Текст книги "Меж двух мгновений Вечности (СИ)"

Автор книги: Владимир Карман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

"Телевизор" он сказал по-французски. Интересно, понял ли? К телевизору Поль пристрастился неделю назад. Антуан научил его включать аппарат и перебирать программы. Впрочем, он оставил ему их только три. Новостную, детскую и ту, где демонстрировались легкие развлекательные фильмы, большей частью музыкальные.

Вечером приехал Дюпон. Специально для того, чтобы полюбоваться на изменения, происходящие с бэром. Он только головой покрутил, когда увидел его, застывшего напротив экрана и поглощенного созерцанием мультика про Марсупилами. Поза Поля была напряжена, всё внимание сосредоточено на экране, где прыгало по веткам джунглей существо, отдаленно напоминающее леопарда.

– Биологический робот, в отличие от механического, не реализуется в своем прямом назначении, – изрек он глубокомысленно. – В нем заложена возможность для развития. Интересно, что он понимает? Для чего смотрит?

– А мы потом у него спросим, – ответил Антуан, осторожно прикрывая дверь в комнату Поля. – Меня самого это очень интересует. И настораживает.

– Что настораживает? – заинтересовался Дюпон.

– Развитие, если оно направленное и контролируемое, это хорошо. Но есть ещё и скрытый процесс. Я хочу знать, как это всё, – он сделал круговое движение рукой, – на него влияет. То, что привносит информацию независимо от нас. Вот он смотрит детский фильм, и что?

– Смотрит с интересом, однако. Как ребенок. Жалко, что у вас нет детей, Антуан. Интересно, как бы он повели себя с детьми?

– У меня и жены нет. Дети, значит и жена. А это уже эксперимент надо мной. – Засмеялся Антуан. – А если серьезно, вы подали хорошую идею. Я пытаюсь воздействовать на него различными способами. И ввести его в детское общество – совсем неплохой ход. Но есть опасение: вдруг в нем проснётся функция бойца. Мы ведь не знаем, насколько надежно она блокирована. Одно дело, если он ночью перережет горло мне, совсем другое, если пострадают и дети.

– Я как раз хотел спросить, не боитесь ли вы ночевать с ним под одной крышей?

– Побаиваюсь, конечно. Но я принимаю некоторые меры безопасности.

– Да, не расслабляйтесь. Никто не знает, что у него внутри. Этот ваш бэр, конечно, уникум, раз уж в нём удалось блокировать программу убийцы. Но насколько надежна эта блокировка, неизвестно.

– Это я тоже хочу проверить в ходе моего эксперимента.

– Чёрт возьми, Дампьер! Вы собираетесь его провоцировать?! Вы самоубийца! – И хотя в голосе Дюпона будто бы прозвучала тревога, взглянул он Антуана с едва скрытым одобрительным интересом. Явно следующим вопросом должно было стать: "А как вы собираетесь это устроить?" – однако он сдержался. Скорей всего, он только отложил этот вопрос. Но ненадолго, потому что откладывает надолго, было бы неразумно, поскольку информация в случае неудачи эксперимента может стать недоступной – некому будет рассказать. А, может быть, Дюпон ожидал, что Антуан разговорится и выдаст ему это сейчас сам. Такой вариант – естественный и этичный – был бы самым удобным. Но Антуан, хорошо знающий своего шефа, усмехнулся про себя и подумав по-русски: "Обойдешься, старый хрен", – назло ему говорить ничего не стал. Дурная примета. И перевёл разговор на другое.

– Вы же обратили внимание, что мы с ним здесь живем одни? Заботы об уборке и обслуживанию взял на себя Поль, а кофе я готовлю сам. Представляете, какая экономия на прислуге? Вы пейте кофе, шеф. Не отвлекайтесь от удовольствия. А потом мы с вами закурим, и тогда поговорим о делах.

Он позвонил в серебряный колокольчик, приобретенный в комиссионном магазине, но по умолчанию представлявший собой фрагмент былой роскоши графского состояния. Дюпон посмотрел на него с интересом, ожидая продолжения. На зов явился Поль и, наклонив голову, вдруг просипел что-то, очень напоминающее "мсье?". И даже отзвук вопросительной интонации послышался в этом обращении.

