Текст книги "Антымавле - торговый человек"
Автор книги: Владилен Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Женщина долго и старательно сгребала в кучку нагар костяной иглой, прибила и снова приподняла моховой фитилек. Наконец огонек, словно набравшись сил, вспыхнул и через несколько секунд уже горел ровным ярким пламенем, слегка касаясь закоптелого чайника.
К отъезду все было готово, но люди никогда не поедут, не напившись чаю, а чай на жирнике кипит долго. И путники терпеливо ждали.
…Дорога оказалась нелегкой. Пока пересекали Кувлючинскую губу, было еще сравнительно хорошо, но как только нарты пошли по тундре и долинам рек и речушек, стало невмоготу. Груженые нарты вязли в снегу. Антымавле приходилось вставать и, проваливаясь в снегу, брести рядом с нартой.
– Далеко так не уедем. Тяжело, – бросил Етувги, ехавший первым.
– Хоть бы до Аннелё доехать.
– Это близко. Вечером будем, – заверил Етувги.
К вечеру на вершине пологой сопочки показались яранги. Место, открытое всем ветрам. Чаучу всегда предпочитают ставить яранги на возвышенных местах: зимой меньше заносов, летом ветер относит комаров и оводов, да и местность хорошо просматривается с высоты.
Из стойбища давно заметили нарты. Маленькие фигурки людей забегали от яранги к яранге, сообщая новость, и, наконец, все столпились у самой передней. Собаки почуяли жилье, взбодрились и легко втащили нарты в гору.
– Гэеттури! Прибыли вы! – приветствовали люди приезжих.
– Ии, прибыли мы! – И Антымавле, приколов нарту остолом, подошел к людям.
Жилища чаучу расположились цепочкой, и все стойбище выглядело временным. Покрышки на ярангах накинуты небрежно, наспех, внизу прижаты камнями и глыбами снега. К ярангам прислонены легкие нарты. Несколько в стороне, словно брошенные, наполовину занесенные снегом, стояли неуклюжие грузовые нарты с различным скарбом. Не было привычных для взгляда берегового чукчи мясных ям, стоек для нарт и байдар.
Хозяина стойбища Аннелё не было. Он находился в стаде, которое паслось где-то недалеко в распадке.
Аннелё пришел, когда приезжие уже сидели в пологе и наслаждались горячим чаем, он долго хлопал в чоттагине, выбивая одежду, и наконец втиснулся в полог.
– Приехал ты! – радушно приветствовал он Антымавле.
– Ии.
Лицо у Аннелё приветливое, несколько скуластое, темные глаза глубоко спрятаны за веками. Жесткие черные волосы подстрижены в кружок, верхушка головы выбрита ножом. Он не спеша разделся. Хозяйка молча взяла одежду и развесила на балке. И только после всего этого Аннелё приступил к разговору. Он обрадовался, когда узнал, что Антымавле приехал с товарами и что теперь он все время будет ездить к ним.
В полог вполз пастух Кыем, а через некоторое время собрались почти все мужчины стойбища.
– Аннелё у нас самый знающий, – говорил о своем друге Кыем, – поэтому мы считаем его главным.
И люди, оживившись, стали рассказывать о делах в стойбище.
– Каждый год по-разному бывает, – рассказывал Аннелё. – В прошлом году было плохо. Месяц рождения мы всегда проводим в долине Молодых Побегов. Пришли, а там уже стадо Пылёка. Куда нам деться? Пошли к Заячьей горе. Там место тоже хорошее, но Керальгин все время дул. Снегу много. Плохо. Погибли телята…
– Ведь Пылёк знает, что мы там всегда месяц рождения проводим, – перебил Кыем. – Наверно, завидует, что мы живем дружно, нарочно мешает нам.
