Текст книги "Ухожу на задание…"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

2

Сменив три попутные машины, Абдул Махмат к вечеру оказался в знакомых ему предгорьях. Еще недавно здесь тянулись вдоль речки богатые кишлаки, окруженные садами, полями, бахчами. Особенно хорошо вызревали дыни – крупные, сочные. Но как раз тут начиналось несколько ущелий, прорезающих с запада на восток горный хребет: они казались сейчас, издали, черными узкими провалами в монолите высоких гор. По этим ущельям проникали из Пакистана боевые группы и отряды моджахединов. Весной здесь гремели бои. Многие кишлаки опустели. Дома, глинобитные дувалы разрушены. Виднелись следы пожарищ, воронки. Мрачно чернели безлистые, обугленные деревья. Редкие машины проносились по шоссе на большой скорости.

С гор потянуло холодом. Пора было остановиться на ночлег. В темноте нарвешься на моджахединов или на сарбазов, могут выстрелить, даже не окликнув. Здесь война.

Впереди – пост афганской армии. Несколько сарбазов возле дощатой будки на краю шоссе. Полузарытый в землю бронетранспортер, накрытый маскировочной сеткой. Метрах в двухстах – одинокий, низкий, каменный дом, похожий на дзот. Когда-то тут был караван-сарай, а теперь только этот дом и остался. Далее, на холме, размещался гарнизон. Длинные дома-казармы были сложены из крупных камней и напоминали крепостные форты. Вокруг казарм тянулась ломаная линия окопов с заграждением из колючей проволоки. На вышке несли дозор сарбазы, смотрели в бинокль на восток, на горы, где зияло чернотой устье глубокого ущелья.

Махмат приблизился к посту. Молодые сарбазы в суконных форменных рубашках почтительно поздоровались с ним. Махмат сразу определил, кто тут главный. Это был крепыш лет двадцати пяти, старавшийся казаться строгим. Хмурился, а в глазах светилось почти мальчишеское любопытство и нетерпение. Он явно не очень большой начальник, сарбазы чувствовали себя с ним свободно, разговаривали почти как с равным.

– Куда ты идешь, старик? – спросил крепыш.

– В кишлак, к своей дочке. Она родила и сейчас одна с ребенком.

– А где ее муж?

– Он такой же сарбаз, как и ты, только глупее… Скажи, разве ты женат?

– Нет, – хмуро и неохотно ответил крепыш.

Наверно, Махмат коснулся чего-то неприятного для него, но нужно было продолжать эту тему, ведь Махмат отвечал на важный вопрос.

– Вот видишь! А тот глупец завел ребенка как раз тогда, когда должен был отправляться на службу!

– Но ребенок-то не виноват.

– Поэтому я и иду туда.

Сарбазы заулыбались. Крепыш – его звали Искандер – позвонил куда-то по телефону. Велел Махмату подождать здесь, возле будки.

Минут через пятнадцать появился капитан с автоматом и с пистолетом в большой кобуре. Он был высок, длиннорук и очень худ. Сарбазы вытянулись, увидев его, он кивнул им и устремил пытливый взгляд на Махмата.

– Кто такой?

Капитан не проявил должного уважения к старшему, поэтому Махмат в свою очередь произнес резко:

– Так не встречают гостя. Скажи прежде, кто ты?

– Я начальник поста Фарид Гафур. Покажи свои документы и объясни, чего ты хочешь.

По акценту, по характерным чертам темного лица Махмат определил, что перед ним хазареец, и сразу испытал прилив неприязни. Он не выносил хазарейцев, нищую, издавна презираемую народность, живущую на бедных землях Хазараджата – обширной области в центре страны. Много в Афганистане людей, говорящих на разных наречиях, а хазарейцы среди них – рабы, слуги самого низкого сорта. Абдул Махмат, как настоящий мусульманин, считал: аллах создал хазарейцев для того, чтобы они безропотно выполняли самую грязную и унизительную работу. Надо же кому-то ее выполнять? Кто батрачил у помещиков, у богатых дехкан? Как правило – хазарейцы. Кто был «живым грузовиком» в городах, – держась за длинные оглобли, таскал за собой большую телегу, наполненную дровами, углем, камнями? Хазарейцы. Кто работал грузчиками, уборщиками, мусорщиками? Опять же представители этого презренного племени.

