Текст книги "Океан. Выпуск десятый"
Автор книги: Виталий Коржиков
Соавторы: Андрей Некрасов,Виктор Дыгало,Виктор Федотов,Евгений Богданов,Николай Флеров,Юрий Дудников,Николай Ильин,Александр Миланов,Владимир Павлов,Иван Слепнев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Днем он собрал на палубе команду и объявил, что после высадки пассажиров ей придется остаться на борту, так как лайнер будет прорываться в Анголу. Многие категорически отказались. Это и естественно: матросы не были готовы к тому, чтобы присоединиться к повстанцам, они боялись потерять работу, расстаться со своими семьями, с родиной. Капитан Галвао тогда объявил, что на борту лайнера останутся из команды лишь добровольцы.
В 17.40 с мостика лайнера заметили быстро приближающийся военный корабль под американским флагом. Это был эсминец «Гиринг». На его рее поднялись флаги международного сигнального свода, означавшие три слова: «Требую немедленно остановиться!» Одновременно это же требование было повторено по радиотелефону.
«Лайнер следует своим курсом в нейтральных водах. Всякая попытка захвата будет отражаться всеми средствами. Мы будем сражаться насмерть, и последние оставшиеся в живых затопят лайнер. Вся ответственность за это падет на тех, кто попытается совершить этот акт пиратства!» – ответил Галвао.
По сигналу тревоги повстанцы быстро разбежались по заранее определенным местам, а пассажирам предложили уйти с верхних палуб, что, впрочем, осталось невыполненным.
Со стороны можно было наблюдать удивительную картину. Параллельными курсами шли два судна. Одно из них – боевой корабль, ощетинившийся пушками, бомбометами, торпедными аппаратами, угрожающе смотревшими в разные стороны. Другое – большой, многопалубный лайнер, вдоль борта которого спокойно стояли люди в защитного цвета форме. Одни держали в руках ручные пулеметы и автоматы, другие – револьверы. Галвао, Соттомайер и другие руководители находились на мостике.
Большинство пассажиров неодобрительно отнеслись к вызывающему маневру «Гиринга». Они махали руками, требуя, чтобы эсминец отошел в сторону. Они помнили слова Галвао и серьезно опасались, что «Гиринг» не остановится перед затоплением лайнера. Кое-кто поторопился запастись спасательным нагрудником, кое-кто начинал тихо паниковать…
Испытание нервов длилось около получаса. Затем «Гиринг» несколько отошел в сторону, скорострельные автоматы были поставлены в исходное положение, но повстанцы оставались на своих местах с оружием наготове.
Контр-адмирал Аллен Смит, вновь вступив в переговоры с Галвао, заявил, что эскортирование лайнера имеет целью защитить «Санта-Марию» от каких-либо действий португальских и испанских военных кораблей.
«В связи с ответственностью адмирала Деннисона за охрану жизни и собственности американцев и гуманной заботой о всех пассажирах американские корабли не предпримут никаких действий, которые препятствовали бы входу Галвао в порт, выходу из порта или стоянки судна на якоре близ какого-нибудь порта с целью высадки пассажиров».
Таково было сообщение, переданное капитану Галвао контр-адмиралом Алленом Смитом. Галвао ответил, что лайнер следует в порт Ресифи и войдет в него, как только будет получено разрешение нового президента Бразилии Жанио Куадроса.
Капитан Энрике Малта Галвао добился своего: Соединенные Штаты Америки стали обращаться с «Санта-Марией» не как с пиратским кораблем, а как держава с державой. Вмешательства с их стороны, которого так жаждал Салазар, не произошло. Вся пропагандистская кампания португальского правительства с треском провалилась, ибо всему миру стало ясно, что повстанцы осуществили революцию на борту лайнера, являющегося частью португальской территории. Это признали даже США!
События на «Санта-Марии» разворачивались поистине с кинематографической быстротой и остротой, и ничего удивительного нет в том, что ими заинтересовался кинематограф. Не успели еще телетайпы отстучать, что неизвестными захвачен португальский лайнер вместе с командой и пассажирами, как западногерманская кинокомпания «Меркюри» срочно засадила известного сценариста Иоахима Бартоша за работу и запатентовала название будущего кинобоевика «Пираты на «Санта-Марии». Режиссер, он же продюсер, Гарольд Рейнл тем временем рыскал в поисках персонажей будущего фильма и «пиратского типажа». Спешно планировались съемки на натуре, подбиралось судно, долженствовавшее стать объектом «пиратской акции», готовился пиратский реквизит – автоматы, кольты, ножи и гранаты.