Давно сдружились Аннелё с Кыемом. Эта дружба началась в тяжелое время, когда Аннелё чуть было совсем не остался без оленей. Отца Аннелё два раза постигала неудача: одни раз был сильный гололед, много оленей пало, второй – долго дула снежная весенняя пурга. Телята слабенькие, – замерзло много. Вышли к берегу. Хорошо, что лето было. Стояли у Алятына. Люди говорили, что это место нехорошее, духи заразных болезней здесь живут, уходите отсюда. Не поверили. И вдруг неожиданно осенью умер отец Аннелё. Прокляли оленеводы это место, ушли снова в тундру. Зимой совсем тяжело стало. Оленей чуть больше трех двадцаток, они все время норовят убежать к другому стаду. Не может маленькое стадо отдельно держаться. Производителей мало: всего два. Вот тут-то и выручил Кыем. У Кыема тоже тяжело было, но у него тыркылинов – быков больше, упряжные олени есть, зато важенок мало. Посоветовались и решили всех оленей в одно стадо объединить, и стало легче. Потом к ним пришел Етын, у которого оленей всего две двадцатки. Успокоилось общее стадо, вожаки свои появились…
Вести, что у Рольтена оленей отобрали, отпугнули Аннелё с Кыемом, и они ушли в тундру.
Встревожились чаучу. А тут еще Пылёк вдруг в гости приехал и того страшнее новости рассказал. Всех оленей скоро заберут. Анкалит помогают русилинам, потому что сами всегда голодные. И бездельники неимущие, такие как Ильмоч, помогают русилинам. Уходить надо и к себе в стойбище никого не пускать.
Поверили Аннелё с Кыемом этим разговорам, отогнали свои стада подальше в тундру. Всю зиму кочевали со стадом по незнакомым местам, оленей много потеряли, решили обратно на старые родные места выйти.
– Напрасно боитесь: новые русилит совсем другие, они помочь хотят, – словно угадал мысли чаучу Антымавле. – Вот если бы товарищество организовали, то РИК сразу, бы за вами все пастбища закрепил. РИК помогает бедным хорошую жизнь делать, и Советская власть не разрешит Пылёку на чужие пастбища выходить…
– Каа! – удивился Аннелё.
– РИК поможет, даст деньги, оленей еще купите…
– А что такое товарищество? – переспросил Кыем.
Антымавле стал рассказывать все, что сам узнал от Глебова.
– Мы тоже как в товариществе живем. А если РИК закрепит за нами пастбища – еще лучше будет. Может, сделаем у себя товарищество? – задумался Аннелё. – Как другие думают?
– Я, как ты, – посмотрел на Аннелё Кыем.
– Пылёку есть чего бояться – у него три больших стада, – снова заговорил Антымавле. – Даже самое маленькое больше вашего в два раза.
– У Пылёка оленное счастье, – вдруг тихо сказал Етувги. – Удачлив он…
– Коо, – неопределенно ответил Антымавле. – У таких, как вы, никто отбирать оленей не будет. Просто мы говорим: живите вместе, хорошо живите.
– Я тоже, как Аннелё и Кыем. Если они согласны, я тоже согласен, – высказал свое мнение Етын.
Долго еще длился разговор. Антымавле рассказал все, что знал и слышал о Большой Земле от Глебова, сказал, что у русилит тоже были бедные и богатые. Сейчас власть у бедных, и они хотят правдивую жизнь сделать.
– Каа! – восклицали иногда люди.
А потом Аннелё вспоминал:
– Так вот, появился в месяц рождения теленок, он был маленький, глупый. Прыгал по кочкам, бодаться к большим оленям лез. Подкрался незаметно волк, впился в шею важенки. Убил. А теленок рядом крутится.
– Сейчас я тебя съем, – сказал волк.
– Зачем меня есть, – теленок отвечал, – я еще маленький. Много ли на мне мяса? Ты пока важенку ешь. Только вот груди с молоком оставь. Я побегаю, побегаю и пососу. Глядишь – и большим стану.
«Маленький, а говорит правильно, – подумал волк. – Ведь верно. Какой, с него сейчас прок? Пусть подрастет».
