Текст книги "Ухожу на задание…"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

16

Доложив обстановку, командир разведывательной роты старший лейтенант Вострецов с несвойственной ему нерешительностью потоптался возле походного стола, за которым сидел над картами начальник колонны. Уловив какую-то недосказанность, Астафуров вскинул брови:

– Что еще у вас?

– Женщина, товарищ подполковник, умереть может. Молодая совсем. Вот тут кишлачок небольшой возле запруды. Духи его обстреляли. Женщина как раз во дворе была, три пули попало. Раны гноятся…

– Что же там, никакого медика нет?

– Был врач афганский из агитационного отряда и санинструктор с ним, только бесполезно. Муж, брат и отец у нее совсем темные, никого не подпускают. Нельзя, мол, чтобы мужчина женщину раздевал и смотрел. Верой запрещено… Она же, говорю, у вас концы отдает, а вы про веру… Но их не проймешь. Ладони вот так складывают, – показал Вострецов, – и глаза к небу. Пусть, значат, аллах решает… Врач сунулся было в комнату, а муж на него, как бешеный, аж слюна изо рта брызжет. Одежду порвал, со двора вытолкал.

– Печально, – сказал Астафуров. – Ну а мы-то способны помочь?

– По их обычаям, мужчину нельзя подпускать, а ханум – можно. Если ханум приедет, пусть осматривает, пусть лечит, они согласны.

– Та-ак, – раздумчиво качнул головой Астафуров. – Насколько я понимаю, в радиусе ста километров вокруг наверняка есть только две медицинских ханум. Хоть и не врачи…

– Они сумеют! Разрешите, товарищ подполковник! – С надеждой смотрел на него Вострецов, даже белесые брови на темно-бронзовом лице напряженно приподнялись, изогнулись. – Колонну мы не задержим. На бронетранспортерах сгоняем, а оттуда по проселку угол срежем, настигнем вас.

– А мину вы там на проселке не поймаете?

– Местных жителей проводить попросим, они знают. – И, видя, что Астафуров колеблется, добавил просительно: – Позвольте, товарищ подполковник! Не подведем!

– Ох, Вострецов-Вострецов! Слышали, что о вас капитан Орагвелидзе говорит? Он разведроту спасательной командой назвал, а вас – главным спасателем. Если за десяток километров вправо или влево от дороги имеется хоть один человек, которому помощь требуется, наверняка знать будете.

– Это моя обязанность, товарищ подполковник, знать все, что происходит справа и слева от маршрута, впереди и сзади. Вы же сами с меня спросите. Хотя бы для того, чтобы обезопасить капитана Орагвелидзе с его технарями!

– Не обижайся, Василий Васильевич, – сказал Астафуров, стараясь скрыть довольную улыбку, всегда появлявшуюся у него при виде Вострецова. – Не сердись на Орагвелидзе. Все мы сейчас в той или и ной мере спасатели. Гордись, разведчик! А насчет медсестер вот что. Приказывать им в данном случае я не имею никакого морального права, но к просьбе вашей присоединяюсь. Если они согласны, пусть едут.

– Разрешите идти?

– Да ведь по пойдешь– пулей помчишься, – с напускной ворчливостью произнес Астафуров, любуясь ладным, энергичным офицером.

– Так точно, помчусь, – озорно улыбнулся Вострецов.

– Про осторожность не забывайте, – напутствовал его подполковник.

Через несколько минут командир разведроты был уже в конце колонны. Объяснил девушкам, кому требуется помощь «медицинских ханум», предупредил о возможной опасности, передал слова Астафурова: не приказ, дескать, а просьба, думайте сами.

– Думать нечего, – отрезала Павлина Павленко. – Сумку в кабине возьму и – едем. Скорей, Тоня!

– Ну, девочки! – восторженно крутнул головой Вострецов. – Будь я холост, не сходя с места предложение бы сделал! Руку и сердце на всю жизнь!

– Мы вам не девочки, товарищ старший лейтенант, – строго ответила Павлина. – Это во-первых. А во-вторых, сразу двум предложение не делают. Что-то слишком омусульманились вы, товарищ старший лейтенант.

– Три жены – это ж одеть, обуть надо! – засмеялась Антонина.

