Текст книги "Ангел тьмы"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
11. Праздники и тоскливые будни
К празднованию Дня Благодарения в усадьбе Фартинггейл начали готовиться уже за неделю. Наверху, на половине Джиллиан и Тони, все выглядело, как обычно. Зато внизу, на кухне, творилось нечто невообразимое: завозили все новые и новые продукты, и прислуга едва успевала разгружать их, перетаскивать в кладовые и разбирать. У меня ком подкатывал к горлу при виде этой горы съестного. Особенно потрясли мое воображение три огромные свежие тыквы. И все это при том, что на торжество было приглашено лишь шестеро гостей! Правда, вместе со мной, Джиллиан, Тони и Троем выходило десять человек – ровно столько, сколько могло усесться за стол в банкетном зале. Ах, как же я была рада, что наконец и Трой будет присутствовать на праздничном ужине как полноправный член семьи!
– Расскажи мне о гостях! – упрашивала я шеф-повара. – Что это за люди?
Я помогала Раю Виски шинковать овощи, устроившись рядом с ним на высоком табурете и время от времени поглядывая на выражение его лица: если он хмурился – значит, я делала что-то не так, если же улыбался – тогда все в порядке. Раю Виски было трудно угодить, но я старалась изо всех сил.
– Будут близкие друзья хозяйки и ее мужа, – говорил он. – Весьма почтенные люди, они приедут специально, чтобы отужинать в знаменитой усадьбе Фартинггейл. Осмелюсь надеяться, что приготовленные мною кушанья им понравятся. Но дело, безусловно, не только и не столько в них, сколько в редком обаянии мистера Таттертона. Он обладает исключительным даром завоевывать людские сердца и симпатии. Друзья боготворят его. Ну и, конечно же, им хочется взглянуть на миссис Таттертон. Ведь всем любопытно узнать, насколько она постарела со времени их последней встречи… И еще всем небезынтересно посмотреть на мистера Троя, который появляется здесь лишь по случаю знаменательных событий. Младший брат хозяина дома для них загадка, как, впрочем, и для всех нас. Миссис Таттертон не переносит детей на своих званых обедах и не желает увидеть кого-то моложе двадцати лет.
День Благодарения выдался ясным, солнечным и очень холодным. В предвкушении встречи с Троем я от волнения принималась даже что-то напевать. На мне было шикарное бархатное платье густого красного цвета, которое выбрал для меня Тони, и оно так нравилось мне самой, что я то и дело поглядывала в зеркало.
Первым прибыл Трой, а поскольку в это время я как раз глядела из окна на лабиринт, то побежала открывать ему дверь, опередив Куртиса.
– Добро пожаловать, мистер Таттертон! – воскликнула я. – Наконец-то вы почтили своим присутствием этот дом! Весьма рада вас видеть!
Трой смотрел на меня так, словно видел меня впервые. Неужели это все из-за моего платья?
– Ты смотришься просто очаровательно, никогда тебя такой не видел, – наконец произнес он, снимая с моей помощью пальто. Куртис наблюдал за нами из фойе с саркастической ухмылкой, но я не обращала на него внимания: он был для меня пустым местом, лишь изредка подающим голос.
Я повесила пальто Троя в стенной шкаф, аккуратно расправив его на плечиках, и, обернувшись, протянула ему руки.
– Ты не представляешь, как я рада, что ты пришел! Теперь мне не придется сидеть за столом с шестью совершенно незнакомыми мне людьми.
– Некоторых из них ты уже видела, поправил меня Трой. – Они бывали здесь раньше на приемах… А один гость специально прилетает из Техаса, чтобы познакомиться с тобой!
– Кто же это? – вытаращила я на него глаза.
– Матушка Джиллиан, которой восемьдесят шесть лет. Похоже, Джиллиан так заинтриговала ее всяческими небылицами о тебе, что твоя прабабушка решила взглянуть на свою правнучку собственными глазами. И это притом, что у старушки трещина бедра.
Он улыбнулся и увлек меня к дивану в большой гостиной.
– Но пусть тебя это не тревожит: она хоть и крепкий орешек старой закалки, но, по крайней мере, не имеет привычки врать на каждом шагу.
