Текст книги "Башни Латераны (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Демоны, – пробормотал Курт сквозь зубы и сжал рукоять меча крепче. Значит, придётся обойтись без арбалетного огня. Значит, враг доберётся до них почти невредимым.

Первые солдаты Арнульфа уже карабкались по обломкам, и Курт видел их лица – молодые, злые, перекошенные от ярости и азарта. Видел, как один из них, здоровый детина с топором в руке, уже почти достиг вершины обломков, ещё мгновение – и он спрыгнет вниз, в пролом, и тогда начнётся.

– Готовность! – рявкнул Курт, поднимая меч. – Первому, кто полезет – копьё в глотку! За Вардосу!

Солдат с топором спрыгнул вниз, приземлился на ноги, поднял топор над головой и заорал что-то на своём языке – боевой клич, который должен был напугать защитников. Но защитники не испугались. Юный ополченец, сын кузнеца, дёрнулся вперёд и ткнул копьём прямо в незащищённое горло солдата, там, где кольчуга не доставала до края шлема. Копьё вошло глубоко, острие вышло с другой стороны, и солдат захрипел, выпустил топор, схватился за древко копья обеими руками, пытаясь вытащить его, но ополченец держал крепко, толкая копьё всё глубже, пока солдат не обмяк и не рухнул на камни, дёргаясь в предсмертных судорогах.

Первая кровь.

– Хорошо! – рявкнул Курт, и в его голосе прозвучало одобрение. – Вот так! Следующего так же!

И следующие полезли. Сразу трое, потом ещё пятеро, потом десяток. Они карабкались через обломки, спотыкались, падали, вставали, лезли снова, и Курт видел, что их слишком много, что защитники не успевают перебить всех, что враг начинает давить числом.

Копья тыкались в лица, в горло, в любую щель в доспехах. Кто-то из врагов падал, захлёбываясь кровью, кто-то просто спотыкался и летел вниз, на острые обломки камней, кто-то получал копьё в живот и сгибался пополам, вопя от боли. Но их было слишком много.

Один из солдат Арнульфа, огромный детина в чёрном доспехе с желтым орлом на груди, прорвался через копья, отбив их щитом, и шагнул вперёд, занося меч для удара. Ополченец, что стоял перед ним, попытался ткнуть копьём ещё раз, но солдат был быстрее – он ударил щитом, сбив копьё в сторону, и рубанул мечом по шее ополченца. Лезвие вошло глубоко, перерубив горло и частично позвоночник, и голова ополченца мотнулась в сторону, повисла на лоскуте кожи, а из раны хлынула кровь, забрызгав соседей.

Труп упал, и в строю образовалась дыра.

Солдат шагнул вперёд, в эту дыру, но тут Бринк, змеей подскочил сбоку и ударил мечом по ногам солдата, подрезая их под коленями. Солдат рухнул на спину с грохотом, и ещё до того, как он успел подняться, двое ополченцев из второй линии набросились на него, тыкая копьями в щели доспехов, в лицо, в горло, снова и снова, пока он не перестал двигаться.

– Затыкайте дыру! – заорал Курт, указывая на место, где упал ополченец. – Быстро!

Кто-то из второй линии шагнул вперёд, занял пустое место, поднял копьё. Строй снова сомкнулся, но Курт видел, что это ненадолго. Враги продолжали лезть, и их было всё больше, а защитников – всё меньше.

Ещё один ополченец упал, получив меч в бок, между кольчугой и поясом. Он закричал, схватился за рану, попытался остановить кровь, но её было слишком много, она текла между пальцев, и он рухнул на колени, всё ещё пытаясь зажать рану руками.

Ещё двое солдат городской стражи попытались восстановить строй, бросились на врагов, размахивая мечами. Один из них успел убить двоих, прежде чем его окружили и зарубили, второй был сбит с ног ударом щита и добит копьём в спину.

Строй трещал. Линия прогибалась. Враги давили, и Курт видел, что ещё минута, может быть две, и всё рухнет.

Он положил руку на плечо стоящего впереди, отодвинул его в сторону, шагнул вперед, в первую линию, и выдохнул. Пресвятая Матильда как же я это ненавижу, подумал он, я же командир, я же должен как те ублюдки – стоять на холме и отдавать приказы, что же я делаю не так? Так он подумал и шагнул вперед, а потом мыслей не осталось.