– Ничего, как-нибудь справлюсь! Не цепляйтесь к словам-то, – отшучивался Вострецов, помогая девушкам забраться в бронетранспортер.

По каменистой проселочной дороге машина неслась грохоча, переваливаясь с борта на борт, разговаривать было почти невозможно. Со слов старшего лейтенанта Павлина поняла только, что раны у женщины совсем не леченные, возможна гангрена. Старалась припомнить все, что могло сейчас пригодиться: и занятия в медицинском училище, и действия врачей на операциях… Конечно, до самостоятельных операций они с Тоней не доросли, а уж помощь-то оказать сумеют.

Обогнув опасные заросли тутовника (из этих зарослей душманы обстреляли кишлак), машина вынеслась к окраинным постройкам и резко затормозила. Девушки оказались в столь необычной обстановке, что поначалу даже растерялись немного. Мгновенно собралась на улице толпа бедно одетых, хмурых людей. Дехкане с удивлением, с недоверием разглядывала русских женщин в странной зеленой одежде. Женщины-сарбазы – такого здесь еще никто не видел! Две женщины среди мужчин – какое бесстыдство!

Суетился муж раненой – молодой, небритый, в рваном халате. Глаза у него были воспаленные и безумные. Он разгонял мальчишек, скрывался в доме, опять выскакивал. Павлина подумала: очень переживает за свою жену.

Пока медсестры готовили для осмотра раненой комнату, пока мыли руки и переодевались в халаты, старший лейтенант Вострецов навел на улице полный порядок. Один бронетранспортер занял позицию за домом, развернувшись в сторону зарослей тутовника. Второй – перед домом. Разведчики в пятнистых рыже-зеленых халатах оцепили двор. Жители не восприняли эти действия как враждебные. Наученные горьким опытом, они знали, что подобные меры безопасности просто необходимы, так как душманы могут появиться в любую минуту, могут открыть огонь, не считаясь с тем, что здесь оказывают помощь раненому человеку. Более того, бойцы местного отряда самообороны, оттеснив жителей, создали внешнее кольцо оцепления, некоторые залегли с оружием среди камней. Сержант Ширинбаев перевел слова старика хозяина дома: пусть ханум не беспокоятся, весь кишлак знает, что отец, муж и брат пострадавшей поклялись убить всякого, кто попытается помешать лечению.

Раненую внесли в комнату. Даже на ощупь – температура у нее была высокая. Лицо воспаленное, с темными провалами глаз. Женщина стонала вымученно, негромко. Павлина решительным жестом приказала мужу удалиться. Одна нервозность от него и никакой пользы. А пожилому, спокойному брату велела остаться. Пусть смотрит, как обрабатывают раны, может, сам потом хоть что-нибудь сделает…

Раны были неопасными, во всяком случае, сами по себе не смертельными. Вероятно, женщина стояла боком к стрелявшему: одна пуля попала в руку над локтевым сгибом, другая пробила грудь ниже соска, а третья скользнула под грудью, распоров кожу. Но как они выглядели, эти раны! Ничего подобного Павлина даже представить себе не могла. Сверху – тряпка. Потом какие-то листья. Все это в сгустках запекшейся крови, в гное. Девушка засомневалась: не поздно ли, не началась ли гангрена? Надо, однако, сделать все возможное.

Женщина застонала громче, ей было больно. Брат, застывший у двери, был настолько бледен, что Павлина боялась: не грохнулся бы он на пол в обмороке. Оборачивалась, привлекала его внимание, показывала: вот так надо промывать рану, так перевязывать. Ты видишь? Ты сможешь? Говорила она по-русски, примешивая те немногие слова, которые знала, но мужчина, кажется, понимал. Даже руки у него двигались, повторяя движение рук медсестры.

– Ей легче, – сказала Пава. – Вот и глаза открыла.

– Еще бы не легче, – подтвердила Тоня. – Столько убрали с нее… Не раны – клоака какая-то…

– Заканчивай, а я посмотрю, что из медикаментов оставить.

– Ты не очень-то, – забеспокоилась Тоня. – Лишнего нет, а впереди всякое может быть.

– Понадобится – найдем! – заверила Пава, доставая из сумки бинты и лекарства.

