Текст книги "Изнанка мира"
Автор книги: Владимир Гусев
Соавторы: Владимир Цветков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Имия Лехх уже много времени провел около Лабиринта Времени. Он не торопился выполнить просьбу Чонки-лао. Честно говоря, Имия никак не мог себе представить, с чего можно начать такое непонятное дело. Несколько озадаченный, он все-таки легко и свободно прохаживался по небольшой площади перед зданием негокатов с надписью: «Цель – Лабиринт Времени». Имия Лехх пытался понять то, о чем, как ему показалось, несколько взволнованно и даже увлеченно рассказывал Чонки-лао. Понять и сколько-нибудь проникнуться чувством необходимости помочь своему старому знакомому. Но прежде всего надо было найти исходную предпосылку своих действий. А пока ничего путного в голову не шло.
День выдался вполне сносным. Природа никоим образом не утомляла Имию своим многообразием и великолепием. Место это, где происходил Лабиринт Времени, являло редчайшее естество природы. Оно представляло собой небольшое плато, окруженное с двух противоположных сторон невысокими скалистыми образованиями. Эти каменные преграды примыкали прямо к Лабиринту Времени. Из него выходила небезызвестная дорога через Лабиринт. Не петляя совершенно, она стрелой проходила между скалами, а затем, после продолжительного и плавного уклона, исчезала в густых зарослях находящейся поблизости обширной долины слепачей. Лабиринт Времени был ничем, но вместе с тем имел четкую границу начала своей бесконечности, вызывая твердое ощущение путанного течения времени внутри и во вне абсолютно у каждого человека. Будь то истинный кастеройянин или пришлый слепач.
Почти у самой Черты Исчезновения всего реального и находился проход через скалы к небольшой площади негокатов, где по-прежнему задумчиво прогуливался Имия Лехх.
Вся местность Предлабиринтья заросла кустарником, травами, цветами, мелкими деревцами, гигантскими лианами, множеством других растений самых обычных видов, и этим она резко отличалась от пропола. Здесь все подтверждало, что участок этот был диким, жил сам по себе, автономно. Лабиринт Времени всегда оставался Лабиринтом Времени. Легкая, еле заметная дымка, струившаяся постоянно из его бескрайних недр, незримой пеленой окутывала весь этот словно райский уголок Кастеройи. Она защищала Предлабиринтье всегда, при любых обстоятельствах, оставаясь обязательной принадлежностью самого Лабиринта Времени.
Имия Лехх остановился. Остановился без какой-либо конкретной цели. Просто так, беспричинно. Он глубоко, всей грудью вдохнул чистый воздух. Абсолютно машинально его взгляд устремился в самую глубь Лабиринта Времени. Светлая и темная, прозрачная и мутная, ясная и хмурая, свободная и жуткая, легкая и тяжелая тишина настойчиво и неопределенно проникала во все стороны, до самой долины, от этого пустынного места. От места, где начинался и где кончался Лабиринт Времени. В этом переплетении столь противоречивых ощущений, видимо, и рождалось чувство крайней загадочности его существования.
Лабиринт. Это было точное определение. Имия продолжал смотреть, смотреть, смотреть. Он почему-то захотел почувствовать само время, которое должно было находиться здесь же. Прямо тут, в Лабиринте. Но ничего не получалось. Времени не было. Его он не чувствовал. Лабиринт был, а вот времени…
Да. Время оставалось неосязаемым. Его невозможно было обнаружить. Оно было за пределами восприятия человека. Но оно было. Обязательно. Непременно. И было именно здесь. Имия ни на миг не сомневался в этом.
«Ре-ги-стра-то-ры, – подумал Имия Лехх, – они не могут не реагировать на фактор времени. Но они, видимо, должны его использовать. Не странно ли? Значит, в прошлом умели делать подобные вещи. В этом люди, скорее всего, кое-чего достигли. Выходит, они уже тогда нашли способ постичь процесс протекания времени… Как усложняется и как упрощается наша жизнь! Да, сложные это дела. Непростые».
