Текст книги "Башни Латераны (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Лео вздохнул и направился за казарму, туда где была тренировочная площадка. Тренировка с Бринком была, как всегда, унизительной и болезненной. Бринк не учил – он избивал. Гибкая деревянная палка свистела в воздухе, оставляя синяки на рёбрах, на плечах, на руках. Лео пытался защищаться, парировать, но Бринк был быстрее, опытнее, злее.

– Ты держишь меч как лопату! – рявкнул Бринк, сбивая клинок из рук Лео очередным ударом: – кисть береги, дурошлеп! Тебе так пальцы поотрубают первым же взмахом!

Лео поднял меч, стиснул зубы, снова встал в стойку. Бринк усмехнулся и снова ударил, единым слитным движением – по запястью, по локтю, по колену. Лео упал, задыхаясь от боли.

– Всё, хватит на сегодня, – бросил Бринк, отходя. – Ты безнадёжен, поварёнок. Но хоть стараешься. Завтра снова. И послезавтра. Пока не научишься хоть как-то держать меч в руке… и за что мне такое наказание…

Лео молча поднялся, подобрал меч, вытер пот со лба. Всё тело болело. Но он не жаловался. Не мог.

Потому что знал: если не научится – умрёт. Рано или поздно.

Он вышел со двора, где проходила тренировка, и медленно побрёл по узким улицам Нижнего города. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в тусклые оттенки охры и свинца. Улицы были пусты. Только изредка мелькала фигура – патруль город кой стражи, старуха с вязанкой хвороста, ребёнок, бегущий куда-то по своим делам.

Лео свернул в знакомый переулок и остановился у дома своих родителей. Постоял, собираясь с духом. Потом взвесил в руках свёрнутый узелок – горшок с кашей, завёрнутый в полотенце, ещё тёплый. Половина его пайка и весь паёк Алисии.

Он поднялся по ступеням, постучал.

Дверь открыла мать. Увидев его, лицо её осветилось:

– Лео! Сынок!

– Привет, матушка, – он протянул ей узелок. – Принёс еды.

– Господи, спасибо, – она взяла горшок, развернула полотенце, заглянула внутрь. Глаза её стали влажными. – Ты… ты опять себе ничего не оставил?

– Оставил, матушка. Я уже поел. В казарме.

Она не поверила – он видел это по её глазам – но не стала спорить. Просто обняла его, крепко, отчаянно, и прошептала:

– Спасибо. Спасибо тебе, сынок.

Лео пробыл дома недолго. Мать накормила Мильду – девочка ела жадно, быстро, будто боялась, что еда исчезнет. Отец ещё не вернулся – работал на укреплениях где-то в центре города.

Мильда болтала о чём-то – о соседской кошке, о том, что видела на улице, о слухах про Безымянную Дейну. Лео слушал вполуха, кивал, улыбался через силу.

А потом поднялся, попрощался и ушёл.

Вечерело.

Квартира встретила его тишиной.

Лео закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке, прислонился к косяку и выдохнул. Только здесь, в этих двух маленьких комнатах, он мог расслабиться. Перестать притворяться.

Перестать быть солдатом, оруженосцем, «поварёнком».

Просто быть собой.

Он прошёл в дальнюю комнату.

Алисия сидела на краю кровати, неподвижная, в полном доспехе. Серебристая кираса с гравировкой птиц и цветов тускло блестела в свете единственной свечи на столе. Шлем с опущенным забралом. Руки на коленях. Спина прямая.

Как статуя.

Как кукла.

Лео подошёл ближе, присел перед ней на корточки:

– Привет, Алисия. Я вернулся.

Она не ответила. Не шевельнулась.

Он медленно поднял руки, расстегнул застёжки на шлеме, снял его. Зелёные глаза смотрели в пустоту – неподвижные, незрячие, пустые.

Лео осторожно провёл рукой по её щеке. Кожа была прохладной, но не ледяной. Почти как у живой.

– Сегодня Грюнд передавал тебе привет, – тихо сказал он, начиная расстёгивать доспехи. – Сказал, чтобы ты его в бою не перепутала. А то «приголубишь своим молотом, и всё – мама его не дождётся». Знаешь, глядя на Грюнда я бы никогда не подумал что у него мама есть.

