Текст книги "Ухожу на задание…"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

6

В каюте четыре койки двумя ярусами, глубокие морские, койки с бортиками – из таких не вывалишься при качке. Возле иллюминатора маленький столик. Еще полочка, шкафчик для верхней одежды – вот в вся обстановка. Мало для четверых. И тесновато: полтора квадратных метра на человека. Одно утешение – временное жилье. Но «временное» – понятие растяжимое. Неделя? Месяц? Год?

Когда утром встают все сразу, в каюте не повернешься? А сейчас набилось человек пятнадцать. Даже не верится. Те, кто пришел пораньше, уместились на верхних койках. Им все слышно и все видно. А тем, кто на нижних, видны только ноги и юбки стоящих.

Женя не звала девочек, сами пришли к бригадиру поделиться впечатлениями. И получилось вроде бы производственное собрание. Только без председателя и без регламента. Говорили сразу несколько человек, перебивая друг друга:

– Нет, сервиз хороший вручили, это ты зря…

– Она от зависти.

– Я прямо ахнула, как узнала: почти в два раза быстрее обычного сработали! – не переставала удивляться Света-Светофор.

– Сколько же у нас времени зря пропадает! Это же каторга, когда работы нет! – вторили ей Зина и Зоя. – Сиди и гадай: привезут плитку или не привезут, будет раствор или не будет?.. Никакого терпения не хватает!

– А обед? Пока до столовой, пока от столовой – полтора часа пролетело.

– Деньги в трубу – фьють! – свистнула Дора и вроде бы даже выругалась негромко. – Если работать, как на этом соревновании, насколько больше заколачивать будем!

– Тебе бы все деньги!

– А тебе нет? Святым духом живешь! – обрушилась та на Светлану.

– Деньги нужны, верно, – примирительно произнесла Зоя, – хотя и не в них одних дело. Ехали сюда с какой

мыслью? Работать изо всех сил, порт создавать. А работаем рывками: то густо, то пусто. Мастер ходит да плечами пожимает: ждите, девоньки, не пыхтите и не дергайтесь. Средний заработок все одно выведу… Какой же тут энтузиазм?!

– Руки опускаются, – прохрипела Дора.

– Не платила бы втридорога за краску для век… На барахолку махнула, не поленилась.

– Как не взять – из Гонконга. Идет мне.

Женя Гречихина помалкивала, слушая девчат. Состязание на лучшего по профессии растревожило их, всколыхнуло то, что назревало давно, о чем Женя думала уже не один раз.

Огромный объем строительных работ, сложные производственные процессы требовала четкой организованности, добросовестного отношения к делу каждого рабочего, техника, инженера. Чтобы и личная заинтересованность у каждого была и чувство ответственности за общий труд. Однако организация строительства оставляла желать много лучшего. Уж Гречихиной-то было с чем сравнивать: работала прежде на большом заводе, где все отлажено, каждая операция продумана и выверена.

– Женя, ты у нас бригадир?

По решительному тону Светы она догадалась, что хочет сказать девушка. Однако и виду не подала. Ответила, погасив улыбку:

– Пока да.

– Членом комсомольского штаба мы тебя выдвигали?

– Было такое.

– Потребуй от имени бригады у мастера, чтобы всегда работали с полной нагрузкой.

– Он у нас и мастер и прораб в одном лице. Специалистов мало, закрутился…

– Ты не жалей, раскрутится, – сказала Дора. – Ты о нас позаботься.

– Ладно, в понедельник, как только появится, сразу поговорю.

…Мастер, человек пожилой, тучный, болезненный с виду, давно работал на стройках и свыкся с мыслью, что в строительстве нет и никогда не будет порядка. Он в не скрывал этого. Такова, мол, специфика, кто-нибудь обязательно подведет, нарушит планы и графики: или субподрядчики, или поставщики, или техника, или погода, или сами рабочие. Поэтому пусть все идет, как идет, не надо шебуршиться, портить нервы себе и другим.

– Чего вы пыхтите? – искренне удивился он, выслушав Гречихину. – Раствор вам подай, краску доставь, материалами обеспечь!

