Текст книги "Меж двух мгновений Вечности (СИ)"
Автор книги: Владимир Карман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Антуан, пройдя вдоль шеренги, поднялся на небольшой бетонный надолб, используемый обычно механиками для укладки боевой комплектации во время перезарядки лучевых пушек. Надолб был сдержанно украшен неброскими элементами военной атрибутики. Так на углах лежали стопками диски отработанных гравитационных батарей, которые, вопреки инструкциям, утилизировались далеко не всегда. Несмотря на невозможность применить их вторично по прямому назначению, за изящную форму и приятный серебристо-металлический окрас они широко использовались в дизайнерских целях. За спинами членов комиссии и руководства части переплетались на ветру флаги России и Франции, казалось, перетекая друг в друга синими, белыми и красными полосами. Оформление трибуны было делом Седых, и Крот, положившись на его опытность в таких делах, не проконтролировал, а теперь изменить что-либо было поздно. По регламенту, кроме Российского, должен быть установлен лишь флаг ФОРСИС. В составе комиссии были англичанин и поляк. И если присутствие флага Франции было, хотя и грубым, но лишь отступлением от протокола, то отсутствие флагов их стран в данной ситуации могло вызвать появление жалоб с последующим разбирательством. Но Крот даже обрадовался этой промашке, потому что она давала повод серьезно наехать на Седых, который его раздражал своей нагловато-самоуверенной манерой держаться: картинно – отглянцованной мужской самостью, которая выделяла его из общей офицерской массы, как выделяется чистенькая прогулочная яхта среди работяг-буксиров. Впрочем, надо было отдать должное этой яхте – прогулочной она была только по виду.
Антуан поставил рядом с собой Крота, с другой стороны он разместил Стрижич, которую прихватил возле строя летчиц, чуть ли не под ручку довел до импровизированной трибуны и галантно пропустил вперед, перед тем, как поднялся туда сам. Антуан постучал по микрофону, проверяя его готовность, оглядел строй и наклонил голову. Крот усмехнулся, предвкушая реакцию слушателей. И она последовала, потому что француз вдруг заговорил на чистом русском языке. Он поздравил присутствующих с боевым крещением, с вступлением в боевое содружество воюющих баз, сообщив, что отныне они надежда человечества, что от их боевой выучки и твердости зависит не только экология Земли, но и сохранность их собственных жизней, потому что дисциплинированность, овладение боевыми навыками вкупе – он так и сказал "вкупе" – с отвагой творят чудеса, а "смелому победа идёт навстречу". Посмотрев прохождение подразделений торжественным маршем, Антуан обернулся к Кроту и спросил:
– Церемониал закончен? Ну, давай здороваться по-настоящему.
Они обнялись. Потом, после обхода боевых постов, учебных классов, после короткого совещания с руководителями подразделений, когда они, наконец, оказались в особняке, Крот поинтересовался с неподдельным интересом, как Антуан сумел за такой короткий срок так усовершенствовать свой русский язык. Тот многозначительно поднял палец и ответил с нарочитым акцентом, не уродующим фразы, а придающим им особый изысканный шарм:
– Не такой малый срок. Год...И как тебе моя речь на параде?
– Ты говорил, как грамотный русский чиновник.
– Но разве бывают неграмотные чиновники?
– У нас бывают.
– Приятно слышать, что грамотный. Но чиновник... Я думаю, это сомнительный комплимент изо рта военного.
– Из уст.
– Да, да. Я забыл это слово. Я знаю: слово "чиновник" для русского – не похвала, а насмешка. У вас не любят чиновников.
– Это чиновники нас не любят. Они вынуждены отвлекаться на нас, а это им мешает эффективно руководить.
Антуан засмеялся. А потом добавил серьезно.
– Ты говоришь то, что говорят другие. Как ты можешь знать про русских чиновников? Ты долго не жил в России.
– Если верить русской литературе, чиновники не менялись триста лет. Неужели ты думаешь, что они изменились за десять лет моего отсутствия?
Антуан слушал, склонив голову.
– Допустим. Я не буду спорить. Я очень уважаю русскую литературу и тебя, чтобы спорить.