Меч в его руке дернулся вперед, стремительно как язык жабы – вперед-вниз, отработанное движение, чуть довернув кисть чтобы не затупить лезвие о сталь доспеха. Это не был удар на поражение, это открывающий удар. Меч звякнул о шлем врага, высек искры из металла, оглушив здоровяка в черно-желтых доспехах. И второй удар, короткий тычок острием, лезвие вошло в щель между шлемом и наплечником, враг осел на землю, дёргаясь. Курт выдернул меч, парировал удар слева, развернулся и ударил противника рукоятью в лицо, ломая ему нос под забралом. Враг взвыл, отшатнулся, и Курт добил его, вонзив меч в сочленение доспеха. Откуда-то вылез совсем еще юный паренек в черно-желтой табарде с орлом Арнульфа, с копьем в руке и выпученными глазами, он где-то потерял шлем и капитан не стал заморачиваться, просто рубанув его по светло-русым кудрям и невольно проследив взглядом как улетает в сторону половина его шевелюры, разбрызгивая кровь. Паренек рухнул на землю, следующий за ним – споткнулся, упал и уже не поднялся, потому что меч Курта нашел пространство между назатыльником и стальным воротником.

Рядом Бринк рубил своим длинным, полуторным мечом, и его оружие описывало широкие, размашистые дуги, сбивая врагов с ног, кроша кости, раскалывая доспехи. Он был ранен, он истекал кровью, но чертов ублюдок все еще дрался, орал что-то нечленораздельное, больше похожее на рык зверя, чем на человеческие слова.

Маркус, неуклюже размахивая мечом, пытался добить врага, что упал перед ним, но промахнулся, и враг, лёжа на спине, ударил его ногой в колено. Маркус охнул, пошатнулся, и враг уже начал подниматься, но тут юный ополченец, сын кузнеца, ткнул копьём врагу в спину, и тот снова рухнул, на этот раз окончательно.

Их было слишком мало. Слишком мало людей, слишком мало сил. Враги лезли и лезли, и с каждой секундой их становилось всё больше, а защитников – всё меньше. Где же чертов Бранибор Каменски и его «Железные Волки»⁈

Ещё один ополченец упал, с копьём в груди. Ещё один солдат городской стражи был сбит с ног и затоптан. Старый ветеран, тот самый, с огромным шрамом через лицо, что молча и методично убивал врагов алебардой, вдруг пошатнулся – меч вошёл ему в спину, между лопаток, пробив кольчугу. Он выронил алебарду, медленно опустился на колени, потом упал лицом вниз, и больше не шевелился.

Курт отступил на шаг. Потом ещё на один. Линия рухнула. Строя больше не было, только отдельные люди, отдельные узлы схватки, где кто-то ещё дрался, но это уже не была оборона. Это была агония. Он стиснул зубы. Прямо здесь и сейчас решалась судьба осады, судьба всего города висела на волоске, все что ему было нужно – это полтора десятка хороших свежих бойцов с пиками и щитами в рост и они бы остановили продвижение, пролом был не таким большим, всего несколько метров стены обвалилось, просто удержать эти несколько метров… простоять до тех пор пока не подойдут тяжелые щитоносцы Бранибора… но, демоны, где взять этих солдат⁈

Курт парировал удар, рубанул в ответ, и враг упал, но на его место уже лез следующий. Руки налились свинцом. Меч стал тяжёлым, как бревно. Дышать было трудно, в лёгких горело, перед глазами плыли чёрные пятна.

Ещё один удар. Ещё один враг упал. На его место тут же встал еще один.

Курт отступил ещё на шаг, споткнулся о труп, чуть не упал, выровнялся. Бринк рядом тоже отступал, хромая и подтягивая другую ногу, меч в его руке был опущен, острие смотрело вниз. Маркус стоял, прижавшись спиной к стене дома, и пытался отбиться мечом от двоих врагов, но было видно, что он не продержится и минуты.

Курт хотел крикнуть что-то, приказать отступить, собраться, но голос не слушался, в горле пересохло, и всё, что он мог – это просто драться, пока есть силы.

