Текст книги "О том, что сильнее нас"

Автор книги: Владимир Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Первым не выдержал Виталий. Просто встал и ушёл. Саша осталась. Как будто так оно и надо. Хлопнула ещё рюмку и завела арию про то, как она его любит и как ей с ним хорошо. Выслушал. Комментировать не стал. Не моё дело. Поделился лишь своими вышеупомянутыми наблюдениями. Поздравил, что парень нормальный, а то я по её рассказам представлял себе нечто совсем иное.

Саша выслушала, хлопнула ещё рюмку и завела вторую арию. О том, что любит-то любит, но ей чего-то не хватает Дальше – больше. Начала в деталях живописать, с кем и как успела ему изменить. Становилось противнее и противнее. Прервал. На этот раз достаточно жёстко и резко. Объяснил прямо, что если она о том, чтобы ко мне вернуться, так я с удовольствием. Хоть сейчас, хоть потом. То, что когда-нибудь вернётся, – знаю. Но сливать на меня вот это – незачем. Не хочу слушать и не буду. И использовать меня для компенсации нехватки – тоже не стоит. Тоже не хочу. Не хочу, чтобы, когда вернётся, эта фигня между нами стеночку образовала. Блядство вещь, конечно, хорошая, но только в том случае, когда люди друг другу по большому счёту безразличны, а вот с ней-то я и никак не хочу отношений, основанных на безразличии.

Унялась. Минут пять сидела на табуретке, слушала музыку и о чём-то думала, периодически отпуская какие-то нейтральные и незначимые реплики. И вдруг – зарыла лицо в ладони и коленки и затряслась от рыданий. Рыдала в голос. На весь дом. Неподдельно. Саша всё-таки не столь блестящая актриса. Подобное она сыграть не в состоянии, обязательно переигрывать начнёт. Что-то её ломало и корёжило всерьёз.

Попытался утешить. Тщетно. По-другому. Опять тщетно. Рыдания нарастали. Хоть и практически трезвая, выпила-то всего ничего, – потеряла равновесие и плюхнулась физиономией на столик, хорошо хоть салатов там не было, закусывали импровизированно. Начала и набок крениться, того и гляди на пол упадёт вместе со столиком. Нормального-то стола у меня нету, только письменный и сервировочный, на сервировочном всё и собрали, а он хлипкий изрядно. Пришлось попытаться усадить обратно прямо.

Саша повисла у меня на шее и, не прекращая рыданий, начала осыпать поцелуями. Не помню, каким именно образом, но через какое-то время мы оказались на диване, раздетые до половины. Саша постепенно приходила в себя, истерика заканчивалась. Был переломный момент: то ли всё продолжится и Саша вернётся ко мне, то ли я сломаюсь, всё продолжится, но будет одноразовым сексом в чистом виде, после которого она уйдёт и не вернётся уже никогда, то ли, то ли…

В общем, когда на ней из одежды оставались только трусики, Саша заявила, что ко мне она не возвращается, а то, что будет, – будет просто дружеским перепихоном. Который, возможно, в будущем ещё раз-другой повторится, но не более.

На чём я её и выгнал. Самым формальным образом. Отпустив, отстранившись и возможно более спокойным и вежливым тоном предложив одеться и ехать домой. Она спокойно оделась, вежливо извинившись и сославшись на свой растёкшийся вид и неадекватные реакции, попросила денег на такси и пошла. Но в прихожей вдруг остановилась, села на пол и опять затряслась в рыданиях. Выплакавшись, встала и ушла. Только на пороге обернувшись и посмотрев на меня долгим взглядом, в котором было ну очень много боли.

Господи, какой сволочью я себя чувствовал!

Господи, каким идиотом.

Господи, каким ничтожеством, которое не смогло ничего сделать там, где – обязательно нужно было.

Скорее на Байкал!

Он – просветит и поможет…

Часть IV. Andantino appassionato grazioso

«Как правильно уложить парашют?»

Пособие для чайников.

