Текст книги "Нео-Буратино"

Автор книги: Владимир Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

XX

атом, пожаловавшим вместе со всем своим многочисленным семейством из загадочных Арабских Эмиратов. Для европейца далекое путешествие в компании супруги, детей и близких родственников показалось бы весьма проблематичным, и это при том, что даже самому любвеобильному европейскому мужчине не полагается иметь больше одной жены. Но проблемы христианского брака не знакомы властителю загадочного уголка Азии, обладателю сокровищ, укрытых в бескрайних песках Аравийской пустыни, подобно восточной красавице, стыдливо укутанной в паранджу. В развлекательно-деловой вояж восточный владыка по привычке прихватил с собой ораву жен, любимых и не очень, и вот теперь он негодовал, меча громы и молнии в адрес руководства пятизвездочного отеля, где всемогущий шейх Мухаммед Аль-Сабах был лишен собственного паспорта и удостоверений личности своих жен. Его помощник и преданный слуга, следовавший по пятам за господином, личный секретарь, переводчик и евнух в одном лице, тот, кого по-арабски называют «мураферк», отличался редкой дотошностью и педантичностью. Роскошный атташе-кейс со множеством кодовых замков, наполненный ценными бумагами, он исправно носил за хозяином, оставляя на ночь в занимаемых Мухаммедом Аль-Сабахом апартаментах. Исчезновение кейса сулило аравийским гостям множество неприятностей и сложностей, связанных с передвижением и деловым сотрудничеством в российских пределах, поэтому восточный предприниматель изо всех сил давил своим международным авторитетом и связями с крупнейшими воротилами мирового бизнеса на руководство гостиницы, угрожая сделать «Европейской» антирекламу и тем самым на долгие годы сократить поток зарубежных гостей. Гостиничная администрация отнеслась к краже в стенах своего отеля как к чрезвычайному происшествию и привлекла к расследованию больших милицейских начальников. Они самолично стекались с Литейного проспекта и с Захарьевской улицы к очагу нарушения правопорядка. Вневедомственная охрана гостиницы была в шоке. Столпотворение продолжалось два дня. По коридорам и вестибюлям роскошнейшего из петербургских отелей рыскали собаки-ищейки, сновали люди с рациями, в резиновых перчатках и с таинственными чемоданчиками. Раздосадованный Мухаммед Аль-Сабах причитал:

– Сколько по миру путешествую, ни в одном отеле мира такое со мной не случалось! Пропали документы! Амулет! Из моего собственного номера! Все в этой стране пропадает! Мне рекомендовали вашу гостиницу как одну из лучших, а у вас здесь воры и мошенники! Пусть гнев Аллаха падет на головы тех неверных, которые украли мои документы и мой родовой амулет!

Обслуживающий персонал, неожиданно попавший в пренеприятную ситуацию, пребывал в это время в отчаянии. Сильнее всех волновались горничные. Одна из них, особенно остро переживавшая за судьбу родного коллектива, просматривая городские газеты, наткнулась на объявление какого-то уникума, предлагающего свои услуги в розыске потерянных вещей. Правда, этот «Человек и Телепат» много просил за свое «добро», но вряд ли восточный богач постоял бы за ценой. Словом, решив не упустить ни единого шанса спасти международный авторитет «Европейской», осененная надеждой горничная с охапкой газет в руках влетела в кабинет директора и с порога выпалила:

– Может, экстрасенса пригласим? Я, кажется, нашла одного мастера на все руки.

Озабоченный руководитель обреченно промолвил:

– Может быть… Делайте, в конце концов, что хотите. Приводите хоть экстрасенса, хоть колдуна – кого угодно, только чтобы он успокоил этого араба и избавил нас от позора!

Телепат не заставил себя долго ждать и явился тут же после вызова, как джинн из кувшина. И хоть заурядная внешность не выдавала в нем натуру мистическую, способную поддерживать связь с параллельными мирами, а его простой костюм не давал окружающим повода для экзотических ассоциаций, все же чувствовалась в этом человеке какая-то глубокая тайна, которую он не хотел бы делать достоянием общественности. С деловым видом он проследовал через шикарный вестибюль «Европейской», и первая же сказанная им фраза напомнила вопрос врача, пришедшего по вызову к больному:

– А где у нас пострадавший?

