Текст книги "Океан. Выпуск десятый"
Автор книги: Виталий Коржиков
Соавторы: Андрей Некрасов,Виктор Дыгало,Виктор Федотов,Евгений Богданов,Николай Флеров,Юрий Дудников,Николай Ильин,Александр Миланов,Владимир Павлов,Иван Слепнев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
1
Вот и одна из неведомых стран, куда влекли Егора мечты и жажда познания. До предпринятого им рискованного путешествия он знал об Англии, о Лондоне лишь понаслышке совсем немногое. Слышал, что есть такое островное государство, а о Лондоне Акиндин, бывало, рассказывал, что стоит он на реке Темзе, улицы там кривые, шума много и народу хоть пруд пруди; что в лондонских кабачках подают шотландское виски, ямайский ром и ячменное пиво, а жители города во всякое время ходят под дождем, и если нет его, то стоят сплошные туманы и прохожие идут, как слепые котята, почти ничего не видя. Потому все они хмуры, озабочены и скучны. А на стоянке в гавани бывает много кораблей со всех концов света. На этом познании Акиндина исчерпывались.
Теперь Егору представилась возможность увидеть все своими глазами.
Ни дождя, ни тумана не было. День стоял ясный, солнечный и теплый. Егор подумывал уже, не скинуть ли куртку, но не скидывал ее и потому скоро вспотел. Энди шел быстро. Ему, попятное дело, хотелось поскорее явиться домой, к семье. Он часто оглядывался, чтобы убедиться, что русский парень не отстал, не затерялся среди прохожих. Егор шел по пятам.
По набережной Темзы они вышли в район доков Поплар. Здесь Энди свернул направо. По неширокой улице проезжали рысцой легкие извозчичьи экипажи. Кучера в черных шляпах с высокой тульей и таких же черных сюртуках с блестящими пуговицами, слегка взмахивая хлыстами, погоняли старательно вычищенных, ухоженных лошадей. Энди, обернувшись, указал на проезжавший экипаж:
– Это кеб.
«Ага, кеб, – повторил про себя Егор. – Но ездить на нем мне уж, верно, не придется…»
Дома выстроились по обеим сторонам улицы. Довольно высокие, в три-четыре этажа, они были какими-то узкими, словно сплюснутыми с боков, имели три-четыре окна по фасаду. Покрашенные в разные цвета, дома стояли, тесно прижавшись друг к другу. Люди шли довольно быстро, но не суетливо, и, хотя на тротуаре было тесновато, никто никого не толкал и даже не задевал локтем. Егор тоже старался никого не толкнуть, хотя что удавалось не без груда.
Одеты прохожие были по-разному. Мужчины носили длинные сюртуки, высокие цилиндры или мягкие шляпы, некоторые просторные широкие блузы. Брюки – у кого длинные и узкие, в клетку или полоску, спускавшиеся к носкам узких ботинок, а у кого – короткие, чуть ниже колен, с пуговками на боках. Кто носил короткие брюки, у тех икры были обтянуты белыми чулками, а на башмаках виднелись блестящие пряжки. Мелькали разные лица – бритые и бородатые, усатые без бороды и бородатые без усов. У иных были плоские, тщательно подбритые бачки или доходившие до самого подбородка мохнатые бакенбарды. Женщины, как приметил Егор, были тощи, во всяком случае, большинство из встречавшихся на пути, они носили широкополые шляпки, наполовину скрывавшие бледные лица. На старухах красовались капоры и чепчики с кружевными оборками. Юбки у всех были длинные. Иной раз навстречу попадался такой кринолин, что Егор шарахался в сторону, уступая дорогу его владелице, шедшей важно, с истинно британским достоинством.
У крыльца приземистого кирпичного здания с узкими окнами Энди остановился и стал объяснять Егору, что они пришли в район Ист-Энд и что в этом доме за несколько пенсов можно получить место для ночлега, а то и пожить тут, пока он не устроится на корабль.