Издание 2-е, исправленное

(Из фольклора десантников)

И опять – странна была помощь Байкала. Примерно как у горы Хозяйки, которую злому встретить смерти подобно, да и доброму хорошего мало. Может быть, они родственники? А говорить со мной Байкал на этот раз просто отказался. Не сложилось. Если в прошлый раз нас поехала компания человек шесть, то в этот раз –человек двести, если не триста. Единственные дни, когда у меня оказалось окно для поездки на Байкал, уже под самый конец были заняты юбилеем компании «Бурятзолото». Которое погрузилось всем кагалом в автобусы и рвануло на Байкал праздновать. Не на сам Байкал, на мелкое озеро Котокёль, которое с ним рядом. Просто в Котокёле вода прогревается как следует; если под мухой лезть купаться, оно гораздо безопаснее получается, чем ледяная вода самого Байкала. Да и турбаза там случилась с достаточным количеством свободных мест, чтобы принять такую орду, ещё и настроенную укушаться в дым и побезобразничать всласть.

Конечно, сразу же по приезде я смылся. Ухватил фотоаппарат и запилил пешком до Байкала, двенадцать километров туда и столько же обратно. Ну да, искупался в ледяной волне. Ну да, пофотографировал. Ну да, несколько фотографий с этой пробежки у меня в выставочной подборке… Ну да, и моделей там же на пляже нашёл, двух очаровательных буряток. Минут пятнадцать потренировал, а потом мы с ними сняли головокружительную постановку по мотивам гаррисоновского «Запада Эдема».

Но Байкал – молчал. Ни единой искрой не было единения. Ни одного наката волны ободряющей. Ни одного наката волны сочувствующей. Ни одного наката волны просветляющей. Чужое было море. Красивое, ласковое, всё показывающее, всё понимающее, во всём помогающее, но – чужое.

Вернулся на турбазу. Безобразия были в разгаре. Не чуя под собой ног после прогулки – нашёл в себе силы полночи плясать на дискотеке. Даже до разборок дошло – кто-то сдуру решил возревновать ко мне свою жену, с которой я вообще максимум десятком слов перекинулся. Впрочем, обошлось без бокса, там действительно всё чисто было. Имея в виду последние месяцы, а также то, зачем я приехал, трудно было бы себе представить женщину, которая смогла бы меня увлечь.

С утра пораньше весь кагал двинулся к Байкалу на автобусах. Дабы протрезвиться в холодных водах, накушаться ещё раз и с чистым сердцем и отдохнувшею душою прямо оттуда ехать обратно в Улан-Удэ и возвращаться к трудам праведным.

Я опять сманеврировал вбок, прихватив с собой фотоаппарат и пару девиц посимпатичнее, как бы моделей. И опять всё удавалось, Байкал молча помогал, но вступать в разговор отказывался. Впрочем, ему это уже стало надоедать. Поднялся ветер, небо заволокло взвихренными тучами, волна сначала зашептала, потом зашумела… Когда уезжали, волна уже ревела, поднимая на торчащих из красно-чёрного берегового песка метровых каменных «зубах» многометровые фонтаны…

* * *

Прощальный дар Байкала обрисовался только на следующий день. Я как раз закончил основную часть работы, а вечерком влез в Интернет. Где немедленно и познакомился с девушкой Аней. Необычность и нетривиальность которой – просто фонтанировали из каждой её реплики в чате. Да и фотография, которую она показала, была весьма необычна. Видно было, что девушка красива очень, видно было, что фотографий, где её красота доведена до идеала, у неё заведомо немало, но вот показала – обычную офисную, снятую мыльницей. Без парадной одежды, без парадной причёски, без отработанной позы…

В общем, вечером я ей позвонил. Она сразу же согласилась приехать в гости, как только я вернусь. Даже обещала обязательно поцеловать.

