Текст книги "Охота на тринадцатого (СИ)"

Автор книги: Владимир Журавлев

Соавторы: Владислава Груэ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Какие показания? – запоздало вскинулся офицер. – Как – убрать?

Экипаж проигнорировал непосредственное начальство с удивительным единодушием, и офицер замолчал. Дисколет мягко вильнул, поднырнул под обрывок металла и аккуратно подкатился к шторе ремзоны. Ни выпускающих, ни механиков пока не было видно – что им делать в безвоздушном пространстве? Разве что ставить аварийные перепонки. Но этой работы хватало с избытком по всей матке.

– Доверни.

Пилот молча довернул. Полыхнуло.

– Олл – аут! – удовлетворенно сообщил командир. – Через пробитые створки раз – и точно по блоку памяти внутреннего контроля. Все претензии – к европейцам. Но если кто из офицеров желает отдать полугодовой оклад на ремонт, то может настучать. Пожалуйста.

– Техники все видели, – неловко сказал офицер. – На головы олл – аут не действует… э, а чем это вы блоки памяти, а? Устройства олл – аут с истребителями несовместимы!

– Без паники, кэп. Ну видели техники. Ну и что? Что они видели? Бабах, взрыв, все в дыму, обломки летают, сирена орет, диафрагмы щелкают как бешеные… кэп, вспомните себя в первом бою, много вы там поняли? А для механиков ракета в стартовых створках – точно первая, а первая ракета очень эмоционально переживается!

– Но взрыв был изнутри, и любая экспертиза…

– Ах экспертиза. То‑то матке сейчас до экспертиз. Ей бы экраны Фридмана восстановить. Да пробоины залатать…

– Экраны Фридмана, – странным голосом сказал офицер. – Не понял. Они снаружи не сбиваются…

Захлопнул лицевой щиток и полез из дисколета. Экипаж без разговоров последовал за ним.

– Поставьте аварийную заплату! – приказал офицер. – Быстро! Мне внутрь надо, без заплаты двери не открыть!

Не вытерпел, сам вцепился в установочный блок. Заплата неуклюже поворочалась и встала на место, перекрыв пробоину. Ударом выплеснулась и затвердела ремонтная пена. На стартовую площадку мощным потоком пошел воздух, офицера даже качнуло.

– Кэп, если быстро, то есть ремонтный тамбур, – подсказал командир.

– Зачем мне ремонтный тамбур? А то я сам не знаю о ремонтных тамбурах! Совсем‑то за идиота не держите! Мне к генераторам Фридмана, а они знаете, где?!

– А вы знаете, что туда охрана не пускает? – ответно рявкнул командир.

– Я – офицер!

– Посмотрим!

В злом молчании они ждали разблокировки дверей.

– Я услышал вашу информацию о европейских резидентах, – буркнул офицер. – Может, я и плохой стрелок, но штабную работу выполнял как положено – и передал что положено и кому положено сразу!

– И что?

– Экраны Фридмана не работают, вот что. А он туда один пошел, некому больше…

В молчании они побежали по осевой к генераторным отсекам. Охраны на месте не оказалось. На бегу офицер выдернул из крепления личное оружие – но выстрелил первым не он, а командир.

– Ду – дах!

Фигура взмахнула руками и рухнула.

– Попалась, сука! – хищно сказал командир. – Стрелок, проверь! И добавь!

– Ду – дах!

– Это же наша медичка! – охнул офицер. – Вы медичку застрелили!

– Ага!

Офицер дернулся к лежащей женщине, но передумал, махнул пистолетом и рванул дальше. И остановился. В раскрытой диафрагме генераторного отсека лежал убитый. Рабочая униформа потемнела от крови.

– Ну и что тут делал электрик? – пробормотал командир. – Пилот, генераторы проверь…

Пилот молча протиснулся в отсек. Офицер откинул лицевой щиток. Присел рядом с убитым, вгляделся в его и в смерти упрямое лицо. Шмыгнул носом, не выдержал и смахнул злые слезы.

– Кэп?

– Я не кэп! Хотел увидеть кэптэна Джонса? Вот он, смотри! Какой парень был! Настоящий профессионал!

– Настоящий профессионал не профукал бы генераторы Фридмана! – безжалостно заметил командир. – Мы же предупредили! Арестовал бы заранее!

