Текст книги "Собор без крестов - 2"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА 77. ГОНКИ С ПРЕСЛЕДОВАНИЕМ

Как бы Голдобееву ни хотелось пораньше поехать к Леснику домой, чтобы с ним отправиться за внуком, он не мог себе позволить несдержанность, а поэтому лишь в восемь часов вечера, как требовал Лесник, подъехал к его дому на черной «волге», управляемой Василием Филипповичем. Лесника практически не пришлось ожидать. Как только машина остановилась около дома, к ней немедленно вышел из двора Лесник со свертком в руках и забрался на заднее сиденье. Голдобеев спросил у него:

–  Куда надо ехать?

– Давайте потихоньку в сторону вашего дома...

Василий Филиппович молча повиновался его требованию.

– А вот тут поверни направо.

После выполнения водителем и этого маневра, Голдобеев увидел, как Лесник, развернув сверток, достал из него бинокль и, вооружившись им, стал рассматривать через заднее стекло автомобиля движущийся за ними следом автотранспорт. Временами Лесник говорил Василию Филипповичу, чтобы он делал новые маневры: то направо, то в левую сторону. Так они колесили по городу около сорока минут.

Положив бинокль на сиденье и хлопнув себя ладонями по коленям, Лесник недовольно воскликнул:

– Так я и знал, что за нами менты установят «хвост».

–  Не может быть, я никому не говорил о нашей с вами тайне!

–  Когда ментам что-то надо, то они это делают, никого не спрашивая. Вон видите темно-синие «жигули», – показывая рукой в заднее окно автомобиля, сообщил Лесник. – Они как будто налыгачем к нам привязаны.

– Да как они смеют за нами следить?

–  Смеют и имеют право. Если вы связались со мной, значит, тут что-то нечисто, а раз так, то они решили за нами установить слежку. Так как мы с вами действуем сами по себе, то и они поступают так, как считают нужным.

–  Как же они нам мешают! – недовольно произнес Голдобеев.

–  Наоборот, они хотят сделать вам доброе дело, – возразил Лесник.

–  Какое?

–  А вдруг я вас куда-нибудь завезу и вы станете вторым заложником из семейства Голдобеевых, а они тут как тут – и беззаконию не дадут свершиться, – объяснил некоторые принципы оперативной работы милиции Лесник. Постучав рукой по плечу водителя, спросил:

–  Как тебя звать?

–   Василий Филиппович, – ответил тот ему незамедлительно.

–  Так вот, дорогой мой Василий Филиппович, сейчас ты должен четко и быстро выполнять мои команды. Иначе мы с Юрием Андреевичем не сможем оторваться от ментов и сделать доброе дело, на которое настроились с утра.

–  Выполняй его команды, – подтвердил желание Лесника Голдобеев, дав гем самым понять водителю, чтобы у того не возникло сомнений, стоит ли ему слушаться какого-то старика.

Лесник по-прежнему продолжал указывать Василию Филипповичу направление движения. Водителю часто приходилось делать разные маневры. Все они смогли убедиться, что темно-синие «жигули» хвостом следовали за ними.

– Сейчас мы заедем под одну арку двенадцатиэтажного дома. Тебе, Василий Филиппович, так надо в ней заглохнуть, чтобы менты не смогли твою тачку завести минут двадцать. Потом ты можешь завести свою колымагу, и ехать на ней к моему дому и там нас с Юрием Андреевичем ждать до нашего прихода. Нам же, Юрий Андреевич, придется метров тридцать пробежаться. Через проулок мы выйдем на смежную улицу, где нас ждет моя тачка с водителем. Если мы сможем от ментов оторваться, то только тогда я вас повезу туда, куда обещал.

– Лишь бы милиционеры нас не догнали, пока будем бежать до вашей машины, – с тревогой в голосе заметил Голдобеев.

–    Придется постараться, вспомнить молодость, – улыбнувшись, посоветовал Лесник. – Ты, Василий Филиппович, не вздумай говорить ментам то, что услышал из моей беседы с твоим директором, иначе они могут нам весь наш план расстроить.

