Текст книги "Изнанка мира"
Автор книги: Владимир Гусев
Соавторы: Владимир Цветков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Он еще раз посмотрел по сторонам. Имии Лехха по-прежнему не было видно.
До этого момента Чонки-лао не задумывался о том, зачем он вообще работает. Почему занимается своим делом. Он никогда прежде не думал и о том, что все можно враз бросить. Бросить и забыть. Зажить спокойной, беззаботной жизнью миллионов. Зачем же мучиться, если самозаводы обеспечивают каждого всем необходимым?
Он вдруг понял: эта работа никогда не была его призванием или мечтой всей жизни. Она была просто работой. Она не давала ему ничего. Она только брала.
Даже речи не могло быть о признании, радости, славе, а о богатстве – тем более.
Чонки-лао осознал, что ни в чем другом он не находил себе применения. У других было куда деть свое время, как распорядиться им. А вот Чонки отдавал его работе. Причем по-настоящему. Соблюдая все законы Соединения, он понимал, насколько бесполезно это занятие и, по сути, вся деятельность самого Соединения. Пожалуй, никто так глубоко не представлял себе, что Соединение уже утратило всякий смысл как управляющая и необходимая организация…
И снова он подумал о самозаводах. О Лабиринте Времени.
Чонки-лао поймал себя на том, что с удовольствием отвлекся от глобальных проблем. Ему было приятно думать об этом. Немного помечтать о возможной удаче, которая была очень нужна ему. Хотелось в нее верить. Вот такой, несколько романтичный штрих обнаружил в своем характере, в своем поведении Чонки-лао. Возможно, поэтому, именно поэтому он и продолжал работать.
– Я приветствую вас, дорогой Чонки-лао, – Имия Лехх дружески улыбался и всем своим видом представлял человека, у которого нет никаких проблем.
– Очень рад тебе, дружище Лехх, – Чонки-лао искренне радовался, что Имия все-таки пришел.
– Честно говоря, я несколько удивлен… И, собственно, не знаю даже, чем смогу быть тебе полезен. Ну, честное слово, Чонки… Неужели ты и впрямь надеешься на меня? Ты же знаешь, что мне не очень-то по душе занятия подобного рода…
– Помочь – дело непростое, но хотелось бы… – тихо, но настойчиво произнес Чонки-лао. – Возможно, поздновато. Но здесь случай необычный. Всюду одни загадки.
– Да… Но ты и сам пока слова вразумительного не сказал… Здесь у тебя такая работа, а я… Я совсем не специалист. Я весьма далек от всего этого.
– Так только к лучшему. Но я тебя совсем не узнаю. Где энергия, любознательность, интерес, острота мышления?
– Ответственность, дорогой Чонки-лао. Ответственность. Ты ведь по всем вопросам своего подсобного отдела лицо ответственное, а я – безответственное…
– Чепуха! Теперь мы все крайне безответственны. Нам не за что отвечать. Незачем. Не перед кем.
– Это какая-то супермодная точка зрения! Я с ней, к сожалению, не знаком, да и не вижу в том никакой пользы. Чонки, признайся, что случилось? Помочь я тебе, конечно, не смогу, это ясно, но…
– Не надо. Не для того я приглашал тебя. Я же сказал, что уже поздно.
– Ох, и загадочная же у тебя работа! Столько беседуем, а пока один только туман…
– Почему туман? Разве неясно? Мне вот совершенно отчетливо стало понятно, что уважаемый Имия Лехх испугался запаха даже малой ответственности…
– Не надо так круто. Это не остроумно. Но коль Чонки-лао заговорил напрямик, то можно сделать вывод, что дела его дрянь.
– Ты прав, Имия. Прав, как всегда. Но если бы то было мое личное горе! Да какое там! Мы, кастеройяне, все находимся на пороге катастрофы… Если уже не в ее очаге…
– Я привык тебе верить, Чонки. Но, пожалуйста, не пугай меня событиями глобального характера. Ты же знаешь мое мнение по поводу всех этих изменений, создающих условия нашего бытия.
– Вот именно потому я и хочу побеседовать с тобой о некоторых вопросах такого характера, в которых, пожалуй, только ты сможешь разобраться. Если в них вообще не запутаешься.
– Опять загадки! Ты сегодня, Чонки, прямо скажу, просто в ударе!
