Текст книги "Явка в Копенгагене: Записки нелегала"

Автор книги: Владимир Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Немцы трудились не спеша, размеренно, подшучивая друг над другом, да и надо мной тоже, и не без причины. Работали со вкусом, без перекуров, так как оказалось, что никто из нас не курил. Закончили работать поздно вечером. Франц на своем стареньком мотоцикле уехал домой, я же остался поужинать у Макса.

За несколько дней Франц перебрал двигатель, для чего пришлось съездить на завод, чтобы рассверлить цилиндры, и изрядно помотаться по магазинам в поисках запчастей – машина ведь была старая. У Макса в доме своя машина была, но ею обычно пользовался отец, который постоянно находился на загородной ферме, владельцем которой он являлся. Ферма приносила семье приличный доход.

– Ладислао, тебе звонила какая-то сеньорита Амелия Родригес из Федеральной полиции. – Круглое розовое лицо сеньоры Кармен, расплывшееся в лукавой улыбке, излучало высшую степень любопытства. – Кто это, э, Ладислао? Такой приятный голосок!

– Понятия не имею, сеньора Кармен, – пожал я плечами в полном недоумении. – Амелия Родригес, говорите? Да я имя-то это впервые слышу.

– А она вроде бы тебя знает. Она оставила свой рабочий телефон и просила тебя позвонить.

Звонок из Федеральной полиции… Сеньорита Родригес… Кто же это может быть? Или это какая-то полицейская уловка? Так и сна можно лишиться. Со мной это случалось, и не один раз. Ну да ладно, завтра все прояснится. Утром позвоню этой самой Амелии Родригес. Надеюсь, ничего страшного и нечего паниковать.

– Алло! Мне Амелию Родригес, пожалуйста.

– Минуточку. Амелита! Тебя к телефону.

– Слушаю вас. – В трубке мелодичный девичий голос.

– Здравствуйте, я Ладислао Мерконис. Вы мне вчера звонили.

– А, здравствуйте. Да, это я вам вчера звонила. Я работаю в отделе оформления вида на жительство. Что же вы не приходите за своей седулой-де-идентитдад? Она лежит у меня в столе и уже давно вас дожидается. Вам что, она больше не нужна?

– Видите ли… Когда я начал оформлять вид на жительство, то мне сказали, что седулу я получу лишь тогда, когда урегулирую воинскую повинность. Вот я в данное время и занимаюсь тем, что ее регулирую.

– Так вы что, служите в армии?

– Да, служу.

– Но не вечно же вы собираетесь там служить? Приходите и заберите свою седулу, она вам будет нужна при поступлении на работу. (Я вспомнил, что во время моих хождений по коридорам Федеральной полиции я однажды встал в очередь на седулу, где снимали отпечатки всех пальцев и сдавали фотографии 3x4).

– Когда можно прийти?

– В любое время с восьми до пяти. Кабинет 207, второй этаж. Подойдете к окошечку и спросите меня.

Странно. Мне ведь ясно было сказано, что седулу я получу не раньше, чем закончу службу в армии. Может, здесь что-то не так? Или это обычная бюрократическая ошибка? А если это первый сигнал о том, что ко мне начинают проявлять интерес соответствующие органы? В моем положении нельзя оставлять без внимания даже малейший намек на изменение в обстановке. Надо будет по мере возможности выяснить ситуацию.

Кабинет № 207 представлял собой большую комнату, которая была отделена от коридора стеклянной перегородкой с окошком. В комнате за рабочими столами сидели женщины, молодые и в летах.

– Мне Амелию Родригес, пожалуйста, – сказал я подошедшей к окошку девушке.

– Амелита! К тебе молодой человек.

