Текст книги "Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны"

Автор книги: Владимир Сафир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

ПРИМЕЧАНИЯ

 ЕФРЕМОВ Михаил Григорьевич (1897-1942).

Генерал-лейтенант. В звании прапорщика принимал участие в первой мировой войне. В Советской Армии с 1918 г. С января 1941 г. – первый зам. генерал-инспектора пехоты РККА. В начале Отечественной войны командовал 21-й и 10-й армиями, был заместителем командующего войсками Брянского фронта. С октября 1941г. – командующий 33-й армией.

После ликвидации Нарофоминского прорыва в ходе начавшегося 6 декабря 1941 года контрнаступления под Москвой 33-я армия к 26 декабря полностью освободила Наро-Фоминск, 4 января 1942 года – Боровск и 19 января – Верею. К этому времени 33-я армия нуждалась в пополнении личным составом, техникой и боеприпасами. Поэтому полной неожиданностью был приказ, полученный 17 января 1942 года от командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова, наступать на Вязьму.

Так начиналась печально известная Ржевско-Вяземская операция, тяжелейшие последствия которой на западном ее направлении историкам еще предстоит изучить более объективно и тщательно, чем сделано до сих пор, не оглядываясь на мемуары самого Г. К. Жукова. Воспоминания эти, касающиеся М. Г. Ефремова и прорыва 33-й армии к Вязьме, носят явно предвзятый и необъективный характер, порой просто искажающий действительность. Хотя надо отметить, что недавно вышла в свет интересная работа группы военных историков «Стратегические решения и Вооруженные Силы» (СР и ВС) под общей редакцией В. А. Золотарева («Арбизо», М., 1995), в которой правдиво и достаточно полно описана, в том числе, Ржевско-Вяземская операция и трагическая судьба 33-й армии М. Г. Ефремова (СР и ВС. С. 424-433, 906-910).

Планируемая операция по созданию для немцев первого «котла» с задачей завершить разгром вражеской группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Клюге окончилась гибелью практически всех главных сил 33-й армии – четырех дивизий: 113, 160, 338 и 329-й СД (последняя дивизия в начале операции была отсечена немцами от армии и попала в зону действий 1-го гв. кав. корпуса генерал-майора П. А. Белова, однако 4 марта несколько подразделений 329-й СД без материальной части сумели пробиться к окруженным войскам 33-й армии). И хотя Г. К. Жуков первоначально возражал против этой операции, однако к исполнению ее принял, тем самым взяв на себя всю ответственность за ее проведение. Стремясь уменьшить масштабы крупной неудачи, в официальных документах длительное время окруженные части 33-й армии именовались «ударной группой», «Западной группой армии», «Группой генерала Ефремова» и т.п. Однако в дальнейшем «...ударная группа именовалась 33-й армией, поскольку армейский штаб (и командарм – B.C.) находился вместе с ней» (СР и ВС. С. 906).

В своей книге «Воспоминания и размышления» (АПН, 1971. С. 355) Т.К. Жуков пишет:

«... М.Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы и начал стремительно продвигаться на Вязьму... ».

К сожалению, в этой фразе очень мало правды. Вот как было на самом деле. Из воспоминаний М. П. Сафира:

«30 января в Износках в моем присутствии Ефремов, пытавшийся разобраться в совершенно неясной ситуации, телефонограммой докладывал Жукову, что обстановка заставляет его находиться в Износках. Тут же получил ответ, что его место под Вязьмой. Тем самым Жуков второй раз при мне в критической ситуации лишил командарма права самостоятельно решать, где ему в данный момент целесообразно находиться. Первый раз это произошло при ликвидации Нарофоминского прорыва («...Руководство группой возложено лично на Вас. Жуков» – B.C.). Такая силовая привязка к местности очень грамотного командарма (по принципу – «иди сюда, стой здесь») была произведена, как ни странно, в то время, когда южнее Наро-Фоминска немцы в полосе обороны нашей армии пытались осуществить еще один прорыв к Москве на участке 110-й и 113-й стрелковых дивизий (в районе Волковская Дача, Слизнево – B.C.). В сложившейся обстановке последствия для Ефремова, да и для Жукова могли бы быть трудно предсказуемы, окажись у командира прорвавшейся 183-й пехотной дивизии дополнительные резервы для развития успеха. А были ли они у него или не были – мы тогда не знали. Трудно представить, чтобы, например, командующий группой «Центр» генерал-фельдмаршал Бок в ходе тех декабрьских боев под Москвой мог додуматься давать указания генерал-фельдмаршалу Клюге, какую войсковую группу возглавлять лично и где находиться в ходе боевых действий его 4-й полевой армии. Меня с собой Михаил Григорьевич не взял из-за отсутствия к тому времени в армии исправных танков. Узкий коридор прорыва немцы быстро перекрыли (2 февраля. – В. С). Внешнее кольцо окружения нашей армии на моих глазах замыкал немецкий батальон. У нас практически ничего не было – один танк-калека Т-26 и немного пехоты. Попытались кольцо прорвать – бесполезно. Немедленно доложили Жукову. В ответ услышали: «Не дергайтесь, я покажу Вам, как надо прорывать». Только через двое суток, пригнав несколько вагонов со снарядами, провел артналет. Не добившись успеха, молча повернулся и уехал ...».

Не имея в нужных количествах боеприпасов и продовольствия (доставлялись только по воздуху), в условиях абсолютного превосходства противника (полнокровная 225-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Вайцеля и 10 других соединений) главные силы армии два с половиной месяца продолжали героически сражаться. На 6 февраля 1942 г. в окруженных дивизиях 33-й армии насчитывалось 9580 человек. Дальнейшее увеличение численности (до 12 780 человек к 11 марта 1942 г.) было произведено за счет мобилизации местного населения в возрасте от 17 до 45 лет. В частности, были призваны 413 красноармейцев и командиров, скрывавшихся в немецком тылу, а также военнослужащие, доставленные по воздуху (ЦАМО. Ф.388. On. 11627. Д. 1509. Л. 56).

М. Г. Ефремов неоднократно обращался к командованию Западного фронта и даже дважды к Сталину с просьбой разрешить прорваться своими силами. Теперь можно с уверенностью сказать, что разрешение, полученное на выход из окружения в середине апреля, запоздало – личный состав обессилел, съев все свои разваренные поясные ремни и подошвы найденных сапог. Боеприпасы иссякли. Уже таял снег. Солдаты были в валенках. Разлилась река Угра. Остатки частей армии были загнаны в район печально известного Шпыревского леса, откуда с огромным трудом, не имея никакой техники, в ночь с 13 на 14 апреля смогла прорваться через сплошной пулеметно-автоматный огонь на большаке Беляево – Буслава только группа во главе с М. Г. Ефремовым. Остальные выходили небольшими отрядами и поодиночке в ночное время. Встречая везде заслоны из пулеметного огня, группа, двигаясь на восток и юго-восток, с боями вышла к реке Угре в районе Виселово, Нов. Михайловка и южнее. Однако, к удивлению командарма, никакого встречного удара частей Западного фронта не последовало. Группа была разгромлена. М. Г. Ефремов, получивший уже третье ранение, потерял способность двигаться и, сидя под сосной, где-то в районе Горново (3-4 км южнее Нов. Михайловка) застрелился. Вооруженные Силы потеряли отважного воина и талантливого полководца.

Генерал-лейтенант Ю. А. Рябов (ветеран 33-й армии) рассказывал мне в 1993 году:

«По свидетельству очевидцев хоронили немцы Ефремова в деревне Слободка 19 апреля 1942 г. Тело командарма принесли на жердях, но немецкий генерал потребовал, чтобы его переложили на носилки. При захоронении, обращаясь к своим солдатам, сказал: «Сражайтесь за Германию так же доблестно, как сражался за Россию генерал Ефремов».

Отдал честь. Был дан салют. Когда же мы после наступления освободили эти места, то во время перезахоронения Ефремова обнаружили, что немцами на его руке были оставлены золотые часы».