Едва появившись в доме в сопровождении двух мужчин, поддерживающих ее с обеих сторон под руки, прабабушка совершенно потрясла меня. Ростом едва ли в пять футов, эта худенькая старушка гордо держала голову с золотыми волосами, лишь слегка посеребренными сединой. Четыре огромных перстня – с рубином, изумрудом, сапфиром и бриллиантом – украшали ее длинные костлявые пальцы, а в вырезе светло-голубого платья, слегка великоватого для нее, сверкало сапфировое колье.
– Терпеть не могу тесных платьев, – скользнув по мне взглядом, сказала она и пододвинулась поближе к Трою.
Она не переносила костылей, потому что не доверяла им, а к креслам на колесах испытывала отвращение. Из машины принесли ее подушечки, шали и пледы, и спустя полчаса бабушка устроилась вполне удобно и наконец обратила на меня острый взор своих маленьких глазок.
– Привет, Трой, – произнесла она, не глядя в его сторону, – рада повидаться с тобой – для разнообразия. Но не для того я проделала весь этот путь, чтобы болтать с уже знакомыми мне родственниками. – Она вновь оглядела меня с головы до ног. – Да, Джиллиан права: это дочь Ли, у нее тот же неповторимый цвет глаз, что когда-то был и у меня, пока годы не украли мои лучшие черты. И фигура у нее точь-в-точь как у Ли, – только до сих пор не пойму, зачем она скрывала ее какими-то бесформенными нарядами, совершенно непригодными для здешней суровой зимы. – Она впилась в меня своими маленькими прищуренными глазками и спросила: – Почему моя внучка умерла в столь раннем возрасте?
На лестнице, ослепляя всех своей красотой, появилась Джиллиан – в темно-красном платье, очень похожем на мое, с той только разницей, что ее декольте украшало шикарное ожерелье.
– Ах, моя дорогая, милая мамочка! – воскликнула Джилл. – Как Я рада снова видеть тебя! Страшно подумать, но в последний раз мы встречались пять лет тому назад!
– Я и не думала больше здесь появляться, – ответила Джана Дженкинс, имя которой любезно шепнул мне Трой, пока старушку усаживали на ее подушках и укутывали пледами. Мне хватило одного лишь взгляда на Джиллиан и ее мать, чтобы учуять запашок их взаимной враждебности.
– Когда мы узнали, что ты прилетаешь, несмотря на гипс на бедре, Тони приобрел для тебя замечательное удобное кресло. Говорят, что раньше оно принадлежало главному лесничему Сидни, – прощебетала Джиллиан.
– И ты думаешь, что я сяду в кресло, в котором сидел один из этих убийц деревьев? И слышать больше ничего об этом не желаю. Меня интересует эта девочка, – сказала Джана Дженкинс и забросала меня вопросами: как познакомились мои родители, где мы жили, были ли у моего отца деньги и нельзя ли ей встретиться с другими моими родственниками.
Меня спасла трель звонка у парадной двери, извещающая о прибытии остальных гостей. Из кабинета появился Тони в безукоризненном наимоднейшем костюме, и торжественный ужин по случаю Дня Благодарения начался, вопреки потугам моей прабабушки всех перекричать.
Джиллиан наконец-то обратила внимание и на меня, сидящую почти рядом с Троем, и взволнованно воскликнула, сделав большие глаза:
– Хевен! Ты могла бы по случаю этого приема и посоветоваться со мной относительно цвета твоего наряда!
– Я сейчас же пойду и переоденусь, – вскочила я с места, но Тони решительным тоном заявил:
– Не нужно никуда ходить! Джиллиан, безусловно, шутит: ее платье гораздо шикарнее твоего, не говоря уже о ее украшениях! Мне нравится твое платье, Хевен, и я прошу тебя сегодня остаться именно в нем.
Это было довольно своеобразное празднование Дня Благодарения. Сначала внесли и усадили на место хозяйки дома мать Джиллиан, и она тотчас принялась командовать. Резкая и властная натура моей прабабушки не переносила лжи, и, к своему удивлению, я обнаружила, что Тони и Трой от нее в восторге.