– Поль, будьте любезны, – обратился к нему Антуан изысканно вежливо, как обращаются в исторических фильмах лица высокого происхождения к прислуге, – подать курительные принадлежности.

Поль вновь наклонил голову и исчез за дверью, но почти сразу же появился, неся перед собой поднос с початой коробкой сигар, изящными стальными щипчиками, большой и несколько потертой, что намекало на её наследственное происхождение, золотой зажигалкой. В центре громоздилась деревянная рогатюлина в виде ружейной пирамиды времен Наполеоновских войн, в которой устроились три курительные трубки разной формы и цвета, а в проеме прятался небольшой холщовый кисет, украшенный вышитой золотой ниткой латинской монограммой. Всё это было водворено на столик у камина. Придвинув к нему два массивных кресла, Поль скользнул к окну и приподнял на треть раму, зафиксировал её и, отойдя к двери, обратил свою плоскую, розовую, словно ладонь, физиономию к Антуану и его шефу.

– Спасибо, Поль. Вы можете быть свободны, – кивнул ему Антуан.

– Только что ножкой не шаркнул, – хмыкнул вслед бэру Дюпон. То ли осуждающе, то ли восхищённо.

– В аристократических домах подобные антраша неприняты, – небрежно бросил Антуан и стрельнул в гостя едким, веселым взглядом.

Но тот, кажется, не заметил. Оценивающе посмотрел на коробку с сигарами, извлёк оттуда одну и взял щипчики. Антуан картинно замер рукой перед пирамидкой с трубками, делая вид, что выбирает. Наконец, словно бы решившись, вынул из ячейки ту, которую всегда и курил – изящную, темно-бордового цвета с изогнутым мундштуком. Некоторое время в образовавшейся тишине они совершали обряд прикуривания. И вскоре по комнате поплыл медяный запах – производное тления хорошего табака. Антуан и курил-то большей частью ради этого запаха. То же самое у него было и с кофе. Пил он его очень редко и только потому, что с детских лет кофейный запах будоражил и волновал его. Как, впрочем, и запах табачного дыма. Эти сладостные ароматы были непременными составляющими образа отца и матери. Дома. Семьи. Детства. Того, чего сейчас у него не было. И все взрослые годы – годы холостяцкой неустроенности – они подпитывали романтическое настроение, чахнувшее в толчее суровых будней.

"Всё-таки, – думал он иногда, – солдата во мне больше, чем аристократа. Но оно и правильно. Аристократическая у меня только родословная – чужое прошлое, а солдатское – моё настоящее". Но перед внуком докера Дюпоном, Антуан с удовольствием разыгрывал (кстати, неизвестно ещё кто из них больше получал удовольствия от этой игры) роль отпрыска древнего, разорившегося рода, демонстрируя утонченный аристократизм, вынужденный уживаться с повседневным, бытовым окружением.

– Переберёмся к камину, – предложил Антуан. – Там не так дует от окна.

Некоторое время они молча курили, получая удовольствие. При этом Антуан получал особое удовольствия, поскольку позволял себе перекуры крайне редко. Образ жизни, требующий хорошей физической формы, не позволял превратить курение в привычку.

– Что это за сигара? – поинтересовался Дюпон, покрутив тлеющую "торпеду" в пальцах.

– Любимая сигара мистера Черчилля. – отвечал Антуан небрежно.

Был здесь, несомненно, какой-то подвох, иначе не стал бы он пристраивать к ответу предисловие.

– "Ромео и Джульетта"? – предположил Дюпон. Ему показалось забавным назвать именно этот сорт сигар, несомненно, входящий в десятку лучших и ценимый Черчиллем, но очень уж нелепый по названию.

– Не угадали, шеф, – ответил Антуан, попыхивая трубочкой, – Погарские сигары. Не слыхали о таких?

– Что-то кубинское?

– Русское.

– В России крутят сигары? – изумился Дюпон.

– Представьте себе. В городке Погар. Сталин подарил Черчиллю погарские сигары во время Тегеранской конференции. И мистер Черчилль выкурил три ящика.

– Выходит, Сталин дал ему прикурить?! – засмеялся Дюпон, довольный своей шуткой. – Вот и мы с вами здесь сидим и курим как Черчилль со Сталиным, – продолжил он, указав сигарой на трубку в руках Антуана. – И вопросы нам решать приходится не менее судьбоносные.

