Текст книги "Два лика одиночества. (СИ)"

Автор книги: Влад Вегашин

Влад Вегашин

Два лика одиночества. Дилогия

Пробужденное пророчество

 
Я посвящаю эту книгу моей возлюбленной, Мэллон Аарн , без которой все было бы совершенно напрасно, и благодарю ее за то, что она вообще терпела меня все это время.
 
 
От всего сердца благодарю всех тех, без кого эта книга не была бы написана, а если бы и была – то совсем не так, как было бы правильно .
Спасибо Чеширской Кошке, Юрию Заболотному (alterius), Кате Карпинской, Никите Кудряшову и всем остальным , взявшим на себя тяжкий труд – вычитать эту книгу и найти в ней по возможности все логические и стилистические ошибки и несостыковки.
Спасибо Денису Привалову за помощь в работе над миром Мидиграда и постоянную критику.
Спасибо Елене Александровне Сегединой – за поддержку и тепло, и за веру в меня.
Спасибо моим друзьям , которые не оставили меня в трудную минуту, поддержали, и помогли найти силы продолжать писать, когда я готов был отказаться.
Спасибо Глебу Catharsis за добрые отзывы и прекрасное стихотворение, ставшее эпиграфом к книге.
 
 
Отдельная благодарность Иару Эльтеррусу за неоценимую помощь в обретении основной идеи книги и за то, что «Два лика одиночества», собственно, напечатаны.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Одиночество – жизнь. Одиночество – смерть.
Одиночество – вера в безверье.
Нам наградой послужит терновый венец.
Одиночество – тяжкое бремя.
Одиночество – шаг. Одиночество – крест.
Обреченный удел непокорных.
Что свобода для вас, то для нас – злая месть,
Наша правда вам кажется вздорной.
Одиночество – миг. Одиночество – взрыв,
Крик борьбы, а не просто беспечность.
Одиночество – знак… Одиночество – миф?
Одиночество все‑таки – вечность…
Глеб Catharsis
 
 
 

Глава I

Первый день в столице

 
Этой осенью ливни зарядили надолго. Вот уже восьмой день мелкий серый дождик туманным облаком окутывал блистательный Мидиград, скрывая от глаз великолепие видимого издали Города Шпилей. Дождь разогнал по домам всех, даже коробейники и рыночные торговцы, плюнув на прибыли, остались в тепле родных стен. Временами морось усиливалась, уже дважды на имперскую столицу обрушивались ливни. Вода проникала даже на нижние note 1Note1
  1


[Закрыть]уровни города, вызывая яростные проклятия у их обитателей, вынужденных пробираться по улицам едва ли не на лодках. Легионеры же тихо и не очень радовались тому, что избавлены от необходимости патрулировать районы совместно с городской стражей.
Впрочем, этот день даже на фоне прошедшей недели отличался отвратительной погодой. Моросящий дождь усилился, еще не превратившись в ливень, но и мелким он больше не был. Ледяной пронизывающий ветер, примчавшийся с северо‑востока, бросал горсти колючих капель в лица и за шиворот пробегавших время от времени по улицам горожан. Где‑то в отдалении временами слышались насупленно‑сердитые, словно бы чем‑то недовольные, раскаты грома.
 

– Ну и погодка! Угораздило нас сегодня дежурить, орков хвост! – выругался Эри, пытаясь стряхнуть капли дождя с кольчуги.

– Не орков, а орочий, – меланхолично поправил его Джан.

– А мне по… – грубо отозвался стражник. – Чего расселся, твоя очередь у ворот дежурить.

– Сейчас допью и пойду. – Джан все так же меланхолично отхлебнул из большой, исходящей ароматным паром кружки. – И вообще, вон в котелке грог горячий. Выпей, согрейся и успокойся.

– А кто на воротах стоять будет? Император?

– Но‑но, ты поосторожнее с Императором! – одернул невоздержанного на язык товарища Джан. – А на ворота плюнь. Разве сейчас кто куда поедет? Да и Рости, побери его Ярлиг, note 2Note2
  2


[Закрыть]с проверкой не явится.

– Да, сержант в такую погоду нос на улицу высовывать не станет! А уж свою задницу из кресла вытаскивать и с проверкой сюда идти… – согласился Эри, оставляя бесплодные попытки отряхнуть кольчугу и зачерпывая кружкой грог.

