Текст книги "Ухожу на задание…"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

11

На стройке – обеденный перерыв. С ближних объектов люди пешком потянулись в столовую, с дальних – везли на грузовиках, в автобусах. Главный инженер плавстройотряда Коренев прошел по первому этажу столовой, поднялся на второй – Алеши Тверцова не было. Однако Коренев не огорчился – посмотрел, чем рабочих кормят. И вообще ему нравилось само это здание, пока лучшее в бухте: очень светлое, с высокими потолками, с простой, изящной отделкой. Даже сейчас, при большом стечении народа, здесь не тесно.

По вечерам на первом этаже занимается самодеятельность, наверху банкеты бывают, свадьбы. Полезное здание и красивое. Первое из многих будущих.

Коренев приятельски похлопал шершавую стену: служи, мол, давай на радость трудящемуся человечеству!

Даже для много повидавшего на своем веку Коренева стройка в этой бухте была особая, с большим размахом, рассчитанная на многие годы. Он понимал: эти причалы, будущий город на берегу – самое серьезное его детище, главное дело всей его жизни. А здоровье уже начинало сдавать, уже не хватало сил работать по двадцать часов в сутки, как прежде. Поэтому с особым вниманием приглядывался он к тем молодым строителям, в которых угадывал своих продолжателей. И одним из таких, может быть, самым капитальным среди капитальных парней был Алеша Тверцов.

Приметил его главный инженер давно, еще в самом начале. Нет, не в самом… Первыми, если быть точным, сюда прибыли «южные ударники» – так они себя называли. Сто пятьдесят одесситов, николаевцев, крымчан. Они-то и начали готовить строительный полигон на берегу.

Веселые были ребята. Додумались снять с «Юпитера» якорь и втащить его на сопку. Сил-то сколько потратили… Они же оборудовали пятачок для танцев, дали ему красивое название «Каравелла» и развесили там фонарики, сработанные под старину.

Стройка, особенно вначале, оно ведь как бой. Чтобы захватить плацдарм, нужен порыв, стремительный бросок. Это одно. А другое – закрепиться на плацдарме, удержать его. Тут требуется упорство, кропотливый настойчивый труд. Без оркестров и без громких фраз – Коренов терпеть не мог болтовни, особенно похвальбы и обещаний. Ты не говори, не обязуйся – ты сделай. А среди южан говорунов было порядочно. Под натиском однообразно-суровых будней начали они нести большие «потери». Через несколько месяцев почти половина ребят возвратилась в родные пенаты. Лишь немногие перенесли первую зиму, теперь их больше десятка не насчитаешь, но зато этот десяток – надежный.

Закрепиться на плацдарме, расширить его сумели демобилизованные моряки, прибывшие по комсомольским путевкам прямо с боевых кораблей. Запестрела тогда стройка черными бушлатами, тельняшками, голубыми воротниками-гюйсами. Редко кто из моряков имел строительную специальность, обучались прямо на месте, в бригадах, но народ был крепкий, дружный, смекалистый. Коренев понял: эти смогут!

Что там говорить, невзгод было достаточно. Холода, бураны, туманы, слякоть – явления обычные, их в расчет не брали. В любую погоду шли моряки строить первые здания, прокладывать липли связи, формировать территорию будущих причалов, забивать сваи.

Случалось, дул ураганный ветер, бушевал шторм, ливни размывали дорогу – прекращалось всякое сообщение с внешним миром, с Большой землей. По нескольку суток– люди хлеба не видели. Но работали.

Выдались три месяца, когда для строителей не оказалось почти никаких дел. Снабженцы не сумели завезти материалы. Получали тогда ребята по тридцать – сорок рублей в месяц. На еду не хватало. Ездили моряки в районный центр, загоняли портсигары, зажигалки, выходные ботинки – у кого что имелось.

Между прочим, там, в районном центре, рабочие руки тоже требовались позарез – возводился крупнопанельный домостроительный комбинат. Сто пятьдесят рублей – как с куста. Но моряки не поддались соблазну. На комсомольском собрании, которое вел Алеша Тверцов, постановили и записали: «Кто покинет бухту в трудный период – считать дезертиром. С таким не здороваться, не переписываться, руки никогда не подавать». Инструктор райкома комсомола потом выговаривал Алеше за такую необычную резолюцию, а Коренев похвалил: по существу, без болтовни решили ребята!

