Текст книги "Кахатанна. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Виктория Угрюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 119 страниц)

– Думаю, что все, – ответил маг, слегка помедлив. – В конечном итоге, главное – это ваш талисман.

– Смотри, Шахар, горе тебе, если ты ошибаешься.

– Не стоит нам ссориться, дорогая графиня, – голос Шахара напрягся и зазвенел, – королева может выздороветь в любой момент. Ее разум и так совершенно необычно реагирует на заклинания.

– Я заметила, – примирительно сказала графиня. – По‑моему, у нее появились способности провидицы.

– Похоже, – кивнул маг. – Она произнесла вслух имя нашего господина, это опасно.

– Так почему же ты не уничтожишь ее?

– Что‑то хранит королеву Лаю, какая‑то незримая преграда, которую я не могу преодолеть. Я изучил сотни манускриптов, не сплю уже несколько суток, но пока что не могу найти ответ. Хотя это уже не важно. Королева находится далеко от двора, а наш боготворимый государь не захочет ее возвращать, даже если она и придет в себя на некоторое время.

– Ты не боишься, что жрицы Тики‑утешительницы помогут ей или, по крайней мере, поймут, о чем она говорит?

– Боюсь, госпожа. Поэтому нам надо торопиться.

– Тогда приступим, а о королеве поговорим позднее.

– Как будет угодно прекрасной госпоже.

Маг провел Бендигейду через всю анфиладу своих покоев в заднюю комнату – маленькую, без окон, уставленную талисманами, амулетами, склянками, черепами и всем прочим хламом, который так необходим чародеям в их деле.

Графиня, не дожидаясь приглашения, подошла к небольшому золотому треножнику, на котором курились благовонные травы, и протянула над ним руки. Шахар начал читать заклинания тихим, хриплым от напряжения голосом, и от треножника клубами повалил цветной дым.

– Зовите! – приказал он спустя некоторое время.

– Именем талисмана Джаганнатхи открываю путь в пространство господина моего Мелькарта и призываю его к себе, – слегка дрогнувшим голосом произнесла Бендигейда.

Она почувствовала, как украшение из зеленого золота, висевшее на ее великолепной груди, ощутимо потеплело и постепенно стало наливаться жаром. Сначала графиня Бран‑Тайгир чувствовала себя спокойно – повышение температуры талисмана означало, что ее далекий господин услышал зов и намерен откликнуться на него. Однако в этот раз все пошло несколько иначе. Повелитель не откликался на ее отчаянные призывы, а талисман становился все горячее и горячее, ядовитым жалом впиваясь в нежную кожу. Бендигейде начало казаться, что сейчас он прожжет ее насквозь, но, боясь прогневить своего грозного хозяина, некоторое время красавица еще терпела, однако затем с пронзительным криком сорвала талисман:

– Нет! Не могу! Больно!!!

– Вы что‑то видели? – тревожно спросил маг.

Графиня, едва ступая, отошла к стене и тяжело привалилась к ней, дрожа всем телом. Расширенные от ужаса и боли глаза застыли, глядя в одну точку. Казалось, она не слышит вопросов, не видит Шахара. Но постепенно оцепенение прошло, и женщина быстро задышала.

– Как ужасно! – еле вымолвила она, как только способность говорить вернулась к ней.

– Что? Что вы видели? – жадно выпытывал Шахар.

– Стену, преграду, барьер! Нет! Сперва я ощутила гнев нашего господина. Его неудовольствие было таким, что я думала, он испепелит меня, но он все‑таки сжалился над своей верной рабой и помог мне узреть причину нашей неудачи.

Кто‑то стоит между нашим господином и этим миром, кто‑то мешает ему пройти через Врата. Этот кто‑то опасен, могуществен и умен. Я вопросила, кто это. И наш господин показал мне лицо нашего противника – это женщина, Шахар!

– Королева Лая?! – в изумлении крикнул маг.