Всего за два с половиной месяца боев (со 2 февраля) личный состав армии уничтожил 8700 неприятельских солдат и офицеров, 24 танка, 29 орудий и др. военной техники. Безвозвратные потери армии за этот же период составили более 8 тыс. человек, в том числе во время выхода из окружения – около 6 тысяч бойцов и командиров. Прорваться к своим войскам в составе небольших групп смогли всего 889 человек (ЦАМО Ф.388. On. 8712. Д. 179. Л. 70-71).

Оценивая события тех дней, следует признать, что предложение М. Г. Ефремова прорываться единственно ему доступным кратчайшим путем на восток к реке Угре было верным. Г. К, Жуков, упорствуя в своем очевидном заблуждении, «ответил категорическим отказом» («Воспоминания». С. 356), видимо, совершенно не представляя реальной обстановки в районе Шпыревского леса. Командующий фронтом так и не понял (или сделал вид, что не понял), что предлагаемый им путь на юг по тылам врага (более 100 км) в три с лишним раза длиннее пути на восток (30 км) и осилить его обессиленная от голода и болезней группа М. Г. Ефремова, не имеющая сил и возможностей даже подбирать раненых, конечно не могла. Тем более, что для осуществления этого «марша на юг» пришлось бы прорываться через многочисленные огневые заслоны немцев, имевших подавляющее превосходство в силах, и преодолеть зону почти непроходимых болот в районе Баскаковка, Зинеевка, Выгорь.

В «Воспоминаниях» Г. К. Жукова нет ясного ответа на вопрос: так чьи же указания выполнял М. Г. Ефремов (лично Сталина, Ставки или Жукова?), начиная прорыв из Шпыревского леса не на юг, а в восточном (юго-восточном) направлении? Сказано только, что «Ставка приказала организовать встречный удар. Такой удар был подготовлен и осуществлен 43-й армией» (С. 356). А какой приказ и от кого получила его 33-я армия? В «Воспоминаниях» об этом ничего не говорится. Однако все становится на свои места при ознакомлении с документами штаба Западного фронта – командарм-33 повел на прорыв остатки своих войск в строгом соответствии с требованиями последней директивы именно Жукова:

«... Приказываю:

(в пункте «а» даны указания командарму-43 (т. Голубеву), в пункте «6» -командарму-49 (т. Захаркину) – B.C.), ...«в» – командарму 33-й армии Ефремову – в ночь с 12 на 13 апреля ... нанести удар в направлении Родня (4 км юго-вост. Беляево-B.C.), Мал. Буславка (2 км юго-вост. Шумихино – В.С.), Нов. Михайлов-ка, Мосеенки, где соединиться с частями 43-й и 49-й армий»

(ЦАМО. Ф. 8. On. 11627. Д. 1509. Л. 35).

Поэтому все последующие комментарии автора «Воспоминаний» о якобы строгом указании «выходить... в общем направлении на Киров» (с. 356), т.е. на юг, вызывают по меньшей мере удивление, ибо «никаких документов, подтверждающих приказ о выходе окруженной группировки через Киров, не обнаружено. Видимо, их вовсе не было» («Военно-исторический журнал». 1992. №3. С. 15). Складывается впечатление, что явно оправдательный «южный вариант выхода» был рассчитан на неосведомленность читателя и домысливался авторами, скорее всего, задним числом.

И уж совсем странно читать: «Как выяснилось позже, немцы обнаружили (?! – B.C.) отряд при движении к реке Угре и разбили его» («Воспоминания». С. 356).

Какая же необходимость «выяснять позже» то, что с самого начала было известно всем – группа действовала в окружении и «обнаруживать» ее никто не собирался, так как огневое воздействие на нее со стороны немцев практически не прекращалось. Можно только сожалеть, что для Г. К. Жукова и авторского коллектива «Воспоминаний» это явилось откровением.

Следует добавить, что неблагоприятный исход этой операции был изначально предопределен тем, что «... командующий Западным фронтом... направлял одно указание за другим, но указания эти никакими дополнительными силами и средствами не подкреплялись...» (СР и ВС. С. 908).