Так было всегда. Среди хазарейцев почти не имелось грамотных, очень редко кто из них становился муллой, духанщиком. Но в последнее время эта народность все настойчивее требовала себе равных прав с другими племенами. Особенно после революции, которая открыла им такие же возможности, как и белуджам, пуштунам, таджикам, нуристанцам и всем остальным. Недавние рабы слишком много о себе возомнили, их дети учатся теперь в лицеях и университетах. Даже на должность Председателя Совета Министров Афганистана выдвинули хазарейца. Вот до чего дошло! Аристократ и землевладелец Абдул Махмат скрывается под жалкой маской хозяина скорняжной мастерской, а потомок раба управляет страной! Этот вот капитан-хазареец распоряжается здесь. Махмат вынужден показывать ему бумаги, отвечать на вопросы, смиряя свой гнев.

– Я иду к дочке, которая родила мне внука, – еще раз объяснил он. – Становится холодно, а мне негде спать.

– У нас не самое подходящее место для отдыха, – хмуро сказал капитан.

– Что поделаешь, не я торопил ночь, она застала меня в пути.

– Следуй за мной.

Из будки Фарид Гафур и Абдул Махмат вышли вместе, сопровождаемые двумя сарбазами. Было уже темно, по-осеннему непроглядно темно. С гор веял промозглый, сырой ветер. Шагая вслед за капитаном, Махмат споткнулся о камень, произнес ворчливо:

– Нельзя ли включить фонарь? Неужели пет фонаря?..

– Нельзя, – сухо ответил Гафур. – Бьют снайперы. Шакалы с гор по ночам крадутся сюда. А советских друзей поблизости нет.

– Разве афганские шакалы стали настолько трусливы, что даже ночью боятся русских?

– Шакалы трусливы всегда и везде. Они знают, что нас здесь мало, только поэтому и рискуют приближаться.

– Поставили бы побольше.

– Шоссе длинное, – уклончиво сказал капитан, открывая массивную дверь в сложенной из камня стене. – Мы пришли. На посту посторонним находиться нельзя. Ночуй в доме караван-сарая. Он между постом и казармами. Здесь отдыхаю я.

– Тебе не страшно без охраны?

– С двух сторон наши, и я здесь не один. – Фарид Гафур зажег керосиновую лампу, осветившую голые стены, низкий потолок, заделанные ниши узких, как бойницы, окон.

– Стены надежные, – одобрил Махмат.

– Я давно уже ничего не боюсь, почтенный. – В голосе капитана звучали насмешка, и горечь. – Ты проходил мимо сгоревшего кишлака? Так вот, я работал учителем в этом кишлаке. Меня вызвали, на три дня в город. А когда вернулся, кишлака уже не было. Бандиты сожгли даже мечеть. Лучшим моим ученикам они отсекли пальцы правой руки, чтобы не могли писать. И моей дочери отсекли тоже. А потом, убегая, бросили гранату в комнату, где находились дочь и жена. Ты можешь представить, почтенный как выглядит человек, на груди которого взорвалась граната? Я не узнал жену… Чего же мне теперь бояться?

– Ты так спокойно говоришь об этом! – воскликнул Махмат, чтобы проявить сочувствие.

– Спокойно?! – Капитан смотрел на него большими, налитыми яростью глазами. – Эта боль всегда во мне. Бандиты отняли у меня семью, даже брата, который учился в Кабуле и исчез неизвестно куда.

– Осталась твоя жизнь.

