Текст книги "Преступление и наказание (СИ)"

Автор книги: Владимир Наконев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

ШНАПСИК

– У меня изжога, – пожаловался бывший советский зэк, – Задрала уже эта жратва, огурцов солёных хочу, капусты квашеной.

– И пива жигулёвского, подкалываю я.

– Не отказался бы. С водочкой. Не, не могу терпеть! Пойду мочу с водой глотну.

Отправившись через некоторое время в том же направлении, я обнаруживаю оживлённый разговор. Испанец ни в зуб ногой по-русски, а экс-советянин знает полтора десятка слов на каждом иностранном. Больной уже выпросил аборигена глотнуть жидкости для полоскания рта и теперь речь шла о повторении. Оба обрадовались моему появлению.

– Скажи ему, что в этой жидкости нет алкоголя.

– Скажи ему, пусть не жадничает. Мне сразу полегчало в желудке. Если ещё глотну, совсем успокоится.

Добросовестно перевожу обоим сказанное. Испанец встал в глухую оборону: алкоголя нет и нечего портить продукт. Экс-советянин продолжал настаивать:

– Ну дай! Что, тебе жалко что ли? Это – шнапс, шнапс, андестенд? Вот же зараза! Зимой снега не выпросишь. Шнапсик хренов!

Так он у нас и остался Шнапсиком.

ШНАПСИК СПЯТИЛ

Я сидел со Шнапсиком в одной камере. Как и все параноики, он слушал мою, временами правильную, испанскую речь, и всё больше убеждался, что я – специально подсаженный к нему полицейский агент. Постепенно его подозрения переросли в уверенность, депрессия сменилась агрессивностью и он стал защищаться. Защищаться, как крыса, загнанная в угол.

Занимаясь моими делами и перемещаясь по камере, я обратил внимание, что Шнапсик постоянно вертит головой, не выпуская меня из своего поля зрения.

– Что? Чувствуешь себя не комфортно? – спрашиваю.

– Если честно, то нет. – ответил Шнапсик, уселся на стул в углу и откровенно уставился на меня. Я, наконец, покончил с чисткой зубов, стиркой и тоже уселся с книгой в руках в углу напротив. Шнапсик достал из своей сумки коробочку с соком и обратился ко мне.

– Как считаешь, я должен это выпить?

– Если не хочешь, отдай мне.

– Я тебя спрашиваю, должен ли я это выпить? – стал повышать голос Шнапсик.

Мне стало интересно. Я поменял положение моих ног, потому что из жизненного опыта знал: подобные невротические реакции заканчиваются нападением. Окинул взглядом пространство вокруг Шнапсика, убедился, что возле него нет близко предметов типа швабры и в его руках нет выломанных из бритвенного станка лезвий. Решил спровоцировать его к действию.

– Да, я считаю, что ты должен это выпить.

В глазах Шнапсика блеснули слёзы.

– Я так и знал! Ты отравил мой сок, который я выпил утром. То-то мне сегодня все говорят, что со мной что-то случилось. Имей ввиду: буду защищаться, я вам так просто не дамся. Тебе не удастся разделаться со мной! Так и передай своим начальникам…

Я слушал эту чушь и понимал, что мой здоровый сон отныне может превратиться в подобную паранойю, следя за свихнувшимся испанским придурком. Только сейчас я по-другому оценил то, что раньше мне казалось забавным: Шнапсик не гулял по двору, а садился за стол и, не вставая, полдня что-то добросовестно писал на разных листах. Потом, поднявшись в камеру, он сжигал листы над унитазом и спускал воду. И так каждый день.

В тот раз всё закончилось стенаниями, слезами, стучанием кулаком по койке и обещаниями «будь что будет». Когда открыли двери камер, я подошёл к одному из шефов модуля, к счастью дежурившему в тот день, и в двух словах обрисовал ситуацию. Тот опечалился и посоветовал мне самому поискать свободное место. Дожились! В тюрьме зэк должен сам себе место искать.

– Но ведь есть же свободная камера.

– Э-э… она не соответствует нормам, – увильнул шеф.

Ага, понятно! После моего письма директору тюрьмы, где я ткнул администрацию фейсом об тэйбл, меня честно предупреждают, что камера не соответствует.

– А что там плохого в камере?

– Стена чёрная от сырости.

– Меня чёрная стена будет беспокоить меньше, чем идиот-испанец.

