Текст книги "О том, что сильнее нас"

Автор книги: Владимир Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Саш, а ты ничуть не хуже, чем раньше была.

– Да и ты, как бы, пока очень даже ничего…

– Не, ты всё равно лучше.

– Чтобы к завтрему побрил яйца. Надоела эта шерсть.

– Фигвам. Лучше ты перестань брить лобок. Надоело, что все девки стали бритые и колючие.

– А ты почему до сих пор шест для стриптиза не установил? Считай, что сегодня авансом было, а к следующему разу чтобы поставил!

Для того чтобы выставить Анечку совсем – пришлось чуть ли не идти на конфликт. Впрочем, может быть, и не стоило, Саша тоже через час слиняла, а вот Анечкины действия в этой ситуации оказались весьма любопытны. Поехала она к Саше домой. Пока Сашиной мамы не было, Анечка там тусовалась чуть ли не круглосуточно. Под дверью обнаружился Виталий, Анечка его впустила и заставила дожидаться Сашу. О чём там говорилось, мне неведомо. Зато мне ведомо, о чём говорилось после его ухода и появления взамен него – целого выводка подружек. Анечка им при Саше целый час сольный концерт давала о том, как мы с Сашей трахались в соседней комнате да что ей при этом слышно было. Приговаривая, как сильно я её обидел, выставив перед вторым актом, мстительно добавляя, что теперь не простит меня до тех пор, пока я не трахну и её. Подружки аплодировали и вызывали на бис. Думаю, всем понятно, почему это был наш первый и последний секс в этом историческом периоде. Нет такой пакости, которую женщина не сделает своей близкой подруге.

Всё бы ничего, но Саша устроила разрыв отношений очень нехорошим образом. Было много лжи, было крупное предательство. В чём-то – был даже спектакль по сценарию, приближающемуся к сценарию той кошмарной осени с Ленкой. Опять сопровождающийся неоднократным исполнением достославной песенки «а я маленькая гадость, а я маленькая дрянь» и целым комплектом прочих спектаклей в этом же роде. Был у меня и очередной микроинфаркт. Были и мелкие мстительные пакости впоследствии. Как ни жалко, но на этом наши странно-лёгкие отношения, продержавшиеся три года, приходилось рвать совсем, сжигая мосты. Слишком многое на меня свалилось за последний год, и сознательные удары сопоставимой силы – уже перебор. Да, я понимаю, что всё это лишь немногим выходило за принятые у нас правила игры. Да, я понимаю, что вины подружек здесь гораздо больше было, чем Сашиной. Собственно, я на неё не обиделся, не разозлился. Просто понял, что немного износился и что сила ударов, которые я получаю в романе с Сашей, – теперь превосходит мой запас прочности. А раз так, надо рвать навовсе.

* * *

Нике я всё рассказал. Она думала долго, порывалась встать и уйти, садилась обратно… Наконец, ответила, что она, конечно, полная дура, но – она остаётся. Добавив, что отведёнными ей полутора годами до следующего пришествия Саши она распорядиться сумеет. Родит ребёнка. Я, в свою очередь сказал, и честно, что смутное время позади. Впредь не будет ни Саши, ни других. Единственное – что усилий по спасению Ленки я прекращать не буду. Уже не для себя. Для неё самой. Возврат – тоже исключён. Странно, но с этого момента наши с Никой отношения наконец вошли в то русло, в котором им и надлежало быть, и ни одной серьёзной проблемы в дальнейшем не было. Эта женщина нашла в себе силы и мудрость всё перетерпеть, всё простить. Больше я её не заставлю так страдать.

А ещё – Ника после всей этой истории отказалась от сильно смущавшей меня идеи вегетарианства. Смущавшей не только потому, что после травоядной Ленкиной подруги, которая тоже Лена, у меня прочно засело понимание вегетарианства у дам как признака серьёзных психологических проблем. Ещё и потому, что, по моему глубокому убеждению, девушек нужно вкусно кормить, причём тем же самым, что я сам люблю. И умею готовить. А ничего вкусного вегетарианского я готовить не умею. Вообще. Впрочем – от психологической идеи я тоже не отказался. И воспринял Никин переход от травоядного режима к нормальному как признак полной победы в её борьбе с теми психологическими проблемами, которые у неё были.

