Текст книги "Нео-Буратино"

Автор книги: Владимир Корнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Ничего я с тебя не возьму. Я альтруист, понятно? – Папалексиев уже предвкушал более крупную добычу, но хотел зафиксировать факт благодеяния. – Послушай, только не сердись, я об одном тебя прошу: повтори еще раз, что ты там про добро сказал.

Облагодетельствованный уже не мог сердиться на этого бескорыстного чудака и, обняв его за плечи, быстро проговорил:

– Ты сделал мне добро. Ты настоящий кудесник! Починил машину и ничего за это не взял – да ты мне так-о-е добро сделал! И вообще, сразу видно – профессионал, любишь это дело, а я вот новичок, дилетант – в автомобилях не разбираюсь…

– Да я и сам в них не разбираюсь, и автомобиля у меня никогда не было, и за рулем я езжу только в мечтах… – признался напоследок Папалексиев.

Вообразив, что мчится в роскошной иномарке, окрыленный, он понесся по Невскому, не дожидаясь реакции водителя на его последние слова. Он уже не слышал пререканий с клиентом сотрудников аварийной службы, требовавших плату за вызов. Одна лишь типично папалексиевская мысль владела сознанием Тиллима: «Теперь бы найти источник отблагодарения».

XIX

Папалексиев никогда не играл в азартные игры не потому, что ему претило это занятие, как большой грех и мещанский пережиток, а скорее из-за того, что он вполне критически относился к себе. Ясно сознавая и высоко оценивая сильные стороны собственной личности, он умел различать и слабые, точнее, неразвитые качества своего характера:

«Какой из меня игрок? Я доверчив, а потому меня легко обмануть. Я бесхитростный и медленно соображаю, значит, обречен среди хищников стать жертвой. А игроки – они, конечно, хищники, вспомнить хотя бы классический пример у Гоголя. Да они общипают меня как липку!»

Гоголь был одним из немногих писателей, которого Папалексиев уважал: толстый том классика попался в руки Тиллиму еще в школьные годы, некоторые гоголевские образы навсегда запали ему в душу, и время от времени он их оттуда извлекал.

Теперь Тиллим шел по вечернему городу и предавался размышлениям, согласно которым всякий здравомыслящий человек обходит стороной любые злачные заведения. Однако работа мозга у особей homo sapiens не всегда согласуется с действиями бренных частей их тела. На сей раз во всем были виноваты ноги Папалексиева. Это они незаметно свернули на неведомую доселе скользкую тропу и занесли своего нерадивого хозяина на приветливый огонек в теплое местечко как раз из того разряда заведений, где Тиллим никогда не бывал и куда никогда не стремился. Когда Тиллим вошел в зал, первое, что бросилось ему в глаза при ярком освещении навесных ламп, – обилие зеленого цвета. Над зелеными полями копошились люди, словно стая воробьев над горстью пшеницы. Одни напрягались и ерзали, выпуская в воздух кольца дыма, другие что-то выкрикивали и совершали руками непонятные манипуляции. Он не мог разобраться в значении жестов, в магических рисунках на зеленом сукне, и чем больше его удивляли действия игравших, тем сильнее хотелось Папалексиеву постичь закон их существования в этом маленьком, укрытом от непосвященных глаз мирке. Он уже забыл о философских размышлениях часовой давности и хотел окунуться в водоворот казино, но его собственный вид с полным отсутствием лоска и без какого-либо намека на нарядность, а также символическое количество денег в карманах и незнание правил игры оставляли его прозябать на пороге и смущенно сознавать собственную несостоятельность в новом для него обществе. Окутываемый желтым дымовым туманом, он погружался в мир иллюзорных побед и поражений, представляя себя то за столом рулетки, то за игрой в покер, то еще черт знает где… Однако Папалексиев с грустью отметил, что впасть в азарт и подпитать организм адреналинчиком, скорей всего, не удастся, потому что… Вот тут-то опечаленного, одурманенного Тиллима и приметил заботливый крупье, который одним лишь приветливым жестом прервал его грустные размышления. Он зазывал гостя за стол, обтянутый зеленым сукном с непонятными пока Тиллиму квадратиками, цифрами и удивительно смешным приспособлением с шариком, приглашая присоединиться к игре в рулетку. «Так в детстве мы беззаботно играем одними шариками, а повзрослев, ставим состояние на другие», – думал Тиллим, усаживаясь за стол. Над ухом его тотчас прозвучало: «Делайте ставки, господа…» Крупье, оценив посетителя наметанным глазом как новичка, искореняя его смущение, любезно предложил приобрести фишки не в кассе, а непосредственно у себя, что Папалексиев не задумываясь сделал, купив на двести тысяч пластмассовых кружочков.