И тут он увидел движение справа. Подкрепление⁈ Они успели?

Кто-то поднимался по лестнице к пролому. Один человек. В доспехах.

Воин. Один воин. Поднимается по каменной лестнице, которая ведёт на стену, ту её часть, что ещё уцелела рядом с проломом. Полные доспехи. Кольчуга, кираса, наплечники, поножи, наручи. Всё при нём. Серый табард поверх кирасы, с гербом Вардосы – три чёрные башни на сером фоне. Табард был чистым, почти новым, без пятен крови и грязи, что само по себе было странным, потому что все, кто дрался здесь, были покрыты кровью и копотью с ног до головы.

Шлем. Конический, простой, с забралом, опущенным вниз, закрывающим всё лицо. Только узкая щель для глаз. Доспехи городской стражи.

Меч. Длинный, прямой, солдатский. В правой руке, щита не было. Воин двигался… странно. Плавно. Слишком плавно для человека в полном доспехе, который только что поднялся по лестнице на стену. Обычно люди в доспехах двигаются тяжело, неуклюже, доспехи звенят, шаги грохочут о камень. Этот воин двигался почти бесшумно. Шаги были лёгкими, будто он не в железе, а в обычной одежде.

Курт скривился от досады. Это не был человек Бранибрана Каменски, не был один из его тяжелых щитоносцев… а жаль. Но что-то в нем было неправильным, неверным и бывалый командир невольно задержал на нем взгляд дольше обычного.

Доспехи сидели… неровно. Да, вот оно. Доспехи были слишком велики. Кираса болталась на плечах, левый наплечник торчал криво, один из поножей был перекошен. Будто этот воин надел доспехи с чужого плеча, с мёртвого, может быть, и не удосужился подогнать по своей фигуре. Дурак. Куда он полез, зачем он полез на стену, что он собирается делать?

В этот момент воин в доспехах – спрыгнул с края стены прямо в пролом, на головы нападающих!

– Демоны, – мелькнула мысль в голове у Курта: – да кто это такой⁈

Глава 16

Глава 16

– Что ж. Сегодня они больше не полезут, – барон Хельмут фон Вардос стоял у высокого окна, руки сцеплены за спиной, взгляд устремлён в темноту за стеклом.

Там, за чертой городских стен, полыхали сотни огней – лагерь короля Арнульфа раскинулся, как созвездие на земле. Костры, факелы, огненные точки палаток и кузниц, дым от варева в котлах. Армия устраивалась на ночлег, грелась, ела горячую пищу, пила вино из захваченных обозов. Они могли себе это позволить. У них – почти десятикратное преимущество в солдатах, в оружии, в магах, во всем.

Барон долго смотрел на эту картину – чёрную массу земли, усеянную враждебным светом, словно зверь с тысячей глаз лёг у ворот Вардосы и ждал утра, чтобы снова вцепиться в горло города. Потом резко развернулся и окинул взглядом зал.

Большой зал его резиденции был переполнен. Но не так, как на празднике или пиру – здесь не было ни смеха, ни музыки, ни звона бокалов. Только тяжёлое дыхание усталых людей, скрип кожаных ремней, тихий звон металла. Воздух был густым, спёртым, насыщенным запахами битвы – потом, кровью, гарью, ржавчиной, грязью. Многие пришли прямо со стен, даже не сняв доспехов. На табардах – бурые пятна, на лицах – копоть, в глазах – пустота тех, кто видел смерть слишком близко.

Барон Хельмут сам выглядел старше, чем утром. Под глазами залегли тёмные круги, будто кто-то углём провёл по коже. Седые волосы растрепаны, камзол измят. Руки его лежали на столе, сжатые в кулаки, костяшки побелели. На груди покачивался треугольник Триады – серебряный, тускло мерцающий в свете свечей.

За столом сидели те, от кого зависела судьба города. Командиры. Маги. Церковники. Главы гильдий. Все молчали, ожидая слов барона.

Хельмут фон Вардос уселся на свое большое кресло из черного дерева с подлокотниками, поднес одну ладонь к голове, массируя виски.