– Я бы с тобой поспорил – по-французски. Если бы умел так же хорошо говорить, как ты по-русски.
– У тебя нет такого таланта, зато есть другие. Психоатаки действуют на всех по-разному. На нас с тобой они подействовали хорошо.
За ужином, накрытом на первом этаже особняка, кроме гостей, присутствовали его замы, Стрижич, и командир спецназа. Крот позвонил Марине, хотя её появление было бы расценено, как нарушение субординации и одновременно демонстрацией их особых отношений. Но она не взяла трубку. И вышло хорошо со всех сторон: и ей оказал внимание, и она не поставила его в двусмысленное положение. Пили только легкое вино, которое Антуан привез с собой, хотя наши и косились выжидательно на запотевшие холодным потом бутылки "Московской". Много шутили и в конце даже спели "Катюшу". При этом замечательно выделялись голосами Седых и Стрижич. Спелись, однако. Характерно, что слова всей песни знал только Антуан, и когда после окончания очередного куплета все замолкали, лихорадочно припоминая, как дальше, он заводил новый, заставляя включаться остальных. О делах не сказали ни слова. Через два с небольшим часа Антуан дал своим знак, и они встали из-за стола. Представители принимающей стороны не прочь были бы продолжить банкет, но в этой ситуации им ничего не оставалось, как тоже начать прощаться.
Когда комната опустела, Антуан взял со стола бутылку водки, два стакана, кивнул на тарелки:
– Захвати что-нибудь на свой вкус. Пошли ко мне.
Они поднялись на второй этаж, расположились у небольшого столика. Крот разлил водку.
– Давай за ребят... – сказал Крот.
Выпили, не чокаясь. Помолчали.
– Помнишь, вот так же мы с тобой сидели в Далоа. Только тогда вместо водки был ром, а вместо русского добротного салата – месиво из цитрусовых.
– Кстати, ты спрашивал про оливье. Так вот, это оливье.
– Да? А пельмени будут?
– Завтра. И все-таки, как ты смог так хорошо выучить русский язык?
– Можно подумать, что год назад мы не говорили с тобой по-русски.
– Не сравнить.
– Мне иногда кажется, что я умею говорить на всех языках мира. Для меня не составляет трудности учиться говорить. А понимать чужой язык просто так. Я иногда думаю, что мне этому и учиться не надо. Здесь, – он стукнул себя по начинающей лысеть макушке, – само собой переводится. Что об этом говорить? Давай о другом. Ты никогда не думал, почему они делают психоатаки, если мы научились эти атаки избегать?
Крот думал об этом. Как не думать? Ерунда какая-то получается. Поначалу психоатаки иных были очень эффективны. Но теперь новичкам, которые им ещё ни разу не подвергались, просто не выдают оружие. И только тех, кто не отреагировал на воздействие, зачисляют в штат. Это как бы еще один экзамен, среди всех прочих, что проходит адепт при зачислении в ФОРСИС. Тех, кто пострадал в легкой форме, реабилитируют на месте. "Тяжёлых" отправляют на лечение. Зачем инаким продолжать эти атаки? А они ведь продолжают.
– Они начали применять психоатаки лет семь назад. И сразу сократилось число желающих служить в Форсис. А ведь отбоя поначалу не было! Герои не боятся смерти, герои боятся свихнуться. Хотя героизм и сам по себе – отклонение от нормы. Но, оказалось, что на многих психоатаки не действует. А на некоторых действуют, как на нас с тобой. Скажи, Крот, ты думаешь, что остался такой же, как был когда-то?
– С языками у меня проблемы, – отшутился Крот, обдумывая, как отвечать. Поворот разговора его настораживал, но, с другой стороны, он хотел этого продолжения.
– Зато нет проблем с реакцией. – Антуан пристально посмотрел ему в глаза.
Крот взгляд выдержал.
– А ведь у тебя, Крот, обычная реакция, -сказал Антуан, вставая с места. – Лучше, чем у многих, но не лучше, чем у меня, например. Тебя негласно проверяли. Не только тебя, не беспокойся. Всех нас проверяют негласно. Приборы говорят, что у тебя обычная реакция. Но как тогда ты успеваешь реагировать в сотни раз быстрее, чем я? Даже в тысячи раз быстрее. Ты можешь увернуться от пули. Это как?