Позвав сержанта Ширинбаева, девушки с ого помощью подробно проинструктировали брата пострадавшей и еще какую-то женщину, не снявшую паранджи. Объяснили, когда перевязывать, какие лекарства давать. Ширинбаев записал бы, но дехкане были неграмотны.

Когда вышли из дома, увидели, что во дворе приготовлено угощение – миски с лепешками, с фруктами. Павлине совсем не хотелось есть. Ее даже мутило слегка. Еще стояли перед глазами гнойные запущенные раны, еще ощущала тяжелый запах разложения. Она устала. Но физически, не от работы, а от пребывания в непривычной обстановке. Скорей бы к своим, в общую колонну, в просторную кабину грузовика к доброму и улыбчивому Ване Сказычеву. Эта кабина представлялась ей сейчас словно бы уголком родного дома, со знакомыми запахами, с надписями на нашем языке, с рычагами и приборами, сделанными где-то на Волге или на Каме. Наверное, только далеко от Родины возникает столь острое чувство приверженности ко всему нашему.

– Лучше не надо, – сказала Павлина сержанту Ширинбаеву.

Но тот, насупившись, попросил:

– Не обижай старика. Он небогатый человек, но выставил все, что есть в доме, в знак уважения.

Девушки сели на ковер против седобородого хозяина, а тот, пробормотав какие-то слова, коричневой рукой со скрюченными пальцами поднес каждой наполненную чаем пиалу. Ширинбаев сказал, что он не все понимает у старика, но главное ясно – хозяин от всего сердца благодарит русских ханум и желает им долгой, счастливой жизни.

За дувалом гудели двигатели бронетранспортеров, слышались голоса разведчиков. Быстро вошел во двор старший лейтенант Вострецов, окинул взглядом живописную группу на ковре, сказал весело:

– А что, дорогие гости, не надоели ли вы хозяевам. – И Ширинбаеву: – Объясните – нам пора. Дорога дальняя и небезопасная.

Старик закивал понимающе.

Толпа на улице расступилась перед девушками, образовав коридор. Почтение и уважение было на лицах дехкан.

– Знаете, чему они удивляются? – на ходу объяснил Вострецов. – Приехали издалека, горючее жгли, перевязку сделали, медикаменты оставили – и все бесплатно. Не укладывается это у них… Ну, по коням!

Солнце ярко освещало раскинувшуюся впереди равнину с зарослями кустарника, с редкими одинокими деревьями. Куда ни посмотри – ни одной живой души. Кустарник, глыбы камней, снова кустарник. Бронетранспортеры шли по едва заметной дороге, потом свернули в сухое русло. На Павлину удручающе подействовал суровый, однообразный пейзаж. Тут ведь и заплутаться недолго, и на душманов нарваться. Вострецов, вероятно, почувствовал беспокойство Павлины. Внимательно посмотрел на нее, на Тоню, улыбнулся.

– Прочь сомнения, спасительницы! У нас проводники надежные, из местных охотников, – показал он на головную машину, в которой с автоматами наготове сидели трое афганцев и среди них – муж пострадавшей женщины.

– Очень уж мрачно тут. Глянь, Тоня, – обратилась Павлина к подруге. – Эти камни – словно застывшие животные. Вон тот похож на верблюда. Дальше – мамонт на боку и хобот вытянул. А помельче – будто стадо баранов.

– Похоже, – согласилась Тоня. – И за каждым камнем может бандит прятаться.

– Ну, на все камни их не хватит, – усмехнулся Вострецов. – Голо здесь, отряд не укроется. Быстро с вертолета ущучат. В зеленых зонах – там да. Сады, деревья высокие, развалины домов и дувалов, камыш возле воды. Это «духам» как раз по нутру.

– Товарищ старший лейтенант, вас! – Сержант Ширинбаев протянул Вострецову шлемофон.

Командир роты поговорил с подполковником Астафуровым, уточнил место встречи с колонной. Разведчики двигалась наперерез ей. До шоссе было уже недалеко, в бинокль можно было рассмотреть грузовики, поднимавшиеся на пологую возвышенность. «Вот мы и дома», – подумала Павлина. И вдруг впереди длинными, во весь «магазин», очередями застрочили несколько автоматов. Так стреляют люди ошеломленные, застигнутые врасплох: лишь бы противника остановить, самим оглядеться, сообразить что к чему.