На следующий день я лихорадочно доделывал работу по месторождению, отбрыкивался от предложений сразу же взяться за ещё одно, даже когда предложенный гонорар взвинтился до тройного, терроризировал начальство требованиями отправить меня завтра же… Билетов не было. Билетов не было и от Иркутска, куда можно было бы добраться за ночь поездом. Билеты были только от Красноярска, куда около полутора суток езды. Но я – обещал Ане быть завтра. Я не мог не прилететь завтра. Всё начальство «Бурятзолота» было на рогах. Активизировали все знакомства. Предлагали за билет двойные деньги. Наконец, нашли одно место. Правда, в бизнес-классе, что привело к некоему разбирательству, кто разницу в цене будет оплачивать. Договорились на нейтрале – оплатят они, а я им из Москвы сделаю ещё кусок моделирования, стоящий приблизительно вдесятеро против разницы в цене билетов.

Даже успел вечером заскочить в чудом сохранившийся в Улан-Удэ магазин «Дары природы» и затариться там тетеревами, глухарями, омулями, сигами и хариусами. Аню угощать. Завтра.

* * *

Самолёт не опоздал. Прямо из аэропорта я позвонил Ане, подтвердил прибытие и договорился, во сколько я её около метро встречать буду. И – рысью домой. Дабы успеть сполоснуться да тетеревов ощипать. А когда добрался…

Когда добрался – обнаружил кукующую под дверью Сашу. Вот так.

Что ей надо было, я так и не понял. Она плела про то, что вот просто увидеть захотелось, а тут рядом проезжала, вот и зашла. После того, что было две недели назад, – лажа очевидная. Но на допрос с пристрастием – ни времени, ни возможности, ни настроения не было.

Я сказал ей про Аню. Саша поздравила, не поведя и глазом. Я спросил, что делать будем. Саша ответила, что времени у неё два часа, и если Аня успеет добраться – она хочет её увидеть. Гарантирует, что если Аня для меня выбор правильный, то она поймёт.

Бр-р-р-р. Ладно, попробуем.

Лихорадочно ощипываю птицу, стараясь не замечать Сашкиных взглядов и комментариев на тему любви к природе, антиэстетичности анатомии и в этом роде. Наконец, сгружаю в чугунок, засовываю в духовку, велю присматривать и рысью мчусь к метро.

Аня опаздывает. Саша звонит каждые пять минут. Аня приезжает. Саша звонит и при ней. Я, как последний идиот, вместо того, чтобы развивать знакомство, всю дорогу домой объясняю ей, кто такая Саша и почему она ждёт нас дома. Аня не понимает, то ли ей ловить кайф от такого цирка, то ли обижаться и давать задний ход.

Наконец, дома. Саша выжимает из бредовой ситуации всё, что только можно. Разливается в комплиментах и одобрениях в оба адреса, но не упускает ни единого момента, когда можно показать, что хозяйка здесь – она. Открывая чугунок с тетеревами, бросает намёки, что всё это уж больно напоминает ей трапезу с некоей рыбою кефалью. Травит анекдоты. Словом, развлекается как может. Самое ужасное – Саша заметила, насколько они с Аней похожи. Ну да, разница есть… У Ани формы чуть попышнее, кожа чуть понежнее… В возрасте небольшая разница – одной пятнадцать, другой восемнадцать… Но в целом – один рост, одна фигура, одна и та же длина волос, почти одна и та же причёска, один и тот же тип лица… Я-то с самого начала обалдевал… Как будто две сестры сидят на диване. И одна из них – бывшая любовь, а другая – будущая, я в этом почти уверен был. И Саша почти уверена была. В общем, представляете, сколько ехидства она вложила в свои речи, ни разу, однако, не перейдя ту грань, за которой можно было бы обидеться. Даже идею с шестом для стриптиза упомянула, включив музыку и несколькими па вокруг воображаемого шеста выдав Ане ту канву, под которую той, по её мнению, следует стилизовать свои будущие шоу на этом шесте.

Наконец, ушла. Напоследок спросив, можно ли будет в сентябре, то есть через полтора месяца, устроить у меня празднование своего шестнадцатилетия. Зачем-то разрешил.

Как Саша ни ехидствовала, как ни оттягивалась, но, надо отдать должное, почву для развёрнутого знакомствия она распахала не хуже трактора «Беларусь». Мы с Аней понимали друг друга с полуслова. И уже через полчаса я ей напомнил обещание поцеловать.