Молодцы моряки! В буквальном смысле слова донашивали тогда последние брюки, в столовую ходили раз в день. Одну сигарету курили втроем. И все-таки выдержали. Капитальные парни!..

За грудами привозного щебня открылось аккуратное двухэтажное здание из светлого кирпича. Коренев усмехнулся – первый самостоятельный объект комплексной комсомольско-молодежной бригады Тверцова. Долгое время насчет «самостоятельности» Алеше не везло. Хорошая бригада – ее постоянно бросали в прорыв, доделывать, «доводить до ума» то, что не успели другие. Чаще всего – крыши. Куда ни глянь – крыши тверцовские. На механических мастерских, на материальном складе, на общежитии. Потом очистные сооружения, водоводы, теплотрасса. Ворчали ребята: нет полного удовлетворения. Хотели «свое» здание возвести полностью – от «нуля» до «ключа». Коренов добился: поручили им построить блок подсобных помещений на новом причале. Сооружение не ахти какое по размерам, зато нужное. Тут и пункт управления, оборудованный электроникой, и администрация разместятся. Стоять этому зданию долго.

Тверцова инженер увидел возле костра. По пояс голый, загоревший до черноты, Алеша пристраивал над огнем объемистый бак. Поздоровался, натянул рубашку. От загара, от огня лицо у него словно из темной меди, с резко отчеканенными чертами.

– Много работы осталось?

– На три дня.

– Комиссия не прицепится?

– Еще раз все проверяю.

– Ладно, дело к тебе есть.

Из дверного проема медведем вылез громадный парень в старой тельняшке, в широкополой ковбойской шляпе.

– Алеша, ты где?.. A-а, начальству докладываешь! – Парень стянул шляпу: – Здравия желаю, товарищ главный. Вы того, извините меня…

– За что?

– Бригадиру тоже перекусить надо. А то ног на потянет… Ты скоро, Тверцов?

– Не знаю, – вопросительно глянул тот на Коренева.

– Посочувствую голодному человеку, долго не задержу, – улыбнулся инженер.

– Иди, я сейчас! – крикнул Алеша.

Коренев положил руку на твердое плечо Тверцова, слегка притянул к себе:

– А дело вот какое. Ты ведь в политехнический собирался, на факультет промышленного и гражданского строительства, так я помню?

– Да, говорил.

– Есть мнение направить тебя в институт от стройки. На подготовительное отделение.

На лицо Алеши растерянность.

– А как же тут?

– Да уж ладно, перебьемся.

– А я?

Приезжать будешь. С дипломом сюда вернешься. Впрочем, на севере, на востоке строек много.

– Неожиданно все… Подумать-то можно?

– Подумай, конечно. Только учти: опыт у тебя ость, хватка тоже. Пора о мозгах позаботиться. – Помолчав, добавил с необычной для него ласковостью: – Жаль расставаться с тобой, сынок. А надо, Самое время крылья тебе расправлять.

12

Старший лейтенант Шилов торопился на пирс встречать иностранное судно. Попросил Сысоева:

– В дежурку парня привели, поговорите с ним.

– Задержан?

– Возле проходной порта болтался, к японскому матросу приставал. Жевательную резинку выменивал, что ли… Преступления нет, а пристыдить надо. Чтобы достоинство не ронял.

– Понятно.

В дежурной комнате сержант Агаджанов говорил что– то узкоплечему, рыжеватому парню лет двадцати двух, а солдат Чапкин переминался нетерпеливо, намереваясь, вероятно, вставить свое слово. Задержанный одет был по распоследней западной моде. Полурубашка-полумайка, напрочь лишенная рукавов, открывала длинные, худые, но, чувствовалось, крепкие руки. На груди – гангстер в черной маске и, естественно, с пистолетом. Голубые брюки-техасы, не раз простиранные с содой, почти потеряли свой цвет, выглядели ветхими, заношенными. На самых неподходящих местах – заплаты. Колено украшено сердцем из красной тряпки и золотистой стрелой. Туфли, конечно, на высоких каблуках.

