Текст книги "Явка в Копенгагене: Записки нелегала"

Автор книги: Владимир Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

– Ну, ладно, – протянул В. И. задумчиво. – Смотри сам, тебе видней. Но ты все же поищи, походи по институтам, по студенческим общежитиям. Не все же подготовкой заниматься, так и свихнуться недолго. Ну, не хочешь жениться, так поедешь. Назвался груздем, полезай в кузов.

– Об этом не беспокойтесь. Не свихнусь. И прошу вас не обижаться. Поверьте мне: я знаю, что мне нужно. А может, и не знаю. Поживем – увидим. Возможно, я и ошибаюсь.

Больше мы к этому вопросу не возвращались.

Однажды солнечным майским утром я ехал 111-м маршрутом автобуса, который ходил тогда экспрессом от гостиницы «Москва» до МГУ. Метро тогда еще только строили, и 111-й автобус был единственным удобным скоростным видом транспорта, связывавшим центр Москвы с университетом на Ленинских горах. Вскоре я обратил внимание на хорошенькую девушку. Я любовался се точеным профилем, а когда автобус подходил к конечной остановке, я понял, что обязательно должен с ней заговорить.

На конечной остановке все пассажиры сошли и направились к главному входу МГУ. Туда же направлялась и прелестная незнакомка. Серый пуховый свитер плотно облегал ее стройную фигуру. Точеные ножки, обутые в черные лакированные туфельки, звонко цокали каблучками передо мной по асфальту. Мы быстро приближались к дверям главного входа, которые, как ненасытный дракон, заглатывали потоки спешивших со всех сторон людей. Перед самым входом я решился заговорить с ней:

– Девушка, скажите, пожалуйста, как мне пройти в аспирантуру физмата?

– Вам нужно обойти здание вокруг и зайти с противоположной стороны, – сказала она, останавливаясь. – Там находится физмат.

На меня глянули карие лучистые глаза, и я понял, что пропал.

– И аспирантура там же? – продолжал я тянуть время.

– Да, там же и аспирантура, – сказала она приятным грудным голосом и сделала еще несколько шагов по направлению к входу. Оставались считанные секунды.

– Но у меня к вам еще один вопрос.

Остановившись около массивной, облицованной гранитом колонны, она, слегка нахмурившись, в недоумении посмотрела на меня. Взгляд ее не выражал никакого интереса к моей персоне.

– Как вас зовут?

– Юля, – невольно сорвалось у нее (по-видимому, я застал ее врасплох), и она шагнула к дверям. Я решительно загородил ей проход. Мимо нас спешили студенты и преподаватели.

– Вы здесь учитесь?

– Да. Дайте же мне пройти! Я и так опаздываю.

Нотки раздражения прозвучали в ее голосе. На меня она взглянула лишь мельком.

– На каком факультете?

– Зачем вам?

– Мне нужно.

– Ну, на геологическом, – проронила она, явно пытаясь отвязаться от меня, и тотчас скрылась в дверях, за которыми маячили бдительные университетские стражи.

Несколько мгновений я тупо смотрел в темный зев проходной МГУ. Затем повернулся и пошел заниматься своими делами.

После занятий по языку, которые вела настоящая американка Елена Ивановна (Джоновна) – жена нашего бывшего нелегала Ахмерова, было фотодело, а вечером – радиодело. Освоение приема на слух радиограмм в морзянке, передаваемых радиостанцией Центра. Вначале я тренировался при помощи магнитофона, с каждым занятием наращивая скорость приема.

Весь день образ девушки из МГУ не выходил у меня из головы.

Вечером я встречался с другом, с которым мы вместе учились в 101-й школе. Я рассказал ему о моем новом знакомстве. Выйдя из бара гостиницы «Москва», где выпили по коктейлю, мы прошли к телефонам-автоматам в вестибюле метро. «Сейчас мы сделаем первый закидон», – сказал мой приятель. Порывшись в своей записной книжке, он набрал номер телефона своей землячки, которая училась в МГУ. «Она, правда, на другом факультете, по ведает профсоюзными делами, ей не составит особого труда выполнить наше маленькое задание», – сказал он.

