Текст книги "Дети Ченковой"
Автор книги: Винцент Шикула
Соавторы: Франьо Краль,Людо Ондрейов,Мария Янчова
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
Ергуш мучился: паршивая дикая кошка не желала есть. Он приносил ей сыр, молоко, даже сало. Просовывал осторожно, через приоткрытую дверцу. Кошка норовила цапнуть его за руку, а еды не трогала. Ергуш раскаивался: надо было оставить ее в лесу. Несокрушимый характер. Еще сдохнет с голоду, жалко будет…
Сидела кошка в кроличьей клетке; металась, бесилась. Глаза дикие, страшные. Ей бы только царапать, кусаться. Руки в клетку не просунешь.
Бедные кролики не знали покоя ни днем ни ночью – топотали, пугались. От страха и тревоги дрожали их носики. Пришлось унести клетку с дикой кошкой в Ергушов шалаш.
Ергуш подолгу лежал возле клетки, наблюдал. В руке ломоть хлеба; жевал он, жевал хлеб, а кошка смотрела Ергушу в глаза – пристально, неподвижно. Зачаровать хотела.
«У Палё Стеранки надо совета спросить, – думал Ергуш. – Может, станет жрать живых мышей. А не станет – отнести ее в лес, к той скале…»
Влетел в клетку комар, заметался во все стороны, засучил длинными ногами, как велосипедист. Запел грустную комариную песенку – разжалобить кошку. А она на него и не посмотрела.
С дороги долетели голоса:
– Ергушко! Ергушко!
Выглянул Ергуш – на дороге собрались мальчишки, что-то веселые больно, на месте не постоят. Все тут: Якуб Фекиач-Щурок и Рыжик, Адам Телух-Брюхан, Йожо Кошалькуля и Чернильница, Имро Щепка-Левша и Штево Фашанга-Бубенчик. Сгребали руками белую пыль в бумажные фунтики, бросали вверх. Из фунтиков вырывались белые клубы – вроде бомбы…
Ергуш побежал к ним:
– Чего?
Ребята обступили его:
– Пошли скорей, у нас клест улетел!
– Ергушко, поймай его!
– Иду! – сказал Ергуш и побежал вверх по дороге. Ребята – за ним.
Догнать не могли. На бегу перебрасывались словами.
– Он на большой липе сидит, – толковал Рыжик. – У Телухов, возле корчмы… Улетать-то ему не хочется… Ты, Ергуш, слови его, если у тебя колдунские глаза…
Прибежали ко двору корчмы, Рыжик стал показывать:
– Вон он! Видишь? На той ветке! – Взял Ергуша за руку, подвел. – Иди сюда! Отсюда видно…
Ергуш смотрел на высокое дерево, а клеста не видел. Напрасно напрягал он зрение. Вдруг – бац! – по колена ввалился в навозную яму. Рыжик и все мальчишки пустились наутек. Остановились поодаль, захохотали и бросились за угол дома. Скрылись.
Ергуш выбрался из ямы – все ноги в навозе. Обманули, подлые! И этот дурак Йожо Кошалькуля с ними… Теперь расскажет Зузке, она насмехаться будет…
Во дворе была колонка. Ергуш накачал воды, вымыл ноги. Огорченный, поплелся домой. Голову понурил, смотрит в землю.
Дома во дворе стояла мама.
– Крестная молока нам прислали, – сказала она Ергушу. – Они сено возить собираются. Тебя в помощь просят…
– У меня кошка издохнет, – озабоченно отвечал Ергуш. – Надо ей мышей наловить.
– А ты ее на чердак выпусти, – посоветовала мама. – Она уже большая, сама наловит. Много их на чердаке.
– Убежит ведь! – возразил Ергуш.
– Убежит – на свободе будет, – сказала мама.
Ергуш недолго колебался. Отнес клетку на чердак, отворил дверцу. Кошка выскочила, фыркнула и скрылась в темноте среди балок.
КАК СЕНО ВОЗИЛИЧерез несколько дней, рано утром, двинулись на трех телегах. Длинноносый Яно ехал первым. Ергуш был с ним – Яно нравился ему больше всех. Нравились ему добрые глаза Яно, такие глаза бывают у молодых телочек. Нравился и длинный нос торчком – смешной такой! И песенки об овцах нравились – Яно их часто пел.
– Тебе ничего делать не надо, – сказал Яно, – только мух от коней отгоняй.