Но стражник не успел отхлебнуть горячего напитка. Едва он поднес кружку к губам, как в ворота постучали.

Эри выругался. Громко и витиевато. А поскольку ругательств он знал великое множество, его долгую и эмоциональную тираду оборвал лишь повторный стук.

Джан с явной неохотой выбрался из старого кресла перед печкой и, подойдя к наружной стене, открыл смотровое окошко. Злой ветер тут же швырнул ему в лицо пригоршню холодной воды, колючие капли больно прошлись по коже.

 
У ворот стоял высокий человек с мечом за спиной. Один.
 

– Эри, это какой‑то ненормальный одиночка. Я пропущу его через сторожку.

 
Напарник только кивнул, с наслаждением прихлебывая горячий глинтвейн.
Распахнув ведущую за пределы города дверь, Джан на мгновение высунул голову.
 

– Эй, там, у ворот! Сюда идите!

Через несколько секунд, пригибая голову, путник вошел в сторожку. Вода текла с него ручьями, Эри готов был спорить на недельное жалованье, что на незнакомце не было ни единой сухой нитки.

 
Он был черноволос, черноглаз, строен и очень высок – на голову выше Джана, в котором насчитывалось шесть футов. Мечей оказалось два; странно изогнутые, они крепились крест‑накрест за спиной рукоятями вниз, чем‑то напоминая номиканские клинки. note 3Note3
  3


[Закрыть]Одет путник был в кожаные штаны, кожаную же, наглухо застегнутую куртку необычного покроя и высокие сапоги. Все черного цвета. Бледная кожа резко контрастировала с волосами и одеждой.
 

– Что же вас, сударь, в дорогу в такую непогоду понесло? – поинтересовался Эри. По тонким, аристократичным чертам лица ночного гостя стражник понял, что перед ним человек благородный.

– Дела, – коротко ответил путник. Голос у него оказался неестественно хриплый, слегка шепчущий. Опытный Джан понял, что этому человеку привычнее говорить тихо, едва ли не шепотом, а причина хрипоты – давнее ранение в горло. На шее черноволосого виднелся шрам, подтверждающий догадку старшего стражника.

– Документы есть? – осведомился Эри.

Незнакомец ухмыльнулся и извлек из‑за пазухи небольшой футляр, обтянутый некрашеной кожей.

– Вот.

Стражник привычным жестом открыл тубус и извлек небольшой свиток. Развернул его, пробежал глазами. И, не поверив, перечитал, быстро бледнея. Потом перевел взгляд на незнакомца, всматриваясь в его лицо внимательнее. Подошедший Джан взял документ, просмотрел…

– Что вам требуется? – тут же спросил он, взглядом затыкая открывшего было рот Эри.

– Обычные документы.

– Это все?

– Да.

 
Джан молнией метнулся к столу, развернул чистый лист бумаги.
 

– На какое имя выписывать документы?

– Вега де Вайл.

– Титул?

– Не ставь никакого.

– Род деятельности?

– Воин.

– А конкретнее? Легионер, стражник, наемник?

– Пусть будет наемник, – криво ухмыльнулся Вега де Вайл. От этой ухмылки стражникам стало не по себе.

Задав еще несколько вопросов Джан поставил печать и расписался, свернул бумагу и протянул черноволосому.

– Завтра завизируйте в Четвертом департаменте.

– Знаю. Где здесь можно остановиться?

– Получше или подешевле? – спросил Эри прежде, чем Джан успел открыть рот.

– И то, и другое.

– Тогда вам в «Пушистую наковальню». Это в трех кварталах налево и квартал вперед, к центральной стене.

– Благодарю, – Вега убрал документы в футляр, быстрым шагом пересек сторожку и вышел под дождь. В дверях он обернулся. – Вы меня не видели.

– Кто это был? – спросил Эри, едва за черноволосым захлопнулась дверь.

– Не знаю и знать не хочу. С обладателями подобного открытого листа лучше не связываться.

– Джан, я не понял. Там было сказано, что…

– Предъявитель сего имеет право принимать любые решения в интересах Тринадцатого департамента, действует по прямому повелению главы Тринадцатого департамента Александра Здравовича и так далее… – закрыв глаза, процитировал Джан.

– То есть?

– То есть ему позволяется даже шляться ночью по районам благородных. Эта бумага подписана главой департамента и подтверждена подписью Императора.

