Текст книги "Башни Латераны (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 22

Глава 22

Она стояла на коленях, держась за голову обеими руками. Кристалл щита всё ещё горел на груди – нестерпимо, как раскалённое клеймо, вжигающееся в кожу. Боль все еще пульсировала в висках, раскалывала череп изнутри, как будто кто-то медленно, методично вбивал гвоздь между глаз. Но времени на то, чтобы испытывать боль не было. Рядом лежал пожилый сержант лицом вниз, неподвижный, шлем съехал набок, седые усы в пыли. Густав из «Алых Клинков» сидел у зубца, голова опущена на грудь, широкополая шляпа съехала, чёрное перо повисло. Петер и Йоханн, её ученики, лежали без движения. Под Йоханном растекалась тёмная лужа крови из разбитого носа. Лео, сын плотника, лежал на спине у ног Безымянной, руки раскинуты, лицо бледное, как у мертвеца. Все заснули беспробудным магическим сном… беспробудным ли?

На стене стоит Безымянная. Как и стояла – не шевельнув ни мускулом. Её ладони в латных перчатках всё так же покоятся на навершии рукояти боевого молота старого барона. На всей стене, куда хватало взгляда, стояла только она одна.

– Ну конечно… – бормочет Элеонора: – ты же голем, ты же не мертвая и не живая… все с тобой ясно. Погоди-ка… – она хватается за нагревшийся кристалл на шее. Так и есть, думает она, школа Мораны, некромантия, проклятое искусство, воздействие на мозг, совсем как тогда в столице! Но если это школа Мораны…

Элеонора медленно поднялась на ноги – с трудом, опираясь на холодный камень зубца. Ноги дрожали, подкашивались. Голова кружилась, перед глазами плясали чёрные пятна. Кристалл щита всё ещё пылал, боль не отпускала, но она заставила себя держаться, не упасть, не сдаться. Она посмотрела вниз, в город. Весь город спит. Она сжала зубы. Сколько энергии нужно для такого заклинания? Какой величины должен был быть магический круг? Кто смог произнести такое заклинание⁈ В голове сами собой всплыли расчеты и формулы, она быстро прикинула радиус города, магическое давление на единицу площади, словно строгий учитель противным голосом «а теперь рассчитайте примерные затраты маны и размеры магического круга для произнесения заклинания такого рода при условии, что…»

– Пресвятая Триада! – шевельнула она губами. Площадь круга должна была быть огромной! И магозатраты на такое заклинание – чудовищны! Вот чем они занимались все это время! Вот почему не штурмовали как следует – они чертили круг и насыщали его энергией. Ну конечно там же три Архимага и порядка трех сотен магов пониже рангом, они могли себе позволить… но как они обошли ограничение Лоренса на повышение физического сопротивления на квадрат расстояния? Господи, какая она глупая, это же запретная магия, школа Мораны, у них воздействия ментальные, не физические, вот и получилось!

Откуда-то издалека раздался гул. Она обернулась на звук. Боевые трубы. Армия Арнульфа выдвинулась к городу. Тысячи людей, организованно, быстро, как единый организм. Прямо к городу, к воротам. Впереди шли маги Огня в красных мантиях, с посохами в руках. За ними – щитоносцы, копейщики, лучники. До ворот они дойдут быстро.

Хватит думать о теориях, подумала Элеонора, очнись уже, дура! Они идут, а если все будет так как есть – то город падет. И… что это за заклинание? Они спят или умерли? Потеряли сознание или парализованы? Она поспешно наклонилась над Густавом. Старый солдат из «Алых Клинков» сидел у зубца, голова на груди, дышал ровно, глубоко, как младенец. Все-таки спит, с облегчением подумала она, значит не паралич, он может дышать.

Она опустилась на колени рядом с ним, положила руку на его лоб. Кожа холодная, влажная. Закрыла глаза, сосредоточилась. Магия Школы Мораны, ментальная магия – сродни искусству некромантов и малефиков, она запрещена, потому про нее знают не так много. Но способы борьбы с ней были просты и понятны. Стихийная магия бьет некромантию и магию Мораны. Все что нужно – подать жидкий огонь в вены… это болезненно и нужно быть осторожной, но…

Густав вздрогнул, зашипел от боли, схватился за голову. Открыл глаза – широко, испуганно. Моргнул.

