Текст книги "Хрестоматия по истории СССР. Том 1"
Автор книги: Владимир Лебедев
Соавторы: В. Сыроечковский,М. Тихомиров
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 46 страниц)
О КРЕСТЬЯНСКИХ ПОВИННОСТЯХ (1391 г.)
Грамота митрополита Киприана дана в ответ на жалобы монастырских крестьян на тяжесть их повинностей. Константиновский монастырь находился под Владимиром. Грамота напечатана в «Актах Археографической экспедиции», т. I, № 11.
Се яз Киприан, митрополит всеа Руси, дал есмь сю грамоту монастырю своему святому Константину и игумену. Что ми били челом сироты монастырские на игумена на Ефрема, так ркучи: наряжает нам, господине, дело не по пошлине; чего, господине, при первых игуменех не бывало; пошлины, господине, у нас емлет, чего иные игумены не имали. И игумен митрополиту так рек: яз, господине, хожу по старой пошлине, как было при первых игуменех; а здесь, господине, на Москве игумен Царко, тот игуменил у святаго Константина наперед мене, того, господине, и въспроси. И митрополит послал Окинфа к Царку к игумену, занеж тогды Царко не издоровел, и велел въспросити: какова пошлина в святом Констянтине и как людям монастырским дело делати? И Царко игумен так отвечал Окинфу: при моем игуменстве так было в святом Констянтине: болшим людем[93]93
Болшим людем – более зажиточным крестьянам, имеющим лошадь. 2 Наряжати – строить, устраивать. 3 Ролья – пашня. 4 Орать възгоном – пахать всем вместе. 5 Ез бити – забивать колья на речках для рыбной ловли вершами. 6 Пропуск в грамоте; в одном из списков читается: «а истоки им забивати селятин и вычахорьской». 7 Велик день и Петров день – церковные праздники. 8 Пешеходцы – крестьяне, не имеющие лошадей. 9 Сежа – приспособление для рыбной ловли; дели – или толстые нитки для невода, или конец невода. 10 Братшина – пиршество по случаю церковного праздника. 11 Не – они.
[Закрыть] из монастырских сел церковь наряжати2, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, игумнов жеребей весь рольи3 орать възгоном4, и сеяти и пожати и свезти, сено косити десятинами и в двор въвезти, ез бити5 и вешней и зимней, сады оплетать, на невод ходити, пруды прудить, на бобры им в осенине пойти, а истоки им забивати…6 а на Велик день и на Петров день7 приходят к игумену, что у кого в руках; а пешеходцем8 из сел к празднику рожь молоти и хлебы печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотить; а лен дасть игумен в села и они прядут, сежи и дели9 неводные наряжают; а дают из сел все люди на празник яловицу (но одинова ми, господине, добили челом, а не в пошлину, треми бараны, и яз их пожаловал за яловицу, занеж ми была ненадобе яловица, а по пошлине по старой всегды ходит яловица на празник); а в которое село приедет игумен в братшину10 и сыпци дают по зобне овса конем игуменовым. И Окинф те речи игуменовы Царковы сказал все митрополиту; и потом Царко игумен омоглъся и пришед самому митрополиту те речи все сказал, что приказал с Окинфом к митрополиту. И потом яз Киприан митрополит всеа Руси въспросил есмь в Володимери своих бояр того монастыря пошлин и о яловице о празничной, Михаила Би-реева, Юрья Протопопина. Ивана своего повара; и не11 ми те ж речи сказали, и о озерах и о истокех и о бобровой ловле. И Киприан митрополит всеа Руси так рек игумену и христианом монастырским: ходите ж вси по моей грамоте игумен сироты держи, а сироты игумена слушайте, а дело монастырское делайте, а хотя хто будет иный игумен по сем игумене, и тот ходит по сей моей грамоте. А сю грамоту велел есмь положити в церкви игумену и людем, а никоторый игумен сее грамоты из монастыря да не вынесет: аще ли вынесет, не буди на нем милости божиа и моего благословенна. А дана грамота на Москве, в лето 6900, месяца октября в 21 день.
УСТАВНАЯ ГРАМОТА МИТРОПОЛИТА КИПРИАНА (Перевод)
Я, Киприан, митрополит всей Руси, дал эту грамоту своему монастырю святого Константина и игумену. Жаловались мне крестьяне монастырские на игумена Ефрема, говоря так: «Наряжает нас, господин, на работу не по старине, како^ господин, при прежних игуменах не бывало, отбирает у нас, чего другие игумены не брали». И игумен так сказал митрополиту: «Я, господин, поступаю по старому обычаю, как было при прежних игуменах; а зцесь, господин, в Москве игумен Царко, он был игуменом у святого Константина до меня: его, господин, и расспроси».
Митрополит послал Акинфия к игумену Царку, потому что тогда Царко был нездоров, и велел расспросить, как пошло исстари в (монастыре) святого Константина, и как людям монастыря выполнять работы.