–   Не маленький, понимаю, – заверил Лесника водитель.

Василий Филиппович, въехав под арку дома, так поставил «заглохнувший» свой автомобиль, что при всем желании работникам милиций невозможно было его объехать своими «жигулями».

Когда же два милиционера выскочили из машины на смежную улицу, пытаясь преследовать беглецов, то увидели только задние габаритные огни удаляющегося автомобиля, увозившего от них «объекты наблюдения». Объезжать улицу и пытаться догнать беглецов было бесполезной затеей.

Слежкой за машиной Голдобеева и ее пассажирами из темно-синих «жигулей» занимались трое мужчин, одетых в гражданскую одежду. Возвратившись со смежной улицы после неудавшейся погони, один из «прытких», открыв дверцу в салон машины Василия Филипповича, увидел на заднем сиденье оставленный Лесником бинокль и произнес, обращаясь к членам своей группы:

–  А Лесник-то нас из тачки в бинокль рассматривал. Вот вам и старик! Я же говорил, что он нас усек. Кто мне заливал: «Он старый, слепой!..» – с издевкой в голосе передразнил он кого-то из членов своей группы.

– Теперь будет нам от шефа нагоняй, что его поручение не выполнили, – сокрушенно посетовал подошедший к нему напарник. – Поехали писать рапорта об «успешно» завершившемся задании, – пошутил он.

– Прежде чем уехать, давайте деда дернем, поможем машину завести, – предложил ему один из «прытких».

–  Она у него и не ломалась. Как сейчас отъедем отсюда, так сразу же и заведется. Так я говорю, батя? – обратился к Василию Филипповичу самый старший по возрасту, мужчина лет тридцати.

На такой каверзный вопрос Василий Филиппович решил лучше не отвечать, а промолчать. К его счастью, парни не нуждались в» его ответе. Сев в свою машину, сердито хлопнув дверками, парни оставили Таратухина одного под аркой. Убедившись, что они к нему возвращаться не собираются, Василий Филиппович, заведя свой автомобиль, поехал к дому Лесника, как ему было поручено.

На смежной улице Лесник и Голдобеев сели в машину Лесника, которую его водитель заранее припарковал в указанном месте. Как мы видим, предусмотрительность Лесника не оказалась напрасной.

В половине десятого они остановили свою машину около школы, там, где Василий Филиппович всегда поджидал после занятий в школе Михаила.

–  Вот сюда парни должны привезти к вам вашего внука, – успокаивая измученного вечерними приключениями Голдобеева, оповестил Лесник.

–  К какому времени нам нужно их ждать?

–    К десяти, но не исключено, что вашего внука парни могут привезти раньше. Выйдите из машины и станьте рядом с ней со стороны обочины, – посоветовал Лесник Голдобееву. – Чтобы они знали, что мы готовы к его приему. Не вздумайте только подходить к их машине раньше, чем парни отпустят мальчика, – продолжал он инструктаж.

Юрий Андреевич молча исполнил его указания, покинув машину и встав сбоку от нее, ближе к обочине. За время общения с Лесником ему несколько раз приходилось бросать в рот таблетки валидола и сосать их как конфеты.

Без пяти минут десять на противоположной стороне улицы остановился легковой автомобиль «жигули» без государственного номерного знака. В нем были трое парней, один из них помог мальчику выйти из машины, после чего «жигули» с потушенными фарами стремительно покинули место остановки.

Происходящее в салоне «жигулей» Голдобееву было хорошо видно, так как при открытой дверце в салоне загорелся свет.

– Деда!

–  Внучек!

– Деда!

–  Внучек!

Вот так, обмениваясь возгласами, ребенок и его дед бежали навстречу друг другу. Подхватив внука на руки и прижимая его к своей груди, боясь его раздавить, Голдобеев, не сдерживаясь, плакал, как ребенок. Его слезы радости смешивались со слезами внука.

–    Деда, мне у этих нехороших людей было страшно, – поделился внук своим главным впечатлением.

– Тебе угрожали?

– Нет, но плохо кормили и из комнаты никуда не пускали гулять...