И вот тут впервые Имия вдруг задумался о том, как мало значит он сам в окружающем его мире. И не только он один. Все. Вернее, каждый из них. Любой. Да…
Об этом даже смешно рассуждать. Маленький человек и такая гигантская, беспредельная махина природы – вся Вселенная. Да что там Вселенная! Взять хотя бы Лабиринт Времени. Вот оно, могучее проявление какой-то необузданной стихии. И ничто и никто не может противостоять ему в его сверхстабильном существовании. Природа создала его, этот Лабиринт, и только она, одна она способна дать ему какое-либо другое измененное продолжение. Имии стало жутко. Жутко и стыдно за то, что он, находясь перед таким титаном природы, не может даже додуматься до элементарного понимания того, где и как, а вернее, с чего надо начинать поиски места расположения того, что уже когда-то давно смогли определить другие люди. Он подумал о себе: «А ведь я, Имия Лехх, точно такая же частица природы, ее проявление, одна из форм существования, и, вероятно, более высшая, чем неодушевленный Лабиринт. Неужели я так и не смогу постичь истину, хоть что-то понять?..»
Он вновь зашагал по площади. Теперь уже не столь беззаботно. Исчезло то непонятное безразличие, которое столь мощно мешало ему все это время. Нечаянное колебание душевного равновесия заставило Имию осмыслить свой вполне конкретный поступок. Имия Лехх совершал сейчас небывалое усилие в преодолении сложившихся принципов мышления, выработанных уже поколениями кастеройян. Тем не приходилось заниматься решением задач прикладного порядка. Во всяком случае, в последнее время.
Имия, как и многие другие, мог великолепно и на удивление точно, своевременно определить, что необходимо делать в том или ином случае. Но если бы ему самому предоставилась возможность и возникла необходимость осуществить какое-либо конкретное дело, то он оказался бы бессильным его реализовать. Как и любой другой нынешний кастеройянин. Его современник.
Имия Лехх мог запросто доказать, что регистраторы – вещь крайне полезная и необходимая. Но когда возникла задача определить место их расположения, то это для него стало сложнейшей проблемой. Настолько глубоко и чудовищно увеличилась пропасть между его способностью мыслить и умением делать что-либо своими собственными руками, действовать.
Имия Лехх не осознавал этого столь четко и ясно. Он даже не задумывался над подобным. Но непонятное внутреннее чувство, как маленькая давно заведенная пружина, стало вдруг бешено раскручиваться в нем. И если бы Имия Лехх не был достаточно одаренным от природы человеком, то ничего б особенного не произошло. Но в данной ситуации оказался именно Лехх. Чонки-лао, видимо, угадал, что с подобной проблемой лучше всего справится Имия…
И Имия Лехх, наконец, понял, как надо поступить. Для него это было победой над самим собой. На самом же деле это была до невозможности простейшая задача.
– Надо подойти к Лабиринту Времени, – начал он негромко, с расстановкой, словно убеждая сам себя, – и внимательно осмотреться. Затем просмотреть скрутки и в соответствии с имеющимся ракурсом просмотренных скруток – съемки передвижений людей из Лабиринта и в Лабиринт. Или определить возможные места установки регистраторов… Нет. Скрутки сначала…
Имия Лехх несколько раз подряд быстро, но в то же время очень внимательно просмотрел скрутки. Он был уже возбужден. Возбужден от ощущения верного хода. У него слегка перехватило дыхание. Он переживал, словно охотник, который после длительного и утомительного поиска, наконец-то, выследил редкую дичь. Но основная борьба оставалась еще впереди.
– Похоже, они выполнены из одного и того же места, – опять вслух заключил Имия Лехх и решительно двинулся к Лабиринту Времени. Он захотел лично пройти весь этот путь: по дороге к Лабиринту и от него. Пройти сначала прямо от выхода на площадь негокатов до самого края Лабиринта Времени. А затем – до долины, в которую уходили слепачи.
– Место расположения регистраторов должно быть таковым, чтобы было одинаково удобно фиксировать оба направления. Это и есть важнейшее исходное условие, – продолжал вслух Имия Лехх. Вокруг не было ни души.