Энди провел Егора в дом и устроил его на ночлег. Тощий мужчина со скучающим видом записал имя Джорджа Пойндексера в толстую книгу, Энди внес плату за сутки из своих денег, не взяв с Егора ни пенса, и на прощание дал ему клочок бумаги со своим адресом.
– Если будет трудно, приходи ко мне, пока я на берегу, – сказал он.
Растроганный Егор попрощался с матросом, и Энди ушел. Тощий мужчина вышел из-за конторки и провел Егора в большое помещение, где в два ряда стояло десятка полтора простых железных коек, покрытых заношенными, неопределенного цвета суконными одеялами, и указал на одну из них.
– Таверна рядом, – обронил служащий и вышел.
Это был дешевый ночлежный дом из разряда тех, где получал временное пристанище разный приблудный люд вроде моряков, списанных с корабля и оказавшихся на мели или задержавшихся на берегу по другим причинам; безработных и бездомных, у кого еще водились кое-какие деньжата, чтобы заплатить за кров. Лучшей гостиницы Егору в его положении и желать не надо: денег у него в обрез и, когда он снова их заработает, сказать трудно.
Он положил свой узелок в изголовье, прикрыв его подушкой, и пошел искать таверну. Она была действительно рядом, за углом. За несколько пенсов Егору дали жидкий бобовый суп, жареную рыбу и кружку мутного кофе. Поев, Егор пошел побродить по улице, чтобы получше изучить район и запомнить дорогу в порт.
Он долго бродил по Ист-Энду, присматриваясь к людям, к примечательным зданиям, которых здесь было немного. Кругом стояли обшарпанные, мрачноватого вида дома городской бедноты.
Добравшись до набережной Темзы, он вскоре оказался в гавани. Долго ходил по причалам, искал клипер. Это судно так втемяшилось ему в голову, что о других он и не помышлял. А судов в порту было много, и все разные: марсельные и гафельные шхуны, барки вроде «Пассата», трехмачтовые баркентины, на которых прямые паруса имелись только на фок-мачте, а грот и бизань несли косые, на гафелях; легкие и изящные двухмачтовикй бригантины, одномачтовые тендеры с выдвижным горизонтальным бушпритом и другие. Стояло у причалов несколько парусно-паровых судов. На них в помощь парусам были установлены паровые двигатели. По бокам неуклюже выделялись колесные кожухи. В Архангельске Егор однажды видел первый русский пароход «Подвиг», и эти английские паровики были ему уже не в диковинку.
Но пока тут властвовали паруса, и моряки с недоверием и иронией посматривали на пыхтевшие паровики, что перелопачивали воду в гавани плицами своих колес.
В ночлежный дом Егор вернулся поздно вечером, чуть не заблудившись на обратном пути.
Почти все койки были заняты спящими людьми. Бодрствовали только несколько человек. Они сидели на койках, рылись в своих пожитках или что-то ели молча. Рядом с Егором расположился грузный, с грубым коричневым и толстоносым лицом мужчина в брезентовой морской робе. Он сидел на своей кровати в странной позе, раскачиваясь, и что-то бормотал. «Пьян», – подумал Егор и, убедившись, что узелок его на месте, стал раздеваться.
Сосед все раскачивался и бормотал. Наконец он замер в неподвижности и принялся шарить по карманам, доставать из них мелкие деньги. Когда он обшарил карманы, то стал пересчитывать найденные медяки. Считал долго, старательно, перекладывая монеты на огромной широкой ладони. Потом, зажав деньги в кулаке, свободной рукой опять стал рыться в карманах. Монет больше, видимо, не было. Моряк сунул деньги в карман брюк, не раздеваясь, улегся на койке поверх одеяла и сразу захрапел.
Егор закрыл глаза и быстро уснул глубоким сном утомленного человека.
2
Рано утром, перекусив в той же таверне, Егор пошел знакомиться с городом, подумав, что сделать это в другой раз ему, быть может, и не удастся. «Раз уж попал за границу, надобно все хорошенько разглядеть, чтобы было что рассказать дома, когда вернусь», – решил он.
