Текст книги "О том, что сильнее нас"

Автор книги: Владимир Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

ВО ВРЕМЯ АНТРАКТА

Пессимист – видит тёмный туннель,

Оптимист – видит свет в этом туннеле,

Реалист – видит, что это приближающийся поезд,

А машинист – видит трёх чудаков, рассевшихся на рельсах.

Бородатый анекдот

Антракт – вовсе не обязательно отдых в чистом виде плюс традиционный бутерброд с икрой в театральном буфете. Как заповедовал некто Ильич, который мой тёзка, лучшим отдыхом является перемена занятий. Творчески же подумав, можно свести и к тому, что занятие остаётся тем же самым, то есть впитыванием информации, да и информационный поток в общем и целом остаётся тем же самым, всего лишь меняются каналы его поступления, давая отдых одним органам чувств и нагружая другие.

Вот и попробуем, пользуясь неизбежным и необходимым антрактом, дополнить сценическое действие просмотром развёрнутой в фойе фотовыставки. В которую, в виде кратких и лаконичных, практически невзаимосвязанных зарисовок, войдут эпизоды ну никак не вписывающиеся в основное повествование, но существенно дополняющие его. Читатель, он же зритель, увидит:

* * *

Как приехавший в очередной раз в гости Андрей на вопрос, как дела у Аллы, примет стопку, подумает и ответит, что замечательно. Потом ещё подумает и спросит: «Ну неужели, Вов, ты думаешь, что эти бабы, сколько бы их ни было, смогут порушить нашу многолетнюю дружбу, как бы они ни старались?» А потом ещё подумает, примет ещё стопку и отметит, что очень надеется, что я не вылью на него те нервы, которые Алла мне пережгла. Правильно надеется, кстати.

* * *

Как во время событий с захватом «Норд-Оста» ко мне последовательно заселились и несколько дней обретались три девушки: первая из той группы кордебалета, что в самом начале сбежала через окно гримёрки – в поисках политического убежища от репортёров; вторая – также в поисках политического убежища – боялась появиться в общежитии своего института по причине своей чеченской национальности; третья же – приехала из-за границы, так как её мать была в числе заложников.

* * *

Как одна из девушек, с которыми я знакомился в Интернете, за те три минуты, пока я занимался на кухне чаем, нашла у меня неслабо замаскированную заначку и конкретно спёрла всю мою наличность. И первая мысль, посетившая меня, когда пропажа обнаружилась, была о том, что во времена перестройки пара человек из тех, кого я считал многолетними друзьями, обжулила меня на пару тысяч американских денег, и то, что из огромного количества почти случайных знакомств суммарный ущерб свёлся к паре сотен, – даже не наказание, а скорее вселение оптимизма.

* * *

Как я в третий раз оказался у Рэя в гостях в гроте Шайтан. Кроме Олега со мной была Машка, вместе с которой мы и затеяли вывезти в Сьяны толпу человек в сорок фотографов и, оставив их накрывать стол в другом гроте, рванули к Рэю. Захватив с собой одну из фотографических девушек, появившуюся в составе в последний момент. А в Сьянах – прибившуюся к некоей наркоманской тусовке и там и оставшуюся. Как выяснилось позже – гражданскую жену одного моего старого друга. А Рэй – впервые не пошёл на разговор, ограничившись наливанием нам чаю.

* * *

Как повадилась ко мне некая славная дама Наташа из славного города Зеленограда, единственная из интересующихся мною девушек категорически относящаяся к иному слою общества. Слою, где имидж человека приоритетен над всеми прочими качествами. Уникальная дама, родившая первого своего ребёнка в пятнадцать лет и при этом являющаяся обоим своим детям идеальной мамой-подругой, не растерявшая к двадцати годам ни единого грамма красоты и ни единого грамма жизнерадостности. Привозившая невероятно вкусные тортики. А в тот раз, когда у нас почти дошло до секса, вдруг в почти уже раздетом состоянии начавшая, загибая пальцы, рассуждать вслух о том, нужен ли ей седьмой параллельный любовник. На что пришлось ответно вслух поспрашивать себя, нужна ли мне ТАКАЯ любовница. На чём вопрос заглох сам собою, а Наташа – ещё целый год изредка сваливалась на голову с очередным тортиком. Пока не вышла замуж.

