мы так ждали, – проскрипела старуха, поставив поднос на комод.

– Бла… благодарю, мадам, – запинаясь, ответил Джеймс. Рядом с тещей аптекаря он чувствовал себя ребенком, которого вот-вот выпорют. И все же, кивнув на поднос, он решился уточнить: – А что это?

Джеймс с тревогой оценил то, что плавало в тарелке: извивающиеся стручки походили на коричневых червей.

– Это печеные шелкопряды. По рецепту моей матушки. Они скоро прекратят шевелиться.

Старуха с явным удовольствием уставилась на Джеймса, ожидая, что тот поморщится, но кузен Лемюэля держался как только мог.

– Выглядит и правда вкусно, – солгал Джеймс.

– Что за вздор! Вкус – это не то, что ощущают глазами!

Мадам Клопп полностью соответствовала тому, как Джеймс ее себе представлял: это была сгорбленная пожилая женщина в выцветшем полосатом платье и длинной, почти до самого пола, вязаной шали. Ее взлохмаченные седые волосы выглядели так, будто их собрали из пакли; в них застряла дохлая муха. Крючковатый нос старухи походил на птичий клюв, толстый слой пудры не мог скрыть серость кожи и глубокие морщины. Из острого подбородка торчало два уродливых волоска, а из-под тяжелых сморщенных век выглядывали злые глаза, затянутые тонкой блёклой поволокой.

Но самым отвратительным и пугающим в мадам Клопп была ее неестественная натянутая, будто бы воротом, улыбка, обнажающая кривые коричневые зубы.

Джеймс ни на мгновение не обманывался, будто старуха улыбается, притворяясь приветливой. Эта женщина уж точно не имела склонности к притворству. Он предположил, что жуткая улыбка – следствие пилюль для хорошего настроения.

Впрочем, само настроение у мадам Клопп было не сказать, чтобы таким уж хорошим.

– Надеюсь, мой нерадивый зять сообщил вам, что здесь не гостиница, – сказала она. – Обычно мы не привечаем дальних родственников и прочих личностей, которым негде переночевать.

– Благодарю за то, что разрешили мне остаться. У вас… гм… доброе сердце, мадам.

Старуха глянула на него так, будто он ее оскорбил.

– Это все Лемюэль. Будь моя воля…

– Кузен очень добр.

– Да, он испытывает жалость к различным доходягам. – Мадам Клопп вытянула руку и ткнула скрюченным пальцем в тарелку, едва не обмочив в соусе кривой обломанный ноготь. – Они больше не шевелятся. Ешьте, пока не остыло.

– Сейчас, мадам? – неуверенно спросил Джеймс – есть в присутствии старухи ему совсем не хотелось, а уходить она явно не собиралась.

– Нет, на моих поминках. Ешьте, Джордж.

– Джеймс, – машинально исправил Джеймс и, нехотя взяв поднос, направился с ним к столу. Поставив его, он сел на краешек стула и взял вилку. А затем поднял взгляд – старуха пристально за ним наблюдала, сцепив руки на животе.

Шелкопряды в тарелке и правда уже не шевелились, но более съедобными выглядеть не стали. Сжав зубы от отвращения, Джеймс нанизал одного на вилку и медленно поднес ее ко рту. После чего снова глянул на мадам Клопп.

– Не отравлено, – сообщила она. – Яд не входит в этот матушкин рецепт.

Признаться, Джеймс не так боялся яда, как того, что ему предстоит съесть шелкопряда. Старуха выжидала – о, она явно приготовила эту мерзость, чтобы вынудить его проявить неблагодарность и отказаться от ужина, а затем обвинить в дурных манерах и, вероятно, попытаться выгнать.

«Нет уж, – подумал Джеймс. – Так просто вы от меня, мадам, не избавитесь!»

Он зажмурился и, открыв рот, быстро сунул вилку внутрь. А потом принялся жевать. Хруст. Это было самое отвратительное, что же касается вкуса… В первое мгновение Джеймс почувствовал жжение, а во второе, к своему удивлению, поймал себя на том, что блюдо странным образом довольно… обычное. Если не знать, что это такое, разумеется.

Осмелившись открыть глаза, Джеймс проглотил остатки шелкопряда и почти без страха взял следующего.

– Пересолила? – спросила мадам Клопп.