Целовались мы весь вечер. Больше – ничего не было. Только поцелуи. По-моему, даже руку под кофточку я ей не запустил. Не хотелось форсировать. Целовались – и разговаривали. Я ей рассказывал о Валдае и о Реке, на которую хочу её увезти в ближайшем будущем. Она – сразу согласилась. И пообещала в течение двух недель время найти. Несмотря на то, что работает секретаршей у какого-то третьесортного министра и отпуск ей как бы не светит, потому как работает недавно, формальных оснований нет, а министр трудоголик и от сотрудников того же требует.

Остальное же – не обещала. Прямо сказала, что в чате оказалась из-за кризиса в личной жизни, а теперь находится на перепутье и думает, то ли вернуть то, что было, то ли строить новое. И пока что – будет думать. Возможно день, возможно неделю, возможно месяц. Как надумает, скажет. Но поездка будет обязательно.

И лишь у метро, перед тем как войти, – посмотрела на меня долгим, изучающим и немного хитрым взглядом.

– Володь, а ведь тебе очень не хотелось меня отпускать!

– Наблюдательная…

– А почему не попытался удержать?

– Знаешь, Ань, мне показалось, что ты со мной – очень прямо и очень честно… Поверил, в общем. А если бы попытался – ты бы осталась?

– Нет. Сегодня – точно нет.

– Вот и я это понял.

* * *

Вот только что сообразил. Я ведь уже упоминал Реку. И даже один из рассказов про Реку уже вставлял. И сейчас – собрался везти Аню именно туда. А что такое Река, какова её особая роль в моём мире – молчок. Исправлять придётся.

Процитирую-ка я ещё раз себя самого десятилетней давности, приведу-ка я, пожалуй, ещё несколько отрывков из так и не дописанной старой книги о валдайских странствиях…

Знакомство с Рекой

Где-то там, в тверской глуши, течет Река. Пусть она в нашей книге так и останется без названия – и потому, что таких рек не одна и не две, но в большей степени – потому, что именно эта Река прочно вошла в мою жизнь, во многом выработала систему моих взаимоотношений с природой. Те, кто любит и понимает русскую природу, её найдут. Или другую такую же. Иные – те, что на роскошном джипе, с одним свободным днём, ящиком водки и электроглушилкой для рыбы, – не найдут. А найдут, так не узнают.

Река многолика. За пятнадцать лет хождения к ней в гости – не было ни одного повтора. Всякий раз – удивительный сюрприз, то связанный с рыбалкой, то с ягодами, да с чем угодно! Да просто с погодой, в конце концов, которая нас обычно жаловала, но могла и устроить колоритный смерч всего в паре километров от стоянки, переломав как спички вековые сосны на огромной площади!

Река требовательна. Не сможешь многими годами тратить на неё хоть по неделе – не увидишь просто ничего. Сможешь – награда будет велика. Не мы одни это поняли – кроме нас в том же режиме на Реке появляется ещё несколько постоянных команд, но – практически не бывает «одноразовых».

Река щедра. Причём – именно тем, чего в нашей современной бурной жизни недостаёт. Покоем. Неторопливостью. Жизнью. Где ещё можно показать детям живого лося, где ещё вокруг их ног будут плавать ничего не боящиеся бобры, норки и выдры, где по ночам сразу за палаткой будет хрюкать кабан? Где и когда ещё повстречается трава высотою с лес, а лес будет как на открытках? Море малины, оглушающей своим запахом? Словом, всё то, имя чему – Нетронутая Русская Природа, даже единственная детская встреча с которой будет вспоминаться до глубокой старости. Не на картинах, не в музее или парке – в реальном живом общении. Для моих сыновей Река – школа жизни, школа этики. Для среднего, Антона, даже вкус сырого хариуса – первый вкус в жизни, который он испытал после материнского молока.

Река – похожа на самоё Жизнь. Всегда закономерная и всегда неожиданная.