– Как наши дела? – спросил он глухо. Собравшиеся в зале переглянулись. Дитрих Шварценберг первым нарушил тишину. Командир городской стражи был затянут в кольчугу, из-под которой проступали пятна крови – чужой или своей, неясно. Шрам через всё лицо, от виска до подбородка, казался свежим в этом свете. Голос его был хриплым, но твёрдым:

– Сорок убитых. Восемьдесят семь раненых. Из них двадцать – безвозвратно. Больше не встанут. Не поднимут меч. Не выйдут на стену.

Он сделал паузу, будто глотая горечь:

– Пролом у Речной башни залатан магией Земли, но это… заплатка. Временная. Стены в трёх местах держатся на честном слове инженера Циммермана и чуде магистра Грунвальда. Стража на пределе. Ополчение вымотано. Люди падают от усталости прямо на посту.

Из угла зала донёсся тихий, почти шёпот, но в мёртвой тишине он прозвучал как крик:

– Среди погибших… если добавить и тех, кто не сражается, то почти два десятка на речном рынке. Огненный шар туда прилетел, наверное, промахнулись… из-за этого в нижнем городе завалы. Был пожар, но удалось потушить.

Кто-то сглотнул. Кто-то отвёл глаза.

Инженер Циммерман нервно теребил свёрнутый чертёж, его пальцы дрожали:

– Камень держится… пока держится. Но если ещё раз накроют заклятьем такой силы… – он запнулся, облизал пересохшие губы, – развалится участок метров на пятнадцать. Может, больше. А у нас нет времени чинить. Нет людей. Нет материала.

Магистр Морау, старый, сухой, с вечно раздражённым выражением лица, на этот раз выглядел просто измотанным. Голос его был тих, но каждое слово падало, как камень:

– Все наши маги выжали себя за ночь. Огонь работал до изнеможения. Ловушки на пределе. Щиты трещат. – Он поднял глаза, и в них мелькнуло что-то, похожее на страх. – Боюсь, второй такой штурм мы не выдержим.

Он сделал паузу, оглядел собравшихся:

– Архимаги Арнульфа… их минимум трое. Пятый Круг. Вы понимаете, что это значит? Один из них одним ударом стёр в пыль часть стены. Один удар – и метров пятнадцать камня просто… испарились. Превратились в пыль и дым.

В зале повисла гнетущая, почти физическая тишина. Даже бывалые наёмники, видевшие десятки сражений, избегали смотреть друг другу в глаза. Магия Пятого Круга – это уже не просто сила. Это стихия.

Бранибор Каменски, «Железная Челюсть», огромный, как медведь, сидел, сгорбившись, словно и на его плечи давила тяжесть этих слов. Голос его был глухим, едва слышным:

– Арифметика проста. У них людей – в десять раз больше. Орудий – в десять раз больше. Магов больше, сами маги – сильнее. А ещё трое архимагов…

Он поднял голову, и в его глазах плескалась ярость – не на врага, а на саму несправедливость мира:

– Еще один такой день и все. Мы едва успели к пролому.

Отец Бенедикт медленно поднялся. Тучный, в богатой рясе, с треугольником Триады на груди. Он тяжело обозначил тройной жест – лоб, губы, сердце – и заговорил. Голос его был низким, торжественным, но в нём звучала усталость:

– Церковь открыла все амбары. Все храмы стали госпиталями. Благословлённая пища поможет тем, кто голоден, кто ранен, кто умирает…

Он сделал паузу, и в зале все поняли: дальше будет «но».

– Но даже благословение не творит чудес из воздуха. Мы продлим запасы… Но и только. Нам нужны воины а не еда.

Генрих Линденберг, глава Малой торговой гильдии, выглядел как живой мертвец. Осунувшееся лицо, красные глаза, руки, которые мелко дрожали. Смерть дочери сломала его, но он всё ещё был здесь. Долг сильнее горя.

Голос его был тихим, надтреснутым, еле слышным:

– Склад с провизией сгорел. Запасы муки и зерна, почти половина… – он опустился обратно на стул, закрыл лицо руками.