– Неслабо…

– Вот и я о том же. Мой тебе совет, Эри. Держись подальше от людей с такими документами. И запомни – ты никогда не видел человека по имени Вега де Вайл и никогда о нем не слышал.

Вега отбросил со лба мокрые пряди и зашагал к таверне, поправляя сумку на плече. Общение со стражей прошло на удивление удачно – открытый лист оказался ключиком, открывающим любые двери.

– Однако какие возможности дает бумага с загадочной подписью A. З. – Он усмехнулся.

Смешок получился сухой и нехороший. Может, оттого, что совсем не смешно было гостю этого мира?

Дождь перешел в ливень. Бегущие по улицам ручьи мгновенно отмыли сапоги Веги от дорожной грязи, тугие струи пригладили волосы. Но ему на это было наплевать.

Когда‑то давно, в прошлой – или позапрошлой? – жизни дождь был ему самым лучшим другом, всегда помогая в трудные минуты. Но это было очень давно. Вега уже давно перестал получать удовольствие от прогулок под ливнем. Да и взаимопонимание с ним утратил – грозы больше не приходили ему на выручку.

На душе было паршиво. Все осталось позади – жена, дети, раса, к которой он принадлежал, друзья, любимая некогда, а в последнее десятилетие осточертевшая и бессмысленная работа… Он ни о чем не думал, когда уходил из родного мира. Уходил, чтобы больше никогда не вернуться. А сейчас, шагая по мокрым улицам затянутого пеленой дождя Мидиграда, наконец понял, что ему безразлична собственная судьба. Все в жизни казалось абсолютно бессмысленным и пустым. Легче и проще было бы остаться маской… И уж точно безболезненнее.

Зоркие черные глаза разглядели сквозь завесу ливня вывеску трактира. На ней действительно была изображена глазастая, пушистая наковальня, более всего напоминающая до неприличия раскормленного хомяка, которого слегка пригладили по спине кузнечным молотом.

Поднявшись на крыльцо, Вега пару минут постоял под навесом, ожидая, пока стечет пропитавшая одежду насквозь вода. Прошла минута, другая… Ручейки, струящиеся с рукавов и подола куртки, хоть и перестали напоминать собой миниатюрные водопады, но не иссякли. Он выругался и распахнул дверь таверны.

В нос тут же ударили соблазнительные ароматы жарящегося на углях мяса, свежевыпеченного хлеба и знаменитого на весь Мидиград (чего Вега, конечно, не знал) темного эля.

Посетителей в трактире было немало – из‑за дождей многие не могли работать и убивали время в кабаках. Впрочем, люди собрались достойные – «Пушистая наковальня» была отнюдь не самым дешевым заведением ремесленных кварталов, зато самым лучшим – наверняка.

Вега прошел через зал к стойке, чувствуя на себе любопытствующие взгляды. Впрочем, людей, малознакомых с искусством боя, быстро отпугнули мечи за спиной, а те, кто знал, с какой стороны браться за оружие, не могли не заметить бесшумную пружинящую походку и по‑кошачьи хищные движения, выдающие высококлассного воина. Так что никто не стал задерживать взгляд на Веге достаточно долго, чтобы это стало заметно.

Хозяин «Пушистой наковальни» был выдающимся представителем своей славной профессии. Ростом он почти перещеголял Вегу, а ведь тот, невысокий по меркам своей расы, лишь пары дюймов не дотянул до семи футов. Густая седая борода трактирщика сделала бы честь любому из легендарного ныне народа дворфов. На лысой голове блестел пот, с красного распаренного лица не сходила добродушная ухмылка, слегка поблекшие от возраста серые глаза хитро смотрели из‑под кустистых бровей. Валуноподобные плечи, руки… Точнее, рука. Когда‑то оборванный левый рукав рубашки обнажал могучие мускулы, а правый был зашит чуть повыше локтя.

Трактирщик окинул Вегу оценивающим взглядом. Отметил тонкие, аристократичные черты лица, рукояти мечей за спиной, тяжелую, оттягивающую плечо дорожную сумку, уверенную походку. А также болезненную изможденность, бледность и лихорадочный блеск в странных антрацитово‑черных глазах.

Не дожидаясь заказа, трактирщик потянулся к стоящему на углях чайнику и, щедро наполнив кружку ароматным глинтвейном, поставил ее на стойку перед черноволосым.