* * *

Сразу после этого разговора мы с Никой, прихватив с собой Алекса, рванули на Великие Тверские озера. Предшествующие три недели проходили в безуспешных попытках решить, в каком составе мы туда едем. Плавсредство – на троих, вдвоём с мотором и фотоаппаратурой тяжко, волоки там длинные, поэтому рассматривались варианты: я – Саша – Ника, я – Ника – кто-то ещё, и я – Саша – Сашина подруга Аня. Нелёгкий выбор? Вот и я про то. Но, как видите, в итоге разрулилось само собой.

Оригинальные там места. Неожиданные несколько. Старая привычная узкоколейка по торфоразработкам, потом пешком по ещё более старой и уже не использующейся узкоколейке, заканчивающейся на торфоучастке, вполне подобном тому, который я уже живописал, но заброшенном несколько десятков лет назад, с пожарной каланчи которого я, обнаружив там наличие сотовой связи, не удержался от посылки Саше ехидной сэмээски…

Впрочем, любопытности и забавности начались ещё в Москве. Миниатюрный подвесной мотор, которым мы обзавелись, имеет, как выяснилось, негерметичный карбюратор, в котором, если не принять специальных мер, остаётся бензин, а если мотор при этом перевернуть, бензин, конечно, вытечет. Если этого не знал даже я, то откуда было это знать таксисту, доставшему при разгрузке машины на вокзале рюкзак с мотором вверх ногами? Итог – до поезда пятнадцать минут, а один из рюкзаков пахнет бензином так, что публика на вокзале оборачивается и принюхивается. Шансов на то, что запах останется незамеченным проводником, а то и милицией, просто нет. И что тут делать? Правильно. Купить два полиэтиленовых плаща и «одеть» в них рюкзак. А ещё – купить баллон пихтового дезодоранта и каждые пять минут попрыскивать его под плащи. Чем воняет теперь рюкзак? Да чорт те чем, но уже не бензином. Ну да, ещё, конечно, договориться с проводником о том, что места в вагоне мало, рюкзаков много, ехать недалеко, так нельзя ли один в нерабочем тамбуре поставить? К тому же – смотрите сами, пованивает из него, зачем же лишнего доставать остальных пассажиров? К величайшему удивлению всех троих – номер прошёл. Не только поехали, но и доехали.

За торфоучастком ландшафт резко изменился. Ближний берег озера Светлого оказался весь застроен старыми-престарыми, ржавыми-прержавыми гаражами для моторок, большая часть которых заброшена из-за исчезновения каких бы то ни было дорог, но десяток был ещё жив, и даже с компаниями рыболовов. Трудно было бы без них, берег – сплошная топкая сплавина, а там, где есть живой гараж, есть и свежепрочищенный канал к нему.

И вот здесь-то мы и начали всерьёз учиться управляться с мотором. Будучи изрядными нахалами – сразу в полной выкладке: мы с Никой на тяжёлой лодке с мотором, Алекс – в маленькой на буксире. Наверное, аборигенов, которые были около гаража, спасло от эпидемии инфарктов только основательно нетрезвое состояние. То, как мы вертелись практически на месте эдакой связкой, да не просто на месте, а на том самом месте, где все их сети стояли, даже во мне вызвало чувство глубокого стыда за те часы распутывания сетей, которые беднягам теперь предстояли.

К вечеру мы уже умели управляться и даже успели пройти не только Светлое, но и протоку между Светлым и Щучьим и само Щучье. А вот дальше ходу не было. Протока из Щучьего в Глубокое целиком и полностью была скрыта под гигантским завалом обгорелых сосен. Только пешком. А пешком – только завтра. Сегодня уже устали, а волок – почти пять километров сплошной чавкалки по колено глубиной, с нашим грузом по такой только в две ходки. Ночевать как бы тоже негде, чавкалка – везде, палатку на этом не поставить.