– На что изволите ставить? На цвета? На цифры? – угодливо спросил крупье.

– На ноль! – скромно огрызнулся Тиллим.

– Зеро! Отлично! – весело поддержал крупье и хотел было начать игру, но тут Тиллим, с момента эксклюзивного приобретения фишек уверовавший в исключительность своей кандидатуры, потянулся к рулетке с целью завести ее, но был перехвачен бдительным крупье, который под всеобщий хохот сидевших тут же игроков возразил Папалексиеву:

– Нет, нет! Крутить буду я, а вам нужно наблюдать за движением вот этого шарика. Но после окончания игры вы можете попробовать свои силы на моем месте… – И, широко улыбнувшись, обнажив жемчужную белизну здоровых, ровных зубов, вкрадчиво посмотрел Тиллиму в глаза. – Продолжим игру с вашего позволения? Итак, ставки сделаны! Если ваша стрелка остановится напротив выбранной вами цифры, ставка увеличивается в тридцать пять раз!

Игра началась, и незримая рука Фортуны направила движение колеса. Взгляды игроков – у кого безнадежно остывшие от многократных проигрышей, у кого пламенные, горящие желанием сорвать куш, – были прикованы к крутившейся рулетке. Папалексиев принял позу хищника перед нападением, и облик его, таким образом, явил собой полную противоположность обычному виду Тиллима. В нем открылись новые, неизведанные прежде чувства и настроения. Спутанные волосы, порывистым движением откинутые назад, открыли высокий лоб в испарине с рядом наметившихся морщин, зрачки глаз расширились, пальцы судорожно впились в край стола, а по осунувшимся щекам, покрытым двухдневной щетиной, бродил лихорадочный румянец. Следя за крутящимися стрелками, затаив дыхание, Тиллим молил: «Помоги, бабка, ну что тебе стоит: ты же все можешь». Напряженную тишину нарушил возглас одного из наблюдавших за игрой:

– Неправильно крутишь!

На фоне Тиллимова ожидания этот вопль прозвучал подобно автоматной очереди в ночном сумраке. А напряжение нарастало с ускорением стрелки, и в ушах Папалексиева был слышен стук его собственного сердца. Наконец стрелка замедлила свой бег и остановилась на зеро! Это была первая победа Тиллима в азартной гонке. Под вздохи огорчения и возгласы восторга он сгреб в кучу все поставленные игроками фишки, составлявшие в денежном эквиваленте ни много ни мало семь миллионов выигрыша. Из глубины зала послышались комментарии:

– Новичкам обычно везет.

– Надо же – в один присест…

– Сказал бы я, кому везет…

Заглушая последнее замечание, крупье шутливым тоном объявил Тиллиму:

– Ваш сегодняшний заработок составил семь миллионов. Поздравляю с почином!

Сорвав крупный куш с первого же раза, Папалексиев был вполне удовлетворен игрой, и ему больше не хотелось искушать судьбу. Не столько следуя принятым здесь правилам хорошего тона, с которыми, впрочем, его никто не ознакомил, а скорее по доброте душевной он дал крупье чаевые фишками на двести тысяч. Крупье с благодарностью принял этот дар, но, проявляя интерес к удачливому игроку, он напомнил о том, что редко кому так везет, как Тиллиму в этот вечер, и было бы неразумно упускать шанс выиграть еще, словом, он предложил Папалексиеву продолжить игру, пока тот не поменял фишек. Тиллим, оценивая часть собственных поступков с точки зрения особого, папалексиевского прагматизма, на этот раз посчитал, что добро в виде чаевых крупье он уже сделал, значит, не возбраняется поиграть еще. Поскольку герой наш являлся человеком последовательным и не терпящим однообразия, взяв свои фишки, он перешел к другому столу, где включился в игру «очко». Тиллим имел определенное представление об этой игре и даже смутно припоминал ее правила, однако его поразило то, что здесь у игры почему-то совсем другое название – «Black Jack». «Чего только не выдумают, чтобы привлечь клиентов с конвертируемой валютой!» Протискиваясь к ожидавшему его месту, Тиллим случайно соприкоснулся с обслуживающим ломберный стол крупье, чьи мысли, передавшиеся в тот же миг Папалексиеву, оказались столь нечистоплотными, что новоиспеченному миллионеру расхотелось оставаться за негостеприимным столом.