– Только этого не хватало. – вздохнул барон и потер виски пальцами. Поднял голову и криво усмехнулся: – а с другой стороны на черта нам сейчас запасы. Ясно же что мы недели не продержимся. Что же… – он сделал паузу, глядя на окружающих. Стиснул зубы. Выбор, всегда был выбор, и он как главный тут – должен был его сделать. Может быть, он зря понадеялся на защиту Благочестивого Короля Гартмана Четвертого, может быть, не стоило быть верным клятве которую приносили его отец и дед этой династии? Может быть, нужно было раскрыть ворота города и накормить, напоить плотью города армию Арнульфа?

Даже сейчас у него все еще есть выбор. Он может послать гонца за стены, послать чтобы выторговать условия сдачи. Первое – никакого разграбления города… и это условие Арнульф скорее всего исполнит, ему и самому нужна Вардоса как город, как торговый центр, как источник денег и провизии, а также людей в его армию. Второе – никаких казней его людей. И это тоже исполнимое условие. Всего лишь принести присягу королю Арнульфу, единственному настоящему королю Латераны, ныне присно и во веки веков. Третье… позволить Вардосе остаться в статусе вольного города. А вот тут… тут юный и горячий Арнульф скорее всего не согласится. И Вардоса станет ленным владением нового короля или кого-то из его присных, подаренная как кусок мяса на серебряной тарелке. Что будет дальше? А дальше будет уже не его, бывшего фон Вардосы забота. Но он знает этот город, знает, что эти люди не станут мириться с тиранией нового правителя, который конечно же задерет налоги чтобы выжать из города как можно больше. Итог – бунт, восстание, его подавление… и все те же тела на ветках деревьев, сожженные дома и женщины в разорванных платьях, рыдающие над своими мужьями и детьми. Итог… итог всегда один. Впрочем, если бы у него были твердые гарантии – он, может быть, и согласился бы на это. Сдал бы город Арнульфу, сам постарался бы занять место управляющего, сгладить противоречия между новой властью и горожанами… но гарантий никаких не было. Юный Арнульф прославился еще и тем, что не исполнял свои договоренности. Герцог Мальтийский, кузен Гартмана открыл ворота своего замка, сдавшись на милость победителю без боя… а потом неожиданно умер. И наследство отписал не своим детям, а «милостивому истинному королю Арнульфу». Если бы на его месте был Гартман, то барон мог бы договариваться о сдаче. Но не с Арнульфом.

Он вздохнул. Ничего не остается, только стоять до конца. Ходят слухи что Гартман все же двинулся к Вардосе, падение города ему очень невыгодно. И если он зажмет Арнульфа во время осады, то может и выиграть. Вот только барон понимал, что эти слухи – не более чем просто слухи. Возникающие среди людей от отчаянной надежды, от веры что все будет хорошо, и Архангел их не бросит в тяжкую годину.

В этот момент у дальней стены поднялся молодой офицер городской стражи. Лицо бледное, взгляд беспокойный.

– Простите, милорды… Есть ещё кое-что. Про… про защиту пролома в восточной стене.

Все головы разом повернулись к нему. Офицер сглотнул, но продолжил: – Город полон слухами. Про неизвестного воина. Который держал брешь. Один. Пока не подошла тяжёлая пехота. По помещению прокатился гул голосов. Кто-то кивнул. Кто-то нахмурился.

Бранибор Каменски глухо подтвердил: – Я видел. Сам видел.

Он поднялся, массивный, как башня, и его голос прогремел под потолком большой залы.

– Один человек. В полном доспехе. С мечом. Стоял в проломе, где должны были стоять десять, плечом к плечу. Не знаю кто это, но он бился как демон. Никто из тех, кто приближался к пролому не выжил. Славный был бой.

Он сжал кулаки: – мы подоспели вовремя, на ногах уже почти никого и не было, только несколько людей Волка, да и те едва держались. Знаете же как мы встаем – щитами в землю. И… вперед. Так вот, этот воин – стоял прямо перед нами. Я имею в виду что, если сзади твоя тяжелая пехота подходит, тут не зазорно назад отойти, за щиты. Обернулся, посмотрел… шаг назад сделал, потом другой. Вон, люди Волка так и сделали… – он кивнул на Курта Ронингера: – так бы все сделали. На кой черт помирать, если свои подошли?

– С момента как подошли люди Бранибора пролом было не взять. – откидывается на спинку стула Курт и кладет руки на стол перед собой: – такая тяжелая пехота как у него – редкость в наши дни.