Прозвучала команда, разведчики мгновенно оказались на земле, на бегу разворачиваясь в цепь. Павлина немножко растерялась: а им с Тоней что делать? И вообще – что происходит?!

Прогрохотал пулемет бронетранспортера, девушка проследила цветную трассу, протянувшуюся в ложбине, заросшей кустарником, но ничего не увидела там. И как бы в ответ на пулеметную очередь воздух рассекла огненная полоса, метрах в тридцати от машины полыхнуло яркое пламя, растеклось в стороны, побежало по сухой траве, по низеньким кустикам. Снова полыхнуло – подальше. Языки пламени вскидывались слева и сзади, приближаясь к бронетранспортеру.

– Ну, гады! – Вострецов, намеревавшийся спрыгнуть, задержался на броне, поправил шлемофон. – Я «Кедр»! Бьют термитными ракетами… И по колонне, вижу! Нет, машину не посылайте, не пройдет. Хватит одного отделения. Через пять минут атакую. Есть, работаю! – Положил шлемофон на броню, распорядился возбужденно-весело: – Ширинбаев! Машины туда, на гальку, где нет травы. За камни. И закройся, а то схлопочешь подарочек в люк.

– А мы? – спросила Полина. – Мы с вами?

– Нет! – отрезал старший лейтенант. – Понадобитесь – вызову! – И легко, бесшумно спрыгнул па землю.

Слева опять брызнули огнем термитные ракеты, но на них никто не обратил внимания: впереди разгорелась сильная стрельба, били автоматы, ручной пулемет. Рвались гранаты. И сразу все стихло, как по команде. Нельзя было понять, что там произошло.

Дым от горевшей травы затянул все вокруг, проникал в бронетранспортер: слезились глаза и першило в горле. Ширинбаев беспокойно ерзал на сиденье: подберутся бандиты, ударят с близкого расстояния… Павлина с Тоней тоже начали нервничать. Хуже всего – неизвестность. Но тут наконец появились двое разведчиков, вскочили на броню.

– Поехали! Тропу видишь? По ней!

Начался подъем. Дым относило ветром, видимость улучшилась. Вскоре машины оказались на продолговатой поляне, с двух сторон стиснутой откосами, покрытыми густим, в рост человека кустарником. Полдюжины ишаков беспокойно перебегали с место на место, шарахаясь от своих мертвых сородичей, валявшихся возле груды полосатых тюков, похожих на свернутые матрацы. Некоторые тюки были вскрыты, виднелось термитные ракеты, блестели рассыпавшиеся патроны. У входа в небольшую пещеру теснились подростки лет двенадцати-тринадцати, все неимоверно грязные, покрытые пылью, копотью костров. На черных лицах испуганно блестели глаза. Возле ребят сидел на камне пожилой человек, обросший седой щетиной. Одежда на нем вся была не только грязной, но и рваной. Особенно изодраны были необъятной ширины шаровары, сквозь прорехи виднелись тощие ноги, покрытые какими-то струпьями. На круглом лице – блаженная, бессмысленная улыбка.

– Он что, сумасшедший? – обратилась Павлова к сержанту Ширинбаеву, расспрашивавшему ребятишек.

– Здоров как бык, – брезгливо ответил тот. – Кайф ловил на привале, конопляного зелья накурился. Бандиты убежали, а этот на ногах не стоит.

Постепенно выяснилось, что все подростки – из одного кишлака, расположенного возле пакистанской границы. Бандиты забрали их, чтобы вели ишаков. Пообещали заплатить. Вот уже несколько суток караван двигался в глубь Афганистана, чтобы доставить боеприпасы какому-то отряду. Куда именно – ребята не знали. Шли днем, не вызывая подозрений. Четверо торговцев и мальчишки-погонщики везут товар для продажи – что тут особенного? Еще двое душманов, в том числе и этот, в драных шароварах, изображали калек, нищих (они уходили вперед, в лежащие на пути селения, вынюхивали, нет ли опасности).

