Текст книги "Меж двух мгновений Вечности (СИ)"
Автор книги: Владимир Карман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Вы имеете ввиду уменьшить его диаметр?
– Да. Если сильно прижмет, всех к вам переселим.
– Чтоб они нас одним ударом? – поинтересовался Григ.
– Я думал, ты обрадуешься.
– Я женатый, – буркнул Григ. – Я свою базу не брошу. Что я технику, и прочее, что нажито непосильным трудом, оставлю и к летчицам под юбку?
Стрижич взлянула на него сердито, но ничего не ответила.
– Товарищ подполковник, я свяжусь со штабом корпуса. Буду просить для сопровождения комиссии Крейсер и звено Игреков.
– Да, это правильно, – одобрил Крот, отметив про себя, что Стрижич упорно не желает называть его по имени отчеству. – Им из Европы тащить за собой тяжелые машины будет накладно.
– Да. Ну и... Вы же с генералом Д"Ампьером боевые друзья... – Взгляд твердый, словно бы призывающий: "Думай, подполковник, думай".
А чего там думать. Ясно куда клонит. Генерал похлопочет по старой дружбе и оставят базе и Крейсер и Игреков. Впрочем, насчет Крейсера еще вопрос. Генерал французский, а Крейсер Российский. А вот Игреки точно оставят. Да еще и воспользуются возможностью совершить дипломатический жест, мол, представитель Форсис обратился с просьбой, и Российское командование в целях укрепления отношений...
– А справитесь?
– С Игреками – да. Я их хорошо знаю. Крейсер нам не оставят. Да нам его и поставить негде.
– Я тоже так думаю. Кстати, вы, я вижу, на крыльях? А что это за машина?
– Это авиамобиль вашего предшественника.
– Почему же он у вас? – Спросил как можно мягче. Но всё равно по сути получилось резковато.
– Я забирала его для профилактических работ, товарищ подполковник. Машина приведена в порядок, можете пользоваться. У вас есть допуск?
– Есть, но только... Короче, там что-то не по-русски написано. – Он смутился таким поворотом разговора и бросил укоризненный взгляд на Грига. Григ смотрел в окно.
– Ну, это все равно. Главное, что вы знакомы с управлением.
– Гаишников у нас здесь нет, – натужно хохотнул Григ. – И добавил, – можно с инструктором пару раз проехаться. Пролететься. Марина у нас адская водительница.
Крот совсем было собрался шикнуть на разошедшегося командира спецназа, но вспомнил маринин завиток у виска и промолчал, не возражая одновременно и против инструктажа, и против кандидатуры инструктора.
– Так и сделаем, – ответила Стрижич. – Разрешите идти?
– Постойте. Мы эти хоромы заселять думаем. Что-то вроде общежития здесь устроим. Если у вас есть потребность в метрах...
– Согласно положению летчики обязаны проживать на территории части. Разрешите идти?
– Ну, если вопросов нет...
– У меня есть. – Григ несколько мгновений решался, и, наконец, спросил, – а почему ты в него не стрелял? Мог ведь?
– Мог. – Не стал отпираться Крот, думая, как бы поубедительней соврать. Но ничего не придумал, и потому задал вопрос для военного человека, казалось бы, бессмысленный, – а ты бы выстрелил... в человека?
И Григ промолчал в ответ, только пожал плечами. Потому что, действительно, за почти десять лет боестолкновений бойцы спецназа ФОРСИС в людей никогда не стреляли. А приходилось ли Кроту стрелять, кто ж это знает?
Глава девятая
Комиссия не появилась ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый день, хотя обычно промежуток между нападением на базу и вылетом проверяющих составлял два-три дня. Отчего они медлили, Крот не знал. Да, если честно, и знать ему это было не интересно: своих дел хватало.
На следующий день, с самого утра он был у Стрижич. Вместе они пересмотрели все записи. И те, где он вывалился за купол, и те, где возился с тем парнем, и те, где он расстрелял бэров и те, где колибри забрал несостоявшегося пленника. Видно было неважно, потому что писалась "площадь". На экране одновременно происходили и эвакуация "колбасника", и перестрелка Крота с бэрами. Если бы конкретно отслеживался определенный объект, было бы совсем по-другому.
– Я знал, что всё смотрится, – сказал он, – но как-то не думал, что до такой степени всё. – А про себя добавил, – теперь мало зайти за кустик, надо чтобы и сверху прикрыто было.