Он снял кирасу, наручи, поножи. Аккуратно сложил всё на стул у окна. Потом достал из сундука белое летнее платье с вышитыми васильками по подолу и осторожно, бережно надел его на неё.

Алисия не помогала. Не сопротивлялась. Просто позволяла.

Как всегда.

Лео надел ей на ноги мягкие войлочные тапочки, поправил подол платья, отступил на шаг.

Теперь она выглядела… почти живой. Почти обычной девушкой. Той самой Алисией, которую он помнил. Которую любил.

Он сел рядом с ней на кровать, взял её руку в свою. Холодные пальцы. Неподвижные.

– Бринк сегодня опять меня избил, – прошептал Лео, глядя в окно, где сгущались сумерки. – Говорит, я безнадёжен. Может, он прав. Я никогда не был воином. Я… я просто студент. Поварёнок.

Он замолчал, слушая тишину.

Где-то вдалеке кричала ворона. Скрипнула половица в соседней комнате – наверное, Нокс. Чёрный кот почти переселился сюда, к Алисии. Спал у её ног, когда она лежала. Следил за ней янтарными глазами, будто ждал чего-то.

– Матушка и Мильда передают привет, – продолжил Лео. – Они не знают, что ты здесь. Думают, что ты… что ты Паладин из Ордена. Безымянная Дейна. Что ты спасёшь город.

Только треск свечи и тихое мурлыканье Нокса, устроившегося у изножья кровати.

Лео вздохнул, отпустил её руку, поднялся. Взял гребень со стола и сел позади неё. Начал медленно, аккуратно расчёсывать её волосы – длинные, тёмные, ещё мягкие, словно живые.

– Сегодня на рынке совсем нет хлеба, – тихо говорил он, водя гребнем по прядям. – Цены сумасшедшие. Люди голодают. Но солдат кормят лучше. Мне дают тройной паёк – за себя и за тебя. Я половину отношу домой. Матушка так благодарна… она плачет каждый раз. Мессер сказал что лучше даст десяток своих всадников съесть чем коней забивать.

Он продолжал расчёсывать, продолжал говорить – о мелочах, о пустяках, о том, что видел, слышал, чувствовал.

И вдруг – совсем тихо, почти неслышно – Алисия произнесла:

– Не… перепутаю.

Лео замер.

Сердце пропустило удар.

Он медленно, очень медленно поднял голову, посмотрел на её лицо.

Алисия сидела неподвижно. Глаза всё так же смотрели в пустоту. Губы неподвижны. Но он слышал. Он точно слышал.

– Алисия? – прошептал он, голос дрожал. – Ты… ты меня слышишь?

Пауза.

Долгая, мучительная пауза.

А потом её голова повернулась. Совсем немного. Всего на несколько градусов. Она взглянула на него.

– Не перепутаю.

Глава 18

Глава 18

Шатёр короля Арнульфа стоял на холме, в миле от стен Вардосы, и был виден издалека – большой, чёрный, с золотым двуглавым орлом на вершине шеста. Чёрно-золотые знамёна – цвета его дома, цвета его армии – трепетали на ветру, как крылья хищных птиц, готовых обрушиться на добычу.

Внутри было тепло, почти жарко. В центре стоял массивный дубовый стол, заваленный картами, свитками, письмами. Свечи в тяжёлых подсвечниках отбрасывали колеблющиеся тени на стены из толстого брезента. Пахло воском, чернилами, дымом от жаровни в углу и ещё чем-то – едва уловимым, но постоянным – запахом войны. Кожа, металл, пот, кровь.

Арнульф стоял у стола, склонившись над картой Вардосы.Ему было двадцать восемь лет, и он выглядел моложе – высокий, жилистый, с тёмными волосами, зачёсанными назад, и острым, хищным лицом. Глаза серые, холодные, но живые – в них плескался огонь, который не гас ни днём, ни ночью. На нём был простой чёрный камзол без украшений, подпоясанный широким ремнём с кинжалом. Никаких корон, никаких регалий. Он не нуждался в символах власти. Его власть была в нём самом – в каждом жесте, в каждом слове, в каждом взгляде.

Он водил пальцем по карте, обводя контуры городских стен, башен, ворот. Изучал. Просчитывал.

Вардоса.

Город, который держался уже третью неделю. Город, который должен был пасть за три дня. Город, который стал костью в горле его армии. Но Арнульф не злился. Не торопился. Он просто ждал. Потому что у него был план.