В толпе зашептались, чей-то тихий голос переводил вопрос на арабский язык. Важный господин в белоснежном одеянии, отчего его смуглое печальное лицо с усами цвета воронова крыла казалось еще темнее, выступил навстречу Тиллиму. Он молитвенно воздел к небу руки, сжимая пальцами в дорогих перстнях не менее драгоценные четки, после чего с мольбой в голосе обратился к Тиллиму:

– Премудрый иностранец! Сделаю для тебя все, что хочешь, только найди мой кейс!

Переводчик слово в слово повторил сказанное по-русски. Тиллим подумал: «Сам ты иностранец, а я у себя дома!» – и сказал:

– Хорошо. Но, как указано в объявлении, ищу за пятьдесят процентов вознаграждения. Чем платить будете? Если паспортами, я работать отказываюсь: беру только наличными.

– Оплата в СКВ! – тут же вмешался директор гостиницы, по привычке судить обо всех по себе, уже видевший в Папалексиеве хлыща и пройдоху и готовый любой ценой сохранить привлекательный имидж своей гостиницы. Тиллим, услышав слово «СКВ», решил, что предложение вполне приемлемо, но, прежде чем приступить к работе, он вознамерился окунуться в память Мухаммеда Аль-Сабаха и, не раздумывая, взял его за руки, тому же показалось, что у него пытаются вырвать четки, которые он, как всякий правоверный мусульманин, постоянно перебирал, вспоминая суры Корана. Шейх стал пятиться назад и сжимать кулаки, готовый сразиться с гяуром, но Папалексиев уже оставил в покое конечности Мухаммеда Аль-Сабаха. Рукопожатия Тиллиму было вполне достаточно для того, чтобы узнать историю жизненного пути клиента от рождения до дня их встречи да еще заговорить по-арабски, и он нарочито поспешил в четыреста восемнадцатый номер – апартаменты гостя из Эмиратов.

Охрана дивилась и аплодировала такому рьяному сыщику, сразу взявшемуся за дело и исполняющее его изящно, без напряжения, а тот с видом настоящего маэстро вершил сыск в номере арабского нефтяного магната, аккуратно перебирая предметы и оставшиеся бумаги. Через какое-то время он обнаружил продолговатый черный камень с затейливой резьбой, в которой растительный узор сливался с арабской вязью.

– Это, что ли, амулет? – спокойно спросил Тиллим могущественного хозяина номера.

Тот настолько обрадовался находке, что бросился к Папалексиеву, восторженно восклицая:

– Я не знаю, откуда ты знаешь язык Корана, но зато я теперь знаю, что ты великий русский маг и волшебник! То, что ты нашел, – кусок священного камня Каабы из Мекки, величайшая святыня моего рода, тысячу лет оберегавшая моих предков от несчастий! Дорогой мой, да я тебя к себе в Эмираты заберу, хочешь? Я очень рад, очень, но скажи скорее, где же кейс с бумагами? Ты ведь и это знаешь, правда? Ты же все знаешь, я ви-и-жу!

Хитро улыбаясь, Мухаммед Аль-Сабах погрозил Тиллиму пальцем и по доброй восточной традиции принялся обнимать его, осыпая благодарными поцелуями, причмокивая и приговаривая:

– Вспомни, дорогой, а? Вспомни!

Тиллима впервые в жизни целовал расчувствовавшийся усатый мужчина, и он испытал при этом определенную брезгливость, но нужно было продолжать поиск. Перерыв весь обширный скарб шейха вверх дном, Тиллим понял, что ему не хватает информации. Ему было известно, что сам Мухаммед Аль-Сабах прямого отношения к исчезновению дипломата не имел и перед Аллахом был чист, однако для участия в следственном эксперименте ближайшее окружение арабского гостя привлечь не мешало, тем более что, поинтересовавшись распорядком дня и ночи своего клиента, Тиллим уловил фразу:

– Я даже к женам с этим чемоданом хожу.

– Где жены? – четко среагировал частный детектив.