– Осталось несравненно больше, – усмехнулся Фарид Гафур, – осталась моя родина, осталась наша революция. Хочу увидеть нашу победу. Но если я погибну, начатое дело доведут до конца другие товарищи.

Перед Махматом был не просто враг, а враг убежденный, непримиримый, знающий, за что и как надо сражаться. Не жену, не девчонку, а его самого следовало бы казнить в первую очередь. Он – один из тех, кто разрушил прежний порядок на афганской земле. Чем грамотней, чем умней человек, тем сильнее его влияние на других. А этот хазареец получил образование, значит, опасен вдвойне.

Чтобы не выдать своей ненависти, Махмат долго молчал, глядя в глиняный пол, стараясь вернуть рассудительность и хладнокровие. Лицо у него было усталое и сердитое. Именно это выражение лица все больше располагало к нему Фарида Гафура. Капитан думал, что перед ним откровенный, добропорядочный человек, который не заискивает ни словами, ни жестами, ни сладкой улыбкой, как это делал бы хитрец или лжец.

Сарбазы между тем приготовили ужин: чай с сыром и лепешками. Пригласив Махмата, капитан произнес участливо:

– Ты очень утомился, почтенный старик?..

– Дорога нелегкая, – ответил Махмат. И вдруг спросил обидчиво: – Почему ты назвал меня почтенным стариком? Мне только шестой десяток.

– Тебе неприятны эти слова?

– Я их не заслужил. Или я выгляжу старше своего возраста?

– Нет. – Улыбка тронула обветренные губы капитана. – По телефону так назвал тебя Искандер. Для него ты действительно очень даже не молод. Извини и не сердись.

– Твои сарбазы – уважительные молодые люди, – похвалил Махмат, довольный тем, что удалось перевести беседу в новое, менее опасное русло.

Потом, едва Абдул устроился на жестком ложе и сделал вид, что спит, капитан заботливо набросил на него какую-то куртку. Взял автомат и ушел с одним из сарбазов. Махмат долго прислушивался. Где-то очень далеко прозвучало несколько выстрелов. Проехали по шоссе автомашины, и наступила полная тишина.

Когда Абдул Махмат проснулся, в доме никого не было. Через единственное незаделанное окно проникал утренний свет. Возле Махмата, на расстоянии протянутой руки, стоял темно-зеленый ящик, накрытый какой-то тряпкой. Абдул приподнял ее: под тряпкой были гранаты. Много гранат, но все без запалов. Нарочно или случайно оставили их здесь? Не следит ли за Махматом через какую-нибудь щель настороженный глаз сарбаза? Этот капитан, он совсем не прост…

Повертев гранату в руке, подбросив на ладони, Махмат положил ее назад в ящик, даже не обратив внимания, как там тряпка, сползла ли, скомкана ли… Отнекиваться? Зачем. Полюбопытствовал, посмотрел, и только.

Абдул опять задремал…

Завтракали вдвоем с капитаном. И вновь завязался разговор. Им было интересно беседовать: вероятно, это был тот интерес, который возникает между людьми, имеющими разные желания и стремления. Подсознательно хочется понять, кто перед тобой, как мыслит, чего добивается.

– Ты партиец? – спросил Махмат.

– Я вступил в партию после трагедии в нашем кишлаке.

– Тебе стали больше платить?

– Я получаю столько же, сколько любой офицер моего звания и должности.

– Тогда, может быть, тебе дали хорошую, доходную должность?

– Слишком много яда в твоей шутке, – нахмурился капитан, и при этом брови его сошлись на переносице. Необычные, очень широкие, густые и черные брови, похожи на продолговатые прямоугольники.

– Шутка должна быть острой, чтобы не быть пресной, – ответил Махмат. – Так я разговариваю со своим зятем. Правда, он моложе тебя.