Дверь шатра откинулась, впустив порыв холодного воздуха. Вошёл человек – высокий, широкоплечий, в потёртом доспехе с золотым орлом на груди. Маршал Эрвин фон Штайн, командующий правым флангом армии. Лицо обветренное, изрезанное шрамами, борода седая, глаза усталые.

Он отдал честь, глухо ударив кулаком в грудь, наклонил голову.

– Ваше величество.

Арнульф не поднял головы от карты: – Эрвин. Доклад.

– Потери за вчерашний день – двадцать три человека. Ещё сорок ранены. Противник держится. Стены крепкие. Магия их магов работает исправно. Мы ничего не добились.

Арнульф кивнул, продолжая изучать карту: – Понятно.

Эрвин сделал шаг вперёд, голос его стал жёстче: – Ваше величество, я снова прошу разрешения на полномасштабный штурм. Дайте мне три тысячи человек, осадные башни, тараны – я возьму город за день. Может, за два.

Арнульф наконец поднял глаза. Посмотрел на маршала – долго, спокойно, без эмоций.

– Нет.

– Но…

– Нет, – повторил Арнульф, и в его голосе прозвучала сталь: – Я уже объяснил и не собираюсь повторяться. Мне нужен город. Целый. Живой. Не груда камней и трупов.

– Эрвин стиснул челюсть: – Со всем должным уважением, ваше величество, но мы теряем время, теряем людей. Каждый день осады – это деньги, провизия, раненные и убитые. А главное – Благочестивый не дремлет. Его армия может подойти в любой момент.

– Может, – согласился Арнульф. – Но не подойдёт. Гартман труслив. Он сидит в своём дворце, жрёт жареных лебедей и трахает шлюх. Ему плевать на Вардосу.

– Но если он всё же двинется…

– Тогда встретим его в поле, – Арнульф выпрямился, скрестил руки на груди. – И разобьём. Как разбили под Кальтенбергом. Как разбили у Серых Холмов. Гартман – не полководец. Он толстый, ленивый дурак, который получил трон по случайности.

Эрвин промолчал. Он не любил короля Гартмана – никто в армии его не любил. Однако старый маршал побаивался молодого короля. Арнульф был непредсказуем и резок в суждениях. Жесток. И абсолютно уверен в себе.

– Вардоса падёт, – продолжил Арнульф, возвращаясь к карте. – Скоро. Без штурма. Без крови. Просто… откроет ворота.

Эрвин нахмурился: – Как?

– Это не твоя забота, маршал. – Повисла тишина. Эрвин смотрел на короля, пытаясь понять, что тот задумал. Но Арнульф был непроницаем.

– Свободен, – бросил король, не поднимая глаз. Эрвин снова отдал честь и вышел. Шаги его были тяжёлыми, недовольными. Арнульф проводил его взглядом, потом вздохнул. Старая гвардия. Они не понимают. Думают, что война – это только мечи и кровь. Но война – это ещё и ум. И терпение.

Через несколько минут в шатёр вошли ещё трое. Первым – архимаг Теодорих Чёрный. Высокий, худой, с длинными седыми волосами, седой же бородой и бледным, почти мертвенным лицом. Одет в чёрную рясу с серебряными рунами по краям. Глаза глубоко посаженные, тёмные, холодные. Руки длинные, костлявые, с чернильными пятнами на пальцах. От него веяло чем-то неприятным – старческим запахом вперемешку с табаком и полынью.

Следом – архимагистр Изольда фон Райн. Женщина лет сорока, красивая, строгая, с пепельными волосами, собранными в тугой узел. Одета в серебристое платье с высоким воротом, поверх – короткий плащ, расшитый ледяными кристаллами. Глаза голубые, ледяные, пронзительные. Она двигалась плавно, беззвучно, как кошка. Самая опасная женщина в радиусе десяти тысяч миль, огненный маг Пятого Круга.

И третьим – кардинал Альберт де Монфор. Пожилой мужчина в богатой алой рясе с золотым треугольником Триады на груди. Лицо благообразное, морщинистое, борода аккуратно подстрижена. Глаза умные, внимательные. Он держал в руках деревянный посох с набалдашником в виде ангельского крыла.

Арнульф кивнул им: – Садитесь.