– О нет! Я не знаю ее, но теперь узнаю из тысячи, из сотен тысяч. Мы будем искать ее неустанно до тех пор, пока не найдем. И я клянусь талисманом Джаганнатхи, что не успокоюсь до тех пор, пока ее кровь не прольется, а душа не покинет эту землю! Мы принесем ее голову нашему господину...

– А что будем делать с армией? – спросил маг.

Окончательно пришедшая в себя графиня улыбнулась жестко:

– А что тут делать? Наш король пошлет свою армию на Шангайскую равнину, когда наступит положенный срок. Ведь его возлюбленная жена просила его сделать это, и я не вижу причин отговаривать государя. Правда, наша бедная королева так и не сказала, зачем это нужно сделать. Но у короля есть верный и мудрый маг, который объяснит ему священную необходимость этого похода...

– Если король обратится к магу, – хмуро перебил ее Шахар.

Графиня пристально посмотрела на мага и произнесла тоном, не терпящим возражений:

– Король обратится к магу.

– Графиня, – склонился Шахар в глубоком поклоне, – вы чародейка.

Красавица поправила пышные волосы, поднесла точеную руку ко лбу – она валилась с ног после перенесенного испытания, но уходить не собиралась.

– Шахар, – позвала она дрогнувшим голосом. – Шахар, покажи мне его.

И маг увидел, как изменилось выражение ее глаз. Они стали бездонными озерами, полными страсти и восторга. Графиня светилась и тянулась к зеркалу из горного хрусталя, в котором Шахар обычно вызывал видения и изображения различных событий.

– Вы устали, Бендигейда, – сказал он тихо. – И мне не мешает отдохнуть.

– Яви мне его!

Маг подошел к зеркалу и забормотал заклинания, делая руками пассы. Спустя минуту поверхность зеркала затуманилась, потом снова прояснилась, но теперь отражала уже не убранство его комнаты, а какое‑то помещение – скорее всего, шатер.

Там, среди войлоков и лохматых шкур сидел мужчина. Он был обнажен до пояса, его торс и руки, казалось, перевиты канатами – такие страшные мускулы выпирали из‑под кожи. Он был смугл и узкоглаз, а смоляные брови изогнутыми дугами лежали на открытом высоком лбу. У мужчины было длинное лицо с выпирающими скулами и мощной нижней челюстью, тонкие губы и острые уши, плотно прижатые к голове. Его длинные черные волосы были плотно стянуты в пучок на самой макушке и падали оттуда густыми прядями. Его лицо хранило одновременно печать ума и клеймо звериной жестокости. Шею украшало жуткое ожерелье из клыков и зубов.

– О Самаэль! – страстно прошептала Бендигейда и тонкими пальцами коснулась поверхности хрусталя, пробежалась по груди и шее мужчины и скользнула прочь.

Казалось, великан почувствовал это движение, ибо насторожился.

– Я устал, графиня, – негромко сказал за ее спиной маг.

– Он прекрасен, – молвила Бендигейда, – он прекраснее всех. Спасибо, Шахар.

Маг опустил руки. Зеркало потускнело, и его полированная поверхность опять заполнилась изображением привычных предметов.

– Шахар, я подумала, что мы с тобой слишком беспечны, – обратилась к нему Бендигейда.

Маг видел, что и ей нелегко даются лишние минуты разговора, – она постарела и осунулась, но глаза ее горели фанатичным блеском. И он не стал еще раз говорить о том, что едва держится на ногах.

– Шахар! Зачем нам оставлять столько проблем? Я думаю, внезапная смерть королевы решила бы многое. Скажем, несчастный случай...

– Какой же несчастный случай может произойти с ней, например? – прищурил маг свой единственный глаз.

– Ну, не знаю. Это ты уж сам придумай. Ведь возможно, чтобы с храмом Тики‑утешительницы что‑нибудь случилось – пожар, массовое убийство, что‑нибудь. Позаботься об этом.