– Это ваша прямая обязанность.

– Мало ли у меня обязанностей?

– Не очень-то заметно. А главное…

– Сам зною, что главное, а что нет! – на секунду вспыхнул мастер и сразу обмяк, умоляюще протянул руки: – Ну чего вам надо? Чего еще надо? Работает бригада или баклуши бьет, все равно я вам в день по четыре с полтиной выписываю.

– Мы больше хотим.

– За это «больше» знаешь как вкалывают?

– Знаем, не беспокойтесь.

– И в голове не держу беспокоиться.

– Это заметно. С арестантами бы вам дело иметь!

– Что ты сказала? – насторожился мастер.

– Им безразлично, есть работа или нет. Даже лучше, когда нет. Сиди, покуривай, а срок идет. Вот они бы ничего не требовали. А мы сюда приехали, чтобы свою частичку в большую стройку вложить.

– Ну и вносите, а пыхтеть нечего!

– Мы не пыхтим, мы спокойно предупреждаем: без наряда работать больше не станем. И чтобы в наряде все было указано по порядку: объект, норма, задание, расценка. Тогда мы с удовольствием.

– Это что же, забастовкой грозишь? – Мастер подобрался, словно для прыжка, и даже живот втянул.

– Ты такими словами не бросайся, – усмехнулась Женя. – Что это ты боксерскую стойку-то принял? Слабонервных здесь нет. Мы от тебя законное требуем: чтобы свои обязанности выполнял. И добивался от руководства всего того, чем оно снабжать нас должно. За чужую нерадивость и беззаботность мы расплачиваться не желаем.

– Погоди ты…

– Не могу ждать, работа стоит. И еще вот что: валиков у нас нет. Опять же твоя забота.

– Кисточки вам привез.

– Это насмешка, а не кисточки. Ими не дом отделывать – елочные игрушки раскрашивать.

– Нету валиков! Понимаешь, нету!

– Есть в старом поселке на складе, я узнавала. Протрясись туда грузовике, это не вредно! – И напомнила еще раз: – Про наряды не позабудь!

Девчата, слушавшие разговор, начали расходиться по своим местам.

– Сделает он? – спросила Света.

– Не думаю, – ответила Гречихина. – Он просто не способен гореть, не тот материал.

– С него и без горения хватает, – хохотнула Дора. – Сколько нужно, он зашибает!

– А мы как же? Все по-прежнему?

– Нет, Света. Будем добиваться. Думаю, комсомольский штаб вас поддержит. Нынче же после работы пойду.

– И мы с тобой. Для авторитета.

– Не всей же бригадой!

– Втроем! – предложила Света.

– Решено, – кивнула Гречихина.

7

Плавучий строительно-монтажный отряд (сокращенно ПСМО) – организация своеобразная, маневренная, гибкая, предназначенная для различных работ на стыке воды и суши. Такой отряд способен возводить сложные гидротехнические сооружения и обычные жилые дома, углублять дно и прокладывать самую обыкновенную канализацию. Он автономен, может развертывать работы на пустом берегу, где нет никакой строительной базы. Для этого в ПСМО имеются соответствующие специалисты, необходимая техника, связь с субподрядчиками. Вот и на месте будущего порта первым обосновался плавучий строительно-монтажный отряд, подготовил фронт работ для других коллективов, прибывших после него.

Железную дорогу прокладывает механизированная колонна, линиями связи занимается Связьстрой, мост через речку возводят, соответственно, мостовики. Но как-то само собой получилось, что плавстройотряд заботится о жилье, о быте всех строителей порта. Наверно, по праву старшего, наиболее сильного брата. В контору ПСМО обращаются с жалобами на все неполадки. Земснаряд, принадлежащий техфлоту, порвал, работая, подводный кабель. Но не на земснаряд, не в управление технического флота, а к главному инженеру плавстройотряда Кореневу идут пострадавшие с актом о повреждении. И все воспринимают это как должное.