Они расселись вокруг стола. Теодорих – небрежно, откинувшись на спинку стула. Изольда – прямо, с королевской осанкой. Альберт – осторожно, придерживая рясу. Арнульф остался стоять, нарушение правил и приличий, во дворе Гартмана такого бы не допустили. Но Арнульф вел дела по-своему и терпеть не мог пустых формальностей. Кроме того, стоя ему лучше думалось. Он положил ладони на стол, оперся, посмотрел на каждого по очереди.

– Теодорих. Как дела с ритуалом?

Архимаг встал, неторопливо разгладил свою бороду и откашлялся: – Три четверти круга закончено, все кто в состоянии – вливают энергию в каналы. Ещё три дня. Может, четыре. Луна должна войти в правильную фазу. Тогда всё сработает.

– Ты в этом абсолютно уверен?

– Абсолютная уверенность удел невежд, сир, – Теодорих сплёл пальцы на груди: – создание же столь сложного заклинания как «Поцелуй Мораны», да еще такой силы и мощности… это беспрецедентно. Здесь я могу рассуждать скорее о шансах на успех… я уверен в том что заклинание сработает на восемь из десяти. Две десятых… – он разводит руками: – случайности случаются. Однако… в случае если не сработает мы сможем попробовать снова уже через три дня – с измененными параметрами.

Арнульф кивнул: – Хорошо. Я понял. Сколько времени будет у наших солдат если заклинание сработает?

– Примерно два часа крепкого сна или скорее – потери сознания. – отвечает Теодорих и машинальным движением оглаживает бороду: – потом магия отступит и люди проснутся.

– Все?

– Большинство.

Повисла пауза. Арнульф сузил глаза: – Большинство? Поясните, магистр.

Теодорих твердо встретил взгляд молодого короля: – Магия такого масштаба непредсказуема, ваше величество. Старики, больные, дети… некоторые могут не проснуться. Их тела не выдержат. Сердце остановится. Дыхание прекратится… кто-то, например упадет лицом в лужу, кто-то задохнется вываленным языком.

– Сколько?

– Не могу сказать, ваше величество. Может быть десятая часть… хотя это много. Примерно… нет, – архимаг качает головой: – не знаю. Заклинание таких масштабов мы готовим впервые.

– Ваше величество, я… я не совсем понимаю. О каком ритуале идёт речь? Что это за «Поцелуй Мораны»? – вмешивается кардинал Альберт де Монфор.

Теодорих еще раз огладил свою бороду, но не ответил. Молча сел на свое место. Арнульф посмотрел на кардинала – долго, оценивающе.

– Это магия, которая усыпит город, Альберт. Все жители заснут на два часа. Мы войдём без боя. Без разрушений. Без крови. Мне нужна Вардоса. Этот город – ключ к восточным провинциям, Варда – это торговая артерия, единственная река, которая течет с востока на запад, с тихим течением и без порогов, хороша для судоходства. Серебряные рудники, ремесленные производства, гильдии кузнецов и оружейников – все это Вардоса. Мой кузен не понимает, насколько важен этот город.

– Усыпит? Какого рода магия? Школа Духа? Иллюзий? – кардинал хмурит седые брови.

– «Поцелуй Мораны», кардинал, – сказала Изольда, её голос был холодным, как лёд: – уж по названию можно было догадаться. Такая подсказка на виду. Морана… богиня смерти. Ни о чем не говорит?

– Вы хотите сказать, что это некромантия? – вскидывается кардинал.

– Нет, – морщится Теодорих, отрицательно качая головой: – магистр фон Райн как обычно преувеличивает. Скорее это… мгм… пограничная магия. Принципы те же, но объектом воздействия являются живые люди, а не тела. Насколько я понимаю возражения Церкви и Святого Престола относятся к прямому магическому воздействию на мертвых.

– Но положения и анафема Церкви…

– Церковь далеко, – перебил Арнульф. – Святой Престол в Альберио. Патриарх сидит в своём дворце и считает золото. Ему плевать на то, что происходит здесь. Там просто признают победителя. Ведь как-то Святой Престол разрешил Гартману жениться в десятый раз!