– Пойми, почтенный, я сам попросился на этот пост. Он один из трудных на нашей дороге. Каждую неделю мы кого-нибудь хороним или отправляем в госпиталь. Но и бандитам достается от нас. Помнишь сержанта Искандера, с которым вчера говорил на шоссе?

– Мне показалось, он понимает шутку…

– Ты не ошибся. К тому же Искандер отважный боец. Душманы боятся его. Искандер часто отправляется на свободную охоту, подстерегает бандитов при выходе из ущелья. Он тоже из нашего кишлака, его семья сгорела в доме, остатки которого видны отсюда, с холма. Бандиты стреляли по дому, чтобы никто не выскочил из огня. А дверь привалили камнем. И еще примерно половина бойцов нашего гарнизона – из соседних, уничтоженных врагами кишлаков. И мы не уйдем с этой дороги, со своего поста. До тех пор, пока не исчезнет последний бандит.

– Вы недооцениваете душманов. Их подолгу и хорошо учат, у них опытные инструкторы. А кто учил вас?

– Да, платные инструкторы обучают неплохо, – скупо улыбнулся Фарид Гафур, но даже улыбка не смягчила его суровости. – Спасибо за предупреждение. Нас учит революция, учит сама жизнь. Может, и медленнее, но надежней. Между прочим, ты можешь встретить душманов в пути. Будь осторожен.

– Зачем? Разве они тронут меня? Разве я не афганец?

– В сгоревших кишлаках тоже жили афганцы. Одни лишь афганцы. Среди них моя дочь и жена… Душманы могут придраться к любому пустяку. Убьют тебя, чтобы забрать деньги, если они у тебя есть. А если бандиты узнают, что ты ночевал в доме начальника поста…

– Что особенного? С твоего позволения я расскажу им о нашей беседе.

– Не забудь добавить: мы крепко стоим здесь. Каждый, кто сунется сюда с оружием, обретет смерть!

– После таких слов они будут пытать меня, как агитатора.

– Видишь разницу? Мы выслушиваем любые твои слова.

– Аллах рассудит нас всех!

– Думаешь, аллах покарает бандитов за их кровавую жестокость? Тогда зачем было допускать ее?

– Жестоким может быть Магомет, но аллах всегда справедлив, – смиренно ответил Махмат. – Мы недостойны судить о высоких деяниях. Прими мою признательность за отдых, я не упущу возможности воздать тебе. На улице уже солнце, по дороге идут машины, мне пора.

– Всему свое время, – согласился Гафур и кивнул в сторону ящика с гранатами, который стоял на прежнем месте. – Ты хороший человек, почтенный, мы убедились.

– Хороший или нет, об этом знают только на небе. – ответил Махмат, с удовлетворением подумав о том, что осторожность оказалась нелишней. Вел себя естественно, подозрения не вызвал.

– Посадить тебя на попутную машину?

– Позабочусь о себе сам. Это будет важно при встрече с душманами. Я сказал все.

Издевка почудилась Фариду Гафуру в голосе говорившего. Но с чего бы? Нет, старик искренне поблагодарил за ночлег, не надо думать о нем плохо. Фарид, наверно, просто устал, раздражен после бессонной ночи.

На правах гостя Абдул Махмат не спеша дошел до будки возле шоссе, рассматривая и запоминая окрестности, подступы к обнесенным проволокой казармам. Простился на шоссе с молодыми сарбазами и зашагал дальше, щуря глаза от яркого блеска снегов на вершинах темневшего впереди хребта. Изредка поглядывая назад, на пост, припоминал слова капитана Гафура, сержанта Искандера и огорченно думал, что непримиримых врагов, подобных им, становится с каждым днем все больше и больше.

3

Как и предполагал Абдул Махмат, моджахедины не смогли по достоинству оценить важность принесенного им известия. Командир отряда Сулейман был энергичен, самоуверен, очень молод – чуть старше двадцати лет. Вероятно, для солидности отпустил бородку, рыжую от хны; такими же были и волосы под полувоенным, цвета хаки кепи с большим козырьком. Не снимал черные очки, внешним видом выделялся среди своих подчиненных, большинство которых носило привычные халаты, просторные штаны-шаровары, тюрбаны, каракулевые шапки или фески: бросив оружие, они могли раствориться, исчезнуть среди местного населения.