– Вы, как всегда, правы, графиня, – улыбнулся маг. – После того как я отдохну, я обязательно разыщу способ избавиться от лишней фигуры в нашей игре.

– Я надеюсь на тебя, – пропела Бендигейда сладким голосом.

Другой, возможно, и был бы очарован. Но Шахар слишком хорошо знал, что эта хрупкая женщина с внешностью нимфы и голосом сирены обладает душой скорпиона.

– Хороших снов, Бендигейда, – сказал он, открывая двери.

– До завтра, Шахар! – прошептала графиня, выскальзывая в коридор.

И маг еще некоторое время слышит ее удаляющиеся шаги.

* * *

В спальне пылает камин и уже жарко натоплено. Это удивительно, если учесть, что на улице тоже жара и окна во всех домах распахнуты настежь, а жители столицы пытаются спастись от невыносимого зноя в загородных домах, на берегу Охи или в прохладных тенистых парках, которыми столь славится Салмакида.

Дверь в комнату заперта на два оборота. Декла приказал слугам, чтобы его не беспокоили даже в том случае, если прибудет гонец от самого татхагатхи или Интагейя Сангасойи, иначе он самолично сдерет с ослушника шкуру. Слуги уверены, что это не пустая угроза.

За последние полгода начальник тайной службы Сонандана сильно изменился, и если бы кому‑нибудь пришло в голову порасспрашивать его слуг, то они охотно поделились бы своими наблюдениями. К сожалению, их никто не приглашает побеседовать о хозяине, а сплетничать о нем самовольно они боятся, зная, как легко и быстро он может добраться до первоисточника. Сейчас челядь гурьбой толпится у запертой комнаты, наперебой подглядывая в замочную скважину. Вот уже третий час их взорам предстает одна и та же картина – Декла сидит на полу возле горящего камина и просматривает кипы свитков и бумаг. Большинство из них он, прочитав, бросает в огонь.

Больше всех слуг беспокоится старый верный Скан, который исполняет обязанности секретаря, домоправителя и доверенного лица. Ему отдано особое распоряжение – немедленно привести к начальнику тайной службы единственного ожидаемого с нетерпением посетителя, буде тот окажется гномом. Явное предпочтение, оказываемое гному перед правителем государства и Великой Богиней, смущает старика. Он очень волнуется и переживает за Деклу, потому что лучше других знает, насколько разительно тот изменился.

Начальник тайной службы совершенно внезапно за последние полгода полностью поменял стиль и манеры, характер и даже почерк. Конечно, когда человеку исполняется сто пятьдесят лет, трудно ожидать от него, что он будет идеалом, – но ведь до недавнего времени Декле это удавалось. Всегда сдержанный и мудрый, он вдруг стал раздражительным, грубым и подозрительным. И если прежде слуги с радостью выполняли любые поручения своего господина, гордясь им и не желая его ничем огорчать, то теперь их переполнял страх. Они привыкли к своей работе, им не хочется ее терять, но все чаще и чаще они задумываются над тем, стоит ли им сохранять верность тому, кто сам себе верности не сохранил.

Домоправитель не может поверить в то, что его друг и господин способен замыслить злое против страны, которую столько лет защищал, берег и охранял. Когда стало известно, что Интагейя Сангасойя не вернулась из очередного странствия и храм больше не принимает паломников, Сонандан стал лакомой добычей для всех внешних врагов. Первые пятьдесят лет прошли очень тяжело, – сам Скан знал об этом только по воспоминаниям своего деда. Но с тех пор как отец нынешнего правителя принял на службу молодого энергичного сангасоя, дела государства значительно улучшились. Именно Декле принадлежала заслуга раскрытия двух заговоров внутри Сонандана и создания тайной службы. Множество лазутчиков было перехвачено им и его отрядом. Через довольно долгий промежуток времени он стал известен не только в своей стране, но и во внешнем мире. А нынешний татхагатха уже не мыслил своего правления без помощи этого проницательного, преданного и мудрого человека. Сама мысль о том, что Декла способен предать Сонандан, не могла никому прийти в голову.