* * *

Как отец, вразумляя меня, похвастался, что в их организации ни одна даже самая дурная секретарша не шастает в рабочее время по Интернету, в особенности по чатам. И как я не стал его расстраивать рассказом о том, как неделю назад познакомился в чате с чудесной девушкой Светой, работавшей как раз секретаршей и как раз в его организации. Как Света сразу же приехала в гости, но побоялась начинать роман. И как она ещё трижды в течение года присылала записки о том, как хотела бы ещё раз отпробовать моих отбивных и посмотреть мои фотографии. Кляня свою былую боязливость, но – не идя на дальнейший контакт из той же боязливости.

* * *

Как в момент разрыва с Кристиной мне ну очень надо было куда-то вылить ту часть злобы, которую я не успел вылить на неё, микроинфаркт помешал. Как по здравому рассуждению умудрился найти для того способ гуманный, человеколюбивый и направленный сугубо в мирное русло – объехал все конторы, где имел хоть какой-то зуб, то есть свой институт, своё министерство и так далее, везде добрался до начальства и всему начальству прямо и высказал всё, что на его счёт думаю. Не стесняясь в выражениях. На чём и обрёл оптимизм и спокойствие, ибо начальство сверх всяких ожиданий не начало гневаться, а выслушало, вняло и пообещало исправиться.

* * *

Как зашёл я к другу в студию на празднование пятилетия той студии. А на хвост мне сели те два паренька, которых я позже выставил из так и не состоявшейся болотной затеи с Машкой и подругами. Как жена друга напоила этих ребят, как следует их завела и подначила, а в итоге – вытащила на подиум, раздела и заставила исполнять перед камерой всякие педерастические этюды. А потом начала извиняться за сорванную половину вечеринки под тем соусом, что откуда ж ей, мол, знать было, что я могу притащить с собой двух самых настоящих пидарасов, и не употребить сей факт на пользу искусству – никак нельзя было. При том что ни один из ребят – с гарантиею пидарасом не являлся.

* * *

Как я умудрялся увязывать со всей этой сумасшедшей жизнью – работу. Причём работу настолько напряжённую, чтобы и на будущее задел оставляла, и весь этот бардак обеспечивала, и печать и оформление фотографий, а недешёвое это занятие. Просиживая за компьютером все до единой ночи, проведённые в одиночестве, срываясь в командировки, как только возникал перерыв между интересными поездками или между очередными романами.

* * *

Как все знакомые несколько лет подряд уговаривали меня написать эту книгу, некоторые даже спрашивали разрешения использовать материал, а написать самим, а теперь, читая черновики, поражаются, восхищаются, но больше возмущаются одновременно. Как я сам до сих пор не понимаю, что же у меня на этот раз получилось – то ли выдающееся литературное произведение, то ли полная и абсолютная графоманская чепуха.

* * *

Как я выискиваю по всем засунутым в шкафы и в столы старым дискам случайно сохранившиеся черновые фрагменты к двум недописанным и стёртым книгам – и вставляю их в эту, всякий раз вставая в позу буриданова осла перед извечным вопросом, править или не править…

* * *

Как моя бывшая супруга, столкнувшись в прихожей с тёплой компанией из Саши, Аллы и Насти, попробовала объяснить девушкам, что зря они со мной связываются, потому как я есть полный и безнадёжный импотент. К великому восхищению попугая, который, услышав громкое ржание трёх девичьих глоток, сорвался с двери и начал кружить вокруг люстры, оглушительно хлопая крыльями и не менее оглушительно каркая.