Вернувшись в штаб, вызвал майора Седых. Тот пришел почти сразу же, словно ждал вызова. А может быть, и ждал. Вальяжный, крупный, красивый, в форме с иголочки – хоть сейчас на строевой смотр. Был он сегодня не в пилотке – в фуражке. Щегольской, явно пошитой на заказ, однако пошитой так, что отличия от уставного образца настолько мягко переплывали границы дозволенного, что практически невозможно было заметить эти границы. Был у майора вкус и чувство меры, это, несомненно. О втором можно было судить хотя бы потому, как он доложил: сухо, но без вызова, официально, но с достоинством. Не удивительно, что Стрижич перед ним не устояла.
Крот кивнул в ответ на приветствие, указал на стул.
– Присаживайтесь. Игорь Владиславович, у нас с вами разговор длинный будет.
– Не думаю, товарищ подполковник. Я зам опытный. А опытный зам, это тот, который имеет опыт работы с разными руководителями. И я понял, как теперь будет выстраиваться политика тылового обеспечения. Вот новый проект.
Он раскрыл черную кожаную папку, вынул оттуда стиснутый позолоченной скрепкой тонкий блок листов компьютерной распечатки. Крот, покрутил в руках, с виду точно такой же – чистенький, красиво отформатированный, который изучал всё утро, и отложил свой – устаревший – экземпляр в сторону.
– Ну что ж. Почитаю, и тогда обсудим. Давайте сейчас о делах текущих. Игорь Владиславович, надо организовать бригаду и прислать ее в особнячок. Я тут подумал...
– Бригада уже собрана. Я понял: вы хотите организовать в здании малосемейное общежитие. Это не трудно. Оно так и проходит по документации. Надо лишь вернуть его в состояние, предусмотренное проектом. – Сказал это, не обозначив никаких оценочных интонаций: ни осуждения действий предыдущего начальника, ни одобрения намерений действующего. Все прозвучало очень по-деловому. Задача поставлена – вот пути выполнения. Впрочем, даже не так. Пути исполнения намечены ещё до постановки задачи. А, впрочем, что тут гадать – Стрижич. У них была целая ночь для того, чтобы обсудить закидоны нового начальника.
– Я думаю, первый этаж трогать не будем. На втором, вместо кладовки сделаем, как и задумано было первоначально, душевую и санузел. На первом этаже в бытовой блок добавим еще две стиральные машины. На кухню холодильники. Вам бы я посоветовал разместиться на первом этаже, в том помещении, где у дочерей полковника был танцкласс. Отдельный вход, удобства индивидуальные. Отгородим уголок для пищеблока. Во дворе с двух сторон поставим ограду, можно будет оставлять авиетку. Вырежем калитку на территорию части.
– А ведь толково как, – подумал Крот. – Действительно, на первом этаже удобно. И вместе со всеми, и отдельно. Никакого особняка в личном пользовании, но и в то же время особняком. И дневальные не будут его контролировать.
Седых, словно читая его мысли, продолжил:
– Я подумаю, товарищ подполковник, об окнах. Мы поставим на них жалюзи, как в штабе. Они очень надежны.
– Меня Александр Васильевич зовут. Можно без чинов.
– Извините, но мне так удобней.
– Как угодно, – ответил Крот спокойно, но подумал с легким раздражением: два сапога пара.
– Я хочу быть правильно понятым. – Посчитал нужным объясниться Седых. – С руководством у меня всегда только служебные отношения. Не воспринимайте на свой счет. С прежним начальником было то же самое.
– Хорошо, товарищ майор, оставьте бумаги, я посмотрю. У вас всё?
– Так точно.
Вот ведь фрукт, – подумал Крот, когда Седых ушел. – Опять я лопухнулся-подставился. Да, они друг друга стоят. Но, какие бы ни были, оба на своём месте. Зря я на них гневаться изволил. Ну, чего ж. Будем выстраивать отношения. Сугубо служебные.
Он развернул списки. Пролистал и даже ладонью по столешнице прихлопнул, настолько всё было правильно. Спецназ занимал в документе очень достойное место. Гришка-то как порадуется!