Река – похожа на нашу книгу. Тем, что как река, так и книга представляют собой некоторую обособленную струю жизни. Текущую параллельно множеству других струй, лишь изредка соприкасаясь или ненадолго сцепляясь с ними. И каждая струя – главная. О каждой можно писать свою книгу. В которую отдельными упоминаниями войдут ещё несколько струй, но на вторых ролях и только там, где они соприкоснулись с той, которая названа главной. И каждая жизненная струя – в отдельные моменты и становится главной, подчиняя все остальные. Таковы и поездки на Реку. Они умеют оставить за бортом и сделать малозначимым – всё, что происходит в мире за пределами нашего крошечного походного мирка.

Последним свойством – Река ещё и на Любовь похожа.

Понятно, что и в книге нашей Река сыграет роль особенную – той ниточки, на которую будут нанизываться бусинки других походов по средне-северной России. И которая будет связывать их воедино своим течением, местами – бурным, местами – лишь слегка угадывающимся, местами – выплескивающимся на прибрежные луга и растекающимся вширь.

* * *

Древние китайцы говорили, что одна картина равна десяти тысячам слов. Пожалуй, с точки зрения современной информатики этот тезис точен до изумления, но жизнь была бы неинтересна, если бы подобные заявления не имели исключений. Никакая кисть, никакой фотоаппарат в принципе не могут адекватно передать звенящего спокойствия предзакатной реки с ее неторопливой стеклянной водой, с нависающими камышами, чуть уже тронутыми красками заката, но ещё сохраняющими дневной серебряный блеск, с пронзительно чистым воздухом, только что освободившимся от влажных испарений луга. И тем более – всегда неожиданного хрустального всплеска поклёвки крупного хариуса, в это время года и суток берущего исключительно так: прыжком чуть ли не метр в длину и полметра в высоту, с огненным взблеском полностью расправленного многоцветного спинного флага-плавника, с атакой мушки сверху, в падении, с таким ударом хвоста, что вода из только что зеркально-гладкого омута выплёскивается на луга. Но ведь и это – даже не увертюра, а лишь первый её аккорд. Редко, очень редко первый бросок бывает удачен. Минута на вытягивание повреждённой наживки, минута на насаживание новой, три на то, чтобы вывести её в ту же точку… Ба-бах! Мимо. С каждой новой стрекозой сердце бьётся сильнее и сильнее, трясущиеся пальцы уже еле справляются с перенаживлением… И вот только теперь – на очередном ударе удилище сгибается колесом и рвётся из рук, а хариус летает над омутом, взбивая при каждом касании воды хвостом могучие фонтаны брызг. И если очень повезёт и рыбину удастся провести меж всех камней и косм водорослей все пятьдесят метров, не упустив на бешеных прыжках, завалить, наконец, в подсачек и вынести на берег – вот только ещё минут через пять, когда глаза прочистятся и сердце перестанет бешено молотить, можно будет опять взглянуть на реку и увидеть не просто красоту, а полную и завершённую гармонию. От единения с которой не может отвлечь ни всплеск следующего хариуса вон за тем поворотом, ни даже начинающие звереть комары…

* * *

Река в межень удивительно красива с воды. Стеклянная прозрачность, так что в омутах возникает ощущение полёта на аэростате, трава в полтора роста на берегу, ползающие между камнями раки. Пожалуй, я даже готов определить одну из основных причин невероятной эйфории летних валдайских сплавов. Почти у каждого есть детские воспоминания о дремучем лесе, стеклянно-прозрачной речке по колено глубиной, в которой можно как в аквариуме рассматривать жуков и рыбок, а удочкой – даже уловить рыбину в локоть размером, о траве выше роста…

Возможность целиком и полностью вернуться в мир этих ощущений, но скорректированных на современный размер, – уникальна. Та же трава выше роста, но теперь не ребёнка, а взрослого дяди; та же стеклянная вода, но не в ручейке, а в реке; рыба с локоть, теперь уже с локоть взрослого человека; дремучий лес на берегу, сквозь который и медведю проломиться затруднительно; ползающие под ногами раки; снующие в заводях и занятые своими делами бобры и выдры… Воздух, прозрачный до звона, но имеющий при том такой ощутимый объём, что хоть ломтями режь да ешь… Словом, визит к Реке – это возможность окунуться в мир детства. Всего лишь возможность, конечно. Для того чтобы эта возможность реализовалась, нужно ещё и открыть душу, впустив в неё те полузабытые эмоции и тот совсем позабытый стиль мировосприятия. Тем же, кто неспособен открыть душу, – незачем ездить на Реку, не поймут. Впрочем, думаю, что среди дочитавших до этого места подобных практически нет.

