Текст книги "О том, что сильнее нас"

Автор книги: Владимир Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Пока я размышлял, как на сей демарш правильно отреагировать, – реагировать-то безусловно надо было, но абсолютно неясно, каким манером, – появился шестой. Шестым был знакомый врач со «скорой». Знакомый ещё по спасательному отряду, который я когда-то очень давно возглавлял в течение пяти лет подряд.Шестой – вдруг за кружкой пива начал жаловаться, что совсем-де пресса опустилась и разложилась, про «скорую» вот, которая худо-бедно выжила и работает, несмотря на проблемы с финансированием и прочим, начала писать мерзейшие и гнуснейшие пасквили, называя персонал «скорой» врачами-убийцами, поливая их такими помоями, что дальше некуда… И главное – хотели ведь найти журналиста, табло начистить, так нет, никто в том агентстве не знает, кто он таков. Даже то, кто статью в печать пропустил, осталось неизвестным

Врачей «скорой» я уважаю. Не раз их вызывал – и себе, и друзьям, и родным, не раз с ними сотрудничал… Есть, конечно, отдельные и алкаши, и неучи, но – ну очень отдельные. А так – скорее подвижники. В общем – выслушать оказалось мало, пошли смотреть в Интернете, о чём речь. Да. Гадость феноменальная. То, что под копией этой статьи на сайте «скорой» сотни возмущённых откликов, вполне закономерно. Имя-фамилия журналиста – поиск даёт ещё три сходных пасквиля на другие темы и фиг что больше. А там, где первоисточник – нет ли пространства для комментариев? Что там пишут? Поискали первоисточник. Не знаю уж зачем, по привычке, наверное, – но в Гугле я кликнул не переход на саму страницу, а просмотр страницы, сохранённой в гугловском кэше. И – надо же! Под текстом стоят совсем другие имя-фамилия. Ленкиного Миши! И всё это – в том агентстве, где Миша работает, причём работает аж редактором отдела науки. А кто вам там в агентстве сказал, что неизвестно, откуда статья? Такой-то… Ну так он сам её и написал, а уже разместив в ленте, понял, что огребёт. И заменил свою фамилию на псевдоним. Ребята его сразу поймать не смогли – из агентства его уже взашей выгнали. За другое. Впрочем, в ту дискуссию на сайте «скорой» я пару намёков кинул – если кому интересно станет, найдут. Стало. Нашли. Написали там же в открытую. Когда-нибудь – аукнется.

Вот я сразу и отписал Ленке. Что предупреждал. Что это письмо – не угроза, не просьба, а информация для неё. Что на этот раз меры приму, а некоторые – уже принял. Что отвечать незачем, всё равно читать не буду. Добавил, что она мне в письме хвасталась, будто их уже пару лет как обещают взять в действительно интересную экспедицию, – так я подозреваю, куда. Слишком оно предсказуемо. Раскопки на Алтае или по соседству. Не советую. На тех раскопках всякий раз целая куча моих родственников болтаются, а некоторые так и в лицо её знают. Как в воду глядел, кстати. В следующий раз они поехали на раскопки в Туву. И к ним – подъезжали на машине двое моих родственников, ненадолго правда. Но тот, который её в лицо знает, – оставался в машине. А ещё стояли они на одной из раскопок – по соседству с деревушкой, где ещё одна моя знакомая живёт. Наверное, в отъезде была, иначе бы нагрянула. Потому как фанатка и археологии, и фотографии, и спелеологии – мигом бы общий язык с Ленкой нашла. А новеллу она читала, и вопросы – задавала.

* * *

Полгода спустя:

– Знаешь, Володь, статья была действительно очень гадкая. Нельзя было так писать. Я это Мише так и сказала. Но она была написана по реальным событиям, когда «скорую» действительно пришлось ждать очень долго и, не дождавшись, вызывать за большие деньги коммерческую.

– Извини, Лен, но статья вообще о другом. А какие пробки в Москве на дорогах – ты знаешь не хуже меня.

– Ну да, но одно дело – когда кто-то, а здесь с моей мамой было. У неё давление высокое, она вызвала медсестру из поликлиники, чтобы сделала укол, снижающий давление. А та всё перепутала – и наоборот, укол для повышения давления поставила. Мама сразу в обморок и свалилась.