– Выпейте, сударь, не то к утру будете в лихорадке валяться, – пробасил он.

Вега благодарно кивнул, взял деревянную кружку, в три долгих глотка осушил ее. По телу пронесся огонь, почти мгновенно впитался в кровь и заструился по жилам. Он с облегчением вздохнул.

– Благодарю. У вас есть свободные комнаты?

– Надолго?

– Минимум на месяц.

– Могу предложить две комнаты во флигеле – зала и спальня. Вам это обойдется в две золотые марки в неделю. Если с кормежкой – то три.

 
Вега с готовностью выложил на стойку монеты.
 

– Меня это вполне устроит.

– Тогда мой совет, – этот бледный парень отчего‑то вызвал симпатию старого Мэхила. – Мальчишка проводит вас в комнаты, переоденетесь в сухое, а потом приходите ужинать. Или, если пожелаете, еду принесут в комнату.

– Лучше второе, – ему почти удалось улыбнуться. – Я устал в дороге.

– Хорошо, но… Маленькая формальность. В ваши бумаги заглянуть можно?

– Разумеется.

Вега полез за пазуху, недовольно при этом отметив, что пальцы слегка подрагивают. Но трактирщик жестом остановил его.

– Сперва переоденьтесь и поешьте. Формальности подождут. Кстати, я – Мэхил.

– Вега де Вайл. Можно просто Вега.

Насчет квартиры – иномирец обозвал новое жилище памятным еще с родины словом – Мэхил поскромничал. Зала оказалась большим помещением примерно сорок на двадцать футов, разделенным деревянной перегородкой‑ширмой на две части. Также в квартире присутствовала маленькая комната с ванной и небольшая, но просторная спальня с удобной кроватью.

Переодевшись в мягкие замшевые штаны, сухие сапоги и толстую рубашку, перехваченную кожаным поясом, Вега развесил промокшую одежду сохнуть и приступил к разбору сумки.

Впрочем, разбирать было особо нечего. Пара картин на стену, коробка с акварелями и кистями, меч отца, пачка хорошей бумаги, немного одежды… Еще коробка с артефактами, плоская шкатулка с целебными эликсирами. Несколько портретов детей и жены.

Со дна сумки Вега достал два самых дорогих для него, не считая мечей – своих и отцовского, – предмета.

Револьвер «Silver Eagle» – подарок лучшего друга, заклятого врага и командира, и небольшой, писанный маслом, портрет Францески – единственной женщины, которую он смог полюбить за все долгие двести пятьдесят шесть лет жизни. Погибшей у него на руках по его же вине.

Все невозможные здесь вещи – револьвер и фотографии, а так же запасные обоймы – он спрятал.

 
В дверь постучали – служанка принесла ужин.
Поев, Вега подошел к Мэхилу «уладить формальности». Трактирщик занес его имя в огромную потрепанную книгу жильцов. Сперва Вега хотел было посидеть в зале и поговорить с хозяином о жизни в столице Империи, но, едва взглянув на осунувшегося постояльца, Мэхил едва ли не силком отправил его спать.
У него еще хватило сил кое‑как раздеться и рухнуть на постель. Уснул он раньше, чем черноволосая голова коснулась подушки.
За последнюю неделю он не то что поспать – передохнуть себе не позволял.
Мэхил же, отправив постояльца спать, тихо ухмылялся в усы. Он давно ждал его…
 
 
 

Глава II

«За что?..»