Араб посмотрел на Тиллима с удивлением, переходящим в подозрение.

– Этого недостаточно. Я должен потрогать твоих жен, – простосердечно объявил Папалексиев.

Для добропорядочного главы семейства, каковым Мухаммед Аль-Сабах слыл по всей Аравии, сильнее оскорбления быть не могло. Лицо его вмиг стало серо-бордового цвета, белки глаз налились кровью. Кипя от возмущения, он размахивал руками перед лицом Тиллима, пытаясь объяснить самоуверенному иноверцу, что тот не прав.

– У нас женщина – это святое, понимаешь? Даже если я, шейх, позволю себе потрогать чью-нибудь жену, по законам Шариата меня покарают именем Аллаха! Но я знаю, что здесь у вас все не так, как у правоверных, и ваших женщин я готов привести сколько тебе угодно. Куплю любую – какую хочешь! Только сначала найди документы. Женщин потом трогать будешь! Все, что захочешь, но потом.

– Да нет! – Тиллим тоже оскорбился, не столько за себя, сколько за русских женщин. – Не нужны мне никакие женщины! Вернее, мне нужно только твоих… Потрогать… Для работы…

– Моих не дам! – наотрез отказался араб.

– Да ведь всего один раз прикоснуться. Для пользы дела необходимо, – настаивал Тиллим.

В таком духе переговоры длились несколько часов. Наконец удалось убедить несговорчивого Мухаммеда Аль-Сабаха в необходимости невинного прикосновения, и тот приказал привести самую нелюбимую, сварливую и завистливую жену – Зухру. Коснувшись ее рук, Папалексиев, к ужасу своему, ничего не почувствовал. Ему стало ясно, что телепатические способности истощились, так как он не заряжался с прошлого дня, а львиная доля заряда ушла на казино, и пора было совершить пробежку вокруг Петропавловки. Когда Тиллим озадаченно почесал в затылке, Мухаммед Аль-Сабах уже сам предложил:

– Слушай, может, еще кого привести надо?

Озабоченный Тиллим не отреагировал на вопрос, но, давая себе установку, вполголоса произнес на родном русском:

– Мне нужно зарядиться!

Однако дотошный мураферк расслышал эти слова и тотчас перевел. Араб понял их по-своему:

– Уважаемый, все, что ты хочешь, хочу и я. Я у вас в стране гость, но ты гость в моем номере. Сейчас все принесут. Лангустов, устриц, икру, фрукты, сласти… Все, что пожелаешь!

В доверительном тоне Папалексиев объяснил:

– Понимаете, мне нужно уединиться!

– Пожалуйста! Всех сейчас отсюда выставлю и сам выйду. Закрывайся и кушай один, на тебя никто не будет смотреть.

– Нет! Мне уединитьсянужно, – нетерпеливо гундосил Тиллим.

– Я понял, уважаемый! Ты не хочешь, чтобы кто-то следил за твоей работой? Правильно – никому не открывай тайну своего дара! Уединяйся, и никто не посмеет тебе мешать. Но знай – я отсюда тебя никуда не отпущу!

Мудрый шейх понимал, что Аллах послал этому неверному великий дар для того, чтобы он спас в чужой стране тезку самого Пророка, правоверного Мухаммеда Аль-Сабаха, а посему так неожиданно расставаться с Тиллимом шейх не собирался. Чтобы вымолить себе право отлучиться, Тиллим увещевал упрямого араба еще дольше, чем по поводу соприкосновения с женами. Однако и тут Папалексиев все же настоял на своем, а сдавшийся Мухаммед Аль-Сабах в конце концов заботливо проговорил:

– Чтобы ничего не случилось, поедешь с моей охраной. – И приказал вызвать автобус.

– Да я на своей машине… – попытался возразить Папалексиев, научившийся водить машину сегодня утром, после дружеских объятий с пассажиром-автолюбителем, доставившим его домой на «тойоте-карине» (до гостиницы Тиллим успешно доехал уже без посторонней помощи), но араб больше не поддавался ни на какие уговоры.