– Я тоже был бы рад пошутить. Но вместо этого предлагаю тебе заняться Лабиринтом Времени…
– Как это – заняться? Ты же знаешь, что это бесполезно. Я рассчитывал на что-нибудь поинтереснее. А тут вдруг Лабиринт… Зачем?
– Видишь ли, Имия, только ты чего-то стоишь среди нас всех как технически образованный человек.
– Да что ты! Я же не специалист! Говорил же. И ты знаешь, что таковым невозможно стать. Я постиг только азы того, что называется техникой.
– Вот именно! Азы! Никто не может похвастаться этим.
– Ну, не скажи. А слепачи? Ведь они все делают сами и владеют для этого необходимыми знаниями.
– Пустое! Слепачи живут далеко за пределами нашего уровня развития цивилизации. Мне, правда, не очень понятно, кто так придумал считать, но они – из другого времени. Факт. Из нашего далекого прошлого. Их знания – только те, которых они достигли. И не более.
– У них система взаимосвязей довольно-таки многогранна, поверь мне, – возразил Имия.
– Никогда не соглашусь с этим. Разве они хоть как-то способны приблизиться к уровню созданного самозаводами?
– Причем здесь самозаводы? Не надо про них. По-моему, все началось с Лабиринта Времени.
– Но я еще не договорил… Я считаю, что самозаводы – это предел!
– Опять загадки!
– Как тебе сказать? И да, и нет. Понимаешь, вопрос почти личный. Здесь нет никакой ответственности. Будь спокоен. Это моя просьба.
Имия не узнавал Чонки-лао. Ему показалось, будто что-то надломилось в этом всегда спокойном, рассудительном и мужественном человеке. От него словно повеяло холодком. Имия чувствовал это нутром. Безразличие и заинтересованность… Странное сочетание.
Что это? Разуверенность в самом себе? Или вообще во всем сразу?
Не таким был Чонки-лао раньше. Не таким.
– Я буду весьма рад оказать посильную помощь, – наконец согласился Имия Лехх.
– Прекрасно. У тебя получится. Попробуй найти регистратор. Регистратор Лабиринта Времени. Мне кажется, что это – первоначальное звено. И оно, возможно, создано еще до самозаводов.
– И что же в том особенного?
– Особенного ничего… Но тебя это наверняка заинтересует. Не меньше, чем меня.
– Я попробую. Но все-таки, затея весьма сомнительна. А почему бы тебе самому…
– Нет. Это исключено. Ни сейчас, ни позже. Теперь Имия начал вновь узнавать своего друга.
– Хорошо. Я согласен.
И вот только когда Чонки добился своего, он понял, отчего утром так спешил к Око-лонгу. Ему не давали покоя выводы вчерашнего тщательного обследования трупа Тайфа Ломи. Даже пропажа Сезуллы так не тревожила его. Догадка о происхождении трупа Летящего настолько мощно всколыхнула его, что он не выдержал и сильно разволновался, а этого с ним давно не случалось.
Но ему было не с кем делиться…
Ну и что из того, что на Тайфе был совершенно новенький, абсолютно неношенный комбинезон? Ну и что из того, что нигде не нашли его пространствер? Ну и что из того, что не нашли буквально никаких следов гибели Летящего?
Все надо проверить и додумать до конца. Обязательно. Подозрение, которое возникло в сознании Чонки-лао, было не то чтобы страшным, нет. Оно казалось ошеломляющим по своей сути и совершенно бессмысленным по цели. Именно непонимание подобной необходимости настораживало его. Чонки-лао сделал ужасный вывод, что труп Тайфа Ломи не был трупом настоящего Летящего. Это была искусная подделка. Необыкновенно удачно сработанная копия.
– Уфф… Прямо трудно поверить, – неожиданно произнес Чонки-лао.
Теперь он был уверен, что труп Летящего – это изделие самозаводов. Потрясающе!
Он думал. Думал много, глубоко и обо всем сразу. Ответа на вопрос «Почему именно так?..» не было. Но Чонки-лао сейчас почти не сомневался, что после такого он непременно будет находиться под контролем самозаводов. Это не могло не сковывать его действия.