– Я слушаю вас, генерал, – отвечал Антуан серьезным тоном.

Он подошёл к окну и, перегнувшись через подоконник, выбил трубку о стену. Бросил взгляд вдаль и вздохнул. К маячившей на далеком горизонте мечети добавилась ещё одна, уже почти достроенная. Эта была уже почти рядом – за рекой, на окраине городка.

– Они наступают. – сказал он негромко, как бы сам себе.

Но Дюпон услышал, удивленно вскинул голову.

– О ком вы, Антуан?

– Вы обратили внимание, шеф, что католические храмы во Франции больше не строятся? В них нет надобности. А вот мечети растут, как грибы после дождя. И это не в районах со сплошным мусульманским населением, а в Иль-де-Франс.

Дюпон нахмурился.

– Чему удивляться? Семьдесят лет назад мы пустили в Европу миллион беженцев из Ближнего Востока. И что? Наши умники не учли, что рождаемость у них в десять раз выше, чем у нас. И вот результат: Франция из унитарного государства превратилась в федерацию. Южные регионы сплошь мусульманские, лишь формально подчиняющиеся французским законам. А по сути дела там царит шириат. И уже не понятно, то ли это провинции Франции, то ли провинции халифата, который, слава Богу, не существует как единое государство.

– Какого Бога вы сейчас имели в виду, мсье? – мрачно пошутил Антуан.

– Вот именно, – скривился Дюпон. – Они изменили тактику и им удалось тихой сапой достичь того, что не удалось силой оружия тысячу лет назад.

– Тысяча триста сорок девять лет назад.

– Что такое?

– Вы ведь говорите о сражении при Пуатье?

– Не помню я, какое там было сражение. – раздраженно отмахнулся Дюпон.

– Я помню. У Пуатье в 732 году сошлись франки под руководством Австразийского майордома Карла Мартелла, и арабское войско Омейядского Халифата под командованием Абдур-Рахмана ибн Абдаллаха, генерал-губернатора аль-Андалусии. – изощрялся Антуан, не скрывая ехидства.

– Да, сильно тебя психоатака проняла. – Покрутил головой Дюпон. – Рядом с тобой, я чувствую себя двоечником. Слушай, неужели ты всё так хорошо помнишь?

– Ну события этих лет только из учебников, – усмехнулся Антуан. – но если серьезно, да, запоминая навсегда всё, что услышал или прочёл. Не знаю, на сколько хватит моей черепной коробки для складывания всего этого хлама. Но я думаю, что все люди помнят услышанное ими, другое дело, что достать из кладовой умеют далеко не все. А я вот умею И боюсь не только это.

Он встал и под настороженным взглядом Дюпона вернулся в кресло. Поймав настороженный взгляд шефа, продолжил неохотно.

– Иногда мне кажется, что припоминаю кое-что из прошлых жизней.

Глава восемнадцатая

– Заметил, – сказал Дюпон. – А что Иль-де-Франс? В Париже вы почти не увидите европейца. Да ладно Париж. Взять нашу контору. Честно сказать, мне даже не хочется работать. И дело не в том, что в стране половина населения – активная половина – арабы. Я не националист, вы знаете. У меня в отделе работают хорошие парни из арабов. Толковые, исполнительные. Но... Я не знаю, до какой степени они мои. Сейчас они выполняют мои распоряжения, но, когда их мусульманский лидер прикажет другое, кого они послушают? И я не знаю, согласно каким законам они будут действовать – законам Франции или шариата? Поэтому я не могу им доверять. А, значит, и поручить ничего серьезного не могу. И это самые образованные, это те, кто работает в госструктурах. Что говорить о миллионах малограмотных и даже не владеющих французским языком.

– Что касается языка, то польза от них всё-таки есть.

– Что вы имеете ввиду? – удивленно вскинулся Дюпон.

– Ну как же? Реформа письменности. Мы больше не пишем "beaucoup" там, где читаем "boku" и "haut", там, где читаем "о". Они упростили нам в силу своей лени и малограмотности нашу письменность, правда, пока только на бытовом уровне. Вот бы продвинуть это новшество и в делопроизводство. Какая бы экономия бумаги за этим последовала.

