Текст книги "Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны"
Автор книги: Владимир Сафир
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
Генерал армии М.А.Гареев не приемлет факты и продолжает тиражировать мифы о Великой Отечественной войне[85]85
Опубликовано в ВИА, № 10, 2000 г.
[Закрыть]
Скрывать правду о войне – это значит предавать память погибших.
Б. Васильев
Газета «Красная Звезда» опубликовала обширную статью доктора исторических наук М. Гареева «Битва на Халхин-Голе»[86]86
См.: Красная звезда. 1999, 25 сент.
[Закрыть]. Будучи приуроченной к 60-й годовщине победы советских войск над японскими милитаристами, она явилась к тому же запоздалым ответом на наши критические замечания «Во всем ли прав историк генерал армии М.А. Гареев?»[87]87
См.: Военно-исторический архив. 1999, № 3, с. 250-284.
[Закрыть].
Прочитав статью Гареева, стало ясно, что он, допустив не делающие ему чести оскорбления и бездоказательные обвинения в адрес своих оппонентов, произведя зачастую сомнительные передергивания с подменой рассматриваемых вопросов, а также пользуясь тем, что большинство читателей «Красной Звезды» ознакомиться с нашими замечаниями (в силу ограниченного тиража журнала) возможности не имело, умышленно «забыл» сообщить, что эти материалы были посвящены персональной критике историка М. Гареева.
В нашей статье были разобраны неточные толкования (изложенные в журнале «Мужество») ряда исторических событий, связанных с участием в них Г.К. Жукова. Что же касается последнего, то комментарии о его деятельности проводились нами (за малым исключением) только по приведенным Гареевым эпизодам, достоверность которых или вызывала сомнения, или просто была не верна. При этом следует подчеркнуть, что за обозначенные Гареевым рамки обсуждаемых тем мы не выходили.
Теперь же Гареев, скромно уйдя как бы в тень, не ответив практически на десятки поставленных ему вопросов, ничего лучше не придумал, как представить нас авторами, якобы специально занимающимися только критикой Жукова, но не оценок Гареева. Поэтому не случайно на восьми полных столбцах газетной полосы название нашей статьи он вполне сознательно не упоминает.
Изучив статью Гареева и ознакомившись с другими его работами и критическими разборами, я пришел к выводу, что под «знаменем» Президента Академии военных наук сплотилась довольно тесная команда историков-единомышленников, которые слепо следуют отжившим идеологическим догмам в ущерб исторической правде. Основные усилия этой корпоративной группы обращены в основном на защиту созданных ранее мифов «аксиомной истории» и других мистификаций.
Вот пример, характеризующий уровень «творческих отношений» внутри этой команды, когда один академик, уподобившись герою крыловской басни, не стесняясь, нахваливает другого академика, но уже Президента: «... Сошлюсь на авторитет самого выдающегося (как у Крылова: «Уж сколько лет твердили миру, что лесть...» и т.д. – B.C.) исследователя и пропагандиста полководческого дарования Георгия Константиновича Жукова генерала армии Махмута Ахметовича Гареева, который считает меня в этом отношении стоящим с ним в одном ряду» (академик, видимо, не знал, что Гареев искусство логично выстраивать творческие шеренги и ряды по заслугам должным образом еще не освоил, что он и признал в своей статье, говоря о генерал-полковнике Г.М. Штерне).
Автор этого «panagyrikos Logos» – В.А. Анфилов, кстати, тот, который недавно в достаточно спорной статье «Новая версия» и реальность»[88]88
Независимая газета. 1999, 7 апреля.
[Закрыть] назвав себя «беспристрастно смотрящим на Сталина», сделал вдруг удивительный вывод, что он (Сталин) оказывается «выдающийся государственный деятель»(!).
Такую оценку дает военный историк, отлично знающий, что этот «деятель» повинен в преступной беспечности накануне войны 1941-1945 гг. (итогом которой явились многомиллионные потери личного состава армии и народа), до этого организовавший массовые репрессии.