Майский короткий ливень только что умыл Ленинские горы, когда я подходил к телефонным будкам, расположенным у входа в общежитие МГУ. Смеркалось. С Ленинских гор тянуло свежестью, цвели яблони, которых в районе МГУ было превеликое множество. Настоящий яблоневый сад.

– Алло! Позовите, пожалуйста Юлю Ч.

– Минуточку, – ответил девичий голос. – Юлечка, тебя к телефону.

– Слушаю, – раздался в трубке мелодичный, но строгий голос.

– Здравствуйте, Юля. С вами говорит тот, с кем вы познакомились вчера утром у входа в МГУ.

– Да, но… Как это вы меня разыскали? – спросила она после паузы.

– Это большой секрет, но если вы спуститесь хотя бы на минутку вниз, я вам расскажу. Мне необходимо вас увидеть. Я вас очень прошу.

– Ну, хорошо… – протянула она нерешительно, после чего последовала небольшая пауза, словно девушка что-то решала про себя. – А где вы находитесь? – раздался наконец ее голос.

– Внизу у входа на территорию, у телефонов-автоматов.

– Сейчас я выйду, – сказала она после некоторого колебания.

Она вышла минут через пятнадцать. На ней был светлый плащ-пыльник, в руках зонтик. На этот раз она смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Моросил мелкий майский дождик.

– Так как же вы все-таки меня нашли? – спросила она с улыбкой.

– Через одного знакомого. Разве у вас много девушек с таким именем?

– Всего две на моем курсе.

Мы прогулялись вокруг огромного здания МГУ. Из густых зарослей жасмина доносились трели соловья.

– У меня завтра зачет, и мне нужно идти, – сказала она.

– Встретимся завтра?

– Завтра? Нет.

– Когда же?

– Послезавтра, – ответила она после некоторого раздумья. – В том же месте, в тот же час, – шутя, сказала она словами популярной песни.

Я летел домой как на крыльях. Первый шаг сделан.

Через день мы встретились снова и весь вечер гуляли по склонам Ленинских гор. Там в то время строили метромост. Где-то глубоко под нами работали люди.

Девушка оказалась довольно скрытной и не любила рассказывать о себе. Ей было двадцать шесть лет, но выглядела она совсем юной. Юля была москвичкой, но почему-то жила в общежитии. Она оказалась интересной собеседницей, хотя больше всего любила помолчать и послушать пение соловьев. Мы встречались с ней несколько вечеров. Она не отказывалась приходить на свидание, но с самого начала пресекла мои попытки пойти на сближение, пригрозив, что если я позволю себе что-нибудь лишнее, она больше никогда ко мне не придет.

И все же Юля относилась ко мне с симпатией и, я бы сказал, с каким-то мягким сочувствием, суть которого я понял позже. Проанализировав ее поведение, я пришел к невеселому выводу: у меня есть соперник. Где он, кто он, в каких с ней отношениях, но он есть. К тому же ей уже двадцать шесть, и она вправе устраивать жизнь по своему усмотрению. И к этому ее праву надо относиться с уважением. При этом я надеялся, что мне удастся потеснить того, другого. Ведь не просто так она приходит на наши свидания? Вполне возможно, что девушка сейчас поставлена перед выбором и вынуждена будет принять важное для нее решение: тот, другой, или я. Хотя я отнюдь не считал себя неотразимым, тем не менее надеялся, что в конечном счете мне удастся завоевать ее сердце. Порой казалось, что чаша весов начинала склоняться в мою пользу, но я ошибался.

В первых числах июня моему другу приспичило жениться, и он пригласил меня на свадьбу свидетелем. «Приходи с Юлей», – сказал он мне.

Я позвонил Юле:

– Юля, у меня к тебе несколько необычная просьба. Дело в том, что завтра у моего друга свадьба, и я хочу, чтобы ты была со мной.

– Что это ты вдруг выдумал? – сказала она. В голосе ее прозвучали металлические нотки.

– Ну, я тебя очень прошу. Мой друг сказал, чтобы я без тебя не приходил.

– Нам нужно встретиться, – проговорила она после небольшой паузы. – Прямо сейчас. Это важно. – Тон ее голоса был решительным.

«Пожалуй, это финал», – подумал я.

– Где мы встретимся?