По выставке можно бродить долго, а антракт короток. Вот уже и первый звонок, первые, самые дисциплинированные зрители тянутся в зал, а в фойе появляются уборщицы, сосредоточенно наполняющие пластиковые мешки бычками из монументальных нержавеечных пепельниц.

Остаётся немного времени на то, чтобы подумать, а на кой бы хрен автору было разводить всю эту бодягу с романом, оперой… Изменит ли оно что-то в жизни? Изменит ли оно восприятие каких-то вещей, понимание каких-то вещей? Будет ли второе отделение более связным или окажется таким же сумбурным, как и первое?

Увидим… Второй звонок. Пора в зал, где уже начал помаленьку гаснуть свет…

ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Часть VI. Accelerando espressivo

Любимых убивают все

Так повелось в веках

Коварным поцелуем трус

Храбрец – с клинком в руках

Оскар Уайльд

Вот мы, наконец, и добрались до той истории, которая является логическим апогеем всего происходившего в течение этих безумных семи лет. Последней из основных в нашем романе. Истории, которая по большому счёту началась задолго до начала упоминаемых в нашей книге событий и то висела где-то далеко за кадром, то странным образом текла где-то поблизости, на границе видимости и слышимости… А то и врывалась в мою жизнь сметающим всё и вся смерчем. Истории, имеющей точки пересечения практически со всеми остальными. Разломившей мне жизнь пополам – на «до» и «после». Уходившей, чтобы вернуться в новом виде. Опять текущей на границе видимости. Опять возвратившейся. Вымотавшей нервы почти до нуля немалому количеству людей. И – незавершённой. Надеюсь, что незавершённой. Очень надеюсь.

Эту часть романа я уже один раз, несколько в другом виде, написал и «виртуально опубликовал» в виде новеллы чуть больше года назад. Собственно, идея сделать полногабаритный роман тогда и появилась, хотя отдельные части нескольких других глав и были написаны ранее в виде рассказов. Но тогда были особые обстоятельства. Свеженаписанная глава, пусть и в абсолютно сыром виде, пусть и с неправильным пониманием части происходившего, – должна была сыграть в истории вполне конкретную роль. Она её и сыграла. Недописанный роман начал самим своим существованием значимо влиять на развитие своего собственного сюжета и уводить его на другие рельсы. Начался следующий круг, как сменивший понимание части событий происшедших, так и давший всей ещё не состоявшейся истории раскрутку в совершенно неожиданную сторону. Как результат – предыдущая редакция, и так перегруженная раздутыми из утилитарных соображений детективными пассажами, потеряла актуальность совсем. Пришлось переписывать полностью. Уже имея уверенность, что следующего круга не будет. Что сейчас завершается последний круг этой истории, и времени осталось – два с половиной месяца. Через два с половиной месяца, тринадцатого марта, колесо ударится о камень и рассыплется. Произойдёт это на Пинеге. А перед опрокинувшимся экипажем будет стоять горы Хозяйка, и всё дальнейшее пойдёт уже по её плану, догадаться о содержании которого нам не дано.

Соответственно, момент, который я выбрал для написания итоговой версии нашей книги в целом и текущей главы в частности, очень и очень не случаен. Так уж сложилось, что все главные сюжетные линии получили точку схождения. Через эти самые два с половиной месяца. Тринадцатого марта. Важность этого числа читатель поймёт несколько позже. Пока что – ограничусь утверждением, что тринадцатое марта в этой истории возникало трижды, если не четырежды, и всякий раз определяло некоторый перелом. Итак, тринадцатого марта я окажусь на той самой Пинеге. В том самом урочище Железные Ворота. В той самой пещере Олимпийской. Там, где раз уже произошла описанная в одной из предыдущих глав встреча с чем-то, смысл которой остался неясен, а страх перед повторной встречей определял в моей жизни не так уж и мало всего разного. И вдруг – страх испарился. Висящая на стене фотография с полярным сиянием перестала быть грозным остережением и замигала волшебным зовущим светом. Новой фототехнике, ни разу не сходившей под землю, стало тесно в своём углу. Я предложил нескольким друзьям туда съездить. А чуть позже выяснилось, что Елена задумала поездку на Пинегу полугодом раньше. И даже договорилась с теми же самыми ребятами, которым и я спустя полгода предложил эту авантюру. И вообще – что в этой поездке будет вообще немало и другого народу, имеющего к нашей истории прямое касательство.