Вместе с тем Комфронта и его штаб активно искали виновных вне своих рядов. Уже 6 апреля 1942 г. «за бездеятельность при выходе дивизии из окружения» был приговорен к расстрелу фронтовым военным трибуналом (приговор № 411) командир 329-й СД полковник К. М. Андрусенко. Однако определением № 02028-9029 Военной коллегии Верховного суда СССР этот явно поспешный приговор был заменен на «10 лет лишения свободы с отправкой в действующую армию» (командиром 115-й стрелковой бригады -B.C.). 15 января 1944 года Корней Михайлович Андрусенко, будучи командиром 239-го гв. стрелкового полка 76-й гв. СД, получил звание Героя Советского Союза (окончил войну командиром 55-й СД).

Не остался обделенным вниманием и командующий войсками 33-й армии. В документе, подписанном Г. К. Жуковым (но не отправленном М. Г. Ефремову), говорилось:

«... Как показало следствие (материалы этого дознавательного действия историки пока не обнаружили – B.C.), никто, кроме командующего 33-й армией, не виноват в том, что его коммуникации противник перехватил. Жуков»

(ЦАМО.Ф. 208, on. 2513. Д. 157. Л. 17).

Вот уж поистине – с больной головы на здоровую! Можно подумать, что это М. Г. Ефремов, а не комфронта Г. К. Жуков отдал трудно объяснимый приказ убрать 2 февраля 1942 года полнокровную 9-ю гв. стрелковую дивизию генерал-майора А. П. Белобородова (около 10 тыс. человек) с основной снабжавшей ефремовцев магистрали (давая тем самым противнику возможность рассечь соединения 33-й армии) и передать ее в состав 43-й армии. Доказательства разумности передислокации этой дивизии в опубликованных научных разработках найти пока не удалось. Указанный выше обвинительный «документ» должен был, видимо, «заработать» в случае прилета М. Г. Ефремова в штаб фронта 9 апреля на последнем самолете, как это усиленно рекомендовали командарму. Но М. Г. Ефремов остался со своими войсками до конца...

Сам же Г. К. Жуков, не взяв на себя ответственность за провал операции на Вяземском направлении (признав в «Воспоминаниях» только как ошибку, переоценку возможностей своих войск и недооценку противника), так определил главного виновника:

«Задачу... об оказании помощи группе генерала М. Г. Ефремова 43-я армия своевременно выполнить не смогла ...» (с. 357, 355).

Возникает вопрос – если один командарм повел свои войска на прорыв по маршруту, утвержденному командующим фронтом, а другие (в первую очередь командарм-43) в нарушение приказа не провели должным образом боевые действия по обеспечению воссоединения с ним, то какова же во всех этих странных событиях роль Комфронта (с 1 февраля – главнокомандующего западным направлением) по руководству, координации боевых операций подчиненных ему армий и контролю за исполнением отданного приказа, и кто же, если не он, за это должен отвечать?

Все предшествующие годы оценки причин трагедии 33-й армии, как правило, не отличались от их трактовки в «Воспоминаниях» Г. К. Жукова. Например, запись Ф. Гальдера в дневнике: «... 16 апреля 1942 г... Русская 33-я армия ликвидирована...» (Военный дневник. Т. 3. С. 230) на той же странице комментировалась следующим образом: «Автор грубо искажает действительные факты... Эту часть войск 33-й армии можно считать ликвидированной лишь в том смысле, что она перестала действовать как организованная группа войск. Она не была ни уничтожена, ни пленена...». А что же тогда с ней произошло?

Более глубоко и объективно события, происшедшие зимой и весной 1942 года в районах Ржева и Вязьмы, стали оцениваться историками только на исходе 90-х годов. Так, авторы отмеченной выше работы «Стратегические решения и Вооруженные Силы» к числу основных причин, в силу которых не удалось осуществить намеченный замысел и добиться поставленной цели при проведении Ржевско-Вяземской операции, отнесли:

– отсутствие у советского командования опыта в организации и ведении крупномасштабных операций на окружение;

– постановка перед войсками Западного направления непосильных задач;

– отсутствие общего превосходства в силах над противником и преимущества в техническом оснащении войск;

– недооценка Главкомом западного направления и его штабом сил возможного сопротивления противника и его способности быстрого маневрирования резервами;

– недостаточно детальная разработка планов операций фронтов;

– ввод в бой, зачастую с ходу, по частям, без достаточной подготовки поступавших во фронт (и армии) стратегических резервов и маршевых пополнений;

– усталость войск из-за непрерывного двухмесячного наступления и др.