А размышлял хитрый банкомет следующим образом: «Этот – лох! Все сольет фазу». Поспешно отойдя в сторону, Тиллим оказался возле играющих в покер. Он долго наблюдал за их действиями, но, к своему удивлению, ничего не мог понять. Затем он подошел к одному из лучших игроков, подле которого, в отличие от остальных, возвышалась небольшая кучка фишек, и воспользовался своими исключительными качествами: еле заметно коснувшись его плеча, постиг все хитросплетения игры в покер. В Тиллимовом мозгу, подобно кадрам на фотопленке, чудесным образом проявились всевозможные многоходовые комбинации и прочие казуистические приемы, так что теперь Папалексиев наслаждался игрой с азартом заядлого картежника.

Прошло восемь часов с того момента, как Тиллим вошел в казино. Он все еще продолжал играть в покер. Ноздри его раздувались, как у взмыленного жеребца, по лицу градом катился пот, на вид он был сильно изнурен и, казалось, изрядно похудел. Число игроков заметно уменьшилось, а утомленные, бледные лица крупье уже не светились первоначальной приветливостью. В помещении свинцовой тучей висел удушливый никотиновый смог. Удачливые, а большей частью разорившиеся клиенты казино, превратившись из игроков в угрюмых зевак, окружали один стол, за которым сегодняшним вечером многим из них привелось перекинуться картишками. Кто молча, а кто все еще с запалом комментируя происходящее, они наблюдали за игрой. Большинство из этих людей были жертвами вошедшего во вкус Папалексиева, который, по общему мнению, вел очень странную игру. Лучшая масть просто сыпалась ему в руки, и это постоянное, невероятное везение удивляло игроков. При этом многие замечали, что он не затрудняет себя тем, чтобы хоть изредка заглядывать в карты, оценивая свои возможности, и тем не менее всегда удачно ходит. В то же время никто не мог уличить его в шулерстве – играл он действительно честно, но что стояло за этой честностью, знал только сам Тиллим и кое-кто еще… Он на самом деле играл непонятно как. Завсегдатаи казино никогда еще не видели, чтобы кто-то после очередной виктории возвращал часть денег партнеру, встававшему из-за стола в трансе. Тиллим же поступал именно так, выставляя при этом непременное инквизиционное условие: проигравший на весь вечер выбывает из игры. Вступать в противоречия с асом покера, восходящей на небосклоне казино звездой, не решался никто, и при этом игроков, соблюдавших условия Папалексиева, была уже огромная толпа, целиком состоявшая из тех, кто заглянул сюда вчерашним вечером. Забыв обо всем на свете, Тиллим предавался созерцанию психологического рисунка игры. Он чувствовал себя медиумом, которым руководит всемогущая сила, подчинившая себе пятьдесят пять магических цветных карточек, дающих, в свою очередь, власть над сознанием людей, собравшихся вокруг ломберного стола. Папалексиева мало интересовали сложные отношения, царившие в условном мире четырех мастей, даже сумма выигрыша не имела для него принципиального значения – он жаждал только одного: следить за ходом мыслей игроков. Возле Тиллима на зеленом сукне возвышалась груда жетонов: очередной партнер, с которым он пикировался, отличался бойцовской закалкой и опытом, приобретенным в карточных переделках, был хитер и амбициозен, поэтому игра с ним затягивалась. Подкидывая по два миллиона на каждый кон, соперник выуживал у Папалексиева деньги. Он был первым за весь вечер игроком, которому в поединке с Папалексиевым улыбалась Фортуна. Казалось, что беспроигрышный набор карт перекочевал в руки к этому респектабельному господину.