Альберт сжал посох, костяшки пальцев побелели: – Ваше величество, я… я лоялен вам до конца. Вы знаете это. Гартман – тиран, продажный, слабый. Он довёл королевство до края пропасти. Вы – наша надежда. Но… но использовать такую магию…

– На войне все средства хороши, – холодно сказал Арнульф: – Мы войдём в город, пока они спят. Возьмём стены, казармы, дворец барона. Когда они проснутся – всё уже будет кончено. Они увидят наши знамёна на башнях и поймут: сопротивление бессмысленно. Альтернатива – сражаться как предлагает Эрвин – разнести стены и город огненными шарами и молниями, ударить ледяными копьями, а потом бросить солдат в штурм. После этого от города останется пепелище. – он покачал головой: – а самый главный капитал Вардосы это не торговый путь и даже не серебряные рудники. Чего будут стоить рудники, если на них некому будет работать? Кто будет спускаться в штольни и извлекать руду? Кто будет топить печи? А? Чего будут стоить производственные цеха, если не будет работников? Квалифицированных мастеров! – молодой король шагнул к своему креслу и извлек из ножен, висящих на нем, свой меч. Полированная сталь блеснула в свете масляных светильников.

– Вот это. – сказал он, держа клинок в руке и давая всем внимательно рассмотреть сверкнувший клинок: – это не просто сталь. Это кованая сварная сталь с присадками, это лучшая сталь королевства. Чтобы выковать такой меч нужна всего неделя. Может меньше. Но для того, чтобы воспитать и выучить мастера, который смог бы выковать такой меч за неделю – нужны десятилетия. Каждый такой человек – и есть настоящее сокровище Вардосы. Взять город штурмом означает погубить десятки, может сотни таких людей. Что останется от города после штурма? Когда он начнет снова приносить прибыль вместо убытков? Когда вырастут новые поколения мастеров? Десятки лет… – он качает головой: – у нас нет этого времени. Вардоса должна приносить мне деньги, оружие и товары сразу же. Немедленно. Иначе вся эта кампания лишь пустая растрата ресурсов.

– Король мудр. – склоняет голову Изольда фон Райн: – я подчиняюсь его воле. Кроме того… Барон Хельмут – умный человек. Он поймёт, что выбора нет. Я уже веду с ним переговоры. Тайно, через посредников. Он колеблется. Но когда увидит, что шансов нет – он примет наши условия. К тому же я веду переговоры и с главами гильдий. Тоже отдельно. Тоже тайно. Старшая Торговая Гильдия уже почти согласна. Они понимают: затяжная осада разорит их. Лучше сдаться сейчас, сохранить товары, дома, жизни. Я обещала им льготы, низкие налоги, защиту.

Арнульф кивнул: – Магистр фон Райн исполняет мою волю. Вардоса мне нужна живой. Мне нужны её серебряные рудники. Её мастерские. И самое главное – её кузницы, её ткачи, её оружейники, её люди. Её торговые пути – на восток, на север, вниз по реке. Её деньги – чтобы кормить армию, строить крепости, готовиться. Мне не нужны трупы и пепел. Это любимое блюдо моего кузена, не мое. – король обводит взглядом присутствующих.

– Вардоса – ключ к восточным землям. Кто контролирует Вардосу – контролирует серебро, торговлю, людей. С Вардосой я смогу финансировать армию. Строить новые крепости на юге. Укреплять границы. Готовиться. – сказал он наконец и сел в свое кресло. Налил сам себе в кубок чистой воды, подняв руку, остановив дернувшегося было солдата, стоящего на страже. Отпил, помолчал, закрыл глаза.

– К чему? – тихо спросил Альберт. Арнульф открыл глаза, нашел его взглядом: – К тому, что грядёт.

Повисла тишина. Теодорих что-то пробормотал себе в бороду, достал лист бумаги и начал что-то лихорадочно писать на нем. Изольда подняла подбородок. Ее лицо оставалось бесстрастным. Альберт сглотнул.

Арнульф продолжил, голос его стал жёстче: – Третья Война с Демонами показала нам неизбежность конфликта. Они вернутся. Рано или поздно. Через десять лет, через двадцать, через пятьдесят. Но вернутся. Портал в Бездну был закрыт, но не уничтожен. Он там. Под печатями. Под магией. Но печати слабеют. Магия истончается. И когда демоны придут снова – а они придут – королевство должно быть готово.

Он ударил кулаком по столу, карты подпрыгнули, Теодорих вздрогнул и выронил свой листок, полез за ним под стол.