– Нет, мадам. Лучшие печеные шелкопряды, которых мне доводилось есть.

– Не буду желать приятного аппетита, а то еще понравится, – с явной досадой в голосе сказала старуха, и Джеймс кивнул, непонятно с чем соглашаясь.

Он надеялся, что теща аптекаря уйдет, но та, по-прежнему стояла на месте, сверля его взглядом.

– Чем вы занимались в Раббероте до того, как заполучили дядюшкину аптеку? Лемюэль сказал, что у вас в карманах пусто, как в камерах тюрьмы Хайд в висельный день.

Джеймсу не понравилось то, как она это сказала. Не ее мрачное сравнение, а «заполучили». Но он предпочел проигнорировать, чтобы ненароком не вызвать гнев старухи.

– Я был помощником у Толстя… одного важного господина, который владеет лавкой по продаже вороньих перьев для причесок и оторочек костюмов.

– Вороньи перья? Что еще за странность?

– Это очень модно в Раббероте, мадам. Последние годы в моде вороньи перья. До этого была паутина – ею оплетали волосы, галстуки и манжеты. Наша лавка – довольно популярное место в городе.

– Видимо, это никак не сказывается на вашем жаловании. – Джеймс кивнул, и мадам Клопп добавила: – Какое небывалое везение, что такой бедняк, как вы, получил в наследство аптеку.

– Везение? Да ведь мой дядюшка умер.

– Да-да… вы дождались, а кто-то годами не может дождаться того же…

– Вы о ком, мадам?

Теща аптекаря не ответила, но Джеймс и так понял, что говорила она о себе. Очевидно, старуха давно строила планы на «Горькую Пилюлю».

Мадам Клопп бросила взгляд на раскрытый чемодан Джеймса и с подозрением оценила содержимое: мышеловку, бутылочку кофейной настойки, ветхую книгу в коричневой обложке и стопку журналов «Ужасы-за-пенни».

– Весьма странный набор для путешествующего джентльмена, – заметила она.

Джеймс потупился.

– У меня не очень много вещей.

– И их не прибавится, когда вы нас покинете, – многозначительно сказала старуха, и Джеймс не выдержал:

– Вы намекаете, что я могу что-то стащить?!

– Не можете – о том и речь.

– Я приехал сюда учиться аптекарскому делу, мадам, я и не думал…

Улыбка мадам Клопп с хрустом и осыпавшейся пудрой исчезла. Кажется, действие пилюль прошло. И старуха это тут же подтвердила, наконец явив всю свою злобу:

– Мой зять – наивный и доверчивый болван, но меня вам не провести. Я вас насквозь вижу, – она сморщилась и процедила: – кузе-е-ен Джеймс из Рабберота. Я не знаю, зачем вы явились сюда на самом деле, но советую подумать: может, вам стоит взять свой этот прогнивший чемодан и убраться туда, откуда вы там приползли, пока чего не случилось? Сколько я повидала на своем веку пройдох, которые забираются в карманы к простодушным тюфякам в надежде нагреть ручонки, и знаете что, кузен Джеймс из Рабберота? Прежде, чем к вам зайти, я как следует высморкалась в свой любимый носовой платок. А это значит, что мой нос меня не обманывает – от вас за милю несет таким пройдохой. Здесь нагреть ручонки у вас не выйдет. Если я поймаю вас на краже, вы пожалеете, что в вашу вислоухую головешку однажды залезла идея переступить порог этой аптеки.

Джеймс слушал ее, так и не поднеся вилку ко рту и боясь пошевелиться.

– Мадам, я и не думал… – выдавил он дрожащим голосом.

– Я предупредила вас, Джеймс. С воришками у меня разговор короткий – лучше вам не знать, что я сделала с прошлым, который пытался к нам забраться.

Джеймс взял себя в руки и уставился на старуху с вызовом:

– Вы ошибаетесь на мой счет, мадам. – Он положил вилку и достал из кармана сложенную в несколько раз тряпицу – протянул ее мадам Клопп.

– Это еще что такое?

– Носовой платок, мадам. Кажется, ваш старый вас подвел. Я не знаю, что вы там учуяли, но я не воришка.

Повисла тишина. Лишь часы на столе тикали, словно отмеряя оставшиеся мгновения до того, как дерзкого молодого человека вышвырнут на улицу.