– Ребята, вы отличные истребители, – сказал офицер хмуро. – Но в штабной работе не разбираетесь. Арестовать любой дурак может! А кэптэн был профессионалом! Он без доказательств не арестовывал. Знаете, сколько ему доносов сливали в день, и все пустые? Не знаете. Вот и не лезьте с оценками.

– Мог не один пойти, если вычислил диверсию, – буркнул упрямо командир. – Мог и должен был сам резидента завалить, а не подставляться…

– Включил я генераторы, – сообщил пилот, вынырнув из отсека. – Ну, я скажу, там и управление. Да, и там еще двое валяются.

– Не мог он, – пробормотал офицер и встал. – Вы ничего не знаете о штабных интригах, а там пострашнее, чем в бою… Один он был. Я его поддерживал, но я в этот раз воевал снаружи. Не верится? Но вы вот тоже одну «семерку» в бой вывели, хотя на матке целая эскадра.

– Не профукал он генераторы, – заметил стрелок командиру. – Диверсантов‑то завалил. Его уже потом в спину застрелили. Посмотри, как лежит. Надо было эту суку еще в медблоке, голыми руками! Не, ну что творится в России? Диверсанты прямо на матке безопасников стреляют!

– Уходим, – решил командир. – Кэп, ты с нами, возражения не принимаются.

– Надо ждать дознавателей…

– Я сказал, возражения не принимаются! Убитому не поможешь, генератор включен, резидента на ноль помножили – чего еще? Нравится перед следственной комиссией отвечать?

– Найдут медичку, – пробормотал офицер. – Трассологическая экспертиза укажет на ваше табельное…

– Не укажет! – отмахнулся стрелок. – С тренировочных вкладышей стреляли! Калибр меньше, но на близком расстоянии хватает! Готовили не на вас, не подумайте лишнего! Это мы так… на всякий случай. Резидента грохнуть или еще кого…

– Ваш друг – настоящий герой, – мягко сказал старшина. – Пусть слава достанется ему, нам чужого не надо. Идем, кэп. «Семерка» своих не бросает… хоть вы и не свой. Вы, если вдуматься, вообще какой‑то не такой и непонятно что здесь делаете. Идемте, кэп, а?

Обратный путь дался тяжело. Туда пробежали, никого не встретив, а вот потом откуда только поналезли, не протолкнуться. Еще и военная полиция обгавкала, что находятся не в своем секторе. Тоже вылезли, бравые ребята.

– Отбой тревоги, – запоздало сообразил командир. – Это мы ловко, получается, это нам повезло…

– Салют «семерке»! – бледно улыбнулся им встречный пилот из второй эскадрильи. – Живы?! Ай молодцы. А нам как дали под хвост – звезды в кучу! Если б не «тринадцатый»…

– Какой «тринадцатый»? – напрягся офицер. – Где «тринадцатый»?!

– Да наш «тринадцатый»! – суеверно обмахнулся святым кукишем пилот. – Как вылетел, как пошел SS крошить, любо – дорого посмотреть! А потом, честно говорю, самой матке европейцев как дал ракетами – она сразу кровью умылась и свалила!

– Матке? Ракетами?!

– Клянусь! – заверил пилот. – Лично видел! Не веришь – ну и дурак! Если б не «тринадцатый», капец бы нам! У нас экраны Фридмана сорвало, и если б европейцы не ушли, расстреляли б матку, как в имитаторе, к чертовой матери!

– Как – экраны?

– Как обычно отказывают самые надежные в мире российские экраны, как еще? – проворчал пилот и ушел.

Офицер молча раскрыл рот – и закрыл.

– Вот и молодец! – одобрил командир. – Вот и молчи.

– Ай да «тринадцатый»! – прокомментировал стрелок, которому молчать не приказывали. – Ай герой!

– Тоже видели? – возбужденно заорал набежавший техник. – Во, блин, здорово, что живы! Из первой почти всех побили, а вы живы! Я смотрел, на «семерке» целого места нет, вся в крапинку! Вы как выкрутились? «Тринадцатый» на себя атаку оттянул, да? Зуб даю, это испытывают новый боевой дрон! Зампотех проболтался! Говорит, оператором на нем сам зам директора по боевой! Хоть и пьяница, но пилот от бога! Как он европейцев, а? Могут, оказывается, у нас еще технику делать! Хотя… откуда дрону взяться, а? Мы на матке все углы знаем, негде ему прятаться… Пилоты говорят – призрак… Слышь, а вы «тринадцатого» сами видели?