На переднем лице начальника появилось облегчение: я сам туда попросился.

Так я расстался со Шнапсиком, не замечая более ни его присутствия, ни его действий, ни того, что все посмеиваются над дураком.

Прошло больше года и, уже в другой тюрьме, меня как-то зовут к окошку и вручают письмо. Гляжу на отправителя и чуть-чуть не падаю: мне написал Шнапсик. Брррр! Читаю письмо и без всякого удивления, обнаруживаю, что он спрашивает, где он может купить пистолет «Беретта»? почему-то другого ему не захотелось! Посмеявшись, рву письмо в клочья и забываю о нём. Как оказалось, зря. Ещё через неделю мне дают второе письмо от Шнапсика, но уже пришедшее по межтюремной почте. Вот что он мне написал:.

«Привет Вл.

Как дела, друг? Пишу тебе снова, чтобы прояснить очевидные вещи, которые ты, возможно, не знаешь. Мне бы хотелось тебя видеть и поговорить с тобой немного. Побыть вместе. Но, наверное, ты сейчас не можешь.

Когда Б… показал на тебя, все головы повернулись в твою сторону и с того момента все начали смотреть всё, что ты делал и говорил. Все поняли, что ты симулировал и не нуждался в очках. Также всем стало ясно, что когда ты хотел, ты говорил на отличном испанском. Это позволяло тебе выдавать себя за русского. В конце-концов, тебя проверили в интернете и обнаружили, что ты не был чемпионом России по тяжёлой атлетике. Твоё имя не появляется ни в какой области, Владимир. Кроме того все поняли, что ты обманываешь во всём. Ты никогда не был другом российского президента, как это говорил араб Имад. Ни чемпион по тяжёлой атлетике, ни что-нибудь ещё. Я знаю, что твоё настоящее имя Хосе-Луис. Я слышал, как охранники вызывали тебя несколько раз по мегафонии. Я никому ничего не сказал и твоё настоящее имя сохранилось в тайне. Я всегда звал тебя русским, не смотря на то, что ты – такой же испанец, как и я. Хе-хе.

Знаешь, всё это время я изучал, что ты за фрукт. С одной стороны, я видел, что по злой шутке проклятого Б… все принимали тебя за переодетого полицейского, не смотря на то, что ты всегда рассказывал, что ты был чемпионом по тяжёлой атлетике и т. д. потому что тебе было важно чтобы все это знали. Это означало, что все должны были находиться в процессе игры по твоему внедрению и не мешали развитию проекта «понимание». Я тоже, по незнанию, участвовал в этом спектакле. Когда понял, что это означает, постарался не ухудшать ситуацию и не зарабатывать проблем для меня. Мы же друзья, помнишь?

И пока шла игра по завоеванию моего доверия, я тоже старался обманывать и дезориентировать всех вокруг в намерении не выделяться из общего хора голосов, говорящих о тебе. Но я никогда ничему не верил из того, что слышал. С моей стороны я писал многочисленные письма в другие модули тюрьмы, пытаясь узнать мнение других людей о тебе. Получил два противоположных заключения…»

И такой галиматьи три страницы мелким почерком. Закончил своё послание Шнапсик так:.

«Забери меня отсюда, чтобы я смог начать другую жизнь. Я уже так долго нахожусь здесь, что не только устал, но и вплотную приблизился к пределу своих возможностей. Многие мои друзья всерьёз беспокоятся за состояние моего здоровья. Нормализуй, пожалуйста, мою ситуацию. Ты отлично знаешь, что я не имел никакого отношения к тому, что случилось.

Я выбрасываю полотенце, отказавшись от борьбы. Верь мне. Я готов сделать для тебя всё. Вытащи меня отсюда. Ситуация ведёт меня в никуда».

Сначала мне было смешно. Затем грустно. Как и раньше, я махнул рукой и забыл. Но Шнапсик уже прочно подсел на идею и прислал мне ещё несколько писем подряд. Одни по обычной почте, другие по межтюремной. Устав смеяться, я понял, что его дурость становится для меня опасной. Собрался с мыслями и отправил ему ответ. Тюремной почтой, потому что на таких письмах не ставят штампов даты и это отлично вписывалось в содержание.

«Мадрид, май 2016.

Дорогой Луис!

Надеюсь, что ты находишься в хорошей форме, чтобы понять всё, что я объясню тебе в нижеследующих строках.