Олег назвал себя, сел против задержанного, продолжая приглядываться к нему. Лицо худощавое, подвижное. Нос какой-то бесформенный, вздернутый. Губы толстоваты, придают лицу капризное выражение. Глаза глубоко скрыты под темными ресницами, заглянуть трудно. Держится вроде бы уверенно. Но вот нога дернулась. В карман зачем-то полез. В другой. Волнуется все же! Или по природе вертлявый?

– В чем дело? – спросил Сысоев.

– Вот-вот, товарищ прапорщик! – обрадовался задержанный, будто союзника нашел. – И я тоже интересуюсь, в чем дело. И у старшего лейтенанта интересовался и вот у сержанта. Что такое произошло? Иностранный моряк, наш гость, спросил меня, где можно прогуляться и где можно это самое… Промочить горло. Я объяснил. Просто невежливо не отвечать. Верно, товарищ прапорщик?

– Верно, – усмехнулся Сысоев, – Отвечать надо. И за каждый свой проступок – тоже.

– Врешь ты, Листвин, – укоризненно произнес сержант Агаджанов. Видели мы с Чапкиным, как торговался ты с тем моряком. Резинка-то жевательная вот она, на столе. Две пачки. Что ты ему взамен дал? Деньги?

– Не шутите, товарищ сержант, я денежными махинациями не занимаюсь. Объяснил гостю, где можно прогуляться и отдохнуть. Он отблагодарил.

– Такой щедрый?

– Для них, – с нажимом произнес парень, – для них

это ничего не стоит. А, товарищ прапорщик? У них же до черта!

– У меня среди них нет знакомых, не могу судить, – ответил Сысоев, заметив, что Чапкин делает какие-то знаки. Кивнул разрешающе.

Солдат быстро шагнул к задержанному, выхватил из кармана его брюк несколько открыток, протянул прапорщику.

– А это уж наглость! – вскипел парень. – Без особого разрешения не положено обыск производить!

– Никто тебя не обыскивает. Ты врешь, а это против твоего вранья доказательство! – торжествовал Чапкин.

– Да, порядочные люди не врут, – кивнул Сысоев, разглядывая открытки. Цветная, стереоскопическая порнография. Чуть повернешь – одна поза, еще немного – другая. Сделано мастерски, ничего не скажешь.

– Это он тоже вам подарил?

– Открытки? Ну и ну! – Парень изобразил удивление. – Я их и не видел совсем! Я боком к нему стоял, он значит, и сунул.

– Незаметно?

– Ловкач этот морячок! Ну прямо фокусник!

– Да, богатый вам матрос встретился, – качнул головой Сысоев. – Если он за каждый ответ так расплачивается – в один рейс разорится. Вероятно, ответ ответу рознь…

– Вы за них не переживайте, они капиталисты. Их насчет ответов заострять нечего. Не сыграете. Говорю: жвачку я взял и спасибо сказал, а открытки он подсунул. И все. Проверяйте, если у вас такие права есть.

– Насчет прав ты знаток! – хмыкнул Агаджанов. Только про обязанности не выбывай.

– «Взял», «сунул», – брезгливо поморщился прапорщик, – не в атом суть в конце-то концов. Неужели не стыдно клянчить эти подачки, унижать свое достоинство? И наше тоже. Ведь этот иностранец по разговору с вами о всех судить будет.

– А чего плохого? У них этой резники навалом, а у нас дефицит. И газетах пишут: торговый обмен ведет к укреплению мира и дружбы.

– Когда государство с государством торгует – другое дело. На равных началах, со взаимным уважением. А вы как крохобор, как побирушка. Ни чести, ни гордости…

– Разрешите, товарищ прапорщик, – подвинулся ближе сержант. – Для него такие слова – пустой звук. На

разных языках говорим, он по другой траектории вращается.

– По какой такой траектории? – насторожился парень.

– А по той, где центром притяжения служит не совесть, а доход. Монеты, бизнес. Скажешь, нет?

– У тебя своя совесть, у меня – своя.

– В общем, ясно, – резюмировал Сысоев. – Товарищ сержант, вы его знаете?