* * *

На Реку можно добраться часа за четыре пешком от автобуса через лес, а можно и плавом по самой Реке, забросившись в верховья на такси. Если плавом – байдарки и катамараны неинтересны. Тяжёлая посудина подстраивает весь поход под себя. Лучше всего брать пластиковые пляжные лодки, которые ничего не стоят, ничего не весят и чуть ли не в карман помещаются. Они везде пройдут, ничему не будут мешать, а удовольствие будет двойным. К тому же – обводы у подобных лодок достаточно дурацкие, чтобы идея грести вёслами, ускоряя движение, исчезла спустя полчаса. Бестолковое это занятие – грести на такой лодке. Лучше лежать на ней и смотреть в воду или по сторонам, только чуть-чуть пошевеливая веслом для удержания лодки на струе.

Проследим-ка мы за фрагментом одного небольшого сплава по Реке. Немножко проникнуться атмосферой. Но имея в виду, впрочем, что все сплавы – оченьразные. Река никогда не повторяется.

* * *

Поворот реки. Др-р-р-р… За следующим поворотом помаленьку исчезает выводок вспугнутых лодкой уток. Утята уже достаточно крупные, но летать ещё не научились. Хлопунцы. Могут только со страшной скоростью глиссировать по воде, поднимая невероятный шум и брызги. Мы неоднократно пытались с близкого расстояния понять механизм этого глиссирования, но так и не смогли. Похоже, что «движками» одновременно работают бешено вращающийся хвост (в режиме винта) и крылья (в режиме пароходных колёс), а лапы при этом выполняют роль подводных крыльев. Во всяком случае, эффективность системы сумасшедшая –даже просто по энергетике для птички ростом в кулак мчаться многие километры со скоростью не в один десяток километров в час, да ещё и в фонтанах брызг – ни один торпедный катер на такое не способен.

Сплавляемся мы сейчас именно летом, по самой низкой воде. Первая попытка, до того по низкой не рисковали. Вдвоём с сыном. То есть – затея была, конечно, глупее некуда в смысле, что лодку можно было бы взять и побольше. В одну условно трёхместную галошу, рассчитанную на взрослого и двух детей без груза, два стратегических рюкзачища и куча кофров да сумочек уже помещаются еле-еле, с горкой посередине. Сидеть же приходится одному на носу, второму на корме. Свесив ноги в воду, спинами к серединной горке. При такой перегруженности лодка сидит настолько глубоко, что сотню метров можно плыть, следующую сотню вести на буксире, а третью тащить волоком. Причём большую часть расстояния – это плавание поперёк реки, в поисках струи поглубже. Работа, кстати, тяжелейшая. Но и удовольствие великое.

Удочки и сачки для наживки в боевой готовности, натыканные в кучу рюкзаков. И чуть только по курсу обозначаются кормежные плюхи – в воду летит импровизированный якорь из садка, набитого булыганами, разматываются удочки и вытаскиваются один-два очередных хариуса. К вящему удовольствию сидящей на вершине кучи барахла вороны Машки, на долю которой немедленно достаются потроха, ибо хариуса на жаре следует немедленно выпотрошить, засолить, завернуть в тряпицу и убрать под рюкзаки, где прохлада. Иначе эта нежнейшая рыба испортится до состояния, что из неё можно будет вынимать плавники пальцами, уже через час.