Однако слуги видят многое из того, что их хозяева предпочли бы держать в тайне.

Так Скан заметил, что его господин уже не по долгу службы, как когда‑то, а с глубоким интересом изучает основы магии – и выходит это у него слишком хорошо для начинающего, к тому же – на старости лет. А в последнее время он стал еще и молодеть. Не то чтобы старый слуга завидовал своему господину или не желал ему долголетия и здоровья, но всем доподлинно известно, как редко настоящие маги пользуются заклинаниями, не желая тратить жизненную энергию там, где можно обойтись другими способами. Заклятия отбирают жизнь и силу – это в общих чертах известно всем. И потому редко кто выбирает себе эту страшную, полную тайн и опасностей, хотя и весьма заманчивую во многих отношениях профессию.

Дело было вовсе не в магии. Если бы Декла бубнил себе под нос незнакомые и диковинные слова и сочетания, даже если бы в доме стали твориться чудеса или там молоко скисало, как ему и положено в присутствии колдуна, – не очень‑то Скан бы и переживал. Он не то успел повидать на своей службе под началом Деклы. Самым страшным для домоправителя оказался тот день, когда он обнаружил ранним утром смятую и скомканную одежду своего господина, сплошь испачканную кровью. Он перепугался, что Декла ранен, но хозяин не производил впечатления больного или страдающего человека. Более того, он был таким веселым и оживленным, каким его уже очень давно не видели.

С тех пор старый слуга не переставал следить за своим господином. И он обнаружил связь между появлением окровавленных лохмотьев и явным улучшением здоровья Деклы. Скан не знал, что и думать. Только глухой не слышал об убийствах, которые совершались в Салмакиде, но он не мог себе позволить заподозрить начальника тайной службы в таких ужасных преступлениях. Слишком долго и слишком преданно он служил Декле.

Скан пришел в Сонандан очень давно, в ранней молодости. Храм не принял его, так же как не принял и никого на его памяти, – он был наглухо заперт, и его двери не открывались со времени исчезновения богини во внешнем мире. Молодой охотник и следопыт, пришедший из Мерроэ через весь Вард, узнавший цену жизни и смерти и постигший самостоятельно многие истины, не пожелал покидать все еще цветущую, прекрасную страну. Сонандан был странным государством, с его точки зрения. Здесь никто не лгал народу, и то, что Интагейя Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины, владычица сангасоев, пропала без следа, не было секретом. Люди ждали ее, и каждый считал необходимым сделать что‑нибудь для своей земли, чтобы Великой Кахатанне было куда возвращаться.

Скан с восторгом принял все законы, которые действовали в стране, и буквально помешался на армии Сонандана, страстно желая попасть воином не куда‑нибудь, а в полк Траэтаоны. Своей цели он достиг и несколько лет доблестно служил солдатом у сангасоев, особенно отличившись в те памятные дни, когда Салмакиду осадила огромная стая оборотней. Тогда же он получил несколько серьезных ранений, которые исключали возможность дальнейшей воинской службы.

Начальник тайной службы обратил внимание на способного и смышленого юношу, к тому же испытанного в боях солдата. Декла всегда нуждался в подобных людях, потому что в те времена, о которых идет речь, он еще был известен как самый умный, преданный Сонандану вельможа, и на его счету был не один удачно раскрытый заговор внешних врагов.

Скан хорошо сработался с новым начальником и постепенно стал его доверенным лицом, гораздо больше, чем просто приближенным слугой. Он считал своего хозяина (и не без оснований) всегда правым и был готов, не задумываясь, выполнить любое его приказание. И только в последний год старого уже Скана стали одолевать сомнения. Сначала он приписал все излишней подозрительности, воспитанной в нем самим Деклой, – тяжело оставаться доверчивым, когда постоянно находишься в курсе событий, которые свидетельствуют о чужом коварстве, хитрости и вероломстве.