Дело был поставлено широко, но вести, поступавшие с борта захваченного лайнера, отнюдь не подогревали оптимизма Гарольда Рейнла. Не было там ни стрельбы, ни кровавых потасовок, ни полураздетых красоток в лапах разбойников. Не было головокружительных прыжков за борт, яростных абордажей, а благородные американские джентльмены в военно-морской форме вместо роли бесстрашных рыцарей-освободителей ограничились ролью вежливых сторонних наблюдателей.
Подлинная история захвата «Санта-Марии» существенно меняла положение вещей. Настолько существенно, что бизнесмены от кино решили примириться с убытками и отказаться от заманчивой идеи: ведь в ФРГ ставить фильм о восстании против фашистской диктатуры было не только невыгодно, но даже опасно.
* * *
«Санта-Мария» находилась и сорока милях от бразильского порта Ресифи. Ее сопровождали уже четыре американских военных корабля. Над нею почти беспрерывно барражировали патрульные самолеты «Нептун» и частные самолеты с репортерами. Сотни радиостанций напряженно ловили как сообщения с борта лайнера, так и переговоры между военными кораблями. Невзирая на то что в принципе была достигнута договоренность о высадке пассажиров и американцы согласились с требованиями капитана Галвао, португальские корабли продолжали следовать к бразильским берегам. Туда же спешил и испанский крейсер «Канарис».
Ближе всех к лайнеру находился быстроходный эсминец «Лима». Салазаровские власти объявили, что они никогда не признают Галвао и его людей политическими повстанцами и при их захвате с ними будет поступлено как с пиратами. Командир «Лимы» капитан второго ранга Фернандо Педро дос Феррейра имел категорический приказ: при отказе сдаться – потопить лайнер, причинивший столько неприятностей диктатору Салазару. Газеты многих стран высказывали различные догадки по поводу того, что произойдет, если португальские корабли подойдут к «Санта-Марии» прежде» чем она успеет войти в территориальные воды Бразилии.
Капитан Галвао не мог этого сделать до 31 января, то есть до официального вступления на президентский пост Жанио Куадроса. Куадрос 30 января еще раз подтвердил, что если лидер повстанцев Энрико Галвао приведет свой лайнер в любой бразильский порт, то Бразилия предоставит ему все обещанные гарантии.
В интервью, данному агентству «Пренса Латина» в Сан-Паулу, генерал Делгаду заявил, что операция «Дульсинея» достигла своей цели и прекращается по его, генерала, приказу. Делгаду расценил приказ правительства Салазара расстрелять и потопить «Санта-Марию» как военное преступление.
Во вторник 31 января в 10 часов утра лайнер застопорил машины, и с американского эсминца «Гиринг», подошедшего к борту, на него перешел для совещания с капитаном Галвао контр-адмирал Аллен Смит. После совещания он вместе с сопровождавшими его лицами спустился в салон, где его ожидали пассажиры-американцы.
Впоследствии в сообщении для печати Аллен Смит был вынужден подтвердить, что все опрошенные пассажиры отметили корректное отношение к ним повстанцев, а многие из них выразили полное одобрение капитану Галвао, восхищались им, всячески выражая свое уважение.
Почти то же самое заявили капитан лайнера Майя и его офицеры. Капитан сказал, что он сожалеет о гибели своего офицера, но он пострадал потому, что первым открыл стрельбу.
В это же время в Лиссабоне посол Бразилии посетил Салазара, уведомив его, что бразильское правительство не выдаст ни повстанцев, ни лайнер, ни его команду. Это было очередной пощечиной диктатору.
В полдень 31 января новый президент Бразилии Куадрос официально передал капитану Галвао разрешение на вход в порт Ресифи или в любой другой по его усмотрению. Президент гарантировал Галвао свободный выход лайнера в любое время, стоянку и помощь со стороны администрации порта. Если Галвао и его люди решат закончить свой рейс в одном из портов Бразилии, они будут приняты как политические эмигранты.
Одновременно адмирал Диас Фернандес от лица президента заявил, что «если против «Санта-Марии» будут предприняты какие-либо враждебные действия со стороны иностранных военных кораблей, бразильский военно-морской флот силой пресечет эти действия». Бешеная гонка португальских фрегатов и эсминцев оказалась напрасной. В ночь на 31 января «Канарис» лег на обратный курс.