– Спасибо. – кивает Бранибор, наклоняя голову в знак признательности: – но этот вояка не отступил, представляете? Так и стоял впереди нас, как скала. Я бы такую к себе в сотню взял, дал двуручник хороший или топор на длинной рукоятке и за щитами поставил. Такие как она – строй на раз пробивают.

– Она? – поднимает брови барон. Женщины-воины не были такой уж редкостью, с талантом к усилению даже женщина могла биться наравне, а то и лучше, чем многие воины, но все же у него в страже таких было… человек пять. И всех он знал поименно.

– Видно же что девка. – пожимает плечами Бранибор: – молодая еще. Доспехи с чужого плеча. Меч ей не по руке, ей бы молот боевой или палицу, все больше толку. Видно же что она к другому оружию привыкла – мечом как молотом бьет. Нет, с силушкой там все в порядке, вот только меч у нее потом сломался, не выдержал такого обращения. Мы подошли, ее за щиты взяли и вперед вышли, чтобы не убили. А потом магистр Грюнвальд стену заделал. И все. Куда она потом делась… – он снова пожал плечами и посмотрел на Курта Ронингера: – слышал с твоими ушла.

Барон повернулся к командиру наемников который сидел, сложив руки перед собой, задал ему короткий вопрос:

– Твоя?

– Моя. – кивнул Курт и поднял руку, предупреждая следующий вопрос: – все с ней в порядке. Она просто попросила… не афишировать ее имени. По… семейным причинам.

– Понимаю. – наклоняет голову барон: – с одной стороны понимаю, женщины-воительницы дурной славой пользуются, но тут! Она же город спасла. Я хочу ее наградить. Людям сейчас нужен герой и будет даже лучше если это женщина. Это вдохновит наших горожан.

Курт медленно кивнул. В его голосе скользнула ирония – горькая, усталая: – Если позволит, приведу. Теперь все говорят: город держится на чуде. А нам, похоже, так и жить – от чуда к чуду.

Барон кивнул, но взгляд его снова стал пустым, отсутствующим, как у человека, который слишком хорошо видит будущее:

– Даже если сегодня мы удержали стены… завтра враг будет настойчивее. Послезавтра – ещё сильнее. Трое архимагов… вы понимаете, что это значит.

Он оглядел собравшихся, и в его голосе прозвучала сталь:

– Если у кого есть тайный запас, идея, хоть одна мысль, как продержаться ещё день – пора выкладывать на стол. Если нет… значит на сегодня совещание закончено.

Отец Бенедикт медленно поднялся, благословил собравшихся тройным касанием – лоб, губы, сердце:

– Триада да хранит город и тех, кто готов встретить судьбу с честью. Но чудо не стоит дразнить. Лучше быть готовым ко всему.

Люди начали расходиться. Медленно. Молча. Без споров, без разговоров. Решения были приняты. Завтра снова будет битва.

* * *

Оружейная барона находилась в подвале резиденции, за тремя дверями и двумя охранниками. Здесь хранились лучшие доспехи города, оружие предков фон Вардосов, артефакты и реликвии, собранные за столетия. Воздух был сухим, пахло маслом, металлом и чем-то древним – пылью веков, пропитавшей камень стен.

Факелы в держателях вдоль стен отбрасывали длинные дрожащие тени. Свет скользил по рядам доспехов, выставленных на деревянных манекенах – тяжёлые латы дедов и прадедов, кольчуги с гербами давно угасших родов, шлемы с забралами в форме звериных морд. Вдоль одной стены – стойки с мечами, топорами, алебардами. Вдоль другой – щиты, некоторые расписаны выцветшими гербами, некоторые просто покрыты вмятинами и царапинами – памятью о битвах, чьи имена давно забыты.

В углу, на массивном дубовом столе, лежала Алисия.

Она была неподвижна, руки сложены на груди, глаза закрыты. Доспехи сняты, аккуратно сложены рядом – помятые, в глубоких вмятинах, кое-где разошлись швы. Меч, которым она дралась, лежал тут же – сломанный пополам, лезвие треснуло от рукояти до середины клинка. Оружие не выдержало той силы, с которой она била.