Прыгает по кочкам теленок, растет, радуется теплу и солнцу. Снова пришел волк и говорит:
– Теперь тебя съем.
– Зачем? Ты пока важенку доешь. Только груди оставь. – И теленок запрыгал по кочкам.
Лето настало, тепло. Пришел волк снова.
– Хватит. Давай тебя есть буду.
– Большой, а глупый, – отвечает теленок. – Разве не видишь, сколько травки и зелени, мха мягкого. Есть буду все это, жирным стану, тебе тогда сытнее будет.
Согласился волк. Пришел опять уже осенью. Смотрит, бегает уже не олененок, а настоящий олень. «Вот сейчас я наемся», – размечтался волк.
– Догони попробуй! – И помчался олень по тундре.
А волк бежал, бежал. Язык на спину закинул. Не выдержал и сдох.
– Йыккайым! – понравилась сказка людям.
– Вот соберется вас больше, и вы тоже из теленка в бычка превратитесь, – заключил Антымавле.
Утром веселье было. Боролись, бегали, ловкость показывали. А вечером важенку-нетель забили: Кыем в стадо сходил…
Снег бил в глаза, в рот, захватывал дыхание, и трудно было понять, откуда дует ветер. Казалось, что все злые духи ветров собрались в узком ущелье гор, куда забрались собачьи упряжки.
– Этки, – плохо, Етувги! – старался перекричать ветер Антымавле.
Собаки остановились и тут же стали вкапываться в снег. Антымавле кое-как добрался до Етувги.
– Давай здесь переждем!
– Чымче, близко! – кричал в ответ Етувги.
– Собакам плохо, не едут, не слушаются!
– Как хочешь, – согласился Етувги, а про себя подумал: «Позор для чаучу у самых яранг ночевать. Совсем близко. Ладно, раз хочет, то пусть переждем».
Три дня бесполезной езды с короткими перерывами отдыха, давали себя знать. Одежда Антымавле вся промокла, сменить и обсушиться было некогда: хотелось скорее добраться до Пылёка. Етувги довил Антымавле до первого стойбища, но Пылёка там не застали, не было и самой хозяйки. Пастухи держались настороженно, словно Антымавле попал к людям, которые говорят на другом языке. Пастухи отвечали лишь тогда, когда их Антымавле спрашивал, новостями делились неохотно. По предположению Етувги, второе стойбище было недалеко и Пылёк должен находиться там. Решили ехать дальше. Только на вторые сутки к вечеру после долгих блужданий выехали к трем ярангам, стоявшим на пригорке. И опять в стойбище никого из хозяев не застали. Антымавле все же узнал от пастухов, что Пылёк был здесь перед самым их приездом. Забрав с собой жену, он уехал дальше.
Етувги замкнулся в себя, стал неразговорчивым и все время настаивая на возвращении. Антымавле стала злить вся эта хитрая игра, но он во что бы то ни стало решил найти Пылёка и тут же, не дав отдохнуть собакам, покинул второе стойбище.
Скрылись нарты Антымавле за гребнем холма. Пастух с чаутом в руках и легкой гоночной нартой отошел от яранг и направился вверх по ложбине оврага к стаду. Через некоторое время оттуда, где скрылся пастух, вынеслась оленья упряжка и повернула в противоположную сторону. К вечеру Пылёк уже знал, что едет один Антымавле. Однорукого с ним нет, и, пожалуй, бояться нечего.
Антымавле с Етувги легли у нарты, поставленной на ребро, защищаясь от ветра, закрылись шкурами. Их тут же занесло снегом, получилось небольшое жилье. Спали крепко, лишь Антымавле иногда шевелил ногами, чтобы согреться: чижи были влажные, и ноги стыли. К утру пурга немного стихла. Стряхнув со шкуры снег, Антымавле выбрался наружу. Там, где стояла нарта, намело сугроб, собак не было видно. Прояснилось, виднелись тусклые предрассветные звезды. Временами порывы ветра стихали, становилось виднее.