Между прочим, В.А. Анфилов в последнее время в телевизионных интервью и на страницах газет почему-то вместо обсуждения исторических событий на основе конкретных архивных и др. документов, все чаще и чаще прибегает к неубедительному методу пересказа бесед с Г.К. Жуковым, в ходе которых последний ему, якобы, что-то сказал: «...Как рассказывал мне маршал Жуков»[89]89
Независимая газета. 2000, 12 февраля.
[Закрыть] и др. Тем самым телезрителям и читателям предлагается верить только на слово маршала без каких-либо документальных подтверждений. Однако при внимательном изучении мемуаров Жукова «Воспоминания и размышления» и его многочисленных интервью в 60-70-е годы выяснилось, что маршал с фактическими материалами обращался более чем вольно, придавая им выгодную для себя интерпретацию, порой просто не соответствующую действительности (несколько подобных примеров приводятся в настоящей статье).
Поэтому любая попытка, сколь ни мала б она была, документально уточнить или опровергнуть отдельные положения и факты, неверно или неточно трактуемые даже в наши дни сторонниками гареевских взглядов, немедленно встречает грубый, безапелляционный отпор из лагеря «правоверных» историков-ортодоксов.
Методика эта четко отработана и проста как водопроводная труба: на такого «ослушника», навалившись всем хором, тут же навешивают стандартный набор ярлыков из большевистско-митингового лексикона: «ниспровергатель!», «не приемлет нашу Победу!», «не переживает!», «не патриот!» и прочее антинаучное и бездоказательное словоблудие.
В таких спорах эта «когорта» историков, успев первыми назвать себя «патриотами», как бы дает понять собеседнику (оппоненту), что тот «типичное не то, не наш» и т. п. Естественно, что и лидер «патриотов» генерал Гареев использовал тот же методический подход в своей статье «Битва на Халхин-Голе».
Однако вопрос с понятием «патриот» далеко не так прост. В дореволюционной России избегали употреблять слово «патриот», «патриотизм» и тому подобные словосочетания. Исполнение долга перед Государем, народом и государством никогда не именовалось «патриотическим», поскольку это деяние всегда было само собой разумеющимся, не требовавшим рекламы. Внутренним же контролером поведения нравственного человека во всех случаях жизни была совесть. Этим же руководствовался, например, и великий русский мыслитель В. Соловьев, публикуя свои знаменитые «Ступени» социально-общественных отношений общества в России. Последнюю, 5-ю («патриотизм»), он назвал самой опасной, учитывая, в том числе, вредное явление «квасного плана» («патриотизма»), тормозящее поступательное развитие общества и др.
В силу этого мы, прилагая все силы для объективного («совестливого»!) анализа исторических документов, исходили из верного понимания вышесказанных положений. Поэтому все некорректные намеки в наш адрес на «непатриотизм» и др. я отметаю как надуманные, антинаучные и к нам не имеющие никакого отношения.
Прежде чем перейти к конкретным опровержениям необоснованных обвинений, выдвинутым Гареевым в наш адрес, следует уточнить моральные позиции сторон. В разделе статьи, злобно обозначенной «Победа и ее ниспровергатели», Гареев, ошибочно считая, что «выдающемуся исследователю» все дозволено, пренебрег элементарными нормами приличия, и нарушая общепринятые цивилизованные правила рецензирования и общения между интеллигентными людьми (естественно, если он себя таковым считает), не постеснялся включить абзац (прямо намекая на нас, больше не на кого), который иначе как постыдным не назовешь: «В этом больше всего упражняются те, кто не приемлет нашу победу в Великой Отечественной войне, обиженные судьбой амбициозные личности, исходящие из корпоративных, семейных и других далеких от науки интересов». Уверен, еще несколько лет назад такое доносительство со стороны Президента Академии военных наук было бы услышано в компетентных органах, и его оппоненты загремели бы на нары...