Глиссирующие утки – ощущение совершенно особое. То есть, я, конечно, и до первой встречи с ними на Реке пару раз ходил в сентябре по Онежскому озеру на «Метеоре», удивляясь огромным стаям распугиваемых уток, идущих на взлёт параллельными кораблю курсами и ещё до отрыва от воды обгоняющих корабль. Но там – волна, рёв тысячесильного мотора, да и утки уже взрослые. Воспринимается не более чем курьёзом. Нет собственного участия в действии. Здесь же, спугнув очередной выводок, первую минуту просто глохнешь, не понимаешь, что происходит, а потом – приходишь в почтительное изумление.

Один выводок – ерунда. Старинная хохма насчёт «вумный как вутка» явно писана с натуры. Идея отсидеться в камышах и пропустить лодку в голову уткам не приходит. Один выводок, два, три… И вот уже перед лодкой несётся целый эскадрон. Да так, что река кипит во всю ширину.

Позже я специально проверил, что происходит потом – не являются ли подобные развлечения изведением живности. Нет, здесь всё в порядке. Утята в итоге таки забиваются в траву, пропуская лодку – но по одному, по два, с интервалом один-три километра. Когда выводок рассасывается весь, мамаша взлетает, тоже пропуская лодку, после чего спокойно собирает утят обратно. Просто при плотности уток два-три выводка на километр возникает ощущение, что они все перед лодкой, а на самом деле – меняются. Своеобразный коллективный манёвр по сбитию с толку возможного супостата и по маскировке реальной численности. Так кто тут вумный как вутка?

И ещё добавлю. Даже если что-то случается – либо утёнок заблудится, либо мамашу-утку браконьер подстрелит, либо орёл схарчит – природа утиная и на такой случай всё предусмотрела. Видел я раз на Байкале, и даже сфотографировал, «выводок», в котором одна утка пасла пятьдесят шесть утят. Чисто детдом утиный. Молодцы птицы.

Опять поворот. Др-р-р-р… Следующий волок. До чего же не хочется из лодки вылезать! Плыть бы и плыть, раз в пять минут ворочая веслом, а тут опять резать руки верёвкой и спотыкаться о булыжники… Но, между прочим, в этом-то вся и соль. Главный кайф – он не в том, чтобы плыть и рассматривать разворачивающуюся панораму, а именно в том, чтобы после очередного переволока плюхнуться в лодку, выровнять её по струе, вооружиться бутербродом, пихнуться – и вот теперь взглянуть и оценить. Если через пятнадцать-двадцать минут не начнётся очередной волок или перетаск, может стать и просто скучно, но такой возможности валдайские речки обычно не предоставляют.

Снова справа на холме деревушка. Что за чорт! По-моему, мы её уже четвёртый раз лицезреем за последние два часа. Неужели ещё не прошли? А между прочим – молодцы древние. Так поставить деревню, чтобы она и с реки не мозолила глаза, и в то же самое время была видна с любой стороны, причём во всех вариантах прекрасно вписанная в пейзаж, – это же уметь надо! И не просто уметь, а и желание к тому иметь и вкуса бездну. Да и не барская ведь усадьба, а так себе – пять дворов с коровником…

Ш-ш-ш-ш… Очередной дождь. За сегодня – уже третий. Лодка, она чем хороша – шмотьё на ближайший остров перекидал, эту же лодку над ним в качестве тента опрокинул и отсиживайся, отдыхай. Если, конечно, дождь именно кратковременный. Тем более, отдохнуть и так пора. Я-то пока в норме, а у сына от волоков уже глаза в разные стороны смотрят, хотя и виду не подаёт, что устал. Причём главное ещё впереди – от реки до автобусной остановки не один километр, да в гору, да по жаре, да с рюкзачками стратегическими.

Хороши июльские десятиминутные ливни. Всего несколько мгновений – и всё вокруг уже новое. На каждой свесившейся над водой травинке алмазно сверкают капли, воздух прозрачен как никогда и – исключительно свеж. Причём что опять же важно, так это правильно проведённая граница. Если вы в лесу – вы мокры, несмотря ни на какие плащи или зонты. Если в доме или в палатке – сухи, но не имеете непосредственного контакта с дождём. На берегу под перевёрнутой лодкой – всё в правильном балансе. Под собой – сухой песок или галька, протянуть руку – стена падающей воды. И никакой физической преграды. Даже то, что непосредственно от дождя защищает не отдельно от вас существующий потолок, а нечто, опирающееся на ваши же руку и голову, – тоже важно. Чтобы можно было, уловив момент перед последней каплей, отбросить лодку – и первым ощутить обновлённую природу.