Однако, комментируя такой важный показатель противоборства сторон, каким являются безвозвратные потери, авторы привели данные только по группе «Центр» (без указания источника) – до 350 тыс. человек, не посчитав нужным почему-то сообщить потери наших войск, лишив тем самым читателя возможности составить более полное представление об общих итогах этой крупной операции.

Вместе с тем, пожалуй, впервые (если не считать статьи сына командарма-33 полковника м. М. Ефремова-«Под Вязьмой весной 1942 года». (Военно-исторический журнал. 1992. № 3)) в работе «Стратегические решения и Вооруженные Силы» дается достаточно объективный и подробный анализ хода боевых действий 33-й армии в окружении и причин ее гибели (с. 906-910).

Но есть одно возражение. Авторы, ни словом не упоминая абсолютно нереальный «южный» вариант прорыва 33-й армии, неожиданно предложили другой, которым якобы М. Г. Ефремову следовало воспользоваться – «некоторые советские группировки именно так выходили из окружения (через лесистые участки местности, слабо занятые противником – В. С), и командарм, несомненно, знал об их опыте. Но пойти таким образом армия могла на северо-восток, север или северо-запад, то есть туда, где немцы не ожидали нашего прорыва и где их силы были меньше...». Согласиться с этим «северным» вариантом не представляется возможным по следующим соображениям.

1. Нет никаких доказательств того, что немцы, более двух месяцев ведя напряженные бои с целью уничтожения войск 33-й армии, «не ожидали нашего прорыва» в том числе и на северо-восток, север или северо-запад и «где их силы были меньше». Практикой дел это не подтвердилось.

Для столь очевидной недооценки тактико-оперативных возможностей противника (с учетом имевшегося к тому времени опыта ликвидации наших окруженных в «котлах» войск) немецкие военачальники (в том числе и многоопытный Г. Клюге) повода не давали.

2. Количество сил на этих «северных» направлениях возможно и было несколько меньше, но, судя по результатам проведенных боев, вполне достаточное, чтобы исключить возможность прорыва из окружения любой крупной группы наших войск.

Единственный вышедший из окружения довольно крупный отряд (около 670 человек) подполковника И. К. Кириллова (войну окончил в звании «генерал-майор»), проведя неожиданный налет в ночь с 15 на 16 апреля на склад, расположенный в Федотково, укомплектовался полностью стрелковым оружием и (что не менее важно) восстановил силы личного состава за счет захваченного продовольствия. Однако и этот отряд, существенно повысив свою боеспособность, не сумел прорваться именно на северо-запад (в направлении Дрожжино), север (Иванковское) и северо-восток (Прокшино). По рассказам очевидцев, во всех этих районах была практически такая же система обороны, с которой столкнулась при прорыве основная группа войск М. Г. Ефремова – инженерные сооружения (окопы, проволочные заграждения, рогатки, дзоты, пулеметные гнезда), минометы, танки на дорогах и т.д. Отряд вынужден был развернуться и через Шпыревский лес пробиваться, неся потери, в противоположном направлении.

Зимой 1943 года командующий артиллерией 33-й армии генерал-майор артиллерии В. С. Бодров рассказывал своему коллеге командующему бронетанковыми войсками 33-й армии М. П. Сафиру, что вышел он из окружения (будучи полковником, начартом 113-й СД) только потому, что его маленький отряд (60 человек) «то рассыпаясь, то собираясь вновь» и не думал заглубляться «на свою погибель» в немецкие тылы на северо-запад и север, поскольку никто толком не знал, где там могут быть наши войска. Отряд только благодаря своей малочисленности, не преуспев на северо-востоке, сумел просочиться в восточном направлении (район Бочарово).

