Текст книги "Два лика одиночества. (СИ)"

Автор книги: Влад Вегашин

– Что ж ты раньше‑то молчал? – тихо зарычал Вега.

– Я ждал, пока ты закончишь свой рассказ. – Ким обезоруживающе улыбнулся.

 
Очень медленно выдохнув, следователь посмотрел на скрипача.
 

– Я тебя очень прошу принести твоего собеседника сюда. Полагаю, он может рассказать нам немало интересного.

Кивнув, Киммерион вышел – и спустя пять минут вернулся, неся на плече безвольно повисшее тело эльфа. Безо всякой осторожности скинул свою ношу на пол и вернулся обратно на стул.

– Я могу деактивировать заклинание прямо сейчас, но, наверное, было бы разумнее сперва его связать, что ли… И как‑то обезопасить себя на тот случай, если он тоже… взорвется.

Вега дотянулся до своей сумки, порылся в карманах – и достал небольшой суконный мешочек. Выкатил из него на ладонь полупрозрачную сферу, внутри которой переливались, не смешиваясь, разноцветные жидкости. Из того же кармана сумки достал треножник‑подставку, водрузил сферу на него.

– В тот момент, когда ты снимешь обездвиживание с нашего гостя, я активирую сферу‑гаситель, – предупредил следователь. – Готов?

Ким кивнул, протянул в сторону пленника левую руку и повернул камнем вверх тонкий перстень на среднем пальце.

Лигист вздрогнул, дернулся, резко сел. В тот же миг Вега простер ладонь над сферой и коротко бросил слово‑активатор.

– Доброй ночи, – вежливо поздоровался он с эльфом.

Разговор был достаточно коротким и довольно кровавым. Видимо, Вилейан – или кто там послал несчастного эльфа на переговоры – был почти уверен в том, что ему удастся получить согласие Киммериона. Лигист был очень молод, неопытен и действительно хорошо умел только драться и трепаться. Первое ему помочь не могло в силу того, что любой из команды даргела сражался как минимум ничуть не хуже, а второе… Лгать и изворачиваться эльфу расхотелось после того, как Вега, и глазом не моргнув, отхватил острым ножом половинку одного из заостренных эльфийских ушей.

– Еще вопросы у кого‑нибудь есть? – будничным тоном поинтересовался де Вайл, прижимая лезвие ко второму уху – первое уже закончилось, когда лигист пытался не ответить на вопрос о том, кто именно его послал.

– Нет вроде, – Рагдар равнодушно пожал плечами.

– Тогда ладно, – Вега занес нож, готовясь нанести удар в сердце. Его остановил голос пленника.

– Сволочь, дай хоть умереть в бою!

– Что? – даргелу показалось, что он ослышался.

Юный эльф смотрел на мучителя с ненавистью. Чуть внимательнее присмотревшись, следователь вдруг понял, что ненависть юноши направлена в первую очередь не на него, а на самого себя – он ненавидел себя за то, что не смог выдержать боль и выдал все, что от него хотели узнать.

– Если ты действительно воин и мужчина, то дай мне хотя бы умереть в бою! – с яростью выкрикнул эльф.

 
А ведь еще совсем мальчишка… – подумал Вега.
Он встал, выпуская пленника, быстро полоснул по веревке, спутывавшей запястья.
 

– Киммерион, верни ему оружие.

Глава VI

ГРАФСТВО САЙЛЕРИ

– Почему ты решила все же отправиться со мной за мечом, хотя все остальные были против? – Мантикора нагнал Арну и чуть придержал коня.

На вечернем совете вчера долго спорили, куда идти – в Мидиград или все же в Хайклиф, согласно старому плану. Гундольф горячо стоял за то, чтобы отправиться на помощь Грифонам, Орогрим, как ни странно, поддержал его. Талеанис же сразу заявил, что он отправляется в Мидиград, даже если ему придется идти одному – он понимал, что слишком долго защита от ментального воздействия артефакта, поставленная Арной, не продержится, да и сама Танаа предупредила об этом. В конце концов девушка сказала, что она отправляется с полуэльфом, а остальные вольны сами делать свой выбор. Орк, разумеется, не собирался с ней расставаться, и Гундольф понял, что один он может только бессмысленно умереть. В результате небольшой отряд направился в сторону столицы.