Если сказать по правде, твой случай не так прост, как ты это представляешь. Ни в коей мере, понимаешь? Так вот… твои заявления противоречат материалам расследования, которые я до сегодняшнего дня видел и в результате получается, что приговор суда нужно читать не только с лупой, чтобы продолжать борьбу.

Ты засыпался в плохой политический момент и никто, подчёркиваю, никто не рискнёт своей шкурой, чтобы спасти тебя. Кроме тебя самого, разумеется.

У тебя есть, по крайней мере, две возможности для твоего будущего:.

А) Ты отбываешь всё, что тебе дали, и выходишь в назначенный день, чтобы начать всё заново. Будешь фрагментированным, но свободным для переинсталяции и начала нового существования.

Б) Просишь помощи и опускаешься всё ниже и ниже в глубину дурнопахнущего болота юриспруденции и никто не осмелится спрогнозировать, каким будет твой конец.

Не исключая какой-нибудь экстравагантной психопатии.

И эти слова, которые, кажется, проявляют один лишь пессимизм, в действительности означают прагматизм, цельный и неделимый, без всякой сентиментальности.

Возвращаясь к теме, я не открою для тебя ни сокровищ, ни волшебного эликсира, а историю Колумба ты уже знаешь. Коррупция существует на самом деле. Это – единственная вещь, которая эффективно функционирует в этой стране. Русские говорят (верь мне что это так) «Лес рубят, щепки летят». И ты, друг мой, ты – ещё одна щепка на этом бескрайнем поле.

Будь сильным и терпеливым.

Твой Х-Л.

P.S. Я не смог ответить тебе быстро, из-за многочисленной работы. В случае какой срочности пиши мне на этот адрес: «Группа № 14…»

И, злорадно ухмыляясь, я переписал адрес с визитной карточки полицаев, которую они мне оставили, когда посещали меня в тюрьме.

Хотел бы я видеть их морды, когда в их руки попадёт письмо Шнапсика, адресованное мне.

ВОЛШЕБНЫЙ ИСТОЧНИК

– У нас, в Африке, есть минеральный источник, где жидкость выходит из земли и превращается в деньги.

Я задумался. Про Великую Болгарию и Великую Литву я уже слышал. Про то, что я не знаю историю России, мне уже говорили. Что Гитлер проиграл войну с Советским Союзом из-за того, что в июне ударили сильные морозы и вермахт, ослабленный четырёхлетней войной со всеми государствами Европы, попросту замёрз под Москвой, мне уже тоже рассказывали. О гелиоцентрическом устройстве Вселенной представление имею. Но жидкость в деньги! Это было новое. Не скрывая хорошего настроения, начинаю спор с негром:

– До сих пор я знал, что нефть запросто превращается в деньги. И даже газ можно превратить в монеты.

– Нет, это не нефть, – авторитетно заявляет представитель одной из частей Заира.

– Золото?

– Нет.

– Алмазы?

Негр снисходительно смотрит на меня.

– Ты когда-нибудь слышал про жидкие алмазы? Это особая жидкость.

Я останавливаю жестом его краткий курс минералогии, беру в руки книгу, отыскиваю в ней таблицу Периодической Системы Менделеева и протягиваю собеседнику.

– Когда найдёшь этот минерал, покажешь.

– Это не минерал.

– Ты же сам сказал, что это минеральный источник.

– Ну, я не правильно выразился. Это металл.

Я вытаращиваю глаза:

– Вам платят за ртуть?

Наступает очередь негра вытаращить зенки.

– Когда я тебе сказал, что это – ртуть?

– А другого жидкого металла нет.

– Как нет? Это… это другой металл.

Уже не могу сдержаться и ржу но-лошадиному. Вытираю выступившие слёзы и тычу пальцем в книгу:

– Значит так: читаешь, находишь, показываешь и я отблагодарю тебя за новые знания.

До негра доходит, что он промахнулся, но гонора не теряет.

– Это не полная таблица и, может быть, здесь нет этого элемента.

– А вот фиг ты угадал, – говорю я на чистом испанском, – Книга в твоих руках – это эциклопедический словарь. Это означает, что точнее этого ничего нет.

Негр продолжает упираться.