Предвкушая победу, он неуклонно повышал ставки, чем украшал игру и приводил в священный трепет азартных зрителей. Тиллим повторил его действия с не меньшим изяществом, при том, к удовольствию публики, возникал определенный комический эффект. Торги шли уже более часа, зрелище привлекало все больше внимания окружающих, в том числе и хозяина казино, который на своем веку повидал немало ярких поединков в различных частях света, но этот обещал быть одним из самых запоминающихся. Подобно рядовому посетителю, он с любопытством наблюдал разворачивающееся действо из-за спин тех, кому посчастливилось оказаться ближе других к игровому полю. А игра находилась в той стадии, когда у одного из соперников подходит к концу наличный эквивалент материальных средств, то есть деньги в бумажнике, но пока еще остается движимое и недвижимое имущество и счет в банке. На этот раз иссяк источник благосостояния Тиллимова партнера, зато напротив Папалексиева высилась гора фишек на тридцать семь миллионов. Не теряя, однако, надежды довести красивую игру до кульминационной развязки, самоуверенный господин произнес:

– На все твои оставшиеся фишки ставлю ключи от моей машины. «Тойота-карина» сегодня стоит сорок миллионов. В том, что она у меня есть, можешь не сомневаться. Меня здесь знают многие: я давно играю. Если не веришь, можешь спросить у публики.

Оторвав взгляд от стола, Тиллим окинул глазами толпу зевак, и те хором подтвердили сказанное.

– Но у меня фишек только на тридцать семь миллионов, – попытался возразить он.

– Я согласен на тридцать семь, – словно вынося вердикт, изрек понтер.

Рядом с горкой пластмассовых кружочков трех цветов, перекочевавших к засидевшимся игрокам со всех столов и изо всех запасников казино, сиротливо поблескивал обыкновенный ключ, брошенный своим хозяином на кон.

– Замеримся и откроемся? – спокойно предложил партнер.

В прокуренном воздухе повисла тишина. Напряжение росло, терпение зрителей таяло. Папалексиев, подобно опытному актеру, выдерживал паузу. Он сам был опьянен страстью и молчаливо переживал экстаз, граничивший с сумасшествием. Наконец, еле сдерживая волнение, Тиллим проговорил:

– Извольте, я готов. Вскрываемся!

– Вот это героизм! – вырвалось у кого-то из зрителей.

В ответ на это партнер одну за другой открыл свои карты: туз бубновый, туз трефовый, туз пиковый, червовая восьмерка, джокер.

– У меня всего-навсего тузовое каре, – со скромной интонацией объявил он и тут же добавил, ехидно улыбаясь: – Не у всякого жена Марья, а кому Бог дал.

В зале раздался свист и бурные аплодисменты. Зрители ликовали и восхищались, как после превосходного спектакля. Их реакция была подобна небольшому вулканическому извержению: энергия, весь вечер накапливаемая посетителями казино, разом выплеснулась наружу. Владелец игорного дома, довольный зрелищной игрой, понимающе потрепав Тиллима по плечу, сказал:

– Ну, братан, бывает и хуже! Только в моем заведении не стреляться… Смотри у меня! – И дружески погрозил ему пальцем.

В это время триумфатор принимал поздравления и, кивая головой, весело отшучивался:

– Как не повезло яблоку, как повезло нам! – Он не забыл и о Папалексиеве: – Ты, между прочим, тоже не в прогаре – после такого проигрыша слава тебе обеспечена.

Другие этого циничного оптимизма не разделяли и смотрели на проигравшего с сочувствием, некоторые даже пытались подбодрить его, в чем Тиллим, откровенно говоря, вовсе не нуждался. Он спокойно сидел на прежнем месте и, разглядывая веселящуюся толпу, ждал… Сегодня он уподобился пушкинскому Германну, испытав ощущение восхитительного взлета, азартного парения и виртуозного владения картами, пережитое когда-то классическим героем. Сегодняшней ночью Тиллим был доволен вполне. Рассеянно улыбаясь, он стал лопаточкой сгребать фишки в свою сторону, не забыл и про ключ от машины. Когда Папалексиев собрал все, он откинулся в кресле, окинув зрителей мутным взглядом. По залу пробежал недоуменный шепот, кто-то счел, что бедняга не вынес потрясения и лишился рассудка. Спохватившись, один из крупье тоном, в котором смешались испуг и раздражение, произнес:

– Ты что это, парень? Куда сгреб? Карты открой! У нас не играют на слово джентльмена…

Не открывая карт, Тиллим продолжал невозмутимо созерцать публику. Фишки же покоились подле него. Крупье, за чей стол он вечером отказался садиться, подойдя к Тиллиму, очень вежливо, осторожно, но с долей иронии спросил:

– Молодой человек, позвольте узнать, какие у вас сегодня карты?

Папалексиев выдержал некоторую паузу, показавшуюся публике бесконечной, и наконец, словно опомнившись, воскликнул:

– Ах да!