Главным, пожалуй, было то, что Чонки-лао понял: стоит ему только заговорить с кем-либо про свою догадку, и трудно предвидеть, чем это может кончиться. Ощутив тайный смысл в событиях вокруг искусственного трупа Тайфа, Чонки-лао вынужден был молчать. Вот почему к Лабиринту Времени пойдет не он, а Имия Лехх.
Чонки-лао, чтобы оставаться свободным, не должен был информировать кого-либо о своем знании. Не должен.
Наверняка труп-бутафория попал к ним не зря. Возможно, подлинный Тайф Ломи обнаружил самозаводы. Хотя дело, видимо, не только в этом. Почему бы самозаводам не уничтожить Летящего? Или изолировать? Или направить по ложному следу?
А тут ведь такое! Цель… Должна же быть какая-то цель!
– На месте разберешься, а завтра я буду тебя ждать к вечеру… – заговорил Чонки-лао. – Возьми эти скрутки вместе с минивизором. Думаю, они тебе помогут.
Имия улыбнулся и, кивнув, направился к выходу по длинному коридору, мимо двери, на которой была табличка: «Посторонним не входить!» Там находилось помещение с красными контейнерами.
– До завтра! – с опозданием воскликнул Имия Лехх и зашагал быстрее.
Чонки-лао уже не слышал его. Он думал только о Тайфе. Вернее, о копии.
Потом он извлек из запасного кармана спецраскодировщик двери конуса и через мгновение вошел в помещение.
То, что он увидел, было просто непостижимым!
На многогранной полированной подставке, прямо в центре… не оказалось трупа Тайфа Ломи. Он бесследно исчез. Испарился. Растворился. Пропал.
Невероятно!
Войти в это помещение мог только он, Чонки-лао. Ни одна душа, кроме него, не имела сюда доступа. И потом, он бы обязательно узнал об этом. Сразу.
Чонки-лао остолбенел. Страшная догадка подтвердилась.
Это говорю я, Одинокий Охотник. Я не люблю много болтать. Я предпочитаю действовать.
Но иногда, когда одиночество надоедает, я разговариваю сам с собой.
Я беседую.
Никто из живых не слышит меня. Они не могут меня слышать. Не могут, потому что не хотят. И плевать мне на это. Это не мое дело.
Меня слышат только те, кому надо. Случайно или намеренно. Чаще первое, чем второе.
Это такие же одинокие существа во Вселенной, как и я. Нас не так уж много. Но мы есть. Факт.
У каждого из нас своя форма, свои принципы, свои дела. Мы не мешаем друг другу. Мы просто делаем свои дела. Мы не пересекаем пути друг друга. В мирах много дорог – всем хватит. Просто каждому лучше идти своей дорогой и не лезть на чужую.
Хуже нет, когда лезут туда, куда не просят.
Не ищите чужих дорог, ищите другие миры. Их во Вселенной – бесконечное множество. В пространстве и во времени. В пространствах и во временах. В разных измерениях. В разных системах.
Но я не обращаю внимания на неразумных тварей.
Они меня не интересуют.
Как не интересуются ими и другие Одинокие, мои собратья.
Собратья, к которым меня не тянет. Пусть живут сами по себе. Я так живу.
Я не интересуюсь муравьями. Я не интересуюсь ими просто так. Я заинтересуюсь ими только в том случае, если они возведут муравейник под моим домом. Не люблю, когда мне мешают. О муравьях я сказал, чтобы было понятно. Я видел много миров. Я побывал в иных краях.
Иные существа обитают там, иные порядки царят, иные принципы.
Но «принцип муравья» верен и там.
Даже если там нет муравьев, этих самых распространенных существ во Вселенной, то есть подобные им. Их гораздо больше, чем кто-либо может подумать. Мне думать не надо: я просто знаю это.
Слушай себя: говорю я, Одинокий Охотник.
Я не случайно напомнил о муравьях.
Мне же напомнили о них кастеройяне.
Я видел много миров.
Но нигде я не задерживался подолгу.
Кто долго выбирает, тот не выберет ничего.
Когда-то я сделал свой выбор.
С тех пор я живу в этой Вселенной.
Я называю ее моей.
Не люблю, когда мне мешают.
Ненавижу.
Я скитаюсь от одного мира к другому, но только в моей Вселенной.
Один из этих миров – Кастеройя.