3. Рекомендуя М. Г. Ефремову безадресно прорываться по тылам противника в условиях отсутствия встречного удара наших войск, авторы не учли физического состояния частей 33-й армии, так как подробно описав мероприятия командарма по тщательной экономии оставшегося продовольствия (по состоянию на 22.2.1942 г.), ничего не сказали в последующем, что к началу апреля все эти запасы кончились, и в войсках начался повальный голод. В таком состоянии (с учетом мизерного количества боеприпасов) войска могли наступать только по самому короткому и единственно логичному 30-километровому пути навстречу двум (!) нашим армиям.

Складывается впечатление, что историкам давно пора перестать обсуждать – в каком бы еще направлении следовало прорываться М. Г. Ефремову (пока не предполагались только западное и юго-западное), так как, строго говоря, не группа М. Г. Ефремова должна была прорываться к своим войскам, а целых две армии – 43-я и 49-я – на узком участке фронта обязаны были прорваться к обессиленным до крайности (а не «утомленным» по циничной оценке Г. К. Жукова) остаткам частей 33-й армии.

Настало время более скрупулезно, невзирая на лица, изучить именно проблему скандального провала операции на вяземском направлении и роль во всей этой истории главных ее участников– командующего Западным фронтом Г.К.Жукова, командующих 43-й и 49-й армиями К.Д. Голубева и И. Г. Захаркина.

В целом, авторы труда «Стратегические решения и Вооруженные Силы» сумели воздать должное героической борьбе войск 33-й армии и ее командарма, о чем красноречиво свидетельствует название раздела -«Подвиг армии М. Г. Ефремова».

Завершая краткий рассказ о трагической и героической судьбе Михаила Григорьевича Ефремова, считаю необходимым напомнить малоизвестный вывод, сделанный офицерами оперативного управления Генерального штаба, который подтверждает и помогает правильно понять все вышесказанное:

«... Армия бросалась в глубокий тыл противника на произвол судьбы»

(ЦЛМО. Ф. 8. On. 11627. Д. 150. Л. 5).

БОДРОВ Василий Семенович (1893-1958).

 Генерал-лейтенант артиллерии. В Красной Армии с августа 1918 года. Участник Гражданской войны (1918-1920). На фронтах Великой Отечественной войны с 25 июня 1941 года. Будучи начальником артиллерии 113-й СД, в феврале 1942 года вместе с другими частями 33-й армии попал в окружение под Вязьмой в ходе проведенной с грубейшими ошибками командованием Западного фронта Ржевско-Вяземской наступательной операции. В апреле 1942 года при неудачной попытке деблокировать окруженную 33-ю армию силами 43-й и 49-й армий сумел прорваться из Шпырёвского леса с небольшим отрядом (60 человек) на восток (в р-н Бочарово) к основным силам Западного фронта. В должности командующего артиллерией 33-й армии – с 1942 по 1945 год (я ему представлялся в штабе артиллерии 2 марта 1943 года в районе ст. Издешково), 1 февраля 1945 года командующий армией генерал-полковник В. Д. Цветаев представил В. С. Бодрова к званию Героя Советского Союза: «Генерал-лейтенант Бодров правильно и разумно организовал мощное артиллерийское наступление по разрушению и прорыву сильно укрепленной оборонительной полосы противника на плацдарме у г. Казимеж... При развитии наступления и преследовании противника артиллерия неотступно сопровождала передовые части огнем и колесами... При активной поддержке артиллерии и умелом ее использовании генерал-лейтенантом Бодровым соединения армии, преследуя противника, пересекли границу и вступили на территорию Германии...». Решением Военного совета 1-го Белорусского фронта В. С. Бодров был представлен к награждению орденом Кутузова I степени (Утверждено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6.4.1945 года).

САФИР Михаил Павлович (1895-1981).

Генерал-майор танковых войск. В звании поручика принимал участие в первой мировой войне (командир роты, батальона). Награжден 6 орденами. Все с мечами и бантом. Ранен, дважды контужен, попал под газовую атаку. В Красной Армии с 1918 года. Преподаватель огневого цикла на курсах «Выстрел» (1929-1933) и кафедры «Стрельбы из танка» в Военной академии бронетанковых войск (1933-1939). С 1939 года – заместитель генерал-инспектора бронетанковых войск РККА. С июля 1941 по март 1943 года – командующий бронетанковыми войсками 33-й армии.