Та, которую звали Амелией, оказалась симпатичной девицей лет двадцати, с веселыми карими глазами и красивой модной прической. Подходя к окошку, она смотрела на меня с некоторым любопытством:

– Здравствуйте! Вы Ладислао Мерконис? Ваша седула давно готова, можете ее забрать. Обождите минутку. – Она прошла на свое место, достала из стола журнал регистрации и стала его листать. В этот момент в кабинет вошел сотрудник полиции в штатском, очевидно шеф отдела. Подойдя к столу старшей, он о чем-то с ней переговорил, затем, повернувшись, окинул меня быстрым взглядом и, улыбнувшись, подошел к столу Амелии. Кратко переговорив с ней, он вышел из кабинета. Я спокойно наблюдал за происходящим. Чего это он на меня оглядывался? Что ему сказала старшая? Их разговор я не мог слышать. Случайно ли он появился именно сейчас, когда я сюда пришел?

В этот момент Амелия с журналом в руках поднялась из-за стола и вышла ко мне в коридор.

– Ну и как вам здесь живется, в Аргентине? – спросила она с улыбкой, глядя мне прямо в глаза.

– Да ничего, как видите. Служу вот в армии.

– Где же ваш мундир? – насмешливо спросила она.

– Мне недавно разрешили ходить в гражданской одежде.

– О, у вас доброе начальство.

– Мир не без добрых людей. Даже в армии.

– Вот тут распишитесь, пожалуйста. – И она подвела меня к столику, стоявшему у окна, выходившего во внутренний двор полицейского управления, весь усаженный тщательно ухоженными деревьями и декоративными кустарниками. – Вы, наверное, здесь один? – спросила она.

– Да, один.

– Что, не успели обзавестись семьей?

– Да как-то все было не до этого.

– Вот здесь еще распишитесь. Хорошо. Вот вам ваша се дула, – сказала она, отдавая мне пластифицированную прямоугольную карточку с моей фотографией и отпечатком большого пальца правой руки. Документ этот очень важный. Это то, чем является паспорт в нашей стране.

– Желаю успеха, – сказала девушка, направляясь к двери кабинета. Подойдя к самой двери, она вдруг оглянулась и, увидев, что я продолжаю стоять, разглядывая документ, вернулась и без тени кокетства сказала – А хотите, приезжайте к нам в Паломар в следующее воскресенье.

– В Паломар? Вы что, там живете?

– Да, я там живу с родителями. Если приедете, буду ждать вас на платформе «Паломар» в семь вечера. Вас это устраивает?

– Не знаю. Буду ли я свободен. Я ведь служу. Давайте я вам лучше позвоню.

– Договорились.

«Что это? Задание спецслужб или порыв души? – думал я, возвращаясь в свою часть. – Подход, конечно, смелый, а только не очень-то она похожа на агента полиции. К тому же ведь она сама является сотрудником полиции! Спецслужба ведь знает, что я буду настороже, и ей вряд ли удастся получить от меня интересующую их информацию. Звонить ей или не звонить? Что мне даст эта встреча? Нужна ли она? Ведь если это интерес спецслужбы и я ей не позвоню, то она либо позвонит сама, либо спецслужба каким-то образом проявит себя. Нет, воздержимся от звонка и подождем, что будет дальше. Интересна ли она мне как женщина? Может, и есть кое-что, но уж очень она молода, чего мне с ней связываться? А может, она просто ищет себе жениха? А тут молодой здоровый мужик болтается без присмотра». Я так ей и не позвонил. Звонка от нее также не последовало. Мои подозрения никоим образом не подтвердились, а эпизод этот постепенно стерся из памяти.

Как раз в это время я приобрел себе столь необходимое в условиях терзаемого забастовками города транспортное средство– подержанный мотороллер марки «Сиамди-Тэлла», владельцем которого до меня был племянник сеньоры Кармен. Пройдя краткий курс обучения у однополчанина, я вскоре оседлал незатейливого «железного коня», предоставившего мне возможность свободно передвигаться по огромному городу. Кстати, в своем отчете в Центр, который обычно писался на английском языке, я сообщил о приобретении мною транспортного средства под названием «скутер», что в переводе с английского на русский могло означать мотороллер, мотоплуг и даже маленький быстроходный катер. По-видимому, переводчик в Центре, неизвестно почему, проигнорировал первые значения этого слова и остановился на «быстроходном катере». Когда моей жене сообщили, что я ношусь на скутере по волнам Рио-де-ля-Плата, она пришла в ужас и просила Центр передать мне, чтобы я, во-первых, не выходил в море без спасательного жилета и, во-вторых, как можно скорее избавился от этой мотолодки. Пришлось в следующем отчете разъяснять, что это мотороллер: тихоходное по сравнению с мотоциклом двухколесное средство передвижения, на котором можно передвигаться в обычном городском костюме.