Вернее, система Кастеройи, империя Кастеройя, Великолепное Объединение невеликолепных людей. Обыкновенных смертных, из плоти и крови. Недолговечных, болезненных, слабых. Но злых. Злых настолько, что их ненависть когда-то стала одним из двигателей так называемого прогресса.
Прогресс был, пока была ненависть.
Когда была ненависть, была и сила.
Была сила – было и движение вперед.
Потом произошла остановка.
Люди создали самозаводы, а самозаводы остановили прогресс людей. Это хорошо.
Зачем кастеройянам прогресс?
Прогресс нужен только мне, Одинокому Охотнику.
Плевал я на кастеройян.
Правда, я видел и других людей, настоящих.
Они живут.
Они идут вперед.
Они сильны.
Но с ними я предпочитаю не связываться.
Трудно одинокому.
Хотя не всегда.
Есть и преимущества.
И не одно.
Например, самозаводы. Это значительное преимущество. Они помогают мне в работе с кастеройянами и им подобными.
К счастью, самозаводы не одиноки во Вселенной.
Поэтому Одинокие не одиноки.
Не люблю углубляться в философию.
Но часто это происходит непроизвольно.
Вероятно, я привык думать так, не по-другому.
В этом все дело.
Иногда мне приходится появляться на той самой Первой Планете. На Кастеройе. Хотя я так не люблю делать это!
Проклятые эмоции!
Я полностью так и не лишился их!
Люди, населяющие Кастеройю, примитивны.
Они верят, будто бы мое появление приносит им беды. Вера в приметы должна быть обоснованной. Не всякая примета отражает суть вещей.
Они не понимают формулы: мой враг есть мой друг.
Да, я ненавижу кастеройян.
Но я вовсе не желаю их уничтожить физически.
Я просто хочу направить их жизнь в другое русло.
В то русло, которое устраивает меня.
Разве сможет пахать Земледелец, если муравьи и черви и всякие твари не обработают почву, не взрыхлят ее? Если земля станет камнем, что тогда?
Так и я.
Так и я: ненавижу кастеройян, потому что они слишком медленно становятся тем, кем мне надо. Еще не все глупы, еще не все подчинены, еще не все запутаны. Еще не все направили диктуемые самозаводами человеческие стремления в диктуемое самозаводами русло. Еще не все выполняют волю и желания самозаводов. Еще не все считают подчинение себя самозаводам, пусть даже неосознанно, своими собственными величайшими целями. Целями, которые сливаются в обществе в одну Единую Цель.
Я ненавижу кастеройян, но уничтожать их не буду.
Я подчиню их самозаводам.
Я подчиню их себе.
Целиком и полностью.
Бесповоротно.
Окончательно.
Иногда мне приходится посещать Кастеройю.
Теперь понятно, почему мне это необходимо.
Я бываю там в кризисные моменты.
Когда от общества или же от его членов исходит какая-то опасность.
Опасность для самозаводов, для меня.
Я прихожу к тому или иному человеку и натягиваю тетиву. По моей традиции, стрела смотрит ему в грудь. Я делаю вид, будто хочу убить.
Мне не надо разговаривать с ними.
Я свободно читаю все их мысли.
Я знаю их настроения.
Я чувствую их эмоции.
Я приходил ночью к Эллее Тис. Это Женщина из Соединения.
Эллея испугалась меня. Она подумала, что у меня в руках арбалет, бухна или лук. Потом она увидела мои горящие глаза. Именно потом, потому что сначала она обратила внимание на лук. И ей показалось, что мои глаза были добрыми. Она не видела в них зла. Впрочем, в них нет зла. Действительно. Разве борьба за существование – это зло? И разве могу я ненавидеть одну Эллею, если причина вовсе не в ней? Я ненавижу их всех, целиком. Но по отдельности – люблю. Странно? Такое противоречие? Ничуть. Я уже говорил, что без них мне не жить. Но мне надо, надо их изменить! Надо!
Эллея испугалась. Да. Так и было. Потом я повернулся и выстрелил. Стрела рассекла ночь, будто молния. Потом я спроецировал на сетчатку Эллеи изображение пространствера. В нем отправился этот их агент, Летящий, он же Тайф Ломи. Он напал на след самозаводов. К сожалению, сначала мне хотелось его как можно скорее вернуть. Назад, на свою планету. Пусть сидит себе на своей Кастеройе, пусть, в крайнем случае, летает на планеты своей империи, обитаемые планеты… Но ему нечего делать в мозговом центре самозаводов. Совершенно нечего. Иначе самозаводам конец. А значит, и мне. Этого допустить нельзя.