– Что… что случилось? Я… заснул? – Голос хриплый, слабый.

Элеонора выдохнула с облегчением: – Густав. Густав, ты слышишь меня? Отлично. Это не так уж и сложно, я могу снимать сон Мораны. Правда это займет… – она выпрямилась и обернулась. На стене спали десятки человек. Внизу в городе – тысячи. Гарнизон состоял из сотен. Чтобы поднять Густава она потратила… сколько? Минуту? Полторы?

– Не успею. – говорит она и бьет себя кулаком в ладонь: – Демоны! Арнульф уже почти у ворот!

– Что⁈ – Густав поднялся на ноги, качнулся, чуть не упал, восстановил равновесие схватившись за крепостной зубец, бросил взгляд за стену: – да чтоб его мать черти в аду драли! Эти ублюдки идут колонной, как на параде! Вот же…

Элеонора выглянула за стену. Вражеская колонна остановилась в сотне метров от ворот. Пыль поднялась облаком, осела медленно. Из строя вышли вперёд пять фигур в красных мантиях – маги Огня. Алые плащи развевались на ветру, как языки пламени. За ними поспешили помощники – молодые ученики, в серых робах, без посохов, сгорбленные под тяжестью ношей. Каждый нёс свёрнутое полотнище под мышкой – большие свёртки, перевязанные верёвками.

Элеонора прищурилась, всматриваясь. Рука инстинктивно сжала посох крепче.

Помощники остановились перед магами, опустили свёртки на землю с глухими ударами. Быстро, слаженно – явно репетировали – развернули полотнища, расстелили на утоптанной земле. Полотнища большие – метра два в диаметре каждое, из плотной ткани цвета слоновой кости. На ткани нарисованы круги магии – чёрными чернилами, чёткими, ровными линиями, словно их чертил мастер-каллиграф. Руны, символы, каналы энергии – всё идеально выверено, каждая линия на своём месте.

Маги Огня шагнули на полотнища – каждый в центр своего круга, уверенно, не глядя под ноги. Встали, ноги на ширине плеч. Воткнули посохи в землю – сквозь ткань, остриями в грунт. Железо вошло легко, как нож в масло. Подняли руки – синхронно, как один организм.

Круги ожили.

Руны засветились красным – сначала тускло, как тлеющие угли, потом ярче, ярче, пока не запылали, как раскалённое железо. Воздух над кругами задрожал, заколебался, как над печью в кузнице. Запахло гарью, жжёным железом, серой.

Элеонора сжала зубы. Желваки заходили на скулах.

Портативные Круги Магии, – подумала она, – отсюда видно, что Гранде Игнитус Квадралис. Принесли с собой. Умно. Очень умно. Развернул – и готово, не нужно чертить часами, не нужно ждать, пока энергия накопится. Увеличивают мощь заклинаний в три-четыре раза, может, больше – зависит от качества рун. В обычных условиях их бы арбалетчики со стен расстреляли за минуту, разорвали эти полотнища к чертям, маги сгорели бы заживо от обратного потока… но сейчас все спят. Никто не стреляет. Они всё просчитали. Каждую деталь. Верно говорят что Арнульф – вундеркинд в военном ремесле.

Густав посмотрел на неё – глаза широкие, испуганные. Открыл рот, собрался спросить, но Элеонора покачала головой – резко, коротко: – Потом.

Густав сглотнул, кивнул, обернулся к воротам.

Первый удар.

Маги Огня начали читать заклинание – хором, синхронно, голоса сливались в единый гул, как гудение растревоженного улья. Слова на древнем языке, гортанные, резкие, режущие слух. Руны на полотнищах вспыхнули – ярко, ослепительно, как молнии. Воздух затрещал, задымился.