– Ты сможешь ровно в семь в метро «Красносельская» у последнего вагона в сторону «Сокольников»?

– Смогу. Я тут неподалеку. – Конспиративная квартира, откуда я звонил, располагалась в большом шестиэтажном доме неподалеку от метро.

– Тогда до встречи. – И она повесила трубку.

Юля появилась на платформе точно в назначенное время. Что-то в ней изменилось, только я не мог понять, что именно. Она была одета в белую блузку с кружевным воротничком и в черную плиссированную юбку. Белая гвоздика в волосах.

– Давай присядем, – указала она на массивную дубовую скамью. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

Мимо с грохотом проносились поезда.

Она была явно чем-то возбуждена.

– Послушай, Володя, я выхожу замуж. Завтра мы подаем заявление.

Я принял удар с молчаливым достоинством. «Соперник оказался сильней», – промелькнула мысль.

– Почему так вдруг? – спросил я, не спуская с нее глаз. На секунду она опустила глаза.

– Нет, не вдруг. Ты должен меня понять и не обижаться. Так сложились обстоятельства. Я уверена, ты славный, сильный парень, и ты мне в общем совсем небезразличен…

– Но я другому отдана?..

– Да. И буду век ему верна. Именно так. По Пушкину. Не сердись, пожалуйста, но такова жизнь. Ты пришел слишком поздно.

– Жаль. Я бы на тебе женился.

– Да знаю я… Знаю! – сказала она с досадой в голосе.

– И это уже необратимо?

– Нет. Ты многого не знаешь. Да и незачем тебе знать. Жаль, что у нас так получилось.

Мне показалось, что в глазах ее блеснули слезы. Мы поднялись наверх, вышли на Русаковскую, и я про-, водил ее до остановки троллейбуса.

– Прощай, – сказала она, протягивая руку.

Я поцеловал ее нежную белую руку повыше запястья, и троллейбус унес ее навсегда из моей жизни. «Вот это фиаско! – думал я, провожая взглядом удалявшийся троллейбус. – В кои-то годы нашел кого-то, и то не повезло. Схлопотал гарбуза.[2]2
  Гарбуз – тыква, которую дарят в знак отказа пришедшему свататься жениху (украинский обычай).


[Закрыть] Ладно. Нет худа без добра. Что ни делается, все к лучшему», – успокаивал я себя, направляясь в ближайшее кафе, чтобы снять стресс.

А Юлю я увидел снова через полгода все в том же 111-м автобусе-экспрессе, направлявшемся от гостиницы «Москва» к МГУ. Она была с подружкой. Все такая же веселая и задорная. Она уже ждала ребенка.

Жизнь уготовила мне на следующий день неожиданный сюрприз: я встретил свою жену. Будущую, разумеется.

На другой день у моего приятеля была свадьба.

Состоялась она в кафе гостиницы «Пекин», там, где этакая башенка с часами. С огромным букетом цветов в руках, вместе с матерью невесты моего приятеля мы вышли из лифта прямо в зал кафе, где к тому времени уже собрались гости. Едва ступив из лифта, я встретился взглядом с прелестной блондинкой, одной из подружек невесты. За столом мы оказались напротив друг друга. Невеста моего приятеля усадила было меня рядом с какой-то другой своей подружкой, дочкой генерала, она очень уж хотела меня с ней познакомить. Но все ее старания были напрасны. Мы танцевали с Ларисой (так звали девушку) весь вечер. Мы стали встречаться. Однако вскоре досадное недоразумение прервало наши отношения, и она не пришла на очередную встречу. Долго ждал я ее в тот летний вечер у метро «Измайловская», перечитывая газеты, выставленные на стендах. В тот день в «Комсомольской правде» была большая статья об Эдуарде Стрельцове. Прочитал ее внимательно. В голову пришла мысль: «Похоже, что парня подставили. Зачем? Или сам подставился? А жаль!» Так и не дождавшись девушку, я уехал в дальний подмосковный совхоз, где в то время проходил подготовку по профессии прикрытия: я осваивал специальность механика, обучался вождению тракторов и других сельскохозяйственных машин, так как в тот момент планировал ехать в США через Канаду, где специалисту-механизатору сельского хозяйства давался зеленый свет на въезд. Через некоторое время планы Центра в отношении меня претерпят значительные изменения.