Комсомольская организация ПСМО, самая крупная на стройке, тоже стала ведущей, задавала тон другим комсомольским коллективам. Но ведущая-то она ведущая, да только никаких прав по отношению к соседям у нее не имелось. И в общем, комсомольцы различных подразделений трудились и жили сами по себе, хотя делали одно дело. Затеяли весной молодежный субботник. Вышли дружно – каждый коллектив на свой участок. И тут выяснилось: на причале бульдозер срочно требуется – без него как без рук. А у дорожников бульдозер простаивал, бульдозерист от скуки на гармошке играл, девушек веселил. Перебросить машину с участка на участок – пятнадцать минут. Но чтобы согласовать, получить разрешение – потребовалось полдня. Так без бульдозера и работали на причале.

Тогда и возникла мысль создать объединенный комсомольский штаб стройки. А начальником штаба выдвинуть Алешу Тверцова, комсомольского секретаря из плавстройотряда. Вся молодежь в новом порту знала его. Да и как не знать: комплексная бригада Тверцова, состоявшая из демобилизованных моряков, каждый месяц перевыполняла планы. Сам Алеша, как передовой рабочий, на международный молодежный фестиваль ездил. Выступал потом, рассказывал интересно.

Стать начальником штаба Тверцов согласился не сразу. Ссылался на то, что в бригаде забот много, что учиться он хочет. Но на комсомольской конференции все выступавшие требовали в один голос: пусть будет Алеша. Другому нужно авторитет завоевывать, и еще неизвестно, завоюет ли, а У Тверцова авторитет прочный.

Олег Сысоев, давно знавший Алешу, даже позавидовал ему тогда белой завистью. Вот ведь парень скромный, ни в чем себя не выпячивает, даже в тени держится, а уважают его по всей стройке. Кого хочешь спроси: пойдешь в бригаду Тверцова? И ни один не откажется! Разве что самый отпетый лодырь. В этой бригаде не побездельничаешь, лишний раз не перекуришь. Алеша сам без дела сидеть не может и другим не дает.

Комната комсомольского штаба находилась в длинном деревянном бараке, где размещалась контора плавстройотряда. Сысоеву повезло: он застал Алешу буквально на ступеньках крыльца.

– Привет доблестному строителю!

– А, Олег! – обрадовался тот. – На минутку или с запасом?

– Три часа в резерве.

– Пойдем со мной, дорогой и потолкуем.

– Куда?

– К отделочникам. Ты же на соревновании у них был!

– Девичье царство?

– Точно, – улыбнулся Алеша. – Гречихина, их бригадир, так и говорит: мои царевны-лягушки. Пока в зеленых запачканных робах – лягушки. А как шкуру сбросят да причипурятся…

– Они, знаешь ли, и в робах… того… – Олег подыскивал подходящее слово. – Производят впечатление.

– Тогда тем более пошли, – сказал Тверцов. – У них после состязаний крепкая буча заварилась. Поняли, убедились, что могут лучше работать, и не хотят мириться с упущениями. Женя Гречихина у них молодец, настойчивая.

В голосе Алеши прозвучала особая теплая нотка, не ускользнувшая от Олега и неприятно удивившая его. Он чуть заметно пожал плечами, подумав: а в чем, собственно, дело? Мало ли кто может по-доброму отзываться о Гречихиной, ему-то что? Ну, видел ее один раз, хорошее осталось воспоминание… Вот и сегодня хотел завернуть туда, поглядеть, как работают девушки в новом доме. Обрадовался, узнав, что Алеша идет к ним.

– А ты, собственно, зачем к отделочникам? – спросил Сысоев.

– Решили мы с Гречихиной хронометраж провести, выяснить точно, как время расходуется. Я вчера у них до обеда пробыл. И знаешь, какая картина вырисовывается? Тридцать процентов рабочего времени в распыл идет. По всяким пустякам. Утром машина задержалась на двадцать минут, приехали с опозданием. Потом движок заглох. Прораб краску не выдал, разыскивали его по всему поселку. И вот более четверти времени – долой. А у нас острейшая проблема: людей нет.

– Может, один день такой несуразный?

– Девушки говорит – обычное явление.

– А вывод?