Что касается прав на вождение мотонеты– так называется в Аргентине мотороллер, – то тут снова позаботилась вездесущая сеньора Кармен. Поскольку я был одиноким молодым человеком, сеньора Кармен считала своим долгом во что бы то ни стало подыскать мне невесту и женить меня. На соседней улице жил отставной офицер полиции, занимавший при Пероне довольно высокую должность. У него была дочь на выданье. И вот с некоторых пор эта девица, очень добропорядочная сама по себе, ужасная домоседка, зачастила к сеньоре Кармен. Как-то раз ее отец, зайдя к нам, попросил меня починить электропроводку в его доме. Поковырявшись в розетке в ванной, я понял, что старый полицейский служака схитрил и умышленно вывел розетку из строя, с тем чтобы я побывал у них в доме и познакомился поближе с его семьей, вернее, с его женой, поскольку с ним и с дочкой я уже был знаком. Проходя мимо спальни, сквозь приоткрытую дверь я увидел, что на тумбочке у кровати лежит револьвер «смит-и-вессон». Розетку я, конечно, починил, проверив заодно и всю электропроводку, но с вооруженным папашей с полицейским прошлым решил вести себя поосторожней. Наши добрые отношения, впрочем, продолжались, и с его помощью я без особых затруднений получил в местном муниципалитете права водителя-профессионала, и не только на вождение мотороллеров и мотоциклов, но также легковых и грузовых машин без права перевозки пассажиров.

Впоследствии он не раз помогал мне найти работу, что в те времена, да еще в моем положении, было совсем не просто.

Первая явка имела место в конце августа. Я должен был каждую среду августа 1961 года приходить на вокзал «Федерико Лакросе» и в кассовом зале в 21.15 стоять ровно одну минуту у бюста великого аргентинского просветителя и педагога Августино Сармиенто. В левой руке я должен был держать свернутую в трубку газету «Кларин», но так, чтобы просматривалась заглавная буква названия этой популярной аргентинской газеты. При экстренном вызове на встречу связника Центра я должен был во вторник вечером проставить сигнал в виде буквы «W» на том же месте, где я ставил сигнал прибытия в страну. Условия внеочередной явки те же.

В назначенный день я, как всегда, освободился со службы в части в три часа дня. Макс как раз занимался в это время покрасочными работами, и моя помощь в ремонте машины ему пока не требовалась. Выехав на своем мотороллере из дому около шести вечера, я поколесил по городу, следуя по давно отработанному маршруту проверки. Все было нормально. Поужинав в бистро в районе Чакариты, оставил мотороллер неподалеку от кафе и отправился к сверкающему огнями вокзалу. Здесь также находилась конечная остановка больших городских автобусов угрюмо-серого цвета, изрыгавших клубы синего дыма из изношенных дизельных двигателей, раскрашенных во все мыслимые цвета «колективос» (автобусы частных компаний, где вход и выход через дверь водителя, который является одновременно кондуктором и контролером. Держась одной рукой за баранку, другой он ловко выхватывает монетки из специального кассетника и отрывает билеты самой различной стоимости из висящих перед ним рулонов).

Я пришел в точно означенное время, постоял с минуту у бюста Сармиенто. Вокруг царила обычная вокзальная суета. Толпились очереди у касс, бежали опаздывающие на поезд пассажиры. Никого, кто хоть отдаленно напоминал бы нашего товарища, я не заметил. Строго следуя условиям связи, выхожу на площадь, сворачиваю налево и иду по тенистой улице, где свет уличного освещения с трудом пробивается сквозь густые ветви белой акации.