– И это говорит отпрыск родовитой фамилии, который как никто другой должен хранить приверженность старине! – хмыкнул Дюпон. – Нет, вы, явно, купили себе родословную! Впрочем, мы уклонились. Я говорил, что никому из них не могу доверить ничего серьезного, не опасаясь, что моё указание не будет прежде обсуждено ещё с кем-то.

– Ну, я пока не мусульманин, так что мне вы можете поручить что-то серьезное.

– Вот именно, пока... Эти квоты, эта политкорректность. Односторонняя политкорректность.

– Это и есть ваш серьезный разговор? Вы хотели беседовать со мной о проблемах конфессиональных отношений?

– Это преддверье к разговору. Вы знаете, что в парламенте сейчас серьезно обсуждается вопрос о признании бэров созданием сатаны? Во времена наших дедов это выглядело бы как курьез. Во времена отцов, как предостережение, а сейчас, как мрачная реальность.

– Шеф, мы будем обсуждать теолого-политические темы?

– Нет, друг мой. Это уже делать поздно. Да и не сильны мы в этом. Нам надо спасать дело. Вернее, тело.

– Чьё? – удивился Антуан.

– Твоего Поля. Один из подкомитетов вышел с инициативой о ликвидации лагеря содержания бэров.

– Я догадываюсь, что это за подкомитет. Ну и что? Как вышел, так и зайдёт.

– Странный вы человек. Конечно, эта инициатива в парламенте поддержки не получит.

– И что же тогда волноваться?

– Да то, что инициативы этого подкомитета, как правило, реализуются на местах волевым порядком. Уже зафиксировано два поджога лагеря. Пока удается контролировать ситуацию. Но если применят что-то более серьезное, чем бутылки с зажигательной смесью и файеры, кто знает, чем это кончится.

– Честно сказать, мне бэров не жаль. Я вообще не вижу смысла их содержать.

– Я понимаю вас, как человека, который мог получить от них пулю. Но теперь-то они без оружия. Взять вашего бэра. Вы согласны, чтобы его утилизировали?

– Нет, не согласен.

– Только потому, что не завершили свой эксперимент?

Антуан задумался. Ответил не хотя:

– Нет, не только.

– Вот видите, значит, вы признаешь в нём личность.

– Ну, я бы пожалел и собаку, если бы она у меня была. Это моё. Я к нему привык.

– Значит, вы согласны, что его надо сохранить? Хорошо. Вот что. Готовьтесь в командировку.

– Я в отпуске!

– Отпуск придется прервать. Догуляйте выходные и в понедельник ко мне с бумагами.

– Что за спешка? Куда в командировку?

– В Россию. Повезешь туда своего Поля. – отрезал Дюпон, переходя на "ты", он делал так, когда ему надоедало играть в аристократов, – представишь его своим коллегам. Да там и оставишь. Кстати, заодно с другом своим свидишься. У него есть какой-то интересный материал, только официальным путём нам его, кажется, не получить. Русские скрытничают. Это и понятно. С непредсказуемой Европой им откровенничать нет смысла. Они укрепляют границы.

Он помолчал некоторое время, а потом вдруг спросил:

– Послушай, Антуан, если тебе придется выбирать, куда улепётывать отсюда, ты что выберешь Америку или Россию?

– Мне нечего выбирать. Я француз.

– Я тоже француз. Хотя во мне и есть струя марокканской крови. Мой прадедушка... Ну вы знаете. Он сражался у де Голля. Но с этими новыми земляками я не хочу иметь дела. И в их государстве я жить не хочу. Европейская цивилизация погибла. Это надо признать. От Франции остались лишь Нормандия и Бретань. Они уже просочились в Иль-де-Франс. вы не боитесь отпускать своего Поля за продуктами?

– Ну, а кому ездить? Не самому же?

– Да, не графское это дело, – засмеялся Дюпон. – Ладно, мне пора. В понедельник я тебя жду. С Полем.

– Куда ж я без него? Кто-то же должен открывать передо мной двери.

Вечером, когда Поль принес чай, Антуан спросил его осторожно:

– Что там в городе, Поль?

Тот закашлял в том смысле, что в городе красиво. Много людей, правда, люди недобрые.