«Санта-Мария» отдала якорь в среду, 1 февраля, на внешнем рейде Ресифи. Сразу же сотни лодок, яхт и катеров устремились к лайнеру, украшенному флагами расцвечивания. Свыше трехсот журналистов различных газет, информационных агентств, телевизионных компаний ожидали разрешения подняться на борт судна, ставшего уже легендарным. Капитан Галвао распорядился оформить испанским и португальским пассажирам выездные визы, подписал их и заверил печатью Исполнительного комитета Национального Освободительного фронта Португалии.
Процедура выдачи документов была нарушена самым удивительным образом. С двух пролетавших рядом с лайнером легких самолетов «Сессна» выпрыгнули два человека и, пролетев несколько десятков метров, открыли парашюты. Один из них опустился на воду между лайнером и патрульным моторным катером повстанцев, второй – значительно дальше. Атлантические воды в этих местах кишат акулами, и оба смельчака рисковали жизнью.
Сотни людей с борта лайнера, американских и бразильских военных кораблей, с яхт и катеров наблюдали за этим драматическим прыжком. Первого парашютиста подобрали в катер повстанцев. Сделать это оказалось нелегко, ибо вес его снаряжении превышал сорок килограммов: фото– и кинокамеры, магнитофон, кассеты. Им оказался Жиль де ля Марр, парижанин, живущий в Нью-Йорке, представлявший фотоагентство «Дальма». Поставщик сенсационных снимков, опытный парашютист, человек незаурядной отваги, не раз бывавший в опасных ситуациях, он решился на этот отчаянный шаг, чтобы быть первым и заполучить сенсацию, так сказать, из первых рук. Восхищенные его отвагой повстанцы доставили француза на борт лайнера, где он представился капитану Галвао и Соттомайеру. С их разрешения Жиль де ля Марр сделал много снимков, на которых можно было прекрасно видеть, что повстанцы были вооружены не советским, а американским оружием. Именно эти снимки опровергли клеветнические измышления некоторых газет. Невеста де ля Марра Коллет Дюваль с одного из катеров наблюдала за драматическим прыжком своего жениха.
Второго парашютиста – тоже француза и парижанина, также аккредитованного в Нью-Йорке в качестве корреспондента журнала «Пари-матч», Парля Бонна, – спасли от зубов здоровенной акулы американские моряки, втащив его в катер в самый последний момент. Несмотря на отчаянные мольбы и проклятия, он был доставлен на борт эсминца «Гиринг».
На борт лайнера прибыла группа бразильских чиновников вместе с адмиралом Диасом Фернандесом, командующим третьим морским округом. Адмирал и прибывший позднее губернатор Пелопидас официально уведомили Галвао, что после высадки пассажиров он может беспрепятственно покинуть порт Ресифи в любое время, если того пожелает. Таким образом, повстанцы признавались хозяевами захваченного ими лайнера.
Вечером по распоряжению капитана Галвао для пассажиров и команды лайнера был сервирован ужин, куда прибыл и генерал Умберто Делгаду, которого капитан Галвао не видел целых четырнадцать месяцев.
Это был странный, можно сказать, даже невероятный ужин, как, впрочем, и вся невероятная эпопея «Санта-Марии». Пленники «пиратов» дружески сидели с ними за одними столами, поднимали бокалы, обменивались рукопожатиями, а иногда и объятиями и сувенирами. Впрочем, повстанцам почти нечего было дарить, и в качестве сувениров они дарили боевые патроны от своих автоматов и револьверов. «Пираты» и их «жертвы» фотографировались вместе на память, причем так, чтобы в кадр попал спасательный круг с надписью «Санта-Мария».
В речи на ужине Галвао сказал:
– Мы добились того, чего хотели: сорвали маску с диктатора, вынесли на суд общественного мнения правду о том, что представляет собою режим Салазара. Диктатору удавалось скрываться от «прожектора публичности», но мы вытащили его под этот луч!