Игумен Царко так отвечал Акинфию: при моем игуменстве так было в (монастыре) святого Константина: более зажиточным крестьянам из монастырских сел церковь строить, монастырь и двор огораживать, хоромы ставить, весь участок пашни игумена сообща пахать, сеять, жать и отвозить, сено косить десятинами и во двор отвезти, забивать ез для весенней и зимней (ловли), сады обряжать, являться на рыбную ловлю неводом, пруды прудить, ходить на бобров осенью и истоки забивать (Селятин и Вычахорский). На пасху и на петров день приходят к игумену с тем, что у кого на руках. Крестьянам из сел, не имеющим лошадей, к празднику рожь молоть и хлебы печь, солод молоть, пиво варить, на семена рожь молотить; лен даст им игумен в села, и они прядут, сети и дели для неводов изготовляют. А дают из сел все люди на праздник яловицу (но однажды мне, господин, били челом, но не за обычай тремя баранами, и я их пожаловал вместо яловицы, потому что мне была не нужна, а по старине всегда яловица к празднику). Если игумен приедет в какое-либо село на братчину, то давать по зобне овса коням игуменским.
Акинфий все те слова игумена Царка передал митрополиту. Потом игумен Царко выздоровел и, прийдя, сказал самому митрополиту все то, что наказывал митрополиту с Акинфием.
Потом я, Киприан, митрополит всей Руси, расспросил во Владимире своих бояр, Михаила Биреева, Юрия Протопопина, своего повара Ивана о том, как было исстари в монастыре, и о праздничной яловице, и они мне то же сказали, и об озерах, об источниках и о ловле бобров. И Киприан, митрополит всей Руси, так сказал игумену и монастырским крестьянам: поступайте же все по моей грамоте: игумен крестьянами управляй, а крестьяне слушайте игумена и работу монастырскую делайте; если и какой-другой игумен будет после этого игумена, тот пусть поступает по этой моей грамоте.
Эту грамоту я велел игумену и людям положить в церкви, и пусть никакой игумен этой грамоты из монастыря не выносит; а если вынесет, то не будет ему милости божией и моего благословения.
Дана грамота в Москве, в 6900 году (1391 г.) месяца октября в 21 день.
73. ЖАЛОВАННАЯ ГРАМОТА ЗВЕНИГОРОДСКОГО КНЯЗЯЮРИЯ ДИМИТРИЕВИЧА САВВО-СТОРОЖЕВСКОМУ МОНАСТЫРЮ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ОТ ДАНИ И ПОШЛИН ЖИВУЩИХ НА МОНАСТЫРСКИХ ЗЕМЛЯХ ЛЮДЕЙ И О НЕПОДСУДНОСТИ ИХ КНЯЖЕСКИМ НАМЕСТНИКАМ И ВОЛОСТЕЛЯМ (1404 г.)
Князь Юрий Димитриевич, сын Димитрия Донского, княжил в Звенигороде от 1389 г. до 1434 г. Его грамота Савво-Сторожевскому монастырю перепечатывается из книги «Акты исторические», собранные и изданные Археографической комиссией, т. I, № 15. СПБ 1841.
Пречистый ради милости и честнаго ея рождества, се яз князь Юрьи Дмитреевичь, что яз дал Пречистой в дом, на Сторожи, отцу своему игумену Саве с братиею, или кто по нем иный игумен будет, села свои в Звенигородцком уезду, село Белгина и с деревнями, деревня Тимонина, деревня Павликова, деревня Козин-ская, да Клодубацынское, да деревню Гледеновскую, да деревню Еремееву, да селцо Усть Развадни, да к тому селцу придал есми Патрикеевьской земли, дал есми в Рузском уезду, в За-мошьи, село свое у Василья святаго и с деревнями и с прудом и со всем с тем, что к тому селу изстари потегло, а что собе отець мой игумен Сава с братьею прикупят земель, или что им дадут земль по души в моей вотчине: и который люди имуть жити на тех землях монастырских, и тем людем ненадобе моя дань, ни я[94]94
Ям – ямская повинность. 2 Ни осьмничии, ни костки, ни явка – торговые пошлины. 3 Праветщики и доводщики – судебные пристава. 4 Суд сметной – т. е. суд между монастырским и посторонним человеком. 5 Темиян – ладан. 6 Пропятнитца или протамжитца – не уплатит пятна или тамги.
