Текст книги "Первая мировая и Великая Отечественная. Суровая Правда войны"

Автор книги: Владимир Сафир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИСКУШЕНИЕ МИФАМИ

Во всем ли прав историк генерал армии М.А.Гареев?[19]19
  Опубликовано в ВИА, № 3. 1998 г.


[Закрыть]

 К 100-летию со дня рождения Г.К. Жукова журнал «Мужество» опубликовал статью генерала армии М.А. Гареева «Маршал Жуков: Величие и уникальность полководческого искусства»[20]20
  «Мужество». 1997. № I. C.163-177.


[Закрыть].

Отмечая, что «разоблачение клеветы на Жукова и утверждение отведенного ему самой жизнью места в военной истории важно также с точки зрения нравственно-воспитательной», автор совершенно справедливо определяет главное – «Многое о нем надо нам постигать заново... Необходима подлинная правда». Однако ознакомление с тем, каким образом Гареев «постигает заново» историческое наследие крупнейшего военачальника XX века и как эта «подлинная правда» понимается самим автором, ничего, кроме удивления, вызвать не может.

Дело в том, что статья изобилует не всегда верными изложениями исторических событий, зачастую вольным их толкованием, гипертрофированной комплиментарностью и, как следствие, желанием придать ряду событий положительную трактовку без должных на то оснований. По нашему глубокому убеждению, наличие в этой работе такого количества явно неточных, а порой и неверных оценок и комментариев к ним, приближает ее к опасной черте антиисторичности, что ставит под сомнение объективность самого автора.

Вот те разделы статьи, которые, на наш взгляд, вызывают возражение или требуют уточнения.

«ХАЛХИН-ГОЛ»[21]21
  Раздел написан совместно с Александром Николаевичем Бирюковым.


[Закрыть]

Прежде всего следует особо подчеркнуть, что в некоторых отечественных публикациях о военном конфликте в районе реки Халхин-Гол («Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова, «Вспоминая и размышляя» Эллы и Эры Жуковых, рассматриваемая статья М.А. Гареева и многие другие) четко прослеживается односторонний и недостаточно объективный подход к оценке военных событий лета 1939 года, навеянный послевоенным ореолом славы Маршала Победы, что далеко не всегда соответствует жестокой правде войны. В жизни все бывает куда сложнее. Ведь война – это тяжелейшее испытание всего общества, ее нервное напряжение выдерживает далеко не каждый человек. В силу этого вряд ли стоит представлять командиров и бойцов – участников ожесточенных боевых действий в районе реки Халхин-Гол – этакой римской манипулой[22]22
  Манипула – подразделение римского легиона (прим. ред.)


[Закрыть] просветленных полководцев и безоговорочных храбрецов.

С тех пор минуло более полувека, и настала пора писать об этих сражениях так, как было на самом деле. К сожалению, и на сегодняшний день в нашей военной истории халхинголовские бои остаются одним из многочисленных «белых пятен». Поэтому правы те исследователи, которые считают, что мы до сих пор не имеем сколь-нибудь достоверной летописи военных событий после Октября 1917 года.

Гареев в своей статье пишет, что «первое его (Жукова. – Авт.) боевое крещение состоялось на Халхин-Голе, где он командовал армейской группой».

Это утверждение не совсем верно, так как «первое крещение» Жукова состоялось тогда, когда он командовал не армейской группой, а 57-м особым корпусом, в должность командира которого вступил 12 июня 1939 года (до этого корпусом командовали комдив И.С. Конев и комдив Н.В. Фекленко)[23]23
  В 1936 году руководство Монгольской Народной Республики обратилось с просьбой к правительству СССР ввести советские войска в связи с нараставшей угрозой со стороны японских войск, уже захвативших к тому времени соседнюю Маньчжурию, так как при чрезмерной протяженности границ в условиях малонаселенности страны республика не имела сил воспрепятствовать надвигавшейся агрессии.


[Закрыть].

11 мая 1939 года многочисленные конные и пешие группы японцев и японо-баргут, каждая численностью до 300 человек, совершили нападение на МНР в районе озера Буир-Нур и восточнее реки Халхин-Гол.