Ужин тянулся, как мне показалось, бесконечно долго, и я совершенно измучилась, вынужденная врать и всячески изворачиваться, отвечая на каверзные вопросы. Когда же Джана Дженкинс спросила, долго ли я намерена еще оставаться в этом доме, я растерянно уставилась на Тони. Сидящая рядом с ним Джиллиан тоже застыла в напряженном ожидании моего ответа, не донеся вилку до рта, но Тони не утратил самообладания.
– Хевен пробудет у нас ровно столько, сколько она сама того пожелает, – невозмутимо заявил он, улыбнувшись мне и метнув свирепый взгляд в сторону Джиллиан, приказывая ей помалкивать. – Она успешно сдала вступительные экзамены и теперь учится в старшей группе, на целый год обогнав своих ровесниц. Мы уже подали заявление о зачислении ее в один из местных первоклассных колледжей, так что Хевен еще долго будет радовать нас с Джиллиан своим обществом. Порой мне кажется, что это Ли вернулась к нам. А тебе, Джиллиан? – повернулся он к жене.
Пока Тони произносил свою речь, Джиллиан усердно набивала рот едой, словно бы опасаясь проронить какое-то неосторожное слово. Ничего не ответив мужу, она молча уставилась на меня своим пустым взглядом. Мне подумалось, что Джиллиан никогда не полюбит меня и не заменит мне матери, с которой я могла бы поговорить о насущном и наболевшем, получить дельный совет. Джиллиан даже не интересовалась мной, в отличие от своей бесцеремонной, но прямодушной матери.
К счастью, сразу же после ужина Джана Дженкинс заявила, что уезжает в гостиницу в Бостон.
– Жаль, что я не смогу остаться и получше познакомиться с тобой, Хевен, – сказала она, с упреком взглянув на Джиллиан. – Но в этом доме я никогда не чувствовала себя уютно. Завтра утром я возвращаюсь в Техас. Может быть, ты когда-нибудь навестишь меня там. – И она поцеловала меня на прощание в обе щеки, единственная женщина в этом семействе, которая признала меня.
На другое утро Тони впихнул меня в свой самый респектабельный лимузин, накрыв мне ноги плотным пледом, и мы отправились в его магазин игрушек на торжественное открытие предновогодней распродажи.
Шестиэтажное здание, заполненное игрушками, потрясло меня. Не было еще и десяти часов, а перед входом уже собралась толпа покупателей, с восторгом разглядывающая огромные витрины. Тони по-хозяйски растолкал толпу и подвел меня к одной из витрин, чтобы я тоже могла полюбоваться на забавные экспонаты и целые представления, разыгрывающиеся за стеклом с участием персонажей известных детских сказок: Малышки Тима с гусем и Скруджа.
Мы вошли в торговый зал, где, помимо продавцов, одетых в яркие – красные, черные и белые с золотыми галунами – костюмы, меня поразило то, что даже покупатели в довольно скромной одежде делали дорогие покупки. Заметив мое удивление, Тони пояснил:
– Теперь уже не судят о состоятельности клиента по одежде. Кроме того, коллекционирование сейчас вообще входит в моду.
В одной из витрин на шестом этаже я углядела в золотистых футлярах знаменитые портретные куклы Таттертонов.
– А кто их изготавливает? – спросила я у Тони.
– Тебе они нравятся? Красивые, не правда ли? – будничным тоном воскликнул он. – Наши лучшие мастера месяцами работают над ними. И далеко не каждая красивая девочка может стать моделью.
– А с моей мамы делали такую куклу? – спросила я.
– Твоя мама была самой красивой девочкой в мире, которую я когда-либо видел, за исключением, конечно же, тебя, – улыбнулся Тони, оборачиваясь ко мне лицом. – Но она была слишком скромна и застенчива и не хотела позировать, поэтому я упустил возможность увековечить ее…
– Значит, с моей мамы не сделали портретной куклы? – спросила я, с трудом скрывая нарастающую неприязнь к нему и не понимая, почему Тони лжет.
– Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно, – как бы извиняясь, сказал он и увлек меня к другой экспозиции – куклам исторических персон в костюмах, соответствующих их эпох.
– Ты уверен, что без твоего ведома никто не мог сделать портретную куклу с моей мамы? – не успокаивалась я.
– Без моего разрешения не изготавливается ни одна кукла! – несколько раздраженно бросил Тони. – Хевен, давай оставим этот разговор, мне трудно говорить на эту тему.
Но почему он так упорно делает вид, что не понимает, насколько важно для меня разобраться в прошлом моей матери! Ведь иначе я не смогу правильно построить собственную жизнь, создать свой мир и найти ответы на сотни волнующих меня вопросов!
Показав мне все залы, Тони отправился в свой служебный кабинет, а я прошлась по бостонским магазинам, делая рождественские покупки. Какое наслаждение покупать подарки для любимых людей, зная, что у тебя вполне достаточно денег в сумочке! Как приятно бродить в толпе мимо нарядно украшенных витрин, осознавая, что можешь не стесняясь зайти в любой магазинчик и купить приглянувшуюся тебе вещицу. Теперь я уже многое могла себе позволить.
С каждой неделей я становилась все богаче. Тони регулярно клал деньги на мой текущий счет в банке и давал мне внушительные суммы наличными на расходы. Я тратила их экономно и откладывала кое-что на отдельный накопительный счет под хорошие проценты. Иногда и Джиллиан с небрежным видом подбрасывала мне двадцатидолларовую банкноту.
– И не стоит меня благодарить, это всего лишь деньга, – фыркала она, если я чересчур усердно выражала ей свою признательность: ведь для меня двадцатка была вовсе не мелочью.
Мой накопительный вклад предназначался для того прекрасного дня, когда я вновь воссоединю под одной крышей свою семью. На себя я тратила очень мало, однако приобретала впрок вещи для своих братьев и сестер. Для Тома, например, я купила красивый вязаный белый свитер, фотоаппарат и дюжину кассет с пленкой, надеясь, что кто-нибудь из друзей сфотографирует его и он пришлет мне снимок. Я также подобрала для брата теплую куртку и дубленку, отороченную овчиной, как у Логана. Мне хотелось, чтобы у Тома было все, о чем он мечтал в детстве, когда мы жили в Уиллисе и всякий раз зимой по пути в школу и обратно домой рисковали обморозиться. Я покупала вещи и для Фанни, хотя и не знала, куда ей посылать свои подарки. Складывая их пока в нижний ящик комода, туда же, где хранилось все, что я приготовила для Кейта и Нашей Джейн, в надежде, что когда-нибудь увижу, как они сами распаковывают эти вещи… Когда-нибудь!
Мы встретились с Троем в его коттедже в рождественское утро, пока Джиллиан и Тони еще спали. Он уже приготовил завтрак, положил под елку, которую мы с ним вместе накануне наряжали, наши подарки друг другу к Рождеству.
– Заходи, Хевен, с Рождеством тебя! – приветствовал меня Трой. – Вид у тебя сегодня просто цветущий! Я боялся, что ты опоздаешь и мои рождественские шведские бутерброды остынут.
Потом мы с волнением, словно маленькие дети, раскрыли свои подарки. Трой подарил мне голубой кашемировый свитер – под цвет моих глаз, а я ему дорогой дневник в коричневом кожаном переплете и с золотым обрезом.
– Что это? – изумился Трой. – Дневник для записи моих оригинальных мыслей и высказываний?
Он шутил, но я была настроена вполне серьезно.
– Я хочу, чтобы ты записал в него все, что тебе известно о моей матери. Все, что ты когда-либо слышал от Тони и Джиллиан даже еще до того, как они поженились. Я хочу знать, как мама относилась к своему отцу и что она думала о разводе родителей. Напиши о своих первых впечатлениях о ней, о том, что она тебе говорила и что ты говорил ей. Вспомни, пожалуйста, во что она была одета, – в общем, я хочу знать о ней все! Это для меня очень важно.
– Хорошо, я постараюсь, – изменившись в лице, кивнул Трой, принимая подарок. – Однако не забывай, что мне было всего три года, а ей – уже двенадцать.