Старуха отцедила Джеймсу очередной злобный взгляд, и на этот раз ему показалось, что в нем появилось нечто новое. Любопытство? Сомнение?

– Следи за языком, наглый мальчишка! – те не менее сказала она.

– Прошу прощения, мадам, – Джеймс извинился намеренно так, чтобы она поняла – ему не стыдно за свои слова. – Я уже сказал, зачем приехал. Я бы не посмел обмануть доверие кузена Лемюэля. Каким бы я был Лемони, если бы что-то украл у Лемони!

Старуха прищурилась.

– Что ж, мы еще поглядим, какой вы Лемони, кузен Джеймс из Рабберота. Лемюэль сказал, что сообщил вам правила. Ни шагу на третий этаж – и, как бы меня ни радовала мысль, что вы заразитесь, я не хочу, чтобы мою дочь беспокоили.

Джеймс кивнул.

Наделив его напоследок едким взглядом, мадам Клопп развернулась и покинула комнату.

Когда дверь за старухой закрылась, Джеймс приложил дрожащую руку к груди. Сердце лихорадочно колотилось.

***

Время постепенно подбиралось к полуночи. Джеймс сидел на кровати и читал выпуск «Ужасов-за-пенни», начатый накануне.

В истории под названием «Кошмарный сад семейства Чёрчертон» девочка Рози искала в упомянутом саду пропавшего брата. Место это было жутким – на каждом шагу малышку подстерегали опасности. На нее нападали злобные растения, она проваливалась в заросшие колодцы и спасалась бегством от мертвых садовников, которые гонялись за ней с лопатами и щелкающими садовыми ножницами. И все же Джеймс никак не мог сосредоточиться на злоключениях Рози, то и дело мысленно возвращаясь к Лемюэлю и мадам Клопп.

После ужина он предпринял несколько попыток выйти из комнаты, но всякий раз, открывая дверь, тут же наталкивался на стоящую в коридоре тещу аптекаря.

Старуха явно сторожила его – она встречала его прищуренным насмешливым взглядом, и он снова закрывал дверь и возвращался к своему журналу…

Минут за десять до полуночи с улицы раздался рокот двигателя.

Джеймс закрыл журнал и подошел к окну. У входа в аптеку остановился кэб. Дверца экипажа открылась, и из него вышел высокий джентльмен в черном пальто и цилиндре. В одной руке он сжимал ручку кожаного саквояжа, и Джеймс предположил, что приехавший джентльмен – доктор.

Что-то сказав кэбмену, доктор направился ко входу в аптеку и вскоре скрылся внутри, а Джеймс, швырнув журнал на кровать, бросился к двери комнаты и прильнул к ней, прислушиваясь.

Вскоре в коридоре раздались звуки шагов и голоса.

– Она совсем плоха, доктор Доу, – говорил Лемюэль. – Новый приступ проходит намного тяжелее предыдущего.

– Надеюсь, вы не входили к ней? – спросил доктор – его голос был холодным и металлическим, лишенным каких бы то ни было эмоций.

– Разумеется, нет. Я прекрасно знаю, чем это чревато, и неукоснительно следую правилам.

– Замечательно, – сказал доктор Доу таким тоном, словно искренне презирал это слово.

– Я надеюсь, новое лекарство подействует, – быстро проговорил Лемюэль. – На этот раз я использовал «порошок Браувига» и «раствор Портишеда». У меня очень хорошие ожидания…

– Напрасно, мистер Лемони, – ответил доктор. – Не стоит строить ожидания. Я ведь вам уже говорил – и не раз! – что все, чего вы в лучшем случае сможете добиться, это подавить симптомы.

– Мне этого хватит, доктор. Если я избавлю Хелен хотя бы от проявлений болезни…

– Болезнь никуда не денется.

– Я знаю…

Собеседники прошли мимо комнаты Джеймса. Крепко сжав зубы от напряжения, он приоткрыл дверь и выглянул.

Кузен Лемюэль и его спутник дошли до конца коридора и скрылись на лестнице.

Выбравшись из комнаты, Джеймс поспешил следом. Стараясь ступать так, чтобы ступени не скрипели, он поднялся на третий этаж. Пригнувшись, высунул голову.

Коридор третьего этажа был точь-в-точь таким же, как и коридор на втором: темные, почти полностью сглоданные темнотой стены, портреты в тяжелых рамах и четыре двери. Возле одной из них аптекарь и доктор остановились.