До этого авика у Крота в личном распоряжении машины никогда не было. Летать-то он, конечно, летал, но только в общем отсеке десантных модулей... А управлять самому приходилось лишь во время сдачи зачетов. Но управление у Шмеля было простым, а два высотных ограничителя надежно гарантировали от всякого рода случайностей. Леталка не поднималась выше двадцати метров и не могла приблизиться к земле ближе, чем на двадцать сантиметров. Поэтому дело пошло сразу. Стрижич, как и обещала, прислала к нему симпатичного инструктора. Правда, не Марину. Крот не стал придавать этому значения. Они полетали над частью, сделали пару кругов по периметру. Здесь надо было быть осторожным – максимально снизиться и все время забирать по дуге, так как силовой купол резко закруглялся к земле. Но о его близости постоянно напоминал пикающий сигнал индикатора.
Марину он подхватил вечером. Она сидела на той самой скамеечке в скверике за клубом, о которой, конечно, совершенно случайно рассказала ему вчера. Крот оценил диспозицию. Скверик окружали высокие неухоженные кусты, и потому скамеечка просматривалась только сверху. Он аккуратно приземлился неподалеку. Марина подняла глаза. Взглянула удивленно. Улыбнулась. А Крот растерялся. Надо было что-то говорить. Искать объяснение вроде бы случайной встречи. Он выбрался наружу, еще раз обругав про себя не желающую слушаться ногу.
Марина захлопнула книгу и поднялась ему навстречу. Она была в джинсах и легком свитерке, а потому показалась ему совсем другой. Немного чужой. Не той Мариной, с которой у него завязалась вчера тоненькая ниточка.
– Отвоевали имущество у Стрижич? – Спросила, весело блеснув глазами. Видно было, что ущемление имущественных прав начальницы ей очень даже нравится. Похлопала машину по выпуклому боку и добавила, – но она, конечно, сделала вид, что отдала авик сама. И, будто бы, брала его только продиагностировать, – и, не давая ему открыть рта, то ли в силу женской болтливости, то ли, чтобы не ставить в неудобное положение, вынуждая отвечать на этот не совсем этичный вопрос, спросила, – покатаете?
– Конечно. – Ответил он мысленно поблагодарив её за то, что она избавила его от необходимости хитрых заходов.
Они втиснулись в кабину, неловко соприкасаясь взглядами, руками, плечами. И уже до объяснений было ясно, для чего они туда влезли.
Он нажал рычажок, рука дрогнула, и Шмель рванул вверх.
– Ну, не так резко, – сказала Марина дрогнувшим голосом. – Спокойнее. Плохо вас Катюша обучала. Дайте-ка, а то вы во двор особняка не попадёте. Ещё на забор сядете. – Она перегнулась к пульту, касаясь его, уже не мимолетно, а жарко и плотно. Шелковистые волосы, скользнули по его щеке. Крот не удержался и поймал их губами. Марина повела головой, словно желая высвободить прядку. Он не дал. Обнял её и притянул к себе. Авиэтку тряхнуло.
– Разобьёмся, – прошептала она, высвобождаясь.
– Двадцать сантиметров страховочного расстояния...
– Не бились вы никогда, товарищ подполковник, об эти сантиметры. Они от смерти, может быть, и спасут, но не от увечий.
Она произнесла эти слова таким официальным тоном, что Крота бросило в холод. Он вдруг понял, в каком глупом положении оказался. Вот сейчас она посадит машину, выйдет и с гордым видом удалится, а он останется сидеть дурак дураком. Марина уверенно повела машину к особняку, ловко и умело посадила её, поправила волосы, повернувшись к нему, сказала:
– Вот теперь можно...
И сама потянулась к нему, но не обняла, даже не подняла рук. И вновь душистые волосы коснулись его лица. Крот осторожно отстранил их, провел руку от шеи к затылку, погружая пальцы в шелковистые глубины. У нее были упругие, смелые губы. Это так не вязалась с податливой покорностью плеч. Сердце его бешено затрепетало.
– Ого, как бьётся, – прошептала она, отстраняясь, чтобы отдышаться после поцелуя, и припала ухом к его груди. – Ну, подождите, дайте послушать.
– Да что там слушать, – ответил он отрывисто, пытаясь успокоиться и стыдясь себя. На самом деле – как мальчишка.
– Как что? Это воинский марш в мою честь. Разве нет?
– В твою, конечно.
– Пойдёмте, – сказала она. – Вы же хотите показать мне дом и угостить чаем, не так ли? – Глаза её смеялись.