Велика изобретательность народная. Вот как думаете, местные охотники и рыболовы что могли придумать, чтобы сюда ездить? Правильно, избушку поставить. А чавкалка? Правильно, застелить чавкалку гатью из брёвен, а избушку уже на ней приспособить. А пожары регулярные, в том числе недавний? Так избушку-то – можно и несгораемой сделать! Как? Очень просто! Железной!

Вот на такую уникальную конструкцию – железную избушку, сделанную из отжившего свой век древнего автобуса, приволоченного по зимнику, мы, уже почти отчаявшись найти сухое место, и набрели. А назавтра – нашли ещё одну избушку того же типа. На другом конце протоки.

Дальше было проще. Волок, озеро, ещё озеро, опять озеро… Рыбалка не шла, одну-единственную рыбу поймали, да и то неспортивно, сетью. Правда, сома. Фотография тоже не особо шла. Ну негде на берег выйти, везде трясётся и чавкает. Наконец, пошла река Созь. Хоть мы уже немного и научились рулить, да и наглости исполнились немереной – перед Созью пришлось спасовать. Узкая, петлявая и быстрая. А когда вторая лодка на буксире идёт – слалом превращается в бильярд. На каждом повороте лодка попадает в нужную струю только от двух бортов, а вторая при этом прикладывается к берегам и вовсе раз десять. Пришлось вторую разбирать и ехать втроём на одной. Такая большая-большая куча рюкзаков, а на ней трое верхом.

Хорошая штука водомёт. И хорошая штука скользкая пластиковая посудина с надувным дном. Завалы мы брали штурмом и лобовой атакой, на подходе выбирая опорное бревно без сучков – и, оттолкнувшись от него, просто перепрыгивали завал. Была бы байдарка – на обносы ушла бы неделя. А так – обносили только бобровые творения. Эти гады оставляют все сучья на месте и как следует их точат. Специально, наверное. О первый такой мы даже проткнулись сдуру.

Страшнее бобра – только человек. Страшнее обычного человека – только рыболов. Когда мы в первый раз увидели картину сидящих на берегу троих мужичков с удочками, которые, не комментируя, провожали нашу лодку странным взглядом, в котором сочетались раздражение, вожделение, удивление, предвкушение, жалость и ещё с десяток разных эмоций одновременно, – мы даже не поняли, что это означает. Пока не прошли ближайший поворот. За которым обнаружился мост. На высоте менее метра. Сложенный из брёвен толщиной в метр, то есть фиг на него с лодки запрыгнешь. Под мостом в застрявших корягах клокотала вода. Из брёвен весело торчали ржавые гвозди длиной и толщиной со стандартный карандаш. До всей этой радости оставалось метров двадцать. И скорость течения не оставляла ни единого шанса на манёвр уклонения.

Оставалось одно. С воплем «банзай!» мы дали мотору форсаж, насколько могли вжались в лодку – и направили посудину под тот единственный пролёт, где не было сплошного коряжника. Не знаю как – но проскочили.

А вот когда мы повторно узрели в точности такую же троицу мужичков с удочками, лица которых изображали в точности такую же гамму эмоций, мы уже знали, что почём на Привозе. Мгновенный разворот, висим на месте, оцениваем. Чуть ниже нас ерундовый перекат. Ещё метров пятьдесят – и остров около противоположного берега. Сразу за ним – тот поворот, за которым, наверное, и прячется прикол. Итак, перекатик идём на моторе, сразу к острову, там чалимся и осматриваемся. Три-четыре, разворот, вперёд!

Прикол оказался не за поворотом. Прикол оказался в перекате. Который образовался на месте старой мельницы, и в нём было больше клубков проволоки-катанки и прочей арматуры, чем собственно воды. Все четыре понтона лодки были мгновенно вскрыты метровыми разрезами. Большой утробный бульк – и мы, полностью потеряв грузоподъёмность и плавучесть, начинаем идти ко дну.