В 1943-1944 гг. – заместитель, а с 1944 по 1947 гг. – начальник Управления боевой подготовки танковых войск. В 1947-1954 гг. – заместитель генерал-инспектора бронетанковых войск Главной инспекции Советской Армии. Уволен в отставку в 1954 году.

После нарофоминских боев полковник М. П. Сафир был награжден орденом Красного Знамени. В наградном листе, в частности, говорится:

«... В боях с фашистами с 2 по 6 декабря 1941 г. в районе действий высоты 210,8, деревень Петровское и Юшково, т. Сафир лично руководил действиями 5 танковой бригады, 136 и 140 отд. танковыми батальонами. Результатами умелого руководства операциями враг был разбит и начал поспешно отходить. Части танковой группы с приданными стрелковыми подразделениями полностью восстановили прежнее положение.

Командующий 33-й армии генерал-лейтенант Ефремов

Член Военного совета 33-й армии бригадный комиссар Шляхтин

27.12.41»

(ЦЛМО. Ф. 33. On. 682524. Д. 241. Л. 431).

М. Г. Ефремов после описанных боев рассказывал М. П. Сафиру, что хотел представить его к ордену Ленина, но член военного совета 33-й армии бригадный комиссар М. Д. Шляхтин заявил: «Он беспартийный – только через мой труп». Зная об этой истории, я невольно поинтересовался в архиве – что же надо было сделать в то время под Москвой и кем быть, чтобы получить такой орден? Заглянул в документы, относящиеся к приказу № 449. Ордена Ленина удостоился Евграфов А. А. – заместитель начальника политотдела 10-й воздушно-десантной бригады 43-й армии. В этом же приказе, кроме руководителя боя, орденом Красной Звезды награжден еще один представитель 33-й армии – Родионов Н. О. – ответственный секретарь армейской парткомиссии.

Тем временем 33-я армия срочно восстанавливалась. Из указания Сталина заместителю начальника Главного автобронетанкового управления от 5.8.1942 (17 ч. 40 мин.): «Отправить одну танковую бригаду для 31-й армии... и две бригады для 33-й армии Хозину (командарм-33 с июня 1942 г. – B.C.)... Бригады для 31-й и 33-й армии нужно сделать поскорее» («Эпистолярные тайны». С. 21). Выделенными танками М. П. Сафир распорядился в высшей степени грамотно. При проведении в августе 1942 года наступления 33-й армии впервые применил новшество – в нарушение существующих инструкций резко сократил дистанцию исходного положения танков перед атакой во время артиллерийской подготовки. Он настоял, чтобы командующий артиллерией армии генерал-майор артиллерии В. С. Бодров обеспечил строгий контроль за точным обстрелом ближнего рубежа огня на наименьшем прицеле, дабы не допустить возможные недолеты, которые могли бы поразить свои танки. В результате после более «строгой», чем обычно, артподготовки, танки стремительно атаковали с укороченной дистанции не успевших прийти в себя немцев и мощная оборона была прорвана. Благодарный М. С. Хозин, представляя М. П. Сафира к званию «генерал-майор танковых войск», собрал, пожалуй, все лучшие слова, которые можно было сказать о своем заместителе: «... Обеспечил отличное руководство танковыми войсками армии во всех операциях... В августе 1942 года под руководством т. Сафира танковые войска отлично выполнили поставленную задачу по прорыву сильно укрепленной полосы противника... Храбр... ».

Труднее было служить с В. Н. Гордовым, прославившимся «крутым» нравом (сменил М. С. Хозина в октябре 1942 г.). Вот рассказанный М.П. Сафиром характерный эпизод:

«Армия в обороне. Обе стороны пристреляли каждый метр. На совещании командного состава Гордов объявляет: «Сегодня ночью проводим разведку боем, от дивизии N – батальон». После такой разведки – ни батальона, ни, естественно, результатов. На следующую ночь посылается еще один батальон – результат тот же. В третий раз командарм объявляет – сегодня ночью батальон в разведку боем. Встает командир дивизии (высокий брюнет, фамилию уже забыл) и говорит: «Этого не будет. Разведку надо готовить». – «Что?! Расстреляю! Под суд!» – «Под суд пойдем вместе, товарищ командующий». Их «раздвигают», после чего комдива дня на три отправляют на хутор отдохнуть. Но такие «разведки» Гордов вынужден был прекратить».