Три огненных шара вырвались из рук магов одновременно – ярко-оранжевые, размером с бочку, пылающие, ревущие, летящие с воем, как разъярённые звери, выпущенные из клетки. Пролетели сто метров за считанные мгновения – так быстро, что глаз не успевал проследить, только огненные следы в воздухе, тающие, как дым. Ударили в ворота – все три в одну точку, в центр, где руны защиты светились ярче всего.

Взрыв.

Звук – оглушающий, как удар грома прямо над головой, как будто небо раскололось пополам. Пламя взметнулось вверх столбом – метров на десять, может, выше – облизало каменную арку, разлилось во все стороны, как волна огненного прибоя. Дым – чёрный, густой, едкий – поднялся столбом, заслонил половину неба.

Элеонора зажмурилась, закрыла лицо рукой. Жар обдал даже на расстоянии – нестерпимый, как из открытой печи, обжигающий кожу, сушащий глаза. Волосы на руках вздыбились, кончики обуглились.

Густав выругался – коротко, зло, сквозь зубы. Лицо красное от жара, пот выступил на лбу.

Дым медленно рассеялся, уплыл в сторону, гонимый ветром. Элеонора открыла глаза, моргнула, прогоняя слёзы.

Ворота устояли.

Дубовые створки обуглились, почернели, дымятся – тонкие струйки дыма поднимаются от дерева, как от тлеющих головешек. Железные полосы раскалились докрасна – светятся, пульсируют, как живые. Но держат. Руны защиты, выгравированные в дереве глубокими линиями, светятся тускло-голубым – слабо, мерцая, еле живые, но ещё работают. Ещё держат.

– Держат, – выдохнул Густав. Голос охрипший, облегчённый. – Руны барона всё ещё работают.

– Не долго, – отрезала Элеонора. Она была магистром Школы Огня и прекрасно знала сколько именно могут продержаться защитные руны магистра Отто на воротах города.

Два, может три таких залпа, не больше.

Второй удар.

Маги Огня не остановились. Не дали воротам передышки. Снова подняли руки, снова прочитали заклинание – громче, яростнее, голоса срываются, становятся визгливыми. Круги под ними пылают ещё ярче – багрово-красные, как адское пламя.

На этот раз пять огненных шаров. Ещё больше. Ещё мощнее.

Ударили в ворота – в одну точку, туда, где руны уже погасли, где дерево обуглилось и треснуло.

Взрыв – сильнее первого.

Пламя, дым, грохот. Каменная арка содрогнулась – пыль посыпалась сверху, мелкие камешки попадали вниз, звякнули о мостовую. Земля под ногами дрогнула, как от подземного толчка.

Элеонора схватилась за зубец обеими руками, чтобы не упасть. Камень горячий, обжигает ладони. Густав зажал уши руками, зажмурился – лицо искажено от боли.

Элеонора открыла глаза, посмотрела на ворота.

Ворота треснули.

Посередине, вертикально, трещина шириной с ладонь – от верха до низа, зигзагообразная, уродливая. Дерево обуглилось до черноты, крошится – куски угля падают вниз, рассыпаются в пыль. Железные полосы плавятся – светятся белым, стекают вниз, как воск со свечи, шипят, дымятся. Руны защиты погасли – все до одной. Только чёрные углубления остались, пустые, мёртвые.

– Демоны, – прошептал Густав. Голос дрожит. – Они пробили защиту барона…

Элеонора молчала. Сжала посох так сильно, что костяшки побелели.

Третий удар.

Маги Огня подняли руки в последний раз. Губы шевелятся быстро-быстро, заклинание звучит хором – громко, отчётливо, яростно, даже на расстоянии слышно каждое слово, каждый слог. Круги под ними пылают – невыносимо ярко, глаза режет. Один помощник отвернулся, закрыл лицо руками.

Пять огненных шаров – последние, самые мощные. Больше предыдущих. Ярче. Горячее.

Летят прямо в центр трещины, туда, где ворота слабее всего.