И вдруг произошёл очередной обвал всего, что только можно, а заодно и чего нельзя, и сама возможность участия Елены как бы совсем почти исчезла… Таки не может так оно быть. Столь чёткая нацеленность всех событий не может не сработать. В первый раз, когда мы с Ленкой не стали знакомиться, а я спустя месяц познакомился с другой барышней и вдруг увёз её на Пинегу, – те события были предупреждением. Сейчас – чувствуется настойчивое требование. Конечно, Ленка поедет. Возможно, неожиданно для себя и окружающих. Вплоть до того, что десятого марта она просто уйдёт из дома в чем была и сядет в наш поезд.

Вот в этом-то всё и дело. Я не знаю, суждено ли мне вернуться из Олимпийской. Я не представляю, суждено ли Ленке. А возможно, что вся эта бодяга – чистый бред, ничего там такого странного, особого и неведомого нету, ничего необъяснимого и ничего существенного там не произойдёт, а будет самая обычная подземная фотоэкспедиция. Но по любому книга должна быть написана до выезда. Даже если всё пройдёт гладко и все мы вернёмся, это будет рубеж, меняющий видение многого. А в новом видении сложившаяся цельность сюжета просто рассыплется, и книга если когда и будет написана, то очень и очень нескоро и совсем-совсем другая. И будет иметь тот или иной финал. А финала здесь быть не должно. Среди просматривающихся возможностей развития событий хеппи-энда нету. Так – плохо, так – ещё хуже, а эдак – совсем банальщина. Нельзя отнимать у читателя права достроить сюжет по своему усмотрению. Пусть ищет «хорошие» продолжения. Вдруг найдёт? Вдруг подскажет тем, кто у руля?

Не знаю, хорошо оно или плохо, получится оно или нет, но я попробую написать эту часть в немного необычной компоновке. Нельзя её писать линейным повествованием. Канва происходящего даже сейчас, спустя три с половиной года, принимает всё новые и новые видения о сути и мотивах каждого эпизода. Возвращаться назад на каждом моменте переосмысления или появления новой информации – чушь. Любой ценитель закрученных детективов на этом скиснет, сдастся и после третьей подобной ретроспективы далее читать не будет. Попробую применить киношную технику рваного монтажа, благо кино раньше снимать доводилось и вроде бы получалось неплохо. Даже международные фестивали выигрывал. Итак, основной текст я буду писать с текущей временной позиции в сюжете, слегка комментируя с позиции «сейчас», явно оговаривая в комментариях то, чего не знал по ходу событий и о чем догадался только впоследствии. И сделаю в него врезки с видением в нескольких других временных плоскостях. А также – на ключевых местах врежу отрывки с Ленкиным видением, и опять же в нескольких временных плоскостях, потому как оно тоже весьма динамично менялось. С датировкой каждой врезки. Фиг его знает, вдруг свяжется. Иного пути всё равно не просматривается.