Доктор Доу поставил саквояж на приставленный к стене у двери стул, снял пальто и цилиндр и положил их рядом с саквояжем. После чего раскрыл висевший тут же одежный чехол и извлек из него тяжелый с виду кожаный плащ с пелериной и едва ли не дюжиной болтающихся ремней. Надел его.

Лемюэль бросился помогать – начал затягивать пряжки на спине доктора одну за другой, и вскоре последний оказался облачен в тугой черный кокон, маслянисто поблескивающих в свете лампы.

Джеймс потрясенно наблюдал за приготовлениями. Руки его задрожали. Перед глазами предстал лепрозорий «Чуменнен», в который много лет назад поместили дедушку Джеймса: там были заперты прокаженные и чумные, которые в приступах безумия набрасывались друг на друга и на докторов. Подобные костюмы носили там!

«Неужели все это нужно для лечения несчастной женщины?! Значит, Лемюэль говорил правду? Миссис Лемони действительно заразна?»

Доктор тем временем надел черную кожаную маску с длинным носом-клювом и круглыми стеклянными вставками для защиты глаз. После этого он заменил перчатки: те, что он достал из чехла, были грубыми и толстыми, они достигали локтей и так же крепились на ремнях; Лемюэль помог затянуть и эти ремни.

Преображение завершилось. Доктор Доу выглядел, как кошмарный черный дух, выбравшийся из разверстой могилы.

Он достал из саквояжа какой-то странный прибор весьма пугающего вида, который напоминал двузубую вилку с катушкой и ручкой. Несколько раз прокрутив ручку, доктор отжал рычажок, и между двумя зубчиками с жутким треском заплясала синяя извивающаяся нить.

– Прошу вас, – взмолился Лемюэль, – только не будьте к ней жестоки.

– Боюсь, это невозможно, – раздался глухой голос из-под маски, и доктор кивнул на дверь.

На негнущихся ногах Лемюэль подошел к двери комнаты супруги и, достав из кармана ключ, отпер замок.

Доктор напоследок бросил: «Заприте за мной», – и нырнул в комнату.

Лемюэль несколько раз повернул ключ и отпрянул от двери.

Из комнаты тут же раздались крики:

– Не подходите, вы, ужасный человек! Не трогайте меня! Лемюэль! Помоги мне! Прошу тебя, помоги! Защити меня от него!

А затем крик превратился в жуткий визг.

Лемюэль шагнул к двери и взялся за головку ключа.

– Доктор! – воскликнул аптекарь.

– Не смейте! – закричал доктор Доу из комнаты, и его голос будто хлыстом стегнул Лемюэля – тот отпрянул к стене и зажал уши руками.

Джеймс, как бы ни хотел, не мог последовать его примеру. Не в силах пошевелиться, он выглядывал с лестницы и слушал. Слушал ужасные звуки, раздающиеся из комнаты…

…Доктор Доу пробыл с миссис Лемони не больше двадцати минут. В какой-то момент в ее комнате все стихло, а затем прозвучало: «Мистер Лемони, открывайте!»

Аптекарь выпустил доктора. Джеймс видел, что, когда тот выходил, Лемюэль изо всех сил старается не заглядывать в комнату, при том что отчаянно хочет это сделать. Оттуда раздавались всхлипы, слабый женский голос звал: «Лемюэль… Лемюэль…»

Ключ повернулся в замке, и пациентка снова оказалась заперта в своей «палате» и в своем отчаянии.

Доктор спрятал в саквояж электриситетный щуп и снял маску. Он тяжело дышал, его до того бледное лицо раскраснелось.

– Костюм, мистер Лемони, – сказал он, и аптекарь поспешил помочь ему снять плащ и перчатки, которые, как отметил Джеймс, были сплошь покрыты чуть светящейся рубиновой слизью.

– Как она, доктор? – спросил аптекарь, очевидно, опасаясь услышать ответ.

– Костюм пострадал. Вы видите эти разрезы на груди? Нужно попросить мадам Клопп заштопать их перед моим следующим посещением больной.

– Как Хелен, доктор? – добавив в голос злые нотки, спросил Лемюэль.

Доктор Доу поглядел на него утомленно.

– Я провел процедуру.

– Вы дали ей мое лекарство?

Доктор кивнул.