Прошло почти восемь месяцев, и судьба снова свела нас с Ларисой уже навсегда. Она закончила свое медицинское училище и работала в НИИ, занимавшемся проблемами полиомиелита. Через две недели после этой встречи я сделал ей предложение, и мы условились о свадьбе на июнь, когда должен был вернуться из высокоширотной экспедиции ее отец-отец-полярник.

Как-то в последнее воскресенье марта мы договорились о лыжной вылазке в подмосковное Подрезково. А вечером того же дня я должен был прийти к ним домой, где мне впервые предстояло выступать в роли жениха. Но на свидание у трех вокзалов она пришла без лыж, сославшись на то, что стояла слишком теплая погода и весь снег все равно уже растаял. Действительно, в Москве по улицам текли ручьи, но я-то знал, что в лесу еще полно снега. В ответ, вместо того чтобы внять ее в общем-то разумным доводам, я поехал в Подрезково один, сказав ей на прощанье, что я ее все равно люблю и буду у них вечером.

Погода была расчудесная, ярко светило солнце, в лесу лыжня все еще была отличная. Многие лыжники шли по пояс обнаженными, загорая в лучах весеннего солнца. Пройдя километров пятнадцать, вернулся домой усталым и прилег отдохнуть минут на двадцать. К своему ужасу, проснулся лишь через два часа.

Вскочил, плеснул в лицо холодной воды и помчался через весь город от Калужской заставы до 16-й Парковой улицы. Позвонил. Открыла мать Ларисы, еще довольно молодая женщина.

– А мы вас уже давно ждем, – сказала она приветливо. – Проходите.

Лариса была взволнована, уже начинала опасаться, что я не приеду. Степенно вошла согбенная старушка с клюкой, ее бабушка. Села напротив меня за стол и, облокотившись подбородком на палку, некоторое время внимательно меня разглядывала, затем строго спросила:

– А ты почему эго опоздал?

Я честно признался, что проспал.

– Так и невесту проспать недолго, – сурово буркнула бабушка.

Подали ужин. Выпили по рюмке водки. Затем по второй. От третьей я отказался: не хотел показаться пьяницей. Однако после моего ухода бабушка осведомлялась, не болен ли я чем-нибудь. В этом истинно русском, хлебосольном доме в ее понятии не пили только люди явно нездоровые. Подали пышущую жаром курицу. Только взял было ножку, как мякоть ее внезапно отвалилась от косточки и шлепнулась сначала мне на штаны, а затем под стол.

– Сам виноват, нечего было опаздывать! – заметила бабушка. – Курица-то, чай, перетомилась, тебя дожидаючись.

Так я вступил в этот дом.

Свадьба была веселая и шумная. Соседка по квартире (это была трехкомнатная квартира в кирпичном доме) предоставила нам свою большую комнату, где разместилось человек тридцать гостей. Наутро мы ехали ко мне на Калужскую заставу, где я снимал комнату. Было раннее солнечное утро. Сначала мы шли пешком, затем сели на первый трамвай, который повез нас навстречу новой жизни.

Медовый месяц мы решили провести на Кавказе, но не просто так, а на машине, взятой напрокат. Были тогда в Москве автобазы, где давали машины напрокат. Планировали проехать по Военно-Грузинской дороге к Черному морю, затем по побережью через Крым до Одессы. Но на семейном совете, где собрались все многочисленные родственники Ларисы, эта затея была признана бредовой и начисто забракована. И слава Богу! Ну и хватили бы мы лиха, если бы, несмотря ни на что, рискнули бы все-таки поехать на машине! Ведь опыта вождения машины в горах у меня в то время еще никакого не было. Да и прокатные машины были не ахти какими надежными. Итак, изменив планы, мы долетели на Ил-18 до Адлера, затем электричкой добрались до Туапсе, где заночевали у моего старшего брата. Наутро – автобусом на турбазу в Ново-Михайловском, где нас разместили в двухместной палатке прямо на песчаном пляже. Купались, бродили по берегу моря, занимались подводным плаванием. Через две недели, покинув турбазу, по горной дороге в кузове грузовика под палящим солнцем мы прибыли в Новороссийск. Переночевали в гостинице «Черноморская». Уйма мух. Духота. Спать невозможно. Нет воды. Ни напиться, ни умыться. Авария где-то на водопроводе. Воду привозили в автоцистернах, и она была с запахом. Затем теплоходом «Адмирал Нахимов» (тем самым, который в 1986 году так трагически закончил свое существование) до Одессы.