– Но ведь платят…

– Да, платят. И много. Потому что в вашей Африке министры – тоже негры. И умеют считать. И берут взятки в миллион долларов, только за то, что соглашаются поговорить с заезжим «новым русским» или старым европейцем, желающим «сделать деньги» на какой-нибудь хрени в ваших землях. И эта хрень может быть вывозом ставших ненужными колониальных рельсов, чтобы продать их в Китай. Или, наоборот, завозом бытового металлолома от телефонов и компьютеров до холодильников и телевизоров, чтобы этот мусор не засорял европейских свалок.

Негру становится смешно от услышанного. Он же не совсем дурак.

– Не только министрам платят…

– Знаю, знаю. Ещё тем, кто хочет спасти толи ангольского, толи заирского космонавта, оставшегося на орбите, после развала Советского Союза. Ты, кстати, за что сидишь?

БОЛЬШИЕ СИСИ

В блоке появились большие сиси. Бедное существо! На имплантанты денег нашёл (нашла, нашло), а на то, чтобы писю отрезать, нет. Вот и мучайся сейчас среди мужиков. Но владелец (владелица, владелицо) силиконовых грудей, похоже, ничуть не расстроилось от такого несоответствия и по 4–5 раз в день чистило зубы, что свидетельствовало о солидной и многочисленной клиентуре.

Экс – советский зэк страдал, с трудом перенося своё безденежное существование. И кружку ему (ей) подарил, и пирожные свои отдавал, но сервиса так и не достиг.

– «Боже! Ну, прямо женщина! Всё на месте. Ну почему я с ней не в одной камере?»

Появился новый зэк. Молодой румын. И сразу влюбился в Большие сиси. Поцелуи, кока-кола, сигареты и чуть чаще чистка зубов. Потом, как и положено у влюблённых, ревность, скандалы, рукоприкладство и оба исчезли из нашего блока.

В соседнем блоке, говорят, пять пар таких сисек. Народ там телевизор не смотрит. Хватает живых спектаклей.

ДЕБИЛ

Идиот в коллективе – это неприятно. Это – проблема. Тем более в тюрьме. И уже совсем плохо, если это испанская тюрьма.

Здесь под особой защитой находятся все отбросы человеческого общества. Попробуйте только тронуть пальцем или оскорбить словом педофила. Весь репрессивный протокол сборника тюремных правил обрушится на вашу голову за покушение на больного человека.

Артуро Оливеро Северино – не был педофилом. Но он был идиотом. Гладкая, отполированная 110-килограмовая морда лишённая растительности и такого же размера задница настораживали с первого взгляда. 33-летний гражданин Коста-Рики попал в испанские застенки по прозаической причине привоза в Европу одного килограмма белого веселящего порошка.

– Я образованный и воспитанный человек. Меня посадили несправедливо, потому что я совершил ошибку, а за ошибку наказывать таким сроком нельзя, – говорил он.

Первые две недели Артуро учил английский и расспрашивал знающих людей о возможных последствиях, если поймают с кокаином в Англии. Выяснив, что Туманный Альбион уже находится в Евросоюзе и сдесь он надолго записан как наркотрафикант, он переключился на изучение цен на этот продукт в дальних странах типа России или Китая. Новые знания его не обрадовали: русские дают пятнадцать лет сибирских холодов за любое количество, превышающего дозу для личного потребления. В Китае же заставляют родственников оплатить два патрона к автомату Калашникова, чтобы избежать недоразумений с возможной осечкой или подранком.

После этого костариканец демонстрировал хорошее поведение, соревновался за овладение шваброй и записался на курсы сварщиков. Его перевели в другой блок. Получше.

– Меня переводят в «модуло респето», важно сообщал всем несправедливоосуждённый, – А в такие места не всякого берут.

Через два месяца тюремный телефон донёс, что несостоявшийся сварщик сидит уже в конфликтном блоке, куда его отправили за драку. Потом он вернулся в блатной блок, но, правда в другой. И снова попал в конфликтный. За драку.

В конце концов дон Артуро заново объявился в нашем блоке для наркоманов.

– Меня все провоцируют! На меня все нападают! – жаловался он охранникам.

И через месяц был отправлен в изолятор. За драку. Ещё через месяц он вернулся. Атмосфера в блоке стала напряжённой. Все старались обойти дефективного стороной и никто не уживался с ним в камере.

Сам же он, в перерывах между причитаниями и жалобами, писал и звонил во все инстанции, чтобы получить высылку на родину. Латиноамериканцы с малыми сроками заключения имеют право на высылку после отбытия половины срока. За большие наказания (больше шести лет), это право появляется лишь после нахождения в тюрьме трёх четвертей наказания.