[Закрыть] ни подводы, ни мыт, ни тамга, ни писчея белка, ни осьмничии, ни костки, ни явка2, ни иная которая пошлина ни города не делают, ни двора моего не ставят, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, така ж ни к сотцкому, ни к дворскому, ни десятскому, с тяглыми людмц не тянут ни в которые проторы и в размет, ни в иные, в который пошлины. А наместницы мои Звенигородцкии и волостели Звенигородцкии, и Рузский мои наместники и волостели мои Рузский и их тиуни на тех хрестьянех на монастырских кормов своих не емлют, ни всылают к ним ни по что, а праветщики и доводщики3 поборов не берут, ни въежщают; а ведает игумен Сава сам свои люди во всех делех и судит сам во всем, или кому игумен прикажет, оприче душегубства. А случитца суд сметной4 городцким людем или волостным с монастырскими людми, и наместницы мои Звенигородцкии и Рузский и их тиуни тех людей судят, а игумен с ними судить, или кому прикажет в свое место. А прав ли будет или виноват монастырской человек, и он прав и виноват монастырю, игумену с братьею, а наместники мои и волостели и их тиуни в монастырского человека не вступаютца, ни в правого, ни в виноватого; а ведает игумен в правде и вине своего человека сам, а истцево заплатят на обе стороны. А прав ли, и виноват ли городцкий или волостный человек будет, и он в правде и вине наместником моим и волостелем и их тиуном, и им истцево заплотят; а игумен с братьею или их приказщик в городнаго и волостного человека не вступаютца. А пятенщики мои, Звенигородский и Рузский у манастырских людей коней не пятнят, а таможники мои тамги не емлют на монастырских людях: яз князь Юрьи Дмитреевичь Пречистой дал пятно и тамгу, на темиян 5 дал игумену Саве с братьею: держит игумен в монастыре свое пятно. Которой хрестьянин манастырской купит или меняет, и он пятнить в монастыре; а которой хрестьянин манастырской продасть в торгу или в селе, и они тамгу платят игумену Саве в монастыре, а которой пропятнитца или протамжитца6 манастырский, игумен Сава вину возмет на монастырь, а таможники мои Звенигородцкии и Рузский в монастырского человека не вступаютца. Да дал яз князь Юрьи Дмитревичь отцу своему игумену Саве борть свою по речки по Иневи и от суходола по Покров Святей Богородици, от Покрова по Нару вверх до Ваишева, до реки Москвы, а по другую сторону, по, правую по Олександрова село по Шубина, да по слободкы по Дмитреевой, да по Нахабну к реце Москве; дал яз князь Юрьи Дмитреевичь отцу своему игумену Саве бортника Ондрейка Телицына с деревнею, в которой живет на Репищи, и он те борти манастырский делаеть. А через сю мою грамоту кто их чим изобидит, быти от меня в казни. А грамота писана в лета 6912, месяце майя 10 день.
Грамоты напечатаны в «Актах Археографической экспедиции», т. I, № 48.
I. От князь Михаила Андреевича Федору Костянтиновичу. Присылал ко мне игумен Еким и старець Мартемьян Ферапонтовы пустыни и вся братья, старца Еустратья, а бил ми челом о том, а сказывает, что являл им староста Волоцкой мою грамоту такову, что им примати к себе в волость, в твой путь[95]95
В волость, в твой путь – в волость, находящуюся в твоем ведении. 2 Платитися в истое – уплачивать только самый долг. 3 Подернил – отменил.
[Закрыть], на Волочек, из Мартемьяновских деревень монастырьские половники в серебре, межень лета и всегды, да кто деи выйдет половник серябряник в твой путь, ино деи ему платитися в истое2 на два года без росту: и яз пожаловал игумена Екима и старца Мартемьяна и всю братью, и ты бы манастырьских людей серебреников от Юрьева дни до Юрьева дни не принимал, а принимал бы еси серебреники о Юрьеве дни о осеннем, и которой пойдет о Юрьеве дни манастырьских людей в твой путь и он тогды и денги заплатит, а ту есми полетную подернил3, а игумену есми и всей братьи от Юрьева дни до Юрьева дни из своих деревень серебреников пускать не велел, а велел есми им серебреников отпускать за две недели до Юрьева дни и неделю по Юрьеве дни; а которые будут вышли в манастырьском серебре в твой путь, и они бы дело доделывали на то серебро, а в серебре бы ввели поруку, а осень придет, и они бы и серебро заплатили. А прочет сию грамоту да отдай назад игумену Екиму и старцю Мартемьяну и всей братьи.
II. От князя Михаила Андреевича, на Белоозеро, к наместнику, и ко всем бояром и детем боярьским, и околичником и поселским моим, ко всем без оменки. Бил ми челом отець мой игумен Касьян Кирилова манастыря, а сказывает, что у него отказываете людей манастырских сребряников, и половников, и рядовых людей и юрьевских, а отказываете не о Юрьеве дни, иных о Рожестве Христове, а иных о Петрове дни. И вы бы так серебреников, и половников, и слободных людей не отказывали, а отказати серебреника и половника о Юрьеве дни, да и серебро заплатит, а после Юрьева дни отказа от серебреника нет, а коли серебро заплатит, тогды ему и отказ; а игумну есми серебреника после Юрьева дни пускати не велел. А кто сей моей грамоты ослушает, быти от меня в казни.