Ергуш был разочарован. Это ему совсем не по душе. Сами позвали, а работать не дают…
– Ну, если хочешь, можешь сено накладывать, – утешил его Яно. – С удовольствием разрешу.
У Ямок свернули направо, по крутой дороге в гору. Дорога шла по полям под паром, по кустам, через выкошенные лужайки; где-то здесь должна быть Студеная яма.
Ергуш заметил, что невдалеке за телегами, прячась под заборами и кустами, крадется за ними озорной Хвостик. Делает вид, будто вышел погулять сам по себе и случайно попал в те места, по которым проезжает Ергуш. Вот хитрая собачонка! Это чтоб его не прогнали. Ергуш обернулся, посмотрел на него – Хвостик свернул с дороги, спрятался. Но он, конечно, где-то близко. Еще покажется…
Сверкала роса в травах. Кузнечики цвиркали, выскакивали, пролетали по воздуху. Кусались комары, оводы, жужжали, мелькали слепни – так быстро, что глазом не уловишь их полет. Только когда лошадь зафыркает, забьет беспокойно ногами, Яно прихлопнет под брюхом у нее слепня, небольшое насекомое бурой окраски. Он, наверное, вовсе и не слепой, только летает так, словно глаз нету.
Кони идут мерно, колеса катятся гладко по мшистым лужайкам, на два пальца вдавливаясь в мягкую землю. С пригорка на пригорок… Мимо кустов орешника, боярышника, мимо грабовых рощ; там и сям поднимается над кустарником одинокая рябина, красивая, гладкоствольная, покачивает листьями.
– Хо-хо! – крикнул Яно, щелкнув кнутом.
Далеко где-то отозвалось эхо – будто кто-то передразнивал Яно. Щелкнуло – словно выстрелило. Вдали показался буковый лес; перед опушкой его стояли большие копны сена. Лошади почуяли, что конец пути близок, пошли быстрее. Яно направил своих коней к первой копне и там остановил их. Они потянулись к сену – нет, Яно им не позволил. Лошадь должна знать порядок, не своевольничать.
Яно подложил камни под колеса, чтоб телега не подалась назад, потом выхватил из копны клок сена, стал его перебирать, разглядывать с удовольствием, понюхал даже. Лохматые листочки, растрепанные звездочки расцветших трав желтели в сене.
– Понюхай! – сказал Яно, поднося к лицу Ергуша свою ладонь. – Лучшее сено, корм что надо!
Сено пахло дурманно.
Яно разнуздал лошадей, бросил им пахучего сена. Оно понравилось лошадям, – фыркая, они подбирали его большими клочьями.
От леса, с лугов слетались комары и оводы, садились на лошадей, облепляли им животы, жадно сосали кровь. Лезли в уши, в глаза и животным и людям.
Ергуш отломил ветку бука, принялся охлестывать лошадей по ногам, по брюху – убивать кровопийц.
По колеям, проложенным телегой Яно, подъехал Ондрей, за ним Йожо со старым Томашем. Распрягли лошадей, разложили маленькие костерки – немного хвороста и много зеленых листьев. Желто-белый дым пополз под брюхо лошадям, отгоняя назойливых летунов.
– Подкладывай в огонь, Ергушко! – крикнул Ондрей.
Ергуш тоже развел костерок возле Яновых лошадей, потом стал носить из лесу хворост и листья, подкладывать там, где уже догорало. Это было нужное, серьезное дело. Оно ему пришлось по душе. Приходилось проворно поворачиваться – спасать животных от мучений. Он был доволен, весел и радостен.
Три брата и Томаш накладывали сено на телеги попарно: один подбрасывал сено на вилах, другой, стоя в телеге, уминал, укладывал его. Вот наложили все три воза, придавили сено длинными жердями и присели отдохнуть, перед тем как ехать в деревню.
– Знаешь что, милый, – взял Яно Ергуша за плечо, – ты нас тут подождешь. На что тебе ходить взад-вперед, дорога далека и нелегка. Ты пока напаси валежника, листьев для костров да посторожи тут – как бы скотина сено не растаскала. Обед мы тебе принесем. Как положено мужчине! – И губы Яно под длинным носом улыбнулись.
Ергуш согласился. Пусть себе едут, он подождет тут. Все приготовит, что надо. Приятно слушаться таких славных людей, как Яно.
Под горой, в той стороне, где была Студеная яма, забрякали колокольцы. Оттуда бежали коровы – хвосты подняты, скачут как угорелые. За ними пастух с длинным кнутом. Старается заворотить коров, кричит на них.