Сегодня остановились пораньше, чтобы покормить ишаков, дать им отдых. Ждали вечера, когда на шоссе прекратится движение и можно будет пересечь дорогу. Большая колонна, появившаяся на шоссе, с начала не встревожила бандитов. Такими силами на мелкую дичь не охотятся. Душманы затаились, наблюдая.

И тут с противоположной стороны показались бронетранспортеры! Бандиты решили, что их выследили и окружают. Вспыхнула паника. Не растерялся только главарь банды. Велел подросткам лезть в пещеру, затащить туда «нищего», обалдевшего от анаши. Сам стал пускать ракеты: то в сторону шоссе, то по бронетранспортерам. Хотел, видимо, остановить русских, преградить путь огнем. Но другие бандиты побежали, скрылись среди зарослей и кустов. И главарь побежал за ними, дав последнюю очередь из автомата по ишакам.

Душманов не преследовали. Чешут небось быстрее зайцев. Машина не пройдет, а пешком не догонишь. Ну и дьявол с ними! Павлине очень интересно было наблюдать за Вострецовым: он действовал уверенно, будто много раз бывал в такой вот исключительной ситуации. Подросткам велел забрать ишаков, еду, всякие шмотки и идти в кишлак, где находилось подразделение БАО. «Нищего» – на броню, чтобы допросить, когда очухается. Торопил разведчиков, которые таскали в пещеру тюки с боеприпасами, чтобы взорвать все разом. Павлина, опасливо глянув в ту сторону, сказала:

– Так тихо-спокойно было, и вдруг – на тебе! Вот ведь какая случайность!

– Ну, нет! – возразил услышавший ее Вострецов. – Неожиданностей и случайностей для нас, разведчиков, не существует. Идет сражение без фронта и тыла, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Значит, каждую секунду надо быть на боевом взводе и – чтобы ни малейшей беспечности или расслабленности! Такая уж у нас работа! – не без гордости заключил он.

17

Старший капитан Али Джабар объяснил лейтенанту Тургину-Заярному, что сейчас, в начале осени, Ближний перевал особых трудностей для перехода не представляет. Есть опасные места, где шоссе тянется по самому краю ущелья, но в общем-то риска не больше, чем на городской улице с напряженным движением. Вот когда дорога покроется льдом, когда начнется сход снежных лавин, тогда на перевал будут подниматься лишь самые смелые и опытные водители.

С хорошим настроением отправились в путь. Однако вскоре обстановка резко осложнилась. Не доходя до перевала, где дорога сужалась, где не свернуть ни вправо, ни влево, головная машина БАО напоролась на мину.

Саперы отряда начали расчищать путь, но одна из мин оказалась «ловушкой», трое сарбазов погибли при взрыве.

Колонна БАО, сжавшись, застыла на серпантине шоссе. Джабар и Тургин-Заярный на «уазике» подъехали к месту происшествия. Осмотрели закопченную, с пошелушившейся краской боевую машину, под кормой которой взорвалась мина. Пробоина зияла в днище. Дальше на шоссе чернела свежая воронка и трепыхались флажки, ограждавшие опасную зону.

Командир саперного взвода, лейтенант лет тридцати пяти, с черной щетиной на впалых щеках, с большими сильными руками, вероятно, недавний рабочий, еще не оправился от пережитого потрясения. А случилось вот что. После того как подорвалась боевая машина, саперы обезвредили американскую мину натяжного действия – выпрыгивающую. А следующую не смогли. Возможно, это был самодельный фугас. Саперы – не новички, соблюдали все меры предосторожности.

– Что будем делать? – ровный спокойный голос Али Джабара заставил Юрия Сергеевича внутренне собраться.

– Не знаю, – растерянно ответил командир взвода. – Это новая мина… Погибли лучшие. Я попытаюсь сам…

– Что значит – попытаюсь? У тебя нет уверенности, что снимешь следующую мину?

– Нет, – признался лейтенант. И добавил виновато: – Если бы Владлен Бахтияр…[15]15
  Бахтияр – счастье. Здесь – в смысле счастливый, везучий, удачливый.


[Закрыть] Вызвать бы его… Он подскажет.

– Мины не трогать, – распорядился Джабар. Укоризненно качнул головой. – Я попрошу советских товарищей. Опять попрошу.

Сапер, потупившись, разглядывал свои могучие, в ссадинах руки.