Поэтому клеветническую фразу – «не приемлет нашу победу» – я, имея на то полное моральное право, комментировать не собираюсь – пусть она остается на совести лауреата Государственной премии РФ в области военной истории. Да и «судьбой» мы не обижены, так как следов «амбициозности», кроме Гареева, у нас пока никто не обнаружил.
Что касается наших моральных позиций и оценок происшедших событий войны, то в их основе заложено не восхваление какого-либо специально выбранного военачальника, а прежде всего глубочайшее сострадание к погибшим нашим воинам и искреннее желание добиться того, чтобы были названы действительные потери наших войск (теперь уже только их верный порядок цифр) и четко определены истинные виновники былых трагедий. Если короче – народу надо сказать всю правду, объяснить нашим вдовьим бабушкам в деревнях, почему из десяти призванных на войну в лучшем случае возвращался один. Простые люди давно и раньше конъюнктурных историков поняли и осознали, что за всеми псевдотеоретическими схватками как бы незримо стоят миллионы и миллионы погибших участников войн и вооруженных конфликтов, задавая из своей неземной обители вопрос, который многие из выживших, к сожалению, как бы не слышат: «Когда же Вы расскажете народу о войне Правду и покажете ее такой, какой видели ее мы и какой она была на самом деле?».
Уверен, что давно пора операциям наших войск в этих вооруженных конфликтах и особенно в Великой Отечественной войне дать более объективные оценки вне зависимости от их успеха или неудач, реальных результатов, не оглядываясь при этом на авторитет конкретных военачальников.
Поэтому неприемлемы попытки определенных групп историков по прошествии более чем полвека после окончания Великой Отечественной войны продолжать морочить своему народу голову, пытаясь скрывать и заглаживать различными, порой нечистоплотными способами трагические факты его истории, фальсифицируя их и прикрывая эту аморальную ложь «патриотизмом».
Вызывают возражение попытки построить «причесанную» схему боевых операций в войне, обусловив ее сфальсифицированными «нормальными» потерями наших войск и снабдив, зачастую неоправданно комплиментарными оценками действия отдельных военачальников.
Вместе с тем, реально оценивая состояние отечественной историографии, не трудно предположить, что подобную объективную оценку, скорее всего, сделает в основном уже следующее поколение историков, не зараженное на генном уровне идеологическими и ведомственными пристрастиями. Что же касается нас, то свой, безусловно, незначительный вклад в уточнение отдельных эпизодов победной битвы над врагом, мы считаем делом нашей Совести и Чести.
Исходя именно из этих позиций, и была написана статья «Во всем ли прав историк генерал армии М.А. Гареев?». И хотя, как теперь вдруг стало известно, спор предстоит вести с «самым выдающимся исследователем и пропагандистом полководческого дарования Жукова», авторская позиция не изменилась («испуг» планом работ не предусмотрен), и ничего не «ниспровергая», М. Гарееву будут даны объективные, документально подтвержденные опровержения по всем несправедливым выпадам как в адрес его оппонентов, так и по оценкам некоторых событий Великой Отечественной войны.
Поэтому на суд заинтересованных читателей предлагаются следующие возражения и комментарии к статье доктора исторических наук М. Гареева «Битва на Халхин-Голе». К сожалению, следует отметить, что он не опроверг практически ни одного из наших возражений, привел только точную хронологию халхингольской битвы (не найдя в ней никаких недостатков и сделав более чем спорные выводы о ее значимости); необъективно прокомментировал деятельность Г.М. Штерна, особенности «каллиграфического почерка» Г.К. Жукова; штурм Зееловских высот и др. Заканчивается этот, во многом неточный, а местами просто неверный анализ оскорблениями оппонентов по отработанной десятилетиям «совковой» методике.
Так что давайте вместе, уважаемые читатели, разберемся, что в статье «Битва за Халхин-Гол» достоверно, а что таковым не является. Априори уступая Гарееву первое место на подиуме в словесной перепалке, попытаюсь вернуть себе преимущество, опираясь, главным образом, на историко-архивные документы.