ГРАМОТЫ БЕЛОЗЕРСКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА АНДРЕЕВИЧА О ПОРЯДКЕ ОТКАЗА СЕРЕБРЕНИКОВ (около 1450 г.) (Перевод)
I. От князя Михаила Андреевича Федору Константиновичу. Присылали ко мне из Ферапонтовой пустыни игумен Иоаким, старец Мартемьян и вся братья старца Евстратия, и бил он мне челом, сказывая: объявил им староста волоцкий такую мою грамоту: что принимать к себе волость твоего ведения, в Волочек, из деревень мартемьяновских монастырских половников и серебреников посреди лета и во всякое время, а если какой половник и серебреник уйдет в «твой путь», то уплачивать ему только самый долг без процентов два года.
И я пожаловал игумена Иоакима, старца Мартемьяна и всю братью: ты бы монастырских людей серебреников от юрьева дня (26 ноября по ст. стилю) до юрьева не принимал, а принимал бы серебреников около юрьева дня осеннего, а кто из монастырских людей около юрьева дня придет в твой путь, тогда он и деньги заплатит, и ту «полетную» отменил, а игумену и всей братье от юрьева дня до юрьева дня из своих деревень серебреников отпускать не велел, а велел им серебреников отпускать за 2 недели до юрьева дня и неделю спустя после юрьева дня. А кто вышли в монастырском серебре в твой путь, они бы работу доделывали за то серебро, а за серебро бы дали поручителей, а, когда придет осень, то серебро бы заплатили.
Прочитав эту грамоту, отдай ее назад игумену Иоакиму, старцу Мартемьяну и всей братье.
II. От князя Михаила Андреевича на Белоозеро, к наместнику, ко всем боярам, детям боярским, околичникам и посельским моим, ко всем без изъятия. Бил мне челом отец мой Касьян, игумен Кириллова монастыря, сказывал, что вы отказываете у него людей монастырских серебреников, половников, рядовых людей и юрьевских – не в юрьев день, а одних – на рождество христово, а других – на петров день.
И вы бы серебреников, половников и слободных людей таким образом не отказывали, а отказывать серебреника и половника – на юрьев день, да и то пусть серебро заплатит; а после юрьева дня отказа от серебреника не принимать; а если заплатит серебро, то ему и отказ. А игумену серебреника после юрьева дня отпускать не велел.
Кто не послушает этой моей грамоты, будет от меня в наказаньи.
75. БОРЬБА ВАСИЛИЯ ТЕМНОГО С ДИМИТРИЕМ ШЕМЯКОЙ ЗА ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕНИЕОтрывок о борьбе Димитрия Шемяки с Василием Темным взят из летописи по «Воскресенскому списку» («Полное собрание русских летописей», т. VIII, СПБ 1859).
Повидимому, этот отрывок первоначально представлял собой особую повесть о поимании великого князя Василия и об его ослеплении.
ПОЕЗДКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ В ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ
0 великом князи из ы мани и, как пойман бысть князем Иваном Андреевичем[96]96
Иваном Андреевичем – князь Иван Андреевич Можайский. 2 В лето 6954 —в 1446 г. 3 Борису Тверьскому – князь Борис Александрович княжил в Твери с 1425 по 1461 г. 4 Противу недели иже о блудном сыну – под воскресенье, предшествовавшее масленице. 5 Софью и Марью – княгиня Софья Витовтовна, мать Василия II, княгиня Марья Ярославна, его жена. 6 Литургия – обедня. 7 В неделю – в воскресенье. 8 Не ят ему веры – не поверил ему. 9 боря – река, недалеко от Троицкого монастыря. 10 Яша – взяли. 11 С плъстми – с полостями. 12 Климентьевскому – село Клементьевское было под самым монастырем. 13 Никита Костянтиновичь – боярин Димитрия Шемяки. 14 Заразися – расшибся. 15 Въспи – воскликнул. 16 Не вем – не знаю, 17 Твоего окупа – выкуп, который должен был выплачивать отпущенный из казанского плена Василий II. 18 Ят – взял. 19 К князю Ивану Ряполовскому; князь Иван Иванович Ряполовский – боярин Василия Темного. 20 Мясопусная неделя – масленица. 21 Углече Поле – город Углич. 22 Князь Василей Ярославичь – брат жены Василия II. 23 Дьбрянеск – город Брянск. 24 Король – польский король и великий князь литовский Казимир IV. 25 Гомей – Гомель. 26 Понеже – так как. 27 С лестию – с коварством, обманом. 28 Выняти – освободить. 29Петров день – 29 июня старого стиля. 30 Василий Вепрев – сын боярский. 31 Федор Михайлович – боярин. 32 Всех святых – село на Шексне
[Закрыть] у Троици в Сергиеве монастыре. В лето 69542. Князю же Дмитрею Шемяке вложи диавол мысль хотети великого княжениа, и начят посылати к князю Ивану Можайскому с тем, что, рекши, царь на том отпустил великого князя, а он к царю целовал, что царю сидети на Москве и на всех градех Рускых и на наших вотчинах, а сам хочет сести на Твери. И тако по дьяволю научению обьсылающися и здумавшеся с своими съветники злыми иже не хотящей добра своим государемь и всему христианству, и посылают с предреченными речми к великому князю Борису Тверьскому3; он же слышав то убояся, и бысть единомысленик с ними. Мнози же и от Москвичь в думе с ними бяху, бояре же и гости; бе же и от чернцов в той думе с ними. И тако начяша князи и с своими съветники безвестно въоружатися и искати подобна времени, како бы изгонити великого князя. Усмотрив же сии таков получен подобен их