Голдобеев не спешил к своей машине. Только уняв дрожь в коленях, полностью успокоившись и осушив слезы, он сел сам и усадил рядом внука на заднее сиденье. Они поехали к дому Лесника, где Голдобеев со спавшим на его руках внуком пересел в свою «волгу».

– Я бы хотел, Виктор Степанович, чтобы вы поехали сейчас ко мне домой, – предложил он Леснику.

Тот понимал, зачем его приглашают в гости, а поэтому ответил:.

– Я, Юрий Андреевич, не любитель быть на таких торжествах. Я старый человек и не хочу перегружать сердце такими волнениями, какие приходится испытывать вам.

–   По гроб жизни я буду считать себя вашим должником.

–    Нет, должником я вас видеть не хочу, а вот своим товарищем – не возражал бы.

–  А как товарища, я могу вас с супругой пригласить к себе домой в гости, в один из ближайших вечеров?

–    Кто же своему товарищу будет отказывать в такой приятной просьбе? – улыбнувшись, ответил Лесник Голдобееву.

По дороге к себе домой Голдобеев держал на руках «бесценный груз», с улыбкой разглядывал его, но нет-нет, да и возвращался к размышлению о личности Лесника:

«Я думал, что все воры похожи на Туляка, умеют только грабить людей, ломать им кости, убивать. Удивлялся сообщениям журналистов в печати и по телевидению, что криминальные структуры рвутся в высшие эшелоны власти. Куда им, тупоголовым, лезть, и зачем им власть? Ведь они – звери, которых надо уничтожать! И вот я случайно, благодаря подсказке Жигана, узнаю, что в нашем городе живет вор в законе по кличке Лесник, крупный промышленник, с которым я с удовольствием хочу поддерживать дружеские отношения. Я его знаю всего лишь несколько дней, но уже могу о нем сказать много добрых и теплых слов, которые не смог бы произнести о бизнесменах, с которымизнаком много лет, хотя они ранее не были судимы и прошлое у них не запятнано преступлениями. Но как они скользки и лживы были всегда в общении с ним! Нет, он им никогда не доверял.

Если среди воров есть люди с такими организаторскими способностями, как Лесник, то я, не удивляясь, вполне допускаю, что криминальные структуры могут добиться успеха в борьбе за официальную власть в стране. Правда, помогать им подниматься к такой власти и поддерживать я все же не буду. Каким бы расхорошим другом для меня ни был Лесник, но он, возможно, «белая ворона». Нет, из-за него одного я не могу доверять всем ворам», – определился Голдобеев.

ГЛАВА 78. КАК ЛЮДЯМ МАЛО ИНОГДА ТРЕБУЕТСЯ ДЛЯ СЧАСТЬЯ

Подъехав к дому с внуком на руках, Голдобеев, не выходя из машины, рассудил, что ему сейчас ни в коем случае нельзя подниматься в гостиную, где собрались все родственники, ждущие его возвращения домой. Он им не говорил, что сегодня вечером привезет внука, помня предупреждение Лесника. Но и сейчас он опасался просто принести живого и невредимого Мишу, поскольку психическая травма, нанесенная всем собравшимся неожиданным радостным сообщением, для некоторых могла стать непоправимо трагической, особенно для тех, у кого было слабое сердце.

Он был уверен, что никто из домочадцев до его возвращения домой не ляжет спать. То, что простительно и естествен но для уставшего и перенервничавшего ребенка в одиннадцать часов вечера, было невозможно для взрослых. Как бы послав Юрия Андреевича в разведку, они сейчас ждали его возвращения с каким-то определенным результатом.

Положив спавшего внука на сиденье, Голдобеев вместе с водителем покинул машину, осторожно прикрыв за собой дверцу.

– Василий Филиппович, вы побудьте тут, а я поднимусь к своим в дом, предупрежу их, успокою, попытаюсь удержать от истерик и других неприятных проявлений человеческих слабостей.

Поднявшись в гостиную, он, как и предполагал, застал там в полном сборе вою свою родню. Увидев его входящим в комнату, они, как к солнышку, повернули в его сторону свои головы с одним вопросом, застывшим у всех на устах: «Ну как?»