Неведомо как, но мы одолели на вёслах пятьдесят метров до острова ещё до того, как вода начала заливать палубу. Мотор, конечно, промок, мы тоже, да и почти вся одежда того не избежала. Но аппаратура сухая, а список потерь – пила да тесак. Ну и одно весло, от усердия переломившееся пополам. Классное кораблекрушение. Комфортное. Добраться до берега надо? Так на то у нас шлюпка есть, маленькая лодка, которую сначала на буксире везли… Дорога – уже подошла к реке, можно прямо отсюда и уехать. Не удержался я, сел в шлюпку, подгрёб к тем мужичкам. Спросить их – в смысле, что ж вы, мол, гады не предупредили? Моего вопроса они даже не услышали. И меня, наверное, не увидели. Слишком заняты были. Двое слушали пояснения третьего, что вот, мол, теперь видите, как река спала? А неделю назад – аж шесть байдарок прошли и ни одна не пропоролась! А ведь действительно – никаких претензий к мужичкам быть не может. Коль скоро для них проплывающие туристы не люди, а всего лишь явление природы, статистикой крушений указывающее уровень воды…

* * *

А Саша несколько раз звонила и потом. Поступила учиться в колледж рядом с моим домом, так что я её несколько раз на улице видел, но не подошёл. Когда она при очередном звонке услышала, что мы с Никой ждём ребёнка, – попыталась укараулить момент, когда Ники нет дома и прорваться ко мне в гости. Не пустил. Постепенно звонить прекратила. Неделей позже того самого назначенного двадцать третьего августа прислала сэмээску с просьбой убрать из Интернета все её фотографии. Ещё через полгода – в замаскированном виде зашла в мой чат, поспрашивать о фотографии как таковой. Я вычислил её, позвонил, спросил, зачем было шифроваться – она отпёрлась. А ещё годом спустя, когда я решил начать писать этот роман, – позвонил ей уже я. Спросить, можно ли её под собственным именем давать, или лучше заменить, и есть ли возражения против каких-либо эпизодов? Никаких возражений не было. Но был очень злой голос, очень высокая агрессия, просьба никогда больше не звонить и даже утверждение, что она об этом уже давным-давно меня просила. Жаль. Вот уж чего не хотелось, так это плохих воспоминаний. В ней много хорошего. Гораздо больше, чем плохого. И она меня действительно любила, хоть всё её существо и противилось этому. Отсюда, собственно, и вся ерунда была. Не смог я это преодолеть. Упрямство женщины – одна из самых сильных вещей в мире. Пусть будет счастлива.

* * *

М-да. Вернёмся, пожалуй, к основной теме. К реализации плана действий в отношении Ленки. К пункту следующему – выяснению того, что есть этот её Миша. Вот здесь и возникает некий критический момент повествования. На котором нужно либо выбрасывать самое важное, без чего логика событий теряется совсем, либо – ломать на этом самом месте жанр, переводя роман в нечто среднее между феофрастовскими «характерами» и вульгарной кляузой с оттенком пасквиля, являющейся гораздо более древним и популярным литературным жанром, чем роман. Пожалуй, выберу второе. Фиг с ним, пусть читатель окунётся фейсом в навоз и не получит того эстетического наслаждения, на которое рассчитывал. Раз уж я безжалостен ко всем, то буду столь же безжалостен и к себе, и к своему труду. Предоставлю большинству возможность думать обо мне как о кляузнике. С некоторой надеждой, что меньшинство всё же поймёт, что это было строго необходимо. В первую очередь для Ленки. И во назидание – для многих. Затем, собственно, книги и пишутся. А вызывать огонь на себя мне не привыкать.