– Эй, русо! – позвал меня толстомордый юнец, когда я вошёл в столовую. Показал мне щепотку соли на ручке пластиковой ложке, – Нюхнуть не хочешь? Я знаю, что русские любят заправлять ноздрю кокаином.

Так настала моя очередь пообщаться с жертвой аборта.

– Не понимать костариканский, не говорить толстый идиот, – ответил я.

– Что ты сказал? – возмутился Оливеро-Северино и замахнулся. Но, правда, издали. Те, кто это слышал, весело рассмеялись: теперь в блоке не осталось никого, кто бы хоть раз не спровоцировал образованного представителя центрально-американской страны.

Когда его наконец отправили, соседний блок передал нашему искренние поздравления. Там его тоже помнили.

СМЕШНО

Цирк уехал, а клоуны остались. Такая мысль приходит в испанской тюрьме довольно часто. Тем более, если заглядывать на доску объявлений в блоке тюрьмы.

«Объявляется конкурс на короткий рассказ с темой о равенстве» братство и свобода не упоминались. Хе-хе! Причём настаивают, что желательно описать что-то на основе своего опыта. Я это равенство каждый день вижу. Здесь педофил равен наркоману, оба равны налётчикам на банки или квартирным ворам и все вместе равны убийцам, коим являюсь я или другой испанец или румын, зарезавшие свою подругу.

Однажды, среди объявлений я увидел лист бумаги, где многочисленными буквами было сказано, что нужно проявить солидарность с беженцами, кои наводнили Европу. Для этого любой желающий может попросить перечислить энную сумму денег со своего тюремного счёта на адрес испанской ассоциации Proactiva Open Arms, помогающей обездоленным. Никто и никогда не слышал о существовании этой организации. Подумав, я решил, что идёт обычное разводилово лохов на деньги. Но мысль сделать это в тюрьме, где запрещено не членам семьи переводить деньги зэкам и последним не дают возможности зарабатывать, мне понравилась.

«Врёшь!» – была реакция моих коллег, когда я сообщил им об этом объявлении. Потом они шли к доске, читали эту глупость, возмущались или веселились и возвращались обратно.

– Ничего смешнее этого я здесь ещё не видел, – сказал мне один из них, отбывающий уже не первый год в этой тюрьме.

С того момента, как по телевизору показали душещипательные репортажи о несчастных беженцах, это вызывало у меня улыбку.

Через год, после этого смешного объявления негосударственная гуманитарная организация «Проактива опен армс» была обстреляна морскими пограничниками Ливии в их территориальных водах, куда они заплыли спасать беженцев. Радиообмен, опубликованный испанским телевидением был такой:

– Здесь морские пограничники Ливии. Вы находитесь в территориальных водах нашей страны и подозреваетесь в нелегальном трафике людей.

– Здесь «Проактива опен армс». Мы получили сигнал SOS…

Звучит пулемётная очередь.

– Здесь морские пограничники Ливии. Немедленно покиньте территориальные воды! В следующий раз открываем огонь на поражение без предупреждения.

– Да, да, господин! Приступаем к выполнению вашего указания.

Для тех, кто не знает, беженцы, курсирующие между африканским и европейским берегами, платят от полутора до семи тысяч евро лишь бы им помогли переплыть Средиземноморье. Отличный бизнес! Кстати, эта попрошайничающая и помогающая несчастным «Проактива», поменяла свою супер-яхту длиной 30 метров на скромный кораблик вдвое большей длины. И, после случая с ливийскими пограничниками, попросили испанских военных моряков защитить их от произвола.

ОПЕРАЦИЯ «ХАМЕЛЕОН»

Жил-был дурак. Но не Иван. Временами его звали Колей, но это не было его именем. Да и дурак-то он был по профессии, а не по болезни. В свои пятьдесят с лишним лет он ровно тридцать пропарился в местах различной отдалённости и весь его трудовой стаж насчитывал от силы пару месяцев. Сволочью он не был, хотя приходилось и воровать и «косить», и наркоманить. Врал он так же легко, как и пил. А пил он всё: воду, водку, бражку и коньяки, если подвернутся, политуру, жидкость для зубов, волос и для мойки окон. Не пропускал и растворители, которые годились для внутреннего употребления. «Пить можно всё, что горит!» – весело говаривал он, когда не терял человеческий облик. За этим обликом он следил ревностно. Прикид на нём был всегда «от фирмы». Даже, если он нёс его домой в положении далёком от вертикального.