«Будто яранги?» – вгляделся в снежную мглу Антымавле.
В эту минуту ветер взвыл и клубы снега скрыли все из виду. Потом снова прояснилось.
«А ведь верно, яранги». – И Антымавле стал трясти Етувги.
– Ярат чымче! Яранги близко!
– Я же говорил, – раздался из снежного логова спокойный голос.
Развиднелось. На краю склона люди ясно увидели большую ярангу, за ней виднелась верхушка второй.
Выкопали нарты из-под снега. Антымавле, дернув за потяг, вытянул из сугроба собак. Собаки отдохнули, они прогибали спины и катались по снегу. Гавкнула одна, взвыла другая, и вскоре собаки заголосили хором, натягивали постромки и рвались к жилью.
Ветер дул в сторону стойбища. Там, видимо, услышали. Через некоторое время возле первой яранги появился человек.
Он был невысок.
Чувствовалось, что в этом сухощавом упругом теле таится большая сила и ловкость. Пестрая широкая кухлянка, не подтянутая поясом, полоскалась на ветру. Лицо было сосредоточенное и злое. Над верхней губой пробивались редкие черные усики. Глаза смотрели откуда-то из глубины узких щелочек.
– Зачем приехал? – холодно спросил Пылёк, не глядя на Етувги.
– Я знаю, что по чукотскому закону сначала говорят: «Амын еттык. Приехали вы!» – распрягают собак, кормят их, а гостя зовут в ярангу, – спокойно ответил Антымавле и за дугу стянул с заструга груженую нарту, чтобы не сломать полозья.
Пылёк попробовал улыбнуться, но улыбки не получилось: передернулись скулы, у края губ образовались две морщинки. Подошли люди из других яранг и плотной стеной стали позади Пылёка.
– Мы тоже соблюдаем чукотские законы. Пусть ночевавшие в тундре сначала обогреются, а то у них язык не будет шевелиться. – Пылёк быстро глянул на нарту Антымавле и повернулся к пастухам. – Помогите! Етувги найдет место в последней яранге, а ты заходи! – бросил он Антымавле.
Антымавле долго отряхивал одежду в чоттагине, тщательно выбивал снег.
– Вай-вай, пусть гостем будет тот, который воткнутое[5]5
Воткнутое – приз. Устроитель состязаний, как правило развешивал призы на палочках, воткнутых в снег.
[Закрыть] в заливе Камака не мог взять. Сейчас и тымнелявыли имущими стали, – ехидничал Пылёк.
– Верно люди говорят, что Пылёк многодумающий, сейчас многие тымнелявыли имущими стали, – решил до конца быть твердым Антымавле и смело вполз в полог Пылёка.
Полог просторный, широкий. Редко такой встретишь в кочевых ярангах. Антымавле сел у входа с правой стороны, напротив него расположился Пылёк, а за ним все три младшие жены. Старшая жила в отдельной яранге, стоявшей сразу же за ярангой Пылёка, и пользовалась большими правами, чем младшие жены. Женщины были молоды. Они тихо переговаривались между собой за спиной Пылёка, поглядывая на Антымавле. Одна из них, видимо самая младшая, вызывающе весело улыбнулась Антымавле, выползла в чоттагин. Пылёк перехватил ее взгляд, но сделал вид, что ничего не заметил. Через некоторое время женщина подала в полог деревянный поднос с толченым мороженым мясом. Другая хозяйка поставила рядом кастрюлю с нерпичьим жиром и квашеным чепальгином.