– И что – медсестра, видя это, ушла? Не бывает. Кстати, ТАКОЙ путаницы – тоже не бывает. У тебя мама, как ты рассказывала, под постоянным наблюдением, тут не путают.

– Не знаю. Она мне позвонила, что ей плохо, я приехала – а она в обмороке лежит. Мне пришлось Мишу вызвать на помощь.

– Ничего не понимаю. Когда это было?

– В январе.

– Слушай, а это было не сразу же после того, как ты маме «всё» рассказала, она «раскаялась» и ты политического убежища попросила, но потом передумала?

– На следующий же день…

– Ты что, правда не понимаешь, что это была очередная симуляция, специально для того, чтобы вызвать Мишу, заставить вас вместе её обихаживать и на том тебя у него оставить?

– Мама – не симулянтка!

* * *

В том же апреле – Ленка вдруг приняла Лёшино приглашение ехать к нему на празднование в катакомбах совмещённого дня рождения – и его собственного, и Тани, его жены. Одна. Я спросил, на который из двух дней – специально, чтобы приехать самому на другой, не встретиться. Оказалось – на оба. Пришлось самому не ехать, а Лёше с Таней – оставаться без моих поздравлений.

– Володь, а ведь ты во многом, наверное, прав был, что попросил. У Ленки сейчас всё ОЧЕНЬ плохо.

– Чуть-чуть подробностей – можно?

– Да нету никаких подробностей. Манера вести разговор, манера держаться, куча разных мелочей, ни одна из которых ни о чём не говорит. Но если в сумме – всё очевидно с первого взгляда. Все эти мелочи показывают, что человеку очень плохо. И причина, скорее всего, не только в нём. Может быть – и не столько в нём. Но то, что Ленке сейчас нужна помощь, – точно. И помочь ей – очень хочется. Буду пробовать, хотя не знаю как.

– Обо мне – был разговор?

– Почти нет. Только за столом, в ходе общего разговора, спросила, часто ли я с тобой вижусь. Ответил, что да. Она начала опять открывать рот, но кто-то перебил, и к теме уже не вернулись.

– Как в целом, если кроме?

– Знаешь, выглядит вполне адекватно. Если наркота и была, то вряд ли тяжелее травы. Единственное – никому не сказав, посреди ночи вдруг убежала в пещеру вдвоём с моей моделью. А пещера новая, большая, запутанная, карт пока нету… Когда они через несколько часов не вернулись, мы поисково-спасательные работы даже устроили, но быстро нашли.

– Будешь продолжать?

– Конечно. К тому же Ленка сама под конец попросила, если куда будем выбираться, то приглашать её как можно чаще. Только вот мы на весь май уезжаем, а в июне она на всё лето уезжает, так что уж не знаю, как оно получится.

* * *

– Да нет, Володь, дёргаться я начала не в апреле, а гораздо раньше. Всё хотела выполнить обещание и к тебе приехать, или Лёшу попросить, чтобы вместе, но Миша всё никак не отпускал. В Толпинскую каменоломню второй раз съездила, теперь без Миши. Но к апрелю Миша на всё забил и сказал, что я могу делать всё, что мне угодно. Тогда я в первый раз поехала к тебе, но постояла около подъезда, так и не решилась войти, поехала назад. И вот только тогда – я поехала на Лёшин день рождения. Думала, что раз вы друзья, то я там тебя встречу. Но тебя не было. Я хотела тогда ещё Лёшу попросить, чтобы вместе к тебе приехать, даже говорить начала, но – перебили, а начинать второй раз было уже выше моих сил.

Значит – дурак. Самые разные варианты просчитал, а такого вот не смог. Возможность такую даже не мог предположить, иначе поехал бы куда-либо по соседству и звякнул бы на мобильник либо Лёше, либо ей. А тоже любопытно. Обычно я на расстоянии чувствую, если у Ленки что-то плохое происходит. Много раз проверял, много раз убеждался. Но вот ощущение, что она стоит где-то около подъезда, – у меня начало возникать позже. Дважды было. Один раз настолько мощное, что я, возвращаясь, даже заложил около дома круг, чтобы выйти с неожиданной стороны, увидеть пораньше и прикинуть, что делать – то ли подходить, то ли укапываться на запасной аэродром.