– С утра вот так бесятся, – пожаловался он братьям Будачам. – Прямо не знаю, что с ними делать.
Пастух был отец Палё, дядя Стеранка. Ергуш втайне порадовался: значит, и Палё недалеко…
– Мухи их одолевают, – сказал Яно.
Братья закрепили цепями задние колеса телег, запрягли лошадей и поехали. Возы скрипели, качались, неподвижные колеса прочерчивали длинные полосы во мху.
Ергуш остался один.
ВРАГВозле каждой копны Ергуш навалил сухого валежника и сырых листьев. Придут лошади – останется только поджечь. Закончив работу, Ергуш повалился на траву отдыхать.
Из-за копны выглянул Хвостик, медленно подошел. Остановился перед Ергушем, посмотрел с опаской: не сердится? Не прогонит? Может, позволит остаться тут, а уж он, Хвостик, будет вести себя тихо, пристойно. Хвостик щелкал зубами, ловил кусачих мух.
– Ну иди, иди сюда, милый! – позвал Ергуш. Он обрадовался – с Хвостиком веселее будет.
Песик подбежал, побил Ергуша хвостом, сел рядом.
Из леса вышел парень. Шел он тяжело, шатался. Нес на плече длинное буковое бревно. Хвостик поднял мордочку, принюхался, тихонько поворчал, но не двинулся с места. Сказал только: «Идет кто-то неуклюжий».
А Ергуш узнал парня: кузнец Мартин – враг. Это он в праздник Тела господня ударил Ергуша кулаком по носу – в Гаморе, у кузницы. Ни с того ни с сего. За то, что мастер его побил.
Проснулись в Ергуше горечь и злоба. Он вскочил, заступил дорогу кузнецу, прямо посмотрел на него.
– Узнаешь? – недобрым тоном спросил он парня.
Кузнец глянул на него из-под полей своей шляпы, ничего не сказал и прошел мимо.
– Постой! – сказал Ергуш, ухватившись за бревно. – Ты так легко не отделаешься!
Кузнец остановился, положил бревно на землю, повернулся к Ергушу:
– Не приставай к добрым людям!
Ергуш приблизился к нему:
– Что я тебе сделал, когда ты меня ударил? В городе-то ты смел, а в лесу трусишь!
– Отстань! – сказал кузнец. – Я не хотел тебя так сильно…
Ергуш схватил его за куртку. Парень не сопротивлялся. Он был больше и сильнее, у Ергуша и сил не было сдвинуть его с места.
– Трус ты, а то бы мы с тобой подрались, – сказал Ергуш. – Но не могу я драться, когда ты стоишь дубина дубиной.
На Хвостика никто не обращал внимания, и никто не заметил, как этот хитрый пес фыркает, обходит парня сзади, как он изготовился к нападению. Едва Ергуш произнес слово «дубина», Хвостик зарычал и прыгнул, цапнул кузнеца за куртку. Цапнул и отскочил. Шерсть у него взъерошилась, как на щетке, он стал бегать кругами, ругая кузнеца грубым голосом.
Парень испугался, даже ноги задрожали. Со страхом посмотрел он на собаку, а на Ергуша – просительно и жалобно.
– Ты не вмешивайся! – прикрикнул Ергуш на Хвостика.
Пес понял, что не годится двоим нападать на одного, отошел к копне, лег, тихонько поругивая врага.
– Не бей меня, – печально проговорил кузнец, сдвигая шляпу на самые брови. – Мастер бьет меня и держит впроголодь. Может, и ты когда-нибудь кузнецом будешь…
У Ергуша сжалось горло. Он отступил, потупился. Кузнец стал поднимать свою ношу, и Ергуш, сам не зная, как это вышло, помог ему взвалить ее на плечо. Кузнец пошел, что-то жалобно бормоча себе под нос. Ергуш смотрел ему вслед с тяжелым, грустным чувством. Вот он шагает, пошатываясь, скрывается под горой. Скрылся по пояс, по плечи, а вот уж и головы не видно…
Из-за горы показались козьи рожки. И головы выглянули, белые, бородатые. Козы смотрели на Ергуша, а больше на Хвостика, смотрели застывшим, неподвижным взглядом. Подходил Палё Стеранка.
ПЛОХО БЫТЬ СИРОТОЙ…Палё Стеранка подарил Ергушу пращу. Учил его метать камни.
– Раскрути над головой, дерни посильнее, а один конец отпусти…
Ергуш быстро научился. Камни так и летели, со свистом проносясь в воздухе, тревожили овец и коз.