– Сеньор! – со мной поравнялся высокий мужчина лет тридцати пяти в темно-синем костюме, при галстуке в полоску. – Вы не скажете, как мне проехать на улицу Монтес-де-Ока? (Это пароль по-испански, с акцентом.)

– Видите ли, я здесь совсем недавно, всего около двух недель как из Мадрида (это – отзыв).

– Ну, здравствуйте, – сразу перешел он на русский. Как чудно звучит русская речь после перерыва более чем в полгода. – Как у вас дела?

– Здравствуйте. Дела идут нормально. Перед вами рядовой аргентинской армии. Честь имею.

– Вот как? Поздравляю. Вас не смущает, что вы всего-навсего рядовой?

– Ничуть. Даже любопытно.

– Расскажите вкратце о своем нынешнем положении.

Рассказал о своих злоключениях с оформлением на воинскую службу, с получением вида на жительство.

– Как с деньгами?

– На исходе. Дорожные расходы. Путь из Европы сюда не близкий.

– Я принес тут кое-что. Думаю, что вам хватит на первое время. – И он передал мне конверт. – Здесь пять тысяч долларов. Вам ведь предстоит еще купить приемник.

– Да. Здесь туго с приемниками нужной мне марки. В магазине их нет. Ищу вот по объявлениям в газетах. Придется покупать с рук.

– Ваш последний отчет получен. Центр одобряет вашу работу по поездке. Имеются в виду ваши дорожные контакты. Марго го Рио-де-Жанейро представляет явный интерес. Вас, конечно, интересует, как обстоят дела дома?

– Еще бы!

– Там все в порядке. Жена уже находится в ГДР. Передает вам большой привет. Надеется на скорую встречу.

– На скорую? – протянул я с иронической улыбкой. – Где уж там на скорую. Минимум два-три года. Быстрее вряд ли получится.

– Да. В нашем деле спешить не следует. На футбол не ходите? Сейчас ведь начинается чемпионат мира. Наши 24-го будут играть против Бока-Джуниоре (известная футбольная команда Буэнос-Айреса). Яшин будет на воротах. Наши все до одного идут на стадион.

– Надо будет и мне сходить. Поболею за своих, если не попаду в наряд.

Побродив по улицам, поговорили еще немного и через полчаса разошлись. До чего же приятно встретить своего человека!

И снова проверка. С дипломатом ведь встречался. Через час возвращаюсь к своему мотороллеру и еще раз, уже на мотороллере, проезжаю проверочный маршрут. «Хвоста» нет. Его и не должно быть. Явка с нелегалом – мероприятие ответственное. Оно готовится с особой тщательностью, и обеспечивают его, как правило, несколько работников резидентуры.

Судя по всему, придется, видимо, здесь обживаться основательно. Центр считает, что моей главной задачей на данном этапе является глубокое оседание в стране и последующая работа против американцев. В перспективе – выезд в США. А пока я тут обосновываюсь, жена пройдет подготовку и присоединится ко мне. Да… Не очень-то оптимистично. А тут еще ностальгия, тоска по Родине, по жене, по родным. Когда-то я еще их увижу? И увижу ли? Тоска грызла сердце. Всякие дурные мысли лезли в голову.

…Ремонт машины подполковника занял больше месяца. С утра до вечера мы с Максом стучали, сваривали, шпаклевали, шлифовали, красили и полировали, пока, наконец, старенький драндулет не превратился в сверкающий лаком лимузин темно-зеленого цвета, который ничуть не уступал современным автомобилям, разве что в дизайне. Надо отдать должное Лопесу, деньги на запчасти и лаки он нам давал по первому требованию. Да и за проделанную работу он нас отпустил на две недели, и мы с Максом за это время отремонтировали еще пару машин. Но когда мы вернулись в часть, то узнали, что шефу теперь потребовался личный шофер. Выбор был между Максом и мной. Мне удалось отбрыкаться, сославшись на то, что слабо знаю язык, не ориентируюсь в городе и т. п., так что Макс возил подполковника, а в основном его жену, до самого окончания срока службы в армии. Что касается меня, то через 8 месяцев службы, благодаря стараниям сердобольной сеньоры Кармен и добрым отношениям с подполковником Лопесом, меня освободили от обязательного присутствия в части, с тем чтобы я смог подыскать работу и как-то устроить свою жизнь. Надо отдать должное моим аргентинским военачальникам: они с пониманием отнеслись к моему положению тридцатилетнего мужика без работы и без семьи. Знали бы они, кому они помогали! Пройдет несколько лет, и они об этом узнают.