Он подготовился к встрече. Днём велел дневальным перенести в танцзал кровать, стол, шкаф и еще кое-что из мелочи, оставшейся после прежнего владельца. Мебель была казенной, но качественной, современной. Где Седых это все брал и как тащил в медвежий угол, было известно только ему одному. В доме Крот немного пришёл в себя. Сдерживая нетерпение, угощал Марину коньяком. Что говорить, и как вести себя не знал, и потому держался скованно, шутил невпопад. Она сдержанно улыбалась в ответ на его шутки, но, кажется, слушала их невнимательно. Потом вздохнула, посмотрела серьезно и сказала строгим голосом:
– Я в душ первая.
И сразу пропал романтический настрой. Но желание не угасло, а наоборот, разгорелось, и осталась лишь потребность плоти – горячая и непреодолимая.
– Ты меня совсем расплющил, – проговорила она жалобно, выбираясь из-под его руки.
За окнами сгущались сумерки.
– У меня есть чай. Хочешь чаю?
– Нет... Чаю я не хочу. Чай я буду пить дома. В общежитии.
– Останешься? – Спросил, хотя мог бы просто оставить её у себя. Она уловила разницу, и ответила:
– Ну, нет. Я не хочу привязывать себя к месту и связывать вас.
– Говори мне "ты". – Перевел он разговор на другое, потому что вдруг понял сейчас то, чего не понял, когда спрашивал: он ведь сам подсказал ей удобный ответ на свой вопрос.
– Пока не получится. А может быть, и не понадобится.
– Почему это?
– Ну, как почему? Вдруг этого достаточно? Вам нужна была женщина, все равно какая. Вы ее получили. Мне нужен был герой моего романа, и я тоже его получила.
– Далеко не всё равно. Ты мне сразу очень понравилась.
– Я вас просто-напросто соблазнила. С одиноким мужчиной нетрудно справиться. И потом, мне хотелось прочесть вас.
– Что значит, прочесть? – Все эти литературные ассоциации начинали его утомлять.
– Прочесть вас. Мне очень интересно, какой вы. Когда мы узнали, что вы будете у нас начальником, что тут началось! Целую неделю у девчонок только и разговоров было. "Неужели тот самый Крот?" "Тот самый!" Вот он Крот, рядышком. Рукой можно потрогать. – Она дотронулась пальчиком до его плеча.
– Да ну, выдумали тоже, – хмыкнул Крот вроде как недовольно, хотя ему было приятно слышать от неё такое.
– Ты мне расскажешь, как это было? – Она изогнулась и положила ему на грудь голову. – Или это гостайна? Ты давал подписку о неразглашении?
– А, всё-таки "ты"!
– Ладно, – согласилась она, – давай уж на "ты". Ну так расскажешь?
– Да что там рассказывать? Иди ко мне.
– Мне уже пора идти от тебя. Ты меня подбросишь?
– Ага, – ответил он, сгреб её, вскочил на ноги и швырнул к потолку. Волосы метнулись словно крылья, она взвизгнула.
– Не надо!
– Летчица, а летать боишься.
– Я сегодня уже налеталась. Хватит!
Он усадил её на колени, обнял, прошептал на ухо:
– Ты ещё придешь на скамеечку почитать?
– Ты хочешь?
– А чего бы я спрашивал?
– Ну, если ты снова меня умыкнешь... Не раньше. Всё, мне пора. Я в душ первая.
И она попыталась выскользнуть из его объятий, но он не пустил.
– Чего это ты первая? Пошли вместе.
Она крутнула головой, разбросав волосы:
– А пошли! Только чур, там не приставать! Я не хочу мочить волосы!
Через полчаса они чинно, как из библиотеки, вышли во двор и уселись в авик. Дневальный взглянул на них через приоткрытую дверь проходной и деликатно отвернулся.
– Куда тебя? – спросил Крот, поднимая машину.
– Где взял, туда и положи, – ответила она, смеясь.