Тут же он перевернул карты. Взорам окружающих были явлены во всей своей лукавой красе четыре короля и джокер. Зал замер в оцепенении: никто не мог предугадать столь неожиданный финал. Воцарившуюся тишину нарушил хозяин казино:

– Я работал во многих игорных домах Европы и Америки, в том числе и в самых знаменитых. В Лас-Вегасе, в Баден-Бадене мне приходилось видеть и баснословные выигрыши, и головокружительные падения со сверкающих вершин на самое дно жизни, если не сказать в преисподнюю. Спущенные за один вечер состояния, простреленные, кровоточащие виски уже не трогали мое закаленное сердце. Я своими глазами видел, как преуспевающие бизнесмены, проигравшись в пух, разгонялись на собственном лимузине и на полной скорости врезались в стену казино, предпочитая одновременно расстаться с состоянием и с жизнью. Видел я и то, как за один вечер нищий превращался в богача, но чтобы такое… – И, помолчав немного, он добавил: – Хорошо спонтировал, да-а-а… Оказывается, тузовое каре на покер натыкается…

Хозяину заведения вторил и проигравший понтер:

– Ради такой игры мне и состояния не жаль… Такое за всю жизнь, может, один раз увидишь: можно сказать, историческое событие, выдающийся факт! А деньги что – презренный металл, да какой там металл – цветная бумага…

– Ну так прощайте же, господа! – с чувством произнес Папалексиев, решив, что самое время ставить точку в ночных похождениях.

Кое-как придя в себя, Тиллим, волоча за собой «денежный мешок», выбрался на улицу, может, просто подышать воздухом, а может быть, встретить рассвет, ибо над Петербургом как раз вставало солнце. В лучах восходящего светила Тиллим увидел шикарную «тойоту-карину», которая всю ночь дожидалась своего нового хозяина под окнами казино. Недолго думая он подошел к ближайшей троллейбусной остановке, где уже скопилась масса народу – кто-то спешил на работу, кто-то возвращался с ночной смены, кто-то и вовсе, как Тиллим, развлекался с вечера, а теперь мечтал поскорее попасть домой и там отоспаться. Вот к этим-то людям и обратился Папалексиев с вопросами:

– Граждане, кому на Петроградку? У кого есть права и сноровка в вождении автомобиля?

Люди удивленно смотрели на него, не понимая, к чему им задаются такие вопросы на остановке общественного транспорта и чего, собственно, хочет от них этот подозрительный субъект. Тиллим же, в свою очередь, был удивлен, почему на его вопросы никто не реагирует, будто бы и не слышат. «Это они, наверное, от недосыпу плохо соображают», – предположил он.

Когда подъехал троллейбус, Тиллим первым вошел внутрь и, попросив водителя не трогаться, пока он не сделает важное сообщение и не выйдет через задние двери, звучным голосом, прорезавшимся, вероятно, от последних пьянящих побед, на весь салон объявил:

– Граждане, уважаемые дамы и господа, если кто желает проехать на Петроградскую сторону и не имеет для этого средств, но имеет в кармане права и водит автомобиль, прошу пожаловать за мной!

На этот раз призыву Папалексиева вняли сразу двое претендентов. Один из них был интеллигентного вида пенсионер в очках и с палочкой, второй – в меру упитанный молодой человек тоже вполне приличной наружности, который отважно устремился к Тиллиму через плотный заслон пассажиров, размахивая над головой правами. В это время в троллейбусе рождалась очередная городская сплетня:

– Я слышала, я знаю: это новый вид услуг ввели, только в Петербурге! Да, теперь так будут предлагать ездить на каждой остановке, вот увидите, господа, вот помяните мое доброе слово, вот провалиться мне на этом месте, если я не права. Это новое завоевание демократии: каждому из нас предоставляется право хоть на время почувствовать себя владельцем личного автомобиля. Вот какой у нас мэр заботливый!

Папалексиев молча покинул троллейбус в компании своих новоявленных пассажиров. Родившуюся гипотезу они не опровергали и не поддерживали, и она так и осталась циркулировать по маршруту троллейбуса, следовавшего Невским в сторону сверкающего на солнце Адмиралтейского шпиля. А Тиллим с пассажирами комфортно разместились в «тойоте-карине», и та с ветерком умчала их на Петроградскую.

Чудесное летнее утро в Петербурге было омрачено скандалом, учиненным в отеле «Европа» нефтяным магн