Угощались молча. Антымавле с наслаждением уплетал вкусную еду, стараясь насытиться за все три полуголодных дня. Пылёк внимательно разглядывал Антымавле. Он ни о чем не расспрашивал гостя, лишь несколько раз грубо и властно поторопил женщин. В пологе Антымавле хорошо разглядел Пылёка. Лицо у него было темного, почти коричневого цвета. Черные волосы ровной полоской опоясывали угловатую голову. В оттопыренных ушах на тонком нерпичьем ремешке болтались серьги из крупных бусинок. Ел Пылёк сосредоточенно, протягивал руку, хватал щепоткой мелкое мясо, обмакивал в жир, прихватывал кучу зелени, клал в рот и долго старательно пережевывал. По губам стекал жир.
– Гытэв – вытиралку! – бросал он женщинам и пучком сухой травы обтирал губы.
Антымавле наелся. Стало тепло и приятно. Клонило ко сну.
– Теперь вы! – произнес Пылёк, когда увидел, что гость перестал есть.
Женщины тут же подхватили поднос и поставили в свой угол.
– Вот теперь можно говорить, – улыбнулся Антымавле и отодвинул пустую кружку.
– Зачем приехал? – повторил свой вопрос Пылёк.
– У каждого человека есть глаза, и он видит, что лежит на нарте, даже если оно под шкурами.
– Ты далеко забрался в тундру, тут всякое может случиться, – с угрозой в голосе заговорил Пылёк. – Мои глаза видели твою поклажу, но она была скрыта.
Антымавле спохватился, что допустил оплошность, и решил перейти на мирный тон.
– С товарами я приехал, торговать с тобой хотим.
– Кто это хочет?
– Кооператив, а торговать буду я.
– Ты что, товарами обзавелся?
– Нет, товары не мои, но я торгую.
Пылёк подумал и решил посмотреть, что предложит Антымавле.
– Мои люди не нуждаются ни в чем, но, чтобы ты ездил не зря, можно посмотреть и твое, – равнодушно сказал Пылёк.
– Ну что ж, можно и посмотреть. – И Антымавле выполз в чоттагин.
– А что же однорукий с тобой не поехал? – как бы невзначай бросил Пылёк вслед Антымавле.
– У него дел много, на север поехал. Вот, милгыт – спички есть, – достал Антымавле коробку спичек с маркой «г. Благовещенск. Ф-ка «Искра»: 69 шт. 1933 год». – Наверно, у твоих пастухов нет спичек?
Пылёк придвинулся ближе и взял в руки коробок. Он долго и пристально разглядывал этикетку: нарисовано было что-то непонятное. Потом открыл коробочку и чиркнул спичку. Спичка зашипела, пустила клубок едкого дыма и не зажглась. Пылёк, не глядя на Антымавле, повернул коробок другим боком и снова чиркнул – снова то же самое.
«В пургу отсырели спички, – подумал Антымавле, не спуская глаз с рук Пылёка. – Хоть бы следующая зажглась».
Пылёк бросил невспыхнувшую спичку на пол и достал третью. Все это он делал молча, сосредоточенно. Не зажглась третья, четвертая, десятая, двадцать вторая… На полу росла груда обгоревших палочек… Не зажглась и шестидесятая.
– Мэй! – окликнул Пылёк женщин. – Приберите это, в костер пойдут. – И смахнул рукой спички в сторону. – Разве только как дрова их взять у тебя?..
Антымавле растерялся.
– Я так возьму, чтобы тебе легче было обратно ехать. Подарок дам, не плату – подарок, – уточнил Пылёк. – А нам вот такие спички надо. И вытащил из-под рейки толстую спичку с красной головкой и белым кончиком. – Эта всегда загорится.
Пылёк потер спичку о волосы и чиркнул. Спичка тут же вспыхнула большим ярким пламенем. Потом он достал вторую, подвернул под себя ступню ноги и чиркнул о подошву – спичка вспыхнула. Ничего не сказав, достал третью и чиркнул ее о моржовую шкуру пола. Спички весело вспыхивали большим пламенем. Достал Пылёк и четвертую, чиркнул ее об кусок льда – спичка вспыхнула.
– А когда не обо что чиркнуть, можно вот так, – Пылёк заскорузлым ногтем сорвал белую головку – и спичка вспыхнула. – Вот такие нам надо спички.