злому съвету, въсхотевшу великому князю итти и поклонитися Живоначялной Троици и мощем чюдотворца Сергиа: пошедшу же ему и с своими благородными чады, с князем Иваном и с князем Юрьем, и с малыми зело людми, ничтоже иного чаа, но токмо накормити сущую тамо братью великиа тоя лавры; а к князю Дмитрею Шемяке и Ивану Можайскому вести по все дни посылаеми бяху с Москвы от изменников, а они съвокупившеся стояша в Рузе, готови суще яко пси на лов или яко дивии зверие хотяще насытитися крове человеча. Бывши же к ним вести той, что князь велики изыде из града, они же часа того поидоша изгоном к Москве и приидоша февраля месяца в 12 день, в субботу, в 9 час нощи, противу недели иже о блудном сыну4, и взяша град: не бяше бо в нем противягдагося им и никому ведущу сего, токмо единомыслеником их, иже и град отвориша им; они же вшедше в град великих княгинь изнимаша, Софью и Марью5, и казну великого князя и матери его разграбиша, а боар сущих ту изнимавше и пограбиша, и иных многих и горожан. И тоя же нощи пакы отпущает князь Дмитреи Шемяка князя Ивана Можайского на великого князя Василья к Троици изгоном с многими людьми своими и с его.
ПЛЕНЕНИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ
В самую же литургию6 пригонил к великому князю, в неделю7 о блуднем, Бунком зовут, поведая ему, что идут на него князь Дмитреи Шемяка да князь Иван Можайской ратью, и не ят ему веры8, понеже бо тот Бунко за мало преже сего отъехал к князю Дмитрию, и рече: «сии смущают нас, а яз с своею братьею в крестном целовании, то как может то быти так?» и повеле того ис манастыря збити и назад воротити его; и ако бывшу тому на Вори9, яша10 его ратнии сторожи и биша его. А князь велики хотя ему не имя веры, а единако посла сторожи к Радонежу. Они же пришедше сташа на горе над Радонежем стеречи, и познаша их ратнии сторожи издалеча, а си тех ратных не усмотриша, и не имяху веры тем вестем; а те сторожи и сказаху князю Ивану, что есть сторожи за Радонежем на горе, он же повеле сани многи изрядити как возы с рогозинами, а инии с плъстми11, а в них по два человека в доспесе, а третий после идет как бы за возом; и как предние уже минуша их, и тако выскакаша вси из саней и изнимаша их, а убежати им некако бяше, понеже бо тогда снег был девяти пядей. И тако въскоре поидоша к манастырю, и как явишяся скачюще на конех з горы тоя к селу к Климентьевскому12, якоже на лов сладок, и ако увидев их князь велики потече сам на конюшенной дворец, и не бе ему коня уготована; сам бо се яко лож вмени, надеяся на крестное целование, и не повеле себе ничего уготовати, а люди вси в унынии быша и в торопе велице яко изумлени. Видев же князь велики, яко несть ему никакие помощи, скоро поиде на манастырь к церкви святыя Троица каменыя; пономарь же, имя-немь Никифор, инок, притек и отмче церковь, князь же велики вниде в церковь, и он замкнув его отшед схоронися. А они убийци якоже сверепии влъци възгониша– на манастырь на конех, прежде всех Никита Костянтиновичь13, и на лесницу на коне к предним дверем церковным, и ту пошедшу с коня ему и заразися14 о камень, иже пред дверми церковными възделан на примосте, и пришедше прочия взняша его; он же едва отдохнув, и бысть яко пиан, а лице его яко мертвецу бе. Потом же и сам князь Иван взгони на манастырь и все воинство их, и начят въпрошати князь Иван: «где князь велики?» Князь же великий внутрь церкви услыша князя Ивана глаголюша, и въспи15 велми глаголя: «брате! помилуйте мя, не лишите мя зрети образа божиа и пречистая матере его и всех святых его; а не изыду из манастыря сего и власы главы своея урежу зде». И шед к дверем южным отпре их сам, и взят икону иже над гробом святаго Сергиа, явление святыя богородица с двема апостолома святому Сергию, и срете в тех же дверех церковных князя Ивана, глаголя: «брате! целовали есмя животворящий крест и сию икону в церкви сей живоначалноа Троица, у сего же чюдотворцова гроба Сергиева, яко не мыслити нам, ни хотети ни которому же от братьи межу себе никоего лиха; а се ныне не вем16 что есть на мне». Князь же Иван рече к нему: «господине государь! аще ли ти въсхощем коего лиха, буди то над нами лихо; но се творихом христианства ради и твоего окупа17: видевшие бо се татари пришецши с тобою облегчать окуп, что ти царю давати». Князь же велики поставль икону на месте своем и паде ниць у гроба чюдотворцева Сергиева, слезами обливаа себе и велми въздыхаа кричанием моляся захлипаяся, яко удивитися всем сущим ту и Слезы испустите и тем злодеем противным; а князь Йоан мало поклонся в церкви изыде, рече Миките «възми его». И князь великий много молився въстав от нечяаниа своего и възрев рече велми: «где брат князь Иван?» Приступль же злый раб гордых и немилосердых мучитель Никита, ят18 за плечи великого князя, глаголя: «пойман еси великим князем Дмитреем Юрьевичем». Оному же рекшу: «воля Божиа да будет», он же злодей выведе его из церкви и с манастыря сведе и цосадиша его в голый сани, а противу его черънца, и тако отъидоша с ним к Москве; а бояр его всех поимаша, а прочих всех пограбивше нагих попущаша.