Глава десятая
Утром следующего дня состоялся строевой смотр. На общее построение вышло всё его воинство. И он удивился тому, как много людей у него в подчинении. В строй встали все, кто носил погоны, за исключением дежурного наряда. Даже престарелый майор Кондрат Алексеевич выполз из своего секретного закутка на свет. Стоял он в строю вместе со штабистами. И, кстати, выглядел очень даже по-военному, чего нельзя было сказать о финансистах и прочих счетно-снабженческих работниках, среди которых только Седых и смотрелся орлом. На левом фланге неровным забором встал взвод обеспечения – тридцать солдатиков срочной службы. Их командир – низкорослый, чернявый лейтенант, как ни пытался, так и не смог выровнять шеренги. Спецназ вышел на плац в полевой форме. Крот не возражал – некогда им было сейчас заниматься подгонкой обмундирования. Да и была ли у них повседневная форма? С этим тоже надо разбираться. Летчицы не пришли. Они смотрелись у себя в расположении. Стрижич категорически отклонила острожное предложение провести общий строевой смотр. Её право. Хотя понять причин почти маниакального упорства, с которым она держалась за свой особый статус, Крот не мог. Закончился смотр, как водится, торжественным прохождением. Прошли неплохо. Офицеры в училищах получили строевую закалку на всю жизнь, и даже тех, кто приобрел за годы сидячей службы солидность в области талии, ноги не подвели. А «обуза» старалась, как могла, чтобы понравиться героическому начальнику. Но погонять их в оставшиеся дни следует, чтобы не ударить в грязь перед иностранными представителями.
Вечером Крот снова приземлился неподалеку от клубной скамеечки, хотя о свидании они не договаривались. А что договариваться? Он постоянно на крыльях, и – "мне сверху видно всё". Марина была в ярком летнем платье, возле ее ног стояла небольшая спортивная сумка. Наличие багажа поначалу несколько смутило Крота, но по размерам сумки он понял, что крупных изменений в его личной жизни не ожидается – маловата она была для операции "переезд с вещами". Марина захлопнула книжку, сунула ее в боковой карман сумки, вскочила и пошла ему навстречу. Ненадолго прижалась, чмокнула в щеку и со словами:
– Сегодня я тебя покатаю, – вскочила в кабину и заняла водительское кресло. Усаживаясь, высоко вскинула юбчонку, чтобы не примять подол.
Крот только головой крутнул: без предрассудков девчонка. Забрал оставленную ему сумку, подумал о том, что быстро она с ним освоилась. С одной стороны, его это увлекало и будоражило, но с другой... Долго ли удастся ладить? В одну телегу впрячь не можно...
– Пристегивайся, – велела она серьезно.
Летала она лихо, смело, рискованно.
– Послушай, – сказал он ей наконец, – ты ведь хулиганишь, а всё это примут на мой счет.
– Какая разница? А полетели за купол? На простор! – Она повернула к нему сияющее лицо. – Прикажи Ирке открыть нам форточку. Нет, ты правильный, ты не прикажешь. Слушай, а ведь и правда – силовое поле для нас, как стекло для мотылька. Не видно, а не вырвешься. Ну что ты улыбаешься?!
Он не стал объяснять причины улыбки. Сказал, как можно мягче:
– Марина, не балуйся. Летим-ка чай пить.
– Ой, знаю я твой чай! – Наморщила она лоб. – Не хочу ничего! Летать хочу. Крот, научи меня пользоваться антигравом! Мне это мешает! – Она шлепнула ладонями по смотровому стеклу.
– Не знаю, – он помедлил, и продолжил, – антиграв – вещь строгая. Он требует серьезного к себе отношения, а ты, стрекоза.
– А ты крот! Правильно тебя назвали!
– Правильно, – согласился он.
– Ладно, уговорил... А ты стихи мои будешь слушать?
– Буду, – сказал он обречённо.
– Ага, сейчас ты все обещаешь, лишь бы заманить Дюймовочку в своё подземелье.
– Ничего себе Дюймовочка под два метра.
– Не наговаривай, – воскликнула она возмущенно, – всего метр семьдесят пять!
Она резко пробежала пальцами по клавиатуре, потянула на себя штурвальчик, и авик, описав немыслимую дугу, ушел вверх, но когда отчаянно завизжала сигнализация, предупреждая об опасной близости купола, скользнул по наклонной вниз, стремительно наращивая скорость, а потом плавно пошел вверх, забирая влево.
Замигал индикатор вызова. Маринка сбросила рычажок и кивнула Кроту, мол, отвечай. Но он не успел сказать и слова, как в динамике раздался встревоженный девический голос:
– Маринка, с ума сошла? Разобьешь командира! Что ты там вытворяешь?
– Катюша, не мешай полету души!
– Товарищ подполковник, это дежурный диспетчер полетов лейтенант Пулеева, оттреплите её за уши! А вам замечание за то, что передаете управление посторонним лицам!