Начальник тайной службы имеет право заниматься всем, что ему придет в голову, и не старому слуге обсуждать его поступки и решения. Но трудно скрыть что‑нибудь от человека, который за пятьдесят лет совместной жизни изучил тебя как свои пять пальцев. У Скана не было ни семьи, ни детей. Декла был его единственным родственником, почти что кровным братом. И старик прекрасно видел, что с его хозяином произошли разительные перемены. Да, он остался совершенно здоров, может, даже лучше стал себя чувствовать, но его душа будто бы изменилась. Скан был готов поклясться, что в теле его господина поселился некто чужой, ему неизвестный и крайне опасный. И все же до поры до времени он боялся вмешиваться.

Когда домоправитель осторожно заглянул в замочную скважину, то увидел, что его хозяин по‑прежнему сидит на полу, у камина, и уничтожает свои бумаги.

Горело быстро.

Декла торопился, потому что ему стало известно, что татхагатха и Нингишзида с легкой руки хитреца Агатияра начали его подозревать. В этих условиях он больше ничего не мог сделать для своего нового господина внутри страны. Но он вполне мог уйти из Сонандана, чтобы рассказать своему хозяину о всех слабых местах в обороне, о тайных тропах, ловушках и засадах – обо всем, чего уже не изменить и не переделать. Да, он, конечно, помнил, что Сонанданом правит богиня. Но и его господин отнюдь не был простым смертным...

Все началось не слишком давно, когда дозорный отряд сангасоев поймал шпиона, пробирающегося в Сонандан со стороны Джералана. Однако злого умысла тагар в этом событии не было, потому что пойманный на окраине Салмакиды шпион оказался гномом. Он категорически отказался отвечать, кто и откуда послал его, только нервно теребил в руках талисман – сплетение уродливых тел, выкованное из зеленого золота, – висевший у него на шее.

В Сонандане не было принято отбирать у пленных их имущество, кроме предметов опасных или магических. Декла почему‑то не приказал проверить, является ли талисман носителем какой‑нибудь тайной силы. Отчего это произошло, теперь установить трудно, да и не нужно. Начальник тайной службы каждый день лично допрашивал лазутчика, пока наконец не доложил татхагатхе, что была допущена грубая ошибка и пришедший в страну гном является паломником, который, услышав о возвращении богини, хотел попасть в храм Истины. Гному принесли извинения и отпустили его без каких бы то ни было последствий.

С тех пор гнома несколько раз видели в обществе Деклы, но вельможа объяснял это тем, что сдружился с мудрым существом, которое является хранителем многих тайн. Именно с тех пор он и стал заниматься магией, делая в ней большие успехи.

Только сам Декла мог сказать, когда и как впервые проявил себя странный и грозный голос, обратившийся к нему с загадочными, но весьма заманчивыми предложениями. Первое время старик не слушал этих речей, но с какого‑то момента его собственный внутренний голос оказался оттесненным куда‑то в недостижимые глубины сознания. Он по‑прежнему ходил, говорил, рассуждал, смеялся и сердился как Декла, но думал и чувствовал как кто‑то совершенно другой. У этого, другого, был господин, находившийся в неизвестном и чудовищно далеком пространстве, и враг – этот враг – был рядом, под боком. Враг опасный и могущественный, и восставать против него в открытую было бы безумием. Но зато можно было выяснить все слабые места, все незащищенные участки, можно было предоставить своему господину сведения о бреши в обороне Сонандана, эти бреши можно было даже создать. А врага – попытаться уничтожить при помощи могущественного хозяина, но враг был надежно храним многими и многими защитниками. Самым главным, кто мог помешать начальнику тайной службы, был тот Декла, которого он почти уже уничтожил, загнал в глубь своего разума, уступив место чьему‑то чужому сознанию. И все же он существовал, несломленный, непокоренный. И он восставал против господина своими слабыми силами.