– На то есть много причин, – улыбнулась Арна. – Во‑первых, я не хочу бросать тебя в такой беде. Во‑вторых – Раэл'а'Раин слишком сильный артефакт, наделенный собственной волей, и у меня есть предчувствие, что его появление у тебя, как и наша встреча, – не случайность, а звенья единой цепи событий. В‑третьих, до встречи с Гундольфом я сама собиралась в Мидиград, и, думаю, необходимость туда ехать, неожиданно проявившаяся тогда, когда я уже решила идти в Хайклиф, – это, опять же не случайность. В‑четвертых, и, наверное, это самая важная причина – я чувствую, что в столицу нам сейчас отправиться правильнее. В Хайклифе мы будем нужны позже.

– Спасибо, – пробормотал полуэльф и пустил копя галопом вперед.

 
Встречный ветер обдувал лицо и трепал волосы за спиной.
Лошадей путники купили два дня назад, проезжая через небольшой торговый городок – на этом настоял Гундольф, заявивший, что раз уж они намерены тащиться в Мидиград, то купить лошадей просто необходимо – это до Хайклифа можно еще дойти пешком, а до столицы они так тащиться будут год. Орогрим с усмешкой заметил, что если они все же обзаведутся конями, то до Мидиграда не доедут и вовсе, так как по пути умрут с голоду – но Арна, признав правоту обоих, решила лошадей все же купить, сказав, что как‑нибудь заработать по пути они сумеют.
 
 
Спустя неделю пути, когда Хайклиф остался далеко в стороне и позади, а рыцарь перестал ворчать по поводу того, что отряд сорвался незнамо зачем в Мидиград только из‑за того, что у кого‑то украли какой‑то там древний меч, Арна на вечернем привале сообщила спутникам, что сегодня они доедят последнюю горсть кегета. Орогрим, вздохнув, отправился на охоту – поскольку Танаа не ела мяса, проблема пропитания встала в полный рост и орк хотел сэкономить кегет для нее.
Когда Грим вернулся, неся на плече двух крупных птиц, связанных за лапы, Мантикора как раз разворачивал карту.
 

– Ближайшее поселение – чуть больше, чем в дневном переходе от того места, где мы находимся. Там несколько деревень и замок.

– Если выйдем на рассвете – к ночи будем на месте, – пожал плечами Гундольф.

– На ночевку у нас денег хватит, а там, глядишь, и подвернется какой‑нибудь заработок, – орк сбросил добычу на землю. – Кегет – Арне, мясо – нам, – уточнил он.

На рассвете, замерзшие и невыспавшиеся, путники направились к указанному Мантикорой замку.

– Знаешь, мне кажется, что насчет «замка» ты несколько преувеличил, – хмыкнул рыцарь, когда первые дома оказались на достаточном расстоянии, чтобы примерно разглядеть поселение.

– Ну зато здесь точно есть люди. А замок может оказаться и дальше, да и, скорее всего, окажется – на карте были указаны и деревни тоже. – Грим усмехнулся и пришпорил коня. Несчастный мерин, которому не повезло тащить на себе тяжеленного орка, неохотно перешел на медленный, ленивый галоп.

Около часа назад пошел сильный дождь, и все члены маленького отряда промокли насквозь. Сейчас ливень уже стих, но косые струи продолжали лить с неба, превращая землю под ногами лошадей в жидкую грязь.

До места путники добрались гораздо быстрее, чем рассчитывали, и скрытое тучами солнце только недавно ушло за горизонт.

Расположившееся на склоне холма поселение в серой пелене дождя казалось почти вымершим – только у ворот частокола можно было разглядеть несколько человек.

– А ворота‑то закрыты, – отметил Талеанис, присмотревшись.

– Хотя еще не поздно, – добавил Гундольф, машинально поправляя меч на поясе.

– Не ночевать же на улице в такую погоду? Давайте подъедем и попросим нас впустить, – Танаа склонилась к конской шее, что‑то шепнула кобыле на ухо – та перешла на галоп, довольно быстро нагнав орогримовского мерина.