I
Так как нашу статью многие не читали, то сообщаю: оценивая сражение на р. Халхин-Гол, мы ни словом не обмолвились о каких-либо сомнениях в его конечном, победном завершении. Однако отметили, что битва эта на самом деле была не такая уж простая (не «под фанфары») – начиная ее, войска Красной Армии не имели еще достаточного боевого опыта. В должной мере не имел его и Г.К. Жуков. Опыт этот, как войска, так и Г.К. Жуков начали приобретать уже в ходе очень напряженных боев. Вопреки бравурным утверждениям М.А. Гареева, только после завершения этой битвы И.В. Сталин посчитал возможным сказать Г.К. Жукову: «Теперь у Вас есть боевой опыт» (значит «до того» его не было! – B.C.)[90]90
ВИА. Вып. 3. С. 259.
[Закрыть]. Мы же, изучая ход боевых действий на р. Халхин-Гол, без труда заметили, что при их описании допускается «недостаточно объективный подход», и в ходе боев на монгольских просторах все было «далеко не так красиво». Вот и вся «критика». Нет даже следов оценок «всего хода сражения с обратными знаками», как нет и намека «извратить» и «переиначить» ход этих событий. Это все от лукавого и попахивает подлогом (как говорят – «с больной головы на здоровую»). Гареев же весь акцент делает на то, что Жуков принимал «смелые» решения. Однако довод этот ущербен по своей сути, ибо полководец должен принимать прежде всего «верные» (правильные) решения (слова «смелые» и «верные» синонимами не являются) и только после этого переходить к решительным и смелым действиям, исходя из реальной обстановки. Ну что, например, «верного» в неподготовленной примитивно-лобовой атаке танковых частей, о подробностях которой Жуков с таким благодушным удовлетворением рассказывает Симонову: «... Им (танковой бригаде Яковлева – B.C.) еще оставалось пройти 60 или 70 километров и они их прошли... И вступили в бой (а это значит – цели не разведаны, тот, кто хоть 10 минут сидел в танке, знает, что «с ходу» в боевом положении командир и механик мало что могут увидеть на поле боя, и определить местоположение противотанковых артиллерийских средств практически не могут – B.C.). Бригада была сильная, около двухсот машин. Она развернулась и пошла (в смысле – ее развернул Жуков и без необходимой подготовки с хода бросил в бой. – B.C.). Понесли очень большие потери от японской (не подавленной! – B.C.) артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы».
Остановимся. Кто же это «мы»? Танкисты? Конечно, нет – добровольно превращать себя в камикадзе они не хотели. «Готов» был Жуков, ибо так получалось быстрее – дави (кому повезет и кто сумел прорваться к переднему краю) гусеницами, а более тщательной артиллерийской подготовкой, взаимодействием с авиацией заниматься некогда!
Между тем очевидно, что с момента вступления Жукова в командование 57-м корпусом (12 июня 1939 г.) до перехода 2 июля японцев в наступление (а это без малого 3 недели!) возможности организации успешного ведения боевых действий подчиненными частями (в условиях «активной обороны») были использованы комкором не полностью. Поэтому у него и возник вариант бросить в бой «с ходу», без должной подготовки танковые бригады.
Утверждение же Гареева, что в противном случае «задача была бы не выполнима и потери были бы еще большими», несостоятельно из-за отсутствия сколь-нибудь убедительных доказательств, ибо существовали и другие, не столь «скоростные», но более продуманные оптимальные решения этой ситуации (к сожалению, к подобным «обоснованиям» М. Гареев в последнее время стал прибегать непозволительно часто, проявляя тем самым неуважение к читателю). Напротив, в совместном приказе начальника Генштаба и наркома обороны от 12 июля Жукову указывается на очевидные ошибки в действиях корпуса. В последующем Жуков действовал более грамотно.