Удар. Взрыв. Звук – как удар тарана в колокол. Оглушающий. Уши заложило. Обломки – дерево, металл, камень – полетели во все стороны. Огромный кусок дубовой балки – почерневший, дымящийся – пролетел над стеной, просвистел над головой Элеоноры, упал где-то в городе, за домами, с грохотом. Железная полоса – раскалённая, светящаяся – ударилась о мостовую внизу, звякнула, покатилась по камням, оставляя след расплавленного металла, дымясь.

Элеонора присела, закрыла лицо руками, пригнула голову. Обломки дождём сыпались вокруг – звон, грохот, стук по камню, по дереву, по металлу. Один кусок упал рядом – в шаге от неё, дымился, шипел. Густав упал на колени, закрыл голову руками.

Потом – тишина.

Медленная, оглушающая. Только звон в ушах. Только треск тлеющего дерева.

Элеонора медленно опустила руки, открыла глаза. Выпрямилась на дрожащих ногах. Посмотрела на ворота.

Ворот больше не было. Только дымящиеся руины – обугленные балки, торчащие, как чёрные кости. Расплавленный металл – лужи, застывающие на камне. Пепел, дым. Проём зиял чёрной дырой – пустой, беззащитный, как открытая рана. За ним – ров с водой, мутной, тёмной, с тиной на поверхности. Густав медленно поднялся с колен, тяжело дышал. Посмотрел на ворота, покачал головой:

– Святые небеса… они… они снесли ворота… за три удара…

Элеонора смотрела на колонну врага. Маги Огня отступили назад – опустили руки, тяжело дышат, опираются на посохи. Помощники сворачивают полотнища – быстро, слаженно.

Из строя вышли ещё пять фигур – в коричневых мантиях, с посохами, обмотанными корнями. Маги Земли. Направились к рву – медленно, тяжело, уверенно.

Элеонора сжала зубы.

– Они построят мост, – сказала она. Голос ровный, холодный, как лёд. – Магией Земли. Это… три-четыре минуты, не больше.

– А мы все спим, – Густав сжал топорик так, что костяшки побелели. – Защитников нет. Город падёт. Без боя.

Элеонора кивнула – один раз, коротко.

«Я могу поднять людей. По одному. Минута на человека. За три минуты – троих. Мало. Слишком мало. Нужно время. Кто-то должен задержать их. Кто-то должен стоять у ворот, пока я не подниму хотя бы десяток. Но кто?»

Её взгляд упал на Безымянную.

Та стояла в трёх метрах – неподвижная, как каменное изваяние. Серебристый доспех поблёскивал в предрассветном свете – холодный, чужой. Руки на молоте – крепко, неподвижно. Голова чуть опущена – шлем скрывает лицо. У её ног лежал Лео – на спине, руки раскинуты, лицо бледное, губы приоткрыты. Дышит ровно, глубоко. Спит.

Элеонора смотрела на Безымянную долго. Потом шагнула к ней – решительно, быстро.

«Она единственная, кто не спит. Но она голем. Мёртвое тело. Не поможет. Не должна помочь. Но… я должна знать. Должна убедиться.»

Она протянула руки – дрожащие, холодные. Взялась за края шлема – металл холодный, гладкий. Потянула вверх – осторожно, медленно.

Шлем снялся – легко, без сопротивления. Тяжёлый. Звякнул глухо, когда Элеонора опустила его на камень рядом.

Она подняла голову. Посмотрела на лицо Безымянной.

Замерла.

Дыхание перехватило. Сердце пропустило удар.

Лицо бледное, мертвенно-бледное, как воск погасшей свечи. Кожа холодная, сухая, натянутая на скулах, как пергамент. Губы посинели – синевато-серые, потрескавшиеся, мёртвые. Глаза открыты – широко, неестественно широко, не моргают. Пустые, стеклянные, как у куклы. Смотрят вперёд, в никуда. Огненно-рыжие волосы – чистые, аккуратно заплетенные. Прядь упала на лоб, закрыла один глаз.

Мёртвая.

Без сомнений. Элеонора видела мёртвых. Много. Слишком много. Это она. Мёртвая. Не дышит – грудь не поднимается, не опускается. Не моргает – глаза сухие, тусклые. Не живая – совсем не живая. Элеонора сглотнула – ком в горле, сухой, болезненный. Отступила на шаг – на дрожащих ногах.