– Свяжите меня с подполковником Астафуровым, – обратился старший капитан к Юрию Сергеевичу.

– Пойдемте к бронетранспортеру. Я доложу обстановку и передам микрофон вам.

Они направились к машине, которую сержант Ширинбаев успел вывести в голову колонны. Тургин-Заярный спросил на ходу:

– Кто такой Владлен Бахтияр?

– Ты не знаешь? Ну да это наши его так зовут, капитан Владлен Кругорецкий, командир оперативно-cаперной группы. Легендарный человек среди саперов. Про него говорят: взрывчатку сквозь землю видит…

– О капитане Кругороцком доводилось слышать. – припомнил лейтенант. – Его недавно орденом наградили. Но он ведь в другом гарнизоне.

– Легендарный человек Бахтияр, – повторил Али Джабар и объяснил, испытывая, вероятно, неловкость из-за того, что не мог управиться своими силами: – Командир взвода – хороший и смелый сапер. Но сейчас я не могу разрешить ему… Пусть успокоится, почувствует уверенность.

– Понимаю. – Тургин-Заярный посмотрел на часы: – Наша колонна должна выйти на эту отметку в пятнадцать ноль-ноль. Значит, задержка?

– Попрошу доставить советских саперов на вертолете, – сказал Джабар.

18

В предгорьях дул сильный сухой ветер, нес песчаную пыль, такую мелкую, что она проникала даже в герметичные кабины грузовиков, скапливалась маленькими, нежнейшими на ощупь сугробиками. Пыль забивалась в глаза, скрипела на зубах. Ваня Сказычев время от времени отплевывался, открывая дверцу. Павлине делать это было как-то неловко, она вытирала рот платком, и тот вскоре стал грязно-серым.

Впереди, упираясь вершинами в синее небо, громоздился горный хребет. Дорога заметно шла на подъем, в горы словно разрастались, увеличивались, преграждая путь грозной, непреодолимой стеной. Слева потянулась речка. Сначала она бежала в овражке, этот овражек становился все глубже, стены ого – круче. Постепенно он превратился в узкое ущелье, на дне которого поблескивала вода. И дорога теперь все время шла над самым ущельем, повторяя его изгибы.

Миновали крутой подъем, и вдруг – стоп. Справа открылось небольшое ровное плоскогорье. Часть машин свернула туда, а хвост колонны так и остался на шоссе, вытянувшись по обочине. Утомленные долгим рейсом, люди с веселыми возгласами выскакивали из машин, бежали к лесистому склону, к ручейку-водопаду, брызгавшему из покрытой мхом расселины. Задымили костры. Возле обнесенного оградой сарая – овечьей кошары – громко заговорил транзистор: передавали последние известия из Москвы.

– Располагайтесь и отдыхайте, – оказал девушкам старший лейтенант Вострецов, хмуря белесые брови.

Тон был такой, что Павлина не решилась ни о чем расспрашивать. А вообще-то, почему бы и не отдохнуть? Вокруг спокойно. Ветер утих, солнце заливает плоскогорье теплыми лучами. Малиново светятся вдали снеговые вершины. Хорошее место для отдыха!

Ваня Сказычев пояснил девушкам: вот зимой они застряли на Дальнем перевале, это да! Метель, дорогу занесло. Трое суток пробивались метр за метром. Пообморозились. Выдохлись. А сейчас что: загорай в свое удовольствие! Вон редколлегия собралась, боевой листок выпускают.

Сказычев всегда в подходящий момент доброе слово найдет.