– Тони говорил, что ты по своему умственному развитию казался значительно старше своего возраста, и гораздо моложе, когда обстоятельства вынуждали его оставлять тебя дома одного.
У меня имелись для Троя и другие подарки, которые ему больше понравились. А его подарок для меня был дороже всего того, что Джиллиан и Тони положили под большую елку, установленную перед окнами гостиной замка Фартинггейл.
Вечером Джиллиан, Тони и я отправились в гости к их знакомым. Впервые они взяли меня с собой на званый ужин. Но щемящее чувство одиночества не покидало меня ни в тот вечер, ни в последующие две недели каникул, вплоть до возобновления занятий в школе. Каждое утро Тони уезжал на работу, и почти каждый вечер они с Джиллиан куда-нибудь выезжали вдвоем. Иногда я случайно заставала бабушку в музыкальном салоне за роялем, но она уже не предлагала мне поиграть с ней в карты: с тех пор как Тони во всеуслышание объявил на День Благодарения, что я надолго остаюсь жить в его доме, Джиллиан окончательно отдалилась от меня. Для нее я была скорее приживалкой, чем полноправным членом семьи.
Похоже, ее вполне устраивало, что я много занимаюсь и у меня не остается времени вмешиваться в ее личную жизнь и нарушать ее распорядок дня. Я же настолько хорошо поняла ее сущность, что навсегда рассталась с надеждой завоевать привязанность и любовь этой женщины.
Время от времени я тайком навещала Троя, хотя и подозревала, что Джиллиан догадывается или даже знает об этом. Я также частенько выбиралась в Бостон – в музей или в библиотеку, где всякий раз проходила мимо любимого кафе Логана и университетского общежития, надеясь случайно встретиться с ним, но безуспешно: видимо, он уехал на каникулы в Уиннерроу к своим родителям. Мне до слез было обидно, что к Рождеству ни он и никто другой из моих родственников не прислал мне поздравительную открытку. Порой казалось, что моя жизнь в усадьбе Фартинггейл столь же убога, как и в горном поселке Уиллис, где я ютилась в жалкой лачуге. Ни деньги, ни комфорт, ни дорогая одежда и драгоценности не могли компенсировать мне человеческую любовь и привязанность, которых мне теперь так не хватало.
Наступил февраль, и вместе с ним и день моего восемнадцатилетия. Хотя Тони и Джиллиан по-прежнему думали, что мне исполняется только семнадцать, Тони устроил по этому случаю настоящее торжество.
– Пусть у этих зазнаек из Уинтерхевен глаза лопнут от зависти! – сказал он. – Приглашай их всех!
Наконец-то мои одноклассницы получили возможность полюбоваться великолепным интерьером знаменитой усадьбы Фартинггейл! От изобилия разнообразных яств на столе захватывало дух, а врученные мне подарки были настолько дорогими и шикарными, что я даже почувствовала себя как бы виноватой перед своими бедными родственниками, которые ни о чем подобном не смели даже мечтать.
После столь пышного празднования моего дня рождения девочки в школе стали ко мне терпимее, но не более того: подруг у меня не прибавилось.
Однажды в начале марта разразилась такая сильная снежная буря, что я не смогла выехать на автомобиле в школу. В тот понедельник Тони и Джиллиан в доме не было, они еще в субботу уехали за город, и, воспользовавшись их отсутствием, я по подземному переходу пробралась в коттедж Троя. Задыхаясь от волнения и бега по страшному полутемному туннелю, я с топотом вскарабкалась по скользким ступеням лестницы, ведущей в его погреб. Трой поднял голову от работы и с улыбкой приветствовал меня:
– Рад тебя видеть! Я скоро закончу, а ты пока присмотри за хлебом в печи.
Мы сели возле камина, и я попросила его почитать мне что-нибудь из его стихов. Трой неохотно согласился и начал читать грустным и негромким голосом, а мне вдруг стало тоскливо и захотелось плакать. Я слабо разбиралась в поэзии, но меня поразило, как своеобразно и изящно складывались у него слова в строки. Я сказала ему об этом, чем, к своему удивлению, сильно расстроила Троя.