Ещё раз м-да. Обещал ведь быть совсем открытым и совсем честным… Да, есть ещё одно соображение к тому, чтобы, возможно, убить все литературные достоинства написанного текста и всё уважение к его автору, приведя здесь результаты розысков. То соображение, что деятельность, которой всё активнее и активнее Миша занимается последнее время, чревата. Чревата для Ленки, в которой он сейчас убивает последнее, что в ней осталось, один талант за другим, один интерес в мире за другим, одну этическую основу за другой. Да, некоторая часть этой активности, впрямую касающаяся меня, неприятна и мне. Но это мелочи. У меня есть десяток способов надёжно пресечь данную составляющую. Но не хочу. Это необходимо пресечь не частично, а полностью. Пока в Ленке осталось хоть что-то живое. Может быть – я пишу эту часть именно для Миши, зная, что он прочтёт. Типа открытого письма, включённого в роман. Глупое, конечно, занятие – писать что-либо прицельно для дурака и подонка. Но – надо. Возможно, он струсит. Решит, что я могу от слов к делу перейти. Возможно – кое-что поймёт. Хоть и дурак. А возможно – опять натравит своих бандюков. Так как дурак. Впрочем, чем их встретить, чем ответить и кому ответить, если они всё же смогут меня переиграть, – имеется с запасом.

Единственное сомнение – не ударит ли что-то рикошетом по Ленке? Пожалуй, уже незачем этого бояться. Ситуация уже дошла до того уровня, когда навредить Ленке нельзя. Время терапии прошло, и если что её спасёт, то уже только хирургия. Да, я скорее всего изрядно упаду в её глазах. Но если она сможет когда-нибудь восстановиться – поймёт. Нет, не простит, женщинами подобное не прощается. Но поймёт. Не для себя делаю, а для неё. И для тех людей, которым её талант и её энергия, которые сейчас гибнут окончательно, – нужны. А на меня – плевать. Я пока что немного железный, выдержу, да и вообще мне доставалось и покрепче, и побольнее.

Предыдущие два абзаца я написал год назад. Специально привожу их в исходном виде, несмотря на то что за этот год изменилось многое. Год назад, а точнее, год и два месяца назад, возникла та ситуация, что мне пришлось часть сюжетных линий будущего романа сделать новеллой и разместить в Интернете. С одной стороны – складывалась ситуация, при которой был у Ленки шанс выскочить из всего этого болота, с другой стороны – Миша начал делать в мой адрес подлости уже совсем нетерпимые. И с этого момента наш роман, в виде своего прототипа-новеллы, начал взаимодействовать с реальностью, и многие из дальнейших событий произошли ровно ввиду его существования в природе. Новая реализация английской военно-морской доктрины, известной как «флит ин бин», упрощённо – «флот оказывает влияние на политику самим своим существованием». Впрочем – пока что мы находимся в точке мировой линии приблизительно за полтора года до написания той новеллы, так что слегка погодим.

* * *

Итак, полез я выяснять, что из себя представляет Миша. Непросто было. Единственное, чем я располагал – это Ленкиными словами, что он человек пустейший, десятком комментариев, накарябанных им под моими карточками на одном Иероглифе, двумя десятками сходных комментариев, в то же время написанных им под карточками других авторов, а также допущением, что он имеет отношение к журналистике (так как столь же бессодержательный и безграмотный комментарий, оставленный в гостевой книге моего сайта в то же время, был подписан тем же напыщенным псевдонимом, что и несколько заметок в разных газетах, насквозь пропитанных очень сходного типа графоманией). Обе зацепки никуда не вели. Но я знал фамилию. А один мой умный друг, почесав репу, заметил, что товарищ с подобными характеристиками, пишущий подобные комментарии, – ну никак не может не отметиться на «стихах.ру», «прозе.ру» и прочих графоманских ресурсах. Тот же самый друг, который меня недавно и натолкнул на мысль, что наркотик – всё же винт, просто спросив, а откуда у бестолкового и небогатого типа (последнее – мы знали достоверно) деньги на более серьёзную наркоту? В общем, поискал я всего с полчасика и нашёл. Четыре авторских странички под совсем другим, но не менее напыщенным псевдонимом, наполненных таким бредом, что даже на «стихах», даже учитывая, что он выложил аж полсотни произведений и накатал другим авторам аж под тысячу восторженных рецензий, – получил всего лишь одну встречную рецензию приблизительного содержания: «Что за бред?». Но главное – там обнаружилась пара электронных адресов, от которых можно было плясать в дальнейших раскопках.