* * *

Итак – история началась на рубеже тысячелетий. За несколько минут до наступления двухтысячного года. Был у меня тогда как раз начавший рушиться роман с уже упоминавшейся девушкой Кристиной. Вот и получилось так, что на Новый год мы с ней поцапались, она сбежала работать, а мне не захотелось нигде пьянствовать, не захотелось никого из знакомых даже видеть, в душу как будто корова нагадила… Да и здоровье выписывало фортеля изрядные. А просто положить на праздник и лечь спать – тоже не дело. Капитуляцией попахивает. Выпил я с сыном по рюмке шампанского, оделся потеплее, набил карманы всякой взрывчаткой да и пошёл в одиночку слоняться по Красной площади. Чисто на всякий случай захватив с собой ещё одну бутылку шампанского, а заодно и пару каких-то мелочных сувениров. Которые пригодились. На площади, за три минуты до боя курантов, готовящая стаканы и занимающая позиции толпа притиснула меня к двум красивым девушкам лет по девятнадцати, в схожем с моим настроении, но без своей бутылки. Две Лены. Как положено – миниатюрная блондинка и высокая брюнетка. Что поделать, судьба… Как принято говорить в определённых кругах, делиться – надо. Что и было исполнено безо всякой задней мысли. Шампанское перекочевало в желудки, сувениры-подарки – в сумочки девушек. И на этом всё. Никому не хотелось знакомиться. Даже в эту абсолютно волшебной красоты ночь с искрящимися снежинками с полкулака размером. Мне – по причине карантина (дважды в жизни в практически этой же ситуации я мгновенно оказывался женатым на случайной даме, а потому дал себе строгий зарок впредь на эти же грабли не наступить). Ей – потому, что у неё то ли только что умер, то ли был при смерти отец, дату я не уточнял, но плюс-минус так. Её подружке – уж не знаю, почему. В общем, десять минут поговорили мы ни о чём да так и разошлись, не обменявшись даже телефонами.

Не знаю почему, но я эту встречу запомнил. Никаких предчувствий, никаких намёков на влюблённость, ничего. Просто запомнил. Несмотря на то, что именно тогда моя жизнь сорвалась наконец с мёртвой точки и понеслась даже не вскачь, а по типу болида «Формулы-1», стартовавшего с третьего ряда стартовой решётки и пытающегося на первых сотнях метров дистанции выскочить в лидеры. Наверное, нужно немного напомнить, что всё это для меня значило. За пару лет до того я сделал самую большую глупость в своей жизни, опубликовав первую свою книгу, не считая научных, под собственным именем. Тоже мемуарную, но – и тоже художественную. Собственно, об открытиях географических. Книга удалась. В определённых кругах даже стала культовой. В тех кругах, откуда я добывал себе друзей. В единственных подобных кругах, которые сохранились после того, как я в науке вылез на уровень, где стал иконой. И – заодно стал иконой в некоторых других областях, подчас совершенно незаслуженно. Как, например, в фотографии. Смотрю вот сейчас на свои старые работы и вижу, что просто не умел снимать. Вообще. Ни техники, ни композиции. И аппаратура дурацкая к тому же. На экзотических сюжетах выезжал, не более. А снимать действительно художественно уже сильно позже научился. Собственно – только после несостоявшегося знакомства с Ленкой. Идиот. Удачный проект, резко меняющий общественный статус, всегда вырастает в стену между собой и людьми. А если стена построена уже почти вкруговую, застраивать последний проём – капец. На этом меняется мир. Оглянешься – вокруг вроде бы те же полсотни друзей, что и были. Но уже другие. Смотришь и знаешь – на кого ни ткни пальцем, придёт каждый. Хоть на пьянку, хоть в экспедицию. Плюнув на всё. Вкладываясь полностью. Но ещё знаешь – что он не приведёт с собой ни единого нового человека. Даже если просить о том открытым текстом. Даже если упрашивать на коленях. Не привнесёт в затею ни одной своей идеи. Не пикнет, видя явную глупость. Будет смотреть в рот и делать, что скажут. Ни граммом больше. Ни один из них не пригласит ни в один встречный проект. Не пригласит ни на один междусобойчик без солидного официального повода. Зато на идиотские официальные мероприятия – пригласят. Тщательно оградив там от новых людей. Нельзя так жить. Пару лет подряд готов был повеситься. Здоровье посыпалось, даже под нож к хирургам угодил. В общем, диагноз ясен. Но выход – нашёлся. Разогнать под ноль весь круг общения, вплоть до жены. И начать строить новый, в новых кругах, где мало кому известен… Не то чтобы поменять круг занятий и интересов, совсем это тяжко было бы, но переставить акценты, сыграв на множественности интересов, – можно. Сменил литературную тематику, прочно уведя всё новое под псевдонимы, которые никому не раскрываю и в обозримом будущем не раскрою. На уровне паранойи. Даже запретил себе держать дома изданное. Трудно всё это в возрасте за сорок. Запредельно трудно. Но – не невозможно. Месяца за два до той новогодней встречи с Ленкой у меня оно впервые стало получаться. Когда неожиданно возник роман с Кристиной, та стала приводить друзей и подруг, и я вдруг почувствовал, что могу быть интересен, причём не только девушкам, в поколениях основательно младше, чем я до того момента принимал в рассмотрение. Странная штука. Всегда был уверен, что только люди своего возраста, плюс-минус десять лет, являются людьми, а все прочие относятся к какому-то другому биологическому виду. За исключением родственников, конечно. А тут вдруг выясняется, что фигушки. Если открываться полностью, не допускать ни грамма фальши, ни грамма высокомерия, ни полграмма снобизма, видеть в них людей, равных себе и не менее интересных, чем сам, – все границы растворяются. Итак, эта книга – первая вещь, которую я за последние девять лет, возможно, опубликую под собственным именем, да и то скорее потому, что тёплые чувства ко мне у читателей она вряд ли вызовет, а остальные надо встречать с открытым забралом. А может быть, и не стану под своим. Если не смогу заручиться согласием всех главных героев, то часть их будет переименована, и я за компанию. А может быть, и вообще не стану публиковать. Время покажет…