– В этом-то и вся моя беда, – раздраженно воскликнул он, отшвыривая тонкую книжицу своих стихов. – У меня все получается чересчур приторным и красивым…
– Ничего подобного! – возразила я, вскакивая, чтобы поднять книжку. – Вот только смысл твоих стихов ускользает от меня. Мне чудится за их внешней красотой потаенный ужас и мрак. Если не хочешь объяснять, как следует понимать твои стихотворения, тогда позволь мне взять эту книгу и попытаться самой во всем разобраться.
– Лучше даже и не пытайся! – опустил глаза Трой, но тотчас же вновь взглянул на меня и с искренней радостью воскликнул: – Ты молодец, что навестила меня, Хевен. Не стану скрывать, я работаю так много, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество. Но в последнее время все жду, когда ты вновь появишься здесь.
Мы сидели так близко друг к другу, что моя голова сама склонилась на его плечо, а губы слегка раскрылись, готовые к его первому поцелую. Зрачки Троя расширились, он долго и пристально смотрел на меня и вдруг резко отшатнулся, приведя меня в полнейшее смущение.
Чувствуя себя отвергнутой, я под надуманным предлогом поспешила уйти, злясь и на Троя, и на себя. Итак, я вновь потерпела неудачу!
Вернувшись в дом, я долго плавала в подогретой воде бассейна, но так и не успокоилась. Тогда я оделась и уселась на полу библиотеки перед камином читать какую-то книгу в кожаном переплете. Но страшная грусть и тоска мешали мне сосредоточиться, и я просто тупо смотрела на пляшущие перед глазами буквы.
Мне казалось, что со всех портретов на стенах за мной пристально наблюдают мои предки по линии Таттертонов. Их приглушенные голоса нашептывали, что здесь мне не место и что пора убраться отсюда и не пачкать их репутацию своим родством с презренными Кастилами. Я понимала, что все это глупая игра моего воображения, но тем не менее библиотека, с ее дорогими кожаными креслами, казалась враждебной. Я вскочила с ковра и чуть ли не бегом поспешила в свою уютную комнату.
Еще в коридоре я услышала трель телефонного звонка. Сердце мое затрепетало: мне никогда никто не звонил. Неужели это Трой? А может быть, Логан? Ах, ведь все может быть…
На бегу захлопнув за собой дверь, я влетела в спальню и схватила трубку прежде, чем оборвался звонок.
– Хевен, это ты? Нет, правда, что ль, ты? – услышала я гнусавый деревенский голос, слишком знакомый, чтобы не узнать его. И теплая волна облегчения и радости тотчас же согрела мою душу, как доброе старое вино. – Это я, Хевен, твоя сестра Фанни! Представляешь, я теперь мама! Два часа, как родила! Правда, на три недели раньше срока, и намучилась страшно, так орала, что сестры едва удерживали меня, а миссис Вайс даже приказала мне заткнуться, потому что я визжала на весь белый свет. Но ей-то легко так говорить, ведь это не она, а я рожала для нее ребенка…
– Слава Богу, что ты наконец-то позвонила мне, Фанни! – перебила я сестру. – Почему ты раньше не звонила, я так волновалась за тебя!
– Да нет же, я уже тебе звонила раз сто, не меньше, но никто у вас не может меня понять! И даже с кем я хочу поговорить! Они там какие-то у тебя все странные, так смешно разговаривают, ну прямо как ты сейчас! Так ты поняла, что я родила девочку?
Фанни сказала это с оттенком горечи, словно бы сожалея, что условилась с богатой, но бездетной супружеской четой, что родит им за десять тысяч долларов ребенка от мистера Вайса.
– Фанни, как ты себя чувствуешь? У тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?