– Как тебя! – хмуро сказал командир.

– Ну и как он? В смысле, выглядит? Правда, что как новая модификация, или врут пилоты?

– Ты в бой летал? – осведомился командир. – Нет? Тогда понятно. Что мы, по – твоему, могли увидеть после олл – аут? И чем? Глазами, что ли, на пяти тысячах силуэт снять? Мозгач.

– А, ну да, – поскучнел механик. – Врут, значит, пилоты? А клялись! Вот и верь людям…

– Боекомплект в «семерке» пополнили, мозгачи? Ах нет? И оружейникам сказать некому?

Механик поскучнел еще больше, пробормотал что‑то насчет перевода в нормальную эскадрилью и свалил.

– И ты думаешь, оне сделают выводы и поставят к матке полное охранение? – обратился пилот к командиру.

– Зачем сейчас охранение? – машинально спросил офицер. – Европейцы же ушли.

Получил в ответ три понимающих взгляда, покраснел, раскрыл рот… и вдруг сказал неверяще:

– Ребята, получается, это вы «тринадцатый»?

– Мы?! – изумился стрелок. – Ну, знаете! Мы, конечно, не абы кто, но чего «тринадцатому» приписывают, нам ни в жисть не сделать!

Офицер припомнил основные легенды про «тринадцатого» и сконфузился. Действительно, такое обычному истребителю не под силу, только призраку.

– Пойду‑ка я лучше распоряжусь насчет пополнения боекомплекта, – вздохнул он. – А то действительно европейцы вернутся. Чтоб с «тринадцатым» разобраться. Я бы на их месте вернулся.

Экипаж обеспокоенно переглянулся.

Мой будущий критик! Да, картина жизни первых апостолов новой веры, ее начальных робких шагов, бледна. Мог бы расцветить ее безмерно – но я от принципов не отступаю и в малом. Бледной она была, и незачем приукрашивать. Приукрашивания – неправда, а я на правде стою.

Такова уж жизнь в космосе – бледная. Не знаю, где будут жить в двадцать пятом веке. Если справятся с гравитационным пределом Фридмана (вот уж вездесущий гений!), то, вполне возможно, на других планетах. И под другими звездами. Но пока гравитационные преобразователи нестабильно работают вблизи массивных тел, человеческая популяция четко локализуется по дефинициям Земля – пространство Солнечной системы. И связаны эти два ареала обитания лишь пуповиной ракетной космонавтики. А она узенькая. Потому ареалы чем дальше, тем сильнее расходятся. Рожденным в космосе незнакомы ни солнце в глаза, ни ветер в лицо, ни одуряющие запахи луговых трав. Их не бодрит зимний морозец и не расслабляет в сонной неге летний зной. Вообще любое изменение в жизненном пространстве вызывает у рожденных в космосе одну – единственную болезненную реакцию – схватить инструментальный набор и починить. Ну или наорать на сервис – службы, что по большому счету то же самое. Землянам, изредка попадающим в космос, это дико. Земляне быстро начинают испытывать сенсорный голод, становятся раздражительными. Земляне настойчиво предлагают хотя бы освещение варьировать, ветерки по модулям пускать, запахи разнообразить, земные пейзажи на стены наводить. Земляне не понимают, как можно спокойно жить в Одинаковости! Ну а рожденные в космосе соответственно не понимают, зачем во время ответственной работы бить себе по глазам меняющимся освещением, простужать сквозняками почки и вызывать головные боли дикими запахами, большинство из которых – аллергены сокрушительной силы. У рожденных в космосе – совсем другая жизнь. У рожденных в космосе время делится не на день и ночь, утро и вечер, а на первую, вторую и третью вахты. На первой вахте работают, и ничто не должно отвлекать, ибо ошибка в работе – часто смерть для всех находящихся рядом. Во вторую вахту люди общаются, занимаются спортом, музыкой (и очень серьезно занимаются, лучшие музыканты и композиторы навсегда прописались в пространстве) – но по большей части живут в собственных видеомирах, в коконах виртуальной реальности, будь то солидные европейские «Тругбильд» или же самые надежные, мать их, в мире российские «Мрия». И миры эти значат для рожденных в космосе не меньше, чем реальная жизнь. Там им и солнце в глаза, и ветер в лицо, и любые сенсорные изыски, переживания и приключения – в безопасной для организма форме. Ну а в третью вахту рожденные в космосе спят, часто не вылезая из тех же коконов виртуальной реальности, благо спать там очень удобно, и таймер предустановлен, и спас – скафандром кокон может послужить, случись чего. Строгий, логичный, навсегда установленный порядок – и никакого солнца в глаза. Единственное отклонение касается русских, которые из первой вахты сразу норовят устроить вторую – но в России всегда так было, есть и будет, и ничего страшного.