– Увернуться от пули нельзя. Можно уступить ей дорогу. Но это надо сделать раньше выстрела.
– Да. Как это у тебя получается?
– Интуиция.
– Вот. А как она работает?
– Не знаю. А ваши исследования не могут ответить на этот вопрос?
– Нет. Но они предполагают, что это связано с последствиями психоатак. Как и мои склонности к языкам.
– Только мои способности... более подозрительны. Если твоими можно гордиться, то мои следует скрывать. Но не от тебя, конечно.
– Тогда давай поговорим начисто.
– Начистоту, – машинально поправил Крот.
Антуан кивнул, принимая поправку.
– Я хочу тебе что-то рассказать. Очень важное. И ты тоже должен мне рассказать важное. Я знаю, что ты тоже имеешь важную информацию. И она тебя тяготит.
– Откуда ты знаешь?
– Я тебя знаю. Ну и немного умею чувствовать. Тоже, наверное, результат психоатак.
– Хорошо.
И Крот рассказал. Умолчал только про вещий сон и про лицо, которое увидел под маской.
– Нет, – сказал Антуан, – я знаю, что ты рассказал не всё. Я не верю, – он похлопал ладонью по столешнице, – что ты просто так упустил того парня. Бэры появились после того, как он прыгал прочь?
– Ну, после..
– Ну-ну, баранку гну, – неожиданно ответил Антуан и заулыбался в ожидании реакции на русский народный перл. В устах французского аристократа фраза, действительно, прозвучала забавно, однако Кроту было не до того. Он слабо улыбнулся, что совсем не соответствовало ожиданиям Антуана.
– Я перехвалил твою реакцию, – сказал он, горестно вздохнув. – И продолжил серьезно:
– Говори, почему ты его выпустил... – Подумав, исправился, – как ему получилось уйти?
– А черт с тобой, – ответил Крот. – В конце концов мне все-равно, что ты подумаешь, и оставят меня на службе или нет... Но хоть в психушку по старой дружбе не отправляй.
– Мы тебя будем лечить на дому. На моем дому. В фамильном замке. Обещаю.
– А у тебя есть винный погреб?
– У меня всё есть. Даже Советской шампанское семьдесят лет выдержки. Давай рассказ.
Понимаешь, мне показалось... Привиделось... Короче, у того парня было моё лицо. – Подумал, что это может быть непонятно, уточнил, – такое же, как у меня. Только моложе. Намного моложе...
Крот удивился тому, как отреагировал Антуан. Он совсем не удивился. И даже будто бы обрадовался сказанному. Может быть, не понял? Вместо того, чтобы заинтересоваться, начать задавать вопросы, он открыл планшет, включил его, пощелкал по клавишам и передвинул Кроту. На снимке был изображен человек, лежащий на спине. Заброшенная далеко назад голова, вытянутые руки и ноги, и десятки других неуловимых признаков говорили о том, что человек этот мертв. Снято было в поле. Молодая травка, примятая телом, придавала снимку неуместную живописность. Лицо рассмотреть было невозможно. Ясно было только, что это негр. И почувствовал Крот что-то очень знакомое в его облике, что-то, всплывающее из давних воспоминаний.
Антуан, потянулся через стол и сдвинул изображение в сторону, на это место наплыл следующий кадр – лицо крупным планом. Крот всмотрелся и узнал. Брюс Мартин. Маленькое аккуратное отверстие над правой бровью не исказило его черт. Фото, было, без сомнения, очень старым. С Брюсом он пересекался в самом начале своей службы в ФОРСИС. Их было много, с кем ему выпало служить. И большинство было выбито из жизни и из памяти. Так много погибло их, что не только имен, но и лиц не вспомнить. А вот этого Крот запомнил. Огромный негр, шалопай и задира, впрочем, довольно добродушный, как и многие здоровяки, он отличался особой храбростью, которая была, как казалось Кроту, не суммой волевых качеств, а производной безрассудного характера. С Брюсом не любили ходить в паре из-за его беспечности и недисциплинированности. Многие считали, что он не заживется. Так и вышло. Парень погиб через три месяца после того, как перешел в ФОРСИС из американской морской пехоты. И погиб нелепо. Схватился в рукопашную с отбившимся от группы бэром, пытаясь скрутить его и притащить на базу. За пленных бэров тогда давали неплохое вознаграждение. Да и трофейный плазмер был хорошим оружием, несравнимым по своим боевым качествам ни с Калашом, ни, тем более, с винтовкой М-16. Но главным образом руководило им тогда тщеславие. В одиночку скрутить и притащить бэра – это было что-то. Это было никому не под силу.