По мере приближения к деловому центру Лондона Сити людей становилось все больше. По улицам ездили не только кебы, но и «басы», громоздкие омнибусы, на верхних площадках которых, как и внизу, сидели пассажиры. Почти бесшумно катили по мостовой элегантные кареты богачей со щеголеватыми кучерами и лакеями на запятках. В окна карет выглядывали важные, самоуверенные лица.
Скоро Егор совсем затерялся среди прохожих. Вид у него был далеко не столичный. Матросская куртка, картуз и широкие штаны, заправленные в русские сапоги, заставляли прохожих с недоумением оборачиваться. Однако тут же у лондонцев интерес к нему пропадал, и они спокойно шли дальше. Англичане привыкли видеть на улицах разных людей, во всяких одеждах. Иноземцев тут было немало. Егор иногда видел в толпе негров, китайцев с косицами за спиной, узкоглазых, приземистых японцев. Среди прохожих были немцы, французы, голландцы, испанцы, датчане, но Егор, конечно, не знал об этом.
У него не было определенного плана, и шел он без всякой цели, повинуясь только любопытству и желанию увидеть как можно больше. Он заглянул в какой-то магазин и купил себе складной нож, который понравился ему и мог пригодиться. Больше он не стал тратиться на покупки.
Многое повидал Егор в тот день: банки, биржи, оптовые склады Сити, красивые деревянные дома в одном из старинных кварталов, собор святого Павла на Лэдгэт Гилль, новый каменный мост через Темзу, знаменитый Тауэр, бывший на протяжении веков попеременно крепостью, дворцом, резиденцией королей, тюрьмой для важных государственных преступников, Букингемский дворец и Вестминстерское аббатство. Молодые крепкие ноги приводили его в бедные и богатые кварталы. В богатые он заглядывал осторожно и ненадолго. Завидя строгих полисменов в высоких шлемах, он быстро скрывался. Памятуя наказ капитана Стронга, он опасался близкого знакомства с блюстителями порядка.
Видел Егор и парки с яркой зеленью лужаек, пруды и озера.
К концу дня он так устал, что еле волочил ноги. Но надо было еще заглянуть в гавань. Вернувшись к Темзе, он направился вниз по левому берегу к пристаням и докам.
Егору нужен был клипер, и только клипер. В самом названии этого корабли чудилось ему что-то захватывающе интересное, необычайное: кли-пер… Словно чаячий вопль над волной. Егор ходил но пристаням и все присматривался к парусникам, стоявшим у стенок и в удалении, на якорях, искал корабль с длинным и узким корпусом, с высокими мачтами, с пятью-шестью прямоугольными парусами. Но таких кораблей не было. В большинстве случаев на мачтах он насчитывал до трех-четырех свернутых полотнищ. Знаменитых «небесных парусов» – трюмселей – он не находил.
Повернув обратно, он пошел в ночлежный дом и теперь обратил свои взоры на берег. Мимо него проходили моряки. Группами или в одиночку они направлялись в город или, наоборот, возвращались оттуда. Егор заметил, что от кораблей матросы шли быстрее, чем к ним. Известное дело – им скорее хочется погулять, развлечься. А обратно моряки еле тащились: неохота возвращаться под боцманский окрик.
Навстречу шел военный моряк в форменке и берете. Егор спросил у него:
– Где тут найти клипер?
– Клипер? – быстро переспросил матрос, удивленно оглядев Егора от картуза до сапог. «Очень уж необычный вид у этого парня, да и говорит на непонятном языке». Матрос вытаращил светло-голубые глаза и улыбнулся. – Ту клипп… Ноу… ноу! Зачем тебе клипер? – спросил он в свою очередь.
Егор скорее догадался о смысле этого вопроса.
– Я ищу клипер, чтобы наняться в команду.
– Ноу клипер, – повторил моряк и для большей убедительности развел руками и пожал плечами. – Ноу…
После этого разговора с ним Егор, кажется, окончательно убедился, что клиперов в гавани нет.
«Ладно. Спешить некуда. Подожду». – Он скорым шагом пошел от пристани.