Утром 2 февраля «Санта-Мария» под рев судовых гудков в сопровождении шести бразильских военных кораблей и множества мелких судов, катеров, яхт и моторных лодок вошла в порт Ресифи. Набережные были запружены тысячами людей, восторженно встречавших лайнер. Экспансивные бразильцы взбирались на крыши зданий, висели на деревьях и даже на подъемных кранах. Воздух дрожал от приветственных криков. Повстанцы стояли вдоль борта в своей военной форме, не внесенной еще ни в один справочник мира. Полиция с трудом сдерживала натиск людей, рвущихся к пирсу. Такой встречи не видели бразильские берега.
Высадка пассажиров была благополучно завершена. Пассажиры получили все свои ценности, деньги, личные вещи. Ничто не пропало, не было испорчено, никто не мог упрекнуть повстанцев в грубости или недостойном поведении. Репортеры единодушно отмечали, что расставание было искренним и трогательным, даже не обошлось без слез!
3 февраля на борту лайнера капитан Энрике Малта Галвао от имени смельчаков, захвативших «Санта-Марию», подписал соглашение с бразильским адмиралом Диасом Фернандесом о том, что лайнер передается в распоряжение властей, а все повстанцы принимают предложенное им политическое убежище. Когда повстанцы во главе с Галвао покидали лайнер, военные корабли ВМФ Бразилии и подразделение морской пехоты, выстроившееся на пирсе, отдали им воинские почести.
Повстанцев разместили в квартале Дерби, одном из самых красивых уголков Ресифи. Туда собралось охваченное энтузиазмом население, чтобы приветствовать их. Когда вечером 3 февраля Галвао выходил из телестудии, ему устроили овацию. Его забросали цветами, женщины подносили к нему своих детей, чтобы они дотронулись до легендарного человека.
В квартал Дерби началось настоящее паломничество. Возле отеля дежурили усиленные наряды полиции, ибо не исключалось, что посрамленный диктатор подошлет к Галвао и Делгаду тайных убийц из ПИДЕ. Это впоследствии подтвердилось.
* * *
3 февраля бразильские газеты опубликовали следующее сообщение президента республики:
«…Президент Жанио Куадрос, в соответствии со ст. 87, §§ 6 и 11 Федеральной конституции, а также в рамках международных конвенций и обычаев и учитывая, что в этот день закончилась операция по высадке пассажиров и команды португальского судна «Санта-Мария», осуществленного бразильским военно-морским флотом, и учитывая, что Бразилия предоставила убежище на своей территории лицам, завладевшим указанным судном, решил передать в распоряжение правительства Португальской республики через посредство его представителен в Бразилии судно португальского флага «Санта-Мария», бросившего якорь в бразильских территориальных водах близ порта Ресифи».
Жанио Куадрос направил министру иностранных дел меморандум, в котором попросил его срочно связаться с министром юстиции с целью обеспечить капитану Галвао и остальным повстанцам, которые этого пожелают, бразильское убежище со всеми его традициями гостеприимства и дать указание всем органам власти, чтобы к «повстанцам было бы по справедливости проявлено достойное отношение».
И вот после получения всех этих документов, после подписания капитаном Галвао соглашения с адмиралом Фернандесом, после передачи бразильским радио и телевидением обращения к португальскому народу, сделанному капитаном Галвао от имени генерала Умберто Делгаду, законно избранного в свое время президентом Португальской республики, адвокат повстанцев Алваро Линс информировал общественность, что с признанием президентом Бразильской республики политического характера захвата судна повстанцы, как лица, получившие политическое убежище, не могут быть обвинены в уголовном преступлении.
Этим была поставлена последняя точка в эпопее, которую западная пресса единодушно назвала совершенно невиданным и неслыханным эпизодом в истории мореплавания.
С. Барсов
«ЛЕДОВАЯ ПТИЦА» В АНТАРКТИДЕ
Очерк
«Положение катастрофическое. Моя 32-футовая яхта «Айс Бэрд», лишившаяся мачты, не слушающаяся руля, стала игрушкой огромных волн, которые обрушивает на нее разбушевавшийся океан. А «неистовые шестидесятые» южной широты постарались обставить разыгравшуюся драму соответствующими декорациями: то и дело налетают ревущие шквалы и слепящие снежные заряды. При каждом ударе волны сквозь разошедшиеся швы и трещины на подволоке меня окатывает потоками холоднющей соленой воды. С окончательно заглохшим мотором, вдребезги разбитым автоматическим рулевым управлением, вышедшим из строя передатчиком, сломавшейся плитой в камбузе моя «Ледовая птица» похожа на жалкую, ощипанную курицу. Ужасно болят обмороженные руки. Но самое страшное даже не это. Потеряв 36-футовую мачту, яхта уже не сможет ни вернуться обратно в Австралию – до нее 3600 миль! – ни достигнуть берегов Антарктиды – впереди еще 2500 миль. Горько признаться, но, кажется, это конец и попытке в одиночку пробиться к закованным в ледяной панцирь берегам шестого континента, и мне самому».