Может, поэтому новая вера пришла именно к русским. К тем, кому она оказалась жизненно необходимой. Без которой – смерть. Кроме новой веры, русским нечего было противопоставить европейцам в войне за пространство.

Вы спросите еще – а где же собственно вера? Обыденная жизнь военных космонавтов есть, и сражения есть, непоняток вокруг «тринадцатого» сколько угодно – а вера где? Где проповеди – заповеди, где заявление миру себя, где? Где основы вероучения, наконец? Ну что тут ответить… Не знаю, как у вас в двадцать пятом оно будет, а у нас в двадцать третьем с общественными силами борются жестко. Только заяви о себе – сразу грохнут. Потому будущие апологеты веры, да и не только они, проповедям предпочитали дело, вместо объявления себя миру шифровались изо всех сил, ну а основы вероучения только – только начинали складываться, кристаллизоваться в повседневной практике. Проповеди и заявления – это потом, и сильно потом. Для заявлений надо осознать себя – для начала.

Вы спросите еще – ну, а бог? Я отвечу – а нужен?! Дрязги человеческие людьми и решаются, бог тут не при делах. Чтоб отбиться от Штерна, не бог нужен, а хорошие истребители, мощные лазеры, надежная техника и электроника. И люди.

Вот такая появилась у русских странная религия. И название за ней закрепилось дурацкое, но об этом дальше.

Звездно – радужный флаг, прославленный Пятый флот

Адмирал Штерн стоял, отвернувшись к стене, и рассеянно изучал текстуру отделки. Панели из натурального дерева мягко светились и наполняли адмиральский кабинет терпкими ароматами хвойного леса. Наверно, наполняли. Инспектора с Земли уверяли, что никаких запахов не чуют, и их мнению вроде стоило доверять, все же земляне, бывали в настоящем лесу – но адмирал четко различал тончайшие оттенки и даже изменения их в зависимости от местоположения в кабинете.

– Говорят, русские матки сделаны из бетона, – сказал адмирал, не оборачиваясь. – Это правда?

Офицеры облегченно пошевелились – многоминутное молчание наконец кончилось, адмирал заговорил.

– Технические сектора и помещения сержантского состава, сэр! Командный сектор выглядит лучше, но все же уступает европейским нормам. У русских не принято заботиться об удобствах для подчиненных. Сэр.

Адмирал медленно развернулся. Припал на правую ногу, шагнул неловко и опустился в кресло.

– Господа, я одобряю проведенную вами работу. Вы знаете всё, что происходит в российском флоте.

Адмирал смотрел своими рыбьими глазами, и непонятно было, он действительно хвалит или издевается.

– Но если вы всё знаете, то несомненно знаете также, почему передовая группа ракетоносцев нарвалась на встречный бой, попала в зону засветки и была уничтожена российскими лазерами с матки и «Чертями». А также почему наши диверсанты не сняли экраны Фридмана. По отчетам у меня сложилось впечатление, что наши бойцы ходят по российской матке строем под радужным флагом. Но экраны Фридмана они снять не смогли. Вовремя – не смогли. А вот русские смогли нанести ракетный удар по стартовым площадкам именно в тот момент, когда там находилось практически все флотское руководство. То есть я. Русские знали, когда нанести удар, знали, куда, и сумели это сделать. Я вас слушаю.