 
Затаившись под потолком камеры, Киммерион боялся даже дышать. Сейчас стражник должен был привести пищу, и оставалось только надеяться, что он будет один. В противном случае шансы на тихий, а главное – удачный побег резко падали.
Он долгие двадцать лет ждал этого дня. Сегодня тот, кто контролировал почти каждый вздох узника, наконец покинул здание главного штаба Тринадцатого департамента, и у Кима появился хоть и призрачный, но все же шанс на спасение.
Заскрипела решетка, открывая люк в потолке. На пол камеры рухнул человек со связанными за спиной руками, на миг мелькнуло лицо стражника.
Облекшись плотью, Киммерион резко выбросил руки вперед, вцепляясь ему в горло. Лишь бы не крикнул!
Крикнуть стражник не успел.
Оба рухнули на пол, прямо на связанного. Киммерион покрепче придушил невезучего стражника, вскочил и посмотрел на потолок. Слава Дианари, решетка захлопнулась тихо.
Киммерион шагнул к связанному, приложил длинные пальцы к шее – к счастью, жив, хоть и без сознания. Из‑под тонких, бледных губ выдвинулись острые дюймовые клыки и жадно впились в яремную вену жертвы.
Покончив с пищей, Киммерион поднял полузадушенного стражника, присмотрелся к нему и удовлетворенно рассмеялся. Тот тоже был вампиром, хотя и много слабее своего узника, во власти которого неожиданно оказался.
Через мгновение клыки Киммериона лишили его краденой жизни. В камере остался сытый вампир, полный сил, и два обескровленных тела.
Киммерион уложил стражника на свою койку, укрыл одеялом с головой и отошел полюбоваться. Картина получилась вполне естественная – узник выпилсвою жертву и, сытый, завалился спать. Вполне вписывается в рамки поведения вампира, которые он демонстрировал страже последние три месяца.
Первая часть плана была реализована безупречно, но нужно было еще как‑то выбраться из подвалов Тринадцатого департамента, не привлекая к себе внимания.
Вновь обратившись в туман, Киммерион просочился сквозь решетку. В коридоре никого не было. Поднявшись под потолок, вампир полетел прочь от камеры, в которой провел отнюдь не лучшие двадцать с чем‑то лет жизни.
Из подвалов он выбрался на удивление легко и только тут понял, что же не предусмотрел в своем почти идеальном плане побега. Если на улице сейчас день, то ему конец. Впрочем, лучше сгореть на солнце, чем заживо гнить в тюрьме, с решимостью фаталиста подумал Киммерион.
Однако в этот день Мерцающая Звезда Дианари Лиаласа была на стороне беглеца. Солнце уже село.
Вампир спокойно выбрался из Города Шпилей, пролетел через благородные районы и оказался в квартале торговцев. Только тут он позволил себе выйти из состояния тумана. И понял, что побег отнял все и без того немногочисленные силы. Нужна была пища, нужен был отдых.
Пища нашлась быстро. По улице навстречу Киммериону брел какой‑то бродяга, непонятным образом попавший в Верхний город. Вампир притаился в тени двухэтажного дома и, когда бродяга поравнялся с ним, утащил несчастного в темноту, предварительно оглушив. Преодолевая брезгливость, он насытился, а тело, предварительно оторвав голову, бросил в сточную канаву. Едва ли его там найдут до того, как тело сожрут крысы, а если даже и найдут, то не смогут определить истинных причин его смерти.
Покончив с этим малоприятным, но, безусловно, необходимым занятием, Киммерион нашел глубокий подвал, в который не мог проникнуть дневной свет, и попытался уснуть. Но сон не шел, только воспоминания нахлынули.
 
 
Киммерион тогда жил отдельно от родителей и сестры в небольшом лесном домике. В тот день он как раз вернулся с охоты и свежевал во дворе подстреленного кабанчика. Застучали копыта легконогого эльфийского жеребчика, эльф хотел было открыть ворота, но Лианэй просто перемахнула на своем гнедом через четырехфутовый забор.
Киммерион в который раз залюбовался сестрой. Точеная фигурка, длинные волосы цвета меди, огромные зеленые глаза, озорной вздернутый носик, изящная линия бровей, полные губы… Она была самой красивой девушкой в их селении, обладая при этом самым несносным характером.
Но сейчас брови были сдвинуты, на щеках виднелись следы слез, губы искусаны в кровь. Вместо обычного охотничьего костюма на Лианэй была одежда для дальнего путешествия. В колчане за спиной виднелось оперение не легких охотничьих, а тяжелых, боевых стрел, да и притороченный к седлу лук был рассчитан не на оленя или зайца. У левого бедра висел узкий и длинный эльфийский меч со слегка изогнутым лезвием. Седельные сумки, которыми Лианэй обычно не пользовалась вовсе, были плотно набиты.
 

– Ким, note 4Note4
  4


[Закрыть]они хотят выдать меня замуж! – закричала эльфа, спрыгивая с седла и бросаясь брату на шею.

– Осторожно, я же весь в крови! Лиа, расскажи по порядку, что случилось. – Киммерион аккуратно отстранил сестру и подошел к бочке с водой.

– Ладно, умывайся. Я пока расскажу, – Лианэй подошла к коню, сняла седло, набросила попону и повела кругами по двору, позволяя ему отдышаться после долгой скачки. – Ким, ты помнишь Илленмиля?