БЕГСТВО И ПЛЕНЕНИЕ СЫНОВЕЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ
А сынове князя великого, князь Иоан да князь Юрьи, ухоронишяся в том же монастыри; а они кровопийци якоже некоторый сладкий лов уловивше отъидоша, а о сих не брегоша, ниже пытаху о них. Си же великого князя сынове, Иван и Юрий, в ту же нощь побегоша из манастыря с оставшими с ними людми, кои ухоронишяся, и прибегоша к князю Ивану Ряполовскому19 в Юриев, в село его Боярово; князь же Иоан с всею братьею, с Семеном и з Дмитрием и с всеми людми своими бежаша с ними к Мурому и тамо затворишяся с многими людми. А князя великого Василиа в понеделник на ночь на – Мясопусной недели20, февраля 14, приведоша его на Москву и посадиша его на дворе Шемякине, а сам князь Дмитреи стоял на дворе Поповкене; в среду на той же недели на ночь ослепиша князя великого и отослаша его на Углече Поле21 и с его княгинею, а матерь его великую княгиню Софью послаша на Чюхлому. Слышавши же то князь Василей Ярославичь22 побеже в Литву, да князь Семен Ивановичь Оболенской с ним; а прочий дети боярские и вси людие биша челом служити князю Дмитрию, и приведе их к целованию крестному всех. Один Феодор Басенок не въсхоте служите ему, князь же Дмитреи повеле възложити на него железа тяжка и за сторожи дръжати, он же подговорив пристава своего и убежа из желез и беже к Коломне, и тамо лежал по своим приателем и многих людей подговорил с собою, и пограби уезд Коломенский побеже в Литву с многими людми и прибеже в Дьбрянеск23 к князю Василию Ярославичю; Дьбрянеск дал бо бе король24 князю Василию Ярославичю в вотчину, да Гомей25, да Стародуб, да Мстиславль и иные многие места, и князь Василей Ярославичь дал Дьбрянеск князю Семену Оболенскому да Федору Басенку. А князь Дмитреи услышав, что дети великого князя пришед сели в Муроме с многими людми, и не въсхоте на них посылати, бояся, понеже26 бо вси людие негодоваху о княжении его, но и на самого мысляху, хотяще великого князя Василиа на своем государьстве видети. Князь же Дмитреи умыслив сице, призва к себе епископа Рязанского Иону на Москву, и пришедшу ему обеща ему митрополию и начят глаголати ему: «отче! чтобы еси шел в свою епископию, в град Муром, и взял бы еси дети великого князя… а яз рад их жаловати, отца их великого князя выпущу и отчину дам доволну, как мощно им быти съвсем». Владыка же Иона поиде к Мурому в судех и с теми речми княже Дмитреевыми прииде в Муром, и начят говорити речи его бояром великого князя детей, трем князем Ряполовским и прочим с ними. Бояре же много о том думавше смыслиша себе сице: «аще мы ныне святителя не послушаем, не пойдем к князю Дмитрию с сими великого князя детми, и он пришед ратью город возмет и сих поймав что хошет то творит им, такоже и отцу их великому князю и всем нам; и в что будет крепость нашя, не послушавши сих глагол святителевых?» И рекоша Ионе владыце: «аще пришел еси с сими глаголы от князя Дмитреа к нашим государемь, великого князя детем, да и к нам, ино мы собою сего не дерзнем сътворити, что отпустити нам с тобою детей великого князя без крепости; но шед в соборную церковь Рожества пречистые и възмеши их у пречистые ис пелены на свой патрахель, и тако отпустим их с тобою и сами с ними идем». Владыка же Иона обещася тако сътворити, и вшед в церковь начат молебен пречистые, и съвръшив молебнаа и взят их ис пелены у пречистые на свой патрахель и поиде с ними к князю Дмитрию в Переславль, тамо бо тогда ему сушу; приде же в Переславль месяца маиа в 6 день. Князь же Дмитрий мало почти их, с лестию27 на обед к себе зва их и дарив их; а на третей день после того, с тем же владыкою Ионою, посла их на Углечь к отцу в заточение. Он же дошед с ними до отца их и остави их тамо, възвратися к князю Дмитрию; он же повеле ему итти к Москве и сести на дворе митрополичи, Иона же сътвори тако. А Ряполовские то видевше, князь Иоан и братья его – князь Семен и князь Дмитрий, что князь Дмитреи Шемяка слово свое изменил в всем и владыце слъга, и начаша