Напарник его растерялся. Он пытался вмешаться в борьбу, но помочь никак не мог: бэры нечувствительны к ударам. Пока они возились, появился второй бэр. Он выпустил длинную очередь, положив всех троих. Напарник был убит наповал, Брюс ранен. Досталось и первому бэру, но его это мало тронуло. И тогда они взялись за негра вдвоем. Брюс отбивался, как мог. Только что он мог? Они порубили его своими длинными секачами. Буквально разделали на части. И не всё удалось собрать. Постойте... Но ведь на этом снимке Брюс целехонек! Только дырка во лбу. Что за черт? И откуда на нем ТАКОЙ комбинезон?!
Крот увеличил изображения, выведя во весь экран правое ухо. Оно было цело. У того, у настоящего Брюса, верх уха был обрублен еще во время службы в морской пехоте. Вроде бы полоснули ножом в каком-то портовом кабаке. Он непонимающе посмотрел на Антуана. Тот кивнул.
– Это фото сделано пять дней назад. Его убили во время атаки на конвой неподалеку от Далоа. Это Кот д"Ивуар. Помнишь Кот д"Ивуар? Поэтому я не удивился твоему рассказу. Не удивился бы, если бы ты сказал, что увидел меня.
– Но что это? Как?
– Не знаю. Если бы ты взял того мальчика, мы бы узнали кое-что. Бэра не допросишь – они не имеют мозгов, да и языка у них нет.
– Тебе это, кажется, удавалось.
Антуан отмахнулся.
– У них можно узнать, в каком направлении ушел другой бэр. Если правильно поставить вопрос, они ответят. Но рассказать что-то связное они не умеют. Ты помнишь, как мы измучились, разговаривая с ними в подземелье?
– Ты намучался. Я с тобой намучался, пока ты не выучил русский.
– Ничего. Теперь твои мучения закончились. Твоя информация очень полезна, Крот. Когда был убит этот человек, – слово "человек" Антуан выделил интонацией. Скорей всего бессознательно, – мы думали, что инакие начали вербовку местных. Потом кто-то узнал его. Оказалось, что он похоронен на Арлингтонском кладбище еще восемь лет назад. Горячие головы даже предложили эксгумировать тело, но слава Богу, их остудили. Мистикой от этих снимков пахло только до твоего рассказа. Теперь понятно, что здесь что-то другое. Но что? Напиши рапорт обо всём. Я переведу его на английский и отошлю оба экземпляра в центр.
– Лучше забери с собой, – посоветовал Крот.
– Наверное, ты прав. Ваша база плохо обеспечена всем. В том числе и средствами безопасности. Ничего, после всех этих событий Центр раскошелится. Да, я тебе оставлю Игреки. Ну и весь твой трофей. Кстати, я привез тебе очень хороший аппарат для ног. Обработка какими-то лучами, вибро-массаж, еще что-то. Мои парни отнесли всё это в анфермери. К медицине.
Глава двенадцатая
Утром Антуан натянул привезенный с собой камуфляж «Savane-2», пошутив по поводу русского звучания и особого смысла, который при этом образуется. Натянув, полюбовался на отражение – этот костюм напоминал ему о двух годах, проведенных на базе в северной Африке – после чего Крот на авике отвез его на место падения тарелки. Быстренько смотрев её, велел перетащить на полигон спецназа, для отработки штурмовок. Про трофеи даже не спросил. И вообще тарелка его заинтересовала мало – стандартное устройство, таких набито за двадцать лет около сотни. Захватывали даже действующие. Одна из них вошла в состав авиазвена какой-то африканской базы.