Не дожидаясь, чтобы кто-нибудь произнес вслух, Голдобеев, улыбнувшись, объявил:

–  Я вам принес радостную, добрую и приятную новость. Кто будет пытаться охать, ахать и падать в обморок, того я не хочу волновать и тог пускай выйдет, чтобы он не омрачил нам наш праздник.

Такое его вступление как-то подготовило собравшихся к его главной новости. Антонина Алексеевна прижала к левой груди кулак. Анна-Мария, как перед иконой, сложила руки на груди, Элизабет, поднявшись со стула, наклонилась в сторону свекра, чтобы лучше его слышать, и вся превратилась в слух. Только мужчины, повернувшись в сторону Голдобеева, всего лишь широко распахнутыми глазами выдавали выражение своей крайней заинтересованности.

– Дорогие мои, можете успокоиться, наши волнения остались позади. Я Михаила привез домой. Он сейчас спит в машине. Он жив, здоров и, как я понял из разговора с ним, психически не травмирован, – разведя руки в стороны, препятствуя толпе броситься к машине и там своими глазами убедиться в том, что они сейчас услышали от него, он добавил: – Всем нам во дворе делать нечего. Пускай Геннадий с Элизабет тихонько и осторожно возьмут его из машины и перенесут в спальню, разденут и уложат спать. Мы потом туда все придем и тихо, не тревожа его покой, полюбуемся им. Не забывайте, что он ребенок, устал и спит. Мы своим бурным выражением чувств и эмоций можем его напугать...

Голдобеев постарался подольше выражать свою основную мысль, так как, слушая ее, собравшиеся в гостиной постепенно осваивались с реальным фактом присутствия Михаила дома, здорового и невредимого. В конце концов, если он уже здесь, то действительно можно еще немного потерпеть, сдержать свои эмоции в интересах его здоровья, чтобы потом в спокойной как для него, так и для себя, обстановке, излить свои чувства к нему.

Под гробовую тишину Геннадий с сыном на руках в сопровождении Элизабет вошел в гостиную, прошелся по ней и только после этого отнес его в спальню.

Как только за Геннадием и Элизабет закрылась дверь, на Юрия Андреевича посыпалась масса вопросов: «Как? Где? За какую сумму? У кого ты его выкупил?»

Теперь Голдобеев уже не считал нужным и дальше сохранять свою тайну, тем более, что на разглашение ее после операции запрета не было, а поэтому он подробно рассказал собравшимся отой роли, которую Лесник сыграл в вызволении Михаила из рук похитителей. Он не упустил рассказать, как им с Лесником пришлось убегать от работников милиции, которые установили за ними слежку.

Все они по нескольку раз,, под разными предлогами, заходили в спальню Михаила, чтобы поправить ему одеяло, или прикоснуться к нему, чтобы воочию убедиться, что кошмар бессонных ночей кончился и вновь наступила прежняя спокойная жизнь.

По случаю возвращения в родные пенаты Михаила, было решено устроить праздничный ужин. Все были так взвинчены, что о сне никто не помышлял. Нужна была разрядка со спиртным и беседой.

Пришлось Люсьену вместе с помогавшей ему Регитой в полночь готовить закуску, и разные блюда на праздничный стол. Только выпив спиртного, покушав и вдоволь наговорившись, собравшиеся посчитали для себя возможным пойти спать.

Перед тем, как последовать примеру большинства, Эдвин Даниэль, сидя рядом со сватом Юрием Андреевичем на диване, дружески обнимая его, продолжал его «пытать»:

– То, что ты нам говорил, я слышал, но так и не понял. Бандитам удалось очень удачно для себя украсть нашего внука. Они знали, у кого его воровали. Знали, что могли у нас за него получить огромную сумму денег. Так почему же они послушались какого-то семидесятилетнего старика, который уже не занимается преступлениями и у него нет банды, которая могла бы воздействовать физически на похитителей, если бы они проявили бы к нему неповиновение?