– Сестренка, что‑то мне не нравится это место! – крикнул орк. – Частокол высокий, и бойницы в нем есть. Ворота закрыты, хотя еще не ночь. Стража на воротах вооружена слишком хорошо для такой глуши.

– У нас все равно нет выбора. Едем.

 
Через десять минут отряд остановился у въезда в поселок.
 

– Кто такие и зачем пожаловали? – хмуро осведомился пожилой мужчина с длинной бородой, в мокром уже плаще поверх доспехов, также вызвавших недоумение и подозрение у мужской части отряда.

– Мы простые путешественники, – ответила Арна, улыбнувшись. Но, против обыкновения, ответной улыбки не получила. – Мы хотели бы остановиться на ночлег в вашем городе.

– Простые путники, говоришь, – стражник прищурился, окинув взглядом тяжелую секиру на поясе орка и мечи Гундольфа и Талеаниса. – Ну‑ну. Видал я таких путников с большой дороге. Езжайте куда ехали.

– Мы устали с дороги и промокли. Мы не замышляем ничего дурного, поверьте – просто хотим переночевать под крышей, обсохнуть и поесть!

– Все говорят, что ничего плохого не замышляют! А потом дома горят! – Мужчина поднял арбалет. – Давайте, езжайте!

– Но…

– Ты что, не понимаешь? – Палец лег на спусковой крючок. – Я сказал – проваливайте!

На Арну и стоявшего рядом с ней Орогрима нацелились три арбалета – подошли другие стражники.

 
Орк опустил лапищу на рукоять секиры, чуть выдвинув ее из петли.
 

– Что здесь происходит? – раздался вдруг спокойный, властный голос.

К замершей у ворот компании направлялся незаметно вышедший из сторожки мужчина.

На вид ему было не больше сорока, хотя волосы его были полностью седыми. В светло‑карих, почти желтых глазах отражались усталость и недоверие ко всему, чему только можно. Одет он был в простой кожаный колет, такие же штаны, и длинный плащ с капюшоном, сейчас накинутым на голову, но не скрывающим лица.

– Бродяги какие‑то в город ломятся, – ответил пожилой стражник, махнув арбалетом в сторону Арны.

– Кто вы и зачем прибыли в графство Сайлери? – спросил седой, скользнув внимательным взглядом по каждому члену отряда.

– Путешественники, – повторила Танаа. – Проезжали мимо, попали под дождь. Мы просто хотим поесть и переночевать в тепле. Мы не разбойники, правда!

– Я вижу, что вы не разбойники, сударыня. Простите Найла за грубость, он всего лишь выполняет свой долг – мы не пускаем в город чужаков после захода солнца, – он учтиво склонил голову.

– Я уже поняла… Что ж, извините… – Арна обернулась к спутникам. – Поищем другое место.

– Постойте. – Седой сделал шаг вперед и поймал ее лошадь под уздцы. – Я пропущу вас. Пусть это против правил, но будем считать, что вы мои гости. Найл, старина, открой ворота, пусть они проедут.

– Спасибо! – Танаа улыбнулась, Орогрим опустил секиру обратно в петлю, а Гундольф убрал руку с рукояти меча.

– Не за что. Проезжайте.

– А вы не подскажете, где здесь можно остановиться?

– Таверна закрыта уже довольно давно, так что только если кто‑то из жителей согласится вас принять. Что маловероятно. Я же сказал – не за что благодарить, – сухо бросил седой и, отвернувшись, ушел обратно в сторожку.

– Мне здесь не нравится, – тихо буркнул Орогрим, когда они ехали по главной улице и высматривали дома, в которых горел свет. – Слишком уж они подозрительные и неприветливые.