– Пока что рано делать какие-либо выводы. Оно начнет действовать в течение ближайших шести часов. О результате я смогу сообщить лишь завтра.

Кожаный костюм, птичья маска и перчатки вернулись в чехол. Доктор Доу надел пальто и цилиндр – по этому человеку больше нельзя было сказать, что он только что лечил, или правильнее будет сказать, мучил бедную женщину.

– Вы меня проведете?

– Конечно, – сказал Лемюэль, бросив преисполненный боли и сожаления взгляд на дверь комнаты супруги, и они направились к лестнице.

Джеймс сорвался с места и бросился вниз. Оказавшись в своей комнате, он неплотно прикрыл дверь и встал за ней, напряженно вслушиваясь в приближающийся звук шагов.

– Мой заказ готов? – спросил доктор, когда они с аптекарем спустились на второй этаж.

Джеймс выглянул в щелочку.

– Нет, я все еще жду последний…

Доктор остановился и глянул на Лемюэля так, что тот затрясся. Тени на стенах и полу коридора задрожали и поползли к аптекарю.

– Вы ведь знаете, как это важно для меня, мистер Лемони. Мой племянник возвращается в Габен через два дня. К этому моменту мой заказ обязан быть у меня. Вы обратили внимание, что я сделал акцент на слове «обязан», мистер Лемони?

– Все будет готово, доктор. Этой ночью мне должны привезти последний – самый важный – ингредиент. Завтра я сделаю для вас ваше…

– Надеюсь, когда я приду сюда завтра ночью, мой заказ будет готов.

– Всенепременно.

– Хватило бы и простого «непременно».

Доктор Доу развернулся и быстро пошагал к лестнице. Тени со всего коридора будто поползли за ним. Когда он исчез, аптекарь, сбросив охватившее его оцепенение, поспешил следом.

Джеймс перевел дыхание и закрыл дверь. Подойдя к кровати, он достал из-под нее чучело собаки и, крепко прижав его к груди, подошел к окну.

Доктор и аптекарь стояли у кэба и что-то обсуждали. Какое-то движение чуть в стороне привлекло внимание Джеймса, и он с удивлением увидел констебля Тромпера. Тот прятался за афишной тумбой, наблюдая за Лемюэлем и доктором Доу.

Когда они попрощались, доктор сел в кэб, а экипаж, выдохнув несколько облачков дыма из выхлопных труб, отошел от аптеки, констебль Тромпер задрал голову, приставил к глазам крошечный театральный бинокль и направил его, как показалось Джеймсу, прямо на него.

Джеймс отпрянул от окна. И все же в голове его появилась скользкая и почему-то очень неприятная мысль: «Кажется, он следит вовсе не за мной…»

***

Часы на столе пробили половину четвертого утра. Керосин в лампе давно выгорел. Джеймс лежал в кровати в полной темноте и глядел в потолок.

Сна не было ни в одном глазу. Еще бы! Как тут заснешь после всего, что произошло…

Джеймс ожидал, что после отъезда доктора Доу аптека затихнет, и все, кто живут над ней, отправятся на покой, но не тут-то было. Что ж, он получил ответ на вопрос, который его мучил, а именно: «Чем таким по ночам занимается Лемюэль?»

Проводив доктора, аптекарь зашел к мадам Клопп, и они с ней долго что-то обсуждали. Джеймс пытался подслушать, но говорили они шепотом. В какой-то момент старуха, явно утратив терпение, воскликнула:

– Добрый доктор знает, что делает, Лемюэль!

На что тот ответил:

– Никто не знает, что делать, мадам! И доктор Доу уж точно не добрый! Если бы вы не затыкали уши плавленым воском всякий раз, как он к ней приходит, вы бы слышали…

– Лемюэль!

– Он ее мучает! Она страдает, а вы…

– Замолчи! Немедленно! Я не хочу об этом говорить! И вообще я себя неважно чувствую. Мои скользкие друзья закончились.

– Мистер Д. скоро должен привезти новых, – угрюмо сказал Лемюэль.

– Надеюсь, на этот раз он привезет хороший товар. В прошлый раз все его «скользуны» были вялыми.

Лемюэль ответил нечто неопределенное и отправился в свою комнату. А потом началось…

Не прошло и получаса, как в его комнате зазвенел колокольчик. Аптекарь поспешно вышел за дверь и направился куда-то вниз.