В Москве верно предугадали огромную опасность нараставших милитаристских устремлений Японии. В соответствии с этим было принято решение об укреплении обороноспособности Советского Союза на Дальнем Востоке, для чего 5 июля 1939 года была образована фронтовая группа войск (командующий – командарм 2 ранга Г.М. Штерн, член Военного совета – корпусной комиссар Н.И. Бирюков, начальник штаба – генерал-майор М.А. Кузнецов). В ее состав входили 1-я и 2-я отдельные Краснознаменные армии, войска Забайкальского военного округа и 57-й особый корпус Жукова. Командовать же армейской группой Жуков начал только с 19 июля 1939 года согласно приказу НКО от того же числа[24]24
  Приказом НКО № 0029 от 19 июля 1939 г. 57-й особый корпус был преобразован в 1-ю армейскую группу.
  Сформированный по приказу НКО № 0037 от 4 сентября 1937 года 57-й особый корпус в оперативном отношении подчинялся НКО.


[Закрыть].

М. Гареев, рассуждая о боевых действиях в районе реки Халхин-Гол, преподносит их как сплошные успехи советского командования, в первую очередь Г.К. Жукова. Например: «Он принимает смелое решение на ввод в сражение 11-й танковой бригады с ходу, упреждая действия противника». На самом деле все было гораздо трагичнее и далеко не так красиво, как старается представить те события автор.

Можно только пожалеть неискушенного читателя, который, знакомясь и без того с довольно скудной отечественной информацией о боях в районе Халхин-Гола, сталкивается порой с совершенно противоположными оценками тех событий.

Так, генерал-майор П.С.Рыбалко из Разведуправления Генштаба писал: «... на Халхин-Голе и в Финляндии мы опозорились на весь мир. Армией командуют неграмотные люди – командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта»[25]25
  «Знамя». 1990. №6. С. 180.


[Закрыть].

А вот оценка писателя-фронтовика В. Астафьева: «Жуков – продукт времени, и этим все определено... Так он начинал на Халхин-Голе, где не готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла. С этого начинал, этим и кончил...»[26]26
  «Советская Россия». 1995. 13 июля.


[Закрыть].

У каждого, кто прочитает подобные высказывания, невольно возникнет вопрос: так что же все-таки произошло на самом деле в районе Халхин-Гола?

Такая постановка вопроса совершенно справедлива, так как статья М. Гареева, к сожалению, никакой ясности в него не вносит, скорее наоборот. Автор пытается убедить читателя, что та победа была блестящей, буквально «под фанфары», при достижении которой командир 57-го особого корпуса (1-й армейской группы), не имевший пока боевого опыта, вдруг показал себя «талантливым полководцем».

Однако описываемые Гареевым боевые действия не дают ясного ответа на вопрос – насколько они были грамотными с точки зрения требований военного искусства. Поэтому не остается ничего другого, как, стряхнув архивную пыль, заглянуть в приказ Наркома обороны, почему-то крайне редко извлекаемый на белый свет, и явно «припрятываемый» от глаз общественности. В нем специалисты Генштаба, подготовившие этот документ, сделали беспристрастный анализ происшедших событий. Познакомившись с ним, читатель сможет получить ответы на все поставленные выше вопросы:

«... действия корпуса за последние дни были неправильными. Противник 5 июля отступил. Надо было привести себя в порядок. Об отдыхе людей вы не заботитесь. 9 июля вы перешли в наступление, невзирая на мое предупреждение этого не делать. Я предупреждал вас не вводить в бой головной полк 82 сд с марша. Вы этого не выполнили.

Стремлением «перейти в атаку и уничтожить противника», как об этом часто пишите, дело не решается. Считаю недопустимо легкомысленным бросать наши танки ротами на противника, что вы делали неоднократно.

Мы несем огромные потери в людях, матчасти не столько от противника, сколько от того, что вы, командиры, полагаете достаточным только желание и порыв. Необходима организованность, продуманность действий. Взаимодействие родов войск почти отсутствует, особенно слабо увязана работа авиации с наземными войсками»[27]27
  ЦАМО, ф. 37977, оп. 1. д. 54, л. 112-114.


[Закрыть].