Сказать офицерам было нечего, и это было очень плохо, потому что адмирал некомпетентности не прощал. Но молчать было еще хуже. За молчание адмирал мог убить. И, поговаривают, уже убивал.

– «Тринадцатый»… – пробормотал капитан Буковски.

– А – ха – ха!

Офицер заткнулся.

– Вы наконец прозрели, мой милый капитан! – язвительно сказал адмирал. – «Тринадцатый»! Главная военная тайна русских! Русские – плохие организаторы, еще худшие исполнители, у русских царят бардак, воровство и пьянство, бить их – легкая и приятная задача! Но как только их прижмешь по – настоящему, из ниоткуда появляется какой‑нибудь долбаный «тринадцатый», и… Буковски! Найдите мою бумажку! Изучите ее со всем тщанием! И нейтрализуйте этого долбаного призрака! Я действительно доволен вашей работой, господа, вы создали прекрасно действующую агентурную сеть. Так воспользуйтесь ей наконец! Идите и сделайте это.

Офицеры молча развернулись к выходу. Но адмирал неожиданно быстро выскочил из‑за стола и цепко схватил капитана за воротник.

– Вы оценили, как здорово они это проделали? – дико улыбнулся в лицо опешившему капитану адмирал. – Всего две ракеты! Всего две! Но каков результат! Я попадаю на операционный стол, мой осторожный заместитель сворачивает атаку и отводит матку, и весь план по разгрому русских зависает в генштабе под знаком большого вопроса! Буковски, «тринадцатый» реален, хоть и сверхъестественно силен! Меня не мог ранить призрак! Найдите его. И выпотрошите! Считайте это своей единственной задачей! Привлекайте любые средства, используйте самые грязные приемы! Запишите «тринадцатого» в свои личные враги, Буковски! Иначе нам всем конец. Русские вот так полмира завоевали когда‑то, вспомните историю!

Адмирал отпустил офицера и заботливо смахнул невидимую пылинку с рукава его формы.

– Вы талантливый разведчик, – сообщил адмирал ласково. – Энергичный, самостоятельный. Здоровенный, наконец. Вы справитесь. Идите.

Офицеры торопливо убрались из опасного кабинета.

– Говорят, адмирал сам из русских? – шепотом спросил третий аналитик.

– Нет, но прадед его да, – процедил начальник разведотдела. – У русских сильная кровь, хотя генетики не подтверждают. Буковски, вам лучше найти эту долбаную бумажку. Хотя и без нее ясно, что причина не в «тринадцатом», а в обычной утечке. На матке множество стартовых площадок, но ракетной атаке подверглась именно та, где находился адмирал. А ранее – флагшип с ним же. Это не может быть случайностью.

– Отдел технического контроля совсем не работает! – высказался третий аналитик. – Русские подбираются на дистанцию ракетной атаки, а в отделе не могут объяснить, как они это сделали! Понятно же, что у русских испытывается новая секретная техника, а в отделе про нее – ничего!

– И никакой мистики! – удовлетворенно сказал начальник разведотдела. – Работаем, господа.

Не знаю, как будут распределены силы в человеческой цивилизации в гипотетическом двадцать пятом, не знаю. Мир меняется непредсказуемо. Вот в двадцатом веке гегемонили американцы, но кто сейчас про это помнит? Ну, была такая империя, была и сплыла, как множество прочих, как и российская в их числе. Потому и пишу, чтоб сохранились знания. Знайте: в середине двадцать третьего главной силой в космосе стали европейцы. Главной силой и соответственно смертельной угрозой для России. Прямоходящим, гордо называющим себя людьми, не терпелось вцепиться в горло сородичам и конкурентам. Казалось бы – зачем? Или не хватает пространства? Или астероидов мало?! Не знаю, как в двадцать пятом, а в двадцать третьем до полного освоения Солнечной системы еще, как до Альфы Центавра на ракетных двигателях. Космос огромен! Но таковы люди, хищное, подлое, любимое мною племя. И в далеком веке двадцатом рвали друг друга, хотя тогда и север не был освоен, и к шельфам даже не подступались, подводных городов и в планах не существовало. Что спасло русских тогда, не представляю. Но в двадцать третьем, если б не новая вера, европейцы Россию удавили б. У них для этого все имелось: и желание, и технические возможности. Не было только «тринадцатого».