–   Я тебе, сват, рассказал, как было дело, а вот почему похитители его послушались и бесплатно вернули Михаила, мне самому не совсем понятно.

–   Если вы, русские, сами не понимаете, почему у вас одними и теми же руками творится и добро и зло, то мне во всем этом кроссворде и подавно не разобраться. Пойду-ка я лучше спать.

ГЛАВА 79. БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

После обеда, в третьем часу дня, едва Голдобеев приступил к работе в своем кабинете, ему позвонил следователь прокуратуры:

–  Здравствуйте, Юрий Андреевич. Вас беспокоит следователь Фуфачев.

Голдобееву ранее приходилось многократно встречаться и беседовать с этим юристом, поэтому он его легко узнал по голосу.

–   Здравствуйте, Валентин Степанович, слушаю вас. Зачем я вам понадобился?

– Как мне стало известно, прошедшей ночью ваш внук Михаил нашелся?

–  Именно так, с божьей помощью.

–  Мне нужно вас по этому моменту допросить.

– Я к вашим услугам. Если вас не затруднит, Валентин Степанович, чтобы мне не ехать к вам в прокуратуру, допросите меня в моем кабинете. Я за вами пошлю свою «чайку». Очень много работы накопилось, не сделанной из-за беготни в поисках внука, – объяснил он причину своей просьбы следователю.

– Я не возражаю. К какому времени ждать машину?

– Я ее сейчас к вам подошлю. Вы по-прежнему в восемнадцатом кабинете?

—Да!

–  Считайте, что машина за вами уже вышла.

Фуфачев был низкого роста, худощавым блондином под тридцать лет. По своему внешнему виду он никак не тянул на следователя прокуратуры, разве только по одежде – всегда современной, дорогой, со вкусом подобранной.

Голдобеев понимал, что способности человека зависят не от внешнего вида и роста, а от наличия в его черепной коробке ума, но, честно говоря, внушительные размеры и пышущее здоровьем лицо для работников правоохранительных органов были немаловажными качествами. С таким специалистом потерпевший чувствовал бы себя более уверенно. Но когда такой следователь, как Фуфачев, не способен проявить своих способностей и знаний, да к тому же еще имеет невзрачный вид, то безусловно он у потерпевшего, да еще такого, как Голдобеев, ничего не мог вызвать, кроме терпимого иронического в душе отношения к себе, связанного только с занимаемой должностью и требованиями закона.

Минут через сорок после телефонного звонка Фуфачев уже прибыл в кабинет Голдобеева.

–   Я, Юрий Андреевич, сегодня уже допросил работников милиции, которым было поручено обеспечивать– вашу безопасность и которые не справились с возложенными на них обязанностями.

–  А я-то подумал, что нас преследуют бандиты, поэтому мы с товарищем были вынуждены принять меры к тому, чтобы от них скрыться.

–    И блестяще с этим справились, – не стал спорить Фуфачев.

–    Что поделаешь, жизнь одна, приходится ею дорожить.

– Я допросил вашего водителя Василия Филипповича, и теперь картина вчерашних гонок с преследованием для меня прояснилась. Расскажите мне, пожалуйста, как и при каких обстоятельствах вам удалось найти своего внука?

–  О гонках с преследованием можно не говорить?

–  Не надо!

– Я вместе с моим товарищем Гончаровым-Шмаковым Виктором Степановичем на его машине подъехал к школе, в которой обучался мой внук Михаил. Мы стояли и размышляли: где еще искать? Куда еще поехать? И вдруг, совершенно неожиданно для нас остановилась легковая машина, из нее выскакивает мой внук и бежит ко мне. И в это время, пока внук бежал ко мне, машина, из которой он выскочил, умчалась.

–   Какой марки была машина? Ее цвет, номер вы запомнили?

–  Ничего вразумительного не могу сказать на ваш вопрос: Вы только представьте себе мое состояние в этот момент: ко мне бежит мой пропавший почти неделю тому назад самым нелепым образом внук, а я буду смотреть не на него, а запоминать марку, цвет и номер машины? Конечно, я ничего этого не запомнил. Тем более, что в этой дурацкой машине не горел свет. Я только обратил внимание, что она из серии «жигулей»...