– Листвана этого? Не первый раз возле проходной болтается. А раньше работал здесь, на причалах.

– Вы из бригады Тверцова? – удивился Олег. – Из комсомольско-молодежной?

– Ну, был.

– А теперь?

– Вытурили, наверно, – подсказал Агаджанов.

– Ничего не вытурили, квалификацию повысил. Мотористом теперь на жилых домах.

– Комнату скорее дадут? – сразу смекнул сержант.

– А хоть бы и так, тебе что?

Сысоев легким движением руки остановил Агаджанова, спросил:

– Значит, вы у Гречихиной?

– Там, – неохотно буркнул парень.

– Придется сообщить на работу о ваших коммерческих наклонностях. Пусть в бригаде подумают.

– Не надо, прапорщик! – В голосе Листвана звучала искренняя тревога.

– А что? У девчат языки острые? Про открыточки им расскажете…

– Говорю, не сообщайте… Завяжу с этим делом.

– Возле проходной или вообще?

– Намертво.

– Сержант, можно верить ему?

– Не в его интересах еще раз попадаться.

– Ладно, Листван. Жвачку свою забирайте, а открытки вот так! – Сысоев разорвал их на мелкие части, бросил в урну.

– Привет! – Парень шутовски козырнул двумя пальцами.

– Всего доброго. – Сысоев улыбнулся, спросил вроде бы невзначай: – Зарабатываешь, что ли, мало? На брюки не хватает, одни заплаты…

– Вы что, всерьез?

– Жалко, в таком старье человек.

– Не смекаете вы насчет барахла, – с чувством собственного превосходства произнес Листван. – Теперь новое не фонтан! В любой уважающей себя капиталистической стране кризис перепроизводства, ширпотреба навалом. Для желающих. А миллионерам это ни к чему. К какой вещи привык, такую и носит до дыр.

Рядовой Чапкин даже рот приоткрыл, пораженный наглостью и самоуверенностью Листвана. Не сразу нашелся и Сысоев. Помолчав, задал вопрос:

– Вы бриллианты когда-нибудь видели?

– Не доводилось, – сказал Листван.

– А кольца со стеклышками под бриллиант?

– Есть у девчат.

– Так вот бриллиант, хоть наш, хоть зарубежный, всегда остается бриллиантом. Имеет свою цену. А стеклышко – оно так и будет стеклышком. Подделкой. Самостоятельность ценится, а любой подделке грош цена. Ну и все. Сержант, проводите ого!

Когда за Листваном закрылась дверь, Олег повернулся к Чапкипу:

– Помните, вы удивлялись, на кого, мол, действуют картинки про «сладкую жизнь»? Бывает, однако. Начинается с малого. Открытки, жвачка, рубашка, музыка. Обмен, бизнес – вот постепенно и меняется человек. Сперва снаружи, потом внутри.

– Ну, Листвана-то мы, кажется, остановили?

Сысоев молча пожал плечами.

13

– Кто будет вести протокол? – спросил Алеша. Кто еще не вел? Ты, Семен? Бери стило, вот бумага… шестнадцатое заседание комсомольского штаба стройки считаю открытым. Пока есть два предложения, которые требуется досконально обмозговать. Другие по ходу дела…

Олегу Сысоеву, впервые попавшему на такое заседание странным показалось отступление от привычных форм. Всегда – выбор президиума, утверждение повестки дня. Демократия, одним словом. А здесь без раскачки, сразу главное. Да и вообще штаб этот никто не избирал, в составе его – секретари комсомольских организаций всех строительных подразделений и учреждений, создающих порт. Что-то есть в нем даже от военного штаба.

Слушая Тверцова, Олег исподволь, украдкой поглядывал на Женю, сидевшую с какой-то девушкой возле окна.

Не только поглядывал – любовался. Прежде он видел ее на работе в грубой куртке, с платочком на голове, с мелкими снежинками извести на щеках: этакий милый, озабоченный бригадир. Видел вечером в светлом коротком платье, которое подчеркивало ее стройность: Женя похожа была на голенастую школьницу-спортсменку. А сейчас совсем иная. Волосы гладко причесаны и собраны на затылке пучком, от этого лицо выглядело худощавым, аскетичным. Зеленая вязаная кофточка без воротника, оставляя открытой высокую шею, обтягивала ее плечи, казавшиеся теперь покатыми, женственными.