21 сентября в День весны (а весна здесь начинается, когда у нас осень) Макс пригласил меня, Рауля и еще нескольких парней из дивизиона, с которыми он был дружен, к себе на ферму. Приехали на трех машинах. Кроме невесты Макса, хорошенькой, белокурой и голубоглазой шведки, были еще три девушки, которые приехали с ребятами. Впоследствии все они поженились, за исключением Рауля и его девушки. Славная, стройная, темноглазая блондинка, уроженка Бельгии, она долгое время дружила с Раулем, не раз бывала в великолепном трехэтажном особняке Рауля на правах невесты. Они даже планировали заиметь не менее шестерых детей. Но как-то летом, работая воспитателем в детском лагере отдыха, она влюбилась в какого-то художника, приезжавшего к океану на этюды, и уехала с ним в Венецию, оставив Рауля с разбитым сердцем. Он впоследствии с горечью рассказывал мне, что она счастлива с этим художником, хотя жили они в бедности.

Участие в приготовлении асадо принимали все: пока ребята разжигали огонь, девушки готовили салат. Асадо, или парильяда, состояло из кусков говяжьего мяса (грудинка и вырезка), чорисос (свиные колбаски в виде серделек), морсильяс (кровяные колбаски), риньонес (говяжьи почки) и мольехас (горловые и сердечные гланды), да еще цыплята табака. Все это, зажаренное на гриле, благоухало невообразимыми ароматами. Гигантский салат был приготовлен из листьев кочанного салата, томатов и лука, обильно заправлен уксусом и оливковым маслом. В центре стола возвышалась «дамахуана» – 10-литровая бутыль доброго красного вина «Увачинче», напоминающего нашу «Изабеллу». Все это и есть асадо, составляющее национальное блюдо Аргентины, блюдо, отражающее колорит страны, гвоздь программы в воскресной трапезе и в жалких трущобах, и на приеме в президентском дворце. В стране скотоводческого земледелия мясо в основном доступно каждому. Разное по качеству, оно будет обязательно на столе у всякого уважающего себя аргентинца, если не каждый день, то уж по праздникам и выходным дням– обязательно. На авениде Сан-Мартин по воскресеньям, перед вновь открытым рестораном-парильядой, на вертелах, воткнутых в землю перед кострами, жарились целые говяжьи и бараньи туши. У костров важно расхаживали статные, усатые повара-гаучо, одетые в белые шаровары с кружевами (бомбачас), черные жилеты и широкополые, такие же черные сомбреро. Официанты также были в национальных одеяниях. Запахи жареного мяса разносились на километры вокруг. В воскресные дни аргентинские семьи обедают обычно в ресторанах.

Светило яркое весеннее солнце. С пампы тянуло легким ветерком. Все вокруг цвело. После обеда танцевали под магнитолу танго, пачангу и входивший тогда в моду твист. Затем стреляли по мишени из лука и духового ружья. Домой возвращались поздно вечером.

Можно было, конечно, предположить, что армейская контрразведка не оставляет без внимания контингент, поступающий на службу в армию из-за границы вроде меня. Один из парней задал мне вопрос, за которым, на мой взгляд, просматривался интерес спецслужбы. Ну, положим, нравится ли мне страна? Разумеется, нравится. Хорошая страна. Красивая. Отчего я так задержался и где был до приезда в Аргентину, каким транспортом добирался, были ли у меня друзья там, где жил? И все эти вопросы как бы между прочим, за стаканом с вином. В основном когда мы оставались наедине. Ясно одно: осторожное зондирование моей прошлой жизни. Он несколько раз приглашал меня к себе в гости, познакомил с родителями, сестрами. Отец его состоял в консервативной партии. Я пришел к твердому выводу, что имею, очевидно, дело с осведомителем спецорганов, которые по какой-то причине занимаются изучением моего образа жизни. Он сумел также побывать у меня, когда мы однажды собирались с приятелями на пляж Рио-де-ля-Платы, находившийся в нескольких кварталах от дома. Познакомился он и с сеньорой Кармен.