В тюрьмах он был как дома. Безконфликтный и располагающий к себе, Коля всегда имел друзей и товарищей, которым сбагривал несъедаемые таблетки от дурости. И за это всегда был одариваем табачком, чаем и другими удовольствиями. Таким он мне встретился в испанской тюрьме. Благодаря ему я не откинул копыта от зимних холодов, потому что зачалился в застенки в летней одежонке, а пенитенциарной системе пиренейщины, до лампочки нужды отдельного зэка, от медицины до элементарного покрытия тела. Коля одел меня с ног до головы. Я же, как мог, пытался облегчить его повседневную жизнь в чужой языковой среде. Попытка научить его испанскому провалилась сразу же, не смотря на явный интерес Коли. Голова его, точнее внутренности головы, наотрез отказывались знакомиться с новыми словами и грамматикой и отправляла Колю в мир грёз после любого временного периода учёбы. Некоторого успеха мы вместе добились, выправляя его старческие признаки. Коля выгнул сгорбленную спину, перестал подволакивать ноги и с интересом начал разглядывать своё отражение в зеркале.

Нас объединяло не только советское прошлое, но и брезгливо-ироническое отношение к тюрьме, жильцам, правилам, охранникам и всему остальному. Поэтому, за нашу идеологию, мы оба оказались в спецтюрьме с драконовскими порядками, плохой кормёжкой, но с вполне сносным персоналом. Правда, верховная власть тут принадлежала самым гнусным представителям пиренейского мыса европейского полуострова Азии. Я понял, что мы с Колей должны исправляться. Сидели мы в разных блоках и переписывались по официальной внутренней почте.

Подумав немного, я сделал первые шаги к нашему переезду в более приятное для искупления вины место. Сначала я понаписал Коле текстов испанскими буквами, что ему, для успешного понимания, что от него требуется, а также для объяснения его нужд, позарез нужен персональный толмач и чтобы меня приглашали на эти мероприятия.

Он добросовестно отдал это администрации. Его отфутболили. Я писанул новые и Коля стал настаивать. Руководство взъелось и перекинуло Колю в мой блок. Первый раунд был выигран. Мы стали тратить меньше времени на инструктаж и атаковали в лоб всю местную управляющую банду.

– Вы только посмотрите на него, – говорил я врачу, соцработнику, психологу или воспитателю, когда мы оказывались на приёме:

– Он же идиот. У него даже пенсия была по дурости, но он её лишился, потому что попал в тюрьму и не прошёл из-за этого медицинское освидетельствование. Кто же ещё, кроме идиота может учиться четыре года на языковых курсах в одном и том же классе для начинающих.

Коля сидел при этом разговоре и с умным видом взирал на очередного убалтываемого специалиста.

– Его обязательно нужно перевести в другую тюрьму. Сам он никогда этого не попросит, потому что не понимает происходящего. А когда его выпустят за ворота, он опять попадёт под нехорошее влияние и вернётся обратно сюда.

– Ну что вы всё за него говорите, – слабо отбивался представитель пенитенциарного центра, – Пусть он сам что-нибудь скажет.

– Пусть, – соглашался я, – Только вы его сами спросите, но набором самых простых слов, чтобы он вас понял и мне не пришлсь переводить, оставляя вас в сомнении в правильности моего перевода.

– Как ты себя здесь чувствуешь? – ласково вопрошает владелец кабинета, обращаясь к Коле.

– Де пута мадре – отвечает Коля и, подумав, добавляет, – До самой смерти.

Работник растерянно смотрит на меня. Я закатываю глаза к потолку и говорю:

– Мы можем поговорить наедине?

– Да, конечно! – спохватывается собеседник и вежливо выпроваживает Колю из кабинета.

– Его заклинило, – объясняю я, оставшись лицом к лицу, – На одном из уроков в тюремной школе преподаватель подняла тему смертей и ритуалов захоронения в разных странах. Нашла о чём говорить с зэками! Ученики там понарассказывали, а у него в голове осталась только одна фраза. Вы обратили внимание, что он сказал её грамматически правильно?

– Боже мой! – впечатляется специалист и делает себе пометку, что Коля нуждается в переводе в другую тюрьму, ближе к посольству его страны, которое облегчит Колину жизнь.