мыслити как бы князя великого выняти28. Бе же в той мысли тогда с ними князь Иван Василиевичь Стрига, да Иван Ощера з братом э Бобром, Юшко Драница и иные многие дети боарские дворовые великого князя; с ними же в думе был Семен Филимонов с детми всеми, да Русалка, да Руно, и иные дети боярские многие, и учиниша себе срок всем быти под Углечем на Петров день29 о полудни. И Семен Филимонов с всеми своими на тот срок пришел; а про Ряполовских учинилася весть князю Дмитрию, и не смеша пойти на тот срок под Углечь, но поидоша за Волгу к Белуозеру. А князь Дмитреи посла за ними с Углеча рать с Василием с Вепревым30 да Федора Михаиловича31 посла за ними с многими плъки, а срок был им съитися в место на усть Шексны у Всех святых32: и Федор не успел к Василию, а Ряполовские воротившеся на Василиа побита его на усть Мологи; а Федор в ту пору перевезеся за Влъгу на усть Шексны с всеми плъки своими, а Ряполовским весть бысть про него, они же и на того воротишяся, Феодор же видев их опять побеже за Вльгу, а Ряполовские поидоша по Новгородцкой земли к Литве и приидоша к князю Василию Ярославичю в Мстиславль. А Семен Филимонов с всеми своими от Углеча иде к Москве, яко ничтоже про тех ведаа; один Руно отврънул от него за Ряполовскими. И как пришедше Ряполовские князи, да князь Иван Стрига и прочие многие дети боярские, прежеписаные и не писаные, начяша говорити князю Василию Ярославичю, как бы выняти великого князя; а князь Дмитрий Шемяка видя то, что про великого князя мнози людие отступают от него, и розосла по владыки и начат думати с князем Иваном и с владыками и с боляры: выпустити ли его, или ни? А владыка Иона на всяк день не престааше глаголя: «неправду еси учинил, а меня еси ввел в сором и в грех; князя ти было великого выпустить, и ты и детей его с ним посадил; а мне еси дал свое правое слово, а они мене послушали, а нынече яз в всей лжи, выпусти его, сведи с моея души и с своея; а что может он учинити без века? а дети его малы, а еще его укрепи крестом честным да и нашею братьею владыками»; многа же и ина изрече. Князь же Дмитреи много думав о сем положи на том, что выпустити великого князя, а дать ему вотчина, на чем бы можно ему быти.
БОРЬБА ВАСИЛИЯ ТЕМНОГО С ДИМИТРИЕМ ШЕМЯКОИ ЗА ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕНИЕ (Перевод)
ПОЕЗДКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ В ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ
0 поимании великого князя, как был захвачен князем Иваном Андреевичем в Троице-Сергиеве монастыре. В лето 1446 вложил дьявол мысль князю Димитрию Шемяке, чтобы хотеть великого княжества. И начал (Шемяка) посылать к князю Ивану Можайскому, говоря о том, что царь отпустил великого князя, а тот дал присягу царю, что царь будет владеть в Москве и во всех городах рус-ких и в наших вотчинах, а сам (великий князь) хочет сидеть (на столе) в Твери. И так они по дьявольскому научению ссылались и сговорились со своими злыми советниками, которые не хотели добра своим государям и всему христианству, и с этими речами посылают к великому князю Борису Тверскому. Он же, услышав это, испугался и стал их единомышленником. В заговоре с ними были и многие из москвичей, бояре и гости, были и из чернецов в том же заговоре с ними. И так князья начали вместе с своими советниками тайно вооружаться и искать подходящего времени, чтобы захватить великого князя. Они высмотрели такой подходящий случай, соответствующий их замыслам, когда великий князь захотел пойти и поклониться живоначальной Троице и мощам чудотворца Сергия. Он пошел (в Троицкий монастырь) со своими благородными детьми, с князем Иваном и с князем Юрьем, и с очень небольшим количеством людей, не желая ничего иного, как сделать праздник братии великой той лавры. А к князю Дмитрию Шемяке и Ивану Можайскому каждый день шли вести из Москвы от изменников; они же собравшись стояли в Рузе, приготовившись, точно псы к охоте, или как дикие звери, хотящие насытиться человеческой кровью.