–=-=-=-=-

– Тревога! – заорал офицер, набегая на дисколет. – Тревога!

Механики, недовольные свалившимися на них ремонтно – восстановительными работами, проводили его сердитыми взглядами. Дежурные экипажи, в ремонте участия не принимающие, удивленно покосились и вернулись к отставленной было выпивке. Он запоздало подумал, что экипажа «семерки» тоже вполне может не быть на дежурстве, чем они хуже остальных, не русские, что ли. И тогда его крики и беготня будут выглядеть, мягко говоря, неадекватно. К счастью, экипаж оказался на месте, как и положено дежурным, внутри дисколета, готовыми к немедленному вылету.

– Принято, тревога, – буднично отозвался в переговорнике старшина. – Пилот, стрелок – готовность раз.

Офицер рухнул в компенсатор и махнул рукой – сваливаем к черту! Дисколет подкатил к створкам, мигнул. Потом замигал часто и раздраженно. Из глубины ремзоны прибрел нога за ногу выпускающий, сверился со списком распоряжений, завел за дисколет стартовую перепонку, дал отмашку. Получив мягкого пинка, истребитель прокатился по слипу и выпал в космос с облачком пара. Створки захлопнулись. В опасной близости проплыла ремонтная платформа, связка работающих вакуум – бетонщиков, сегмент нового купола, чуть не снесший им половину трассеров, взорвалась в эфире и тут же заглохла злобная ругань диспетчера…

– Х – ху! – выдохнул офицер. – Вырвались! Чтоб я еще раз вместо вас стоял на разборе полетов!

– Ага! – поддакнул командир. – Тогда пиши рапорт, кэп. О переводе из командира экипажа в стрелки, с понижением до сержанта. Я характеристику дам. Нейтральную.

– И напишу! – буркнул офицер. – Вы меня не знаете! Чтоб я еще раз стоял и краснел, как…

– Как придурок?

– Придуркам проще, они не осознают что придурки! Чуть со стыда не сгорел!

– Да, это тяжело! – лицемерно посочувствовал стрелок.

– О «тринадцатом» выспрашивали, – поморщился офицер. – Да так настойчиво! Как будто он в моем боксе стоит!

– Ну и что ты им сказал? – напрягся командир.

– Что я сказал… правду, конечно! Про «тринадцатого» я и сам не против послушать! А так… сказал, что первый раз в первый класс, все в дыму, ни фига не видно, ни черта не понятно. Не выходил на связь, потому что забыл, потерялся в бою, потому что сам не знал, где меня носит, истратил весь боекомплект, потому что пальцы на управлении от страха судорогой свело… и ничего смешного! Так и было!

– А загрузку ракет как объяснил?

– Сказал, перестарался по неопытности, – пожал плечами офицер. – Попался на шуточки оружейников. У нас же над новичками всегда подшучивают.

– А они?

– Обозвали всяко, вывели за штат с испытательным сроком, стукнули на пол – оклада… да, еще назначили «семерку» вечным дежурным. У матки половина автоматов дистанционного слежения потеряна, будем заменять.

– Автоматы? – нехорошим голосом переспросил пилот. – Заменять? И на сколько суток, хотелось бы знать?

Офицер пожал плечами, и в дисколете воцарилась унылая тишина.

– Суки, – наконец оценил стрелок.

– Не любишь ты женщин, – улыбнулся офицер.

– Я сук не люблю! А женщин… не знаю. Встречу, определюсь.

– Ты чем недоволен? – подал голос командир. – Все же хорошо. За наши фортели кэп отбрехался, «Черт» цел, боекомплект пополнен, воюй да воюй. Чего тебе еще надо?

– Вместо автомата?!

– Мы давно решили, что ознакомительный период – из наиболее опасных, – напомнил командир. – Что европейцы нам и продемонстрировали. И еще могут. Так что давай‑ка сюда, освежи знания по работе с аппаратурой контроля.

– Чего там освежать? – проворчал пилот. – Было бы чего освежать… Пара тупых локаторов да примитивная программа визуального анализа, любой придурок справится…

– Серж, не ной, поставь «Черта» на стационар и присоединяйся. Тебе тоже полезно освежить знания.