Вскоре мы удостоились внимания психолога. Молодая особа с умными глазами выслушала мои объяснения и не прониклась. Я тоже не сдавался и предложил ей самой спросить Колю.

– Ты понимаешь по-испански?

– Понимать хорошо, говорить плохо, – улыбнулся ей Коля.

– А писать?

– Писать отлично!

Психолог вытаращила удивлённо глаза, покопалась в памяти и вспомнила одно русское слово.

– Отлично «нет»?

– Отлично «си», – продолжал упорствовать Коля.

Она берёт в руки, написанную мной бумагу, где, от имени Коли, и смешивая и коверкая слова заявляет:

– Ты писать это «нет»!

– Си, си…

Картина маслом: психолог смотрит на меня, а я на потолок, Коля на нас обоих. Мы, как и раньше, выставляем его за дверь и я доверительно сообщаю нужному специалисту пару-другую дополнительных фактов о Колиной дурости, неправильному к нему отношению и усугубляю цитатой из одного из моих ранее написанных рассказов. Процесс продвинулся дальше.

В нашем блоке Коле не повезло, он попал в камеру, где плохо работал душ. Колин сокамерник боялся вызвать недовольство администрации и вполне обходился жалкими струйками воды, капавшими из разбрызгивателя.

Коля возмущался и я пару месяцев писал для него жалобы и просьбы отремонтировать. Жалобы администрация игнорировала. Было дело, душ попробовали отремонтировать. Вода закапала хуже, чем раньше. Мне надоело Колино нытьё, я взял бланки и написал две одинаковые малявы:.

«В течение двух месяцев, как я нахожусь в этом блоке, я прошу отремонтировать душ в камере. В результате – ноль или становилось хуже. Для того, чтобы отремонтировать душ, техник должен выполнить следующие действия:.

1) Войти в отсек трубопроводов.

2) Отключить воду в камере.

3) Демонтировать механизм кнопки душа.

4) Прочистить его, отремонтировать или заменить.

5) Поставить механизм на место.

6) Включить воду в камере.

7) Убедиться, что душ работает корректно».

Места на бланке не хватило, чтобы добавить издевательский восьмой пункт «выйти из отсека», но зато я написал следующую фразу: «Надеюсь, что мне не придётся писать письмо в посольство моей страны, чтобы прислали водопроводчика, который устранит проблему».

На одном бланке я написал «директору, копия в техническую службу», на втором – наоборот «в техническую службу, копия директору».

Администрация вздрогнула. Ей ещё икалось предыдущее письмо Коли своему послу, которое я ему надиктовал.

Душ отремонтировали за полтора часа!

На следующий день нас вызвал воспитатель, самое главное звено всех возможных перемещений и изменений в жизни зэка. На его фэйсе отчётливо просматривалось стремление отправить Колю куда подальше, чтобы он не умнел рядом со мной и не мешал спокойной жизни отдельной испанской тюрьмы.

Коля заранее включил «дурака» и уже через двадцать минут нашего собеседования эдукадор произнёс заветную фразу:

– Как только придёт положительный ответ из столицы, мы отправим его в другую тюрьму. Думаю, что в течение двух месяцев это произойдёт.

– Ха-ха! – смеётся Коля, когда мы покидаем воспитателя, – Ну и кто из нас дурак? Я или они? Теперь я хочу написать жалобу…

Я молча смотрю на него и Коля не договаривает фразу. Потом спохватывается и бьёт себя ладонью в лоб.

– Ну да! Дурак я, дурак!

– Ты из роли-то выйди! А то привыкнешь.

Увезли Колю подленько, по-испански, не дав никакой бумаги, не предупредив. Сунули в приоткрытую дверь камеры мешок для шмуток: «Ты сегодня уезжаешь». И он уехал.

Ровно за пять месяцев кропотливой работы с работниками тюрьмы мне удалось добиться того, что другие зэки выпрашивают годами.

На новом месте в «Мадрид-6-Аранхуэс» Колю приняли на хорошем уровне. Уже через три дня он получил оплачиваемую работу. Через год начал выходить в трёхдневные отпуска. Но сорвался и дал по фейсу испанскому педофилу. Этого нельзя делать в испанской тюрьме! Карцер, перевод в плохой модуль, отобрали работу и отложили на неопределённое время неиспользованные отпуска.