Кают свободных не было, и мы ночевали прямо на палубе, постелив куртки. Проведя в Одессе пару дней у знакомых, автобусом отправились в старинный город Умань, где жили мои мама, бабушка и младший брат-школьник. Теперь настала очередь моей жены впервые предстать пред строгие, ревностные очи моей бабушки.

Моя бабушка происходила из какого-то древнего украинского рода. Выйдя замуж в шестнадцать лет за вдовца лет на двадцать старшее ее, она наивно полагала, что у нее будет, по крайней мере, один ребенок. Вдовец, однако, был иного мнения, и вскоре у них один за другим появилось семеро детей– четыре сына и три дочери. Судя по коллективной семейной фотографии, которую бабушка в тридцать седьмом году искромсала, жили они безбедно (тогда шли репрессии, и за эту карточку могли прижать): мой дед занимал пост начальника почты и был в звании коллежского асессора. Брат его, Николай Тарановский (дядя Ника), работал в Генштабе топографом в звании генерал-майора, и перед Первой мировой войной под видом священника находился в Германии, где занимался «картографическими изысканиями», о чем свидетельствует одна примечательная фотография, которую мне однажды довелось увидеть. В книге В. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю» упоминается его имя в числе генералов, ставших военспецами в Красной Армии. После революции дед Андрей служил кучером в ВЧК, где и познакомился с моим отцом, взяв его в качестве квартиранта, который вскоре превратился в зятя.

В начале двадцатых годов дед Андрей умер от тифа. Вскоре пришла похоронка на сына Лукаша, погибшего на стороне красных на Южном фронте. За него бабушка всю жизнь получала небольшую пенсию. Старший сын бабушки– дядя Женя, которого мы никогда не видели, был офицером царской армии, но еще до революции ушел в отставку, занялся биологией и стал преподавать в техникуме, где-то под Воронежем. Бабушка всю жизнь прожила с нами, самоотверженно спасая нас от голода в трудные годы войны. Она умерла в почтенном возрасте и похоронена в своем родном городе Умани.

Мой выбор бабушка одобрила, хотя все время сурово и придирчиво приглядывалась к молодой жене. Погостив неделю в Умани, крошечным почтовым самолетом мы вылетели в Киев, где остановились у моего старого друга детства. Мы сидели в кафе на Крещатике, предвкушая поужинать варениками, когда мне пришла в голову мысль сбегать в находившееся рядом агентство Аэрофлота, поскольку железнодорожных билетов на Москву на ближайшую неделю не было, а нам уже необходимо было явиться на работу. Потратив последние деньги, я купил два билета на Ту-104 на утренний рейс до Москвы. Денег на вареники уже не хватало. Поехали домой к друзьям. На следующий день прилетели во Внуково с горстью мелочи в кармане, которой едва хватило на автобус да еще на метро. Помчались прямиком к бабушке жены, с тем чтобы занять у нее денег, так как родители Ларисы все еще были в отпуске на юге.

* * *

…Туманное серое утро. Такси остановилось у входа в аэропорт. Расплатившись с водителем и побродив некоторое время по залам, в точно обусловленное время прохожу в туалет, где в это время пусто. В. Г. входит вслед за мной. У нас уже все оговорено. Он вручает мне мой аргентинский паспорт и военный билет, а также билет на самолет, где обозначен маршрут Каир– Копенгаген, хотя самолет летит до Лондона.

– Смотрите, чтобы пограничник на контроле случайно не влепил вам штампик в паспорт. Они, правда, предупреждены о том, что если в паспорте вкладыш, то штамп они обязаны ставить именно на этом вкладыше, после чего его изымут. Таким образом у вас в паспорте будет стоять лишь штампик о выезде из Каира. Так мы пропускаем сотни граждан – членов разных зарубежных партий, которые не хотят, чтобы их правительства знали о посещении социалистических стран.