– Дома буду метать, на Гати, – сказал Ергуш. – Там камни круглые, как яйца.
Он сложил пращу, сунул в карман.
– А мне ночью снилось, будто я летаю над долиной, – рассказал Палё. – Руки раскинешь – и летишь… Высоко-высоко над деревьями летишь, куда хочешь. Будто плаваешь в воздухе. Нянё говорят, тогда человек силой наливается.
Ергуш сказал:
– А я недавно дикую кошку поймал. Настоящую. Жрать не хочет, так и норовит за руку укусить, злая. Надо наловить для нее мышей.
Палё посмотрел на него, подумал и говорит:
– Пойдем ловить мышей! – Он уже сам загорелся. – Красных мышей, полевок, или лесных, каких хочешь.
Он повел Ергуша в кусты.
Стали искать. В самой гуще, на веточке кизилового куста, висело гнездо, круглое, как мяч, слепленное из травинок и сухих листьев.
– Красная мышь, – сказал Палё.
Разворошили гнездо – оказалось пустое. А в кусте что-то шуршало, потрескивало… Мальчики притаились, ждали. Красная мышь, с большими ушками и длинным хвостиком, карабкалась по ветке. Возвращалась к гнезду, а его-то уже и не было. Палё бросился, хотел накрыть ее шляпой – мышь скользнула наземь, юркнула под валежник.
– Ушла, – сказал Палё. – Этих трудно поймать. Пойдем лучше посмотрим лесных.
Вернулись на луг. Овцы и козы спокойно паслись на новом пастбище, на скошенном лугу, на межах, заросших кустами. Их не нужно было заворачивать, Палё следил только, чтоб они не трогали копен сена. Мальчики пошли к тому месту, где у опушки леса валялась куча камней. Эти камни снесли в одно место сгребальщицы, когда весной чистили луг. Палё осмотрел эти камни и сказал:
– А здесь, верно, настоящие лесные мыши, с белым брюшком и длинным хвостиком. Надо разбросать камни.
Взялись перебрасывать камни ближе к лесу. Стала расти новая куча. Работа кропотливая, зато веселая: камней все меньше, открывается земля, гладкая, сухая, с мышиными стежками.
Отваливаешь плоский камень, вдавившийся в землю, медленно, осторожно: нет ли под ним мышки? Гляди в оба! Нет, нету. Давай следующий… Мальчики работают молча, усердно. Хвостик стоит рядом, смотрит, смотрит…
– Еще половина осталась, – говорит Палё.
– А теперь только четверть, – говорит Ергуш.
А вот осталась совсем маленькая кучка, не больше хлебного каравая. Теперь надо быть особенно осторожным…
– Внимание!
Палё поднимает камушек за камушком, не торопится… Послушал, приложившись к камням ухом. Кажется, там что-то шевелится беспокойно… А Хвостик все смотрит, смотрит…
Палё поднял плоский камень – фррр! Выскочила мышка, высоко подпрыгнула, как заяц. Писк – и уже хрустнули ее косточки. Хвостик, выпучив глаза, разгрызает добычу. Один хвост мышиный торчит у него из пасти.
– Пошел прочь! – замахнулся на него Ергуш. – Думаешь, бездельник, для тебя мы трудимся?
Хвостик, пристыженный, отошел к копне, лег: совесть его мучила.
Камней осталось еще пригоршни три.
– Ну, тут уж ничего не будет, – сказал Палё, быстро раскидывая их.
И вздрогнул: из-под последнего камня выскочила вторая мышь! В два прыжка она очутилась около новой кучи камней, юркнула под них – скрылась.
– Ишь как испугала, – проговорил Палё. – Чуть не в лицо мне прыгнула. Ах, хитрюга! Вторую-то кучу уж не будем разбирать.
Он побежал к овцам, согнал их в кучу, вернулся и дал добрый совет:
– Пойдем ловить полевок!
Поодаль, ближе к Студеной яме, было поле скошенного ячменя. Здесь, на стерне, и обосновались мыши, прорыли ходы, соединили их, как настоящие улицы. Мальчики и решили навестить их; позвали с собой Хвостика.
Мышиный городок Палё знал как свои пять пальцев. Он точно угадывал, куда ведут подземные ходы, в какой норе живет целое семейство, сколько у норы выходов. Он завалил все выходы, кроме одного, и отсюда начал копать. Ход оказался глубокий, Палё позвал на помощь Хвостика. Хвостик рыл землю лапками. Сунет нос в дыру, принюхается, потом поднимет мордочку, фыркнет и опять копает. Работал когтями, зубами, отбрасывая землю.