Эта раздвоенность ужасно мешала новому Декле, и он всеми силами старался истребить в себе упрямого старика, заставить его признать власть своего господина, но столкнулся с теми же трудностями, что и все противники Деклы на протяжении ста с лишним лет. Это была серьезная битва, а у того, кто занял тело известного всему Сонандану вельможи, не было времени ее выиграть и возможности проиграть. Проигрыш означал не просто гнев господина, но и скорую страшную смерть.

Когда Скан постучал в двери условным стуком и сообщил, что Деклу спрашивает давешний гном, тот поднялся со своего места, бросил в камин все оставшиеся бумаги, отпер замок и пропустил гостя.

– Я принес тебе подарок от хозяина, – молвит гном, переступая порог. – Ты будешь нуждаться в нем постоянно. Помнишь, как пользоваться?

– Помню, – ухмыляется Декла.

Если бы Скан видел эту улыбку, то, не колеблясь ни минуты, пошел бы к Нингишзиде с докладом: лицо начальника тайной службы искажает злобная гримаса, и вот оно уже само меняется – это страшная маска мертвеца со свирепым оскалом. Глаза горят алым, а зубы, острые и ослепительно белые, видны из‑под приоткрытых пунцовых губ.

– Тебе помогла кровь? – спрашивает гном.

– Это прекрасное средство, – кивает вельможа. – Тебе нельзя здесь долго задерживаться, давай талисман.

– Уезжай тотчас же, – шепчет гном. – Император прислал письмо не только тебе и правителю, но и еще двоим.

– И ей тоже?

– Да, и ей.

– Я и не сомневался. Если бы эти глупцы хоть упомянули при мне о существовании письма к ней, все было бы в порядке. А так... Странно, что влюбленный не использует малейшей возможности снестись с предметом своей любви.

– Они что‑то подозревают.

– У них нет доказательств.

– Но она увидит тебя и тогда...

– Она очень не скоро увидит меня, – говорит Декла. – Тебе пора.

– Куда ты отправишься? – спрашивает гном. ,

– Не твое дело. Подумай лучше о себе.

Декла выпускает посетителя через дверь, ведущую в приемный покой. Затем быстро осматривается по сторонам, застегивает на себе пояс, в котором зашиты золото и камни, и выходит через потайной ход. Он быстро спускается в конюшню и приказывает вывести коня. Слуги, приученные к беспрекословному и мгновенному повиновению, не видят причин изменять заведенному порядку. Внезапно раздается громкий крик:

– Господин Декла! Господин Декла!

Это Скан, хромая, изо всех сил торопится к начальнику тайной службы. Он увидел, когда зашел в комнату хозяина... Он сам не понял, что именно увидел, но напуган этим странным и страшным и жаждет услышать объяснения из уст своего хозяина. Старик в смятении, но он хочет верить, что старая дружба и его верность и преданность до какой‑то степени гарантируют ему безопасность и откровенность со стороны Деклы.

Декла вскакивает в седло с ловкостью, невозможной в его возрасте.

– Чего тебе? – резко спрашивает он у Скана.

Никогда за все пятьдесят лет знакомства он не говорил так с верным слугой и другом. Скан оскорблен, напуган, но за страхом и обидой все явственнее проступает на его лице понимание.

– Неужели ты посмел?! – вопит он, хватая хозяина за стремя.

Слуги, встревоженные разыгравшейся сценой, но ничего в ней не понимающие, с ужасом видят, как изо всех сил цепляется Скан за ногу их хозяина, пытаясь сбросить его с коня. А Декла отбивается от него, не боясь искалечить. Слуги не знают, чью сторону принять, но происходящее приводит их в ужас. Они бегут к двум взбесившимся старикам, чтобы разнять их, но не успевают преодолеть и половину расстояния, как Декла вонзает в грудь Скана кривой клинок, отбрасывает пинком бессильное тело и пришпоривает коня.

Слугам запоминается именно клинок, которого они никогда раньше не видели, – кривой, сверкающий драгоценными камнями, с каким‑то черным тусклым лезвием.