Эллея замерла. Она увидала пространствер Летящего. И, по-моему, она узнала его. Правда, я не спроецировал номер пространствера. Не подумал об этом. Тогда мне казалось, что это несущественно. Что сделано, то сделано.
По нелепому обычаю, существующему на Кастеройе, Эллея должна была незамедлительно отправиться к Стене Истины. И там поведать о том, что видела меня. Это было не в моих интересах. Я внушил ей, чтобы она так не делала, иначе кастеройян постигнет огромное несчастье. Так иногда бывало в прошлом. Я внушил ей, что тогда задует Космический Ветер Губительных Перемен, оживет Странствующий Вулкан и случится Великая Оттепель… Все сразу.
На самом деле, я, конечно же, не мог вызвать ни одного из этих возмущений. Другое дело, что я чувствовал, всегда чувствовал их приближение, подобно тому, как лягушки на Кастеройе и дождевые черви чувствуют приближение грозы… Чувствуя такие возмущения, своим появлением на Кастеройе и планетах империи я иногда пытался предупредить людей о приближающихся стихийных бедствиях. Я не хотел, чтобы они все погибли. Но тщетно. Они не понимали моих знаков, а наоборот, стали связывать мое появление с разными несчастьями. Плохо быть бестолковыми! За это я тоже ненавижу их!
Любить и ненавидеть одновременно – как это сложно!
Да. Такая моя судьба.
Эллея тоже не поняла меня до конца.
Они не спешили найти Летящего.
Вернее, они искали совсем не так.
И совсем не там, где надо.
Тогда я решил попридержать Тайфа Ломи.
И подкинул им новинку. Вернее, не только я. Мы. Я и самозаводы.
Мы подбросили им иллюзион в образе Око-лонга. Это было замечательно!
Это был наш эксперимент. Мы уже начали создавать людей. Своих людей. Нужных нам, самозаводам. К сожалению, иллюзион долго не протянул. Лопнул. Ничего, будущее за нами. Не все сразу делается. Надо идти шаг за шагом. Только тогда цель будет достигнута. Верю: мы дойдем!
И еще хорошо: иллюзион прослушал всю их информацию о самозаводах. Многое было, правда, известно, но не все. Ведь каждый день рождает новые мысли, новые идеи. Важно знать их все. Вот почему иллюзион Око-лонг совсем не случайно сказал: «Разговоры о самозаводах весьма полезны». И вот почему, чувствуя, что долгое время он просуществовать не может, иллюзион добавил: «Прошу меня извинить за все, но я пришел к вам, чтобы немедленно уйти». Иллюзион молодец. Сам работал.
Не знаю, зачем я рассказываю все это себе. Впрочем, неправда, знаю. Бывает скучно одному. Но я уже разговорился. Разошелся. Наверное, иногда так надо. Так мне надо.
Пробный шар. Но и его не поняли до конца. А ведь там были, были действительно неглупые кастеройяне!
И тогда мы сделали следующий шаг. Да. Опять мы. Я и самозаводы.
Мы сняли молекулярную копию с тела, одежды и других принадлежностей Летящего, который материализовался на планете Хурга, в окрестностях звезды Ввезо. Мы хотели сделать живую копию, но пока что этого не вышло. Получился только натуральный труп. В новеньком комбинезоне, потому что самозаводы упустили из виду важную деталь: одежда, которую носят кастеройяне, изнашивается, со временем приходит в негодность, а новые, нестарящиеся модели, выпуск которых только-только освоен самозаводами, еще неизвестны жителям империи. Надо учесть это в будущем.
Важно другое: судя по всему, ни один кастеройянин из тех, кто видел молекулярную копию Тайфа Ломи, долгое время не мог догадаться, додуматься, установить, наконец, что перед ним всего-навсего искусная подделка. Подделка, умело созданная самозаводами.