Отряд постучался уже в четыре дома. В первом им не ответили, в двух следующих – грубо рявкнули что‑то, даже не открывая двери. Когда Арна постучала в четвертый дом, дверь отворилась – но тут же захлопнулась. Из дома пробурчали что‑то вроде: «Нищим не подаем», Танаа попыталась объяснить, что они готовы даже заплатить за возможность переночевать под крышей и обсохнуть, но ее, похоже, уже не слушали…

– Мне тоже, – отозвалась девушка и поманила всех остальных ближе. – Я чувствую здесь страх и безнадежность. Ощущение неотвратимости и в то же время – готовность идти до конца, сражаться до самой смерти – и только до нее… Абсолютная безнадежность, и ни малейшего проблеска хоть каких‑то положительных эмоций. Еще озлобленность – они настолько напуганы, что готовы кинуться на каждого, кто кажется хоть чем‑то подозрительным, и разорвать его на части. – Арна замолчала, продолжая вслушиваться в фон поселка.

– Видимо, у них совсем пакостное что‑то случилось, – пробормотал Грим.

– Я бы сказал – не случилось, а происходит. Даже прямо сейчас, – добавил Гундольф. – Я, конечно, чужие эмоции читать не могу, но Арна права – здесь в воздухе витает столько безнадежности и страха, что их невозможно не почувствовать. И это не последствия чего‑то – это осознание того, что впереди что‑то еще более страшное, чем то, что есть сейчас.

– Да, именно так. В общем, я не знаю, что происходит в этом поселке, но явно ничего хорошего…

За этим совершенно не жизнерадостным разговором путники добрались до городской площади. Конечно, площадь – это довольно громко сказано, просто довольно просторная вытоптанная поляна, с колодцем, несколькими крытыми прилавками в стороне и помостом в самом центре. С таких помостов, как правило, делают объявления, зачитывают какие‑нибудь приказы и новые законы, и тому подобное, а перед помостом, на скамьях, сидят почетные жители городка или поселка, предоставляя остальным, не столь привилегированным, слушать стоя. В общем и целом, неплохой помост. Тем более что сработан он был на славу, из хорошего дерева, и явно прекрасным плотником.

Портило воображаемую идиллическую картину возможных городских собраний, после которых жители дружно расходятся по домам, обсуждая новости и делясь сплетнями, только одно. И, пожалуй, даже не портило – просто не давало столь пасторальной картинке вообще появиться пред чьим‑либо внутренним взором, сколь бы не была богата фантазия.

Посреди помоста высилось еще одно детище того же талантливого плотника – прекрасная, прочная виселица с длинной перекладиной, на которой при необходимости можно было одновременно повесить до пяти человек.

Возле помоста собрались люди. Все хмурые, молчаливые. Без суеты и спешки расселись на мокрых скамейках, поправляя плащи и куртки. Приготовились ждать. Ни свойственного человеку извращенного возбуждения, предшествующего зрелищу чьей‑то публичной смерти, ни сожаления о том, чья жизнь сейчас прервется, ничего такого. Только общая, единая на всех, мрачная удовлетворенность.

Четверо вооруженных мужчин выволокли на помост‑эшафот двух приговоренных – человека лет тридцати, одетого в лохмотья, и бледную, но удивительно спокойную эльфу. Руки пленников были связаны за спиной. Их заставили встать на табуреты, деловито накинули петли на шеи…

Арну полоснуло чувством дикой, всепоглощающей ненависти, направленной на этих двоих. И спустя секунду – ощущением смутной опасности.

В этот момент взгляд огромных синих глаз эльфы встретился со взглядом Мантикоры. На миг в этой бездонной синеве мелькнула отчаянная мольба – но тут же сменилась почти презрительным спокойствием.

 
…Не дай боги ты – случайно, намеренно, своими руками или чужими, или даже просто бездействием своим, но погубишь хоть кого‑то из эльфов – конец и тебе, и твоей расе…
Слова Маалинни огненными буквами вспыхнули перед глазами Талеаниса.
Даже просто бездействием своим. Если я позволю им убить эту эльфу, кем бы она ни была – проклятие может сработать…
Арна тем временем спрыгнула с лошади в жидкую грязь, неравномерно покрывающую все вокруг, и направилась к импровизированному эшафоту.
 

– За что вы их казните?

– Их поймали, когда они тайком пробирались в город, – ответил один из мужчин, затягивая петлю на шее эльфы.

– Только за это? – в ужасе выдохнула Танаа.

– Они лазутчики Птицы. – Невольный палач, нисколько не обремененный возложенной на него задачей, пожал плечами.