* * *

Наконец – последнее из апрельских событий было таким. Я совершенно случайно, сканируя Интернет, вдруг вылез на какой-то форум. Где кто-то, вероятно из моих знакомых или просто из начитавшихся новеллы, под очередной Мишиной слёзной просьбой взять его в очередную экспедицию с перечислением кучи несуществующих талантов и умений – отреагировал, что никому не советует, и даже воткнул ссылку на новеллу. Миша решил, что это я, и разразился кучей гневных воплей в мой адрес. Я, разумеется, отписал, что вот теперь это точно я и хватит ему врать… Этот идиот немедленно разразился там очередной серией воплей. Из которой следовало, что всё вру – я, что никаких тридцати мест работы у него сроду не было, во всей трудовой книжке, мол, ровно две записи. Что никакой кучи купленных дипломов нету, а есть ровно один и честный. Привёл якобы Ленкины слова, как она-де его тогда, в самом начале, умоляла «спасти от чар этого фотографа», и в этом роде. Слова Ленкиной матушки, если не ошибаюсь. Во всяком случае – в её стиле, у Ленки подобного стиля и подобной лексики сроду не бывало, не говоря уж о конкретных фразах. Я её, конечно, спросил.

Вот тогда-то я и сделал, наверное, самую свинскую вещь во всей истории. Ленка в конце предновогоднего письма – попросила его текст в новой версии новеллы если и задействовать, то чтобы не попало в Интернет. Иначе её немедленно из дому выгонят, а на тот момент ей этого не хочется. Сейчас – меня на том форуме прямо и недвусмысленно провоцировали пустить письмо в ход. Вот я ей и отписал, что пусть думает. Если найдёт способ удалить всё на том форуме или добиться у Миши принесения там извинений за враньё – пожалуйста. Если нет, но до сих пор категорически возражает против публикации кусков из того письма – пусть скажет ещё раз открыто. Будет неприятно. Но проглочу. Не произойдёт ни того, ни другого – сроку неделя, потом делаю. И – сделал. Вывалил в тот форум опровержение каждого написанного им слова – Ленкиными фразами. По пунктам. Больше он в том форуме не появлялся.

По идее Ленка должна была страшно обидеться. Я с открытыми глазами шёл на это. И всегда буду идти. Если есть горы лжи – оружием является только правда. Вне зависимости от того, что она может оказаться неприятна, и от того, кому она может оказаться неприятна.

* * *

В июне они никуда не уехали, Лёша пару раз Ленку куда-то приглашал, но она опять не смогла. Хотя по телефону – плакалась, что никуда не может съездить, с Мишей они всего пару раз куда-то выбрались и то на один из сплавов по коммерческому маршруту, и на этом – всё. Остальные поездки он обещает и отменяет, обещает и отменяет… Этого можно было ожидать. Я ведь в новелле не шутил, он теперь действительно будет всю жизнь трястись как тот заяц.

Просканировал Интернет. Гражданин теперь объявился в интернет-версии газеты «Правда». Преимущественно в качестве автора фоторепортажей плюс пары заметок. И то и другое – типовые заметки балдеющего и глуповатого экскурсанта в сопровождении не менее отстойных фотографий, чем он сыпал на фотосайт. Удивительно, как брали-то. В Москве же прорва приличных фоторепортёров! Или – задаром отдавал, а «Правда» совсем бедная газета? Нашлось и ещё кое-что забавное. Пожалуй, ржал от души. Это когда президент Путин отвечал по телефону всем желающим. Оказывается, в Интернете существует полная версия этой прямой линии, без купюр. Вот туда-то поисковик меня и завёл. Клиент умудрился отметиться дважды. Задать два вопроса с интервалом три минуты. Оба они остались без ответа и в «чистовую» версию прямой линии не попали. Но ответы там нафиг неинтересны. Интересны сами вопросы. В первом из которых клиент, подписавшись как частное лицо, спрашивает, почему до сих пор не поставили под запрет деятельность всех политических партий коммунистического толка? А во втором, подписавшись корреспондентом газеты «Правда», тут же спрашивает, а почему не соблюдается демократия, почему права некоторых партий, например коммунистического толка, в политическом процессе оказываются ущемлены? Ну не цирк ли?