Пожалуй, не только молодость, но и внешность свою маскировал командир. Не хотел быть узнанным. Речь его свидетельствовала об образованности, походка была легкой, руки сильные, но холеные, не привыкшие к физическому труду. Среди примерно пятнадцати миллионов афганцев, подавляющее большинство которых составляют дехкане, ремесленники, пастухи, охотники, торговцы, таких людей найдется немного. И те из них, кто оказался на стороне моджахединов, старались по возможности не раскрывать себя. Борьба продолжалась, и еще неизвестно, чем она кончится.

Пришельца из города Сулейман встретил с подчеркнутым радушием. Сказал, что знает о нем, имеет приказ оказывать всяческое содействие. Предложил отдохнуть в хижине пастуха, которую занимал сам (его люди располагались в нескольких пещерах). Почтителен был до приторности, величал Махмата не иначе, как «дорогой гость». Но едва заговорили о деле, развернув новую, хрустящую карту американского производства, Сулейман позволил себе не согласиться с доводами Махмата, выразил сомнение и даже недовольство.

– У меня в отряде десять групп по пять-шесть человек. Вместе с ячейкой управления – семьдесят бойцов. Из них половина специально обучена минированию дорог и населенных пунктов. Наша задача и наша тактика определены командованием. Взрывы на шоссе, засады, уничтожение боевых машин и транспорта.

– Я хочу именно этого, – сказал Махмат.

– Мы уничтожаем отдельные бронеединицы и автомобили, а вы говорите о большой колонне русских грузовиков. У большой колонны будет сильное охранение, ее прикроют с воздуха. Мы получим ответный удар после первых же выстрелов.

– Речь идет не о нападении. На пути колонны два перевала. Ближний перевал мы успеем заминировать, сделать непроходимым, если послать людей прямо сейчас, чтобы они успели опередить колонну.

– Далеко. Трудно.

– Мы обязаны сделать это, – твердо произнес Махмат. – Мы должны закрыть перевал, иначе нам не простят.

– Было бы чего прощать, – пренебрежительно поморщился Сулейман, измеряя еще раз расстояние по карте. – Не успеем.

По голосу Сулеймана понял Махмат, что командир отряда торгуется, хочет заполучить за эту операцию как можно больше.

– Нужно успеть! – решительно повторил Махмат. – В крайнем случае обстреляем и задержим колонну на подступах к перевалу.

– А охранение?

– Пошлите две группы с гранатометами и минометами. Что важнее: операция или десяток ваших людей, которых мы можем набрать в любом кишлаке?

– Кто захочет подставлять свою голову, не видя в том смысла? Вам известно, дорогой гость, какие сейчас расценки? За уничтоженную автомашину платят не так уж много. За бронетранспортер – восемьдесят тысяч афгани. За танк – сто тысяч. Есть смысл рисковать. Машины рвутся на минах – мы получаем деньги. Такая наша работа. Теперь мы готовимся сбить вертолет. У нас есть переносное зенитное орудие, мы хотим пробраться ближе к аэродрому. Руководство обещает за уничтоженный вертолет миллион афгани. Целое состояние! – Сулейман возбужденно потер руки. – И если командование предлагает такие деньги, значит, это очень важно… Мы постараемся. С большими деньгами можно поехать куда угодно, хоть во Францию, хоть в Америку, пожить в свое удовольствие. А вести бой нам невыгодно. Бой дает много потерь и мало доходов. Зачем мне терять специально обученных минеров-подрывников?

– Сейчас особый случай.

– Хорошо, дорогой гость, я пошлю людей на перевал ставить мины. Я сам пойду с ними. Но задержать русских в долине не в наших силах.