«Алисия Линдберг. Мёртвая. Голем. Кто-то создал её из тела. Кто? Лео? Или кто-то другой? Как он смог? Это… это высший уровень некромантии. Запрещённый. Опасный. Но… она работает. Движется. Сражается.»

Она посмотрела на Лео, лежащего у ног Алисии. Спит. Не знает. Не догадывается, что его любимая – мертва. Что он служит трупу.

«Как ему сказать? Когда он проснётся… как? Он сойдёт с ума. А если это он – некромант? Не безопасней ли…»

Густав подошёл – тяжёлые шаги, топот сапог по камню. Остановился рядом с Элеонорой, посмотрел на лицо Алисии. Глаза расширились. Лицо побледнело. Нахмурился:

– Магистр… наша Безымянная? Что с ней?

Элеонора кивнула – медленно, тяжело: – Она мертва.

– Эти твари ее убили? Но когда⁈

– Она умерла раньше, Густав. Это голем. Ее раньше звали Алисией, моя ученица. Сейчас – мёртвое тело, управляемое магией. Созданное кем-то очень умелым. Возможно, Лео. Возможно, кем-то другим. Но она не живая. Совсем.

Густав покачал головой – медленно, не веря:

– Но она… она двигается. Сражается. Как человек. Лучше человека.

– Магия, – отрезала Элеонора. – Инструкции, вложенные при создании. Она выполняет команды. Но у неё нет разума. Нет воли. Она не понимает слов. Не чувствует. Не думает.

Посмотрела на Густава – прямо в глаза, жёстко:

– Ждать помощи от мертвяка или голема – бесполезно. Она не поможет.

Густав смотрел на Алисию молча. Челюсть сжата. Глаза грустные, усталые. Потом вздохнул – тяжело, из глубины груди:

– Может, вы и правы, магистр. Но…

Шагнул к Алисии – решительно. Встал перед ней, выпрямился, расправил плечи:

– Защитница! – крикнул он. Голос громкий, хриплый, но твёрдый. – Ты слышишь меня⁈

Алисия не шевелилась. Стояла, как статуя. Глаза смотрят вперёд, пустые.

Густав продолжил – громче, яростнее:

– Город в опасности! Враг у ворот! Все спят! Только ты и мы! Ты должна помочь! Иначе город падёт! Все умрут!

Тишина.

Алисия не шевелилась. Даже не дрогнула. Густав сжал кулаки. Посмотрел вниз, на Лео, лежащего у её ног. Голос стал тише, но отчаяннее:

– Твой оруженосец здесь! Лео! Спит! Беззащитен! Если враг войдёт – его убьют первым! Зарежут, как скотину! Ты должна защитить его! Защитить город! Так бы он хотел! Ты знаешь! Ты должна знать!

Пауза.

Тишина. Только ветер свистит между зубцами. Только треск тлеющих балок внизу.

Алисия не шевелилась.

Густав опустил плечи, выдохнул – тяжело, разочарованно. Обернулся к Элеоноре:

– Не реагирует. Вы правы, магистр. Она…

Алисия шевельнулась. Медленно. Очень медленно. Голова опустилась – чуть-чуть, еле заметно. Посмотрела вниз – на Лео, лежащего у её ног. Глаза мёртвые, но смотрят. На него. Только на него. Потом голова поднялась – медленно, как у механической куклы. Повернулась – сначала к Густаву. Смотрит на него. Потом – к Элеоноре. Смотрит на неё. Элеонора замерла. Не дышит. Сердце колотится – громко, быстро, в ушах стучит.

«Она… она посмотрела на Лео. Она услышала? Это невозможно. Голем не должен реагировать на слова. Только на команды, вложенные магом при создании. Но она… она посмотрела. Она… поняла?»

Алисия смотрела на Элеонору. Глаза пустые, мёртвые, стеклянные. Но смотрят. Прямо в глаза. Не отводят взгляд. Холодные. Пронзающие.

Холодок пробежал по спине Элеоноры – ледяной, острый, как лезвие ножа. Волосы на затылке встали дыбом.