Как только была им весть, что князь великий вышел из города, они тотчас же подошли к Москве изгоном февраля в 12 день в субботу, в 9 часу ночи, накануне воскресенья о блудном сыне, и взяли город, потому что не было никого, кто бы им сопротивлялся, и никого, кто знал бы об их нападении, кроме их же единомышленников, которые им отворили город. Они же, войдя в город, взяли в плен великих княгинь, Софью и Марию, и казну великого князя и матери его разграбили, а бояр их взяли в плен и пограбили, и иных многих, и горожан. И в ту же ночь отпускает князь Димитрий Шемяка князя Ивана Можайского на великого князя Василия к Троице изгоном с многими своими и с его людьми.
ПЛЕНЕНИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ
В самую же обедню, в воскресенье о блудном (сыне) примчался к великому князю некто Бунко, говоря ему, что идут на него ратью князь Димитрий Шемяка да князь Иван Можайский. И не поверили ему, потому что тот Бунко незадолго до этого отъехал к князю Димитрию. И (великий князь) сказал: «эти (люди) нас смущают, а со своими братьями я обменялся присягами, как же так может быть?» И повелел того(Бунка) из монастыря выгнать и вернуть назад, а как он (Бунко) был на Воре, то его взяли караульные стражи и били. А князь великий хотя и не имел к нему веры, все же послал стражу к Радонежу. Стражи пришли и остановились на горе над Радонежом стеречь, и узнала их стража (Шемяки) издалека, а они ту стражу не заметили, потому что не имели веры к тем вестям. А те стражи (Шемяки) сказали князю Ивану, что стоит стража за Радонежем на горе. Он же велел изготовить много саней, точно возы с рогожею и полостями, а в них (посадили) по два человека в доспехах, а третий позади идет как бы за возом. И как передние уже прошли, все выскочили из саней и схватили их (стражу великого князя) и взяли в плен, а убежать им было некуда, потому что тогда снег лежал (глубиною) на девять пядей. Итак, они (люди Шемяки) быстро пошли к монастырю и поскакали на конях с горы к селу Климентьевскому, точно на любимую охоту. А великий князь, увидев их, побежал сам на конюшенный дворец, а конь для него не был приготовлен, потому что сам он все случившееся считал невероятным, надеясь на присягу, и ничего не велел себе приготовить, а все люди были в унынии и в великом смущении, точно обезумевшие. Князь же великий, увидев, что ему нет никакой помощи, быстро пошел к каменной церкви святой троицы. Пономарь же инок, по имени Никифор, пришел и отомкнул церковь, князь же великий вошел в церковь, а Никифор замкнул (церковь), ушел и спрятался. А они, убийцы, как свирепые волки, прискакали в монастырь на конях, раньше всех Никита Константинович и взъехал на коне на лестницу к передним дверям церковным. Когда же он стал слезать с коня, то ударился о камень, вделанный на примосте к передним дверям церковным. Остальные пришедшие подняли его, он же едва отдышавшись, выглядел как пьяный, а лицо у него было, как у мертвеца. Потом и сам князь Иван прискакал в монастырь и все их воинство. И начал спрашивать князь Иван: «где князь великий?» Великий же князь услышал внутри церкви, как говорил князь Иван, и закричал громко, говоря: «брат, помилуйте меня, позвольте мне видеть божий образа и пречистой матери его и всех святых, я не выйду из этого монастыря и здесь постригусь». И пошел к южным дверям, отпер их и взял икону, что над гробом святого Сергия – явление святой богородицы с двумя апостолами святому Сергию, и встретил в тех же дверях князя Ивана, говоря: «брат, целовали мы животворящий крест и эту икону в церкви живоначальной троицы, у этого же гроба чудотворца Сергия, что не думать нам, не хотеть никому из наших братьев никакого зла, а теперь я не знаю, в чем виноват». Князь же Иван сказал ему: «господин государь, если захотим тебе зла, пусть будет и над нами зло, но сделали это ради христиан и из-за твоего выкупа; увидев случившееся, пришедшие с тобой татары облегчат выкуп, который ты должен давать царю». Князь же великий поставил икону на свое место и упал ниц у гроба чудотворца Сергия, обливаясь слезами, тяжко вздыхал, молясь и захлебываясь от крика так, что удивились все бывшие тут, даже пришедшие злодеи прослезились. А князь Иван, сделав немного поклонов в церкви, вышел, сказал Никите: «возьми его». И князь великий, после долгой молитвы, оправившись от неожиданности, и осмотревшись, громко сказал: «где брат князь Иван?» Приступив же (к нему) Никита, злой раб гордых и немилосердных мучителей, взял за плечи великого князя, говоря: «ты взят великим князем Димитрием Юрьевичем». Князь же великий сказал: «да будет воля божия». Он же. злодей вывел его из церкви и из монастыря и посадил в голые сани, а против его монаха, и так уехал с ним в Москву, а бояр его всех захватили, а остальных ограбили донага и отпустили.