Поняв, что от Голдобеева искренних ответов на свои вопросы не дождаться, Фуфачев изменил тактику допроса. Ему теперь надо было установить, что злоумышленники, раскаявшись в содеянном, по собственной инициативе отказались от доведения своего преступления до конца. То есть не требовали выкупа и не ставили ему никаких других условий при возвращении внука Голдобееву. Счастливый дед, охотно все это подтвердил. Теперь у Фуфачева появились все основания для прекращения данного уголовного дела в связи с добровольным отказом преступников от доведения преступления до конца. Правда, преступников, похитивших мальчика, и причинивших Таратухину телесные повреждения, установить не удалось, но это было мелочью, не стоящей серьезного внимания. Он не сомневался, что Таратухин напишет ему заявление, в котором сообщит, что к причинившим ему телесные повреждения лицам он никаких претензий не имеет.

Такой премудрости его учить не надо было, ее он уже давным-давно усвоил.

После завершения допроса и подписания Голдобеевым протокола, Фуфачев, прищурил глаза, заметил:

– А ведь, если честно говорить, конечно, не для записи, вы вчера вступили в явный сговор с преступниками ради того, чтобы только заполучить назад своего внука живым и здоровым.

– Допустим! – осторожничая, ответил ему Голдобеев.

–  Почему вы нас не поставили в известность о своем шаге? И вы бы внука своего получили, и мы бы этих голубчиков задержали.

–    Я в такие игры не играю. У вас почти неделя была для того, чтобы показать свои способности и возможности вернуть моего внука нам и задержать преступников, но вами практически ничего не было сделано для его освобождения. Тогда как каждая минута его пребывания среди бандитов могла стать роковой, как для его жизни, так и для его здоровья. Вот почему я, понимая всю трагичность его положения и потеряв веру в ваши возможности, пошел на нетрадиционный, необычный для меня контакт с бандитами.

–   Вы бы поделились со мной своим опытом! Может быть, он мне пригодится в будущем, – с иронией в голосе «попросил» Фуфачев.

–  Валентин Степанович, вы сколько лет работаете следователем?

–  Шесть.

–  Так давно уже пора понять, что из разговоров с потерпевшими вы никогда не наберетесь профессионального мастерства, так как мы, по большей части, не юристы. Лично я могу вас просветить в области легкой и текстильной промышленности, но не уверен, что эти знания вам нужны.

–  Как и почему вместе с вами вчера вечером оказался Гончаров-Шмаков?

–  Он, как и я, занимается бизнесом, владеет компанией, мы давно знаем друг друга и дружим. На его месте вчера мог оказаться любой мой товарищ.

– А вы знаете, что ваш товарищ вор-рецидивист?

–  Слышал краем уха, но эта информация меня не касается, она больше по вашей части. К тому же у меня с ним совместного бизнеса нет, а как товарищ он меня вполне устраивает.

Убедившись, что откровенного разговора у них не по– лучилось, Фуфачев простился с хозяином кабинета и вернулся на «чайке» к себе на работу, но предварительно заехал в центральный универмаг, где сделал покупки. Его можно было понять. Ведь не каждый день следователь городской прокуратуры может себе позволить раскатывать на «чайке» по городу. Пускай каждый видит, какой он деловой и толковый следователь, если может себе позволить ездить на такой шикарной тачке.

На другой день Лесник тоже был допрошен Фуфачевым по известному факту. Ему Лесник сообщил примерно то же, что вчера рассказывал Юрий Андреевич.

Еще через два дня Голдобеевы были письменно уведомлены следователем Фуфачевым, что расследование по уголовному делу, возбужденному по факту похищения Голдобеева Михаила Геннадиевича им прекращено по уже известным читателю основаниям. Одновременно он сообщал, что при несогласии с его решением они могут его обжаловать прокурору города в течение пяти дней со дня получения настоящего уведомления, но Голдобеевы его решение не стали обжаловать, так как отнеслись к нему с безразличием.