«Она смотрит на меня. Видит меня. Как будто… как будто внутри есть кто-то. Кто-то живой. Но это невозможно. Мёртвые не возвращаются. Не так.»

Алисия медленно повернулась от Элеоноры. Посмотрела на ворота – туда, где дымятся руины, где ров, где армия врага выстроилась рядами.

Нагнулась – медленно, тяжело, доспех звякнул. Взяла молот двумя руками – подняла легко. Выпрямилась.

Пошла.

К лестнице, вниз, к воротам. Не торопясь. Доспех звякал на каждом шагу – металл о металл, ритмично, как удары сердца. Плащ серый, потрёпанный, развевался на ветру – рваные края хлопали, как крылья.

Густав и Элеонора смотрели ей вслед, не веря. Стояли, застыв, как статуи.

– Это… это невозможно. Голем не должен… не может… не… да что она такое вообще? Этот город ненормален. Если выживу – перееду в столицу. Напишу диссертацию.

– Магистр, может, она не голем? Может, она… ну просто очень серьезная девушка?

– Она мертва, придурок! – не выдерживает Элеонора: – Я видела. Не дышит. Не моргает. Кожа холодная. Это труп. Но…

Густав встряхнулся – резко, как выходя из оцепенения: – Да какая к демонам разница! Она идёт! Наша дейна будет сражаться! Не могу же я оставить девушку в беде! Даже если она мертвая девушка! «Алые Клинки» так не поступают! – он схватил топорик обеими руками, побежал к лестнице, остановился, подхватил лежащий на камнях стальной шлем: – дейна Алисия! Шлем! Шлем забыли! Нельзя без шлема! Простудитесь!

Алисия уже спускалась – медленно, шаг за шагом, доспех звякал, молот волочится сзади, оставляет борозду на камне. Густав догнал её на середине лестницы – запыхался, тяжело дышит. Алисия остановилась – медленно, плавно. Обернулась – голова повернулась, доспех звякнул.

Густав протянул шлем – обеими руками, как подношение:

– Вот. Возьмите. Нельзя без шлема. Голову отрубят. Стрелой проткнут. Нужен шлем. Можно без штанов, но шлем обязательно наденьте. Время еще есть…

Алисия смотрела на него – долго, неподвижно. Потом медленно протянула руку. Взяла шлем – пальцы в латных перчатках сжались на металле. Подняла. Надела. Защёлкнула ремешок под подбородком – негромкий щелчок. Опустила забрало.

Густав кивнул – облегчённо, с улыбкой:

– Вот так лучше. Теперь – в порядке.

Алисия повернулась, продолжила спускаться. Густав пошёл за ней – рядом, чуть позади.

Элеонора смотрела им вслед – долго, не отрывая взгляда. Две фигуры – одна в серебристом доспехе, вторая в потрёпанной кольчуге. Спускаются по лестнице. Идут к воротам. К армии. К смерти.

«Они идут. Двое против тысяч. Это безумие. Но это всё, что у нас есть.»

Она встряхнулась – резко, как выходя из транса. Заставила себя сосредоточиться.

«Позже. Разберусь позже. Сейчас – поднимать людей. Лучших. Командиров. Тяжёлую пехоту. Тех, кто выдержит.»

Обернулась к лежащим солдатам. Их десятки – на стене, у зубцов, на лестницах. Спят. Беззащитные.

Взгляд упал на Рудольфа – лейтенант «Алых Клинков», ветеран, шрамы на лице, седина в висках. Потом Максимилиан – корнет, молодой, но храбрый, шпага у пояса. Потом Дитрих – сержант тяжёлой пехоты, здоровяк, двуручный меч рядом.

Алисия спустилась по каменной лестнице, дошла до площади перед воротами. Остановилась. Перед ней – дымящиеся руины ворот. Обугленные балки торчат, как чёрные рёбра. Пепел кружится в воздухе, оседает на камни. За руинами – ров. Вода мутная, тёмная, с зелёной тиной на поверхности. На противоположном берегу – пять фигур в коричневых мантиях. Маги Земли. Втыкают посохи в землю, вытягивают руки вперёд, начинают читать заклинание.