Прохожу таможню, подхожу к пограничному контролю. Офицер-пограничник, бросив на меня быстрый взгляд, опускает руку на вкладыш со штампом, вынимает его из паспорта, кладет вкладыш куда-то за стойку, а паспорт возвращает мне. Я стою в толпе пассажиров, ожидающих посадки на самолет. В основном слышна английская речь. За таможенным барьером вижу В. Г. Он мне подмигивает. Он должен проследить мой отлет и доложить в Центр. В это время транзитные пассажиры смешались с отлетающими, и вскоре мы нестройной толпой проследовали вслед за стюардессой по направлению к четырехмоторному турбовинтовому «БЕА» британской авиакомпании. Вместе с другими пассажирами– англичанами, датчанами, арабами – поднимаюсь по ступенькам, прохожу в салон и отыскиваю свое место. Вот я и на Западе, вернее, на борту самолета, являющегося кусочком территории Великобритании. Волнуюсь? По-моему, абсолютно нет. Как будто всю жизнь вот так запросто перешагивал границу между Востоком и Западом, именуемую «железным занавесом». Невольно вспомнил кинофильм послевоенных лет «Подвиг разведчика», который смотрел много раз, даже не подозревая, что сам когда-то стану разведчиком. Только не скоростной бомбардировщик, не ночной прыжок с парашютом… Нет. Я и с парашютом-то никогда не прыгал, хотя до сих пор об этом мечтаю. Самолетом – да. Пассажирским. С комфортом.

Взревели мощные роллс-ройсовские турбины. Короткий разбег – и мы в воздухе. «Как-то нас встретят в Париже?» – пришла на ум крылатая фраза.

Под крылом промелькнули пригороды Праги, синяя змейка Влтавы, затем горы, кое-где прикрытые снегом. Погода испортилась. В Западном Берлине посадка. Темпельгоф. В отличие от венгров, здесь нас, транзитных пассажиров, отвели в какой-то ангар, где мы дожидались заправки нашего самолета. Кругом довольно внушительная охрана, молодые полицейские с овчарками. Кого они тут охраняют? Почему такой свирепый вид?

Вновь поднялись на борт самолета. Взлет. Внизу – сплошная облачность. Подают обед: тушеная говядина с картофелем и крошечными жареными лисичками. Сразу повеяло родной стороной: ведь лисички, да и прочие другие грибы растут в основном в наших лесах. Здесь, в Европе, ко всем грибам, кроме шампиньонов, относятся с величайшим подозрением и в пищу не употребляют. А тут– лисички. На десерт– по банану. Сколько было занятий в разведшколе по этикету, а о бананах речь никогда не заходила. Занятия по этикету вел мидовец, и он все толковал о фуршете, о дипломатических приемах и прочем. И никогда о бананах… С какого конца за них приниматься? Надо понаблюдать за соседями. Справа сидит высокая крашеная блондинка средних лет. Ну-ка, как-то она будет расправляться с этим экзотическим фруктом? Пара надрезов ножом, и кожура банана на тарелке. Теперь в ход пошла и вилка. А вот индус в соседнем ряду, так тот наполовину очистил свой банан, кожура свисает по бокам, и он ест его прямо с руки. Как говорится– век живи, век учись… Но наблюдать не вредно. Я поступил с бананом точно так же, как моя соседка.

Вошли в сплошную облачность. Снижаемся. На земле уже вечер. Под крылом вереницы желтых неоновых огней. Приземляемся. Синие огни посадочной полосы слились в сплошную линию. Юркий диспетчерский «фольксваген» с синей мигалкой и со светящейся надписью «диспетчер». Огромный лайнер, ревя моторами, послушно пополз за крохотной, похожей на букашку машиной.

Копенгаген. Таможенный досмотр– чистая формальность. Таможенники– само воплощение корректности. «Есть что декларировать?»– «Нечего декларировать». – «Проходите». Неоновые огни огромного аэропорта. Стюардессы, снующие на своих юрких самокатах по длиннющим коридорам. А коридоры эти заканчивались «гармошкой», вплотную примыкавшей прямо к дверям авиалайнеров. Кажется, это называется дебаркадеры. Так что в непогоду не нужно пересекать летное поле: прошел по этому коридору – и в самолет.