Целый день Антуан провел со спецназом – смотрел их на кроссе, в городке, на "квадрате", где ребята провели для него несколько показательных боёв на полном серьезе, без эффектной "показухи", которая пользуется таким успехом у людей непосвященных. Вместе с ними он пометал ножи, что умел делать классно, показательно покрутил нунчаки, в чём тоже с ним мало кто мог сравниться. Видно было, что генерал ностальгирует. И хотя для ФОРСИС эти виды воздействия были не актуальны – бэра нунчакой не проймешь, ножиком бронежилет не пробить – умение пользоваться спецсредствами ценилось спецами высоко – это было что-то вроде визитной карточки. Крот уж совсем решил, что Антуан сейчас не выдержит и выскочит на "квадрат", чтобы померяться силой в единоборстве, но тот вздохнув, оставил спецназеров в покое.
После обеда он уехал к летчицам, и у Крота выдалось немного свободного времени. Вечером личный состав собрался в клубе, где гостей развлекли самодеятельностью. Оказалось, что талантов в гарнизоне достаточно. Больше всего удивила Крота Стрижич. Она вышла на сцену с гитарой и спела несколько никогда ранее не слышанных им песен. Лиричных и грустных.
Дай мне знать, когда ты вернёшься с края земли,
И не верь болтунам, твердящим, что край остёр.
Не мы выбирали свой путь, и если б могли...
Но разве дрова выбирали путь на костёр?
И лишь, когда она запела:
Падаешь? Падай.
Свободно паденье...
Страх позабудь и поверь, что крылата,
Он понял, кто автор.
После концерта устроили небольшой фуршет с танцами. Антуан провозглашал тосты, танцевал и вообще блистал.
– Смотри-ка, – шепнул Кроту Григ, – как вокруг твоего друга летчицы сгрудились! – Он подчеркнул интонацией последнее слово и сам засмеялся своей шутке.
Крот видел. Видел, что состав окружения Антуана постоянно менялся, и только Маринины светлые волосы постоянно трепыхались около левого плеча монженераля. Она была особенно хороша сегодня. Веселая, возбужденная, подвижная. Беззаботно болтала и заливисто смеялась. И ни разу не взглянула на него. В общем-то они так и договаривались – не давать повода для пересудов. Лишнего повода. Однако сегодняшняя её отстраненность была особенно искусственной. Она не просто не смотрела на него, она избегала его взгляда.
Крот, как говорится, по долгу службы, вынужден был находиться рядом с высоким гостем. Он слушал, как тот рассказывал девчонкам героические истории из боевого прошлого – главным образом про товарищей и особенно много про Крота, а забавные – про себя. Потом они заспорили с Мариной о поэзии Поля Верлена и Гюго, который, к удивлению Крота, оказался не только известным писателем, но и поэтом. Оказывается, он был богат, что Антуан назвал неприличным для литератора. Между делом прозвучало и о его знаменитом завещании, из которого не был выполнен лишь один пункт, призывающий переименовать Париж в Гюгополис. Потом заговорили о Рембо, который, оказывается, сочинял лишь в молодости, а поумнев, занялся торговлей, продавая оружие, пряности и даже людей. По поводу последнего Антуан, заметил, что не только французские литераторы замешаны в этом. Российские в годы культа личности тоже продавали друг друга. А когда раскрасневшаяся от беседы и вина Марина попросила Антуана прочесть что-нибудь по-французски, он с удовольствием прочел по памяти начало из "Войны и мира". В какой-то момент Крот вдруг почувствовал себя в глубокой тени. Он словно растворился. И хотя Антуан постоянно называл его имя, речь о нем шла, как об отсутствующем.
Следующий день Антуан с замом Крота занимался вооружением. Поляк тряс снабженцев, англичанин же все дни, практически не вставая, просидел у компьютеров с каждой из летчиц, проверяя их навыки. Перед обедом Кроту позвонила Марина.
– Забери меня со скамеечки, – попросила она.