– У меня все отлично! Просто отлично! Теперь все уже позади. А девочка такая славненькая, видела бы ты ее! У нее такие миленькие черненькие кудряшки, и вся она такая симпатичная! Вот уж преподобный обрадуется, когда сам увидит ее…
– Фанни, так где же ты сейчас? Прошу тебя, скажи мне, это очень важно. Ведь еще не поздно передумать и отказаться от денег! И тогда дочка останется у тебя, и потом тебе не придется жалеть, что ты продала собственного ребенка! Пожалуйста, выслушай меня внимательно! Я могу выслать тебе денег на билет до Бостона. Мой дедушка не согласится, чтобы ты жила здесь вместе со мной, но я оплачу меблированную комнату и буду помогать, чем смогу, тебе и твоей крошке, – позабыв о всякой осторожности, которая в моем нынешнем положении была далеко не лишней, кричала я в трубку, сгорая от желания поскорее снова увидеться с Фанни.
Тишина на другом конце линии навела меня на мысль, что сестра обдумывает мое предложение. И вот что я наконец услышала в ответ:
– Том рассказал мне, где ты живешь. И если уж ты надумала пригласить меня с дочкой к себе, тебе следовало бы поселить нас в этом доме величиной с дворец и множеством ванных комнат, а не оскорблять меня и мою крошку разными меблированными комнатенками и мотелями! Я в полном порядке, ничем не хуже тебя…
– Фанни, будь же благоразумна! Я же объяснила в письме Тому, что у моих стариков свои причуды. Моя бабушка Джиллиан боится даже, как бы кто-нибудь не узнал, что я ее внучка!
– Да она просто чокнутая! – крикнула в ответ Фанни. – Ни одна старуха не может выглядеть так молодо, как ты это расписала Тому. Так что можешь смело приглашать меня, Хевен! Не стоит обращать внимания на таких идиоток, как она. А если не хочешь, тогда я продаю девчонку и улетаю в Нашвилл или в Нью-Йорк! Ты поняла?
В следующий момент в трубке послышался ликующий рокочущий голос преподобного Уэйланда Вайса, входящего в больничную палату, чтобы поздравить Фанни, и она прервала разговор, даже не попрощавшись. И, лишь услышав гудки, я сообразила, что сестра так и не сказала, где ее можно будет разыскать.
Ох уж эта Фанни! Она пошла по стопам нашего папаши – надумала продать своего ребенка! И как только она решилась на такое? Конечно же, рано или поздно она еще пожалеет об этом глупом поступке. Я это знала наперед, так же, как не сомневалась и в том, что теперь, когда у меня завелись деньги, я могла бы выкупить малышку и помочь сестре самой воспитать ее. Лишь одного не могла я сделать: пригласить Фанни в усадьбу Фартинггейл. Тогда я лишилась бы всего, чего с таким трудом добилась, и мне пришлось бы распрощаться с мечтой о колледже, куда, как сказал мне Тони, меня готовы были зачислить по результатам учебы в школе. Директриса даже обещала оставить за мной комнату в Уинтерхевен. Я могла также, по своему усмотрению, поселиться в студенческом общежитии или же продолжать жить в особняке. Нет, нельзя было жертвовать этим ради Фанни. Я ведь была разумная и рассудительная девушка, а сестра – вздорная и взбалмошная, ей требовалось время, чтобы осознать свои ошибки.
Уверенная в том, что Фанни когда-нибудь еще обратится ко мне за помощью и я помогу ей вернуть назад ее дочку, и довольная тем, что сестра благополучно разрешилась от бремени, я решила сосредоточиться на книге и читала до тех пор, пока не наступило время ложиться спать.
Однако мне долго не удавалось заснуть в ту ночь. Я стала тетей! Меня так и подмывало немедленно позвонить Тому и сообщить ему о Фанни и ее дочке, но я боялась, что к телефону подойдет наш папаша.
На следующий день я все же позвонила Тому.
– Привет! – услышала я в трубке голос брата и вздохнула с облегчением. – Вот это новость, черт подери! – радостно воскликнул он, когда я ему все рассказала. – Хорошо, что у Фанни все нормально, однако чертовски плохо, что она собралась продавать своего ребенка. История повторяется. Но ты не должна рисковать собственным будущим ради нее, Хевен, ты просто не имеешь права! Держи язык за зубами и помалкивай, как насчет Фанни, так и вообще обо всех нас. Подожди немного, мы вскоре непременно увидимся, вся наша семья, включая Кейта и Нашу Джейн: ведь твои адвокаты уже идут по их следам. Они обязательно их разыщут, Хевен. Ты только наберись терпения!