– Они тебе сделали что-то плохое?

– Они говорили обо мне плохо и когда думали, что я не слышу, и когда хотели, чтобы услышал. Только они не знали, понимаю ли я, что они говорят. Они ругали и тебя. И угрожали тебе. Сказали, что водишься с чёрной силой. Чёрная сила – это я. – объяснил он.

– Послушай, Поль, а тебе никогда не хочется вновь взять в руки оружие? – спросил Антуан по-французски.

Поль некоторое время молчал, переваривая вопрос. Потом ответил, конечно, на своём – кашлем.

– Сегодня хотелось. Нет, не хотелось, а было надо. Но я не могу. Ты сменил установку. Теперь я не настроен сражаться.

Он применил именно это выражение "не настроен". Так и анимер говорил о программах бэров при прощании, когда они беседовали с ним в водосборнике. Именно тогда Антуан задумался о том, чтобы научиться программировать сознание бэров. Может быть, для того и завел разговор анимер, чтобы натолкнуть его на эту мысль. Вообще-то говорили о другом. Договаривались о возврате всех плененных бэров. Вернее, об обмене их на такое же количество людей, живущих Там. Однако прошёл уже год, но Оттуда не было никаких сигналов.

– Поль, – закинул удочку Антуан, – а если бы на тебя сейчас напали враги, ты стал бы сражаться?

– Нет.

– Значит, ты уже не можешь выстрелить в человека?

– Могу.

– А почему же ты не стал бы сражаться?

– Бэр не сражается за себя. Он выполняет задачу.

– Так. А когда бы ты стал стрелять? При каких обстоятельствах?

– Если бы напали на тебя и твоей жизни угрожала опасность.

Антуан неаристократично присвистнул. Вот так-так!

– Почему вдруг ты бы стал за меня сражаться? Разве у тебя это заложено в программе?

– Нет. Но это входит в содержание сопутствующих задач. Я настроен на то, чтобы быть при тебе опекуном. Поэтому...

– Почему опекуном? – поразился Антуан, который видел в Поле скорее слугу.

– Потому что я должен обеспечивать твою жизнедеятельность. Готовить и подавать тебе еду, следить за обогревом и освещением жилища.

И тут Антуан как-то сразу представил подлинное значение пребывания Поля в доме. А ведь действительно эти две недели сам он не занимался ни одной бытовой проблемой. Коротко проинструктировал бэра в первый день и полностью отошел от бытовой рутины. Выезд в город за продуктами, регулировка отопления, обсулуживание – всё оказалось в ведении Поля. Конечно, автомобилем управлять необходимости не было – бортовой компьютер сам водил его по маршруту до продовольственного магазина, с хозяином которого у Антуана была соответствующая договоренность. Ему даже не было необходимости выходить наружу. Толкнул рычажок, чтобы открыть багажник, вот и вся работа. Сын хозяина ставил туда коробки с продуктами, список которых Антуан забрасывал к ним по Интернету. Туда же помещались и ёмкости с едой, которые оставалось только разогреть. С деньгами Поль тоже не имел дел – Антуан закачивал хозяину аванс и время от времени сверял баланс через электронную систему. Иной раз, для поддержания личного контакта, звонил по телефону.

Это был первый этап программы адаптации Поля к обществу и общества к Полю. Выводить в люди бэра следовало осторожно. Сначала необходимо было приучить соотечественников к тому, что он существует реально и в любой момент может оказаться рядом. Приучить бэра к людям оказалось легче, чем людей к бэру.

***

Антуан проснулся от ощущения, что около его кровати кто-то стоит. Не открывая глаза, прислушался. И ничего не услышал. Но он точно знал, что не ошибается. Быстро скользнул рукой под подушку, но там было пусто. Тогда он открыл глаза и сел. На фоне окна, подбеленного дежурным дворовым освещением, четко прорисовывалась массивная фигура Поля. Он стоял в двух шагах от него – неподвижный и мохнатый. И то, что он был без специально пошитой для него униформы, которую снимал лишь в редких случаях, встревожило Антуана. Это, и то, что он вошёл к нему без разрешения, более того, каким-то образом открыв замок, а, может быть, даже взломав его, означало только одно – к предостережению Дюпона следовало своевременно прислушаться. И пистолет. Значит, этот костолом ещё и вооружён...