* * *

Как только у меня стало получаться с поиском новых друзей и любовниц, я начал искать – Любовь. Такую, какой у меня в жизни ещё не было. Настоящую. Говорят, что мужчина начинает понимать, какая именно женщина ему нужна и что с ней делать, только к сорока годам. Правильно говорят. Я точно знал, что ищу. Как когда-то пели в своей песне Uriah Heep – «I was looking for love in the thousands places. There was no stone, that I left unturned». Находил. В кафе. В катакомбах. В интернете. Где угодно. Влюблённости, самые сумасшедшие в моей жизни. Самых красивых девушек. Самых талантливых. Одну за другой. Почти все взаимные. Но – недолгие. Возможно – один раз нашёл Ту. Сашу. Но она была слишком молода, и роман опять же быстро рухнул. Спустя годы, впрочем, вспыхнул опять, но снова ненадолго. Впрочем, это отчасти уже было в предыдущих главах, какие-то фрагменты ещё впереди… Сейчас несущественно. Существенно то, что вся эта трёхлетняя гонка меня подняла к жизни, а заодно и как следует измочалила. Измочалила настолько, что после весьма похабного завершения самого убойного и самого вулканического из романов той поры, длившегося всего две недели, – я, наконец, поднял лапки, залёг на диван, включил телевизор и начал ныть новым друзьям о том, что жизнь не удалась и пора бы старому козлу на покой. То есть – вру, конечно, несколько раз пытался дёргаться, но безо всякого значимого успеха. Впрочем, читатель это уже явно оценил, раз уж досюда добрался. Вот что я точно не пытался тогда делать – так это соблазнять периодически сваливавшихся с визитами и пытавшихся меня растормошить нескольких моих натурщиц с подружками. И зря не пытался. Весьма своеобразное и весьма обидное наказание за ту пассивность словил. В форме мандавошек. Очень обидно оно, когда безвинно. Впрочем, о мандавошках позже. А сейчас дело помаленьку подходило к Новому году. Спустя три года после той встречи на Красной площади. И тут…

И тут – мне позвонил человек из моей прошлой жизни. Не то чтобы друг. Друзей я всех разогнал, кроме тех, кто в тысячах километрах от Москвы. Звать Георгом. Просто хороший знакомый, к тому же по возрасту мне скорее в отцы годящийся. Спросил, не возражаю ли я, если он нагрянет ко мне в гости с бутылкою и двумя моими знакомыми девушками, какими именно – секрет. И нагрянул. Через неделю. Вы правильно угадали, это была Ленка. Вместе с той же самой подругой, которая тоже Лена и с которой они были вместе на Красной площади.