* * *

А‑Лахатал отдыхает в подводном дворце от споров и семейных дрязг. В конечном итоге, и здесь его может достать неведомый враг, но зато от остальных проблем можно спастись. Вода – это вечная любовь прекрасного бога, и он счастлив, когда соприкасается с ней, когда принадлежит ей и душой, и телом.

Он сидит на мраморной террасе, и пышные заросли колышущихся растений, в которых мечутся стайки ярких рыбешек, успокаивают его взгляд. Изумрудно‑зеленая толща воды висит у него над головой, как неведомое небо другой планеты. Да это и есть другая планета – мир, в котором, по мнению А‑Лахатала, все прекраснее и совершеннее, чем на суше. Здесь нет ни наводнений, ни засухи, ни войн, ни дворцовых переворотов. Мало кто претендует на подводное царство, и брату Джоу Лахатала спокойно живется в любимой стихии.

А‑Лахатал похож на старшего брата как две капли воды, но и отличий тоже не мало. Ростом, фигурой и лицом он не отличается от Змеебога, но и кожа, и длинные волосы слегка отливают зеленым. А голубые глаза, которые у старшего имеют оттенок ясного, безоблачного неба, у младшего полны морской синевой. А‑Лахатал задумчиво поигрывает диковинным оружием, более всего напоминающим гарпун, с которым расстается в самых редких случаях.

Он одинок и растерян. Ласки покорных русалок не доставляют ему радости – они бездумны и нелепы. Ощущение собственного могущества. тоже не помогает, потому что с каждым днем становится все более сомнительным. А‑Лахаталу необходим добрый советчик и мудрый друг, но такого не сыщешь на сотни и сотни миль вокруг.

Морской бог не знает, что предпринять. С одной стороны, он чувствует необходимость помочь Каэтане и думает, что неплохо было бы вернуть на Арнемвенд всех Древних богов. С другой стороны – это его проигрыш. Если Йабарданай займет подводный дворец, то вряд ли А‑Лахаталу найдется в нем место. А даже если и найдется, то слишком трудно быть вторым после того, как долгое время правил единолично. И он начинает изобретать хитроумные способы, которые позволят ему вернуть всех богов, кроме Йабарданая. Но потом владыке приходит в голову, что если вернутся все, то у него никто не будет спрашивать разрешения на возвращение Человека‑Дракона. И А‑Лахатал опять погружается в сомнения.

Наяды и тритоны водят хоровод на песчаном дне, усыпанном прекрасными розовыми и голубыми раковинами. Они веселы, движения их гибки и стремительны, им неведомо чувство ужаса, которое переполняет их повелителя. Радостные дельфины описывают вокруг А‑Лахатала и танцующих круги, присоединяясь к общему веселью. Они улыбаются и резко кричат, приветствуя Бога Морей. И он понимает, что не в состоянии отдать это царство другому, без боя уступить власть над прекрасным и светлым миром, к которому так стремится его душа. А‑Лахатал решает выждать.

* * *

Каэтана держала серебряный кубок с вином обеими руками, словно это была соломинка, в которую она, утопая, вцепилась из последних сил. А сил на происходящее действительно не хватало.

– С глубокой скорбью должен сообщить тебе, о Кахатанна, что убийства, которые потрясли недавно весь Сонандан, участились, и теперь даже в столице, даже днем нельзя чувствовать себя в безопасности. Вчера погиб начальник моей гвардии – ты видела его, наверное. Похоже, что его разорвали на части дикие звери, но какие звери могут справиться с могучим воином и не оставить после себя никаких следов? – Заложив руки за спину, Тхагаледжа несколько раз прошелся мимо кресла, в котором восседала Богиня Истины.

Сегодня утром в летнюю резиденцию татхагатхи Сонандана, куда он перебрался, чтобы быть поближе к своей богине в последние дни ее пребывания в стране, примчался гонец на взмыленной лошади. Известия он привез спешные, но неутешительные. Несколько десятков человек были убиты на улицах Салмакиды. Те тела, которые удалось найти, были изувечены до неузнаваемости.