При всех этих внешних изменениях постоянным оставалось то, что больше всего нравилось Олегу: странное сочетание строгости, серьезности и удивления, ожидания чего-то необычайного. Таилось оно, это ожидание, в глубине больших карих глаз. А строгость придавали ей, вероятно, прямой ровный нос и четкая линия губ с поперечными щелочками-углублениями в уголках.

Странно: другие люди словно бы не замечают ее красоты. Присмотрелись, значит, привыкли. А может, у каждого свой идеал, свой вкус? Бот только Алеша Тверцов выделяет Женю среди других, чаще обращается к ней. Олегу даже неприятно.

Алеша между тем говорил собравшимся, что зима на подходе и опять начнутся мучения с горячей водой, опять будет простаивать техника. Вопрос этот важнейший, поэтому по предложению Гречихиной и некоторых других товарищей вынесен на заседание штаба для принятия решительных мер. А чтобы разговор был конкретным, штаб пригласил заинтересованных руководителей. Прежде всего хотелось бы услышать, что думает по этому поводу товарищ Коренев. Только теперь Олег увидел главного инженера и еще нескольких человек явно не комсомольского возраста, сидевших около самой двери. Вероятно, они вошли, когда заседание уже началось.

Коренев быстро прошел к столу. Алеша подвинул инженеру стул, но тот не сел, только оперся руками о спинку. Голос у него неприятный, каркающий:

– Идею вашу знаю. Получить кипяток и пар с «Юпитера» было бы идеально. Решение целого узла проблем. Но техфлот, который нам напрямую не подчинен, развязывать таков узел не поспешает. Известно, товарищи: кто хочет – всегда найдет возможность, кто не хочет – найдет причины. Для техфлота производство кипятка – лишняя нагрузка, планом не предусмотренная. И лишняя ответственность.

Взялся – а вдруг срыв? Вдруг технику в морозы оставят без кипятка? Неприятности. А зачем они им, зачем на себя ношу взваливать?

– Разве так рассуждают?

– Не я так рассуждаю, а стараюсь прояснить позицию техфлота. К тому же надо учесть, что управление техфлота далеко, в краевом центре, наши заботы его мало волнуют.

– Наши могут и не волновать, – сказал Алеша, – а государственные должны. Мы вот попросили экономиста подсчитать примерную экономию по всей стройке за зиму, если будет свой кипяток… Скажи, Аня.

Девушка, сидевшая рядом с Женей, поспешно надела очки в темной оправе и сразу стала очень похожа на сову. Сама, вероятно, зная, что очки не идут ей, глянула в бумажку и сказала быстро:

– Взяты только основные показатели. За четыре месяца стройка сэкономит на горячей воде двести пятьдесят тысяч рублей.

– Да ну! – ахнул кто-то.

– Не ошиблись? – подался к ней Коренев.

– Нет, мы брали оптимальные параметры. При этом не учитывались потери от простоя людей и техники свыше получаса, что бывает при опоздании водовозки не так уж редко. Не учитывали остывание привозимой воды. А также моральные потери, расхолаживание рабочих в начале смены.

– А если взять по максимуму? – подсказал Алеша.

Девушка еще раз глянула в бумажку, сняла очки и улыбнулась с явным облегченном: лицо у нее было круглое, румяное, приятное – только нос маловат.

– Максимальная экономия, по нашему мнению, за четыре морозных месяца может достигнуть четырехсот тысяч рублей. В холодную зиму, конечно, как в прошлом году.

– Есть из-за чего копья ломать? – задорно подмигнул собравшимся Творцов.

– Не копья, а межведомственные барьеры. – Женя произнесла это негромко, не все и услышали, но главный инженер сразу ухватился за ее фразу.

– Если бы только это! Представители техфлота утверждают, что котлы «Юпитера» работают на пределе. Большей нагрузки не выдержат. Может, и не так, а может, действительно котел сразу выйдет из строя. А от взрыва есть гарантия? Формально машина вообще уже не должна работать.

– Она способна!