Крот подумал, что это свидание сейчас совсем некстати, но обрадовался. И, отложив все дела, помчался за ней к клубу. Марина была задумчива и молчалива. И он понял, что это совсем не свидание. Когда они вошли в комнату, она достала из шкафа свою сумку и принялась укладывать в нее вещи. Крот молчал.
– Я уезжаю, – наконец сказала она печально. Но он видел, что в глазах её совсем нет грусти.
– Куда же это? – Поинтересовался он спокойно. – Надолго?
– На курсы...
– Понятно, ротация. Ну что ж, это совсем неплохо.
– Ты совсем не расстроен? – Удивилась она.
– Нет, – сказал он. – Я уважаю твой выбор.
– Понимаешь, было тестирование. – Начала она торопливо, словно оправдываясь. Ничего особенного: задания типовые, но девочки очень волновались и многие справились неважно. А я справилась хорошо. Ты же знаешь, к нам привезли трех летчиц. Значит, трех надо забрать на переподготовку. Генерал по итогам выбрал пятерых. Стрижич оставила в списке трех. И меня в том числе. Вот.
Она что-то не договаривала. Но Кроту было всё равно. Что ж, всё правильно. Их ничего не соединяет, кроме тех двух свиданий. Не всякая связь связывает.
– Тебе совсем безразлично? – Вот теперь в глазах ее появилась обида.
– Ну не совсем, – ответил он. – Конечно, я к тебе начал привыкать. Но ты же сказала, что прилетели три новых летчицы. Симпатичные?
Она тряхнула волосами. Легкий всполох плеснулся в сторону Крота. Не подействовало. Марина взяла сумку. Помялась, но все-таки спросила:
– Скажи, а Антуан женат?
Понятно, его друг включил свое обаяние и уже успел преуспеть. Мало кто из представительниц женского пола мог против этого обаяния устоять. Впрочем, у него есть и другие козыри – Париж, графский титул. Состояние имеется и у Крота. Только деньги в лесной глуши тратить некуда.
– Место графини свободно, если ты об этом, – ответил Крот. – Я тебя не повезу. Бери авик и лети сама. Оставь его возле штаба.
Она постояла около двери, посмотрела на него выжидательно, и, поняв, что прощаться он не будет, вышла. И авик взяла.
Вечер Крот провёл в одиночестве. Антуан занимался с летчицами. По его приказу на территорию авиачасти приземлили крейсер. Для здоровенной махины пришлось открывать сразу восемь окон. Занятия шли весь вечер. Ознакомительные, конечно. Такой техники девчонки никогда не видели, и полетать им, естественно, никто не предлагал. Но покатать – покатали. Антуан появился поздно. От чая отказался. Поговорили о несущественном, потом вздохнул, что вот и заканчивается их встреча. По поводу прощального банкета сказал:
– Нечего нас баловать. А то привыкнем и будем, подобно вашим чиновникам, на проверки, как на кормления, ездить.
Посмотрел на Крота странным взглядом, потом хлопнул его по плечу и ушёл к себе на этаж.
На другой день, после подведения итогов, Антуан, выходя с Кротом из штаба, кивнул на авик.
– Прокатил бы, что ли.
Это было приглашением к разговору. Они уселись в машину. Крот поднял её, отогнал в сторону, машинально взглянув на пустующую скамейку возле клуба, подвесил на высоте пятнадцати метров и обездвижил. Посмотрел выжидательно на Антуана.
– Женщиной здесь пахнет, – сказал Антуан, осматриваясь. – Я даже знаю, какой.
– Как же тебе не знать? – Усмехнулся Крот.
– Правильно говоришь. Ты ведь не ревнуешь?
– Чего вдруг мне ревновать предательницу?
– Тёмный ты, Крот, – вздохнул Антуан.
– Почему это я тёмный?
– Как тебе объяснять? Почему предательница? Разве она твоя жена?
– Дело не только в этом...
– Не по-товарищески поступила? Она что тебе в спину стреляла?
Крот не стал отвечать. Тема становилась слишком опасной. Пока разговор не затрагивал Антуана, но это пока. Если его сейчас не прекратить.