– Не знаю пока, – произнес Алеша. – Вот выясним положение, посоветуемся с главным инженером. Потом комсомольский штаб соберем.

– Ну и что?

– Тогда и решим, – улыбнулся Тверцов. – А иначе зачем штаб собирать?

Они приближались к пятиэтажному дому, выведенному под крышу, и Олег почувствовал вдруг странное беспокойство. Здесь он видел Женю. Возле вон той двери она остановилась тогда, оглянулась, махнула ему рукой.

Скосил глаза на сапоги – блестят. Одернул китель, поправил фуражку.

– Охорашиваешься? – приметил Алеша. – Не намерен ли ты, товарищ прапорщик, одну из царевен у нас умыкнуть?

– Скажешь тоже, – пробормотал Сысоев, но Алеша уже не глядел на него. Махнув рукой, крикнул:

– Гречихина, подожди!

Девушка в брюках, в распахнутой куртке-штормовке перебежала по дощечке через глубокую траншею с трубами. Олег не сразу узнал Женю: она выглядела сейчас стройнее, моложе. Наверно, одета была легче.

– Шефы пожаловали? – удивилась Гречихина.

– А что странного? На то и шефы!

– По праздникам являетесь, в выходные дни…

– А если так просто, поговорить?

– Разговаривать особенно некогда, – не очень дружелюбно ответила Женя.

– Ты чего агрессивно настроена? – удивился Алеша Творцов.

– Агрессоры нападают, а я защищаюсь.

– Верно о тебе говорят – палец в рот не клади.

– А что за радость чужие пальцы во рту! – усмехнулась Женя. – Ну, пойдемте в бытовку, там движок меньше грохочет.

Они оказались в квартире второго этажа, почти готовой для заселения. Пол был подметен, на столе, сбитом из досок, маленький букетик в стеклянной банке. Сразу видно: девушки тут заправляют. У парной, подумал Олег, всегда мусор, окурки, горелые спички. Впрочем, среди девушек тоже бывают разные. Дело, наверное, в самой хозяйке, в бригадире. Он еще прошлый раз отметил, и это особенно запомнилось: очень она аккуратная, чистая при своей в общем-то довольно маркой работе. Под курткой у нее тогда был свитер, а сегодня свежевыстиранная светлая блузка. На черных волосах, выбившихся из-под платочка, на щеках и на лбу снежинками белели мелкие капельки извести. Среди них, на виске, затерялась одинокая родинка.

Глаза у нее строгие, насмешливые – Олегу трудно было выдержать ее взгляд. Он вообще вроде бы робость испытывал перед этой необычной, красивой девушкой. Или ему

только казалось, что она необыкновенная? Алеша Тверцов не замечает ни красоты ее, ни удивительных глаз – рассуждает о том, что штукатуры не дорожат раствором, повсюду в коридоре засохшие лепешки. Раньше, когда раствор возили из старого поселка, отделочники экономили, берегли каждую каплю. А теперь готовят на месте – значит, и экономить не следует? Самим же трудно будет пол отчищать – вот и опять потеря времени. По собственной, между прочим, вине.

– Степы вертикальные, – сказала Женя.

– Естественно.

– Ну и естественно, что часть раствора попадает на пол.

Алеша не захотел принять шутку, упрямо мотнул головой… Какая-то странная нынче Женя, говорить с ней трудно. И Олег вроде нервничает… Пусть вдвоем потолкуют.

– Взгляну, как работают штукатуры, – поднялся Творцов.

– Осторожней, под брызги не попади, – насмешливо напутствовала Женя, но Алексей не ответил.

Девушка умолкла, постукивая пальцами по столу. Пауза неприятно затягивалась. Олег искал, о чем заговорить. Не о погоде же! Обрадовался, когда Гречихина произнесла негромко, будто оправдываясь:

– Алеша у нас капитальный парень… А раствора мы сейчас действительно больше нормы расходуем. Раньше вручную работали, а теперь добились – технику нам дали, соплование осваиваем. Вибратор теперь у нас. Бывает, что капризничает. Если густой раствор идет – шланги забиваются. А когда жидкий – много на пол стекает. Не свыклись еще мы с вибратором, а он с нами.