Не трудно заметить, что приказ Наркома обороны от 12 июля 1939 года с оценкой действий командования 57-го особого корпуса не имеет ничего общего с выводами Гареева. Складывается впечатление, что М.А. Гареев описывает боевые действия в какое-то другое время и на другой реке с аналогичным названием.

В связи с этим стоит напомнить два эпизода, относящиеся к периоду Великой Отечественной войны.

Первый – в ноябре-декабре 1942 года при проведении операции «Марс» – одной из крупнейших Великой Отечественной войны (в районе Ржев, Сычевка, Белый), где привлеченных советских сил было в 1,5-2,5 раза больше, чем в операции «Уран» (стратегическом контрнаступлении под Сталинградом), – 1 млн. 900 тыс. человек, 3300 танков, 1100 самолетов, более 24 тыс. орудий и минометов, Жуков действовал «в характерной для него манере... атаки были массированными, он не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал неблагоприятных условий местности и погодные условия[28]28
  «Известия». 1998. 8 мая.


[Закрыть].

Стремясь к победе, он полагался на нажим по всему фронту и простой маневр мощными механизированными и танковыми корпусами... Победы под Ржевом ему достичь не удалось... К середине декабря операция «Марс», превратившись в кровавую бойню, окончательно выдохлась...

Операция стоила Красной Армии около полумиллиона убитых, раненых и пленных, потери в танках, достаточно точно подсчитанные немцами, составили примерно 1700 единиц (это превышало общее число танков, первоначально задействованных в операции «Уран»).

Манеру, в которой была проведена операция «Марс», и масштабы вызванной ею кровавой бани можно сравнить с фронтальной атакой на Зееловские высоты во время Берлинской операции...»[29]29
  «Вопросы истории». 1997. № 8. С. 23-24.


[Закрыть].

Итоги операции «Марс» оказались настолько трагичными, что отечественные историки не нашли ничего лучшего, как придать ее забвению, исключив сколь-нибудь подробный анализ этой битвы практически из всех историографических работ, а тем более учебников.

Например, любознательный читатель, обратившись к такому авторитетному изданию, как Советская Военная Энциклопедия (М., 1977. Т.7. С. 116-120) сможет ознакомиться с подробным разбором Ржевско-Вяземской операции зимой 1942 г. и весной 1943 г., а также Ржевско-Сычевской операции летом 1942 г.

Найти же крупномасштабную и кровопролитнейшую Ржевско-Сычевскую операцию под кодовым названием «Марс», неудачно проведенную Жуковым в ноябре-декабре 1942 г., не удастся, так как о ней в этом фундаментальном труде – ни слова. Авторы посчитали, что такой битвы просто не было. И если кодовое наименование Сталинградской битвы – «Уран» можно найти в этой энциклопедии (т. 8, с. 215 ), то на с. 159 (т.5) вместо кодового наименования зимней операции «Марс», как бы в насмешку над историей, приводятся только подробные описания «... площадки в верхней части мачты корабля» и «советских автоматических межпланетных станций (АМС)».

Второй – штурм весной 1945 года в лоб мощнейшего района обороны немцев на Зееловских высотах, когда одна из лучших танковых армий -1 -я гвардейская (командующий – М.Е.Катуков) была брошена Жуковым на абсолютно неподавленную, глубоко эшелонированную оборону противника. Итог соответствовал «масштабности» замысла – 45,3 процента танкового парка армии было уничтожено, 47 процентов – повреждено, «благополучный остаток» невелик – всего 7,7 процента (за операцию).

Сопоставляя данные из приказа НКО от 12 июля 1939 года и приведенные эпизоды из боевой деятельности Г.К. Жукова в Великой Отечественной войне, невольно приходит мысль, что «полководческий» почерк один и тот же, и его каллиграфические характеристики со временем практически не изменились.

М. Гареев утверждает: «В его (Жукова. – Авт.) действия непрерывно вмешивались... Маршал Г. Кулик, командующий Забайкальским округом Г. Штерн». Правда, Кулик в то время был командармом I ранга, а не маршалом, а что касается командарма 2 ранга Штерна, то он Забайкальским военным округом вообще никогда не командовал.