– Учуял! – радостно воскликнул Палё.
Оба настороженно ждали.
В это время из лесу вышел паренек с тяжелой вязанкой дров. Шел он сгорбившись, совсем наклонился. Босые ноги поджимал – по стерне, по камням колко было идти. Да это Рудо Рыжик!
Он подошел к нашим охотникам за мышами, сбросил дрова с плеч, сел, не говоря ни слова. Дышал он тяжело. Посмотрел на товарищей печальными глазами, обведенными темными кругами.
– Мышей ловите, – будто перемогая боль, заговорил Рыжик. – Я тоже умею ловить их. Надую их через соломинку и выпущу. Они раздуются, как шары, в норку не влезают…
Усмехнулся печально так, жалобно. Кулаком надавил на живот.
Палё приподнял вязанку дров, попробовал на вес:
– Тяжелая! Много набираешь.
– Заставляют. – Рыжик поднял на него глаза. – Носи и носи – на всю зиму. А у меня живот болит. Недавно напился порченой воды из лужи… – Рыжик застонал, согнулся. – В ней живые волосы плавали, длинные – в целый метр. Сгребальщицы говорили, это «бандуры». А мне страсть пить хотелось. Наверное, они теперь у меня кишки жрут…
Скрючившись в три погибели, Рыжик вынул из кармана мелкие орешки.
– Буковые, – сказал он. – Нате, ешьте. – Дал ребятам по горсточке. – Только от них опьянеть можно. Как я недавно. Жую, жую, ни о чем не думаю. А потом меня будто подняло, на небо понесло. Схватился за траву, боюсь, оторвет! – Он криво улыбнулся. – Глупости! Это я от них опьянел.
Палё и Ергуш подсели к нему, стали грызть буковые орешки. А Рыжик рассказывал:
– Я, наверное, умру. Есть ничего не могу. Ни простые орешки, ни буковые. А ведь любил их. Ни кизил, ни рябина в глотку не лезут. А прошлый год только ими и кормился. Дома-то ничего не дают, только картошки чуть-чуть. Картошка сухая, подавиться можно. Ягоды боярышника тоже хороши. И шиповник, и терн, когда их морозцем прихватит… – Лицо у Рыжика скривилось, он опустил голову, застонал. – Ну, пора мне. Болит – сдохнуть можно…
Он встал, а выпрямиться не мог. Ребята помогли ему взвалить дрова на спину. И пошел Рыжик – медленно, – скрюченный, прямо пополам согнулся. Ноги поджимал, шатался… Смотрели ему вслед Палё с Ергушем, задумались.
– Мачеха у него, – сказал Палё. – Самая злющая баба в деревне. Зимой из дому выгоняла, да ночью… Рыжик едва не замерз – босой-то, в одной рубашке! Ночевал за Катреной, на вербе. Нянё мне рассказывали.
Тут вдруг раздался мышиный писк. Мальчики бросились к Хвостику, но было поздно. Хвостик раскопал нору и пожрал всех мышей, старых и малых.
Ергуш отругал его, вытянул пастушьим кнутом. Ему-то нужны были живые мыши, а Хвостик не желал этого понять.
– Ергушко-о-о! – донеслось со стороны опушки.
Это звал Яно, вернувшийся с телегой. В руке он держал узелок – обед для Ергуша.
– Бежим! – сказал Ергуш. – Поедим вместе.
Побежали наперегонки, Хвостик вприскочку за ними.
ПОСЛЕДНИЙ ВОЗВозы с сеном по второму разу повезли в деревню. Палё сказал Ергушу:
– Хочешь быть сильным – пей козье молоко, прямо из вымени. Нянё говорили, это для силы.
И, подхватив кнут, он стал сгонять коз. А козы убегали, как черти. Даже Хвостик помогал, и все равно ни одной не удалось поймать.
– Вон та, с большим выменем, наша. – Палё показал на бурую козу. – Вот бы добраться до нее!
Ергуш стал обходить козу, а Палё размахнулся, хлопнул кнутом – длинный кнут обвился вокруг шеи козы; Палё отдернул кнутовище, подбежал, поймал козу за заднюю ногу. Коза лягалась, вырывалась, волоча за собой Палё.
– Помогай! Держи! – кричал он.