– Очень прошу тебя, Сулейман, остаться здесь и руководить всей операцией. Никто не знает лучше тебя людей и местные условия. У тебя есть рация?

Сулейман ответил помедлив, поколебавшись:

– Радиостанция неисправна.

Махмат понял, что с радиостанцией все в порядке, но Сулейман, как и многие моджахедины, не хочет ее использовать. Не только из-за боязни, что противник запеленгует передачу, определит местонахождение отряда. Перейдя границу, оказавшись в Афганистане, моджахедины получали самостоятельность, действовали по своему усмотрению, избегая столкновений с войсками. А будешь поддерживать связь с Центром, тебе навяжут невыгодные, опасные дела. Если приказ получен, его надо выполнять. Так лучше не получать.

– Эти радиостанции… – притворно вздохнул Сулейман. – В походе они ломаются, а у радистов нет опыта.

«Ты хитер, но меня не проведешь!» – подумал Махмат. А вслух сказал тоном, не терпящим возражений:

– Радиограмму мою отправить сегодня!

– Мы попробуем, – усмехнулся Сулейман. – Мы поищем возможность.

На несколько секунд он снял свои большие темные очки, и Махмату показалось: где-то видел этого человека! Или очень похожего? И я видел недавно. Но при каких обстоятельствах? Широкие прямые брови. Малоподвижное, с резкими чертами лицо хазарейца…

– Что в машинах? Что везут русские? – спросил Сулейман.

– Рис, – коротко ответил Махмат, продолжая напряженно припоминать: где? когда?

– Только и всего? – не скрыл разочарования Сулейман. – Это не военный груз. Мои люди будут огорчены. Что нам за это заплатят?

– Ошибаешься. У русских очень опасный груз. Обещаю, что за каждую уничтоженную машину вы получите, как за бронетранспортер.

– Я передам это обещание минерам и скажу, чтобы они постарались.

– Скажи, – согласился Махмат. И спросил неожиданно: – Кто твой отец?

– Отвечать не обязательно? – насторожился Сулейман, – Я же не интересуюсь, дорогой гость, твоим настоящим именем.

– Ты учился и Кабуле? Тебе помогал старший брат? – напористо продолжал Махмат, по недоумению, по растерянности молодого человека видя, что не ошибся.

– Мы поговорим об этом, если вернемся туда, – показал Сулейман и сторону Пакистана.

– Можно и так, – удовлетворенно произнес Махмат, чувствуя, что упрочил свое положение. – Теперь ты понял: я знаю гораздо больше того, чем ты предполагаешь. И чтобы избежать ошибок, во всем слушай меня.

– Хорошо, – согласился Сулейман, но голос его прозвучал раздраженно и глухо.

«Он с нами до первого резкого поворота, – решил Махмат и, ведя разговор, не переставал думать о собеседнике: – Отец его, конечно, дехканин, в лучшем случае дуканщик. Старший брат сумел получить образование, поднялся над своим кругом. Он – гордость семьи. Заботился о младшем. Работал за двоих, а младший рос баловнем. Ему все прощалось… Учиться в Кабуле нелегко, денег мало, а без них нет удовольствий. Протянул год-другой. Кто-то предложил хороший заработок. Вроде бы за пустяки. Листовки спрятать или патроны. Запутался в долгах. Пригрозили разоблачением, переправили в Пакистан. Образованные люди там очень нужны. А молодой человек оказался сообразительным, практичным…»

– Радиограмма в Центр и минеры на перевал – это немедленно! – распорядился Махмат. – Две группы ночью выдвинуть к дороге. Пусть ведут наблюдение. В случае необходимости обстреляют и задержат колонну. Наш командный пункт здесь. Я сказал все!

Сулейман четко повернулся, как настоящий военный, и вышел из хижины. Теперь он сделает, что требуется, – Абдул Махмат был в этом уверен.