– Почему вы так в этом уверены? И о какой птице идет речь?

– Подруга, здесь все делятся на три категории: жители города, люди Птицы и чужаки, по странной прихоти Змея вошедшие в город и лезущие не в свое дело, – грубо бросил мужчина и ловко выбил табуретку из‑под ног эльфы.

Мантикора бросился вперед, чуть не сбив с ног Арну, одним прыжком оказался на помосте и, молниеносно выхватив меч, обрубил веревку. Спасенная девушка скорчилась у его ног, впившись пальцами в горло.

– Кто дотронется до нее – умрет, – холодно предупредил он.

Орогрим выругался. Мужчины на помосте отступили на шаг и потянулись за оружием.

– Что здесь происходит?

 
Арна застонала. Ну вот, опять…
 

– Мне кажется, я сегодня задавал этот вопрос, и, мне кажется, я задавал его вам же! – воскликнул седой человек, носивший прозвище Змей, час назад пропустивший отряд в поселок. – Это так вы «не замышляете ничего дурного»? – с сарказмом спросил он, подходя к помосту.

– Талеанис, что ты делаешь? – Танаа бросилась к эшафоту.

– Она не должна умереть, – каким‑то мертвым голосом произнес полуэльф.

– Взять их! – приказал седой, отступая на шаг.

Через мгновение отряд оказался в кольце – со скамеек поднялись жители, в их руках начали появляться ножи, топоры, а у кого‑то – даже мечи.

– Подождите! Дайте мне сказать! – бросилась к Змею Арна, вложив в свои слова всю силу убеждения, на которую была способна.

Отчасти это подействовало – тот остановился, посмотрел на нее и поднял руку.

– Подождите. Пусть она скажет.

– Я не знаю, что нашло на моего друга, но я готова была сделать то же самое. Неужели вы действительно готовы убить всякого, кто просто войдет в город не по вашим правилам? Откуда такая жестокость? И почему вы так уверены, что эти двое несчастных – лазутчики какой‑то Птицы? Я не понимаю вас…

Отчаяние и совершенно искреннее недоумение в голосе девушки, похоже, сумели задеть что‑то в душе Змея.

– Сударыня, позвольте дать вам совет на будущее – никогда не лезьте в чужие дела. А если не лезть не можете, то хотя бы предварительно разберитесь, что происходит. А то рискуете попасть пальцем в небо, – криво усмехнувшись, проговорил он. – В другой ситуации я отдал бы приказ и вас всех вздернуть рядом с ними, но раз уж вы в городе по моей вине – я объясню, в чем дело. Вы говорите, мы казним не разобравшись? Так вот, эта эльфийская тварь – Нариллис, сука, резавшая наших жен и дочерей. Ей доставляет эстетическое наслаждение заживо разрезать на кусочки женщин, предварительно изнасиловав их в особо извращенной форме рукоятью меча. Я так понимаю, видеть вы не можете – что ж, я дам вам потрогать, какой формы эта рукоять, и даже покажу, где там находится скрытая кнопка, при нажатии на которую выскакивают шипы. Нет‑нет, не бледнейте так – вы должны знать, кого пытаетесь защитить. И заметьте, я к ней милосерднее, чем она к моей жене и дочери – я приказал ее повесить, а не сделать с ней то же самое, что она сделала с моей семьей. Человек, который с ней – открыл ворота нашего второго города, впустив ночью людей Птицы, которые перебили всех, кто не согласен был признать Птицу своим повелителем. Из‑за него погибли больше двухсот человек. Вы все еще готовы их защищать? Ваш друг все еще хочет спасти свою… родственницу по матери?

Такого не может быть… – вихрем пронеслась мысль. Арна повернулась к сжавшейся в комочек девушке, лежащей у ног Мантикоры, потянулась к ней через Астрал, пытаясь прочувствовать ее душу, – и едва сдержала сильнейший рвотный позыв.

– Талеанис… – тихо позвала Танаа, справившись с тошнотой. – Талеанис, отойди. Он говорит правду…

И, в подтверждение своих слов, она мысленно показала полуэльфу картинку, увиденную в памяти Нариллис – ту самую, что была описана Змеем.