Вот тут-то оно и посыпалось. Как из рога изобилия. Да уж. Ну, братцы… Клиент, конечно, страхуется от всего на свете – держит одновременно не менее пяти псевдонимов и не менее пяти почтовых ящиков, структурированных по видам деятельности: для своих сайтов, для резюме, для стихов, для торговых форумов, для кляуз и так далее. Не считая одноразовых. И меняет все свои псевдонимы, все свои адреса – никак не реже, чем раз в полгода. Но при всей этой паранойе товарищ клинический идиот. То ли наркотой мозги совсем выжжены, то ли от роду такой. Как он в том звонке назвался восемью именами подряд – так же и здесь. Каждый пятый раз путает, какой адрес и какой псевдоним у него для чего, может дважды повторить в форуме одно и то же объявление под разными псевдонимами, и так далее. До анекдотов. Спрашивает в музыкальном форуме текст песни, указывая один свой адрес, через три дня лезет с другим адресом на форум по венерологии, задавая вопрос, что у него вот анализы только что показали такую-то слабопатогенную инфекцию, передающуюся половым путём, вот как она отразится на жене, если та опять забеременеет? И сразу же – лезет на тот музыкальный форум повторить дословно объявление о песне, но указав тот второй адрес, который только что оставлял в венерологии. В общем, узелки сами связываются и ниточки сами тянутся. А то, что раз в полгода он всё меняет и подчищает – так рукописи не горят, как отметил в своё время один очень мудрый персонаж. Можно добавить. В Интернете рукописи тем более не горят. К примеру, почти все поисковики держат кэши страниц, даже если сами страницы давно стёрты. Есть логи серверов. У многих серверов – есть и бэкапы. А ведь есть ещё и специальные сервера, роботы которых регулярно делают слепки всего содержимого Интернета, и можно посмотреть, какой вид какая страница имела в таком-то месяце такого-то года… Правда, поиск на этих серверах послабее устроен, но отнюдь не невозможен. Так что полностью зачистить информацию, раз попавшую в интернет, чаще всего и думать нечего. Что с возу упало, то пропало. Не горят рукописи.

* * *

И вот что в результате получилось. Чтобы не дробить, я сразу включу, пожалуй, заодно сюда же и результаты нескольких последующих сканирований Интернета.

У человека был непростой отец, ныне померший, так что особо тревожить его память не будем. Есть небедный брат. Есть совсем небедная мать, с отцом была в разводе. Есть сколько-то других родственников. Семья имела отношение к «Мосфильму» и жила в мосфильмовском доме. По завершении школы – кто-то из родителей, скорее всего отец, но возможно, что и мать, пристроил Мишу сначала на киностудию – на техническую работу, а потом на телевидение – на почти журналистскую. С обоих мест товарища выперли исключительно быстро. За последующие восемь лет – почти 30 рабочих мест: посудомойка в одном кафе, ночной сторож при другом, курьер здесь, кассир там, продавец здесь, коммивояжёр, торговец-разносчик в метро, грузчик в булочной, и так далее, и так далее… Судя по всему, ни на одном месте его не продержали долее испытательного срока.