– Курочкина, следи за небом вне купола, – крикнула весело Марина.
– Оттреплю, – пообещал Крот сдавленным голосом и отключил связь. Так, в гарнизоне уже всё о них известно. Впрочем, чему удивляться? Его приземление возле скамеечки фиксировалось вчера техническими средствами наблюдения. Наверное, любовались всей сменой.
Марина после перебранки с Катей притихла. Мастерски посадила авик, виртуозно обогнув верхушку дерева, упирающегося в забор. Посмотрела виновато, движением школьницы поправила сбившуюся юбку и вздохнула.
– Извини, сорвалась. Знаешь, как всё это давит? Дежурства, форма, статус. Этого нельзя, это не достойно офицера, это не по уставу.
– Не знаю, – ответил Крот. – Меня это не давит, – и вдруг сознался, – я бы без всего этого не смог. Зачем мне безграничная свобода? Только знаешь, Марина...
– Знаю. Прости. Ну, ведь все равно разговоры пошли, ещё когда у нас ничего не было.
– А было такое время?
– Только не говори мне про любовь с первого взгляда. Зачем теперь? Ты ведь уже всё получил. А за то, что я плохо себя вела, согласна понести наказание. Я не буду читать тебе стихи.
– Вот и зря. Я с удовольствием послушаю. Я люблю стихи.
– Ой ли... Ты не можешь любить стихи по определению.
– По твоему определению, что ли?
– Скажем так, ты не можешь любить мои стихи.
– Ну почему?
– Потому что ты Крот, а я... пена морская.
– Пена? Ты слишком строга к себе...
Она взглянула на него обиженно. Молча посидела немного. Ему показалось, что она решает – уйти или остаться. Потом вздохнула и выбралась из авика.
Молча зашли в дом. Марина с отрешенным видом уселась на диван, плотно сдвинув колени и придерживая руками юбку. Ну, пусть посидит. Он ушёл на кухню ставить чай. Сегодня все пошло не так. А ведь у них только начало. Может быть, достаточно было одного раза? Тогда бы не было этих сложностей. Ну а что... Еще не поздно. Можно просто попить чайку, почитать стихи и разойтись.
Когда он вернулся, комната была пуста.
– Это тоже вариант, – подумал он. Не придется прикидываться, что вникаешь в поэтические образы. Он поставил чайник на стол. И уловил... Но за секунду до этого ощутил горячее прикосновение к спине мягких упругостей. Она обняла его за шею и прижалась к нему всем телом.
– Не хочу чая, – прошептала на ухо. – Тебя хочу.
Вечерело. Они лежали, укрывшись простыней. Крот дотронулся кончиком носа до её носа.
– Ну вот, – сказал он, – так мы с тобой одного роста.
– А ты комплексуешь из-за того, что я выше?
– Ну...
– Не переживай, нам рядом никогда не стоять. А лежа я могу быть даже ниже. – Она скользнула вниз и положила голову ему на грудь. – Видишь? На целую голову. – Через некоторое время потрепала его ежик и сказала, – давай-ка вставать: уже вечер! Мне ещё сумку разобрать надо.
В сумке у нее оказались тапки, джинсы, футболка, халат, полотенце, зубная щетка, какие-то тюбики и флаконы и небольшой мягкий сверток в хрустящей упаковке, который она положила на полочку рядом с его майками и носками.
– Я наведу тут порядок, но не сегодня, – пообещала она, надевая джинсы и майку. – Сегодня уже поздно. Теперь давай чай пить.
– А стихи?
– Я сегодня не в голосе. – Она засмеялась, прижалась к нему. – Какой ты глыбистый!
– Какой?
– Глыба, матерый человечище! Ну-ка напряги грудь!
И когда он затвердел мышцей, думая, что она желает полюбоваться его сложением, со всей силы стукнула его кулаком. Он не стал уворачиваться, но чуть ослабил напряжение, чтобы не отбить ей руку.
– Попала! – С гордостью констатировала она. – А говорят, что в тебя нельзя попасть. Реакция у тебя будто бы суперская. А я вот попала!
– Почему нельзя? – Усмехнулся он. – Тебе можно.
– Ой, ой, ой!
И ударила вновь. На этот раз он слегка отклонился от линии атаки, нежно обкатал её руку, зафиксировал в локте и поцеловал в висок, который в результате всей этой комбинации оказался на уровне его губ.