Он подошел вплотную к границе, за которой начиналась бездна Лабиринта. И здесь случилось нечто неожиданное. Имия уже направился было в сторону долины слепачей, как вдруг его внимание привлек кусочек ткани, который лежал прямо на дорожке и упирался в черту раздела с иным временем. Черта словно обрезала его, этот кусочек. Тот был настолько мал, что Имия даже удивился: как это он его вообще заметил? Ничего не подозревая, он нагнулся и осторожно, чтобы случайно не перескочить рукой за линию раздела, решил его поднять. При первом же усилии, он почувствовал, что ткань легка, тонка и воздушна, а затем увидел, что это был вовсе не кусочек ткани. Уже оттуда, из-за пределов всего того, что он называл Кастеройей, Имия извлекал вещь, которую все отчетливее узнавал. По сути, он извлекал ее из ни-че-го.
Чувство ужаса переполнило его. Вещь, которую Имия вытягивал из пределов Лабиринта, была великолепной шалью. Той самой, которую он не смог бы перепутать ни с какой другой. Никогда. Эта шаль могла принадлежать только одному человеку.
– Сезулла, – с дрожью в голосе произнес Имия Лехх и отрешенно уставился в дьявольское пространство переплетения времен.
Трудно было сказать, ощущал ли он в эти минуты могучее их смешение или же по-прежнему чувствовал только внешне…
Много тайн хранил Лабиринт Времени. Теперь Имия Лехх страстно желал раскрыть лишь одну из них.
Сутто Бруинг знал о Стене Истины гораздо больше других. И знал он это только потому, что занимал ответственный пост в Соединении. Информация, проходившая через его руки, по вполне понятным причинам не могла стать достоянием всех и каждого. Принцип выборочности в той или иной форме, в той или иной области является неотъемлемым атрибутом существования любого иерархического общества. Это факт.
Каждый знал, что существует Стена Истины. Каждый знал, где она находится. Каждый знал, что есть так называемый День Посещения Стены – обязательный день, причем у всех людей свой, один-единственный раз в году… Разумеется, можно было приходить к Стене Истины хоть ежедневно, никто этого не запрещал. Но в личный День Посещения Стены приходить надо было обязательно, не взирая ни на какие уважительные причины. В противном случае человек навсегда попадал в опалу, а то и похуже вещи случались…
Сутто знал, что у Стены Истины встречались совершенно незнакомые люди. Универсальный Компьютер неустанно просчитывал варианты таким образом, чтобы личный День Посещения Стены каждым членом общества в этом году не совпал с датой такого же дня в будущем году и в последующие годы. Сутто знал также, что Универсальный Компьютер путем так называемого «розыгрыша пяти» определял случайные сочетания «клиентов», чтобы те имели возможность пообщаться между собой, поговорить о чем угодно, выслушать другого, дать совет, высказать собственное мнение и выслушать мнение незнакомого либо нейтрального человека о чем-либо. Сутто хорошо знал, что «розыгрыш» проходит через сложный механизм хитроумной компьютерной системы, в которой личности подбирались с обязательным учетом того, что они, по теории вероятности, больше никогда у Стены Истины не встретятся. На протяжении всей своей жизни. Этим гарантировалось то, что собеседники могли делиться друг с другом самым сокровенным, не заботясь о последствиях. Универсальный Компьютер настойчиво проводил в сознание людей мысль, что каждому члену общества необходимо именно таким образом и именно у Стены Истины именно раз в году общаться между собой. Тот факт, что Компьютер тщательно фиксировал все разговоры, сообщения и, по возможности, даже чувства приходивших сюда людей, был никому неизвестен, кроме отдельных сотрудников специальных служб, которым по роду занятия это было необходимо. К числу последних относился и Сутто Бруинг.