– Вот и сказали бы Алеше.

– Сам поймет. Он дотошный, – улыбнулась Женя, продолжая постукивать по столу, и Олег удивился, какие длинные, красивые у нее пальцы. Ни за что не подумаешь, что вот эти руки, такие ухоженные, изящные, знакомы с мастерком и затиркой, с кистью и холодной водой, с металлом и машинным маслом. Надо же так за собой следить! Даже розовый, неброский маникюр на ногтях.

– В город ездите к маникюрше? – вырвалось у него.

Женя смутилась: какой глазастый этот военный! Убрала руки под стол, нахмурилась.

– Сами делаем, за шестьдесят километров не наездишься… И вообще вы не тем интересуетесь, товарищ шеф.

– А чем мне надлежит интересоваться? – повеселел Олег.

– Передовиками производства, организацией досуга, культурно-массовыми мероприятиями.

– Вон сколько вопросов, а времени у нас мало, – расхрабрился Сысоев, видя, что она еще не преодолела смущение. – Давайте в другом месте поговорим.

– Когда же?

– В любой день после работы. Встретимся, а?

– Это что, свидание?

– Ну, если хотите, деловое. Для обсуждения вопросов.

– Надеюсь, деловая часть не затянется надолго? – теперь шутила и девушка.

– Все будет зависеть только от нас…

8

Женя недоумевала: как же случилось, что она сразу, почти не думая, согласилась встретиться с человеком, которого так мало знала? Неужели заросла, затянулась рана, заставившая ее бросить дом и родных, уехать сюда, о дальнюю даль? Или искренность, простота Сысоева покорили, подкупили ее?.. Впрочем, разговор-то действительно может у них пойти деловой.

Так рассуждала она, прекрасно понимая, что деловые беседы совсем не обязательно вести с глазу на глаз в вечернее время и что вообще этот круглолицый прапорщик явно неравнодушен к ней. Поглядывает несмело и удивленно, как на чудо, – это приятно Жене, хочется и правда быть красивей, добрей.

До самого конца рабочего дня не покидало ее возбуждение, все спорилось, все удавалось. Успела поговорить с Алешей Тверцовым, помогла девчатам завершить отделку на пятом этаже, с мастером условилась о задании на завтра. Потом возилась возле движка, помогая мотористу – разбитному вихлястому парню с жидкими усиками подковой. Языком-то парень действовал превосходно, трепался классно, а технику знал не очень, движок у него барахлил частенько. Вот Женя и выбрала время, посмотрела сама.

Пока отмыла руки, причесалась – завечерело. Девчата давно уехали на пароход. Затих дом-новостройка, только сантехники, переругиваясь, возились еще со своим громоздким оборудованием. Откуда-то потянуло дымком, и Женя забеспокоилось: вдруг огонь не загасили или мусор тлеет? Раздует ветром, вспыхнет среди ночи пожар.

Направилась к дальней, торцовой стороне дома, упиравшейся в срезанный склон сопки, заросшей непролазным кустарником и молодыми деревцами. За углом увидела костерок и три фигуры возле него. На чурбаке сидела Дора, такая раскрасневшаяся и вспотевшая, что оплыла краска с век и ресниц. Рядом – вихлястый моторист Листван. Рубаха расстегнута до самого пояса, на тощей груди наколка: орел, раскинув крылья, уносит в когтях девушку в изодранном платье.

Моторист перехватил взгляд Гречихиной, одной рукой застегнул рубашку, в другой держал прут с наколотым яблоком: пек над огнем. И Дора тоже пекла. За ее спиной, на расстеленной газете, – пустая бутылка. Куски хлеба, несколько огурцов. Навалившись на газету локтями, лежал третий компаньон – грузный, в старой спецовке. Лицо скрывали длинные грязные космы, по Женя узнала все-таки пьянчугу со странной кличкой Расстрига.