– Не надо брать то, что плохо лежит... Как говорится в вашей русской пословице? Семь раз отмерь, один раз отрежь. Сейчас ты всё равно не поймёшь. Просто поверь, что я тебя освобождаю. Я лишаю тебя множества ненужных хлопот и переживаний, с которыми тебе трудно будет справиться. Переживи один раз и успокойся. Но я не о том хотел говорить. – Сказал он после некоторой заминки. – О другом. О важном. Ты не задумывался, почему у вас тут такая кутерьма именно после твоего приезда началась?
– Задумывался. Но только теперь начинаю связывать кутерьму с моим приездом. После твоих слов.
– Ты правильно делаешь. И еще крепче свяжешь, когда я тебе скажу, что на твою любимую "А-3" вот уже три года после твоего отъезда не было ни одного нападения. Стоило тебе уехать – и там стало тихо. А здесь стало шумно как раз после твоего приезда.
– Ты хочешь сказать, что они охотятся за мной?
– Я бы очень не хотел это сказать, но я привык говорить то, к чему меня побуждают факты. Будь осторожен, Крот. Я тебя заберу отсюда. Но не сейчас. Сейчас для тебя самое безопасное место здесь. И в тебе пока там, – он сделал неопределенный жест куда-то в сторону и вверх – не возникла необходимость. Но скоро ты им понадобишься.
– Им?
– Мне ты нужен всегда.
– Опять в норку?
– А кому ещё? Ты же Крот! – Стёр с губ улыбку, добавил, – молчат они. Воду берут, а больше ничего. Никаких контактов. Что-то там случилось. Так что пенсия твоя, боюсь, откладывается.
– И ты со мной?
– Ну, не знаю, – нахмурился Антуан и постучал себя по погону. – Чином я перерос рейды. Да и зачем я тебе? Только обуза. Ладно, посиди под куполом, поразбирайся с собой, женись, наконец. А там посмотрим.
– На ком мне жениться? Ты же невесту увозишь! – Развеселился вдруг Крот.
– Крот, ты дурак! Зачем тебе невеста? Тебе жена нужна. Ты меня когда-нибудь ещё благодарить будешь за то, что я тебя освободил для законного, – он подчеркнул это слово голосом и быстрым движением руки, – брака.
– А сам что не женишься?
– Мне жена не нужна, мне невеста нужна, – засмеялся Антуан. И добавил, – а лучше несколько.
– Гарем по-французски?
– Французы разные, – усмехнулся он. – Я вот такой. – И посерьезнев, закончил, – ладно, пора мне. Давай сегодня без топотни обойдемся. Пусть твои солдатики делом занимаются, а не подметки бьют. Да и я им уже всё сказал.
– По-английски уйти хочешь?
– Улететь по-французски.
Часть вторая
Глава первая
Антуан оставил летчиц в Твери. Крейсер высадил их на военном аэродроме в Мигалово, откуда девчонок должны были перебросить под Ржев, где недавно открылся учебный центр подготовки пилотов тяжелых летательных аппаратов. Понятно, что, загружаясь на борт, его спутницы ожидали иного. Управлять такими машинами россиянок раньше обучали в французском Кретее и в немецком Дормунде. Но как раз этого «иного» Антуаном, когда он распорядился набрать группу для переподготовки, не предусматривалось. Тем более, что занимался он комплектованием не по собственной инициативе, а по просьбе российского военного чиновника, отвечающего за повышение квалификации лётного состава. Тот смекнул, что совсем не за чем командировать аттестационную комиссию на базу, когда туда уже направляются специалисты, способные в ходе проверки, так сказать, между делом, провести квалифицированный отбор. Впрочем, летчицы узнали об этом ещё в полете и, хотя поначалу, конечно, расстроились, потом уже и не особенно горевали: Париж – это здорово, но и Москва тоже совсем не плохо.