Поворот. Др-р-р-р… Нет. Вылезать нельзя. Хрен с ним, с упущенным автобусом, но разрушать такую мизансцену – ни под каким видом. На бережку между старым мостом, почти обвалившимся, и новым, действующим, стоят с удочками над омутом десятка полтора колоритных деревенских ребят самого разнообразного возраста, от голопузой мелочни до подростков. И даже ничего не комментируют – просто, широко распахнув глаза и раззявив рты, в застывших позах смотрят на то, что выплывает из-за поворота вслед за эскадроном уток, галопирующих в фонтане пены. Да уж, пожалуй… Я как-то только в этот момент впервые попытался представить, на что мы похожи со стороны. Разноцветная детская лодка, еле возвышающаяся над водой, нагруженная целой горой разнообразных неупакованных предметов – палатка, спальники, котелки, чайник... Из горы под самыми разными углами торчит целый арсенал удочек, два подсачека, ярко-оранжевый сачок для наживки. На носу и на корме сидят, привалившись к горе и свесив ноги в воду, два загорелых, если не сказать, основательно обгорелых, организма. В форме одежды – оранжевые штаны от гидрокостюма и шляпа. Один с игрушечными сине-жёлтыми вёслами и бутербродом, второй – с шестом и фляжкой. В довершение – на верхушке горы сидит ворона и весело каркает.

* * *

Нет, не получается так полного впечатления. Не там стартовая точка эпизода установилась. Правильная стартовая точка – это когда журчание реки начинает перекрываться непонятного происхождения нарастающим шумом. Глаза у всей ребятни нацеливаются в поисках источника шума вверх вдоль реки, и тут – с пеной, воплями и брызгами из-за поворота вылетает тот эскадрон глиссирующих уток. Рты у зрителей начинают раскрываться. Публика в лёгком оцепенении ждёт, что же ещё появится из-за поворота и прояснит неслыханное утиное поведение? И вот тут… Вот тут и выплывает по струе, покачиваясь на стояках последнего переката и медленно проворачиваясь вокруг собственной оси, вышеупомянутая инсталляция из кучи барахла, двух странных типов и вороны.

И как теперь портить ребятам всё впечатление, приставая к берегу и превращаясь из бредового видения в обыкновенных туристов? Неэстетично, пожалуй, будет… Придётся плыть до следующей пристани, а возможно, и ночевать в ожидании следующего автобуса.

* * *

Стоп-стоп. У нас тут затесался новый персонаж – ворона Машка. Персонаж, абсолютно достойный отдельного представления. Не подумайте чего – Машка гордо носит своё имя отнюдь не в честь той Машки, что ездила с нами на Пинегу и в болота. Скорее наоборот. Она была раньше. И никакое другое имя ей не подходило.

Жена с мелким сыном отобрали во дворе у котов воронёнка, принесли домой, вручили мне, заявили, что через недельку ворона научится летать и я смогу её отпустить, а сами уехали отдыхать в Крым.

Первое, что ворона сделала, это отобрала у меня чайную ложку, с которой я пытался её напоить, проглотила её, нагло посмотрела мне в глаза и каркнула, на чём и стало ясно, что звать её не иначе как Машкой. Я кинулся звонить знакомым орнитологам. А когда вернулся – Машка тут же отрыгнула ложку, раззявила огромного размера пасть и со всей дури завопила, что хочет жрать.

Отпускаться через неделю Машка категорически отказалась. Раз принёс домой – корми и воспитывай, мол, а я буду орать и гадить. Ну что ж, если гора не идёт к Магомету… Позвонил я старшему сыну и предложил съездить на Реку. А ворону – взять с собой, чтобы она сама там и отпустилась. Гм.