Кроме того, после ознакомления с доступными ныне архивными документами, имеющими отношение к Фронтовой группе, а также перепиской с Наркомом обороны можно с полным основанием утверждать, что в этом «треугольнике» (Штерн – Нарком – Жуков) шла совершенно нормальная совместная работа, направленная на решение поставленной наркомом задачи разгромить вторгшуюся японскую группировку. Однако в опубликованных статьях и воспоминаниях, в том числе и самого Жукова, об этой напряженной работе практически ничего не говорится.

Что касается Кулика, то он был направлен в район конфликта только с инспекторскими функциями. Итогом его деятельности явился «Акт проверки хода боевых действий и подготовки частей 1-й армейской группы»[30]30
  ЦАМО, ф. 38988, оп. 4, д. 2, л. 125-135.


[Закрыть]. В этом документе он «анализирует боевую деятельность стрелковых, танковых и броневых частей, дает оценку действиям авиации, органам управления...»"[31]31
  Халхин-Гол: Новый взгляд через полвека. – М., 1990. – С. 17.


[Закрыть]

Далее Гареев утверждает, что Жуков «сразу поставил себя хозяином положения, решительно отмел всякое вмешательство в свои действия».

Это довольно любопытное умозаключение, которое по сути разрушает логику субординационного построения войсковых структур в период войны: Ставка (Главковерх) руководит фронтами, фронты – армиями, армии – дивизиями и т.д. При этом имеется в виду, что каждый командир действует в пределах своих утвержденных обязанностей, а количество «вмешательств» представителей вышестоящей инстанции зависит от сложившейся оперативной обстановки, профессиональной подготовки старшего (и младшего) командира, его умения определить разумную «долю вмешательства» в дела подчиненного и т.п.

Попытка Гареева показать Жукова в то время эдаким исключительным явлением, смело ломающим основополагающие порядки армии и «решительно отметающим всякое вмешательство в свои действия», представляется не только несостоятельной, но и надуманной[32]32
  Возможно, вывод о «вмешательстве», например, Штерна (да и Кулика) сделан только по имеющей очевидно оправдательный характер версии Жукова, изложенной им в беседе с К. Симоновым («Огонек», 1986, № 48, с. 8), которая не представляется доказательной, так как никаких документальных подтверждений не имеет.


[Закрыть].

Если автор имеет в виду действия Штерна, то на него, как командующего Фронтовой группой войск, возлагалось руководство оперативными действиями подчиненных ему частей и соединений, в том числе и 1-й армейской группы комдива Жукова.

Так «вмешательство» кого «в свои действия решительно отметал» Жуков? Своего непосредственного начальника Штерна? Вряд ли стоит комментировать эту совершенно нереальную и неправдоподобную версию Гареева.

Вмешательство Штерна в действия своего подчиненного, еще не имеющего достаточного опыта, было совершенно оправданным, а порой и необходимым. В качестве доказательства приведем малоизвестный факт, который четко характеризует различие стилей руководства подчиненными этих двух военачальников: «... Жуков успел вынести 17 смертных приговоров. Поводы для них были вопиющие по абсурдности, а следствие и судебное разбирательство заменялись бумажкой, на которой было написано: «Трибунал. Судить. Расстрелять». И подпись... Штерн обратился в президиум Верховного Совета и добился помилования всех семнадцати. Все бывшие смертники отличились в боях с японцами, получили ордена и даже звание Героя...»[33]33
  «Куранты». – 1995. – 28 апреля.


[Закрыть].

А вот пример из более позднего периода: февраль 1942 года, зона боевых действий 33-й армии, район Вязьмы. Он тоже характеризует специфическую, не склонную к изменениям особенность полководческого «почерка» Жукова: «... вернуть обратно (стрелковый батальон 93 СД, атакованный у Захарово превосходящими силами немцев – частями 4-го полка СС. – Авт.), виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества... Жуков»[34]34
  ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 1429, л. 32, 33.


[Закрыть].

Между тем сам Жуков, столь не любивший, если верить утверждениям Гареева, «вмешательств» сверху, в ходе кампаний 1941-1945 годов именно этот метод чрезмерного воздействия на подчиненных использовал постоянно, что приносило очевидный вред.

Вот несколько примеров.