Таможня, пограничный контроль отняли не более десяти минут. Получив свой чемодан, выхожу на площадь. На площади, ярко освещенной желтыми фонарями, стоят такси, автобусы. Большинство прилетевших устремилось к комфортабельным автобусам. Я – за ними. Автобусом доехал до центра. Там сел в такси и попросил подвезти до недорогого отеля. Водитель понимающе кивнул, и мы тронулись в путь.

Небольшой отель на тихой крохотной улочке. Хозяйка в годах, с красиво уложенными голубовато-седыми волосами и царственными манерами. Она дала мне карточку с планом центральной части города, где красным кружочком был обозначен наш отель. Здание отеля трехэтажное, всего 10–15 комнат. Моя комната в мансарде без ванны, но с душем. В отеле подают только завтрак, стоимость которого включена в тариф. Обед и ужин в городе. Мадам Никольсон, так звали хозяйку, посоветовала мне поужинать в ресторане на вокзале. В скандинавских странах, оказывается, самые лучшие и недорогие рестораны находятся при вокзалах.

Рестораны эти подразделяются на первую и вторую категории. Занял столик во второй категории. Подали рыбное ассорти из консервированной, маринованной и соленой рыбы: семга, сельдь в вине, сельдь копченая, сардины, анчоусы, шпроты, копченый угорь и прочее. И к этому бутылочка превосходного пива «TUBORG». За кофе написал открытку, купленную в киоске неподалеку. Текст нейтральный, на английском языке. Адресована другу в Берлине. На открытке изображен городской пейзаж с домами, что означало: «Прибыл в страну, все идет по плану». В течение часа прогуливался по пустынным узким улочкам центральной части города. Кажется, все «чисто». Опустил открытку в почтовый ящик. Моросил теплый, весенний дождь. По набережным многочисленных каналов прогуливались редкие прохожие, в основном старушки с собачками. Вот проехала на велосипеде дама лет семидесяти с собачкой на поводке. Вот вторая… Любят здесь велосипед. И собак тоже. Подойдя к темной глади озера, выбросил футляр от безопасной бритвы, который, булькнув, сразу пошел ко дну. Еще там, в отеле, я сидел, задумчиво взвешивая в руке футляр. «Тяжеловат, – думал я, – может вызвать подозрения, если кому-нибудь вздумается копаться в моих вещах».

На следующее утро прошелся по магазинам, приобрел себе кое-что из одежды: джемпер, галстуки, сорочки, нижнее белье, фотоаппарат «Каннон», электробритву «Филипс», небольшой транзисторный приемник, чтобы слушать музыку и новости.

Вечером поехал ставить знак отъезда. По плану города отыскал шоссе на окраине. Городской электричкой доехал до нужной станции, затем на автобусе до места постановки сигнала. Да, это действительно у черта на куличках. Чем думал товарищ, подбиравший это место? Приезжает в страну нелегал, города не знает, время у него строго ограничено, а тут еще надо тащиться куда-то на окраину, только лишь потому, что товарищ этот живет где-то поблизости и ему, видите ли, удобно, проезжая на машине утром на работу, смотреть сигнал. А у меня машины нет. Полупустой автобус мчится по шоссе, по обеим сторонам которого мелькают особняки. На металлическом лючке слева от ворот дома № 10 мне нужно поставить таблеткой аспирина сигнал отъезда из страны, букву «х». Автобус протащил меня километра два. Пришлось возвращаться обратно, но уже пешком. Дует сильный ветер, моросит мелкий занудный дождь, На шоссе, по которому проносятся редкие в этот час машины, я совершенно один.

Наконец вот он, дом 10. Щиток, конечно, мокрый от дождя. Неужели мой любезный коллега не знает, что в Дании часто идут дожди? Поставив ногу на кирпичное основание ограды, делаю вид, что завязываю шнурок. Быстрыми движениями, сначала скомканной газетой, затем носовым платком (вокруг ни души) яростно тру досуха стального цвета лючок. Проставляю сигнал и ухожу в сторону автобусной остановки, оглядываясь на свою работу. Сойдет. А дождь, надеюсь, сигнал до утра не смоет, так как лючок расположен в небольшой нише в кирпичном столбе ограды, разве что опять пойдет косой дождь с ветром.