Уже темнело. На узкой улочке в районе порта тускловато светились газовые фонари над входом в питейные заведения. Какие-то женские фигуры останавливали проходящих матросов и негромко говорили с ними. Одна из женщин ухватила Егора за локоть и что-то сказала ему непонятное. Егор вырвался и почти убежал прочь. Вдогонку ему послышался смех.
По улице, обнявшись за плечи, шли несколько матросов. Один из них бренчал на банджо, а другие громко распевали песню. Если бы Егор знал хорошо английский, он бы понял следующее:
Таверна была почему-то закрыта, и Егору пришлось лечь спать натощак. Поесть в портовом кабачке он не решился: боялся пьяных.
Утром Егор обнаружил, что узел с бельем и чуйкой исчез. Он поискал на полу под кроватью, незаметно заглянул под соседние койки – узла нигде не было. «Неужто украли? – подумал он. – Вот так штука! Как же я теперь без белья? Надо соседа спросить, не видал ли».
Моряк в брезентовой робе ушел из ночлежки. Его место занял старик в заплатанном ветхом рединготе [21]21
Рединго́т – верхняя одежда, род пальто.
[Закрыть], стоптанных гамашах [22]22
Гама́ши – вид обуви.
[Закрыть]и белой рубахе с очень грязным воротником. Лицо у него испитое, сморщенное, как печеная репа, с острым носом и любопытными глазками. Эти глазки так и бегали по сторонам и, казалось, видели все насквозь. Егор довольно вежливо, чтобы старик не обиделся, спросил у него про узелок. Сосед не понял вопроса и развел руками. Егор стал пояснять жестами, что вот, мол, был у него узел, совсем небольшой, лежал под подушкой, а теперь он куда-то исчез. Старик, уразумев, в чем дело, спесиво надулся: не знаю, дескать, никакого узелка, и не приставай ко мне с глупыми расспросами.
Искать пропажу было бесполезно. Вещи Егора наверняка стянул кто-нибудь из ночлежников и уже продал где-нибудь на толкучке его холщовые подштанники, рубаху и чуйку и пропил деньги в кабачке «Серый Кот» или «Джон Ветреник», что находились на соседних улицах. «Ладно, бог с ними, – подумал Егор про воришек. – Пущай пользуются моим добром. Впрок им не пойдет».
Пропажа вещей заставила Егора вспомнить о доме. Ему стало грустно, он почувствовал себя совсем одиноким: уехал бог знает куда и зачем и живет теперь на птичьих правах. Кругом чужие люди, нет им до него никакого дела. Кто он, почему здесь, какие у него заботы, какая тоска гложет сердце – поделиться не с кем.
Не спалось дома на мягкой постели, не сиделось за о голом с вкусными материнскими щами и шаньгами да запеченной в латке камбалой или наважкой… Хлебай теперь и аглицком трактире похлебку из каких-то темных комочков, называемых бобами. А что дальше будет – умом не представить…
Нету рядом матери… С каким наслаждением он бы слушал ее ласковый голос, с каким удовольствием принял бы ворчание деда, с каким замиранием сердца побежал бы на свидание с Катей!
Как все это теперь далеко!..
Егор справился все-таки со своей минутной слабостью, призвал себя к выдержке: «Сам ушел, никто не толкал на аглицкой парусник. Стало быть, и обижаться не на кого. Будь мужиком, не распускай сопли!»
После такого самовнушения Егор поуспокоился. Он вспомнил также об Энди, который отнесся к нему по-дружески. Обижаться на всех англичан из-за пропажи узелка и невкусной бобовой похлебки несправедливо. Спасибо, что есть и такая…
Деньги у Егора таяли. Он уже разменял второй фунт. Теперь он проверял, не потерял ли, что у него осталось. Деньги были в целости.
Наученный горьким опытом, он даже не стал снимать с плеч куртку и все ходил в ней. Когда было очень тепло, он всюду таскал ее под мышкой.
3
Их было два. Они появились в гавани, видимо, ночью. Еще вечером, когда Егор приходил в порт, их тут не было, а сегодня утром они предстали перед его восхищенным взглядом во всей красоте.