А потом – они таки опять уехали на раскопки. В Туву.

* * *

Мы – тоже уехали. Наплевав на всё, сделав усилие над собой – я повёз Нику на Тиман. Практически в те же места. Даже хотели продублировать финальную часть маршрута, выйдя через Печорскую Пижму, но не удалось. Не тот мотор взяли, не микроскопический водомёт, а довольно мощную винтовую Хонду. Которая по ультранизкой воде цеплялась за камни. Так что шли на подъём медленно, резали тучи шпонок, уродовали винты… Но поездка получилась всё равно фантастической. Большое моторное надувное каноэ на двоих вместо пластиковой сопли на троих – отменная штука. Была и рыбалка, и не только хариус. Великолепно брала крупная сёмга, не тот искусственного разведения норвежский генно-инженерный гибрид, а настоящая. Вкусная. Та, с которой приходится бороться всерьёз, которую с места-то сдвинуть трудно, а вся река от её прыжков начинает на берега выплёскиваться. Вытащив которую – от переизбытка адреналина сидишь и полчаса откисаешь, пока руки перестанут трястись. Удалось сделать несколько преинтереснейших геологических наблюдений, пока что есть даже шансы на то, что нашли месторождение. Агатов опять же ведро набрали, некоторые даже красивые. Всерьёз опробовали новую аппаратуру. Надоело мне делать картинки, лимитированные в формате, к тому же не имея возможности управлять пластикой и геометрией изображаемого пространства, так что перед сезоном напряглись мы и купили многотысячедолларовый фотокомплект большого формата. Построенный в точности так же, как камеры столетней давности, но из современных материалов и с рассчитанной на компьютерах самой лучшей оптикой самых лучших производителей. Та самая выставка показала необходимость. Раз людям НАСТОЛЬКО нравится – нельзя продолжать идти той же дорогой. Надо менять стиль и резко улучшать качество. Этим любитель и отличается от профессионала. Удачное – не становится кормушкой, не превращается в поток одинакового, а, наоборот, становится вершиной, с которой надо спуститься и лезть на следующую, заставляет переучиваться, менять подходы… И разведывать пути дальше. В неведомое.

Нет, это не была единственная наша поездка. Мы ездили много. И далеко. А в некоторые поездки и сына брали, так что он теперь боевое крещение по полной прошёл. И в пороге третьей категории за бортом побывал в год и два месяца, и через Онежское озеро в шторм на утлой лодке ходил, даже купался в его ледяных водах в начале июня, и отсиживался от дождя по три дня, не вылезая из палатки… А в прошлом году, когда ему полгода было, и на Реке бывал, сырых хариусов ел, лесной малиной заедал, и даже ко входу в пещеру подносили… Просто это другая история, не в кассу она здесь.

* * *

По приезде опять просканировал Интернет. Гражданин Миша завалил весь правдинский сайт своими карточками. Трусость – лезла из всех щелей. Там, где в кадр попадала Ленка, – она объявлялась то случайной прохожей, то сотрудницей Санкт-Петербургской кунсткамеры… Там, где он использовал её кадры, он уже не объявлял их своими, но всякий раз придумывал ей какие-то идиотские псевдонимы… В общем, всё закономерно и ничего интересного.

А вот в середине сентября интересное произошло. Хотя – скорее непонятное, чем интересное.

– Володь, это Лёша. Мы тут на Севере были, только что вернулись. Мне там Ленка на мобильник названивала, срочное дело, говорит, было. По роумингу объяснять не стала, обещала со мной связаться, как только вернусь. Не связалась. И телефоны у неё не отвечают, ни мобильный, ни домашний. Причём на домашнем теперь нет определителя, а всегда был.