Эти полные отчаяния слова записал в судовом журнале не случайный искатель приключений, впервые столкнувшийся с морской стихией, а опытнейший судоводитель, англичанин доктор Дэвид Льюис. До этого он трижды пересекал в одиночку на яхте Северную Атлантику, совершал кругосветное плавание на катамаране, несколько лет бороздил Тихий океан, пользуясь лишь навигационными приемами древних полинезийцев. Да и к плаванию в Антарктиду Льюис готовился целых восемь лет. Ведь предстояло помериться силами и с «ревущими сороковыми», и с «бешеными пятидесятыми», и с «неистовыми шестидесятыми, по которым пролегал самый длинный отрезок маршрута – около двух тысяч миль.
Единственным местом на шестом континенте, где могло причалить маленькое суденышко Льюиса, был Антарктический полуостров с расположенной на нем американской станцией Палмер. Море к западу от этого района свободно от паковых льдов только три летних месяца: декабрь, январь, февраль. Чтобы попасть туда в это время, мореплавателю следовало выйти из Австралии но позднее середины октября и за полтора-два месяца успеть преодолеть шесть тысяч миль – четвертую часть окружности земного шара, – что само по себе для крошечного суденышка было почти непосильной задачей. Например, из 130 судов, отплывших летом 1905 года из европейских портов и направившихся в Тихий океан, к началу августа 53 навеки исчезли в бурных водах возле мыса Горн.
И все же, когда 19 октября 1972 года «Ледовая птица» вышла из Сиднея, ее экипаж – в лице доктора Дэвида Льюиса – был настроен оптимистически, хотя кто-то из газетчиков и назвал яхту «плавучим гробом». Ее стальной корпус был снабжен балластным килем весом в две с половиной тонны: согласно расчетам, если бы волны опрокинули судно, благодаря такому килю оно само должно было вернуться в нормальное положение наподобие ваньки-встаньки. Штормовые щиты из стали с резиновыми прокладками предохраняли иллюминаторы и люки от ударов океанских валов. Наконец маленькая башенка из прочного пластика на крыше рубки позволяла мореплавателю управлять яхтой, не выходя на палубу. На время отдыха он включал автоматическое рулевое управление. Словом, несмотря на свои скромные размеры, яхта «Ледовая птица», по мнению доктора Льюиса, даже для океана была крепким орешком.
Увы, когда в середине ноября судно достигло шестидесятых градусов южной широты, океан преподнес первый неприятный сюрприз.
«Теоретически моя «Ледовая птица» должна быть абсолютно герметичной, – читаем мы в судовом журнале. – Однако в кабине все пропитано влагой: одежду, обувь, спальный мешок, матрац. Хотя я натянул на себя три шерстяные рубашки, стеганый летний комбинезон из дакрона да еще и парку, никак не могу согреться… От холода и усталости я совсем ослаб. Каждое движение требует усилий. Все время делаю ошибки. Думается с трудом, мысли застревают, словно шестеренки в загустевшей от холода смазке. Дважды снаружи мне слышались какие-то крики. Сквозь покрытый инеем пластик рулевой башенки едва различаю обледенелый такелаж, мачту, антенну, стайку маленьких полярных птичек, подобно снежинкам, вьющихся за кормой. А когда налетает шквал, вижу жуткую, фантастическую картину: по верхушкам огромных живых холмов ветер мчит тучи снега, смешанного с белой морской пеной.
Температура падает. Вскоре замерзнет питьевая вода в цистерне, а в каюте осталось всего несколько канистр. Над океаном часами висит густой туман, курс прокладывать приходится почти вслепую. К тому же вышли из строя питающие рацию аккумуляторы – в них попала морская вода. И все-таки я упорно продолжаю пробиваться на восток…»
После полуторамесячного плавания по штормовому морю Дэвид Льюис убедился, что в таких условиях безопаснее всего идти как можно круче к ветру под одним кливером. Однако это не спасло «Ледовую птицу» от катастрофы.