На исходе марта неистовая холодная зима пошла на убыль. Тающий снег и первые признаки приближения весны навевали щемящие воспоминания о Уиллисе.
Том в своем письме заклинал меня забыть о горах и вообще о всей нашей прошлой жизни.
«Прости отца, Хевен, умоляю тебя! – писал он. – Теперь это совершенно другой человек. Его новая жена родила ему сына, темноволосого мальчишку, о котором так мечтала моя мать».
В апреле я впервые спокойно смогла слушать шум прибоя, стоя у раскрытого окна.
Логан даже не пытался связаться со мной, и день ото дня образ его расплывался в моей памяти, теряя очертания, и порой я с горечью отмечала, что все реже и реже вспоминаю о нем. Заводить себе нового приятеля мне не хотелось, но иногда я соглашалась сходить с каким-нибудь парнем в кино и даже поужинать с ним. Однако на этом, как правило, все и заканчивалось: не видя перспективы, кавалер быстро терял ко мне интерес. Я боялась еще раз обмануться и не хотела снова страдать. Твердо решив, что романтические истории не должны отвлекать меня от учебы, я отдавала ей почти все свои силы и все время.
Единственным мужчиной, с которым я часто встречалась, был Трой Таттертон, хотя мне и велено было держаться от него подальше. Он занял в моем сердце место Логана Стоунуолла, и по меньшей мере раз в неделю, когда Тони и Джиллиан уезжали из дома, я забегала к нему в коттедж на часок-другой, чтобы поболтать и излить душу. Трой всегда радовался моему приходу и всякий раз внимательно меня выслушивал.
Под разными предлогами я несколько раз пыталась заговорить с ним о Тони, но стоило мне только затронуть эту тему, как он моментально настораживался.
– Надеюсь, что ты верна своему слову и избегаешь встреч с моим младшим братом, – с подозрением глядя на меня, говорил он. – Имей в виду, что Трой не способен сделать ни одну женщину счастливой.
– Но почему ты так в этом уверен? – недоумевала я. – Разве ты не любишь его и не желаешь ему счастья?
– Люблю ли я его? – хмурился Тони. – Разве тебе не известно, Хевен, что Трой всегда был мне дорог и занимал главное место в моей жизни, я взял на себя всю ответственность за него. Но не каждый способен его понять, он легкоранимый человек, что, впрочем, и привлекает к нему женщин, интуиция подсказывает им, что подобное сочетание чувственности, красоты и одаренности в мужчине огромная редкость! Имей в виду, Хевен, Трой не такой, как все, он постоянно мечется в поисках чего-то и вечно разочаровывается, а потому и не может обрести покоя.
– Что же он ищет?
Тони оторвался от утренней газеты и нахмурился:
– Давай прекратим этот бессмысленный разговор. Когда придет время, я сам подберу для тебя достойного молодого человека.
Меня это совершенно не устраивало, я собиралась сама выбрать себе достойного друга жизни. И мне не нравилось, как Тони отзывается о своем младшем брате, по-моему, Трой был просто прелесть! Какой женщине не понравится мужчина, обладающий столькими талантами для создания семейного уюта? Счастлива будет девушка, которая станет женой Троя Таттертона, безусловно счастлива! Странным казалось лишь то, что при всех своих добродетелях у Троя не было ни одной подружки!
Однажды в мае, когда я переодевалась в душевой после занятий в гимнастическом зале, а вокруг меня мылись, причесывались, красились, курили и сплетничали мои одноклассницы, в кабинку ко мне заглянула рыжая девчонка по имени Клэнси.
– Привет, Хевен! – затараторила она. – Это правда, что твоя мать была дочерью Джиллиан Таттертон от ее первого мужа? Все только и говорят сейчас о том, с чего это ты вдруг представляешься ее племянницей, когда всему Бостону известно, что никакая она тебе не тетя. Вот мы и подумали: а так ли уж далеки от истины злые языки…