– Кто это таком категоричный? – повернулся Коренев. – Вы? – уставился он на парня в морском кителе. – Вы с «Юпитера»?

– Можно мне?

– Да вы уже начали, – буркнул Коренев.

– Я механик, товарищи. Три года назад, когда «Юпитер» ходил по приморской линии, давление пара было в пять раз больше, чем сейчас. А что с того времени изменилось? Конечно, повозиться придется, но это мы сами… Готовясь к заседанию, мы, судовые комсомольцы, провели эксперимент. Взбодрили нашу старушку на сэкономленном топливе. Погоняли с хорошей нагрузкой – и хоть бы что. Хоть приноси якорь с берега и в море пускай пароход. Если он, конечно, не рассыплется при отходе… И учтите, особой нагрузки для производства кипятка не потребуется, всего вдвое больше против теперешней.

– Зафиксировано? – спросил Коренев.

– Что? – не понял механик.

– Акт, документ есть?

– Записано в журнале все, как положено. И кроме того, особый протокол с подписями участников эксперимента.

– Влетит вам за такую самодеятельность!

– Может, и влетит, – согласился механик. – Да уж очень цифры-то убеждают. Такая сумма!..

– Есть из-за чего копья ломать! – повторил, улыбаясь, Алеша. – Теперь скажи, экипаж своими силами справится с возросшей нагрузкой?

– Увеличится расход топлива.

– Это учитывалось.

– Двух человек придется в машину добавить за счет палубной команды.

– У палубной тоже треть штата.

– А какие у них заботы? Палубу выдраить, лед сколоть. борт подкрасить… Добровольцы найдутся, – махнул рукой механик. – Вчера вышел на корму, а там десяток детишек пасется, от двух до пяти. Ни одной мамы вблизи, а на бухте троса восседает детина с запорожскими усищами. «Чего делаешь?» – говорю. «Та за хлопцами доглядаю». – «А матери где?» – «Та в гамазин побиглы, там говядину привезли. А у мене все одно вахта, ось и дывлюсь, щоб за борт не сиганул кто…» Вполне можно, товарищи, на зиму оставить только вахту у трапа и убор-щика на верхней палубе. Те же самые матери снег смести помогут… Вот здесь все наши предложения, – протянул моряк аккуратную папку. – Ты, Алеша, в управление техфлота поедешь?

– Сначала в крайком комсомола.

– Верно, – кивнул главный инженер. – А еще надо в крайком партии и к начальнику пароходства. Чтобы скорее. Ударится техфлот в амбицию, начнет время тянуть, так и зима пролетит.

– Мне позвольте! – подняла руку Женя. – Прежде чем Тверцов поедет в крайком, надо нам статью написать. Со всеми подсчетами, предложениями и выводами. И статью эту – в краевую газету.

– Может, в «Комсомольскую правду»?

– Зачем сразу в Москву-то? – возразил Коренев. – У Москвы забот много, мы свои проблемы сами решать должны. Ну а уж если ничего ее получится…

– Со статьей решено, – сказал Алеша. – Займись этим, Гречихина, с нашим местным корреспондентом. Три дня хватит?.. Теперь о подъезде к «Юпитеру», о площадке для заправки водовозок, о трубопроводе.

– Подождем, пока в край съездишь.

– С трубами можно и подождать. А площадку все равно готовить надо. Сколько людей живет на пароходе, а в распутицу не подъедешь. Сделаем, чтобы автобусы, машины – прямо к трапу. Каждому комсомольцу придется по два дня отработать.

– Есть другое мнение, – поднялся Сысоев.

– Любопытно! Скажи!

– У нас многие пограничники после демобилизации на стройки ехать хотят. А свою стройку не видели, в новом порту не бывали, перспектив не знают. Особенно на дальних заставах. Хотим пригласить их сюда. Поработаем вместе, за один день справимся. А вы нашим товарищам стройку покажете.

– Спасибо зa такое мнение! – обрадовался Тверцов.

И Женя оживилась, заулыбалась – Олег уловил это краем глаза.

– В общем, люди будут и энтузиазм тоже, – весело заключил он. – Только чтобы материал, инструменты…

– Это уж наша забота, – сказал инженер.