Но продолжим. Г.К.Жуков: «... Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными. И половину машин, даже больше (вот бы узнать сколько, Гареев почему-то эти цифры не приводит. – В, С). Но мы (?! – B.C.) шли на это. Еще большие потери понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах (вряд ли от этого танкистам было легче! – B.C.). На одном из участков развернулись 36 танков, и вскоре 24 из них уже горели (начали с 67% потерь! – B.C.). Но зато мы раздавили японскую дивизию...»[91]91
Огонек, 1986. № 48. с. 8.
[Закрыть]. Вот как в стихотворной форме отобразил события тех дней Константин Симонов:
К сожалению, все это чем-то напоминает лихую кавалерийскую атаку («лавой») в танковом исполнении... И где же тогда следует проливать слезу умиления по поводу «рационального действия» Жукова? Придется выслушать упрек – «товарищи не понимают». И хотя оба мы имеем высшее военное образование, постичь столь «высокие оперативные» задумки не смогли, как не смогли познать и их необходимость. Однако не буду настаивать на своих впечатлениях и уступлю место тем военачальникам, авторитет которых прочен и кто в состоянии разобраться в сложившейся ситуации и дать оценку подобным атакам, грамотно увязав их с элементарными требованиями оперативного искусства. Таким военачальником является Маршал Шапошников, который в совместном приказе с Наркомом обороны (от 12 июля 1939 г.) четко выразил свою мысль: «...действия корпуса... были неправильными...». А вот какая емкая обличительная фраза (там же), несущая глубочайший смысл: «...Мы несем огромные потери в людях, матчасти не столько от противника (приехали! – B.C.), сколько от того, что Вы, командиры, (все это о Жукове! – B.C.) полагаете достаточным только желание и порыв...»».
Может быть, с этого сражения и берет начало очевидный приоритетный постулат Жукова, распространенный им на всю свою последующую военную деятельность – «Любой ценой!». Кстати, кроме Генштаба и НКО подобные оценки хода начальных боевых действий на р. Халхин-Гол давали генерал (впоследствии маршал) Рыбалко и многие другие[93]93
ЦАМО. Ф. 37977. Оп. 1.Д.54.Л. 112-114. Более подробно см.: ВИА. 1999, № 3, .С. 253.
[Закрыть].
Однако очевидно, что вторая половина халхингольской операции была проведена организованно и битва закончилась сокрушительным разгромом японских войск.
II
О Г.М. Штерне. Немало усилий приложил М. Гареев, чтобы доказать наличие меньшего боевого опыта у Штерна, чем у Жукова (необходимость подобных изысканий для меня осталась непонятной). Здесь историк Гареев начинает ломиться в открытую дверь.
Кое-как признав, что ставить Штерна в один ряд с Г.И. Куликом и Л.3. Мехлисом «не совсем справедливо» (а собственно почему «не совсем»? Это просто несправедливо!), Гареев все свои очевидные литературно-полемические способности тут же обратил на то, чтобы любыми способами Г.М. Штерна очернить.
Точно зная, что до Халхин-Гола Жуков боевыми действиями соединений и объединений не руководил, а раз так, то и соответствующего боевого опыта иметь не мог, в нашу статью была включена следующая фраза: «Вмешательство Штерна в действия своего подчиненного, еще не имеющего достаточного опыта (имелось в виду, естественно, «боевого» – B.C.) было совершенно оправданным...». Теперь же, вчитываясь в надуманные обвинения в наш адрес, можем с уверенностью сказать – вывод наш был чрезмерно осторожным. К моменту начала халхингольских событий Жуков вообще не имел никакого боевого опыта руководства соединениями и объединениями. Дело в том, что ночные кавалерийские захваты в плен отдельных немецких офицеров в 1-й Мировой войне в составе небольших кавгрупп 10-го драгунского Новгородского полка, как и командование взводом и эскадроном в Гражданскую войну сравнивать с опытом руководства боевыми действиями соединений и объединений нельзя. Умышленное же подчеркивание Гареевым того, что Штерн был «в основном политработником» неубедительно, так как важно какая у командира на плечах голова и как быстро он способен осваивать новые направления работы. Можно много лет, например, командовать дивизией и не демонстрировать способность к дальнейшему продвижению по службе (по научному – «достиг предела некомпетентности»).