– Ладислао, – сказала она, улыбаясь (она была улыбчивой дамой). – А что этот Педро, ну, смугловатый такой, так тобой интересуется?

– Да? И что же он спрашивал, сеньора Кармен?

– Ну, когда ты домой приходишь, бывает ли у тебя кто?

– Не знаю, сеньора Кармен. У него две сестры, обе не замужем, может, прочит меня в зятья… (Хотя я-то знал, что старшая его сестра уже несколько лет состояла в браке де-факто со своим женихом. Они не могли оформить брак, так как им пока негде было жить. Младшая же была малолетка пятнадцати лет, и уж в невесты мне явно не годилась.)

По-видимому, анализировал я, в какой-то момент за мной может быть установлена слежка. Так, для профилактики. Впоследствии, несколько лет спустя, уже после ареста, когда я вместе с семьей был американскими спецорганами вывезен в США, мне в руки попал список наших вещей, которые удалось привезти с собой. В заголовке списка было затушевано тушью одно слово, а рядом поставлена моя фамилия – Мерконис. Мне удалось прочитать это слово: там в кавычках было напечатано слово «механик». По-видимому, это была моя кличка, под которой я числился в органах военной контрразведки, следившей за контингентом призывников, прибывавших из-за рубежа. Ведь именно механиком я представился при поступлении на воинскую службу в то памятное лето 1961 года.

Проверяться на мотороллере удобно: преодолевая кошмарные дорожные пробки, где по обочине, где по тротуару, лавируя между застрявшими в заторе машинами, можно довольно быстро определить, кто стремится проскочить вслед за тобой, если не на машине, то на мотоцикле. Мотоциклов же здесь не так много. В основном автомобили. Как правило, «хвоста» не было.

Вот и с пятого этажа нашего дивизиона зачастил к нам на шестой этаж один паренек, ливанец по происхождению. Он хорошо говорил по-английски, так как закончил местный английский колледж «Сан-Эндрюс». Несколько раз о приглашал меня к себе домой, но я к нему не пошел, так как всегда с недоверием относился к тем, кто вступал в дружественные отношения не по моей инициативе. А главное, дома у него могли говорить по-арабски, я же арабского почти не знал. Как-то позвонил прямо на службу мой знакомый адвокат Эдуардо:

– Привет, Мерконис, как поживаешь? Как устроился?

– Устроился неплохо, служу вот здесь, в первом дивизионе, живу на квартире, режим на службе терпимый. Думал, будет хуже.

– Слушай, тут у меня есть друг. Он офицер Генштаба. Раньше работал военным атташе на Ближнем Востоке. Так вот, он хочет взять тебя в свой отдел, чтобы попрактиковать с тобой арабский язык.

– Да я…

– Так ты не против? Считай, что тебе повезло.

– Но, видите ли…

– Ты что, не хочешь переходить в Генштаб? Там же тебе будет хорошо.

– Я понимаю, что там, возможно, будет хорошо, и я благодарю вас за то, что вспомнили обо мне. Но, понимаете, какая штука… Я ведь здесь уже прижился, и мне не хотелось бы менять место. У меня здесь появились приятели. И потом, в этом вашем Генштабе мне надо будет вкалывать полный срок. Здесь же мне через пару-тройку месяцев светит освобождение от службы, и я смогу устроиться где-нибудь на приличную работу. Да и хожу я в штатском, а в Генштабе ничего этого не будет. Так что, может, там и впрямь хорошо, но это мне никак не подходит. Но все равно я вам очень благодарен за заботу. Спасибо, что не забыли меня.