Земля на дне рва задвигалась, медленно, тяжело, с хлюпаньем и скрежетом. Грязь, камни, ил поднимаются из воды – выползают, как живые, извиваются, сливаются в твердь. Вода бурлит, пенится, отступает в стороны.

Мост начал расти – от противоположного берега к городу. Медленно, но неумолимо. Метр за метром. Ширина – метров пять. Достаточно, чтобы колонна прошла строем. Звук – грохот камней, плеск воды, скрежет земли, как будто сама земля стонет под принуждением магии.

Густав добежал до площади – тяжело дышал, опирался на топорик. Остановился рядом с девушкой, у края площади, возле обгорелой колонны. Посмотрел на неё – стоит, как изваяние. Посмотрел на мост – почти достроен, осталось метра два. Посмотрел на армию за рвом – тысячи солдат, строем, со знамёнами, с оружием. Блеск доспехов, лес копий, чёрные знамёна с золотым орлом Арнульфа.

Сглотнул. Сжал топорик крепче.

– Дейна Алисия, – сказал он хрипло: – их тысячи.

Девушка не ответила. Не повернулась. Просто стояла. Густав пожал плечами, кивнул сам себе: – Всегда думал, что этот день придет. Ладно. Тогда я с тобой. Не могу бросить даму в беде. Даже если она… ну… необычная дама. «Алые Клинки» так не поступают.

Взял топорик обеими руками, встал рядом с ней – чуть позади, в стороне, у края проёма. Посмотрел вперед. Тем временем земля коснулась края площади, слилась с мостовой. Твёрдая, широкая – метров пять в ширину, метров десять в длину. Маги Земли опустили руки, тяжело дышали, опёрлись на посохи. Один упал на колени, бледный, истощённый. Другой вытер пот со лба дрожащей рукой. Наступила тишина. Только плеск воды в рву. Только скрип знамён на ветру.

Короткая гортанная команда и колонна двинулась. Впереди – штурмовой отряд, сто человек. Тяжёлая пехота. В чёрных доспехах, с щитами – большими, прямоугольными, с золотым орлом Арнульфа. С мечами, копьями, топорами. Строем, плотно, дисциплинированно. Во главе – командир. Огромный мужчина, почти два метра ростом. Широкие плечи, как у быка. Руки толстые, мускулистые. Борода чёрная, густая, заплетена в длинную косу, украшенную железными кольцами. Лицо изрезано шрамами – один через всё лицо, от лба до подбородка, старый, белый, память о давней битве. Глаза тёмные, спокойные, оценивающие – глаза опытного воина.

Чёрный доспех – помятый, царапанный, но крепкий. На груди – золотой орёл Арнульфа. На боку – двуручный меч, огромный, полтора метра длиной, рукоять обмотана кожей, потемневшей от пота и времени. Увидев этого мужчину, Густав мысленно застонал.

Тем временем здоровяк шагнул на мост – тяжело, медленно, уверенно. Сапоги стучат по камню – бум, бум, бум – ритмично, размеренно. За ним – сто солдат, строем, щиты впереди, копья над щитами.

Дошёл до середины моста. Остановился, поднял руку – сигнал отряду: – Стоять.

Отряд остановился – как один. Щиты ударились о камень моста – бум. Копья выпрямились – вертикально, как лес.

Тишина.

Командир посмотрел на Алисию – долго, внимательно, оценивающе. Увидел её – одну, посреди проёма ворот, в серебристом доспехе, с молотом в руках. Доспех знакомый – видел его на стене, когда они штурмовали. Видел, как она сражалась. Видел, как падали его люди под ударами этого молота. И Густава – рядом, в потрёпанной кольчуге, с топориком. «Алый Клинок». Узнал по широкополой шляпе, по чёрному перу. Он сделал шаг вперёд – один, медленно, не угрожающе. Остановился примерно в десяти шагах от неё. Посмотрел. Потом заговорил – громко, чётко, но без насмешки. Голос твёрдый, уважительный:

– Безымянная.