Всю эту картину охватила она разом, заметила, как заерзал моторист, недружелюбно покосилась Дора, с деланным равнодушием громко зевнул Расстрига. Прошла бы, наверно, мимо, предупредив, чтобы не забыли погасить костерок, но вот огонь-то и остановил ее. Очень уж споро, потрескивая, горело сухое свежеоструганное дерево. Да ведь это же столярка! Вчера привезли рамы, косяки, плинтусы, двери, сложили их в первом подъезде.

– Что вы творите?! Соображаете?! Дров вам мало? Кусты рядом! Обрезки досок валяются!

– Не мы, не мы! – заюлил моторист. – Кто-то до нас вытащил и поломал. Мы на готовое подошли, на огонек. Все подтвердят!

– Завтра же докладную подам! Как вы только додумались до такого безобразия! – негодовала Гречихина. – Мы эту столярку пять дней ждали!

– Да зачем докладную? Зачем подавать? – частил моторист, бросив в огонь прутик с яблоком. – Говорю, поломано было. Разве мы сами позволим в своей бригаде? Трое нас свидетелей против одной.

– Сухое горит весело, – ни к кому не обращаясь, сказал Расстрига, икнув. – Хрясь сапогом – и поленья!

– Не по делу возникаешь! – сурово оборвала его Дора.

– Чего еще? – лениво спросил тот.

– Псих на воле – хуже динамита! – расплывчато объяснила Дора и добавила с мужской грубостью: – Заткнись и больше не возникай!

Расстрига хмыкнул и повернулся на другой бок. А Дора, глядя на бригадира невинными глазами, сменила тон:

– Столярку правда не мы калечили.

– А кто?

– Может, шоферы, может, дорожники. Концов не найдешь, не докажешь. Попробуй лучше печеного яблочка.

– Спасибо за такое угощение. Дома чаю попью.

– Дело хозяйское. Мне тоже пора, – поднялась Дора. – А вы смотрите тут! Огонь погасить, чтобы ни одной искорки после вас не осталось!

– Не сомневайся, – заверил моторист.

– Отваливай, – буркнул Расстрига.

Женя и Дора вышли на дорогу, спускавшуюся к бухте, к мигавшим вдали огонькам. Уже засияли прожекторы на причалах, засветились иллюминаторы «Юпитера». Легкая, стремительная Женя шагала быстро, Дора с трудом поспевала за ней.

– Что ты с выпивохами этими связываешься? – упрекнула Гречихина.

– А чем они хуже других? Из Листвана, конечно, моторист – как из меня балерина, но это не его специальность, временно он у движка. Зато смекалистый, на ходу подметки рвет! Яблоки – дефицит, а он достал. Зря не попробовала.

– Ну, моторист ладно. А этот Расстрига, тунеядец несчастный? Среди дня пьяный валяется, сама видела.

– Пьяный прочухается – умней трезвенника будет, – не задерживалась Дора с ответом. – И не тунеядец он, а грузчик. Знаешь машину, которая на суда продукты возит? Он на этой машине теперь. День вкалывает, два гуляет.

– А, вот он какой, значит! – съязвила Женя.

– Как хочешь понимай, – ответила Дора. – Он, между прочим, в инженерном институте на повышенную стипендию учился. А потом плюнул: муть это. Он и так знает все, о чем им говорят.

– Гак уж и все?

– Чего ему в инженеры-то лезть, если инженер меньше работяг и заколачивает? Вот и ушел, как раньше из попов уходили. Я, говорит, студент-расстрига!

– Этому расстриге постричься бы не мешало. Или помыть, патлы, пуд грязи на них.

– Волосы грязные, да мозги светлые. – Дора защищала его с таким упорством, что можно было подумать: не влюблена ли? – Помнишь, как комиссию ждали по технике безопасности? Вечером узнали, что утром нагрянет, перетряслись все. Того нет, то неисправно. Мостков через траншею не оказалось, а за ночь не соорудишь.

– Помню. Сделали же мостки.

– Как бы не так! Никто их не делал, это Расстрига сообразил. Пришел к главному инженеру и говорит: давайте машину, две бутылки коньяку – и спите спокойно. Мостки будут без всяких нарушений инструкций и уголовного кодекса.

– На анекдот похоже.