Сутто, как и все остальные рядовые члены общества, хорошо знал Указ о том, что «приходить к Стене Истины можно по желанию, но для тех, кто когда-либо и где-либо видел Одинокого Охотника, – обязательно. Несоблюдение данного положения строго карается по Закону». Он хорошо знал и о том, как это карается. Но до сих пор толком не знал, почему…
Сутто понимал, в чем состоит главный смысл доверительных бесед встречающихся у Стены Истины, но сам никогда, даже в День Посещения, не раскрывался полностью, не был откровенным до конца. Служа, по сути, Стене Истины, он в то же время боялся ее… Ему не нравились откровенные беседы с незнакомым человеком. Он считал, что не испытывал такой необходимости. Возможно, он мог бы так общаться, если б беседы проходили в ситуации, когда один человек не видит другого. Возможно. Но, скорее всего, нет. Сутто Бруинг не мог доверять бесплотному голосу. Слишком много бесплотных голосов и так наводнили его жизнь. Он мог доверять только себе. Это был его собственный, проверенный годами принцип. Это был принцип возведенной в нем самом и им самим его собственной, личной и самой надежной для него Стены Истины. Пусть она не существовала материально и ее нельзя было потрогать руками, но зато эта Стена была самой правильной и самой верной для него, Сутто Бруинга, необыкновенного человека обыкновенного общества империи Кастеройя…
О чем только не велись разговоры у общественной Стены Истины! О пластиковых книгах и копир-документах, кснулях и уаллорах, резиновых эполетах и пуговальных зубачках, губных платьях и легосутратных юбках, бутеральной крошке и часоломе, цикл-тонусе и негокатах, ступер-барах и эрзац-эмоциях, купальницах и лойнах, Гармоничном Парке и светомелькающих пьесах, рэул-тонизоне и талисманном, зимних коктейлях и сладком дыме мухандры, моде на полированное и розовые глаза, новых приманах и годах Большого Щупа, симпатичных фырках и гадких плесняках, пульсодромах и проблемах-обманах… Кого только не видели у Стены Истины! Удачливых богачей, рядовых чиновников, суетливых домохозяек, оборванных бродяг, голодающих нищих, женщин легкого поведения, преуспевающих дуо, неунывающих студентов, усталых работяг, веселых продавщиц!..
Стена Истины существовала очень и очень давно. Но с каких именно пор – никто не знал точно. Эти следы терялись в глубине веков…
Чонки-лао и Имия Лехх напряженно прогуливались у Стены Истины…
Немногим ранее, с другой стороны Стены Сутто Бруинг, Гарака Редоли и Сезулла торопливо бежали к ней, словно неимоверно опаздывали. Нет, они не собирались занять места в специальных кабинках, чтобы предаться беседам о самых обыкновенных жизненных потребностях с незнакомыми людьми. Не собирались, как основная масса кастеройян, оттачивать примитивизм собственных суждений и даже гордиться им. Не собирались – в который раз! – уныло сетовать на то, что, мол, такая работа, как на Кастеройе, уже давно никому не нужна, вместо того чтобы действовать самым решительным образом. Не собирались, согласно неписаному, но соблюдавшемуся годами ритуалу, вежливо останавливаться перед постоянно дежурившим у стены Праздным Дурачком, который любил выдать каждому какую-либо прописную истину. Не собирались ни кланяться ему, ни улыбаться, ни выслушивать с почтением очередную глупость. Да, ничего этого они не собирались делать. У них действительно было очень мало времени. Тем не менее, когда случайный прохожий неожиданно бросил им вслед: «Вы вообще не люди!», эти слова заставили Сутто и Гараку вздрогнуть, а Сезуллу – побледнеть.
Однако времени не было, и поэтому все трое скорей, скорей, по направлению к Стене Истины, как можно короче, как можно быстрее, никуда не сворачивая, нигде не задерживаясь, стараясь не отвлекаться, стремясь не задумываться, – спешили, спешили, спешили. Мимо людей, мимо чахлого кустарника, мимо непонятных развалин древнего сооружения, остатки которого на значительном расстоянии неширокой полосой тянулись до самой Стены.
«Я люблю тебя», – бешено мелькнуло в голове у Сутто, и он даже ухитрился взглянуть на Сезуллу, немного отвлечься, но тут же трезвый и холодный разум взял верх: «Ты что, с ума сошел? Нашел время!»