Джеймс, само собой, последовал за ним.

В темном аптечном зале Лемюэль не остановился и спустился ниже, в подвал.

Под аптекой располагалось большое помещение, которое, судя по столам с приспособлениями для изготовления лекарств, служило провизорской. Пройдя ее насквозь, Лемюэль скрылся за низкой дверью в глубине подвала.

Старясь ступать как можно тише, Джеймс подкрался к этой двери и приставил к ней ухо, предварительно отогнув его верхний край. За дверью было тихо, и он осторожно повернул ручку, приготовив на всякий случай парочку не слишком убедительных оправданий, если его поймают. Убедительных оправданий не придумалось.

За дверью оказался узкий проход, вдоль стен которого стояли ящики и коробки с лекарствами. В дальнем его конце была арка, там же на крючке висела лампа.

Джеймс почувствовал холод – кажется, открыли дверь на улицу.

Ступая на носочках, он прошел через коридорчик, и вскоре ему предстала небольшая комната, больше похожая на каморку. С удивлением он отметил еще одну стойку, на которой стоял кассовый аппарат. За ней, до самого потолка, высился шкаф, на полках которого были расставлены стеклянные глаза, ряды зубов и банки с ядовито светящимися жидкостями. Рядом, в нише, замер очередной аптечный автоматон – механоид был облачен в костюм и фартук, его лицо частично скрывалось под тугой кожаной маской, в которую была вмонтирована линза-глаз.

Впрочем, механоид Джеймса сейчас не интересовал. Больше его заботило то, что происходило за широко распахнутой дверью, через проем которой в помещение полз туман. С улицы раздавались скрежет, характерное фырканье парового котла и голоса. Один из них принадлежал Лемюэлю.

Джеймс подкрался к двери.

Черный ход аптеки вел в переулок. В некотором отдалении стояло нечто, что даже с натяжкой было стыдно назвать «экипажем». Ржавая развалюха с залатанной горбатой крышей-гармошкой чуть пружинила на кривобоко стоящих колесах, из труб в ночной воздух с негромкими хлопками одно за другим вырывались облачка дыма. Спицы в колесах и борта развалюхи были покрыты толстым слоем бурой грязи и чем-то зеленым, напоминающим болотную тину, и все же на одной из дверец можно угадывалась полустертая витиеватая буква «Д».

Рядом с горбатой махиной стоял, видимо, ее хозяин – высокий тощий старик в столь же грязном, как и развалюха, пальто и с длинными седыми волосами, сальными прядями выбивающимися из-под мятого цилиндра. На глазах у него были защитные очки с широко расставленными в стороны окулярами, которые делали его похожим на долговязую стрекозу.

– Я ждал вас прошлой ночью, мистер Д., – сказал аптекарь, заглядывая в салон развалюхи через забрызганные грязью стекла. – Мадам Клопп сама не своя – вы знаете, что она становится немного… э-э-э… невыносимой без своих вечерних процедур.

– Ну, сейчас не сезон, – заявил старик, – да и болота у станции «Тарабар» почти пересохли. Пойди отыщи там пиявок…

– Но ведь вполне себе достойное болото есть и в пределах Габена… – начал было Лемюэль, на что старик вскинул длинный тонкий палец и покачал им из стороны в сторону.

– Я уже говорил, что ноги моей не будет в Слякоти! Да я скорее наемся ила, чем снова пойду ловить туда пиявок! После того ужаса, которого я натерпелся в прошлый раз в тех топях… Нет уж! Я рассказывал вам о своей схватке с Хозяином Слякоти – он же меня едва не прикончил…

Лемюэль кивнул.

– Да уж, мистер Блютэгель гостеприимством не отличается.

– Ну да, – поморщился мистер Д. – Я ж его родственничков отлавливаю – кому такое понравится. В общем… – Он обошел развалюху и открыл багажный сундук, притороченный сзади. – Дюжина банок, как и договаривались. Отборный товар. Лучшие пиявки в округе. Жирные, голодные. Лекарство от ста болезней…

– Всего лишь от восемнадцати, – уточнил аптекарь и добавил: – Заносите…

Джеймс понял, куда именно сейчас мистер Д. будет заносить банки с пиявками, и отпрянул от двери. Лихорадочно оглядевшись кругом в поисках места, куда можно было бы спрятаться, он нырнул в нишу и затаился за автоматоном.