– А что мы имеем сейчас? Гартман раздаёт вольности направо и налево! За взятки! Герцог Вальдштейн получил освобождение от призыва за десять тысяч золотых. Граф Ротенберг – право чеканить собственную монету. Барон Кригсхайм – независимость от королевского суда. Каждый играет в свою игру! Копит армии! Интригует! А корона? Корона слабеет! Вольные города не платят налоги! Каждый мелкий феодал вводит свои пошлины на дорогах! Купец везёт товар из Альтенбурга в Нордхайм – платит пошлину десять раз! Десять! Потому что каждый барон, каждый граф хочет свой кусок! Торговля идёт кривыми путями, через горы, через леса, в обход дорог – потому что подорожные пошли стали такими грабительскими, что купцам проще дело с разбойниками иметь!

Он сделал паузу, отдышался: – Королевство разваливается! А Гартман? Он жрёт, пьёт, трахает шлюх и продаёт титулы! Вчера я узнал – он продал баронство какому-то купцу из Вестмарка. Купцу! За двадцать тысяч! Этот человек никогда не держал меч! Не знает, что такое долг, честь, служение! Но теперь он барон! Потому что заплатил!

Изольда тихо заметила: – Он даже не должен был стать королём.

– Его старший брат, Эдмунд, должен был править. Сильный, умный, справедливый. Я помню его. Он был… он был настоящим королём. Но он умер. От чумы. Случайность. Нелепая, жестокая случайность. И трон достался Гартману. Второму сыну. Которого никто не готовил к власти. Которого учили только пировать, охотиться и трахать все что шевелится, жирный, никчемный боров!

Король усмехнулся – горько, зло: – И вот результат. Толстый дурак на троне. Королевство на краю пропасти. А я должен был стоять в стороне? Смотреть, как всё рушится? Как демоны вернутся, а встретить их будет некому, потому что королевство развалится раньше? Это меня обвиняют в измене?

– Нет, – твёрдо сказала Изольда: – Ваше Величество все сделали верно. Вы слишком добры к предателям королевства. Я бы на вашем месте выжгла предательство каленым железом. До седьмого колена.

Арнульф посмотрел на неё – благодарно, почти тепло. Потом отвернулся.

– Я спасу это королевство. – тихо сказал он: – Даже если придётся сломать старый порядок. Даже если придётся стать тираном в глазах тех, кто не видит дальше своего носа. Я создам централизованную власть. Один король. Один закон. Одна армия. Единая экономическая зона – без пошлин, без поборов, без барьеров. Торговля будет свободной. Дороги – безопасными. Города – процветающими. И армия будет сильной. Готовой. Когда демоны вернутся – мы встретим их не толпой разрозненных феодалов, каждый из которых думает только о себе, а единой стеной. Железной. Несокрушимой.

Альберт медленно кивнул: – Я понимаю, ваше величество. И я с вами. Но… но эта магия… «Поцелуй Мораны»… Если люди умрут…

– Умрут, – жёстко сказал Арнульф: – обязательно умрут. По расчетам магистра Теодориха – две тысячи. Может, больше. Но если я не возьму Вардосу без разрушений – умрут десятки тысяч. В затяжной осаде. В голоде. В штурме. А потом – в новых войнах. Потому что, если я проиграю – Гартман останется у власти. И королевство рухнет. И когда демоны придут – некому будет их остановить. И тогда умрут не тысячи. Миллионы.

Он посмотрел на кардинала – прямо, не мигая: – Я жертвую двумя тысячами, чтобы спасти миллионы. И делаю это сознательно. Потому что я – король. И это моя ответственность. Я не имею права быть мягким. Не имею права колебаться. Я должен делать то, что нужно. Даже если это будет стоить мне моей души.

Альберт долго молчал. Потом медленно, тяжело кивнул: – Да будет воля ваша, ваше величество. Триада рассудит нас всех. Но я верю – вы делаете правильно.

Арнульф выдохнул. Повернулся к Теодориху:

– Три дня?

– Три дня, – подтвердил архимаг.

– Хорошо. Готовь ритуал. Изольда, ты ему поможешь.

– Конечно, – кивнула она.

– Изольда, а ты – продолжай переговоры с главами гильдий. Обещай что угодно. Деньги, титулы, льготы, освобождение от налогов на пять лет. Мне нужно, чтобы они открыли ворота изнутри, тогда и ритуал не будет нужен. Или хотя бы задумались об этом… не сопротивлялись так решительно. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

– Будет сделано.