– Капитана Лесной стражи?

– Его самого. Он ведь давно любит… то есть любил… – на глазах девушки появились слезы.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – Киммерион, в общем‑то, догадывался об отношениях сестры и Илленмиля. Догадывался он и о том, что могло так расстроить девушку. Что же, капитан Лесной стражи – не самая безопасная должность в это смутное время…

Лианэй внезапно выпустила повод. Рухнула на землю и отчаянно, безнадежно зарыдала. Эльф в два прыжка оказался возле сестры.

– Выпей, – он едва ли не насильно влил ей в горло травяную настойку из своей фляжки.

 
Эльфа успокоилась и смогла объяснить, что произошло, лишь через час.
 

– Илленмиль любил меня, а я любила Илленмиля. Мы были вместе. Это наша тайна. До вчерашнего вечера о ней не знал никто, – голос ее был безжизненным, тусклым. Лианэй смотрела прямо перед собой, но Ким сомневался, что она сейчас что‑либо видит. – Вчера вечером мы встретились в лесу за белой рощей. Мы часто там встречались. Потом пошли к Илленмилю домой. Знаешь, у него чудный домик на берегу озера Крионэ… Выпили вина, ну… Сам понимаешь, не маленький. Мы ведь давно вместе, и это было не в первый раз.

 
Только взошла луна, мы лежали на берегу Крионэ, и все было чудесно. Иллен обнимал меня, я чувствовала себя бесконечно счастливой. Мы ни о чем не разговаривали – просто молча лежали и смотрели на звезды. Знаешь, в августе над Крионэ такие красивые звезды… Вдруг Иллен дернулся, и мне на лоб брызнуло что‑то теплое. Я схватилась за лицо и поняла, что это кровь. Понимаешь, Ким, егокровь! Я подняла голову и увидела, что в горле Иллена торчит стрела. А в тридцати шагах от нас стоит отец, – тут Лианэй вновь не выдержала и разрыдалась. – У него было такоелицо… Я настолько испугалась, что даже пошевелиться не могла. Отец натянул тетиву и положил новую стрелу. Я думала, он меня убьет, но… Он подошел, ударил меня, и я потеряла сознание.
Только сейчас Киммерион заметил ссадину на виске сестры.
 

– Когда я очнулась, то сперва решила, что это был дурной сон. Тут вошел отец, я догадалась, что пока была без сознания, он перенес меня домой. Отец сказал, что, несмотря на то, что я маленькая тварь, я все же остаюсь его дочерью, а потому он позаботится о моей судьбе. Он запер меня в комнате, оседлал коня и ускакал. Вернувшись только под утро, отец тут же зашел в мою комнату и сказал, что князь Нортахел согласен взять меня в жены. – Дальнейшие слова Лианэй потонули в рыданиях.

Киммерион только вздохнул, обнимая сестру. Он не пытался ее успокоить – понимал, что бедной девушке надо выплакать свое горе. Эльф гладил сестру по волосам и напряженно думал.

 
В принципе князь Нортахел был не такой уж плохой партией, но репутация у него была весьма зловещей. Свою первую жену он убил за то, что она завела себе любовника и родила от него ребенка. Если бы только любовник был эльфом… Но он был человеком. Естественно, князь не мог стерпеть появления такогобастарда от собственной жены, и…
Куда делся маленький полуэльф, так никто и не узнал. Судя по всему, он разделил печальную участь своей матери.
 

– Лиа, прости, конечно, но… Тебе не кажется, что в твоем положении брак с Нортахелом будет наилучшим выходом? – осторожно поинтересовался Киммерион, когда сестра успокоилась.

– Наилучшим выходом для меня будет смерть! – категорично заявила эльфа.

– Сестренка, я понимаю, что тебе сейчас очень больно, но ведь Илленмиля уже не вернуть, князь же будет тебе хорошим мужем.

– И ты, Ким… – прошептала Лианэй, поднимаясь на ноги.

– Нет! – Киммерион вскочил, ловя ее за руку. – Подожди, мы не договорили… Объясни, почему ты не хочешь выйти замуж за Нортахела?

– Лучше я покончу с собой, – тихо, но твердо заявила эльфа. В ее глазах загорелась мрачная решимость.