Для ликвидации опасного нарофоминского прорыва немцев на 25 км к Москве 1-4 декабря 1941 года в 33-й армии была специально создана танковая группа. Неожиданно Жуков объявил командарму М.Г. Ефремову: «...Руководство группой возложено лично на Вас»[35]35
  ЦАМО, ф. 388, оп. 8711, д. 15, л. 65.


[Закрыть]. При этом комфронта почему-то не принял во внимание тот факт, что Ефремову в это время приходилось решать сложнейшие задачи по ликвидации другого прорыва – южнее Наро-Фоминска, в р-не Слизнево, а также принимать экстренные меры по отражению атак противника практически по всему участку обороны армии – от Наро-Фоминска до Кубинки. Формально не оспаривая это довольно странное указание, но не имея физической возможности лично руководить боем танковой группы, Ефремов поручил это своему командующему бронетанковыми войсками, который поставленную задачу успешно решил в течение двух суток[36]36
  Военно-исторический архив. – 1997. – Вып. 1. – С. 77-125.


[Закрыть].

Другой пример. В докладе Генерального штаба по итогам операций 33-й и 43-й армий на вяземском направлении (1942 год) указывалось: «...командующий Западным фронтом (Г.К. Жуков. – Авт.) разбросал почти равномерно свои силы и средства по огромному пространству... Единственно, что он мог сделать в таких условиях, это засыпать мелкими указаниями подчиненные армии и порой вмешивался в их внутренние обязанности»[37]37
  ЦАМО, ф. 8, оп. 11627, д. 1509, л. 13.


[Закрыть].

Или такой пример. В боевой характеристике на генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова, датированной 28 января 1942 года, Жуков в свойственной ему манере цинично записал талантливому полководцу пункт о том, что тот якобы нуждается в «постоянном жестком руководстве» даже при выборе «расположения командного пункта армии» (?!).

И уж совсем странно выглядит следующий пассаж Гареева: «...все эти Штерны, Кулики и Мехлисы...».

Ну, написал бы это какой-нибудь журналист, не очень-то сведущий в нашей военной истории, но когда начертать такое поднимается рука у президента Академии военных наук Российской Федерации, то тут, как говорится, хоть стой, хоть падай.

Надо ли доказывать, тем более генералу армии, что поставленный «в голову колонны» Штерн по своей значимости является совершенно несопоставимой фигурой с двумя другими, по воле автора статьи стоящими в одной с ним шеренге?

По-видимому, стоит напомнить читателям, да и Гарееву, если он вдруг «запамятовал», кто такой Григорий Михайлович Штерн, и сколь весомы его заслуги перед Родиной.

Выдвигая Штерна на должность командующего Фронтовой группой войск, И.В. Сталин понимал, что после репрессий в Красной Армии 1937-1938 годов тот оставался одним из наиболее опытных и грамотных в военном деле военачальников: он был Главным военным советником в республиканской Испании, знал, как надо воевать с испанскими и германскими фашистами, летом 1938 года руководил разгромом японских войск у озера Хасан. Его действия получили высокую оценку Наркома обороны в приказе № 0040 от 4 сентября 1938 года: «... японцы были разбиты и выброшены за пределы нашей границы благодаря умелому руководству операциями против японцев т. Штерна и правильному руководству т. Рычагова действиями нашей авиации». Поэтому решение Сталина поставить опытного Штерна начальником Жукова – энергичного, но не имевшего боевого опыта (что он и сам подтвердил в своих «Воспоминаниях и размышлениях» на с. 177), было вполне обоснованным. Это уже потом, весной 1940 года, назначая Жукова командующим войсками Киевского особого военного округа, Сталин скажет: «Теперь у Вас есть боевой опыт. Применяйте его в боевой подготовке войск округа».

После завершения в конце августа 1939 года разгрома японской группировки, составлявшей большую часть Квантунской армии, Нарком обороны направил 28-го числа того же месяца поздравление, которое заканчивалось словами: «... Поздравляю всех бойцов и начальников с высокой наградой, которой Советское правительство отметило ваших героических руководителей, славных сынов нашей Родины товарищей Жукова, Никишева, Штерна и Бирюкова»[38]38
  ЦАМО, ф. 37977, оп. 1,д. 54, л. 159-161.


[Закрыть].