Явно что-то назревало. Ленка потеряла контактность почти совсем, и Лёше, который у неё таки был лучшим из друзей мужского пола, – она за три года всего один раз звонила по собственной инициативе. Да и то не просто так, а мою новеллу дать прочитать. Не говоря о том, что она прекрасно понимала, что Лёша – преимущественно есть канал связи со мной на аварийный случай. Да и о том, что у меня дважды возникало то самое ощущение, что она вокруг подъезда крутится. И видел я её разок в метро неделю назад. С изменившимся стилем одежды и походкой, даже напоминавшей настоящую. Если нет архисерьёзных оснований к обратному – я слово держу. Умудрился с дистанции метра на встречных курсах, как только узнал, сманеврировать так, чтобы не заметила. Так что случай был, похоже, что и вправду экстренный.

Больше месяца я Ленку искал. Мёртво. Совсем было собрался подключать «тяжёлую артиллерию». Допуская небольшую, но всё же вероятность того, что она опять с ним на Юг на раскопки уехала, – ждал ноября, когда все полевые работы прекращаются. В самом конце октября она объявилась в Москве. Таки действительно опять на раскопках была. Ну что за дура, прости Господи? Готовить просьбу о помощи при срыве – и тут же ехать опять? Кошмар.

* * *

Примерно в это же время я напечатал, оправил и повесил на стенку первые фотографии с новой аппаратуры. На чём впал в депрессию. Поняв, что всё, что снимал до этого, – полная ерунда. Метровые снимки можно было рассматривать в лупу, но это – такие мелочи… Пластика картинки – вот это да. Ну почему объективы, самые лучшие, самые дорогие, для малого и среднего формата – ну да, картинку рисуют… Но повесить рядом снимок, сделанный большим форматом с оптикой дешевле втрое, – и каждая деталь ближнего плана на нём настолько объёмна, что хоть бери её руками и снимай с картинки? Даже при одинаковом формате отпечатка. Даже при одинаковой плёнке, одинаковом свете, одинаковом масштабе увеличения? А невиданная ранее свобода в коррекции перспективы, в том, как можно разбросать, какие из объектов будут в резкости, а какие – размыты. И насколько… Когда можно одновременно ввести в резкость росинку на переднем плане, человека на среднем и дерево вдали? Когда можно снимать снизу высокое дерево, а оно на картинке не выйдет падающим? Словом – шок. Я вдруг понял, что я не просто не умею снимать сам. Оказывается, я вообще ни разу в жизни не видел живьём ни одной действительно хорошей фотографии. Только репродукции с них, а это – совсем не тот коленкор. Половина жизни, однако. С ха-а-а-арошим гаком. А тут ещё и Лёша, и не он один, посмотрев репродукции этих картинок в Интернете, начали изумляться, с чего бы это я начал такую ерунду выставлять, что по карточке даже непонятно, зачем она снималась?

Позвонил Лёше с Таней, пусть в гости приезжают. Смотреть и убеждаться, что картинка в Интернете и картинка на стенке могут быть очень разными сущностями. А заодно и меня утешать, во скорби и расстройстве пребывающего. Наварил еды, запасся выпивкой…

Телефон:

– Володь, мы от подъезда, напомни код, плиз. Кстати, ничего, что мы втроём?..

– Конечно, ничего. Ко мне и вдесятером можно и должно.

Звонок в дверь.

– Заходите, рад видеть. Привет, Лёш, привет, Тань. Лена?.. Ты?..

* * *

В квартиру её пришлось заводить под руки и помогать раздеваться. То же самое странное, почти судорожное напряжение всех мышц. Вероятно, она опять не замечала происходящего вокруг. Во всяком случае – до невозможности переигранный спектакль Ники, из которой слегка сыпались искры и которая минут пять подряд с сумасшедшей скоростью носилась вокруг, всячески демонстрируя, что не знает, кого это привели, и заставляя Лёшу выискивать на стенах Ленкины карточки и приносить в прихожую для демонстрации, остался неоценённым. Лёша объяснял, как он таки дозвонился до Ленки, и она тут же заставила его привести её сюда, причём обязательно без предупреждения, так как опять хотела остановиться перед подъездом и ещё раз подумать. Как ему неудобно, но он всё же окольными путями – пытался дать понять… Но я же ему предоставил свободу действий… Нафиг извинения. Всё правильно. Я уже давно знал, что примерно так и получится, и даже знал, примерно когда. Вот чего я решительно не знал – так это как себя вести и о чём говорить. И чего ждать – просьбы о помощи или вовсе даже наоборот. Всё же – мои последние демарши были вполне свинскими, и Ленка вполне могла появиться и для поругаться, попросить, скажем, в покое её оставить… Тем более, Лёша успел сказать, что, по его впечатлению, опять косвенному, – разговор намечается отнюдь не мирный и дружелюбный, а вовсе даже наоборот.