И вот оно, вот оно, вот оно, наконец…
Но не к Стене Истины спешили наши путешественники, как могло показаться на первый взгляд со стороны. А спешили они к Лабиринту Времени, ко входу в него здесь же, неподалеку от Стены… И они вошли в Лабиринт, и исчезли в нем…
И вышли точно в том же месте… Точно в том же месте, но только совершенно в другом времени.
Сначала вышел Сутто, за ним – Сезулла, а позади – Гарака. Они вышли оттуда и остановились как вкопанные. Так они и стояли некоторое время, стояли и растерянно осматривались по сторонам.
Все было знакомо. И одновременно все было абсолютно незнакомо.
Та же долина? Да. Та же стена? Да, только какая-то другая. Новая. Свежая. Словно недавно построенная, возведенная, придуманная. Кругом разгуливают тысячи слепачей. У них – важные, сосредоточенные лица. Все куда-то спешат, такие деловые и озабоченные. На Стене светится яркая огромная надпись: «Помни! Главная задача Стены Истины – совершенствование человека. Никогда не исповедуйся перед ней, но ежедневно стремись стать лучше. Экономь внутреннюю энергию человечества, не растрачивай ее по пустякам. Помни: в блоках Стены заключаются энергетические запасы трехсот таких миров, как Кастеройя!»
Нигде не видно негокатов. Да… А как же они передвигаются? Должен же быть какой-то транспорт? Но что это, что? Разве… Да, ошибки быть не может. Фуникулер. Обыкновенный, необыкновенный древний фуникулер. Он ведет прямо к Стене. К Стене Истины. Когда-то, давным-давно Сутто видел похожую крохотную модель в Музее Истории. Это было еще в те годы, когда он учился в школе… Гарака и Сезулла тоже догадались. Значит… Значит, войдя в Лабиринт, они вышли из него?..
Вышли! Уму непостижимо! Как это могло произойти? Насколько знал Сутто, такого еще не случалось никогда. «Следовательно, – пронзила его страшная догадка, – все они – Сезулла, Гарака и он, Сутто… Сезулла, Гарака и он…»
Сутто сдержался, чтобы не закричать. Крик прозвучал только в его голове. «А-а-а-а-а-а-а-а-а…»
– Мы попали в Эпоху Начала, – сказала Сезулла. Она выразила то, о чем думали и ее друзья. – Мы попали в ужасную рань… Тогда все было другим. И люди… И цели… И задачи… И методы их решений…
– Да-а, – протянул Сутто Бруинг.
Такого поворота событий он не ожидал. Стремясь в Лабиринт, он был уверен совсем в другом. Он думал попасть совсем в другое время. Совсем в другое место. Совсем в другой мир.
И тогда Сутто быстро развернулся и побежал к Лабиринту, к тому месту, где, как он предполагал, был вход в Лабиринт, откуда они только что вышли. Он не рассчитал только одного: в том месте был не вход, а выход. Ведь все они – и Сезулла, и Гарака, и Сутто – только что вышли в этой самой Эпохе Начала, о которой что-то смутное и непонятное упоминали учебники истории. Но ни в каких учебниках, разумеется, не было и слова о том, что в те далекие времена входа для пришельцев из будущего – таких, как Сутто и его товарищи, – еще не существовало. Его не было и быть не могло!
Поэтому Сутто Бруинг наткнулся на непроницаемую преграду, которая была в миллиарды раз мощнее любых силовых полей… И зря, ох, как зря, пытался он снова и снова попасть в Лабиринт.
Его спутники подошли и молча наблюдали за ним. Их лица не выражали ничего, кроме страха. Страха перед неведомым.
Потому что Сутто Бруинга, Сезуллу и Гараку Редоли все более плотным кольцом окружали в наступившей неожиданно тишине суровые слепачи.
И уйти от них никакой возможности не было.
– Имия! Зачем ты взял эту коробку с собой? Шаль – ясное дело. А коробка от регистратора, знаешь, штука серьезная. Необходимо срочно поставить ее обратно на место, – никак не мог успокоиться Чонки-лао.
– Но ты же сам просил меня! А теперь говоришь, что не надо было! Да их там видимо-невидимо! И все одинаковые. Как близнецы, – оправдывался Имия Лехх.