– Ты что, Поль? – спросил он, стараясь не выдать свою тревогу и, прикидывая, чем можно вооружиться, чтобы отразить нападение. И увидел, что вооружиться нечем – даже стул, на котором он сложил свою одежду, был отодвинут в сторону. Не подушкой же с ним драться! Поль шевельнулся и негромко закашлял. И в ту же секунду Антуан услышал за окном шум: гудение подъезжающих машин, хлопанье дверцами, голоса. Между тем Поль, кряхтя и покашливая, сообщил, что к дому от городка движутся люди. Много людей. И что направляются сюда они с нехорошими намерениями. Что ещё днём, когда он ездил за продуктами, слышал разговоры, показавшиеся ему недобрыми. Люди, загружавшие в багажник продукты, подошли к машине сбоку и долго рассматривали его через стекло. Смотрели и переговаривались. Их языка Поль не знал, они говорили не на том языке, на котором говорит Антуан, поэтому он не понял, о чём они говорят. Но понял, что о нём. И не из любопытства они его рассматривали, как многие делали до этого, а зло¸ угрожающе. И вот теперь эти люди идут сюда. Поэтому он и разбудил хозяина.

Антуан подошёл к окну. С той стороны забора, в упор к запертым воротам, было припарковано четыре автомобиля. Несколько человек, собравшись в кружок, нервно курили, посматривая то на шоссе, то на дом. Со стороны городка по шоссе двигалась толпа, хорошо различимая в мареве фонарей. Небольшая, но плотная. Со стороны шоссе раздалось порыкивание, и к воротам подъехал небольшой тракторок с ковшом. Автомобили, перегораживавшие выезд, отъехали, а тракторок подкатил к воротам и замер. Всё было понятно. Бронетехника готова к прорыву. Ждут, когда подойдёт пехота. А она уже спускалась с насыпи. Рука его коснулась холодного металла: на подоконнике лежал пистолет. Бэр предусмотрительно переложил его сюда, забрав из-под подушки, сообразив, что хозяин может спросонья, не разобравшись, начать стрелять. Антуан взял оружие, подошёл к стулу с одеждой, потянулся за ней, но вдруг передумал. Порылся в нижнем ящике стола, достал оттуда увесистый шар размером с теннисный мячик. С пистолетом подмышкой вышел на лестницу, кликнув Поля. Из-за забора во двор уже летели файеры, тракторок, натужно гудя, бодал ворота, но они пока стойко выдерживали напор. Антуан открыл окно, примерился. До забора было метров тридцать. Гранату в свое время он бросал на пятьдесят метров. Так что расстояние вполне приемлемое. Надо только встать поудобней. Трактор рычал, толпа шумела, образовавшаяся пауза начала раздражать Антуана. На самом деле, зачем делать ограду такой прочной? Не осаду же здесь выдерживать. Поль топтался рядом с металлическим чемоданчиком в лапе. Про чемоданчик Антуан и забыл.

– Положи туда же, – он протянул бэру пистолет. – и спускайся к бассейну.

Поль откинул крышку, раздвинул в стороны ключи и документы, пристроил между ними пистолет, закрыл чемоданчик, но с места не сдвинулся.

– Ты чего? – удивился Антуана.

– Посмотреть хочу, – ответил тот неожиданно.

Антуан уставился на него с удивлением. Надо же! А ведь, сработала система. Робот, роботом, а вот на тебе, очеловечивается.

– Ну, посмотри.

Трактор, наконец, выворотил стойку и обрушил ворота. Толпа заулюлюкала, разрядилась залпом файеров и полезла во двор.

– Ну, идите, ребятки, будет вам сейчас фокус!

Антуан отжал рычажок и метнул шар. Он, засветившись на лету, описал яркую дугу. Упав на землю, шар рассыпался на тысячи ярких искр, вспорхнувших, как из прогоревшего костра, на который пахнуло резким порывом ветра. И как только искры упали, тот час от каждой из них побежал, расширяясь, ободок света. Через несколько мгновений сияние охватило одежду людей, перекинулось на трактор, который сразу же заглох, потом пожух, теряя форму, и весело всполыхнул ярким пламенем, взлетевшим высоко вверх. Обглодав трактор, свет по земле переметнулся к автомобилям, пронесся по их поверхности, и, теряя яркость, померк, успев начисто слизать металлическую оболочку салонов двух машин. Стоявшие рядом ошалело смотрели на открывшиеся внутренности моторного отсека, пассажирские и водительские сидения. И тут истошный крик огласил окрестности. Десяток совершенно голых людей ошалело метались среди тех, кого волна не достала.