– Свободны.

Они поднялись, поклонились и вышли.

Осталась только Изольда. Она задержалась у двери, обернулась назад: – Ваше величество…

Арнульф поднял брови: – Говори.

– Мне доложили… в городе появился странный воин. Женщина. В серебряных доспехах. Дерётся как демон. Сила нечеловеческая. Люди называют её Безымянной. Говорят, что она – паладин из южных орденов.

Арнульф нахмурился: – Паладин? Здесь? Откуда?

– Не знаю. – магистр фон Райн пожимает плечами и ее темно-синяя мантия будто случайно спадает вниз, обнажая плечо: – Она не говорит, не снимает шлем. Появилась внезапно. В первый же большой штурм. Держала пролом в восточной стене в одиночку, пока не подошло подкрепление. Наши люди видели – она убивала одним ударом. Она опасна для нашего плана.

Арнульф подошёл ближе: – Ты думаешь, это правда паладин?

– Не знаю. Ваше Величество принял меня к себе на службу ради того что я знаю. Потому я не буду говорить то, о чем не знаю. Но Паладин Святого Ордена так далеко на север? Очень вряд ли. У них на юге свои войны. Однако если это все же Паладин…

– Договаривай. – приказывает Арнульф.

– Магистр Теодорих неправ. «Поцелуй Мораны» – это чистейшая некромантия, пусть и обращенная против живых. Паладины чувствуют темную магию, могут ее разрушать. Они… поразительно эффективны в рассеивании ритуалов и заклятий. Это… трудно объяснить Ваше Величество.

– А ты попробуй.

– Наверное… наверное это можно описать как «камень-ножницы-бумага». Светлая магия всегда бьет темную. Темная – бьет стихийные техники. В стихиях Вода гасит Огонь, а Огонь…

– Ладно, я понял. – поднимает ладонь Арнульф: – Паладин она или нет – не важно. Если она угроза ритуалу – устрани. Пошли лучших. Пусть выманят её из города. Или подберутся ночью. Или отравят. Мне всё равно как. Главное – чтобы через три дня её не было. Сделаешь?

Изольда склонила голову: – Я приложу усилия, Ваше Величество. И еще…

– Да?

– Вам… необязательно коротать ночи в одиночестве. У меня тоже… весьма комфортабельный шатер… – прошептала она и вышла, откинув полог.

Арнульф остался один. Он подошёл к столу, сел, откинулся на спинку стула. Закрыл глаза, потёр переносицу. Паладин. Чёрт. Еще и Изольда со своими попытками пробраться к нему в постель… конечно же для того, чтобы закрепить свое положение. Отказывать в резкой форме нельзя, она все же маг Пятого Круга, если такая затаит обиду – будет плохо. Он вздохнул и потер лоб. Взглянул на стол. На столе лежало письмо. Запечатанное красным воском с гербом – золотой короной и скрещёнными мечами. Герб Гартмана. Доставили сегодня.

Арнульф взял письмо, сломал печать, развернул.

Почерк был крупным, небрежным, местами расплывшимся – видимо, Гартман писал пьяным.

'Кузен.

Хватит этой детской игры. Ты не выиграешь. У меня армия больше. Денег больше. Союзников больше. Ты – мелкий бунтарь, который возомнил себя героем.

Сдайся. Сейчас. Пока не поздно. Я помилую тебя за твою измену, я же добрый король. Дам земли на севере, титул герцога, место при дворе. Сможешь жить спокойно, богато, в почёте. Даже найду тебе хорошую невесту – может, одну из дочерей Вальдштейна. С приданым.

Продолжишь эту глупость – умрёшь. Как предатель. Как мятежник. Под пытками. Твоя голова будет гнить на пике у ворот столицы. А твоё имя станет проклятием. Детей будут пугать: «Вот придёт Арнульф Предатель и заберёт тебя!»

Выбор за тобой, кузен. Но выбирай быстро. Моё терпение не бесконечно.

Гартман IV, король Латераны, Защитник Веры, Повелитель Семи Земель, Хранитель Престола'.

Арнульф медленно, очень медленно скомкал письмо.

Потом швырнул его в жаровню.

Бумага вспыхнула, почернела, превратилась в пепел.

Он смотрел на огонь. Языки пламени лизали угли. Дым поднимался к потолку шатра, расползался, исчез.