Один стоял на швартовых у пристани, другой – поодаль, на якоре. Тот, что у пристани, носил название «Капитан Кук» [23]23
Кук(Джеймс) – английский мореплаватель XVIII века, совершивший ряд путешествий. Последним походом Кука было плавание в Тихом океане в 1776—1780 годах. В этой экспедиции, совершив, как и в других, ряд важных географических открытий, Джеймс Кук погиб на Гаванских островах в стычке с туземными жителями в 1778 году. Дальнейшее плавание экспедиция совершала уже без него.
[Закрыть], а второй назывался «Поймай ветер».
Егор подошел к стоянке «Капитана Кука» и с жадным любопытством стал его рассматривать. Корпус был очень длинный – саженей [24]24
Сажень – старинная русская мера длины – 3 аршина (2,13 метра).
[Закрыть]тридцать, не меньше. На фок– и бизань-мачтах у него было по пять, а на грот-мачте – шесть реев. Бушприт с утлегарем выдавался далеко вперед, на нем немало можно было закрепить кливеров. На палубе у мачт виднелись большие серо-голубые шлюпки с красными обводами бортов. Все паруса тщательно подобраны к реям на гитовы. На грот-мачте у клотика и на тросе у гафеля на корме лениво полоскались при слабом ветре флаг и вымпел. Флаг был английский.
Нос «Капитана Кука» украшен деревянной резьбой. На конце штевня красовалась выточенная из горного вяза грудастая фигура Ники – богини победы. Позолота сверкала на солнце.
Со стороны на Егора, наверное, смотреть было забавно: по-юношески нескладный, довольно высокий сероглазый парень прямо-таки пожирает глазами парусник, широко раскрыв рот и зажав под мышкой куртку с отвисшим рукавом. Картуз сбился набок, прядь русых волос выпала из-под козырька. Егор ничего и никого не замечал, кроме корабля, он весь ушел в созерцание красивого деревянного чуда с мачтами, уходящими к самым облакам.
– Вот это да-а! – восторженно шептал он. – Это корабль! Надо поскорее проситься в команду, пока он не ушел.
Егор нащупал в кармане аккуратно свернутую бумагу, которую ему дал капитан Стронг, и приготовил ее, чтобы показать на клипере. И тут же его одолели сомнения: «Возьмут ли меня на этот корабль? А вдруг опять станут проверять мою силенку, как в Архангельске, на Смоляной пристани? И может, начнут допытываться, кто я, да откуда, да почему тут оказался?..»
Однако надо было действовать. Он хотел уже подойти к трапу «Капитана Кука», на борту которого стоял вахтенный и словно поджидал паренька. Но тут на причале объявилась группа матросов, видимо возвращавшихся из увольнения. Один из них, приметив парня, стоявшего возле «Капитана Кука», быстро подошел к нему и молча положил ему руку на плечо.
– Идем! – сказал он.
Егор от неожиданности растерялся и, посмотрев на рослого, с загорелым голубоглазым лицом моряка, спросил неуверенно:
– Куда?
Матрос повторил:
– Идем со мной, – показал на своих приятелей, которые стояли в ожидании парусно-весельного катера, приближавшегося к пристани.
Егор колебался. Моряк, видя это, крепко, словно клещами, взял его за локоть и потащил за собой.
– Да куда ты меня тащишь? – крикнул Егор.
Моряк, не обратив на это внимания, стал объяснять:
– «Поймай ветер» – клипер что надо! Будешь получать хорошее жалованье. Пока ходим в рейс – разбогатеешь!
Голубоглазый наметанным взглядом определил, что парень этот – моряк еще зеленый, салага. Он, видимо, ищет работу и собирается проситься в команду «Капитана Кука».
Из объяснений моряка Егор понял только два слова: «клипер» и «жалованье» – и догадался, что он тащит его на свой корабль. Егор не стал сопротивляться.
Загорелый голубоглазый моряк держал его так крепко, словно Егор собирался удрать.