– А ведь не май месяц, Поль, – засмеялся Антуан. – Да ещё и чешется!

И в это время со стороны толпы грянула автоматная очередь. Пуля, залетевшая в окно, забилась в рикошете меж стен.

– Всё, уходим, дружище. Не хватало нам шальную пулю поймать.

Спустившись вниз, Антуан с тоской посмотрел на темную воду бассейна. Одно дело окунуться разгоряченным после пробежки, другое – тепленьким после постели. Водичка градусов двенадцать, не выше. Но делать нечего: за стеной вновь затрещали автоматные очереди. Преследователи были настроены серьезно. Слышно было, как с той стороны здания они ломали дверь. Он взял с помоста двухпудовую гирю и шагнул с ней в воду. Иным путем достичь дна пятиметрового колодца было бы непросто: узковато в диаметре. Как только коснулся ногами дна, отпустил груз и выплыв в слабо мерцающий проём. Ориентироваться даже в сумраке было нетрудно: он шёл рядом с полосой препятствий, которую устроил на дне, чтобы отрабатывать навыки подводного плавания. Касаясь иногда её при гребке, сверял направление. Нащупав вертикальные опоры, всплыл и отдышался. Спрятавшись за щитками, торчащими из воды, осмотрелся. Во дворе метались тёмные фигурки. Но к дому они не подходили. И понятно почему. Дом уже горел, правда, пожар только начинался. Из окон первого этажа вырывались всполохи света, отблески которых плясали в ветвях деревьев. Отчетливо пахло чем-то жжёным. Запах был резким, явно химическим. Антуан с острым сожалением подумал о немалых деньгах, потраченных на ремонт и порадовался тому, что не успел привезти книги и антикварную мебель. И вдруг чертыхнулся, вспомнив о любимой трубке. Уж ей-то бы места хватило в чемоданчике. Хоть возвращайся. Рядом с ним неторопливо всплыл Поль. Голова его возлежала на воде, словно арбуз на столешнице. Дыхания слышно не было, словно он и не пронырнул сейчас в общей сложности около тридцати метров. "Ну и я не очень-то запыхался", – подумал, взглянув на него с некоторой ревностью, Антуан.

Следующий этап лидировал бэр. Погрузившись в воду, он включил на чемодане, который надел, словно ранец, на спину, индикатор. На него и ориентировался Антуан. Найти вход в бункер ночью в тёмной воде у него сразу могло бы и не получиться. Плыть туда недалеко – метров десять, глубина небольшая – в полтора человеческих роста, но вход размещался с нижней стороны плиты, и расстояние от дна до него небольшое. Вход вёл в строение, которое, если смотреть со стороны, выглядело выступом из забетонированной набережной. Что-то похожее на массивный обелиск для конной статуи, на которую забыли установить монумент.

Попасть туда можно было только из воды. Сначала надо было поднырнуть под бетонную плиту, в узком пространстве развернуться лицом вверх, таким образом доплыть до колодца, и уже через него попасть в небольшое помещение, где можно обсохнуть и отдохнуть.

Самое сложное было развернуться на спину. В полной темноте, ориентируясь на огонек индикатора он подплыл к плите, и вдруг ему стало страшно. А вдруг? Вдруг застрянет в этом тесном подводном лазе? Вдруг не хватит воздуха? Вдруг кто-то неведомый злокозненный перекрыл колодец? Ему даже представилась чуть притопленная толстая железная решетка, закрывающая выход к глотку воздуха. Днём, в светлой воде такая дрянь, конечно же, не причудится. Но мрак подводной стихии родил паническое настроение. И даже скользнула в голове на мгновенье мысль всплыть, вырваться из этого мрака. Глотнуть воздуха. Эта вспышка страха длилась мгновение. Он даже не задержал гребок. Миновав Поля, перевернулся на спину и, сильно толкнувшись ногами, вошёл в вертикальную туннель колодца. Цепляясь за скобы, быстро поднялся вверх, чуть высунулся из воды. Прислушался. Несмотря на то, что нервное возбуждение значительно "подъело" запас кислорода, воздуха хватило. И он, успокаиваясь, порадовался своей тренированности и предусмотрительности. Наверху было тихо. Выбравшись из колодца, пошарил на полке, засветил фонарик. Скинул трусы, снял с крюка полотенце, энергично обтерся. Внизу плюхнулся Поль. Когда он выбрался из бетонного кольца, Антуан уже надевал комбинезон. Предупредил негромко:

– Подожди отряхиваться.

Поль послушно замер. Дождавшись, когда Антуан прикроется плащом, словно собака, резко крутнул туловищем, выбрасывая из шерсти каскад брызг. Антуан снял мокрый плащ, швырнул его в угол. Потом они припали к узким смотровым щелям в стенах. Дом пылал. Возле ворот стояли пожарные машины, но дальше их не пускала толпа. Голых мужиков видно не было. Возможно, их уже вывезли. А может быть, где-то прячутся в ожидании автобуса. Не пешком же им возвращаться в город. Группки в несколько человек рыскали по парку. В пруд, видно, вылили пару бутылок горючей смеси и подожгли: в нескольких местах горела вода.

Меж тем начинало светать. Антуан прикинул варианты. Можно было остаться и пересидеть опасность здесь. Вряд ли кто-то сообразит, где их искать. Скорей всего, когда расцветёт, погромщики отправятся восвояси. Ночью они действуют нагло и дерзко, а днём все-таки, ещё остерегаются. Хотя управы на них нет и днём, но животные инстинкты при дневном свете проявляются не столь живо. Но тут он подумал, что властям так или иначе придётся вмешиваться, а это нудная и бесполезная волокита. Всё равно никого не найдут, а то ещё и ему, как единственному явному лицу в данной ситуации, пришьют какое-нибудь нарушение. Нет, надо было уходить незаметно, пока такая возможность имеется.

Он натянул на комбинезон гравиапояс. Велел Полю отдраить аварийный выход. Тот подвинул скамейку под люк, сдвинул рычаги запорного устройства, осторожно откинул крышку и выбрался наружу. Антуан не стал ждать, пока он осмотрится: что толку, не в воду же снова нырять, если что! Он уцепился за края люка и, легко сделав выход силой, оказался на плите. Неподалеку двое молодых парней, неизвестно откуда взявшимся ломом крушили скульптуру нимфы, посаженную у кромки воды. Скульптура была подарком студентов академии изящных искусств. Антуан как-то выступал у них с рассказом о своих замечательных подвигах и произвел на слушателей такое невыразимое в словах впечатление, что они решились выразить это впечатление в пластических формах. Девушка была хороша. Антуан примостил ее на плите возле кромки воды, и время от времени любовался и формами, и прекрасной работой. И вот теперь два последователя истинной веры старательно отсекали от скульптуры, по их мнению, лишнее, стараясь вернуть камню первозданную природную правильность. Ну, с этими-то он просто должен будет пообщаться.

– Эй, парни, – окликнул он их, – не очень устали? Помочь?

Они дернулись, рассмотрели его и злобно осклабились. Один из них, обернувшись к толпящимся на другом берегу, что-то гортанно крикнул, второй, перехватив поудобней лом, направился к Антуану, но тот сбил его с ног, не дав замахнуться. Его приятель замешкался, оглянувшись на засуетившихся на той стороне. Антуан двинув пару раз лежащего ногой, чтобы не получить удар в спину, и не спеша подошел к его товарищу. Азиат, приняв боксерскую стойку, начал пятиться к воде. Антуан кривым размашистым ударом ноги сбил выставленные для защиты руки и, продолжив круговое движение, взвёл тело, как пружину. Бившая нога, опустившись на землю, стала опорной, а другая, мгновенно распрямившись, ударила в открывшуюся грудь. Удар, что называется, вошёл: тело, вобравшее в себя всю энергию удара, лишь немного отбросило назад. Наверное, убил, – огорчился Антуан. – Поучить надо бы, но мертвому от такой науки, какая польза?