29 ноября барометр резко упал. Ветер ураганной силы гнал по морю целые водяные горы, которые обрушивались на «Ледовую птицу», словно удары гигантского парового молота. Порой Льюису казалось, что он плывет не на яхте, а на подводной лодке: сквозь пластик рулевой башенки не было видно ни неба, ни горизонта, только струившиеся со всех сторон серо-зеленые потоки воды. К вечеру скорость ветра увеличилась до 70 узлов. Даже в каюте с наглухо задраенными люками от его незатихающего рева ломило уши. Внезапно моряк почувствовал, как корму подбросило высоко в воздух и яхту развернуло бортом к волне. Он судорожно рванул румпельный привод, но судно не послушалось руля. В следующую секунду страшный удар положил «Ледовую птицу» набок. На корме раздался пронзительный скрежет – хлынувший на палубу яхты водопад ломал стабилизатор автоматического рулевого управления. В камбузе с грохотом полетели сорванные с переборки полки. Еще что-то падало, ломалось, стучало и скрипело, но все эти звуки тонули в какофонии свирепствовавшего урагана.
Дэвид Льюис со страхом ожидал развязки: успеет ли встать «Ледовая птица», пока не накатится следующий вал? Если нет, они оба навсегда исчезнут в океанской пучине. Время словно остановилось. Но вот последовал резкий рывок, чуть не раскроивший Льюису голову о край штурманского столика, и моряк смог с облегчением вздохнуть: на сей раз смерть обошла их стороной. Балластный киль вернул яхту в вертикальное положение, и она, послушавшись руля, развернулась носом к волне. Однако поединок с океаном не прошел бесследно. Прежняя гордая «Ледовая птица» превратилась в безнадежно искалеченное подобие судна: штормовой парус, не выдержав напора ветра, лопнул; над палубой торчал жалкий обломок мачты, а сама мачта угрожающе колотилась о борт, удерживаемая перепутанным такелажем.
А океан все еще не собирался расставаться со своей жертвой. Едва Льюис успел отдать себе отчет о размерах причиненных судну повреждении, как в полумрак каюты внезапно ворвался серый дневной свет. Вместе с ним в распахнутый волной носовой люк хлынули потоки воды. До этого поединок с океаном вела сама «Ледовая птица». Теперь же их судьба целиком зависела от капитана. Позднее он не смог вспомнить, сколько прошло, времени, пока наконец с помощью талей ему удалось надежно закрепить предательскую крышку люка. Однако положение по-прежнему оставалось критическим. Воды в каюте набралось уже по колено. По ней в такт качке от переборки к переборке метались выброшенные из шкафов одежда, спальный мешок, матрац, навигационные карты, какие-то деревянные обломки. Помпа не действовала. Оставался единственный выход – вычерпать воду ведром.
Потребовалось шесть часов непрерывной, изнуряющей работы, прежде чем Льюис выплеснул за борт последнее ведро. В изнеможении он рухнул на койку. И тут очередной удар волны по корпусу яхты сбросил его на пол.
«В первую секунду я не мог сообразить, что произошло. Мне даже показалось, что у меня галлюцинация: вокруг опять плескалась вода, а в ней плавали судовой журнал, карты, спальный мешок, – вспоминал Льюис позднее. – Но раздумывать было некогда. Схватив ведро, я вновь час за часом, подобно автомату, сгибался и разгибался, откачивая воду. Я делал это в полузабытьи, подстегиваемый лишь инстинктом самосохранения. Меня спасло то, что шторм постепенно стал затихать… К полудню каюта была суха, можно было приступать к тщательному осмотру. Результаты, увы, неутешительные. Во время шторма смыло спасательный плотик. По правому борту – 8-футовая вмятина, между иллюминаторами – 6-дюймовая трещина, через которую, видимо, каюту и затопило во второй раз. Какова же была сила удара волны, чтобы так повредить прочный металлический корпус?»
Именно в эти минуты, как признается Дэвид Льюис, им по-настоящему овладело отчаяние. Да и на что он мог надеяться на своей крохотной скорлупе со сломанным мотором и обломком мачты посреди бушующего океана в тысячах миль от земли?! По словам Льюиса, борьба с самим собой оказалась ничуть не легче борьбы с морской стихией.