 
Талеанис, с трудом подавив крик, отшатнулся.
Седому хватило секунды – мгновенно выхваченный из ножен меч прокувыркался в воздухе и вонзился в живот эльфы. Это послужило сигналом одному из стоявших на эшафоте мужчин – тот быстро выбил из‑под ног второго приговоренного.
Талеанис стоял, оцепенев, и смотрел, как в нескольких шагах от него мучительно умирает эльфа. Представительница Перворожденных, чью гибель он допустил.
Змей быстро поднялся на помост, вытащил из содрогающегося в агонии тела меч, и быстрым, профессиональным движением снес Нариллис голову.
 

– Вот и все, – будничным гоном произнес он, словно бы говоря о чем‑то повседневном, вроде забитого гвоздя. – А вы, господа, извольте последовать за мной. Как вижу, вы так и не нашли гостеприимного дома – что ж, вынужден сам предложить вам кров и пищу. Идем.

Мантикора медленно спустился с помоста, провожаемый почти ненавидящими взглядами жителей поселка. Арна мгновенно оказалась рядом с ним, положила руку на плечо и направила на полуэльфа поток спокойствия и тепла.

– Пожалуйста, пойдем, – еле слышно прошептала она. Талеанис безропотно подчинился, позволив взять себя за руку и увлечь за собой.

Дом Змея оказался не очень большим и довольно запущенным – сразу было видно, что здесь живет одинокий мужчина, практически не уделяющий внимания хозяйству. Слой пыли на многих вещах, грязный пол, куча хлама, сваленная в углу у незакрывающейся двери чулана, какие‑то детали доспехов, валяющиеся в самых непредставимых местах, грязная рубашка, небрежно брошенная на пол возле кровати, видной в открытую дверь спальни… На столе – немытая посуда, в очаге – толстый слой золы, кочерга лежит прямо на полу.

– У меня тут немного не прибрано, но, я надеюсь, вас это не сильно смутит, – ухмыльнулся Змей, метким пинком отправляя под кровать валяющийся посреди комнаты нечищеный наплечник. – Зато сухо, а если растопить печь – будет еще и тепло.

– Я затоплю, – буркнул орк, присаживаясь на корточки у очага.

– А я немного разгребу стол, если вы не против, – добавил Гундольф.

Мантикора с отсутствующим взглядом пересек комнату, и сел прямо на пол у стены, невидяще глядя перед собой.

– Да, пожалуйста. Я поищу чего‑нибудь поесть, – с этими словами седой скрылся за дверью, ведущей, судя по всему, на кухню.

Через полчаса в гостиной было тепло и даже относительно чисто – Арна с рыцарем и присоединившийся к ним через некоторое время орк успели навести порядок, пока хозяин дома копался в кладовой, а потом гремел посудой в кухне.

На вымытом столе стоял котелок с кашей с мясом, рядом на блюде – кусок солонины, нарезанные овощи в миске, лепешки и два кувшина самогона. Услышав, что Арна не пьет, Змей фыркнул, но притащил откуда‑то стеклянную бутыль с соком.

Когда все утолили голод, а первый кувшин забористого самогона наполовину опустел, седой распустил ремень на животе и, откинувшись на спинку стула, обвел всех пронзительным взглядом желтых глаз.

– Ну что, господа путешественники, как вам в нашем славном Сайлери? – насмешливо поинтересовался он.

– Немножко неуютно, а так – замечательно, – язвительно отозвался Гундольф.

– Я не могу понять, что у вас происходит, если честно, – проговорила Танаа чуть смущенно.

– У нас? Да ничего особенного – так, война, убийства… все буднично… – Змей рассмеялся.

 
Арна почувствовала, что ее начинает наполнять гнев.
 

– Змей, вы же хороший человек. Вы искренне заботитесь о жителях этого городка, переживаете за них, делаете все, чтобы помочь им… и вы прекрасно понимаете, что мы тоже можем и хотим помочь! Зачем вы строите из себя невесть что? Зачем этот сарказм и эта издевка?

 
Внимательные глаза цепко впились в ее лицо.
 

– А зачем вам помогать нам? Не вижу никакой выгоды лично для вас. Да и как вы можете помочь?