– Спроси Коренева, он не скроет. Из своего кармана за коньяк платил.

– Сама расскажи.

– Все проще пареной репы, только соображать надо! – засмеялась Дора. – Когда общежитие строили, на всех траншеях новые мостки были. Крепкие, с поручнями. А общежитие закончили – и забыли про них. Валялись на обочине, потом истопник в кочегарку уволок. На растопку зимой. Восемь мостков. Расстрига пил в кочегарке, видел. Поехал гуда. Одну бутылку сразу прикончил с истопником. И вся история.

– На бесхозяйственности нашей нажился.

– Пользу принес. А вообще он правильно говорит: до черта добра пропадает. На одном металлоломе состояние приобрести можно.

– Что же он теряется?

– Ему много не надо.

– Захребетник же он, Дора, неужели не понимаешь?

– Каждый устраивается, как может. Все выгоду ищут.

– И добровольцы на стройку тоже за выгодой едут?

– Кто по молодости, по глупости приезжает, кто деньгу зашибить рассчитывает, а кто карьеру начать.

– О людях ты скверно думаешь, плохо их знаешь.

– А ты лучше? – насупилась Дора. – Где ты их узнала-то? У мамочки под крылом?

– Хотя бы здесь, на стройке.

– Ты тут чистенькая да наглаженная…

– А зачем в грязном ходить? Прачечная на пароходе для всех, утюг есть…

– Посмеиваешься, Гречихина… Прачечная, верно, для всех, только отмывать-то тебе, вижу, нечего. Без размаха живешь. Существуешь от получки до получки.

– А ты с размахом?

– Когда как! – Дора приоткрыла в усмешке крупные ровные зубы. Оглянулась, понизила голос: – Я два года на торговых судах работала. В рыболовецкой флотилии знакомых ребят навалом. Как придут с рейса – деньги не в счет, особенно когда в загуле. Зачем я в отпуск-то отпрашивалась?

Флотилию встречать ездила. Как ночь – кофточка заграничная. Или батник…

– Да ты что! – откачнулась Женя. – На себя наговариваешь!

– Может, и наговариваю, может, и нет. А тебя задело, видать! – возбужденно, с хрипотцой засмеялась Дора. – Может, не про себя говорю, чтобы твои глаза приоткрыть. Вот как люди-то, чуешь?

– И слышать о такой пакости не хочу!

– Ох, скукотно мне с тобой, со святошей! – Дора руки раскинула, потянулась так, что в плечах хрустнуло. – Сильного бы мне да красивого. Ты расстарайся, пограничников на танцы организуй. Чтобы и тот, чернявый, был, который с бровями. Я его охомутаю на вечерок!

– А Расстрига не приревнует?

– Смекнула, догадливая! Расстриге стакан коньяку, он и с копыт долой! Будет храпеть под кустом. А я под соседним кустиком с чернявым погреюсь.

– Надоело мне глупости слушать!

– Чего уж там, – примирительно произнесла Дора. – Поболтали и хватит. А насчет столярки лучше не вспоминай. Тогда остальная целей будет.

– Расскажешь завтра прорабу.

– Ладно, расскажу. Прорабу до лампочки.

Дора первая поднялась на палубу судна. Шла по трапу – короткая юбка открывала сзади крепкие белые ноги. Осанистая, с тяжелой походкой – словно из камня вытесана. Казалось, трап прогибался под ней. Глядя вслед Доре. Женя припомнила, когда появилась на стройке эта самоуверенная девица. Почти в одно время поселились они на «Юпитере», Дора чуть позже. И сразу неприятности у нее возникли – тряпки какие-то продавала втридорога. Беседовали с ней. Направили в передовую бригаду на перевоспитание. Ну и ничего, работает не хуже других, и норму дает, и сверх нормы. На гитаре играет неплохо. Только грубоватая и замкнутая. Иной раз весь день слова не скажет. Под настроение. Но ведь и Женя не очень уж разговорчивая, о себе не любит рассказывать.

А сегодня разоткровенничалась Дора. Дружков, что ли, защищала из-за столярки? Но почему она с ними?