Пошли на кухню, в курилку. Для разгона зарядиться пивом и подумать. Не знали, что делать, – все присутствующие. Все, в каком-то нервически-приподнятом состоянии, со страшной скоростью, перебивая друг друга, вываливали самые смешные эпизоды последних экспедиций. Идиотизм? А предложите что-нибудь ещё… Кроме Ленки. Ленка сидела на полу в обнимку с бутылкой, меланхолично посматривая то туда, то сюда. Почти все сидели на полу. У меня на кухне нет лишнего места, и потому нет ни стола, ни стульев. Только Таньке досталось сидеть на заячьей конуре, да ещё Ника, до сих пор не понявшая, как себя вести, всячески мостилась у меня на коленках. Мимо пробежал кролик. Ника, поймав его за шкирку, не преминула продемонстрировать его Ленке, пояснив, что это – наш ответ её крысам.

Когда всеобщий первичный словесный понос пошёл на убыль – заговорила Ленка. Тихо сказав, что про совпадения и приколы – так у неё они тоже пошли плотным косяком. И примерчик сразу привела про то, как две недели назад, в Адыгее, она пошла в одну пещеру. И там – был фотограф. Мой большой друг, раньше живший и работавший на Пинеге. Уехавший оттуда пару лет назад и затерявшийся на просторах. Как на следующий день там же – она пошла в другую пещеру. С местным парнем, большим фанатом спелеологии. И как в пещере он начал хвастаться, что перечитал всю спелеологическую литературу, а одну книгу чуть ли не под подушкой держит и по сотому разу перечитывает. Мою книгу. Как она, услышав это, пошла одна по пещере куда глаза глядят и основательно заблудилась.

Пошли смотреть фотографии и новую технику. Ленка ходила отдельно, в сопровождении Ники. Смотрела молча. Ника её ехидно спрашивала, а где её большой чемодан, почему она без него пришла? А зачем тогда пришла? По конкретному делу? Нет. Просто так? Опять нет. А зачем? Молчание…

Поужинали. Опять в курилку. Повёл Ленку показать на компьютере ненапечатанные фотографии из последнего. Немного показал. Ленка выглядела настолько странно, да и разговор всё не заводила, так что ушёл и попросил Нику меня подменить. Вдруг разговорит? Ника ей попоказывала немного. На разговор всё равно не тянулось. Улыбка до ушей и прострация. Вдруг до Ленки дошло, что Ника ей свои карточки показывает.

– А где Володины?

– А ищи их сама.

И Ника, закрыв на экране все окна, тоже отбыла в курилку, оставив Ленку перед пустым монитором. Объяснив мне, что странный у Ленки голос. Без эмоций вообще. Неприятно. Обычно она, услышав у дамы подобный голос, старается с ней больше не общаться.

Пожалуй, окольные пути исчерпаны. Надо в лоб.

– Лена, а вот теперь честно – зачем пришла? Говоришь, что без дела, но не просто так. И как эти два утверждения сочетаются?

– Да, без конкретного дела… И не просто так.

– Ругаться никак?

– Да ты что? Я – никогда в жизни не собиралась с тобой ругаться. И никогда не буду. Что бы ни произошло.

– А тогда – зачем?

– Ну ты же сам прекрасно всё понимаешь. Я – в глубокой жопе. Я с самого начала была в этой жопе. Я понимала это с первой минуты. Я сотни раз пыталась вырваться, но так и не смогла. И с каждым разом это становится труднее и труднее. Вот я и пришла.

– Но ты понимаешь, что одно слово лжи – и я тебя выгоню, причём насовсем?

– Если бы я собиралась врать, не было бы мне смысла сюда приходить. Я тогда ещё, сразу после твоего жёсткого письма, – дала себе зарок остановиться. Не врать больше никогда и никому. Ни в одной мелочи. Я даже Мише перестала врать. Он даже знает, что я здесь.