Удачно, что в карман комбинезона Летящего вложили так называемый черновой вариант письма Тайфа Ломи к Эллее Тис. Разумеется, настоящий Тайф Ломи никогда не писал его. Он писал другое письмо, в котором и слова не было об Одиноком Охотнике. Частично текст того письма сохранился в памяти Летящего, откуда и выудили его самозаводы при подготовке молекулярной копии. Однако не дословно: память человеческая несовершенна. Но вовсе не случайно в текст были введены слова о том, что Тайф когда-то в космосе повстречался с Одиноким Охотником. И не случайно в письме подчеркивалось, что не нужно ходить к Стене Истины и рассказывать там о своей встрече с Одиноким Охотником. И уж совершенно намеренно были вписаны слова: «Стена Истины – это вовсе не то, что мы о ней думаем. Это Стена Обмана. Она служит Великой Четверке».
Ибо никто на Кастеройе не стоял так близко к раскрытию тайны самозаводов, а в конечном итоге, и Одинокого Охотника, как Великая Четверка. Великая Четверка да еще Тайф Ломи, личный агент многостороннего. Вот почему самозаводы должны были бросить тень на этих кастеройян, ввести их в заблуждение, сбить с истинного пути. Можно было, конечно же, уничтожить их физически, но зачем? Есть немало других методов, не менее эффективных.
Да. Мы используем все методы. Вплоть до психовоздействия.
Не зря в то время, когда Сутто Бруинг и Эллея Тис обсуждали происшедшее с Летящим, расхаживая вокруг его копии, – не зря в то время появился Старьевщик.
Старьевщик!
Он тоже – из Одиноких!
Он тоже – человек самозаводов. Точнее, существо самозаводов. Их создание, детище, продукт… Но он не самостоятелен.
Вот почему после ухода Старьевщика исчез труп Тайфа Ломи.
Так надо было. Надо было, чтобы Эллея Тис, исчезая, захватила труп Летящего с собой. Да еще не помнила об этом! Недаром я, Одинокий Охотник, тогда, во время встречи с Эллеей, внушил ей это!
Я хочу, чтобы кастеройяне не нашли в себе сил отказаться от Второго Постороннего Пути.
Я хочу, чтобы люди, настоящие люди, которые свободно путешествуют по вселенным, как Дед и Внук, обходили меня стороной, не вступали со мной в контакт и думали, будто бы я, Одинокий Охотник, – представитель необычной для них цивилизации.
Кастеройяне – мои! Империя – моя! Никому ее не уступлю! Никому! Никакой расе, даже межзвездникам, могущественным галактионам!..
Да. Мы используем все методы.
Все не зря.
Не зря самозаводы разрушили систему жизнеобеспечения корабля Летящего. Тайф Ломи не должен был вернуться на Кастеройю раньше, чем это станет выгодно самозаводам. Самозаводам и мне.
И до возвращения Тайфа на Кастеройю не случайно исчезла молекулярная копия Летящего. Исчезла бесследно. Чтобы никто не догадался о ее истинном происхождении. Пускай даже самые умные кастеройяне не догадываются о том, что труп сработан самозаводами. Пускай это придаст уверенности самозаводам и их детищам. Пускай поймут: скоро, скоро наступит их время! Оно уже не за горами.
Хуже нет, когда лезут туда, куда не просят.
Не ищите чужих дорог.
Они уже проторены.
Надо идти новыми путями, прокладывать свои тропы. Никто из живых не слышит меня. Они не могут меня слышать. Не могут, потому что не хотят.
Меня слышат только те, кому надо. Случайно или намеренно.
Чаще всего, это такие же одинокие существа во Вселенной, как и я. Старьевщик. Ласточкин Глаз. Фильтрующий Истребитель. Я, Одинокий Охотник. Я назвал не всех. Это ни к чему. Нас не так уж много. Но мы есть.
У каждого из нас своя форма, свои принципы, свои дела.
Свои самозаводы.
Или как там они называются.
По-разному. Но суть одна.
Поэтому я их всех называю самозаводами. Я не люблю много болтать. Я предпочитаю действовать.
Но сегодня ничуть не жалею о том, что разговорился. Пусть слышат меня все те, кто может услышать. Пусть понимают меня все те, кто может понять. Пусть идут за мной все те, кто может идти. Это говорю я, Одинокий Охотник. Одинокий Охотник – Сын самозаводов.