Мухаммед Аль-Сабах и два десятка здоровых, как на подбор, телохранителей спустились в холл и сосредоточенно ждали, когда подадут автобус. Наконец, не вытерпев томительного ожидания – будто это происходило не в блистательном Санкт-Петербурге, а где-нибудь в глубинке, – Мухаммед Аль-Сабах дал указания мураферку поинтересоваться транспортом. Подойдя к дежурному гаишнику, тот недовольно спросил, где автобус.

– Проезд автобусов к гостинице запрещен – это противоречит правилам дорожного движения. Вот видите: знак висит, запрещающий въезд? Убедились? – разъяснил милиционер.

Арабы возмутились, и больше всех, естественно, могущественный шейх. В негодовании он подозвал милиционера к себе:

– Мы желаем, чтобы автобус подъехал к гостинице! Почему нельзя подъехать? Мы так хотим!!!

Было заметно, что милиционер чувствует себя неуютно, однако он ответил так, как привык отвечать согражданам:

– Не положено! Правилами запрещено, законом!

Иностранца такой ответ нисколько не удовлетворил:

– Какой закон? Я в вашей стране гость, слово гостя – закон. На Востоке это каждый феллах знает! Я на личном «боинге» прилетел, а вы какому-то автобусу не разрешаете подъехать!

В соответствии со своей логикой гаишник бесстрашно ответил:

– У вас на Востоке аллах знает, а у нас начальство знает не хуже вашего аллаха, где можно автобус ставить, а где нет.

Успей побагровевший мураферк перевести эту реплику, и международного конфликта на религиозной почве было бы не избежать, но предусмотрительный Тиллим остановил его дружелюбным предложением:

– Да Бог с ним… с автобусом. И зачем его сюда подавать? Тут ведь до Невского два шага.

Возмущенный Мухаммед Аль-Сабах вынужден был согласиться, но все никак не мог успокоиться:

– Нет в России авторитетов! Где ваши мудрецы, где ваши почтенные старцы? Вещи пропадают! Полицейские за порядком не следят! Автобус к отелю подать не могут! Шайтан здесь хозяин!

Выйдя на Невский, Папалексиев и двадцать крепышей-охранников погрузились в автобус. Своих соплеменников Мухаммед Аль-Сабах напутствовал:

– Делайте все, что он станет делать. Следите за каждым шагом этого неверного!

Автобус остановился у Иоанновского моста. Совсем рядом, на противоположном берегу, высились массивные стены Петропавловки. Выйдя из автобуса, Тиллим оказался перед длинным рядом художников и торговцев русскими сувенирами. Они приняли важного господина в окружении большой группы азиатов за иностранца и стали приставать к нему, предлагая свой товар. Некоторое время Папалексиев с некоторым любопытством разглядывал разнообразную продукцию художественного свойства, провоцируя тем самым торговую братию выворачивать бездонные сумки, наперебой совать ему под нос свои произведения и питать надежду на их приобретение. Здесь были матрешки – карикатуры на властителей России от государей до лидеров последних восьмидесяти лет из коммуно-демократической колоды; ни с чем не сравнимые по своей пошлости пасхальные яйца, словно бы их снесла спятившая Курочка Ряба; кустарная мазня с обилием позолоты и лака, которая была задумана как икона Богородицы, на самом же деле изображавшая Вавилонскую блудницу; здесь был огромный выбор разных видов и модификаций двуглавых орлов: с коронами и без корон, с гербами и без них, похожих на хищных стервятников или на ощипанных куриц, и тут же, на одном лотке с гербами Империи, красовались буденовки с огромными кроваво-красными звездами… Словом, ярмарка была на любой вкус, точнее, на его полное отсутствие, а еще точнее – на потребу зарубежным туристам. После того как Папалексиев ознакомился с ассортиментом, представленным на лотках, на великорусском наречии, без малейшего иностранного акцента он промолвил:

– Увы, увы, господа! Все это не в моем вкусе… Слишком пестро…

Потеряв потенциального покупателя, художники были весьма огорчены. Сбитые с толку, не скрывая раздражения, они разглядывали Папалексиева и его белозубых спутников и не могли понять, кого это к ним сегодня занесло. Проголодавшийся Тиллим тем временем уже потерял всякий интерес к конвертируемым художествам и покинул импровизированную выставку-продажу. Он вдруг почувствовал настоящий голод и направился к ларьку «быстрой еды», где заказал два хот-дога. Арабы сделали то же самое. Насытившись, Тиллим приступил к разминке, и сопровождающие принялись старательно повторять за ним упражнения. Художники и наемные торгаши все это время наблюдали за действиями странной группы, ожидая развязки, которую, впрочем, им все равно увидеть не пришлось. Когда Папалексиев начал пробежку, телохранители решили, что он вознамерился удрать от них, и пустились вдогонку. За Иоанновским мостом Тиллим повернул на знакомую тропинку и еще издали завидел Бяню, который скакал на обычном месте, пытаясь поразить воображаемого противника. Увидав ораву мускулистых мужиков, гоняющихся за его приятелем, Бяня быстро оценил обстановку и заорал так, чтобы преследующим было слышно:

– Чего им от тебя надо? Продержись немного, а я сейчас за нашими сбегаю – костей не соберут!

Угрозы, однако, не подействовали – незнакомцы продолжали погоню.

– Беги, Тиллим, я их задержу! – крикнул Бяня, решивший принять удар на себя.

Побежав наперерез арабам, он приготовился отражать их натиск, став в стойку. Пнув первого поравнявшегося с ним, островитянин надменно произнес:

– Я вижу, ребята не с Петроградки? Не местные! Залетные, видать? На кого бочку катите, чуваки? У нас живо огребете! Ну давай! Чего как столб встал?

Араб, неожиданно наткнувшийся на строптивого коротышку, исполнился недоумения и, взяв его за воротник, приподнял над землей. Бяня висел в воздухе, беспомощно болтая руками и ногами, как заяц, схваченный за уши дедом Мазаем, но победы над собой признавать не желал и продолжал вопрошать:

– А, ты за шкирятник хватать?! Из чьих будешь? Откуда ты такой крутой взялся? А Семена с Пушкарской знаешь?! Помни – за беспредел ответишь!

Тут в спор включился Папалексиев, прервавший пробежку:

– Бяня, остынь! Не терзай иностранных гостей: они по-русски не понимают. – Арабов он тоже успокоил: – Оставьте его – мой друг не понял, что к чему…

Разгоряченный Бяня вопрошал:

– Это что, они по-русски ни бельмеса не смыслят? С гор спустились, что ли? А кто они вообще такие?

– Да это моя охрана! – небрежно бросил Тиллим.

– А-а-а! Ну тогда ладно – пусть живут! А то я смотрю: такие лоси за тобой гонятся, землю нашу топчут. Ну, думаю, надо выручать друга. Я, честно говоря, хотел их тут положить, да ты вернулся, все уладил. Ну пусть аллаха за тебя молят, а то бы я показал им поле Куликово! Так это правда охрана твоя, что ли? Шкафы какие! Может, командируешь парочку – с Клавкой разобраться пора! Я, конечно, и сам справлюсь, но пусть хоть фоном будут – так внушительнее! Одного поставим слева, другого сзади – самые уязвимые места. Правая сторона у меня – нападающая, а там – тылы.

Папалексиев, конечно, Бянино предложение всерьез не воспринял и возобновил бег, вся охранная структура трусцой устремилась вслед за ним. Порядочно зарядившись, повеселевший Тиллим возвращался к автобусу. На чистом арабском языке он что-то объяснял своим спутникам, и никому из прохожих не понятная, темпераментная восточная речь создавала вокруг этой экзотической компании своеобразную шумовую завесу.

Вернувшись в гостиницу, Тиллим немедленно приступил к осмотру гарема нефтяного магната. Очень скоро выяснилось, что все жены испытывают друг к другу чувства, далекие от нежного доброжелательства, более того – строят друг против друга всевозможные козни. В конце концов Тиллиму стало известно, что нелюбимая жена Зухра спрятала дипломат с документами у новой фаворитки – Фатимы, желая навлечь на нее подозрение в воровстве и гнев грозного супруга. Так был раскрыт заговор в одном из благополучнейших домов одного из богатейших Арабских Эмиратов.