– Не «зачем», а «почему». Потому что вы в помощи нуждаетесь, а мы в силах ее оказать. Мы ничего у вас взамен не просим, кроме приюта на то время, на которое нам придется здесь задержаться, – как можно холоднее сказала Арна. – Это первое. Второе – если вы расскажете нам, что здесь происходит, тогда и я смогу сказать, чем мы можем помочь. А пока что я даже не знаю, какого рода помощь вам требуется.

 
Змей помолчал, потом хлебнул еще самогона.
 

– Что ж, ладно. Слушайте. Никакого секрета в этом нет, так почему бы не поговорить? Еще три месяца назад все эти земли, принадлежащие графу Сайлери, вы бы не узнали. Цветущие сады, родящие поля, богатые дичью леса, чистые реки и зажиточные деревни… Райский край. Здесь хорошо родит земля, а в лесах и реках полно дичи и рыбы. Здесь давно не знали голода. Я покинул родные края двенадцать лет назад, едва мне минуло пятнадцать лет – хотел повидать мир, найти приключения, прославиться… в общем, всего того, чего может хотеть молодой и честолюбивый дворянин, по рождению вынужденный прозябать в пусть и богатой, но глуши. Да, не удивляйтесь так – мне всего двадцать семь лет, и мое настоящее имя звучит как Эстис де Карнэ, граф Сайлери.

Пространствовав два года, я остановился в Мидиграде. Я уже тогда неплохо владел мечом, да и мозги работали, как надо – я без труда вступил в Гильдию наемников, через пять лет дослужился до серебряного медальона и не имел ни малейшего желания останавливаться на достигнутом. Но два месяца назад мне пришло письмо от отца – мы с ним поддерживали связь уже несколько лет, да и бывал я здесь – еще шесть лет назад привез сюда жену рожать, а ей тут так понравилось, что она не захотела возвращаться в шумный и людный Мидиград. В письме отец просил меня как можно скорее прибыть в родной замок, и желательно – с сотенным отрядом хороших воинов, которых он, разумеется, готов оплатить. Отец никогда и никого не просил о помощи, он был слишком гордым человеком – а тут такое. Я встревожился, быстро поднял на коней один знакомый отряд наемников в сотню человек и помчался сюда. Увы, дорога заняла слишком много времени. Когда мы прибыли, я нашел наш замок захваченным, отца – повешенным на воротах, и первую встреченную мной по пути от Мидиграда деревню – сожженной дотла. Это было полтора месяца назад.

Я оставил отряд у замка, уже готовый штурмовать его, а сам помчался в ближайшую деревню – узнавать, что здесь происходит. Увы, на месте этой деревни я вновь нашел только пепелище – ее жители слишком усердно сражались за своего господина, то есть моего отца. Его любили все – слуги, крестьяне, соседи… его нельзя было не любить.

Я поскакал дальше. Следующая деревня встретила меня частоколом, и долгим допросом под прицелом арбалетов, пока не пришел староста деревни, узнавший меня. Он‑то и рассказал мне о появлении Птицы.

Он пришел с юго‑запада, со стороны Хайклифа. Высокий, тощий человек, похожий на париасца, но говорящий на имперском безо всякого акцента, да и бледный слишком для уроженца южных земель. Человек без имени и титула, носящий прозвище Птица, требующий, чтобы его звали лордом. Человек со стальными птичьими крыльями на шлеме. Великолепный воин, командир, и маг. Он пришел всего с горсткой бойцов, попросил у отца приюта – разумеется, он его получил. Птицу и его спутников накормили, выделили им комнаты, предложили собрать припасов в дорогу – он рассмеялся в ответ на щедрость моего отца и сделал ответное предложение – передать всю власть в этих землях Птице, отдать фамильный меч и печать и освободить замок для Птицы и его людей, оставив только слуг. Ах, да, еще он потребовал, чтобы последним приказом мой отец велел всем красивым девушкам от четырнадцати до восемнадцати лет явиться в замок для ублажения Птицы и его помощников.

Разумеется, возмущенный отец ему отказал. Тогда Птица убил его – отец был прекрасным фехтовальщиком, но годы сказались на его здоровье, а долгая мирная жизнь – на навыках, кроме того, клинок его противника был отравлен. Умирающего, его повесили над воротами на корм воронам.