Катер подошел, матросы стали на него садиться. Голубоглазый схватил Егора под мышки и, как мальчишку-подростка, спустил в суденышко. Потом бросил ему куртку, которую Егор уронил на причал. Матрос и сам забрался на катер, а когда тот отошел от стенки, улыбнулся Егору и даже подмигнул. И другие моряки ни с того ни с сего развеселились.
– Завербовали морячка!
– Молоденький!
– Сам зашанхаился! [25]25
Зашанхаить – взять в команду моряка силой или обманом, подпоив его в портовом кабачке. Такие приемы вербовки матросов применялись во многих портах, в особенности в Шанхае.
[Закрыть]
– Да моряк ли он? Эй, малый, ты матрос или зевака из тех, что целыми днями шатаются на пристани?
– Ничего. Если не моряк, так сделаем из него настоящего морского волка, – уверенно сказал голубоглазый.
– Обкатаем на клипере!
Егор из этих замечаний почти ничего не понял, но догадался, что матросы подтрунивают над ним.
Катер меж тем приблизился к борту клипера «Поймай ветер», стоявшего на якоре на внутреннем рейде. С борта подали трап, и моряки стали подниматься на палубу. Когда Егор взбирался по трапу, голубоглазый моряк подсадил его широкой крепкой ладонью и слегка шлепнул Егора по заду из озорства.
«Экая аглицкая вежливость! – подумал Егор и покраснел от неловкости. – Этаким манером я, кажется, скоро наплаваюсь. Попал как кур в ощип!»
– Пойдем к боцману, – сказал голубоглазый и повел Егора к грот-люку.
В каюте было сумеречно, и Егор не сразу разглядел находившегося тут дюжего морехода в полосатой тельняшке. Тот рявкнул:
– Эгей, Фред! Кого тащишь на буксире?
– Юнгу подобрал на причале. Влюблен в клипер. На «Капитана Кука» глядел во все глаза, – ответил Фред.
Моряк в тельняшке подошел к ним. Егор приметил, что борода у него черная, широкая и глаза под насупленными бровями тоже черные, горят, словно угольки. Это, видимо, и есть боцман.
– Ты кто? – спросил чернобородый у Егора.
– Матрос, – ответил Егор.
– Матрос-то матрос, но откуда? Не с луны ли свалился в таком кепи и таких башмаках? Как зовут?
– Джордж Пойндексер.
Боцман шумно во всю грудь вздохнул и озадаченно почесал загривок.
– Плавал?
– Был палубным матросом, – ответил паренек. – Еще знаю парусное дело. Умею паруса шить.
Брови боцмана поползли кверху. Он был очень удивлен.
– На каком тарабарском наречии говоришь? Не понимаю…
– Вот у меня есть документ. – Егор достал справку капитана Стронга.
– А ну, дай. Что тут у тебя? – Боцман взял бумагу и, подойдя к иллюминатору, прочел ее. – Боб Стронг! – воскликнул он. – Старина Стронг все еще плавает на своем «Пассате»? – обратился боцман к Егору.
Тот утвердительно кивнул.
– Недавно мы пришли в Лондон. Я хорошо работал, старался…
– Опять твой тарабарский язык! Но эта бумага – лучшая рекомендация. Я с Бобом Стронгом плавал. И немало он потчевал меня линьками… [26]26
Линёк – конец пенькового троса. В старину на военных парусниках им наказывали провинившихся моряков.
[Закрыть]Но за дело попадало! Тебе повезло, парень! Беру в команду. Думаю, капитан согласится… Фред, – обратился боцман к голубоглазому, – этот парень мне нравится. Пусть будет палубным матросом. Потом поглядим, быть может, пошлем его и на салинг.
Егор спрятал письмо, которое боцман ему вернул. Кажется, все идет хорошо: он на клипере.
– Идем, укажу тебе койку, – сказал голубоглазый Фред, и Егор последовал за ним, не переставая удивляться: собирался плавать на «Капитане Куке», а в одно мгновение оказался на клипере «Поймай ветер».
«Вот так штука…» – думал он про себя, входя следом за Фредом в помещение для команды между деками.