После блестяще проведенной операции могущественный хозяин семейства пожелал отблагодарить талантливого экстрасенса-сыщика и предложил:

– Дорогой, я тебе так обязан! Как мне тебя вознаградить за твой чудный дар? У тебя есть жена? Хочешь, я оставлю тебе Зухру?

Папалексиев сделал отрицательный жест:

– В наших условиях она не выживет. Ей ведь оазис нужен… А то бы с удовольствием!

– Ну тогда, дорогой, вот тебе десять тысяч долларов – прими во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного! К сожалению, у меня на руках только мелочь. Все на счетах, понимаешь, через кредитную карточку. Да ты не горюй, это не беда. Поедем со мной в Эмираты – будешь там большой человек, правоверные ценят таланты! Только скажи – сейчас же прикажу визу оформить!

– Спасибо, конечно, уважаемый шейх, но ваше предложение принять не могу. Вам бы со своим гаремом разобраться: жен-то вон сколько и у каждой свой характер! А зачем вам я при таких заботах? К тому же у вас там жара и пустыня; по нашим меркам – никакой жизни. Не поеду я.

XXI

Расставшись со щедрым Мухаммедом Аль-Сабахом, осчастливленный Тиллим задумал сделать добро внучке актрисы Троеполовой. «Бабка так награждает меня за то, что я помогаю совершенно посторонним людям, а что будет, если я порадую ее внучку?» – размышлял он. Не откладывая дела в долгий ящик, Тиллим тут же позвонил Авдотье в загс и предупредил ее о своем грядущем визите, а также о том, что хочет сделать ей подарок.

Карманы Тиллимова пиджака распирало от покоящихся в них пачек зеленых банкнот. Как бомбардировщик с полным боезапасом ищет, где бы разрешиться от тяжкого бремени, так и в одночасье разбогатевший Тиллим Папалексиев скитался по Пассажу, ища применение своему непривычному грузу. Деньги у него никогда долго не задерживались, независимо от того, заработал он их кропотливым трудом или получил за какую-нибудь мимолетную халтуру, и не было ничего удивительного в том, что огромная сумма, фактически свалившаяся с неба, жгла Тиллиму руки. Да и к чему ему теперь было беречь деньги? За последние дни Тиллиму два раза подряд крупно повезло, и это не могло быть случайностью – он решил, что Фортуна уже никогда ему не изменит. Первый порыв щедрости привел баловня судьбы в ювелирный отдел, где он вознамерился приобрести для Авдотьи украшение, достойное ее светлой души. Разглядывая всевозможные драгоценности, красовавшиеся в витрине, – золотые кулоны и жемчужные бусы, голубые сапфиры и алые рубины, ярко-зеленые изумруды и бриллианты чистейшей воды, – Папалексиев вдруг испытал весь ужас маленького человека, намеревающегося сделать дорогой подарок, к тому же ему в голову пришла мысль, что сияющим камням Авдотья может обрадоваться больше, чем самому Тиллиму. Тут он весьма кстати вспомнил банальную истину, гласящую, что подлинные глубокие отношения проверяются годами, и распространенное мнение, согласно которому дорог не подарок, а внимание, к тому же Тиллиму вдруг расхотелось расставаться с упругими запечатанными пачками купюр, согревавшими его бесприютную душу и уравновешивавшими его шаткое существование. Тиллим вспомнил и о том, что изредка не вредно делать подарки самому себе, тем более что от других подарков не дождешься, и эта трезвая идея повлияла на его окончательное решение: Авдотье он купил… коробку конфет, а себя собрался побаловать дорогой видеокамерой. «Вот куплю камеру, – мечтал Тиллим, – сниму классный фильм! Все поразятся, когда я достигну уровня голливудской звезды, будут у меня брать автографы и пальцами показывать: „Узнаете? Это же сам Папалексиев!“»