Меч, перстень и печати Птица взял сам, всех верных отцу людей жестоко убили или запугали до такого состояния, что те дышать без приказа боялись. Девушек в замок привели силой. Их крики долетали до самой деревни – мужики не выдержали и пошли в замок с вилами и ножами. Через несколько часов деревню сожгли, спастись удалось двадцати людям из почти сотни.

В течение нескольких дней Птица и его люди разорили и сожгли еще три деревни. Те немногие их жители, которым удалось уцелеть, бежали в оставшиеся две, в одной из которых сейчас находитесь вы, а во вторую и прибыл я.

Выслушав все это, я сперва пытался не поверить – такого не могло произойти! Но мертвое тело моего отца на воротах уже моего замка, захваченного Птицей, и пепелища на местах деревень, мимо которых я проезжал, ясно говорили – это есть. Это случилось, хотя и не могло случиться.

Я чувствовал, что что‑то не сходится, но никак не мог понять, что именно. И только когда староста деревни спросил, что привело меня в родные края, я понял – отец не мог написать то письмо, потому что тогда, когда оно было написано, его уже не было в живых! Письмо идет до Мидиграда две недели. Я со своим отрядом мчался сюда, меняя лошадей, по шестнадцать часов в сутки, мы добрались еще за две недели, и было это полтора месяца назад – к тому моменту эти земли были уже месяц как захвачены и отец был мертв. Стало ясно, что письмо написал Птица – и я задался вопросом, зачем ему тут понадобился сын убитого им графа, да еще и с сотенным отрядом отборных воинов.

В любом случае, приведенный мною отряд до сих пор оставался под стенами замка, и я покинул деревню, даже не увидев находившихся там жену и дочь. Вернувшись к замку, я с ужасом увидел, что отряда нет.

Видимо, меня заметили и узнали со стены. Ворота открыли, и опустили мост через ров – я еще подумал, что Птица, похоже, зачем‑то всерьез подготовил замок к осаде, ведь когда я был здесь в последний раз, никаких рва и моста и в помине не было. Сейчас вы можете счесть меня дураком, я и сам был о себе именно такого мнения. Но тогда я, не помня себя от переполняющих меня гнева и боли утраты, погнал коня прямо в замок, не думая о том, что может меня там ждать.

А ждал меня там Птица собственной персоной. И мой отряд, уже присягнувший на верность ему, и его господину. Тогда‑то я и понял, что Птица – маг. Правда, он очень странный маг – единственное, на что он способен, это подчинять себе людей. Те, кто на протяжении всей своей жизни были искренне преданы моему отцу – например, наш управляющий – теперь смотрели на этого подлого захватчика с немым обожанием и готовы были ради него принять даже самую мучительную смерть.

Птица сам вышел ко мне. И предложил добровольно принять сторону его господина в грядущей великой войне с империей и всем миром, которая обязательно завершится полной победой этого самого господина.

Я не знаю, почему я оказался невосприимчив к этой его магии. Не знаю, как мне удалось выжить, когда на меня бросились все, кто только мог. Я не помню, как выбрался на замковую стену, как бросился в ров с водой, как под градом стрел переплыл его, как потом бежал прочь от осиного гнезда, в которое превратился мой родной дом…

Пришел в себя я уже в деревне. Меня нашли в полумиле от нее, ночью, я был в бреду и пытался куда‑то ползти… Но ранен не был. Вот только ночь та выдалась холодная, а я был весь мокрый после вынужденного купания во рву. Еще три дня провалялся в постели с лихорадкой, а потом, только встав на ноги, начал собирать людей.

В течение недели мы создавали видимость активных действий в той деревне, на самом же деле тайно ночами укрепляли эту, которой предстояло стать нашим оплотом. А когда мы почти закончили, в последнюю ночь перед тем, как нам оставалось только переправить сюда женщин, детей и стариков, а самим дать бой людям Птицы, нас предали. Эран, человек, которого я считал другом, и которого сегодня приказал повесить, ночью открыл ворота и впустил врагов в деревню.