Киммерион вздрогнул. Последняя фраза Лианэй означала, что далеко не все она рассказала брату. Если жизнелюбивая Лиа готова на самое страшное с точки зрения эльфийского народа преступление – самоубийство, то дело не только в гибели возлюбленного и навязываемом отцом браке.

– Ну с чего ты взяла, что с Нортахелом тебе будет плохо? – начал Ким, лихорадочно соображая, как разговорить сестру. – По‑моему, в твоем положении это наилучший…

– В моем положениивыйти замуж за князя Нортахела будет равносильно самоубийству! – вскрикнула эльфа.

Внезапная догадка пронзила Киммериона. Он с изумлением и страхом взглянул на сестру.

– Ребенок Илленмиля у меня под сердцем, – тихо, устало, но в то же время как‑то торжественно проговорила Лианэй. – Уже третий месяц на исходе.

Киммерион долго молчал. Очень долго. Хотя решение он принял почти мгновенно, но подсознательно пытался найти другой выход. Искал – и не находил.

– Время позднее, сестра, иди спать.

Когда старший брат говорил таким тоном, даже своенравная Лианэй не решалась с ним спорить. Измученная эльфа уснула почти мгновенно.

Киммерион же оседлал коня и умчался в ночь. Времени в обрез, а сделать нужно многое.

 
Лианэй проснулась на рассвете. Над ней склонился Ким.
 

– Вставай, сестренка, уже утро. Надо торопиться. Завтрак на столе, я вернусь через полчаса.

Спустя тридцать минут эльф вошел в комнату сестры, одетый в дорожный костюм. За спиной – длинный меч, на поясе колчан с боевыми стрелами.

– Ты готова? Тогда в путь.

Через четверть часа Киммерион и Лианэй выехали со двора маленького лесного домика. Ехали молча.

 
Лиа рискнула нарушить молчание лишь вечером, на привале у костра.
 

– Ким, объясни мне наконец, что происходит? – слегка дрожащим голосом осведомилась она.

– Мы бежим, – со спокойной усмешкой пояснил Киммерион. – Сама понимаешь, отец от своего не отступится, а князь, как известно, бастардов не жалует. Здесь тебе не жить. Да ты ведь и сама хотела сбежать, небось, попрощаться заехала?

– Но ты‑то почему бежишь со мной?

– Лиа, или ты сказала что‑то, не подумав, или решила меня обидеть, – покачал головой эльф.

– Прости, но…

– У меня же нет никого, кроме тебя, сестренка, – улыбнулся Ким. – А так и ты целее будешь, и я с ума сходить от страха за тебя не буду.

– Но куда мы едем?

– В Империю людей, разумеется. Лучше бы, конечно, на Север, но в объезд Империи дорога займет около года, а у нас нет этого времени. Я подумал – в Париас лучше не ехать, к оркам и соваться нечего, про Жестокие пустоши я и вовсе молчу, как и про Сэйкарон… note 5Note5
  5


[Закрыть]Поедем через Империю, в Мидиграде задержимся, родишь, придешь в себя – и отправимся на Север уже втроем.

– Ким, но у нас нет ни денег, ни документов! Вообще ничего…

 
Вместо ответа эльф снял с пояса кошель и показал сестре.
 

– Здесь сто золотых имперских марок. А таких кошельков у меня три. Документы тоже есть.

– Но как же я буду рожать без мужа? У людей это не принято, а мы едем в их Империю…

– Кто сказал, что у тебя нет мужа? У тебя есть муж, – криво улыбнулся Ким. – В документах стоят имена Киммериона ан Илленмиль и Лианэй ан Илленмиль, состоящих в законном браке. К счастью, мы с тобой не очень похожи, только глаза одинаковые, но разве люди это заметят?

– Какая у нас фамилия?

– Прости, – мягко улыбнулся эльф. – Просто первое, что пришло в голову. Кроме того, мне кажется, будет справедливо, что твой ребенок будет носить имя своего отца.

Лиа подошла к брату, села рядом и обняла его. Они были одни, вдвоем против всего мира, но не сомневались, что победят.