Потом опять вмешался кто-то из родителей и опять попытался сделать его журналистом. Мише устроили несколько интервью с личностями, для которых интервью – рутина, собственно, они его сами ведут, журналист только записывает, а любая газета и любой журнал рвёт материал с руками. Напечатали. В крупных изданиях. Отпустили в свободный полёт, раз уж почин сделан, – и тут же всё свелось к рецензиям на какой-нибудь спектакль какого-либо дворового театра, состоящим из совершенно косноязычных рассуждений с лейтмотивом типа ох, какие я слова знаю, да какие завернуть могу, да какой я умный, а театр, спектакль – ну да, театр, ну да, спектакль… Одна заметка в полгода-год. Плюс к тому несколько изданий имели глупость заказать ему материалы да потом не напечатать, ввиду полной ахинеи. За что и поимели рассыпанные по околожурналистским форумам всего Интернета анонимные (но легко прослеживаемые по адресам) предупреждения. Типа не имейте, мол, народ, дел с таким-то журналом, его редакторы такой-то и такая-то – люди гнилые и нечестные.

* * *

В дальнейшем – родственник из Питера, бывший археолог, а теперь бизнесмен, пристроил Мишу волонтёром в археологическую экспедицию. С этого момента изменилось многое. Клиент перестал скакать по рабочим местам. Пристроился в расположенную в соседнем подъезде и принадлежащую брату фирмочку «коммивояжёром-курьером с неполным рабочим днём». Чтобы трудовая книжка лежала. Делать он там вообще ничего не делал, заглядывал в Интернете посидеть, но исправно врал везде и всюду, что работает там одновременно секретарём, дизайнером, фотографом и ещё чорт знает кем.

Сразу же у него появилось образование. И немедленно начало меняться. Последовательно перемены выглядели так:

(1) Институт А. Журналист.

(2) Институт А. Журналист. Второе образование – институт Б. Политолог. Год окончания обоих отличается на 1.

(3) Институт Б. Культуролог. Второе образование – институт А., журналист. Год окончания обоих отличается на 1.

(4) Институт Б. Социолог. Второе образование – институт А., журналист (неоконченное). Год окончания обоих отличается на 1.

(5) Институт Б. Культуролог. Второе образование – институт В., социолог. Кроме того – неоконченное журналистское образование в институте А. Год окончания всех трёх отличается на 1.

(6) Институт Б. Социолог и культуролог (красный диплом). Продолжил в магистратуре в институте В. Кроме того – неоконченное журналистское образование в институте А.

(7) Институт Б. Социолог и культуролог (красный диплом). Второе образование – институт А., журналист (неоконченное). Из-за красного диплома был принят сразу на четвёртый курс, ушёл с пятого за отсутствием денег. Института В. снова нету.

(8) Институт Б. Социолог (красный диплом). Второе образование – институт А., журналист (опять стало полным). Из-за красного диплома был принят сразу на четвёртый курс. Института В. так и нету.

Любопытно? Вот и мне стало – ну очень любопытно.

Трудовую биографию в своих резюме, которыми всегда наводнён весь Интернет, он переписывает столь же лихо. С чего она началась, я уже перечислил, последовательных трансформаций приводить не буду, а современная версия выглядит как «свободный журналист и фотокорреспондент со стажем более 10 лет, поработавший в пятнадцати таких-то газетах и журналах, на нескольких радиостанциях и телеканалах, опубликовавший при этом всего 9 материалов, включая пятистрочные заметки, из них за последний год ни одного, в настоящее время внештатно сотрудничающий с двумя журналами, один из которых – Нэйшнл Джиогрэфик, машину водить умеет, но не имеет, турист, альпинист, парашютист, спелеолог, актёр, режиссёр, рок-певец, швец, жнец, на дуде игрец, контактный, исполнительный, инициативный, любые жанры, любые темы, новостник, интервьюер, райтер, профессиональный фотограф, имеет свою фотоаппаратуру, то есть цифромыльницу, а нужна ему всего лишь постоянная журналистская работа с зарплатою от трёхсот пятидесяти убитых енотов».

Хоть стой, хоть падай. Впрочем – третья реинкарнация журналистского «хобби» началась у него всего лишь год назад, в одном русле с некоторыми иными процессами, так что об этом чуть дальше.