– А мне? – напомнил о себе офицер.

– Отдыхай, – улыбнулся командир. – Заслужил. Отбрехаться от дисциплинарной комиссии на разборе полетов – надо уметь! За такое в экипаж принимают.

– Так примите.

– Мы подумаем, – обронил командир.

Офицер обиженно понаблюдал, как экипаж работает на аппаратуре, потом отвернулся и уставился в сферу.

– Может, действительно принять? – подал голос стрелок. – Кэп – хороший человек.

– Это субъективное мнение. Мы о нем ничего не знаем…

– Я расскажу! – оживился офицер. – И я не кэп, меня Георгием зовут!

– … и что важнее, он о нас тоже ничего не знает.

– Так расскажите! – возмутился офицер.

– Ага, щас! У нас подвигов по совокупности на пять трибуналов! А мы вас не знаем. Возьмете и сдадите из чувства офицерского долга и воинской дисциплины, а нам на тюремные заводы рано, мы еще молодые!

Офицер задумался.

– Тогда не принимайте, – решил он.

Потом сообразил, что над ним подсмеиваются, и снова обиделся.

– Хороший ты человек, кэп, – вздохнул командир. – Не дуйся. Узнать друг друга – это мы быстро. Это, считай, всего пара дел… о, вот таких! На ловца и зверь, то есть кэп, бежит… Кэп, даю вводную: мы ловим сигнал о помощи. Наши действия?

– По инструкции, – машинально сказал офицер. – Вызываем тральщика, сбрасываем ему засечку, продолжаем дежурство в установленном порядке.

– Европейский сигнал, – уточнил командир. – И мы его действительно ловим, это не шутка. Кто‑то с «Дьяболо» там плавает. А европейцы ушли. И давай, кэп, быстрее решай, европейцу недолго плавать осталось. У них знаешь, какой ресурс скафандра? Пока наш тральщик расчухается, европеец окочурится. А тральщик еще может и не расчухаться, больно ему надо из‑за одного европейца…

– Сбрось координаты стрелку, – лениво посоветовал пилот. – Спорим, он его на дистанции загасит?

– Командир, это может быть подстава! – напомнил стрелок. – Помнишь, мы похожую тактику прикидывали? Это когда один подает сигнал о помощи, охранение, как тупые юзеры, прутся спасать, а «Черти» под частичной невидимостью кэ – эк… А европейцы не глупее нас, только что доказали! Лучше действительно дай координаты, Серж немножко подкрадется, и я ему такую помощь окажу, спасать нечего будет!

– Скажите европейцу, пусть подходит сам! – неуверенно сказал офицер. – У нас же соглашение о гуманных методах ведения военных действий…

– Кэп, ты дурак? Чтоб его лазером сожгли? У матки к «Дьяболо» конкретное отвращение, особенно после сегодняшнего! Как даст на сигнал опознавателя!

– Не может он подойти, – буркнул командир. – Сигнал слабеет. Это, ребятки, отдельный пловец, и он улетает. Вот так‑то, кэп. Пойдем за ним – нарушение устава, дисциплинарная комиссия, трибунал. И немалый риск нарваться на подставу. Не пойдем – улетит европеец и задохнется.

– Ну и счастливого полета! – легкомысленно сказал стрелок. – Назвался врагом – будь готов полетать. Помнишь, как нас в сто двадцатом?

– Я помню, – мрачно сказал пилот. – Олежа, да дай ты ему на сигнал из трассера! Инкубаторские жалости не имают! Врагам – вражья смерть!

– Ага. Так же, как мы, защищал интересы своей страны, – буркнул старшина. – Ух какой враг.

– Поосторожней на маневре! – построжел офицер. – Наговорите тут на трибунал!

– Да у нас на пять трибуналов набирается, мы ж предупреждали! А туда же, в экипаж…

– Кэп, решать тебе! – серьезно сказал командир. – Без тебя мы бы сами, конечно, или грохнули, или отвернулись и не услышали… но дернул тебя черт написать рапорт, мешаешься теперь под ногами!

– Подбираем, – отчаянно труся, решил офицер.

– А если подстава?

– Подбираем!

– Врага?!

– Человека, м – мать ваша внебрачная Даждь – бога дочь! Подбираем!