Начиная с весны 1942 года, Сталин, убедившись, что немецкие танкисты воюют хорошо, стал требовать от ГАБТУ повышения качества подготовки наших бронетанковых войск перед отправкой на фронт, для чего организовать целенаправленный отбор людей и учить их с учетом требований войны в специальных учебных центрах. Так, 15.4.1942 года он дал следующее указание ГАБТУ: «В школы нужно посылать людей хорошо проверенных, знающих дело и имеющих опыт. Вы, военные, в свое время загубили армию тем, что посылали в училища и управления разный хлам». Как всегда вину за репрессии, обезглавившие армию, Верховный Главнокомандующий возложил не на себя, а на военных. А вот указания от 3 сентября 1942 г. «...п.16. Командиры корпусов не могли использовать танки. Командиры корпусов не доросли... п.21. Установить в танковых лагерях строгий, жесткий порядок... и обучать тому, что нужно на войне». («Эпистолярные тайны». С. 170, 220).

Выполняя эти указания Сталина, командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-полковник Я. Н. Федоренко довольно долго подбирал кандидатуру на должность начальника Управления боевой подготовки. В конце концов выбор пал на М. П. Сафира, которого он знал как родоначальника теории (и практики) стрельбы из танка («линейкой Сафира», изобретенной в 1934 году, все танкисты пользовались до 1951 года) и военачальника с большим боевым опытом. Несмотря на категорические возражения командарма, Я. Н. Федоренко со второй попытки все же добился его согласия и перевел М. П. Сафира в свой аппарат в марте 1943 г., назначив в апреле 1944 |г. начальником Управления боевой подготовки танковых войск. Однако успешная боевая карьера Михаила Павловича была прервана.

Многие еще помнят, что во время Отечественной войны в московском парке им. Горького был выставлен для показа весь изрешеченный снарядами немецкий танк «Тигр». Привел его в такой вид М. П. Сафир весной 1943 года, будучи председателем Госкомиссии по отстрелу бронекорпуса (танк завалился в яму под Волховом и достался нам целым). Результаты оказались мало радостными – поразить его можно было только с минимальной дистанции.

Кадры из фильма Ю. Озерова «Сталинград» (военный консультант – генерал-лейтенант танковых войск Г. Н. Орел), где в присутствии Гитлера пробивается лобовая броня «Тигра» со средней дистанции снарядом из пушки Т-34, по выражению отца, – «сущий вздор». По результатам отстрела в Кубинке М. П. Сафир разработал памятку для войск о наиболее эффективных методах борьбы с этим танком (куда и с какой дистанции стрелять), которую прислал и мне на фронт. Но к этому серьезнейшему предостережению М. П. Сафира, который ясно представлял ограниченные огневые возможности наших 76-мм танковых пушек, не все командиры танковых бригад, корпусов и армий отнеслись с должным пониманием. Недооценка боевых возможностей «Тигра» (T-VIE) обошлась танковым войскам слишком дорого. Многие военачальники, к сожалению, поздно поняли, что безусловно лучший танк войны Т-34 для дуэльного поединка с «Тигром» (имеющим более мощную броню, лоб – 100 мм (Т-34 – 45-52 мм), бинокулярный прицел и отличную 88-мм пушку, способную пробить Т-34 на средней и меньшей дистанции почти насквозь), не предназначался и априори выиграть его не мог. Для большей убедительности приведем воспоминания участника Курской битвы полковника В. А. Пивеня, опубликованные в «Комсомольской правде» от 4.8.1993 года: «... И тут видишь, что снаряды наши отскакивают от немецкой брони. Не пробивают. Против всех правил стреляешь в землю перед собой, чтобы в клубах пыли подойти к немецкому танку ближе и сбоку...».