Лео сидел на низкой скамье рядом со столом, обхватив голову руками. Он не плакал – слёз не было, только пустота. Тупое, выжигающее изнутри осознание того, что он сделал. Что он продолжает делать.

Нокс сидел у его ног, неподвижный, чёрный силуэт с янтарными глазами, которые светились в полумраке. Кот молчал. Всегда молчал. Но Лео чувствовал его взгляд – тяжёлый, оценивающий, словно зверь ждал, что хозяин наконец сломается.

Дверь открылась тихо, почти беззвучно. Вошёл Курт Ронингер.

Он остановился у порога, окинул взглядом помещение – стол, Алисию, Лео – и медленно прикрыл за собой дверь. Повернул ключ в замке. Дважды. Щелчок замка прозвучал гулко в тишине.

– Никто не войдёт, – сказал Курт просто, без эмоций. – Я сказал охране, что проверяю оружие для завтрашнего боя.

Лео не поднял головы. Голос его был глухим, едва слышным:

– Спасибо.

Курт подошёл ближе, взглянул на Алисию. Долго смотрел – на бледное лицо, на неподвижную грудь, на руки, сложенные слишком ровно, слишком правильно. Мёртвые так не лежат. Мёртвые раскиданы, скрючены, застывают в неестественных позах. Эта лежала, как статуя.

– Как ты ее сделал? – спросил Курт тихо.

Лео молчал.

– Некромантия, – продолжил Курт, не как вопрос, а как утверждение. – Я видел некромантов. В северных землях. Там их не жгут, используют. Но они поднимают гниль – скелеты, зомби, разлагающиеся трупы, которые движутся, пока не развалятся. А эта…

Он склонился ближе, всматриваясь в лицо Алисии:

– Эта выглядит живой. Почти. Кожа не синяя. Не холодная. Я видел, как она дралась – она двигалась не как мертвец. Если один раз видел, как на тебя идет мертвяк – не забудешь. Они словно насекомые, каждое движение состоит из коротких рывков.

Он выпрямился, повернулся к Лео: – Как ты это сделал?

Лео медленно поднял голову. Глаза красные, лицо осунувшееся.

– Я не знаю, – прошептал он. – Я просто… сделал. Не понимаю как. Не понимаю почему это работает. Я просто… чувствую. Вижу, что сломано. И чиню.

Курт нахмурился:

– Чинишь?

– Да, – кивнул Лео, и в его голосе послышалось отчаяние. – Для меня это… как починить сломанную куклу. Или механизм. Я вижу, где оборвалась связь, где что-то не работает, и… соединяю обратно.

Он сглотнул, отвёл взгляд:

– Она умерла. Её убили. Но тело… тело не сломано. Просто… остановлено. Я запустил его снова.

Курт долго молчал. Потом сел на край стола, скрестил руки на груди.

– Значит, она мертвец.

– Да.

– Но не выглядит как мертвец.

– Нет.

– И дерётся лучше живых.

– Да.

Курт медленно кивнул, будто обдумывая услышанное.

– Барон хочет её наградить, – сказал он спокойно. – Хочет сделать героем города. Вдохновить людей. Дать им надежду. Нам сейчас пригодился бы герой. Или героиня. Символ.

Лео вздрогнул, резко поднял голову:

– Нет. Нельзя. Если узнают…

– Никто не узнает, – перебил Курт. – Если мы сделаем всё правильно.

Он встал, начал медленно ходить по оружейной, руки за спиной, взгляд задумчивый:

– Вот что я думаю. Барон прав – городу нужен герой. Кто-то, в кого можно верить. Кто-то, кто станет символом. Твоя… – он кивнул на Алисию, – она идеально подходит.

Он остановился, повернулся к Лео:

– Но нельзя, чтобы кто-то узнал правду. Значит, нужна легенда. История. Что-то, во что люди поверят.

Лео смотрел на него, не понимая.

– Я предлагаю сделать из неё паладина. Воина Триады. Пришедшая из южных земель, где идут Крестовые походы против демонов. Она приняла обет молчания – не говорит ни с кем, не показывает лица. Сражается за веру, за справедливость, за город.