– Научи меня так!
– Целоваться?
– Вот еще. Целоваться я лучше тебя умею. Уворачиваться.
– От кого? От мужчин? Зачем тебе? – делано удивился Крот.
– Ну, ты грубиян... – Она надулась.
–Да и как я научу? – Поспешил он восстановить отношения, – ты меня можешь научить стихи сочинять? Это должно стать потребностью. А лучше жизненной необходимостью. Как и любое искусство.
– Ты и стихи. Не смеши меня. Ну, а французскому ты меня хоть научишь?
– Ругаться по-французски могу научить.
– Ругаться! А как ты с француженками разговаривал?
– А я их видел? Я только французов и видел. Ну, еще бэров.
– Фу, бэров, – она скорчила рожицу, выражая свое презрение к этим недостойным уважения существам. И тут же вернулась к занимающей её теме, – ты хочешь сказать, что у тебя не было женщин до меня? Ой, не ври!
– Почему не было? Были, – ответил он неохотно. – Француженок среди них не было.
– А кто был?
– Ну чего ты? Я же не спрашиваю про твоих мужчин.
– Не спрашивай, – попросила она. – И я не буду. А как тебе мой французский?
– А ты говорила по-французски?
– Ну да! Кто Пулееву курицей обозвал?
– Ах, вон что. Произношение немного подкачало.
– Смеешься. А научи меня ругаться по-французски. На этом языке, что ни скажи, все звучит элегантно.
– Ладно, научу. Слушай еще одно французское слово: "Шваль".
Она удивленно и сердито посмотрела на него:
– Я просила по-французски!
– Ну, если бы меня обозвали лошадью, я бы обиделся.
– Шваль – это лошадь? Деточка, все мы немножечко швали... – Она засмеялась. – А я бы не обиделась. Пегас тоже лошадь!
– Отсюда шевалье. Кавалер, значит. Дворянин. И еще легко запомнить слово "повар".
– А это что значит? – Марина с любопытством уставилась на него. – Уж явно не работник общепита, раз ты про него с таким загадочным видом сказал.
– Это значит "бедный".
– Повар шваль – бедная лошадь?
– Почти. Можешь эрудицией блеснуть: Алексея-фельдшера назвать котом.
– Почему котом?
– Лё ша по-французски – кот.
– Надо же. Обязательно назову, тем более, что он и похож на кота. Ладно, раз стихи мои ты слушать не хочешь, пойдем, будешь мне дом показывать.
– А чего его смотреть? Дом, как дом.
– Пойдем, пойдем.
Они обошли первый, еще не тронутый строителями этаж. Поднялись на второй. Марина заглянула в одну комнату, другую.
– Евроремонт решил устроить? Правильно. За пять лет пообтерли стены. Эта комната мне нравится, – сказала она, заглянув в третью, – светлая, тихая.
– Занимай, – разрешил он, и подумал, а почему бы и нет?
Она посмотрела на него испытующе. Ничего не ответила.
В третьей комнате у стены были составлены рядом четыре унитаза. Марина увидела их и засмеялась звонко и весело.
– Зачем тебе столько, Крот?
– Ну не только мне, – ответил он смущенно. Черт этого Седых дернул их здесь составить!
– Нет, ну, правда? – И вдруг поняла. По её лицу пробежала легкая тень. Она вышла из комнаты и пошла вниз по лестнице.
Сели за стол, но чаепитие получилось скучным. Крот понимал, отчего. Надо было бы что-то сказать, но ничего не шло в голову. Боялся сказать что-нибудь невпопад. Вряд ли она строила планы по поводу дома. Но дело было явно в доме. Он спросил осторожно:
– А комната, чем тебе эта не подходит?
– Ты решил, что я на дом позарилась? – Вскинулась она. Лицо ее порозовело.
– Ничего такого я не решал.
– Решил. Я знаю.
– А ты бы за меня не думала, женщина...
– Я не думаю, я чувствую. Потому что женщина. Ну, ладно, а что тогда ты подумал?
– Ничего я не подумал. Чего мне думать? В доме будет малосемейное общежитие. Как и положено по документации. Но ту комнату, что тебе понравилась, я оставлю за тобой.
– Я не малосемейная. Мне не положено. Ты же правильный. Как же ты можешь нарушить справедливость?