У командира разведвзвода, который прикрывал тыл колонны, девушки попросили бинокль, зеленоглазый застенчивый лейтенант не смог отказать им. Павлина и Тоня забрались в кузов на мешки с рисом и с любопытством осматривали окрестности. В бинокль-то гораздо интересней. Придвинулись зубцы и пики гор. Пава разглядела далекое селение, несколько овечьих стад на склоне. Не про эти ли горы, не про этот ли хребет рассказывал на первом привале Юрий Сергеевич, замполит разведроты? Кто-то из бойцов тогда спросил: откуда это слово странное– Гиндукуш? И правда, откуда? Павлина сто раз его слышала, а вот что означает – не знала. А замполит – словно энциклопедия. Пояснил: из двух частей состоит слово. «Хинду» – индиец, индус. А «куш» – смерть. Получается – «смерть индийца». Павлина удивилась: они воевали на этом хребте? Может, большое сражение было? Замполит улыбнулся: нет, дело не в войнах и не в сражениях. Индийские купцы с давних пор известны по всей Азии, они проникали с товарами в самые дальние, в самые труднодоступные уголки. Одних нажива вела, других любопытство, жажда познания. Из теплой страны, от теплого моря шли на север, в суровый Афганистан. А путь лежал через высокие, упиравшиеся в небо хребты, где даже среди лета бушевали метели, ветер срывал путешественников с узких обледеневших карнизов, бросал в бездонные ущелья. Под снежными и каменными лавинами гибли целые караваны.

Существует поверье: через хребты проходили лишь наиболее справедливые, честные, не алчные. А погибали в основном те, кто рассчитывал на большую наживу, брали с собой слишком отягощавший груз. И еще добавил замполит, что теперь у людей гораздо больше

возможностей покорить горы, преодолеть их. Помогает новая техника. Но все же и по сей день Гиндукуш пропускает лишь людей мужественных, выносливых, а главное – с чистой совестью. Наши колонны идут на трудные перевалы не с корыстной целью, не ради эгоистических интересов и чьего-то обогащения, а только для того, чтобы помочь людям, стремящимся к новой жизни.

«И потому, согласно афганскому поверью, мы вполне можем надеяться на успех», – полушутя закончил тогда свой рассказ замполит.

Полюбовавшись в бинокль лесными зарослями, которые словно зеленые языки, спускались в темные провалы ущелий, Павлина посмотрела ближе, на отдыхающих ребят. Особенно много бойцов Над головами солдат медленно, лениво кружились большие вороны. В бинокль, что ли, казались они такими огромными, разъевшимися… Посмотрела простым глазом: да, прямо-таки великаны, разжиревшие к осени. И людей не боятся, пролетают низко, надеются чем-нибудь поживиться. Какие они неприятные!

Проскочил мимо бронетранспортер, в люке – старший лейтенант Вострецов, лицо все такое же хмурое, озабоченное. Миновав кошару, бронетранспортер повернул к дальнему краю плоскогорья. Уж не душманов ли там обнаружили?

Еще какая-то крупная птица появилась на горизонте. Две. Орлы, что ли? Ваня Сказычев уверял, что здесь они водятся. Нет, это же вертолеты! Один из них начал снижаться недалеко от того места, где остановился бронетранспортер Вострецова.

– Садится! – обрадовалась Тоня, острым локотком подталкивая подругу. – Дай взглянуть! – Припала к окулярам, вслух комментируя: – Завис. Лестницу сбросит? Нет, ниже пошел. А что, место ровное… Ой, Пава, собака выпрыгнула!.. Собака и солдат. Даже не овчарка, а так… Мешок какой то, ящики, – увлеченно продолжала Тоня и вдруг, ахнув, закрыла руками глаза.

– Ты что? – испугалась Павлина, едва успевшая подхватить выроненный подругой бинокль.

Тоня, поднявшись на мешках, напряженная, как струна, левой ладонью прикрывала от солнца глаза, правой на ощупь искала бинокль:

– Дай! Дай, скорее!

Выхватила его у Павлины, вскинула к глазам и сразу словно обмякла, упала на мешки с рисом.

– Нету! В бронетранспортере они!

– Кто?

– Владик! – выдохнула Антонина. – Владик мой.

– А ты не ошиблась?

– Я? Ошиблась? – Тоня и плакала и смеялась одновременно. – Плечи прямые. Фуражка вот так, низко… Ой, дура, бинокль выронила! Но это он, точно он!

– Выясним, – заверила Павлина.

– Как? Бронетранспортер, видишь, к перевалу пошел.

– Вернется же Вострецов.

– Он вернется, а Владлен улетит… И зачем он сюда, сапер-то? – забеспокоилась Тоня. – Да еще на вертолете, а? – тревожно смотрела она на подругу.

– Вот что, хватит гадать и предполагать, – решительно произнесла Павлина. – Пошли к разведчикам. Лейтенант этот с зелеными глазами что-нибудь да знает!