Пауза. Он выпрямился, положил руку на рукоять меча – не угрожающе, просто жест.

– Я – Бруно Железная Длань, командир первого штурмового отряда армии короля Арнульфа. Я видел тебя на стене. Видел, как ты сражалась. Видел, как ты убивала моих людей. Двадцать семь человек пало от твоего молота. Хорошие люди. Храбрые воины.

Пауза. Голос ровный, без злобы:

– Во мне нет ненависти, Безымянная Дейна. Это была война. Ты защищала свой город. Они штурмовали его. Всё честно. Всё по правилам.

Он сделал ещё шаг вперёд: – Я уважаю тебя, Безымянная. Ты – воин. Настоящий воин. Я видел, как ты держишь оружие. Как двигаешься. Как убиваешь. Ты не новичок. Ты сражалась сотни раз. Может, тысячи. Ты – легенда. Паладин. Защитница города.

Пауза. Он посмотрел на неё – прямо в забрало шлема:

– Но легенды умирают, Безымянная. Все умирают. Рано или поздно.

Он вздохнул – тяжело, почти с сожалением:

– Сегодня город падёт. Это неизбежно. Ты одна. Нас – тысячи. Твой гарнизон спит. Магия Мораны держит их. Когда проснутся – будет поздно. Мы уже будем в городе. Ворота открыты. Защиты нет.

Пауза:

– Ты можешь сражаться. Можешь убить десятерых. Двадцать. Пятьдесят. Но потом тебя завалят. Числом. Ты падёшь. И город всё равно падёт. Ничего не изменится. Только ты умрёшь. Зря. – Он шагнул ещё ближе – ещё один шаг, медленно:

– Я предлагаю тебе выбор, Безымянная. Не потому, что должен. Не потому, что боюсь тебя. А потому, что уважаю.

Выпрямился:

– Сдайся. Сложи оружие. Присоединись к королю Арнульфу. Он – настоящий воин. Не то что Гартман. Гартман – слабак. Трус. Прячется за стенами, пока его люди умирают. Арнульф – другой. Он сражается. Он ведёт. Он достоин верности. И если ты согласишься – то уверен, что наш король наградит тебя не только золотом, но и титулом.

Пауза:

– А барон Хельмут? Тот, кому ты служишь? Он предаст тебя. Первым. Когда город падёт – а он падёт – барон сдастся. Договорится с Арнульфом. Купит себе жизнь. А тебя бросит. Ты ему не нужна. Ты – инструмент. Оружие. Которое выбрасывают, когда оно больше не нужно.

Он посмотрел на неё – долго, серьёзно:

– Стоит ли хранить верность тому, кто тебя предаст?

Пауза. Он положил руку на сердце:

– Я даю тебе слово, Безымянная. Слово Бруно Железная Длань. А оно стоит дорого. Если ты сдашься – я не убью тебя. Не причиню вреда. Я пленю тебя. Отведу к королю Арнульфу. Он поговорит с тобой. Убедит присоединиться. Или – если ты откажешься – отпустит. Без вреда. Клянусь.

Он выпрямился, расправил плечи: – Это честное предложение, Безымянная. От воина к воину. Сложи оружие. Сохрани свою жизнь. Не трать её зря на тех, кто тебя не ценит.

Пауза. Он ждал ответа. Тишина. Только ветер. Только плеск воды.

Девушка, закованная в доспехи стояла напротив него совершенно неподвижно. Не говорила. Не кивала. Не двигалась. Просто смотрела. Молот в руках, опущен вниз. Руки неподвижные.

Бруно ждал – долго. Секунда. Две. Пять. Десять.

Тишина.

Потом он вздохнул – тяжело, с сожалением: – Молчишь. Значит, отказываешься. – Он покачал головой: – Жаль. Я надеялся, что ты окажешься мудрее.

Он посмотрел на неё – долго, внимательно: – Тогда я полагаю, что у меня нет выбора. Я бы мог приказать расстрелять тебя из арбалетов, но… – он чуть повернул голову назад и рявкнул: – никому не вмешиваться! Это мой поединок! Слышали⁈