До этого момента Ким все помнил прекрасно. Впрочем, богатая на приключения дорога тоже не забылась. А вот те три месяца, что они прожили в Мидиграде, словно бы кто‑то слегка подтер ластиком. Воспоминания были смутные, туманные и обрывочные. Какие‑то отдельные моменты эльф помнил хорошо – исхудавшую Лианэй с большим животом, грубое лицо управляющего на плантациях подземных уровней, где Ким делал самую грязную работу за две серебряные марки в неделю, постоянно летящее в их с сестрой адрес оскорбительно‑презрительное «нелюдь», холодную комнатушку в общинном доме…

А потом произошло то, что Киммерион с содроганием вспоминал все эти годы. Его жестоко избила банда отморозков, когда он в поисках хоть какого‑нибудь заработка скитался по второму уровню Нижнего города. Кое‑как добравшись до дома, Киммерион потерял сознание, а на следующий день не смог встать с постели. Нужны были лекарства, но денег на них не было. Всего огромного даже по столичным меркам капитала в триста золотых марок брат с сестрой лишились на третий день пребывания в столице – золото отобрали стражники. Как и документы.

Лианэй в отчаянии обратилась за помощью к Мамаше Динки – толстой отвратительной бабе, жившей в комнате напротив и порой предлагавшей мало‑мальски привлекательным девушкам возможность быстро заработать денег. Динки согласилась дать Лиа возможность заработать, но каким образом! Сказав, что у нее есть «идеальные» клиенты, она привела трех парней, которые забавлялись с девушкой сначала по очереди, потом вместе, заставляя Кима на все это смотреть. В память эльфа навсегда врезалась фраза одного из них: «Ай да Мамаша Динки! Какой товар! Когда еще удастся отыметь брюхатую нелюдь!»

Когда они ушли, Лиа, не глядя на брата, сказала: «Зато у нас теперь есть две золотые марки…», а, подняв на него глаза, вскрикнула – густые золотисто‑каштановые волосы Киммериона стали наполовину седыми.

Как девушка не потеряла после этих издевательств ребенка – неизвестно. Разве что Мерцающая Звезда берегла зачем‑то несчастное дитя…

От самоубийства Кима тогда спасло лишь понимание того, что Лианэй без него погибнет.

С того дня в доме периодически появлялась еда, на которую не хватило бы его заработка. Трижды себя презирая и проклиная, эльф старался не думать, откуда Лиа достала деньги.

 
Потом был рейд Шестого департамента. У эльфов не было имперского гражданства, да и каких‑либо других документов… Впрочем, в участке Ким и Лиа впервые за очень долгое время досыта поели, а полицейские при виде откровенно выпирающего живота девушки – она была на двенадцатом месяце note 6Note6
  6


[Закрыть]– принесли ей одеяла, подушку и матрац.
Через три дня за ними пришли. Четыре неброско одетых человека предъявили полицейским какую‑то бумагу и забрали всех не‑людей, в том числе Кима с сестрой. Возле участка стояла закрытая карета, в которую аккуратно усадили Лианэй и вежливо, но твердо – Киммериона. Так они попали в ООР, Отдел особых расследований, Тринадцатый стол Имперской Канцелярии.
События следующих двух месяцев память воспроизводить отказывалась напрочь. Дальнейшие воспоминания – обустроенная по вкусу Кима комната, он сидит на полу, рядом лежит Лиа. Исхудавшая, уже без живота, очень бледная и спокойная. Мертвая.
Все, что эльф помнил о последующих двух годах в застенках Тринадцатого департамента, можно описать скупой, почти ничего не выражающей фразой – глава ООР ставил над ним какие‑то эксперименты. Подробностей эльф, к счастью, не помнил. Следующий отрезок времени Киммерион вновь потерял из памяти.
Очнулся Ким в подземной камере. Он был голоден. В камеру бросили человека. Неожиданно клыки эльфа удлинились, он разорвал горло жертвы, с головы до ног перемазавшись в крови. Так Киммерион понял, что стал вампиром.
Много лет Ким провел в этой камере. Через день ему кидали пищу, а когда охрана его не видела, он развивал в себе новые способности и учился ими управлять. Как только представился удобный момент, он сбежал.
В душе Киммериона жило лишь одно чувство – жажда мести. Он люто ненавидел Александра Здравовича и знал его тайну. Но для мести нужны были возможности, а сейчас их не было.
 
 
Воспоминания отхлынули. Эльфу хотелось кричать, выть, кататься по полу от душевной муки, но больше всего ему хотелось посмотреть в глаза Здравовича за миг до его смерти и спросить: «За что?»
Через некоторое время Ким забылся тяжелым сном. Впереди было много дел, и ему нужны были силы.
 
 
 

Глава III