«Где он их достал? Американские товары уже не продаются, – дивился притихший Антымавле. – А ведь, верно, спички хорошие».
– Еще что есть у тебя?
– Чай есть, – Антымавле выложил несколько пачек байхового чая.
– Разве это чай? Трава, как мох – ватап, – насмешливо произнес Пылёк и бросил женщинам: – Ну-ка, внесите. Весь ящик.
Женщины покорно и быстро выбрались в чоттагин. Через минуту шкура поднялась, и они, кряхтя, втиснули в полог большой оцинкованный ящик. Антымавле была хорошо знакома упаковка, пачка такого чая служила ему вместо гири на весах.
– Вот такой чай самый лучший. Когда его пьешь, он дает радость. – Пылёк достал килограммовую плитку прессованного чая с выдавленным рисунком лося и тайги, с подписью внизу «Для Крайнего Севера».
– И тот и этот русилинский чай. Мы маленькими плитками продаем, чтобы каждый мог взять. Ведь не всегда можно купить большую плитку чая?..
– Нет, – не хотел сдаваться Пылёк, – этот лучше, – и выкладывал на пол одну плитку за другой. – У меня много, хватит мне и моим людям. Ты торговый человек, я тоже. Хочешь, могу тебе дать? Бедные русилит, даже товара хорошего не имеют. – И впервые Пылёк рассмеялся по-настоящему, довольный своим превосходством, не спуская пристального взгляда с Антымавле.
«Рано еще радуешься, посмотрим», – подумал Антымавле, глядя на самодовольное лицо Пылёка.
– Ружья новые есть.
Пылёк долго вертел в руках охотничий карабин, передергивал затвор, заглядывал на свет в ствол, приподнял и опустил прицельную планку.
– Таким ружьем только волков пугать. Волки боятся выстрела, а так ничего им не убьешь. Пойдем, покажу тебе, какие ружья надо, – и, не дожидаясь Антымавле, выполз из полога.
Антымавле последовал за ним. За пологом, в чоттагине, располагалась кладовая, где чаучу обычно хранят мясо и другие продукты. Антымавле увидел кучу оцинкованных ящиков с патронами и штук восемь винчестеров, совершенно новых, еще не бывших в употреблении.
– Видишь?
Антымавле молча повертел в руках винчестер, поставил его обратно, вытер сальные руки о сухую траву и вышел на улицу.
Яранга Пылёка стояла на краю у крутого спуска. Погода установилась, было тихо и ясно. Лишь временами с гор срывался ветер и нес вниз крутящиеся вихри снега, но до подножия они не доходили, таяли в воздухе. На грузовой нарте, стоявшей немного в стороне, Антымавле увидел стальное копье и вспомнил, как Пылёк забивал им первого оленя в заливе Камака. Копье было не новым. Видно, что оно точилось не одним поколением чаучу.
– «Жаль, надо было людей позвать, – наслаждался победой Пылёк, – пусть увидели бы позор торгового человека». – И подошел к Антымавле.
– Больше показать нечего? – вкрадчиво спросил он.
– Есть, – спокойно ответил Антымавле, – пусть люди тоже видят.
– Что же, – не стал возражать Пылёк. – Пусть все видят позор анкалина. – Мэй! – закричал он в сторону яранг.
Антымавле стал быстро развязывать нарту.
– Это что? – пощупал рукой Пылёк мешок.
– Сахар. Только русилинский сахар, – подчеркнул слово Антымавле и подал кусок сахару.
Пылёк попробовал его на зуб.
– Такого у меня нет, – сказал он с завистью.
Рядом столпились молчаливые жители стойбища. Немного в стороне стояли женщины. Вышла из яранги Ыттынеут, старшая жена Пылёка, она присела на корточки и стала наблюдать за происходящим.
– А такое у тебя есть? – спросил Антымавле и развернул перед глазами яркий цветистый ситец.