– И не надо так орать, – спокойно заметил командир. – Серж, кэп решил спасать, что мы можем сделать?

– Ничего мы не можем сделать, – проворчал пилот. – У нас пауза между пакетами информации короткая. Если чирикнем не со своего места – это оставление боевого дежурства, трибунал. Комэск давно на нас зуб точит.

– А если на полную?

– А после боя я в компенсаторах не уверен. Может сорвать.

– Серж…

– Какой урод придумал эти двигатели? – пробурчал пилот и взялся за управление. – Дали гравитационную тягу недоразвитой цивилизации… чтоб этого Фридмана самого размазало по компенсатору, как нас сейчас размажет!

И дисколет рванул.

– А – а! – невольно заорал офицер.

– Серж!

– Да торможу я, торможу…

– Серж, м – мать!

– Да разгоняюсь я, разгоняюсь…

Командир откинул лицевой щиток, вытер лоб. Посмотрел на ладонь, нахмурился.

– Кровь, – выдавил офицер. – С – сосуды лопнули… Вне компенсатора находиться на маневре запрещено…

– Зато уложились между сеансами, – покривился командир. – Семь секунд, ребята. Туда, обратно, еще и пловца выдернули. Поздравляю с рекордом по космофлоту.

– Т – трибунал…

– Второй за сегодня. Привыкай, кэп. У нас каждое дежурство трибунал, мы ж русские, ребята плечистые, языкатые и речистые… Зато твой, как ты говоришь, человек жив. Наверно.

И они уставились на лежащее между компенсаторами тело.

– Ну‑ка спрятали бэйджики! – распорядился командир. – Щас я его вскрою.

– Бэйджики?

– Не тупи, кэп! Опознаватель прикрой! На скафандре, придурок!

Места между компенсаторами было очень мало, как раз чтоб втиснуться экипажу и неожиданному гостю. То есть гостье… потому что, когда скрипнул под жесткими пальцами командира лицевой щиток европейца, на них глянули пронзительно черные, перепуганные, но несомненно женские глаза.

– Опа! – сказал стрелок.

Командир рассеянно сдавил руку гостьи, потянувшуюся было к личному оружию, и призадумался.

– Вот тебе женщина, Олег, – брякнул офицер. – Можешь определяться с отношением!

– Ну я не знаю, – обалдело сказал стрелок. – Но она сразу схватилась за пистолет, что есть нехорошая черта характера…

– Я сейчас кого‑то прибью, – пообещал командир, выпав из раздумий. – Кому было сказано – без имен? Захлопнули щитки и хлебала, быстро!

– Это что получается? – пробормотал пилот. – Это получается, у них и женщины летают? То есть – в последний раз мы с кем рубились? То‑то я отметил, они как‑то бестолково нас убивали…

– Вы можете помолчать?! – рявкнул командир. – Дайте – мне – подумать!

Экипаж испуганно замолчал.

Гостью колотило и трясло. Стрелок молча сунул ей сок, она умудрилась облиться из тубы.

– Лючия Овехуна, – шепотом прочитал надпись на скафандре офицер. – Пилот. Из вражеской Испании, получается. Ну‑ка… Эсте устед буэне?

Услышав голос из внешних динамиков, женщина закатила глаза, обмякла и провалилась внутрь скафандра.

– Силен твой испанский! – уважительно заметил пилот.

– Может, стимулятор ей поставить? – неловко предложил офицер. – Наш, российский, самый надежный…

– Но! – вскинулась женщина. – Но!

И затараторила что‑то быстро и умоляюще.

– Не хочет, – растерянно перевел офицер. – Похоже, слава российских стимуляторов и до европейцев докатилась.

Постепенно выяснилось, что да, ее зовут Лючия, и она действительно пилот «Дьяболо» с европейской матки. Получила очередь из трассера в самом начале боя, потеряла управление и закувыркалась. Потом матка европейцев ушла. А она смогла сориентироваться и приняла единственно правильное решение: отстрелилась от корпуса истребителя в направлении российской матки. Тем самым замедлила свое удаление и получила малый шанс на спасение. А трясется из‑за пережитого одиночества в космосе…

Лючия протестующе сверкнула глазами и затрещала снова.