Ленку несло. Мне помаленьку становилось жутко. Она рассказывала страшные вещи. Как мало-помалу разрушалось всё то, чем она жила. Терялись любые надежды. Как Миша с самого начала врал ей всегда и во всём, по поводу и без повода. Как он предавал её на каждом шагу. Что она его никогда не любила и не любит, а любила только меня. И всё это – с улыбкой до ушей и, действительно, абсолютно ровным и абсолютно лишённым эмоций голосом. Мне становилось откровенно не по себе. Под воздействием спиртного она обычно совсем другая. А наркотики – я опять готов прозакладывать голову, что сейчас их нет. Когда угодно, но в данный момент чисто. Но ведь такого – не может быть!

– Лена, но как? Почему?

– Просто я всегда была гораздо слабее, чем ты обо мне думал. Я просто сдалась.

– А помощи попросить?

– Я не могла сюда прийти после случившегося. И ещё – я не могла войти в этот дом, пока волосы хоть сколько-то не отрастут.

– Приходить – не обязательно. Одно письмо, один звонок – и я бы через час тебя куда угодно отвёз и обустроил бы там.

– Знаю. Я предала тебя. Я не могла предать ещё и его.

– Почему? Он же испоганил тебе всю жизнь? Он же – мразь самая последняя?

– Да. Знаю. Он именно такой человек. Но каждый раз, когда я совсем собиралась уйти, – он как-то добивался, что мне его становилось очень жалко.

– Наркотики?

– О наркотиках – разговор отдельный и долгий. Не сейчас. Нет. Он не наркоман.

– Но у него же все его вирши пропитаны темой наркотиков и очевидно написаны под дурью?

– Да. Стихи совершенно бессмысленные. Да, тема наркотиков там есть. Но это – абстрактно. Он сам их не употребляет и даже боится. Я сама ему траву предлагала, но он курить не стал.

– Но ведь я же сам видел очевидную картину винта у тебя и у него, да и Аня унюхала?

– Всё можно понять не так, всё можно перепутать.

– Бр-р-р-р-р-р-р. А ты не допускаешь, что он тебе подливал? Вспомни, как он тогда визжал, что я тебя опоил? Кто громче всех орёт «держи вора», не сам ли вор?

– Нет, не допускаю.

– И всё же. При том что ты сейчас рассказала – ты должна его лютой ненавистью ненавидеть?

– Володь, я не умею ненавидеть. Беда это моя. Я только любить умею и жалеть.

– Так ты что – его всё же любишь?

– Ты лучше меня знаешь, что нет. Не было этого, нет и не будет. Только жалость.

Блок стоял на трёх темах – матушка, наркотики, а также кто и зачем Мишу подсунул. На сознательную ложь не похоже. Опять смахивает то ли на гипнотический, то ли на самогипнотический блок с искренней верой в то, что говорит. Проверял на мелочах, даже скользких, – ни разу на лжи не поймал. Кроме одного момента.

– Лен, а вот ты говоришь, что Миша и с братом, и с матерью почти перестал контактировать. Ни на одной работе он не выдерживает испытательного срока, выгоняют. Это я знаю и без тебя. То, что у тебя учеников осталось мало, а новых ты не ищешь, – я тоже знаю. Прости, но на что вы сейчас живёте-то?

– Да так. Но Миша сейчас работает, нашёл новую работу. Я там была, спрашивала его начальство. Кажется, они им довольны.

– Врёшь ведь?

Молчание.

Ладно, одну ложь – можно сделать вид, что не заметил. Остальное – намного честнее ожиданий. Поднял тему моих впечатлений о гипнозе и о памяти – получалось, что Ленка то одно помнит блестяще, а другого не помнит, то строго наоборот… Может быть, стоит психиатру показаться? Я могу хороших найти.

– Да знаю я, что с психикой у меня швах. Посмотрим. Вот если вырвусь, вот тогда и продолжим эту тему, а сейчас не время ещё.

Про отчима рассказала. Что он, по её мнению, – хороший человек, только глуповатый и слишком эмоциональный, она с ним иногда даже водку пьёт. Что Миша ему мозги запудрил, да и лицо моё ему не понравилось, вот он в это и полез тогда.