– Да. Я очень тебя просил. И очень тебе благодарен, что ты их нашел. Но я просил только найти, а не разбирать и тем более не изымать из регистратора какие-либо его части или блоки, – по-прежнему волновался Чонки-лао. Не находя себе места, он ходил взад и вперед по своему просторному кабинету.
– По-моему, твои переживания напрасны. Я проверял каждый из этих блоков отдельно. Проверял на свое имя. Они показывают совершенно одно и то же. Они просто-напросто дублируют друг друга, – по-прежнему настаивал на своем Имия Лехх, продолжая сидеть в кресле.
– Нет. Его обязательно надо вернуть на место, Имия, обязательно. Понимаешь?
– Да зачем так расстраиваться! Отнесем хоть сейчас. Но часом раньше или часом позже – это уже не имеет значения. В конце концов, любой из них мог, например, выйти из строя. Значит, все равно какое-то время регистратор работал бы без него.
– Это только твои предположения.
– Но ведь блоки все съемные! И они легко снимаются, – не сдавался Имия Лехх.
– Я не спорю с тобой о технической стороне дела. Сама пропажа блока, этого блока – вот что мне не нравится. Слышишь?
– Конечно, слышу. И понимаю. И вместе с тем говорю, что все в порядке. Ну, давай хоть посмотрим. Ради интереса. Ты увидишь, как она работает, – не унимался Имия.
– Будто бы я не видел подобного! Да сколько хочешь! Однако не нравится мне все это. Не нравится – и все тут.
– Но ведь она не самозаводская… Как ты хотел… Посмотри на клеймо. Почти триста лет прошло с тех пор, как ее сделали. Представляешь? – Лехх продолжал своим упорством удивлять Чонки-лао.
– Не по душе мне такое, но если ты настаиваешь, то я согласен. Только на пять минут. После чего ты отправишься с коробкой к Лабиринту Времени. Я очень прошу тебя сделать именно так, просил Чонки-лао.
– Ладно.
Лехх уже состыковал блок с панорамным максивизором, которым был оснащен кабинет Чонки. Имия никак не мог сдержать то приподнятое настроение победителя, которое он обрел сегодня утром у Лабиринта Времени. Ему нравилось, что у него все получается. Он испытывал удовольствие от каждого нового своего решения в реализации любого технического действия. Ему хотелось показать себя. Показать, что он нашел, постиг принцип действия и может продемонстрировать его. Но он не чувствовал себя хвастливым ребенком. Совсем наоборот. Это был победитель, настоящий победитель в очень трудном и сложном поединке с достойным противником. Во всяком случае, ему так казалось.
– Должен тебе сказать, дорогой Чонки, что я уже достаточно насмотрелся картин моего собственного передвижения у Лабиринта, когда проверял другие блоки. Они, оказывается, дублируют друг друга. Единственное, что заслуживает нашего внимания в моих похождениях там, – это спина какого-то мужчины. Ты знаешь, очень, по-моему, похожего на нашего Солли. Вероятно, он ушел к негокатам. И я заметил это только на просмотре записи… – Имия Лехх не сдерживал своего возбуждения.
– Не понимаю тебя. В этом нет ничего особенного. С нынешней модой мы все похожи друг на друга, – Чонки-лао притворялся, будто бы ему не до просмотра.
– Чего ты зря стоишь и томишься в непонятном ожидании? Все. Решили. Смотрим, как ты говорил, и сразу заканчиваем. Я все верну на место. Прошу тебя вот сюда, в это кресло. Итак… Ну… Кого мы хотим посмотреть у Лабиринта Времени? А? – Имия весь сиял.
– Какое это имеет значение? Хотя…
– Стоп. У меня есть предложение, – вдруг перебил Имия. – Например, выберем Око-лонга. Ха! Разве не интересно?
– Ну и шутки у тебя! Сам подумай. Что ему там делать? Это просто нереально, – возразил Чонки-лао.
– Хорошо. Тогда Сезулла. Мы узнаем тайну шали.