А когда начались переговоры с японцами об обмене пленными, о разводе советских и японских частей и др., произошел любопытный эпизод, о котором известно из доклада члена Военного совета Фронтовой группы Н. И. Бирюкова 21 октября 1939 года: «... в первый день переговоров японцы поинтересовались, где генерал Штерн, здесь он или нет, и показывают два ящика подарков, что принесли для него, и говорят, что полковник Тонако его хорошо знает. Оказалось, что полковник Тонако знает тов. Штерна по Хасану»[39]39
  Бирюков Н.И. Эпистолярные тайны. – М., 1994. – С. 43.


[Закрыть].

По результатам боевых действий в районе реки Халхин-Гол звание Героя Советского Союза было присвоено Штерну и Жукову одновременно.

И все же важнейшей заслугой Штерна были, на наш взгляд, даже не его впечатляющие успехи на полях сражений. Проявив удивительную прозорливость и настойчивость, он сумел в чрезвычайно сложных условиях добиться специального решения Политбюро ВКП(б) о приведении войск Дальнего Востока в боеготовое состояние, что в последующем, осенью 1941 года, сыграло огромную роль при обороне Москвы.

В своем донесении Наркому обороны от 13 июля 1939 года командование Фронтовой группы предлагает срочно отмобилизовать новые соединения для Дальневосточного ТВД: «...Я по-прежнему считаю необходимым:

1. Тихо, распорядительным порядком влить в войска 1 и 2 ОКА все положенные мобпланом местные ресурсы, хотя это и будет порядочным ущербом.

2. Отмобилизовать распорядительным порядком положенные схемой оргразвертывания для Востока части внутренних округов, учить и учить их. Штерн, Бирюков»[40]40
  ЦАМО, ф. 37977. оп. 1, д. 26, л. 27-30.


[Закрыть].

О том, как этот план осуществлялся, поведал участник тех мероприятий В.А. Новобранец: «После боев на Халхин-Голе командующий Фронтовой группой командарм 1 ранга Штерн, член Военного совета фронта Бирюков и я – по должности заместитель начальника оперативного отдела, в звании майора – приехали в Москву, чтобы доложить Политбюро ВКП(б) план развертывания войск Дальневосточного фронта на 1940 год... Командование Дальневосточного фронта считало, что халхингольская авантюра – только пробный шар, запущенный японской военщиной. В будущем следует ожидать более крупных военных действий, возможно, даже большой войны... Утверждение этого, казалось бы, необходимого плана на Политбюро проходило в крупных и жарких схватках, главным образом со Сталиным и Ворошиловым... Все же он (Штерн. – Авт.) в конце концов добился своего: Политбюро утвердило план, и все войска к концу 1940 года были развернуты. Оценивая этот факт сейчас, можно сказать, что еще зимой 1939/40 года были заложены основы нашей декабрьской победы под Москвой в 1941 году. Заслуга в этом принадлежит командарму Штерну, а также бывшему начальнику оргмоботдела фронта полковнику Ломову, впоследствии генерал-полковнику... Штерн же при «неизвестных обстоятельствах» исчез. Трудно себе представить, чем бы закончилось сражение под Москвой, если бы туда не были переброшены готовые к бою дивизии с Дальнего Востока»[41]41
  «Знамя». -1990. – № 6. – С. 166.


[Закрыть].

Как тут не согласиться с майором В.Новобранцем: значение проведенных Штерном мобилизационных мероприятий огромно.

 Что же касается обстоятельств «исчезновения» Штерна, то теперь они хорошо известны. Напомним, как это происходило. «...7 июня 1941 года с согласия Буденного (резолюция об аресте) был арестован начальник Управления противовоздушной обороны Герой Советского Союза генерал-полковник Штерн Г.М. – член ВКП(б) с 1919 года, член ЦК ВКП(б), депутат Верховного Совета СССР.

Во время нахождения под стражей Штерн подвергался нечеловеческим пыткам и истязаниям, однако он ложных показаний, которых от него добивались Берия и его ставленники, не дал. Правда, на допросе 27 июня 1941 года Штерн, не выдержав пыток, показал, что с 1931 года являлся участником военно-заговорщической организации и агентом немецкой разведки, однако в конце протокола допроса, куда были занесены эти показания, собственноручно дописал: «Все вышеизложенное я действительно показывал на допросе, но все это не соответствует действительности и мною надумано, так как никогда в действительности врагом, шпионом и заговорщиком я не был»[42]42
  «Военно-исторический архив». – 1998. – Вып. 2. – С. 78.