– Лен, а ты ему рассказала, в каком дерьме он участвовал-то?

– Неа, я маме рассказала, хватит. Может быть, она ему передала, может быть – нет…

– Лен, но ведь если человек сделал говно – одно из двух ведь нужно, либо наказать, либо рассказать, и предоставить возможность исправить, разве нет? Если он, как ты говоришь, человек хороший – то ему ведь обязательно надо рассказать?

– Не знаю, это уж пусть мама…

Ленка – расплывалась от счастья, что наконец попала в эту квартиру. Улыбка вообще не сходила с её губ, глаза сияли тем самым старым светом. И всё же… Наконец, понял, чтό именно всё же. Я лез из кожи вон, пытаясь то на одном интересном остановить её внимание, то на другом… Фотография, музыка, путешествия… Опять же, кроме единственного момента – у неё ни разу не дрогнуло ничего. Ни губы, ни глаз, ни голос. Выслушала, сказала, что у неё ничего уже не получается, поэтому она и говорить не хочет, – и смена темы. А вот тот единственный момент…

– Лен, а мы вот на Пинегу собрались.

– Я тоже хочу…

– Поговорю с Никой. Я, будучи уверен в твоём скором приходе, – спрашивал её, что делать, если ты на Пинегу запросишься. Она сказала, что уверена, что не запросишься ни в коем случае, и дальше обсуждать не стала.

– Знаешь, а я ведь у Лёши ещё в апреле попросилась на Пинегу.

– Это как? Я же им только в сентябре предложил…

– Они в апреле ещё начали планировать, это потом они свой план на твой поменяли.

– Не боишься? Мы же – на Железные Ворота пойдём!

– Это где у вас странные вещи происходили? Так я, ещё когда мы вместе были, просила тебя, чтобы ты меня туда отвёз…

Спросил, не надо ли её прямо сейчас эвакуировать. Нет, она должна уйти сама. Когда? В пределах месяца. Сначала нужно работу найти, себя и маму содержать. С работой – нужна помощь? Нет, уже начала искать работу гувернантки. Давай всё же помогу чем могу? Нет, нет, нет, всё сама, всё сама…

– А куда пойдёшь?

– К маме, здесь вариантов нету…

– Лен, не верю я ей, давай найду хотя бы на пару месяцев на нейтральной территории убежище...

– Нет, не надо. Я должна всё сделать сама, иначе ты меня уважать не сможешь. И – только к маме, это даже не обсуждается.

Ребята ушли, Ника присоединилась к нам. Попробовали ударно по музыке прокатиться – час подряд ставили диски с лучшими моими находками, любимых Ленкиных групп. Ни разу уши не навострила. Сказала, что сама сейчас только «Кинг Кримсон» слушает. Ужас. А на концерт их – ходила? Нет, Миша её только на Джетро Талла один раз сводил. Ещё хотела на Сузи Кватро пойти, но денег не было.

Всё-таки ушла. К последнему поезду метро. Когда перед дверью опять упомянулась Пинега, Ленка стеснительно спросила, а сколько надо будет денег на экспедицию, – искры из Ники посыпались уже всерьёз. Уже на меня. А какова была реакция, когда спросил разрешения Ленку до метро проводить… Пришлось отказаться от этой мысли. Жаль. Ничего такого вовсе не имелось в виду, но Нику понять тоже можно. Так искрами сыпала напоследок, что даже Ленка хоть раз, да огрызнулась встречь.

* * *

Назавтра позвонил. Ленка была весела и почти счастлива. Сказала, что уже точно решила. Спросила, нельзя ли с подругой питерской, которая через несколько дней приезжает, в гости зайти, картинки показать? Конечно, можно. Похвасталась, что проходит медкомиссию для работы, редкость это, не любит врачей, но пошла. Была у невропатолога. И тот сказал, что у неё чудовищным образом задрана эмоциональность и по самое не могу задраны все рефлексы, так что даже при классическом по коленочке молоточком она его чуть ногой в лоб не съездила. Эх, если бы я прямо тогда слазил в справочники и посмотрел бы, что это значит в свете того, что я уже знал…