Штерн же именно из-за наличия на плечах «ясной головы» в январе 1937 г. был направлен главным военным советником при республиканском правительстве в Испании не для проведения там партсобраний (как, видимо, считает Гареев), а для квалифицированных консультаций при проведении боевых действий как нашими, так и республиканскими подразделениями. Никаких претензий и замечаний за эту почетную работу в течение почти полутора лет он ни от кого не получил, не считая некорректного намека Гареева на неудачный для республиканцев исход боев и якобы (хотя и косвенную) вину в этом Штерна-советника.
И не одной только Самарской кавдивизией он командовал. Сразу же после возвращения из Испании в мае 1938 г. Штерн был назначен на высокую должность начальника штаба ОКДВА (Дальневосточного фронта) надо полагать не за успехи же в политработе. Он успешно провел бои у озера Хасан, командуя 39-м стрелковым корпусом. Но и здесь М. Гареев вопреки фактам умудрился оказаться рядом с ложкой дегтя, утверждая, что управление войск было «дезорганизовано».
Кстати, и эпизод об отсутствии в предполагаемой зоне боевых действий Н.В. Фекленко со своим штабом Гареевым изложен не точно, ибо комдив получил прямое указание от наркома не перемещать штаб корпуса ближе к передовой в район Матат-Сомон.
Вот стенограмма (от 22.5.39) переговоров по телефону с К.Е. Ворошиловым: « (...) Фекленко – Прошу разрешить мне и штабу перейти в Матат-Самон. Ворошилов (штабу корпуса) – Вам и Никишову пока никуда из Улан-Батора не переезжать (выделено мной. – B.C.)»[94]94
ЦАМО. Ф. 33987. Оп. 8. Д. 1225. Л. 30-36.
[Закрыть].
Да, недостатки имели место. Это наша традиция. Даже на исходе XX века в Дагестане в ходе боевых действий на КП дивизии толкалось до 7 генералов. Эти недоработки, слишком преувеличенные Гареевым, были и у Штерна, но, далеко не столь «сумбурны». В приказе НКО и Генштаба №0040 от 4.9.38 этим событиям дана совершенно иная оценка: «... японцы были разбиты и выброшены за пределы нашей границы благодаря умелому руководству операциями против японцев т. Штерна... (выделено мной. – B.C.)».
Не «политруку», а командиру Штерну было поручено с сентября 1938 г. командовать 1-й Отдельной Краснознаменной армией.
И не опытному «политработнику», а командиру Штерну доверили в 1939 году возглавлять командование фронтовой группой в составе 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армий, войск ЗабВО и 57-го Особого корпуса Жукова.
Кроме этого, в войне с Финляндией Г.М. Штерн командовал 8-й армией, а с июля 1940 по январь 1941 г. возглавлял Дальневосточный фронт. Затем, между прочим, с момента назначения Жукова начальником Генерального штаба – начальник управления ПВО РККА.
Так что Штерн – не «политработник», как пытается внушить доверчивым читателям Гареев, а крупный военачальник, для определения весомости командного опыта которого необходим не гареевский безмен, а нечто более совершенное. К тому же сравнивать творческие потенциалы Штерна и Жукова никто морального права не имеет, так как жизнь первого в расцвете сил трагически оборвалась в октябре 1941 года, а второй имел возможность показать, на что он способен в течение всей Великой Отечественной войны. Каких же полководческих высот мог бы достичь Штерн, не расстреляй его «бериевская банда» с молчаливого согласия Наркома обороны и начальника Генштаба, теперь уже никто сказать не сможет.
Не убедительны и возражения Гареева о правомочности нашего вопроса – почему Жуков не защитил Штерна при аресте? Мы исходили из того, что Жуков в то время возглавлял Генштаб, являясь начальником Штерна. Но может быть Жуков вообще ни за кого не заступался, такой привычки не имел, и в таком случае мы допустили ошибку? Нет, такие примеры, оказывается, были. Вот один из них: – в 1953 году Жуков вступился за генерала Крюкова В.В., арестованного в 1948 году, обратившись с просьбой передать его заявление в ЦК КПСС:
«ЦК КПСС товарищу Хрущеву Н.С.