[Закрыть].

Ознакомившись с вышеизложенными материалами о Штерне, читатель теперь и сам может решить, соответствовал ли Григорий Михайлович определению, небрежно брошенному историком Гареевым, – «все эти Штерны...».

Примечательно, что с приходом Жукова в январе 1941 года на должность начальника Генерального штаба начались кадровые перестановки, которые по странному стечению обстоятельств коснулись всех бывших начальников фронтовой группы войск. Так, командующий Дальневосточным фронтом Г.М. Штерн был переведен почему-то на должность начальника Управления ПВО РККА, а член Военного совета Н.И. Бирюков в марте 1941 года был выведен из состава ЦК ВКП(б) и с понижением назначен членом Военного совета 3-й армии в город Гродно. Лишился своей должности и начальник штаба Дальневосточного фронта генерал-майор М.А.Кузнецов, который был направлен командиром стрелковой дивизии в Прибалтийский военный округ скорее всего потому, что на совещании высшего руководящего состава РККА, проходившего 23-31 декабря 1940 года, высказал несогласие с докладчиком командующим Киевским особым военным округом Г.К. Жуковым по вопросу использования «эшелона развития прорыва» (эрп).

Напомним, что трагическая судьба постигла вскоре не только бывшего начальника Г.К. Жукова – Г.М. Штерна, но и П.В. Рычагова, который командовал в халхингольской кампании авиацией, а также Я.В. Смушкевича, возглавлявшего ВВС 1-й армейской группы. Жуков, как начальник Генерального штаба, мог бы защитить их, однако, этого не сделал. Чего же ему не хватило – мужества или желания? Вопрос остается без ответа.

«НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ»

Анализируя деятельность Жукова в должности начальника Генерального штаба, Гареев как бы вскользь замечает, что в тот период «было допущено много упущений и ошибок», не уточняя, о чем конкретно идет речь. Однако тут же подчеркивает, что «с точки зрения трезвой оценки обстановки, самостоятельности, инициативы, принципиальности и настойчивости в принятии ряда мер по подготовке Вооруженных Сил к отражению агрессии в обстановке того времени вряд ли Б. М. Шапошников или другой опытный начальник Генштаба мог сделать то, что удалось сделать Тимошенко и Жукову... Да и директива о подготовке войск к отражению нападения... не была бы подписана вечером 21 июня 1941 года».

Такой вывод выглядит по меньшей мере странным и вызывает возражения по следующим причинам.

Во-первых, ни на чем не основано и бездоказательно предположение, будто более опытный начальник Генерального штаба не смог бы сделать больше, чем Жуков. Следует, видимо, напомнить, что Георгий Константинович не только не имел соответствующего этой должности военного образования, но и необходимого для такой работы опыта. Поэтому неудивительно, что на докладе Главного разведывательного управления «О франко-немецкой войне 1939-40 гг.», в котором широкомасштабные боевые действия обеих сторон были тщательно проанализированы, в том числе и впервые созданных немцами оперативно-стратегических объединений – танковых армий, появилась резолюция Жукова, буквально повергшая генштабистов в шок: «Мне это не нужно...» (?!)[43]43
  «Знамя». – 1990. – № 6. – С. 173.


[Закрыть]. Закономерен вопрос: а что же тогда «нужно» было знать начальнику Генерального штаба перед началом войны с тем же противником? Неужели только сообщение о том, «сколько израсходовано заправок горючего на одну колесную машину?»[44]44
  Там же.


[Закрыть].

Во-вторых, именно «инициативы, принципиальности и настойчивости» и не оказалось у Жукова в должной мере при отстаивании судьбоносных решений в самый ответственный не только для Красной Армии, но и всей страны момент, – когда вермахт вторгся в ее пределы. Да это он и сам признал в своих мемуарах: «Мы должны были это делать более решительно, чем делали».