– Хорошо. Переселяйся ко мне. Я делаю тебе предложение, – сказал и понял, что погорячился. Впрочем, и она поняла это.
– Предложение чего? Жилплощади или руки? Про сердце разговор не идет, я так понимаю? Нет, Крот, замуж за тебя я не пойду. Не хочу тебя обманывать. Ты же знаешь, "мне имя Марина". Рутина мне быстро надоест. Давай лучше останется друзьями.
– Теперь это так называется.
– А что такого? Должна же дружба между мужчиной и женщиной иметь свою специфику?
– Секс?
– Ну да. Пока он нам нужен, пускай эта специфика в нашей дружбе присутствует. Но никакого супружеского долга. Слышать не могу этого сочетания! А с домом, чтоб ты знал... Здесь был маленький волшебный мир. Уходит в небытие сказка о тихом, таинственном, заколдованном замке, в котором обитает могучий рыцарь и куда, кроме меня, никто не имеет доступа.
– Почитай стихи, – попросил он. Ему вдруг захотелось заглянуть в её душу.
– Ты, правда, этого хочешь?
– Да, – ответил он честно.
– Ну вот:
Падаешь? Падай.
Свободно паденье...
Страх позабудь и поверь, что крылата.
Видишь, касаешься краем крыла ты
Неба. Нет, НЕБА!
И клочьями ваты
В нём облака...
Она взглянула на него, и резко оборвала чтение.
– Нет, я сегодня, определенно, не в голосе... Отвези меня на скамеечку.
Глава одиннадцатая
К встрече заместителя начальника штаба Европейской группы Форсис готовились так, как и положено в частях готовиться к приезду гостей такого уровня. Бетонку, на которую должен был приземлиться модуль с начальством, вымыли специальным составом, предназначенным для чистки кафеля в местах общественного пользования. На быструю руку выкрасили всё, что не имело противопоказаний к покраске, подстригли кустарник и добавили на центральных клумбах цветов, выкопав их с клумб второстепенных.
Местные радары приняли сигнал от крейсера на дальних подступах и вели его в течение получаса. Дракар заметил ракетоносец ещё раньше и поспешил убраться из зоны досягаемости своего могучего соперника. Вдвоём им в небе над тремя сибирскими областями было тесно. С земли было видно, как тарелка крейсера – впрочем, снизу она казалась не больше луковицы, – зависла над базой, как от неё отделилась горошинка модуля и плавно начала снижаться в открытое для неё приемное "окошко" купола. Когда блюдечко аккуратно коснулось земли, из динамиков грянул марш "Встречный", военный люд принял бравый вид. Истомившиеся в ожидании шеренги спецназа, летчиц, хозвзвода и штабных напружинились. Люк у "блюдца" откинулся, и из него молодцевато выпрыгнул высокий, поджарый и улыбчивый военный в парадном мундире французских вооруженных сил. У ФОРСИС нет единой военной формы, поскольку его служащие считаются прикомандированными из национальных вооруженных сил. Как только подметки ботинок генерала Антуана де Дампьера коснулись земли, Крот скомандовал "смирно, равнение налево!" и молодцевато заковылял ему навстречу. Радиооператор обрубил марш, звонкая тишина повисла над взлетной площадкой, подчеркивая торжественность момента. Сошлись и вскинули руки в воинском приветствии. Крот доложил по-русски, вставив только один раз в доклад "мон женераль". Антуан на эту вольность не отреагировал, слушал серьезно, внимательно. Потом они вместе обошли строй. К огромному удивлению и радости солдат и офицеров гость на чистом русском приветствовал подразделения словами "Здравствуйте, товарищи!" и с удовольствием выслушивал раскатистые "Здрая желаа тарищ нера!". А летчицам улыбнулся весело и поздоровался с ними не по-уставному: "Здравствуйте, красавицы!". На что те тоже разулыбались и вдруг ответили по-французски: "Виват, мон женераль!" Летчицам прощаются вольности. Явно это был не экспромт, а домашняя заготовка. И Крот вспомнил, что Марина вчера как бы мимоходом спросила о том, как положено отвечать на приветствие начальника в вооруженных силах Франции. Крот не знал, как положено, он даже не знал, есть ли у Франции сейчас отдельные от НАТО вооруженные силы, и отшутился, поведав на полном серьезе, как военную тайну, что отвечать следовало "Виват, мон женераль"! Хотя, если хором, то почему "мон", а не "нотр"?