– Ну смотри, – сказал он после паузы, – дело твое. А я уж было рекомендовал тебя. (И как он мог рекомендовать меня, если знакомство было шапочное?) Я рад, что ты хорошо устроился. Ну, тогда бывай. Позванивай.

– Счастливо. Как-нибудь свидимся.

«Что это? – думал я. – Случайность? Провокация? Какой же разведчик откажется от возможности попасть на службу в Генштаб? И если он такую возможность проигнорирует, то какой же он тогда разведчик»? Но в Генштаб я не пошел. Хотя Генштаб – звучит, конечно, заманчиво. Но, во-первых, секреты Генштаба этой страны нас интересуют лишь постольку-поскольку. Вот если бы Пентагон!.. Но и тогда…

Во-вторых, для чего он собирался запихивать в Генштаб солдата, даже не знающего толком испанский язык? К тому же арабского-то я совершенно не знал. Меня бы там сразу раскололи. А если бы он, этот атташе, настоял на своем? Ведь он же мог запросто перевести меня в Генштаб приказом. А для чего? Чтобы глубже меня изучить? А с другой стороны, нужно ли им это? Мало ли молодых парней приезжает из-за рубежа отслужить в армии. Ведь год всего. В других армиях служат и полтора и два года. Что же, их всех разрабатывают? Ну, может, и не разрабатывают в прямом смысле, а так, наблюдают, как вот за мной. Вполне вероятно, что на каждого аргентинца, прибывающего из-за рубежа служить в армии, заводится наблюдательное дело. Возможно также, что за этим стоят американские советники, которые из этого контингента могут подбирать для себя кандидатов на вербовку, поскольку большинство молодых людей, отслужив службу в аргентинской армии, возвращается в свои страны, где они со временем могут занимать должности, представляющие интерес для ЦРУ.

Объявление в нескольких газетах, в том числе в «Буэнос-Айрес геральд»: «Американская фирма по переработке с/х продуктов подыскивает секретаря, мужчину, со знанием английского языка и водительскими правами».

«А может, это как раз то, что мне нужно? – подумал я. – И водительские права я только что получил».

Офис фирмы располагался в самом центре города. В приемной уже сидел упитанный молодой человек. «Конкуренция», – подумал я. В это время его вызвали к шефу по кадрам. Молодой человек почему-то быстро вышел и с мрачным видом покинул приемную. Рыжий американец, лет тридцати, среднего роста, выглянул в приемную и жестом пригласил меня войти.

– Вы говорите по-английски? – с ходу спросил он меня по-английски, усаживаясь за письменный стол и указав на стул напротив.

– Разумеется.

– Водительские права? Машина?

– Права есть, машины пока нет. Есть мотороллер.

– Мотороллер? – иронично, но дружелюбно улыбнулся он. – При нынешнем движении это очень удобно. – Где работаете?

– В настоящее время отбываю воинскую повинность.

– Как? А как же вы собираетесь у нас работать?

– Во второй половине дня я свободен, а через месяц, надеюсь, мне удастся полностью освободиться.

– Хорошо, – задумчиво сказал он. – Печатать на машинке умеете?

– Нет, не умею (вот тогда-то я и подумал о том, что мне необходимо овладеть машинописью).

– М-да. Вот что, расскажите-ка вкратце о себе.

Я рассказал, по легенде, свою биографию.

– У вас есть с собой фотография?

– Какая?

– Четыре на шесть. Заполните, пожалуйста, вот эту анкету. Фотографию принесете завтра.

– А что входит в обязанности вашего секретаря?

– Наша фирма «Харвестер интернэшнл» – одна из крупнейших в США. Мы занимаемся в основном переработкой кукурузы. Мы организуем здесь производство, поэтому сюда будет приезжать много людей из Штатов. Вашей обязанностью будет встречать их в аэропорту, устраивать в отеле, сопровождать при посещении правительственных учреждений и прочее. Машину мы даем свою. Микроавтобус. Ваша предполагаемая зарплата будет семьсот долларов в месяц. Вас это устраивает?

– Вполне. (Семьсот долларов в месяц! В условиях жесточайшей инфляции в стране! Это же целое состояние!)