Крюкова В.В. знаю с 1931 года как одного из добросовестнейших командиров, храброго в боях против гитлеровских захватчиков. Прошу Вас, Никита Сергеевич, по заявлению Крюкова дать указание. Г. Жуков. 2 июня 1953 года»[95]95
Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 224.
[Закрыть]». Такое указание было дано[96]96
Там же. С. 225.
[Закрыть].
Притворно-наивно Гареев спрашивает: почему бы Штерну не защитить Блюхера? Махмут Ахметович мог бы самостоятельно ответить на свой вопрос – Блюхер был начальником Штерна, а по сложившейся традиции не принято (и нереально), чтобы младший «выручал» старшего.
Еще Гарееву не понравилось, что многое из того, о чем впоследствии рассказывал Жуков Симонову (явно «оправдательная» трактовка событий на Халхин-Голе), авторы справедливо поставили под сомнение ввиду отсутствия каких-либо документов и очевидного расхождения с фактами. Например, в этих беседах Жуков развивал мысль, что у него происходили «столкновения» со Штерном, в ходе которых он якобы опротестовывал ряд указаний, напоминая Штерну его обязанности: только «поддерживать и обеспечивать» его (Жукова) тыл.
Вот как это звучало в изложении Жукова: «Его роль заключалась в том, чтобы в качестве командующего Забайкальским фронтом (эту должность Штерн никогда не занимал! – B.C.) обеспечивать наш тыл...»[97]97
Огонек. 1986. № 48. С. 8.
[Закрыть].
Да, много к тому времени забыл Жуков (а может быть и не забыл?), делая из Штерна эдакого «зам. по тылу». По рассказам же очевидцев, такие «столкновения» действительно бывали, особенно в начале операции, но разговор (малоприятный для Жукова) шел не о «материальном обеспечении», а о реальных просчетах Жукова в руководстве войсками.
Гареев же договорился до того, что и Героя Советского Союза Штерну присвоили за успешное выполнение возложенных на него задач «особенно по материально-техническому обеспечению войск» (?!). Не знаю, сам ли это изобрел Гареев или «перестарался» аппарат его помощников. Во всяком случае в Указе сказано: «За героизм и мужество, проявленные в боях с японскими захватчиками».
В своей статье мы не приводили документы, разъясняющие обязанности Штерна, как старшего начальника, считая, что это и так понятно. Теперь же, исправляя эту ошибку, я процитирую два документа, подтверждающих как неискренность Жукова в беседе с Симоновым, так и комментарий на эту тему Гареева.
Вот извлечение из «Положения об управлении фронтовой группы», утвержденного 9 июля 1939 г. начальником Генштаба Б.М. Шапошниковым, в котором сказано:
«На командующего фронтовой группой возлагается:
1. Объединение и направление (выделено мной. – В. С.) действий 1 и 2 Краснознаменных армий, Забайкальского округа и 57 особого корпуса (Жукова! – B.C.).
2. Руководство оперативной деятельностью войск (выделено мной. – В.С), входящих в состав группы...»[98]98
ЦГАСА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 28. Л. 17-21
[Закрыть].
А вот второй документ – телеграмма от 15 июля 1939 г. Наркома обороны с объявлением выговора Г.И. Кулику: «...Главный Военный Совет обязывает Вас впредь не вмешиваться в оперативные дела корпуса (57-го – B.C.), предоставив это командованию корпуса и (внимание, sic! – B.C.) тов. Штерну (выделено мной. – B.C.)[99]99
ЦГАСА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 54. Л. 129.
[Закрыть].
Таким образом, все стало на свои места: теперь любой грамотный читатель сам без труда определит разницу между задачами «объединения и направления действий», «руководством оперативной деятельностью» войск (в том числе и 57 ОК!) и «обеспечиванием тылов» жуковского корпуса.