* * *

Итак, легальных, равно как и полулегальных, источников дохода у него за последние несколько лет просто не обнаружилось. Но доходы – были. Пропадая всё лето на юге, частично волонтёром на раскопках, без оплаты, остальное время просто отдыхая, он всякий раз возвращался оттуда с деньгами. Один раз – судя по всему, истраченными на покупку пачки дипломов, другой раз – на пускание пыли в глаза Ленкиной матушке. Ворует находки? Вряд ли. Человек, способный нападать только из-за бабской спины, плюс из-за угла, плюс руками бандюков, а сам при этом держится в сторонке, – по определению слишком труслив, чтобы воровать своими руками. Торговля наркотиками? По тем же причинам – вряд ли… Возить сам – опять же труслив, просто торговать – ну кто ж такой бестолочи доверит? Разве что варка винта, но на этом деньги не зарабатываются: дёшев винт, да и несколько вышел из моды…

Постепенно – нарисовалось. Клиент – самый обычный тунеядец и альфонс. Живёт преимущественно на подачки и подарки брата плюс на Ленкины заработки с уроков. Всё, чем они обзавелись, когда он заполучил Ленку, было подачками брата – и компьютер, и та самая цифромыльница, и деньги на все поездки, которые первоначально были деньгами, выданными в качестве свадебного подарка на так и не купленную машину. Впрочем, мелкими подработками не брезгует, даже сравнительно честными, но практикует их редко. Где что плохо лежит – приватизировать, похоже, не чурается. Один такой случай оказался весьма любопытен. Имел он глупость дать на одном сайте автоматически привязавшееся к своей анкете объявление, на всех прочих ресурсах повешенное строго под одноразовыми реквизитами. О продаже очень интересного б/у профессионального фотокомплекта. Про происхождение которого указывалось очевидное враньё, все объявления требовали срочности продажи и исключали пробную съёмку, даже при том что ему готовы были дать без неё ту цену, за которую он в итоге и продал, а по результатам пробы – поднять. Цен он вначале просто не знал и продал в итоге ровно за половину нормальной… И главное – сама комплектация. Я в этом немного разбираюсь. Ни один фотограф, не меняя парк техники, не имея критических обстоятельств, – не будет продавать такой набор. Это – одна система, но только часть системы. Обе камеры – топовые (и основная цифровая, и резервная плёночная), при них ОДИН объектив с несколькими насадками, вспышка и кофр. Продавая ОБЕ камеры системы, фотограф продаст ВСЕ объективы, к ним относящиеся. Даже родственники умершего фотографа продадут подобное либо всё полностью, либо всё по частям. Но не в таком комплекте. Это – комплект, взятый НА РАБОТУ фотографом, скорее всего – парковым или пляжным, и там у него украденный. Или нечто сходное. Поискал. Один вариант происхождения – нашёл сразу. Сгорела недавно в одном южном городе фотокомиссионка, и в ней продавец списал аналогичный комплект как сгоревший. Один фиг то же самое воровство. Но, как позже выяснилось, всё гораздо проще. Ленка, прочитав новеллу с этим фрагментом, тут же кинулась объяснять, что это аппаратура Мишиного брата, которая год пролежала без дела у них, что она даже пробовала на одну из этих камер снимать, а теперь брат решил купить новый фотоаппарат, а эти продать, вот и попросил Мишу… Понятно, да? Ни удивления по поводу состава комплекта, ни удивления по поводу срочности, ни удивления по поводу цены, ни удивления по поводу Мишиных утверждений, что это его личная запасная (при основной – мыльнице) аппаратура, – такое объяснение не снимает. Зато, похоже, снимает удивление по поводу охлаждения его отношений с братом, а также исчезновения упоминаний о работе в фирме брата. Очевидно, что комплект был в этой самой фирме. Для рекламной съёмки. Миша доступ к нему имел, возможно – именно из соображений, что Ленка хорошо снимает, вот, когда вернулись с очередного трёхмесячного отдыха на юге, и понадобились срочно деньги. Только не брату, а Мише.