– Кыке! – восхищенно ахнули женщины.
Привстала и Ыттынеут.
Пылёк словно и не слышал их, но видно было, что это подействовало на него. Он щупал руками ситец, разглядывал его горячими от восхищения глазами, но наконец спохватился, что показал слабость перед какой-то пестрой тряпкой.
– Мне камлейка будет хорошая, – и зло посмотрел на женщин, давая понять, что их восклицания ничто. «И зачем я позвал людей?» – ругал себя за оплошность Пылёк.
Понравились Пылёку и примусы, брезент мог пригодиться для летней покрышки яранги, привлекли внимание тонкие иголки, о каких не раз вспоминали женщины.
Пылёка словно подменили, он ласково повел Антымавле опять в ярангу:
– Надо там разговор вести, пусть другие не слышат.
Антымавле теперь знал, как надо себя держать. В пологе снова пили чай. На этот раз Пылёк разговорился:
– Я весь сахар у тебя возьму, материал, сколько есть, тоже давай. Три шипящих печки давай. Иголки тоже. Если хочешь, пусть возьму у тебя карабин, табак-папушку – возьму, спички можно. Наверно, если их подсушить, то будут загораться…
Тихий, заискивающий голос напомнил Антымавле Ринтылина. Страх исчез совсем.
– Только мне еще далеко ехать. Чаучу в тундре много, им тоже приятно будет ценный товар взять, – возразил Антымавле.
– Разве у меня нечем купить? – прищурил глаза Пылёк. – Ну-ка, принесите, – сказал он женщинам.
В полог внесли связку песцовых шкурок.
– С тобой можно торговые дела вести, – стал открыто заискивать Пылёк. – Сколько дашь за это?
Антымавле пересел ближе к свету и стал не спеша, со знанием дела перебирать шкурки: встряхивал, дул на мех, приглаживал снова рукой и каждую просмотренную откладывал и сторону. Когда из первой связки шкурок осталось две, Пылёк заставил женщин принести еще. На полу росла белоснежная груда.
Пылёк внимательно следил за движением рук Антымавле, за выражением лица, но понять ничего не мог. Лицо не выражало ни радости, ни скрытой жадности, как бывало у старых торговцев.
– Мои женщины умеют хорошо снять шкурку, – не выдержал Пылёк.
– Это верно, – согласился Антымавле и вдруг отложил в сторону одну, потом вторую. – Третий сорт, – пояснил он.
– Разве плохие? – привстал Пылёк, с беспокойством и тревогой глядя на шкурки.
– Нет, купить можно, но они хуже этих, – показал рукой Антымавле на основную кучу. – Все?
– Ты свое рядом положи, а там посмотрим.
Антымавле был озадачен. Он знал, что у Пылёка осталась в тайнике еще, пожалуй, такая же груда шкурок, если не больше. Чаучу хитрил и не хотел выкладывать все, он выжидал. Но даже на то, что лежало в пологе, у Антымавле не хватало товаров. Если он все отдаст, то не с чем будет ехать дальше. Глебов сказал, чтобы обязательно завести торговые дела с Пылёком. Пылёк согласен торговать. Еще Глебов сказал: скупить всю пушнину, какая будет у Пылёка. Как же быть?.. Он решился.
– Пусть вносят, все что лежит на моей нарте.
– Тагам! Быстрее! – почти крикнул Пылёк женщинам и с удовлетворением посмотрел на Антымавле.
Скоро вещи, привезенные Антымавле, и пушнина заняли весь полог. Антымавле отложил в сторону кусок ситца и стал выбирать по одной шкурке. Рядом с ним лежали портфель и счеты, которые он всегда брал с собой. Можно было бы продать Пылёку дороже, но нельзя, новый закон не велит. За ситец он отобрал пять шкурок.
– Вай, на. Это купил я. – И придвинул Пылёку кусок ситца.
Пылёк оторопел. Он не верил, что такая дорогая материя стоит всего пять шкурок. Хотел было высказаться вслух, но сдержался.