Упорствуя в своем желании чем-то еще насолить Штерну, продолжая «поиск в темной комнате черной кошки, которая забыла туда забежать», Гареев пытается оспорить то, чего не было на самом деле – никто, ни мы, ни другие авторы никогда не опровергали очевидный факт; непосредственно войсками, ведущими боевые действия на Халхин-Голе, руководил именно Жуков, и его командирские права очевидны. Говорилось же о другом – о законной корректировке некоторых его невзвешенных решений вышестоящим начальником, и не более того! Но как говорит сам Гареев: «каждый военный человек был там, куда его направили по долгу службы». Вот где кто был и за что отвечал я достаточно подробно и разобрал. Если же следовать удивительной логике Гареева, то можно было бы договориться и до того, что при обороне Москвы он (Жуков), дескать, был не у дел («зам. по тылу», что ли?), так как подчиненные ему командармы были «на передовой», а он – на КП, только «обеспечивал тылы»? Нонсенс!
Поэтому гареевские научные изыскания на тему о расположении фамилий военачальников в поздравлении наркома обороны («такая расстановка., видимо отражала и ту роль, которую они сыграли в сражении») надуманы и в корне ошибочны, ибо согласно установленному порядку подобные поздравления начинали всегда с тех, кто непосредственно участвовал в боях, а таковыми являлись, войска 1-й армейской группы во главе со своим командиром Г.К. Жуковым и членом Военного совета М.С. Никишовым. Г.М. Штерн и член Военного совета Н.И. Бирюков как представители вышестоящей организации – «фронта», естественно, этот список замыкали. Поэтому слово «видимо», которое вставил в этом предложении Гареев, лишнее – вопрос предельно ясен и никаких оснований для глубокомысленного спора не имеет. Именно такой смысл заложен и в поздравлениях, к осмыслению которых решил вернуться Гареев.
Вот как сформирован текст поздравления, его начало, которое мы не привели в своей статье (о чем теперь жалею). «Поздравление Наркома обороны СССР бойцам и командирам, участвовавшим в боях (выделено мной. – В. С.) у реки Халхин-Гол по случаю победы над японскими войсками 29 августа 1939 года»[100]100
ЦГАСА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 54. Л. 159.
[Закрыть].
Что же касается Указа о присвоении звания Героя Советского Союза, то и здесь все сделано по закону – героев расположили по алфавиту, поэтому Жуков первый, а Штерн – второй. Но еще раз повторяю, что Штерн награжден, конечно, не за достижения «особенно по материально-техническому обеспечению войск», определенные ему Жуковым и «примкнувшим к нему» Гареевым, а за реальные успехи фронтовой операции, к которой он (Штерн), как читатели теперь убедились, имел самое непосредственное отношение.
Продолжая разговор о «столкновениях» со Штерном, напомню, что в нашей статье приведены примеры 17 смертных приговоров, которые в отсутствие Штерна успел вынести Жуков. Но опять «вмешался» Штерн, и все 17 (!) приговоров были отменены Президиумом Верховного Совета СССР. Здесь впервые проявились крайне опасные симптомы наличия у Жукова неоправданной жестокости по отношению к подчиненным, в частности, непонятная склонность к поспешному вынесению смертных приговоров.
Вот типичный «расстрельный» жуковский документ (из числа 17 отклоненных), имеющий, однако, одну уникальную особенность, на которую специально обращаю внимание читателей – впервые в практике отечественного судопроизводства (при всем его очевидном формальном и реальном несовершенстве) в нарушение всех международных конвенций о защите прав человека (в т.ч. и подследственных), советский военачальник, в данном случае Жуков, додумался выступить с ходатайством лишить осужденных права подать кассационную жалобу и немедленно их расстрелять (это право, как мы знаем, сохраняется даже за теми нелюдями, которые убивали не один десяток безвинных граждан). Для тех, кто «сомневается в содеянном», текст этого уникального «обращения» цитирую полностью, сохранив орфографию документа.