В-третьих, доподлинно известно, что с учетом времени прохождения многострадальной директивы (ее передача закончилась в 0 часов 30 минут 22 июня 1941 года) большинство соединений получило ее слишком поздно. Поэтому попытка Гареева включить «в актив» Жукова как достижение несвоевременно подписанную, а потому с запозданием отправленную директиву, только запутывает читателя и лишает его возможности правильно осмыслить происшедшее. Дело в том, что у Жукова было много различных каналов, чтобы даже до подписания директивы привести войска в боеготовое состояние: отменить отпуска, сборы, различные воскресные мероприятия и т.д.

По-другому восприняли ситуацию те военачальники, которые к боеготовности войск отнеслись профессионально и с должной ответственностью.

Генерал армии Н.Г. Лященко в статье «С кровью и потом пополам...», опубликованной в «Военно-историческом журнале», вспоминал: «...затем Сталин сказал (5 мая 1941 года в Кремле. – Авт.), что война с Гитлером неизбежна... «Поезжайте в войска, принимайте все меры к повышению боеготовности...». Думается, Г.К.Жуков, будучи начальником Генерального штаба, просто обязан был поставить в известность командующих войсками о приближающейся катастрофе, должен был потребовать, чтобы они все внимание отдали боевой готовности, повышению бдительности. Тут же все оказалось наоборот».

А вот что по этому поводу писал адмирал флота Н.Г. Кузнецов: «п. 2. По вопросу начала войны мне хотелось бы только имеющимися документами опровергнуть утверждение т. Жукова, что нельзя было подготовить части к обороне за несколько дней. Этому никто не мешал и наоборот – это был его долг... Нам с нач. штаба было достаточно из кабинета Тимошенко позвонить по телефону, передать условное слово на флоты, по которому все знали что делать» (из письма в ЦК КПСС)[45]45
  «Военно-исторический архив». – 1997. – Вып. 1. – С. 72.


[Закрыть].

Однако ничего подобного Георгий Константинович не сделал. Поэтому утверждение Гареева, что «все эти качества... может быть уберегли нашу армию от многих напастей, которые благодаря этому не случились» является очевидным преувеличением. Своевременно не приведенная в боеготовое состояние Красная Армия получила страшный по силе удар противника, в результате которого в ходе летне-осенней кампании 1941 года она, несмотря на героическое сопротивление, понесла миллионные потери убитыми, ранеными и пленными. Приходится констатировать, что на вопрос, так от каких же «напастей» сумел уберечь нашу армию Жуков, – в статье Гареева ответа нет.

В целом исчерпывающая характеристика деятельности высшего командования Красной Армии в тот период изложена в работе группы военных историков:

«...Несостоятельность, проявленная в этой ситуации (с учетом вины политического руководства, которое своими решениями воспрепятствовало своевременной реализации намеченных мобмероприятий. – Авт.) высшим военным руководством -Наркоматом обороны и Генеральным штабом, а точнее – стоявшими во главе этих органов маршалом С.К. Тимошенко и генералом армии Г.К. Жуковым, не сумевшими отстоять принятые решения и добиться их выполнения, нельзя рассматривать иначе, как нехватку компетентности этих лиц и несоответствие занимаемым ими постам...»[46]46
  Стратегические решения и Вооруженные силы (далее – СР). – М.: Арбизо, 1995. -Т. 1. – С. 270.


[Закрыть]. Итак, «несостоятельность», «нехватка компетентности» и «несоответствие занимаемым постам», в то время как у Гареева – все наоборот. В данном случае читателю представляется возможность самому сделать правильный вывод.

«ОБОРОНА ЛЕНИНГРАДА»

Описывая деятельность Жукова при обороне Ленинграда с 6 сентября по 10 октября 1941 года, автор справедливо отмечает его безусловные успехи в наведении необходимого порядка в войсках, огромную силу воли, твердость в управлении и умение мобилизовать все моральные и материальные возможности для выполнения этой труднейшей задачи.

Однако вызывает удивление необоснованное обвинение, допущенное Гареевым в адрес одного из своих оппонентов: «Историк А. Мерцалов вдруг сделал открытие, будто бы гитлеровское командование и не собиралось овладевать Ленинградом... В ходе войны 21 июля Гитлер посетил штаб группы армий «Север» и поторопил фельдмаршала Лееба «быстрее овладеть Ленинградом».