Увлеченный поисками отдела видеоаппаратуры, он вдруг почувствовал на себе чьи-то любопытные взгляды и прервал созерцание шикарных витрин. Оказалось, что взгляды принадлежат виновнице многих Тиллимовых бед и бессонных ночей незабвенной Авдотье Каталовой и ее заклятой подруге Анжелике Попадаловой. Личная жизнь этой самой Анжелики не была тайной для Папалексиева, более того – являлась своею рода визитной карточкой вздорной особы. Любовница директора супермаркета, алчная и завистливая, обеспокоенная всеми последними веяниями моды, поклонница свободных нравов, она была во всем под стать своей подруге, дополнявшей ее очаровательными, по мнению многих представителей сильного пола, женскими капризами. Постоянное соперничанье, а проще говоря, выпендриванье друг перед другом составляло смысл и содержание их странных взаимоотношений. Папалексиев знал, как произвести хорошее впечатление на это общество. Он непринужденно доставал из карманов деньги и, подобно жонглеру, забавляясь, перемещал их в другие карманы. Подобные действия он сопровождал как бы невзначай брошенными фразами: «Тут мне наследство оставили неожиданно. Надо сказать, немалое. Я уже машину по случаю приобрел – думаю, пригодится». В Авдотьиных зрачках загорелись огоньки страсти. Она вдруг стала очень ласкова и предупредительна с Папалексиевым, то и дело весело острила и заискивающе заглядывала ему в глаза. Почувствовав, что у Тиллима просыпается прежний интерес к ней как к женщине, она посвятила его в подробности своей личной жизни:

– Представляешь, Тиллим? Всего несколько дней я замужем, и мне уже ясно – я несчастна в браке! Мой муж оказался человеком корыстным и бесчестным, он использовал мои способности, мой талант… Он меня обманул – он никогда не любил меня, и вот я ушла от него… Знаешь, Папалексиев, я всегда любила только тебя. Почему-то именно сейчас мне это стало особенно ясно. Только ты можешь быть бескорыстным другом. В тебе я не ошиблась!

Авдотьина воркотня так впечатлила Папалексиева, что он тут же позабыл все перенесенные обиды и отдал ей коробку конфет, предназначавшуюся совсем другой Авдотье, восторженно восклицая:

– Я построю для тебя маленький дворец, буду заниматься исключительно тобой. Распишу весь твой день по часам и минутам: пробуждение, легкий завтрак с обязательным кофе в постели, утренний моцион с пробежкой в моем сопровождении, сауна, лучшие рестораны и магазины, шейпинг, солярий, массаж. Буду укладывать тебя спать в роскошную спальню.

Папалексиев был в ударе, воображение рисовало ему заманчивые картины сладкой жизни вдвоем с этой роковой женщиной, он без труда устремлялся вослед Авдотьиной мечте, так как все это время сжимал ее пальчики в своей ладони. В нем опять проснулся Тиллим, беспредельно любящий Авдотью Каталову и верящий во взаимность этого чувства.

– Тиллимчик, завтра у моей подруги повышение. Поедем снимать презентацию в магазин Показуева? – предложила Авдотья.

– Того самого? – брезгливо переспросил Тиллим.

Показуев относился к категории рьяных администраторов, которые ради дешевого эффекта готовы заставить подчиненных осенью красить траву в зеленый цвет и клеить на деревья бумажные листья. Одним словом, очень он любил пускать пыль в глаза, а Папалексиев таких любителей на дух не переносил.

– Не того самого, а моего! – вмешавшись в разговор, важно поправила Попадалова. – На Охте открывается австрийский магазин в комплексе с рестораном «Глобус», который уже действует. Мой Показуев будет директором и властелином всего этого царства.

– Да ладно, не хвастайся! Пройдемся лучше по отделам – может, купим что-нибудь. Нужно ведь выглядеть подобающе на презентации, а мой гардероб уже ни на кого впечатления не производит… – прозрачно намекая на финансовый потенциал Тиллима, предложила Авдотья. Ушлой девице хотелось всего побольше и подороже – она не собиралась упускать редкую возможность утолить свои материальные желания. «Разорить богатенького Тиллима. Его непременно нужно разорить!» – замышляла она, не предполагая, что Папалексиев, не выпускающий Авдотьину руку из своей, внимает ее коварным замыслам.

Лихорадка новых приобретений передалась и ему, и, несмотря ни на что, Тиллим решил проявить щедрость и предложил спутницам посетить магазин «Мой Париж», где собирался «упаковать» Авдотью по своему вкусу, в безупречности коего у него не было сомнений.