Наконец схватил ее. Держали крепко, так, что она двинуться не могла. Палё подхватил ее за ноги, опрокинул на спину. Коза плакала, как ребенок.
– Соски у нее в навозе, – сказал Палё, – сосать нельзя!
Он раскрыл рот и, нацелив в него большой сосок, сильно стиснул его; молоко так и брызнуло струйкой. Коза дергалась, металась, молоко лилось на лицо, на рубаху Палё.
– Хватит из одного, – сказал он, – не то мама заметят. Теперь ты попробуй!
Ергуш открыл рот, Палё стиснул другой сосок, облил ему все лицо. Потом козу отпустили. Она встала на ноги и побежала к своим товаркам, рассыпая по дороге черные «орешки» – со страху, конечно.
Подкрепившись козьим молоком, ребята повалились на сено. Палё стал рассказывать о пастушеской жизни:
– Намаешься – сил нет. Овца потеряется – ищи! В прошлом годе паршивая Корнута ушла с ягненком. Искали мы ее с нянё – нет нигде! Больше двух недель пропадала! Потом слышим раз – гав! гав! – охотничьи собаки. Носятся по лесу то вверх, то вниз. Что такое? Выбегает тут из лесу овца с ягненком. Корнута! И шасть к стаду. А черные собачищи за ней, я их еле отогнал. Нянё говорили, Корнута уже одичала немного, дичью пахла, вот собаки за ней и гонялись.
– А мы пойдем косить на Блу́дов Верх, – сказал Ергуш. – Там у крестной Будачихи покосы, вчера говорили. Я буду воду носить косарям.
Палё встал, показал кнутовищем:
– Вон он где, Блудов Верх! По той стороне вверх, и еще выше. Отсюда не видать. Через лес пройти, и будешь на месте.
Он показывал на узкий луговой клин, врезавшийся в лес, – туда Ергуш заехал было на Пейко, который щекотки боится.
Солнце садилось, когда вернулся Яно с телегой. Он приехал один, без братьев, без Томаша.
– На один воз как раз нагрузим остатки, – сказал он.
Палё с Ергушем взялись помогать: укладывали, уминали сено. Яно подавал. Всадит вилы в сено, крякнет, подбросит на воз большую охапку. Ергуш и Палё равномерно распределяли сено в телеге, заполняли бока.
Забрать-то забрали все, да воз получился огромный, с дом. Яно очесал воз с боков, подгреб рассыпанные клочья, вскинул на воз и закричал:
– Айда!
Придавили сено жердиной, привязали ее к задку, цепями закрепили колеса. Яно наказал Ергушу:
– Иди за возом да примечай. Как покосится на одну сторону – беги на другую, хватайся за борт, перетягивай! Чтоб не перевернулся.
Сумерки собирались спуститься на землю. Они уже обволакивали луг, когда завизжали колеса и воз двинулся вниз. Яно держал вожжи, правил лошадьми. Ергуш шел за возом, смотрел, как он раскачивается. Хвостик, по обычаю своему, то вертелся у ног лошадей, то плелся вдоль заборов.
Палё со своими овцами шагал позади.
В деревню въехали возле погоста. Дорога здесь ровная, колеса катились легко. Вот Яно остановил коней, взобрался на воз спереди, Ергуш – по веревке – сзади. Палё со своим стадом прошел мимо, шляпой помахал Ергушу.
– Сегодня не будем разгружать, – сказал Яно. – Темно. А спать можем на возу.
Въехали во двор.
Хвостик побежал домой: боялся сердитого Казана. Распрягли лошадей, накормили, обиходили. Крестная накрыла ужин: галушки с брынзой, кислое молоко. Работники принялись за еду. Тишина стояла над столом, ели молча. Мягкая усталость ласковыми, приятными ладонями гладила тело. Давила книзу веки. Ах, шалунья! Легонько щекотала поясницу, плечи. Так и хотелось лечь, улыбнуться…
Яно встал, кивком позвал Ергуша. Они сбросили жердину с воза, залезли наверх, умостились рядышком. Дышали, чуть посвистывая носом, – как соловьи. Стали засыпать. Из-под полуприкрытых век Ергуш видел ночное небо. Звезды, казалось ему, пылали кострами. Зелеными, фиолетовыми. Красными и желтыми. Горели, как факелы.
Под яркими звездами звенел одинокий комар, пел на ушко ночи свою жалобную песенку. Рассказывал про обиду свою – так уж плохо живется ему на свете… Все тебя гонят, ни капли кровушки не дают… Беззз-жжаа-лостные…