«9 декабря. Я должен каждый день отстаивать мое место среди людей. Сегодняшнее задание я выполнил: вычерпал 24 ведра воды и под шквальным ветром со снегом распутал обледеневший такелаж. Обмороженные пальцы причиняют такую боль, что я чуть не плачу…
13 декабря. Ночью ветер укоротил мою жалкую мачту еще на 4 дюйма. Пока я спускаю парус и проверяю штаги, секущая снежная крупа и клочья пены, словно кляпом, забивают рот и не дают дышать. Спустившись в каюту, закрепляю все на случай шторма. Я не ошибся: еще до полудня на «Ледовую птицу» опять набрасываются гигантские волны. Каждая – настоящий «девятый вал». Наступает роковое мгновение. Яхту подбрасывает так, что замирает сердце. Затем швыряет плашмя на правый борт. Не удержавшись, лечу кувырком в угол каюты. С лязгом разбивается о переборку выброшенная из рундука пишущая машинка. Потолок и стены облеплены размокшими галетами, спальный мешок плавает по каюте, зато карты, которые я спрятал в пластиковые мешочки, остаются сухими. А это главное… Воды набралось всего 21 ведро».
Балластный киль и собственная предусмотрительность Льюиса, плотно забившего все отверстия кусками брезента, спасли судно и в тот день. Кстати, почему бы не использовать в качестве мачты гик – 11-футовый толстый брус, к которому крепится нижняя шкаторина паруса? Правда, чтобы установить его, моряку пришлось восемь часов кряду возиться на ускользающей из-под ног палубе, каждую минуту рискуя оказаться смытым за борт. Зато теперь можно было поднять стаксель. Яхта обрела ход и вновь стала управляемым судном.
Дальнейшее плавание проходит без особых приключений, конечно, если не считать бурного моря, непрекращающихся шквалов, холода и сырости в каюте да необходимости постоянно быть начеку, чтобы не налететь на айсберг. 18 января 1973 года «Ледовая птица» проходит мыс Горн. И хотя он остается в 360 милях к северу, Льюис считает себя вправе воспользоваться старинной привилегией мореплавателей, сумевших проплыть пролив Дрейка под парусами: положив ногу на стол, он поднимает традиционный тост за здоровье английской королевы.
Наконец 26 января, после почти трехмесячного плавания, впереди по курсу за белыми ледяными полями возникают острые вершины гор. «Ледовая птица» все-таки достигла Антарктиды!
«Я сижу в рулевой башенке, переполненный торжеством победы, – пишет Льюис в судовом журнале. – Рядом с бортом радостно плещется встречающий меня почетный эскорт пингвинов. Ура! Я у цели!
…С наступлением темноты спускаю стаксель и осторожно лавирую между льдинами под одним штормовым гротом. В час ночи вижу долгожданные огни на станции Палмер. От мучительного нетерпения выскакиваю на палубу и зажигаю факел. Увы, на таком расстоянии его, конечно, со станции не видно. В горячке даже не заметил, как обжег пальцы… Подгоняемая попутным ветром, яхта со скрежетом пробирается по битому льду. Несколько раз она налетает на мини-айсберги, и лишь прочность металлического корпуса спасает от беды… Но самое опасное начинается на рассвете. Яхту подхватывает прилив и неудержимо несет на каменистые отмели. Кругом кипит белая пена разбивающихся волн. Вцепившись в румпельный привод, я со страхом жду, что киль заденет за подводные скалы. Обидно, если мы найдем себе могилу в ледяной воде всего-то в миле от спасения.
К счастью, киль какие-то считанные дюймы не достал до камней…
В 2 часа 30 минут 29 января «Ледовая птица» благополучно подходит к пирсу станции Палмера, у которого стоит судно Жак-Ива Кусто «Калипсо». Я бросаю якорь и кричу что есть мочи: «Эй, на «Калипсо»! Есть кто-нибудь живой?! Не возражаете, если я пришвартуюсь к вам?!»
Дверь рубки на «Калипсо» распахивается, и на палубе появляется фигура человека, который от изумления не может вымолвить ни слова и лишь молча ловит швартовый конец».
Так завершилось уникальное одиночное плавание доктора Дэвида Льюиса к берегам Антарктиды, за время которого его «Ледовая птица» прошла 6100 миль, доказав возможность плавания малых парусных судов даже в бурных антарктических водах.
P. S. Перезимовав на станции Палмера, исправив повреждения и снабдив яхту новой мачтой, доктор Льюис осенью 1973 года на своей «Ледовой птице» благополучно вернулся в Австралию.