Отбор был беспристрастный, вот только Марину Антуан включил в эту группу специально. И, когда обсуждал этот вопрос со Стрижич, с удовольствием отметил, что та не просто не возражала, но не возражала очень даже. Дело в том, что главной целью Антуана на базе было не проверка её боеготовности – для этого он привез с собой специалистов, ему надо было проверить боеготовность Крота. Поэтому он сразу же начал осторожно выяснять все обстоятельства, касающиеся его боевого товарища. Это было не трудно сделать – многие здесь хотели бы добиться расположения представителя европейского штаба. Первым проговорился Григ. Так, ничего определенного, общие слова, но и этого было достаточно. Так в поле его зрения появилась Марина. Антуан присмотрелся к обоим. И понял, что надо срочно вмешиваться в ситуацию. Не хватало только, чтобы Крот влюбился до потери чувства долга, или – того хуже – женился и ушёл в запас. У него были на Крота другие виды. Да и не его это была женщина. Слишком хорошо знает, что ей нужно. На этом Антуан её и поймал. Впрочем, у неё был выбор, и он с интересом ждал, как она поступит: могла бы, уцепившись за Крота, и остаться. Если бы это было серьезное чувство, проверенное искусом. И тогда он бы, конечно, отступил. Но Марина без колебаний выбрала другое. Конечно, то, о чём она загадывала, у неё не получилось, но и жалеть ей не придётся: после этих курсов только ленивый не сделает карьеры. Редкая специальность, перспективная техника.
Наверное, она до последних минут ждала какого-то особого предложения. При других обстоятельствах, в другом месте почему бы и нет? Но увлечение и развлечение – разные понятия. Да и... Получилось бы, что он её не отвёл от своего боевого товарища, а увёл у него. А это уже претило его понятиям о чести. Кроме всего прочего, сейчас ему было и некогда, и негде заниматься ею.
Через два дня ему предстояло выступать перед очень серьезной комиссией. В состав её входили руководители Европейского подразделения ФОРСИС, представитель ведомства, занимающегося вопросами безопасности при Совете Европы, чиновник, представляющий правительство Франции, член подкомитета ООН, ведающего вопросами контактов с внеземными цивилизации. Зачем пригласили ооновца он так и не смог понять. Обстоятельства заставили создать в ООН подкомитет десять лет назад, однако деятельность его сводилась лишь к сбору информации и организации лагерей для содержания пленных бэров. Именно бэры занимали все силы и поглощали весь бюджет подкомитета. С ними было немало хлопот. Главным образом с питанием: кормить, вернее, поить, их приходилось специальной питательной смесью. И чтобы установить её состав, ученым пришлось поломать голову. Но хорошей замены не нашли, отчего бэры чахли и умирали. И ещё специальная подкомиссия подкомитета строго следила за соблюдением норм гуманного обращения с пленными, хотя толком никто не мог сформулировать, что является в отношении к ним гуманным, а что антигуманным. Не было даже единства в вопросе, возможно ли в принципе распространять принципы гуманности на негуманоидов.
Но, кажется, сейчас для представителей подкомитета намечалась настоящая работа, и Антуан очень сомневался, что они к ней готовы. Инициативная группа Французского отделения ФОРСИС собиралась выступить с предложением, которое, в случае его одобрения, должно было изменить сам принцип противостояния инаким. От убедительности аргументации, которую Антуан собирался привести в докладе, зависела судьба этого предложения. Тем более, что даже в руководстве регионального отделения мнения разделились. Его шеф – бригадный генерал Робер Дюпон идею поддерживал. Это и не удивительно: он знал всё! Но были у предложения и противники. Речь не о тех завистниках, которых активность выскочки аристократа-командос раздражала. И хотя Антуан не претендовал ни на чье место, а, по сути, создавал для себя новое, некоторых его быстрый взлёт брал за живое.
День, проведенный в Москве, был расписан поминутно. Встреча с представителями Российского подразделения ФОРСИС, возложение венка к могиле Неизвестного солдата, совещание по итогам проверки. В программу втиснулась и культурная программ – обзорная экскурсия по Москве, спектакль в Большом Театре, церемониальное питание со здравицами в одном из респектабельных ресторанов и отлет в Париж на рейсовом лайнере. Крейсер, высадив Антуана, вернулся на службу – занял свою точку, отведенную ему в распорядке боевого дежурства.