* * *

Спустя немало времени Ленка рассказала мне, как оно получилось. Полугодом после той встречи – она прочитала мою книгу. Ту, которая порушила мне прошлую жизнь. Книга изменила жизнь ей. Как много позже выяснилось, также порушила. По иронии судьбы – книгу её заставила прочитать матушка, которой суждено сыграть в нашей истории самую зловещую и самую неприглядную роль. Талантливая музыкантша и певица, Лена заболела путешествиями и художественной фотографией. Больше года искала себе кого-либо вроде меня. Поняла, что вроде – не бывает. Весь следующий год искала меня уже прицельно. Сложно было. За эти три года я разменялся с бывшей женой, тем самым – поменял телефоны и адреса. Но не успел заменить их на новые на своих сайтах в Интернете. Поменял круг общения. Поменял ящики электронной почты. И тоже забыл на сайтах новые указать. Она мне писала – я не получал. Она опять писала – я опять не получал. Она пыталась найти меня через знакомых спелеологов – но никто не знал, где я и что я. При всем том – ей удивительно везло. Сперва она услышала в поезде метро разговор с соседнего дивана, где две моих модели обсуждали, не поехать ли ко мне чай пить. Попробовала сесть им на хвост – те её послали. В другой раз – гуляя со второй Леной, они вместе зашли на работу к бойфренду второй Лены (опять американизм, но вот ведь до чего вышли из обращения русские аналоги, и не скажешь теперь иначе). Пошли в курилку. Завязался разговор о всяком о разном. Упомянулись пещеры. Услышав это волшебное слово, к разговору подключился владелец фирмы, отец того бойфренда. И вот тогда и всплыло моё имя, а ещё через пять минут – последовал тот телефонный звонок.

* * *

Сошлись мы не сразу. Месяца три взаимно приглядывались. Странная она была. В первые визиты я даже грешным делом подумал, не наркоманка ли. Сидит на полу у батареи, ест яблоки, огромного размера апорты, которые я специально для неё из Алма-Аты привёз, думает о чем-то своём… Как будто в другом месте находится. В разговорах участвует практически только вторая Лена… Но приходит – опять и опять. Впрочем, я и сам не хотел ничего форсировать. Даже не то что не хотел форсировать, просто не задумывался. По причине, смешной до полного неприличия. Незадолго до их первого визита заглянули ко мне в гости три девушки – одна у меня снимается, выдающаяся натурщица, и две её подружки. До сих пор думаю, не в тот ли раз часом это было, когда Ленка пыталась им в метро на хвост сесть? В общем, так уж получилось, что одна из девушек напилась до непотребного и нетранспортабельного состояния. Пришлось всех трёх замариновать ночевать на диване, а самому на полу пристроиться. Вот тут-то одна из трёх, так и не знаю которая, и напустила мне в диван мандавошек. Война с которыми как раз и отбивала возможности к форсированию событий, да и самую мысль о том. Впервые за много лет я в течение двух с половиной месяцев даже не попытался поухаживать за приглянувшейся мне девушкой. Само её существование в природе вселяло комфорт и умиротворение.