– Подожди. О Сезулле потом. Давай посмотрим нашего дорогого Сутто. И это будет не просто забава, а очень полезное дело, – в Чонки-лао заговорил его профессиональный интерес. Он до сих пор не мог найти следов Сутто.
– Сутто, так Сутто, – согласился Имия Лехх и принялся колдовать над блоком как настоящий специалист. Затем включил максивизор. «Сутто Бруинг», – написал Имия на вводном устройстве блока.
На всю свободную стену кабинета раскинулась объемная панорама Предлабиринтья. Скалы, дорога через Лабиринт, растительность… Все казалось столь естественным, что трудно было поверить: старинный блок, а так хорошо работает! Стена будто исчезла, было только огромное окно, за которым находился Лабиринт Времени.
Там было тихо и свежо. Вокруг ни души. Рассвет. Лишь темное жерло Лабиринта Времени находилось строго посередине картины…
– Послушай, Имия. Раз эта штуковина сработала на Сутто, то, верное дело, он ушел в Лабиринт. Выходит, я опоздал, – еле слышно проговорил Чонки-лао, словно боялся потревожить тишину.
– Посмотрим. А почему бы ему и не уйти? – равнодушно ответил Имия Лехх.
Внезапно прямо из громады Лабиринта Времени появилась здоровенная нога, обутая в нелепый ботинок на заклепках, с обрубленным носом…
Как ни ждали Имия и Чонки любых событий, как ни были они готовы ко всему, но все-таки ничего подобного не предполагали. Все оказалось чрезвычайно неожиданным. Оба затаили дыхание, боясь даже шевельнуться.
Еще мгновение – и из Лабиринта вышел крупный слепач с грубым, мужественным лицом. Его руки огромными кулачищами сжимали темный плащ, в котором было что-то завернуто. Мужчина осмотрелся. Затем прошел вперед шагов двадцать – тридцать и опустил свой сверток прямо на дорогу, развернул его, аккуратно освободив мальчика лет десяти. В этом ребенке с трудом можно было узнать молодого Сутто Бруинга. Ошибки быть не могло. Чонки-лао не зря просматривал однажды досье Сутто…
Мальчик сладко спал. Мужчина отошел от него, остановился поодаль, не сводя взгляда с ребенка. Светало…
Чонки-лао перевел дыхание…
Вдруг малыш как-то неестественно резко проснулся и быстро встал на ноги. И тут мужчина кинулся прямо на него, размахивая плащом. Малыш тотчас же бросился наутек. Но верзила довольно быстро догнал парнишку и, опять кутая его в плащ, направился в сторону Лабиринта Времени. Сутто неистово сопротивлялся. Срывающийся детский крик заполнил кабинет Чонки-лао…
Чонки-лао и Имия Лехх сидели как завороженные…
Уже у самого Лабиринта мальчишка каким-то образом вырвался и отбежал шагов на десять в сторону. Здесь ноги у него подкосились. Он упал. Затем с трудом поднялся. Опять упал. Поднялся. Его всего трясло. Ноги дрожали.
Лицо гиганта-слепача почему-то вытянулось от удивления, и он вдруг начал отступать шаг за шагом к Лабиринту Времени.
Было страшно: непонятный слепач уходил обратно, в Лабиринт Времени. Это казалось невероятным. Никто никогда не совершал подобного. Маленький Сутто сделал шаг вперед, к мужчине-слепачу и диким голосом заорал:
– Стойте! Так нельзя! Нельзя!..
Но слепач молча пятился, пятился… И ушел… Мальчик продолжал стоять и полоумными глазами смотреть в бездонную черную глубину Лабиринта Времени.
– Ушел, – произнес он с горечью через минуту. Затем постоял еще немного и медленно направился через переход к площади негокатов…
– Да-а… – протянул Чонки-лао. – Невероятно!
– Почему невероятно? – раздался вдруг из дверей голос Око-лонга.
Имия и Чонки вздрогнули.
– Приветствую вас, многосторонний, – тут же поздоровался Чонки-лао.
– Я тоже приветствую вас, – не преминул добавить Имия Лехх.