За все, что было внесено в полог, Антымавле отобрал двадцать пять шкурок. Оставалось еще штук пятнадцать.
– Давай я это в долг, в кредит возьму, – предложил Антымавле.
Пылёк быстро сообразил, что к чему:
– Нет, кырым, – лучше еще раз приезжай. Привози больше товаров. У чаучу есть на что купить.
Пока длился торг, прошел короткий день. На улице стемнело. Антымавле часто зевал: ему сильно хотелось спать.
– Пойду освежусь, – сказал Антымавле и стал складывать пушнину в мешки.
– Мэй, – обратился Пылёк к женщинам. – Приготовьте постель Антымавле в яранге Ыттынеут. Она будет здесь ночевать, а ты, – показал он на младшую жену, – пойдешь ночевать туда. – И повернулся к Антымавле. – Ты напрасно сказал, что я не соблюдаю чукотские законы. С человеком, говорящим на одном языке, всегда можно договориться.
Женщина, как и в первый раз, улыбнулась Антымавле. Ее миловидное лицо нисколько не портили полоски, проведенные по носу и подбородку, и, словно соблазняя Антымавле голым упругим телом, она долго и не спеша надевала керкер.
– Экылпэ, скорее! – поторопил ее Пылёк. – Гость ждет.
– Эгей! – воскликнула она и бойко выскочила в чоттагин.
Антымавле ничего не ответил, собрал пушнину в мешок и выбрался на улицу.
В дверях соседней яранги, такой же как у Пылёка, светился огонек плошки. Две женщины вносили в полог свежие спальные шкуры. Антымавле подошел к нарте. Мимо него покорно прошла старая Ыттынеут и скрылась в яранге Пылёка. На небе ярко мигали звезды, чернели вдали темные вершины гор. Как же быть? Антымавле машинально увязывал мешок на нарте. Если он не пойдет ночевать во вторую ярангу, то Пылёк обидится и потом трудно будет снова с ним разговаривать о делах. А если пойти, то на всю жизнь будешь связанным с Пылёком, станешь родственником. В помощи родственнику трудно отказать. Сделаешь что не так, опять пойдут нехорошие разговоры. Минкыри вай? Как же быть?
– Тагам, иди! – окликнул его Пылёк, стоявший в дверях своей яранги. – Там все готово.
– Ии, – будто согласился Антымавле, – сначала нарту рядом с собаками поставлю, – и тихо направился к самой последней яранге Етыкая, где сидели на привязи его собаки.
Антымавле, перекинув через плечо потяг, медленно волок нарту, потом вдруг ускорил шаги и уверенно пошел к яранге Етыкая.
«Там буду ночевать», – твердо решил он.
Етыкай приветливо встретил Антымавле и удивился, что тот не остался ночевать в просторном пологе. Но раз уж человек хочет ночевать у него, то пусть ночует. Плохо только, что Антымавле вызовет гнев переднедомного.
После случившегося Антымавле долго не мог заснуть, но разговор с Етыкаем отвлек его мысли. Он узнал, что каждый раз в месяц рождений к Пылёку приезжает Рэнтыгыргин, приезжает с тяжело груженной нартой. В последний раз Пылёк остался недоволен Рэнтыгыргином. Что произошло между ними, никто не знает. Скоро Рэнтыгыргин должен опять приехать к Пылёку.
– Правильно я сделал, – вслух сказал Антымавле.
– Наверно, – неопределенно согласился Етыкай.
– А ты не отдавай больше песцов Пылёку, – вдруг предложил Антымавле Етыкаю. – Сдавай мне сам.
– Как же? – оторопел Етыкай. – Он же нас кормит, помогает стадо умножить…
Ночь прошла тревожно. Все время кто-то бродил у яранги, поскрипывая снегом. Антымавле часто просыпался и был готов ко всему. Успокаивало то, что он внес в полог мешок с пушниной.