Удивительно, что тот первый визит был очищен от любых провоцирующих факторов. Мало того, что в квартире был разгром. В течение последних нескольких лет главным способом охмурёжа для девушек были фотографии. Искусство – вообще штука своеобразная. Индусы, помнится, в своей мифологии делали большой акцент на то, что главным воздаянием художникам было то, что с неба периодически спускались апсары и отдавались им. Одновременно принося награду за уже сотворённое и вдохновение на дальнейшее. Так что для того, чтобы охмурить девушку, следовало угадать её характер и подвести к пяти-шести работам, отвечающим ему (если такие найдутся, конечно). Здесь же – карточек не было. За неделю до того, как Георг притащил двух Лен, у меня открылась большая персональная выставка, и вот туда я всё и увёз. Аж в Дубну. Так что исключалась даже идея пригласить на выставку и посмотреть там. Далековато. А вообще, символично. Всерьёз я взялся за фотоаппарат спустя месяц после «незнакомства» с Ленкой на Красной площади, а первую выставку открыл одновременно со звонком Георга. Вот к чему бы это?

Как-то сами собой выкладывались испытания для обоих. То я предлагал двум Ленам сходить на интереснейший слайд-показ в Минералогическом музее, а клевала на эту идею только вторая Лена, усердно делая при том вид, что я именно за ней ухаживаю. Или – разок, когда они в очередной раз сидели у меня, вдруг без предупреждения свалился мой старинный друг Володя, у которого я в своё время безо всякой на то собственной воли в мгновение ока свёл его девушку Милу. Свалился для того, чтобы показать фотографии на моих стенах своей новой пассии. Которая спустя пять минут получила полную отставку, а Володя весь вечер всеми способами пытался охмурить Ленку. То, когда две Лены сидели у меня, вдруг звонила и приезжала студентка из Дубны, насмотревшаяся там фотографий на выставке, и начинала массированную атаку на меня… И ведь никто из нас ни разу не повёлся. И никто ни одним взглядом не показал своей ревности, которая не знаю уж, как у Ленки, а у меня пару раз просыпалась. При том что никаких явных ухаживаний не было ни с одной стороны. Но спустя некоторое время – мне впервые стало стыдно за свою квартиру со стоящими уже более года с момента въезда штабелями ящиков вдоль стен, голыми лампочками, заваленным балконом, висящими на стенах фотографиями, которые приходилось рассматривать с фонарём… Начал ремонт, как бы готовясь к дальнейшему.

* * *

Пожалуй, нельзя не остановиться на одной частности. Вот упомянул я, как вторая Лена клюнула на идею сходить в музей на слайд-показ. Мелочь? Мелочь. А вот чорта с два оно мелочь оказалось!

В музее вдруг собралось много старых знакомых, часть из которых я не видел десятилетия. И как выяснилось, многих из них вдруг пробило на интуицию. Вдруг увидели, чем дело пахнет и что примерно должно вскорости произойти. Увидели многое из того, к чему я уже подошёл вплотную, но ещё не сделал решающего шага. Кто-то даже попытался сразу меня остановить. А кто-то смолчал, чтобы высказаться потом. Вот, пожалуй, пара примеров:

– Володя, а сколько лет мы не виделись? Двадцать? Тридцать?

Это Таня, начальница первой в моей жизни настоящей геологической экспедиции.

– Скорее тридцать. Слушай, а ты не изменилась, на улице бы узнал!

– Зато ты изменился. Рассказывай!

– Что рассказывать?

– Рассказывай, почему ты такой замотанный. Прямо-таки ходячий скелет. И глаза у тебя очень усталые.

Вот ведь. А что? Была не была. Почему бы и нет, в конце концов? Оставляю Лену общаться с прочим народом, а сам с Таней в курилку. Выливаю на неё всю фигню последних трёх лет. Вылив – обозреваю обстановку.

Таня сидит на подоконнике, вжавшись в угол. Вид – испуганный предельно.

– Теперь понятно про замотанность? Кстати, что с тобой, почему с лица спала?

– Володя, остановись.

– То есть?

– Володя, у тебя с этими девушками неправильное происходит. Остановись. Быть беде.

– Так и сам знаю. Что я, не огребаю всякий раз полной мерою? Не понимаю, что ещё несколько подобных романов – и изношусь до нуля? Но как-то не привык себя жалеть.

– Себя не жалеешь – их пожалей. Ты не только сам в беду попадёшь. Их – тоже до беды доведёшь.