– Эхо. Я вижу, вы неплохо поработали, дорогой мой Чонки-лао.
– Это только идея моя, а все сделал наш Имия Лехх. Вот кто еще кое-чего стоит, – Чонки-лао решил, что лучше главным героем пусть будет Имия Лехх.
– Каждый стоит того, чего он стоит. Это и так ясно, – перебил его Око-лонг.
– Вы как всегда правы, многосторонний, – ответил Имия Лехх вместо Чонки-лао, и невозможно было понять, говорил он искренне или с иронией.
– Я вижу, у вас блок прямо с регистратора Лабиринта, – произнес Око-лонг, указывая на пристыкованную к максивизору коробку. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Теперь вам абсолютно ясно, что я не зря советовал заняться Сутто. По-моему, он «родился» из Лабиринта Времени. Или в Лабиринте. Не так ли, Имия? – и опять, не ожидая ответа, поспешил: – Я возьму это себе. Мне надо хорошенько все изучить.
Он подошел к максивизору, быстро и ловко отсоединил блок и в атмосфере немого молчания направился к выходу. Только в дверях Око-лонг остановился:
– Непонятно! Как это самозаводы позволили вам, а вернее, мне, получить такую важную информацию? Просто удивительно! А?
Имия и Чонки переглянулись.
– Действительно! – воскликнул Чонки-лао. – Хотя… Ведь этот блок изготовлен около трехсот лет тому назад. Тогда самозаводы еще…
– Да, конечно, – опять перебил его Око-лонг. – Самозаводы просто не успели все это раскусить за столько лет. Трудное дело.
– Действительно, – наконец вставил Имия Лехх, и опять было непонятно, то ли он соглашается с многосторонним, то ли вновь иронизирует.
Око-лонг вышел. Некоторое время оба друга стояли в недоумении. Слишком неожиданными оказались и поворот дела, и вообще реакция Око-лонга на случившееся. Непонятен вдруг стал и сам Око-лонг.
– Вот видите, дорогой Чонки-лао! А вы так переживали, чтобы срочно вернуть этот кубик на свое место! – с явной насмешкой произнес Имия Лехх.
– Кто бы мог подумать! Как он прав! Каков Око-лонг! Я давно уже об этом думаю, – не обращал внимания Чонки на замечания Имии.
– О чем, Чонки? О том, что самозаводы все знают и не мешают нам заниматься своими делами?
– Что? И ты тоже это понимаешь? – Чонки-лао не скрывал своего изумления.
– Странное дело. Разве может быть иначе? Ну как может быть по-другому? Откуда оно возьмется? Давай смотреть на вещи так, как оно есть на самом деле.
– Имия, прошу тебя… Да я сам не знаю, о чем теперь просить. Но… Это какая-то страшная и безысходная кутерьма. Странная игра. Но в любом случае – результат заранее известен. И он не в нашу пользу. Это конец света. Нашего света. Подумать только!
– Очнись, Чонки. Эк тебя разобрало! Еще чего! Конец света… Я не согласен. А Око-лонг молодчина. Понимает в этом деле. Неужели сам догадается, как посмотреть?..
– Око-лонг так вдруг разговорился! С чего бы это?..
– Н-да…
– Ну, что мы теперь без самозаводов? Ведь они…
– Что они? Куда? Зачем? Понавыдумывают себе разных проблем, а потом их преодолевают. А истина так проста. Мы без самозаводов то же самое, что они без нас. В этом и заключается вся диалектика нашего совместного существования.
– Откуда у тебя такая уверенность? Почему же Око-лонг так неистово гоняется за ними?
Разговор пошел слишком откровенно, да он и не мог идти иначе.
Вся жизнь, вся работа, все понятия, все и вся теряли всякий смысл и цель. Пошатнулась последняя вера: вера в самого себя. В обыкновенные свои дела. Ради чего теперь жить? Где смысл? Где будущее?
– Око-лонг? Да у него просто работа такая. А у Сутто – другая. Они как два полюса.
– А мы? А я? Как у тебя все просто получается! Ведь теперь ясно: всем управляют самозаводы!