– Там мы купим все необходимое. Я сам подберу тебе одежду, – пояснил он.

Ему очень хотелось угодить Авдотье, хоть он и видел ее насквозь со всеми меркантильными расчетами и капризами. Тиллим считал, что вновь проснувшиеся чувства к даме сердца выше грубой реальности и должны воплотиться в дорогих подарках. Наконец, ему просто приятно было бы увидеть Авдотью элегантно одетой. А та внезапно пустилась в философствования. Ей вдруг захотелось ознакомить Папалексиева со своей теорией выхода в люди, и, пока он искал нужный отдел, Авдотья не закрывала рта:

– Понимаешь, Папалексиев, деньги дают человеку массу преимуществ. Это как генеральский мундир. Но представляешь, что будет, если этот мундир нацепить на какого-нибудь неуклюжего олуха с грустным взглядом? Он же даже не сможет воспользоваться преимуществами своего положения! Нет уж! Тут должна быть стать, широта, отточенные движения – словом, генеральский лоск. Кстати, а как ты думаешь, какой должен быть взгляд у генерала?

Тиллим выдвинул вперед подбородок, надменно выпятив нижнюю губу, и обвел окружающий мир взглядом, исполненным воли к победе. Авдотье эта боевая маска понравилась, и она продолжила нравоучения:

– Умница! Настоящий лицедей! Все привыкли к ярлыкам, всем нужно доказать, что ты не верблюд, вот и докажи. Куда бы ты ни входил – в ресторан, в магазин или в общественный туалет, – главное, не суетиться. Не спеша, с достоинством, не принимая во внимание реакцию окружающих, верши свое дело. И не важно, где ты находишься, важно, как ты себя преподнесешь. Когда вокруг тебя засуетятся, оставайся высокомерен и на вопросы окружающих сразу не отвечай, давай понять, что ты важная птица, тогда они начнут тебя бояться. Это главное – быть величественным! Они же не знают, кто ты такой на самом деле, а видят, что имеешь деньги и, значит, можешь ими распоряжаться, а они обязаны выполнять твои прихоти. Кто платит, тот и хозяин жизни. Деньги – генеральский мундир, с деньгами ты – генерал.

Таким образом, в магазин «Мой Париж» Папалексиев вошел, имея на вооружении каталовскую теорию. На вопрос вышколенной продавщицы: «Что вас интересует?» – Тиллим отвечать не торопился. Он уставился в одну точку и, насупив брови, стал демонстративно пересчитывать пачки валюты.

– А покажите-ка нам пиджачок, белый! – наконец произнес он повелевающим тоном.

– В этом сезоне в моде красные, – не без ехидства ответила продавщица. Передавая Тиллиму бордовый пиджак, она коснулась пальцами его руки, и экстрасенс-самородок тут же прочитал ее мысли: «Умный любит ясное, а дурак – красное».

– Нет, нет! – Тиллим отшатнулся от модного пиджака, словно тот был только что снят с прокаженного, и с недовольством проговорил: – Дайте белый, я же белый просил! И вообще, мне нужен пиджак для дамы.

Дама в это время была занята примеркой юбок разных фасонов и длины, но среди эксклюзивных моделей, которые любезно предлагали ей Тиллим и Париж, ничто не могло удовлетворить вкусу строптивой модницы. Изображая на лице муки поиска и недовольство, она перемерила множество изящных дорогостоящих вещей, все надеялась найти единственный и неповторимый экземпляр поэкстравагантнее. Наконец вожделенная юбка была обретена. Последовательная в своих желаниях Авдотья затеяла теперь поиски обуви, подходящей к подобранному костюму. У нее уже рябило в глазах от каблуков, платформ, танкеток всевозможных форм и модификаций, а она продолжала исследовать одну модель за другой, от легких классических лодочек до массивных полувоенных ботинок на шнуровке с обилием металлических крючков и пряжек. Каждую туфельку, каждый башмачок она оценивала с пристрастием, крутясь перед зеркалом на каблуках, рассматривая то в фас, то в профиль продукцию лучших обувных фирм мира.