Он сделал паузу:

– Такая легенда сработает. Церковь поддержит – им выгодно иметь святую воительницу. Народ поверит – они хотят верить. А барон получит своего героя. Героиню.

Лео медленно покачал головой:

– Это… это обман.

– Конечно обман, – согласился Курт. – Как говорили древние, война – путь обмана. И потом, где тут обман? Она спасла пролом. Она убила десятки врагов. Она дала городу шанс. Это правда. А то, что она мертвец… – он пожал плечами, – это детали. Мелочи, о которых мы умолчим. И в общем-то даже не сильно соврем, потому что она действительно не хочет, чтобы о ней узнали. Насколько я понимаю она сейчас вообще ничего не хочет.

Он подошёл ближе, присел на корточки перед Лео, посмотрел ему в глаза:

– Слушай меня, парень. Я воюю двадцать лет. Видел сотни сражений. Видел, как города падают. Видел, как люди умирают – тысячами, десятками тысяч. Война – это не про честь. Не про правду. Война – про выживание. Про то, кто останется в живых, когда всё закончится. – Голос Курта стал жёстче. – Завтра они снова полезут на стены. И послезавтра. И через неделю. У нас единственная надежда на чудо. На то, что подойдет Благочестивый со своими войсками и отбросит Арнульфа назад. Нам нужно продержаться… может неделю, может две, может месяц. У нас достаточно припасов чтобы продержаться месяц. Достаточно оружия, провизии и даже людей, пусть и необученных.

Он выпрямился: – чего нам не хватает так это духа. Мои парни держатся и будут держаться. Тяжелая пехота Бранибора и «Алые Клинки» Мессера – тоже будут держаться. Мы наемники, нам не привыкать. Но местные… – он покачал головой: – я же вижу их глаза. Они уже мертвые. Как только увидели черно-желтых орлов на стягах, увидели количество их палаток, поняли, что там есть Архимаги… они уже умерли. Я их не виню… – Курт делает шаг назад, смотрит на лежащую Алисию, закладывает руки за спину.

– Трудно винить вчерашних булочников и цирюльников в трусости, когда твоего соседа разрывает на части. – продолжает он, скрестив руки на груди: – но люди это… это странные существа. Порой они способны на чудеса, им нужна только вера. Я простой наемник и мне не понять, чего добивается барон. Я исполняю приказания. Но даже у меня вчера дрогнуло сердце, когда я увидел как она – прыгнула в самую гущу врагов.

Он указал на Алисию: – Ты создал оружие, парень. Наверняка ее можно убить, по крайней мере уничтожить, прямым попаданием мощным заклинанием например, в конце концов если клирики и экзорцисты, которые изгоняют нечисть и мертвяки падают от простого благословения… но пока никто не знает что она мертвячка – она может биться в первой линии и приносить пользу.

Лео закрыл лицо руками: – Я не собирался делать оружие. Я лишь хотел, чтобы она…

– Поздно, – жёстко сказал Курт: – Ты уже поднял мертвяка. Ты уже – некромант и если про то прознает Церковь и если ты попадешь в лапы святой инквизиции, то твой путь будет очень коротким, мучительным и в конце этого пути обязательно будет костер. Все уже случилось, малыш. Вопрос в том, используешь ли ты свою силу, чтобы спасти людей, или прячешься, пока они умирают.

Тишина.

Только треск факелов и тихое дыхание Лео.

Курт смягчил голос:

– Я не прошу тебя стать героем. Я прошу тебя сделать то, что ты умеешь. Использовать то, что у тебя уже есть. Может ты не знаешь как поднимать новых мертвых воинов. Но один у тебя уже есть. Одна.

Он положил тяжёлую руку на плечо Лео:

– Город в тяжелой ситуации, парень. Но ты можешь его спасти. Не один – но ты можешь дать нам шанс. Хоть какой-то.

Лео долго молчал. Потом поднял голову.

– Я хочу упокоить ее. – сказал он: – она… она заслуживает покоя, а не этого всего. При жизни она была… она была очень яркой, доброй и красивой! Я не хочу, чтобы она продолжала убивать! Она никогда бы… – он сглотнул и замолчал. Командир Курт сделал шаг вперед и остановился у стола, разглядывая лежащую на нем девушку.