– Приходите завтра. Мы изучим ваши данные, и я представлю вас шефу.

«Интересно, – думал я, возвращаясь домой, – а не попадет ли моя фотография сразу же в досье ФБР? Вряд ли. Частные компании редко прибегают к услугам ФБР. У них есть свои возможности проверить кандидата в служащие. Да и особыми секретами эта фирма, по-видимому, не располагает, но выход на Штаты я, несомненно, буду иметь».

Я пришел на следующий день.

Шеф – сухощавый, бледный, невысокого роста человечек в очках, был настроен не столь дружелюбно, как его подчиненный. В его вопросах я усмотрел некоторое недоверие и, пожалуй, недоброжелательность.

Он, правда, не слишком глубоко интересовался фактами моей биографии, но высказал явное недовольство тем обстоятельством, что я занят на службе. Я понял, что я им не подхожу, и поэтому не слишком удивился, когда через неделю, позвонив по телефону в контору, получил вежливый отказ.

Кстати, о языке. С самого начала мои однополчане взялись обучать меня испанскому языку. Начали мы с того, что в мой словарик я записал все наиболее популярные в солдатской среде ругательные слова и выражения, коих в испанском языке немало. Но вскоре выяснилось, что записал я далеко не все. Как-то за ужином я спросил у сеньоры Кармен значение одного вспомнившегося мне вдруг слова из солдатского лексикона, значения которого я не знал. Бедная старушка зашлась от хохота, трясясь всем своим тучным телом. Пустив из сифона струю в бокал с вермутом и немного отдышавшись, она сказала мне, что это слово нехорошее, но если меня все же интересует его значение, то пусть уж лучше мучачос на службе мне его и объяснят. Придя на службу, я спросил у ребят значение этого слова, сказав при этом, что у моей хозяйки не хватило слов, чтобы его объяснить. Слово это, кстати, здесь столь популярное, что когда через несколько лет мы ехали на машине с пятилетней дочуркой и нам навстречу из переулка, нарушая правила движения, выскочил шальной «фиат», моя дочка, яростно погрозив ему кулачком, крикнула вдогонку: «Boludo!» Дружно посмеявшись, парни популярно, с соответствующей жестикуляцией объяснили мне значение этого слова. И слово-то было немудреное, но популярное: «boludo», то есть м…дак.

Вскоре после поступления на службу, по объявлению в газете я нашел себе преподавательницу испанского языка, с которой занимался два-три раза в неделю. Она поставила мне правильное произношение, дала основы грамматики, ввела в секреты разговорной речи, характерной именно для столицы. Язык я изучал, как говорится, в аварийном порядке, считая это делом чрезвычайной важности. Какой же я аргентинец, если испанский у меня через пень колоду! Купил магнитофон, слушал записи местных артистов, смотрел телепередачи, новости, просмотрел все аргентинские довольно неплохие фильмы: «Моя бедная мать» с Уго дель-Каррилем в главной роли, фильмы Лолиты Торрес, «Три раза Анна» и множество других. Просмотрел все премьеры американских фильмов в сопровождении титров. Тут были и «Спартак», и «Бен-Гур», и «Десять заповедей Моисея», и другие. В больших дорогих кинотеатрах на авениде Кориентес, куда без галстука в вечернее время не пускали, перед началом фильма давалась музыкальная программа. Обычно исполнялись танго под рояль, бандонеон (подобие нашей гармоники) или аккордеон, а также фольклорные мелодии под гитару и большой барабан – тамбор.

А тем временем моя служба в армии продолжалась. На доске объявлений висел список личного состава, где против каждого имени стояла отметка о религиозной принадлежности: кто католик, кто протестант, кто иудей, а двое вообще написали «атео» – атеисты. Это было для того, чтобы не назначать в наряд, когда у кого-нибудь религиозный праздник. Я значился как католик. (Солдаты вскоре привыкли ко мне и принимали как вполне своего.) Однажды я дежурил по этажу. В мои обязанности вменялось провести влажную уборку всего этажа, включая лестничную площадку и туалетную комнату, которая одновременно служила курилкой.