Утром в потоке машин по шоссе промчится машина оперработника местной резидентуры. Он на ходу «снимет» мой сигнал, и через пару часов Центр будет знать о моем отъезде из Копенгагена и сообщит нелегалу Паулю, что явка в Лозанне подтверждается и что я уже туда выехал.

Поужинал в ресторане, расположенном на узкой пешеходной улочке вблизи городской ратуши. Не успел занять столик, как подошел официант, с виду итальянец, и поставил передо мной стеклянную колбу с половинкой картофелины. В картофелину была вставлена свеча, которую он тут же зажег. Указав на поднос с флажками разных стран, установленных на подставках, спросил, какие мои национальные цвета. Я ответил, что бело-голубой Аргентины, но что своего флажка я здесь не вижу. На других столах, занятых иностранными туристами, уже стояли их национальные флажки. Официант подвел ко мне метрдотеля, который стал извиняться за отсутствие моего национального флага.

– Ничего, – сказал я, – но я надеюсь, что в следующий раз флаг будет.

– Непременно, – ответил метр.

Нелегалу не следует задерживаться в первом после перехода границы городе. Мало ли какие случайности?

Поэтому поутру, расплатившись за отель, я отправился на вокзал. Сел в спальный вагон гамбургского экспресса. Поезд громыхал на стыках, набирая скорость. Где-то под вечер его погрузили на железнодорожный паром, и какое-то время мы шли морем. Многие пассажиры вышли на палубу подышать свежим воздухом. Перебросился парой фраз с пожилым английским джентльменом, совершавшим путешествие. Он был из Шотландии и ехал в Италию отдыхать. Это было мое первое знакомство на Западе. Мой язык никаких вопросов не вызвал.

Женева. Выхожу из отеля на набережную. Бескрайняя гладь Женевского озера. Намереваюсь пересечь набережную, в этот момент совершенно свободную от движения, но– стоп: хотя машин и нет, все стоят как завороженные, горит красный глаз светофора. Мгновение– и я снова на тротуаре, где терпеливо жду, пока загорится зеленый свет. Да, здесь нельзя забываться, это тебе не Москва, где можно ходить где угодно и как угодно, лишь бы не было милиционера поблизости. Страна законопослушных граждан. Здесь дисциплина в крови. А вот и озеро. Белые лебеди на воде. Мосты над зеленоватой Роной. Шлюзы, повышающие уровень воды в озере. Река Рона, зарождаясь в альпийских ледниках, несет свои воды в Женевское озеро, затем посредством системы шлюзов выпадает из него и устремляется по извилистому руслу к французскому Лиону. Там, вобрав в себя другие реки, несет свои воды дальше к Средиземному морю. С мола, выступающего далеко в озеро, мощной струей бьет фонтан высотой в сто метров. По озеру ходят небольшие белые теплоходы с туристами. Индустрия туризма здесь процветает. Авиалинии соединяют Женеву со всеми странами мира.

По плану нахожу нужную мне улицу, где на стене под табличкой с названием улицы необходимо проставить сигнал о прибытии в Женеву. Вечером во время прогулки стерженьком красного карандаша ставлю сигнал в виде волнистой черточки. Утром сигнал будет принят нашим работником. Сигнал этот будет означать благополучное прибытие в Женеву и окончательное подтверждение явки в Лозанне, намеченной еще в Центре. На явку придет нелегал Пауль, мой инструктор в Москве, поэтому опознавательные приметы, пароль и отзыв даны на тот случай, если он почему-либо не сможет прийти и вместо него будет другой человек. Пауль много лет проработал в США и Латинской Америке, хорошо знал Аргентину, и мы с ним много поработали летом. На нелегалке он работал один. В Москве оставались жена и дети. Жена работала, дети – росли, учились, а их уже было четверо, поскольку Пауль, хоть изредка, да наведывался домой. А потом снова уезжал. И тогда, находясь за тридевять земель, он радовался шифровке из Центра, где его сердечно поздравляли с рождением очередного мальчика или девочки.