«Помилую тебя за твою измену».

Слова Гартмана эхом отдавались в голове.

«Помилую».

Арнульф сжал кулаки. Как будто он имеет право прощать. И вдруг – как удар – нахлынули воспоминания. Большой зал. Пир. Ему тринадцать лет. Столы ломятся от еды. Жареные лебеди, кабаны, горы фруктов, реки вина. Музыканты играют. Придворные смеются, танцуют. Всё сияет, всё блестит.

Гартман сидит на высоком кресле – уже тогда толстый, красный, пьяный. Рядом – какая-то девка с огромной грудью, он лапает её прямо за столом, и ему плевать, что все видят.

Арнульф стоит в стороне. Младший кузен. В чёрном камзоле, слишком большом – донашивает за старшим братом. Худой, неловкий, не знает, куда деть руки. Гартман замечает его. Глаза пьяные, блестящие.

«Эй! Эй, Арни! Иди сюда!»

Арнульф замирает. Не хочет. Но отказать нельзя. Гартман – наследник престола, обаятельный, веселый, популярный.

Он подходит.

«Поближе, поближе, не бойся!» – Гартман хохочет, хлопает по столу.

Арнульф подходит ближе.

«Принеси мне вина! Кубок там, видишь? Давай, живее!»

Арнульф стоит, не понимая. Он не слуга. Он принц. Пусть младший, но принц.

«Ты глухой⁈ – Гартман орёт, заливаясь смехом. – Вина! Принеси!»

Зал затихает. Все смотрят.

Арнульф медленно идёт к столу, берёт тяжёлый серебряный кубок, несёт Гартману.

«Вот так, молодец! Видите, какой послушный!» – Гартман забирает кубок, отпивает, потом вдруг – резко – выливает остаток на голову Арнульфу. Холодное, липкое вино стекает по лицу, по шее, пропитывает одежду.

«Эй, Арни! Маленький принц! Вот тебе корона!» Зал взрывается хохотом. Придворные, рыцари, дамы – все. Смеются. Показывают пальцами. Арнульф стоит. Весь в вине. Красный от унижения. Руки дрожат. Хочет ударить. Хочет схватить нож со стола и воткнуть Гартману в толстую шею. Но не может.

«Что встал? Иди, иди, вытрись где-нибудь!» – Гартман махает рукой, уже потеряв интерес, тянется к девке. Арнульф уходит. Медленно. Под смех, под шёпот, под взгляды.

И клянётся. Клянётся, что когда-нибудь…

Арнульф резко открыл глаза, осознал, что сжимает подлокотники кресла так сильно, что дерево скрипит. Нет, думает он, не из-за этого. Не из-за вина на голове я воюю.

Но воспоминания не останавливались.

Другая комната. Маленькая. Душная. Пахнет болезнью и чем-то горьким – травами, которые уже не помогают. Мать лежит на постели – бледная, худая, почти прозрачная. Кожа натянута на кости. Дышит тяжело, с хрипом. Глаза ввалились.

Ему шестнадцать. Он стоит рядом, держит её за руку. Холодную. Слабую.

«Арни… – шепчет она. – Сынок…»

«Я здесь, мама. Я здесь».

«Не плачь… всё будет хорошо…»

Но он знает – не будет. Лекарство дорогое. Целитель лучший в королевстве – служит только королевской семье. Нужно разрешение. Нужны деньги.

Он идёт к Гартману. Кабинет. Роскошный, с гобеленами, коврами, золочёной мебелью. Пахнет духами и вином. Гартман сидит за столом, листает какие-то бумаги. Рядом стоит кубок – снова вино. Всегда вино.

«Дорогой кузен… – Арнульф стоит в дверях, сжимает шляпу в руках. – Мне нужна помощь».

Гартман не поднимает глаз.

«Слушаю».

«Моя мать… она умирает. Болезнь. Лёгкие. Целитель говорит – есть лекарство, но оно дорогое. И нужен лучший целитель. Тот, что при дворе».

Гартман листает бумаги.

«Ага».

«Пожалуйста, кузен. Дай разрешение. Пришли целителя. Или хотя бы дай денег на лекарство. Я верну. Клянусь. Найду способ. Но сейчас… у меня нет столько».

Гартман наконец поднимает глаза – мутные, скучающие.