Останки одного из них принесли во дворец и показали татхагатхе. Он был потрясен до глубины души. Могучий воин участвовал в битвах, не боялся смерти, но эта оказалась настолько жестокой и безобразной, что его разум не был в состоянии смириться с ней. Тхагаледжа приказал удвоить посты и выставлять по ночам дозор из воинов полка Траэтаоны с тем, чтобы они обходили все улицы Салмакиды. Но ночной убийца всячески избегал столкновения с отрядом и предпочитал нападать на мирных жителей, а иногда уничтожал и одиноких солдат других полков, если несчастные встречались ему. Ни один воин полка Траэтаоны не пострадал.

Каэтана отхлебнула изрядную порцию вина и сказала:

– Я знаю таких зверей. Мардагайлы, например.

– О боги! – ахнул Нингишзида.

Воевать с мардагайлами было практически невозможно даже по меркам магов и богов. Злобные и живучие твари, пожирающие себе подобных, подчиняющие разум и тело жертвы своей власти, вышли из‑под контроля бессмертных много сотен лет тому. Среди богов по сей день не утихали споры, откуда появилась эта разновидность вампиров, – все утверждали, что их никто не создавал. Однако сей вопрос за давностью лет стал чисто академическим, а вот способа борьбы с чудовищами изобрести не удалось.

– Воевать с мардагайлами – это проблема на долгое время.

– Еще одна проблема, Каэ. Ты уже ознакомилась с письмом императора?

При упоминании об аите Каэ расцвела и суровое выражение ее лица сразу помягчело.

– Да, пусть будут милостивы боги и к нему, и к доброму Агатияру. Они очень помогли нам.

– Тогда нужно что‑то решить с Деклой, а потом уже заниматься глобальными вопросами.

– Твоя правда, – согласилась Интагейя Сангасойя.

Она вообще была покладистой богиней и даже принимала дружескую критику, в разумных пределах конечно. Во всяком случае, никогда не протестовала, если ей подсказывали, что делать.

– Вызовите начальника тайной службы, – приказал татхагатха вельможе, который прибежал на его зов.

– Декла не появлялся сегодня во дворце, о повелитель.

– Так пошлите за ним в Салмакиду! – рявкнул Нингишзида, начиная волноваться.

И то, что волнение его было совершенно безотчетным, страшило Нингишзиду более всего. Он ничего не мог доказать, он клял себя последними словами за то, что, не желая волновать Кахатанну, скрыл от нее кажущиеся мелочи, касавшиеся Деклы и двух‑трех других вельмож. И вот теперь, меря шагами зал для совещаний, верховный жрец отчетливо видел картину, которую раньше упорно видеть не желал – из страха ли, из небрежности, из чрезмерной ли доверчивости к старому и проверенному не одним десятком лет верной службы человеку.

– А если это уже не тот человек? – внезапно произнесла Каэтана. – Если его место занял кто‑то другой и лишь привычная оболочка заставляет тебя по‑прежнему верить другу?

– О чем ты, Интагейя Сангасойя?

– О том, что ты думаешь.

– Боги, боги! – схватился за голову жрец.

– Беда в том, Нингишзида, что я не чувствую Деклу вообще, будто бы его нет в нашем мире. Или стена стоит между ним и мной – мощная стена, непреодолимая моими силами.

– Сейчас его доставят, – сказал Тхагаледжа. – Вот и расспросим его обо всем. Я уверен, сложности разъяснятся. Не может быть, чтобы наш Декла, на которого я полагался больше, чем на себя...

– Почему больше? – удивилась Каэ.

– Он мудрее и дальновиднее. Он спасал страну не один раз.

– Боюсь, нашего верного Деклу не найдут. Вели‑ка лучше позвать Барнабу.

– Хорошо, – коротко кивнул татхагатха, хотя душа его медленно сжималась от страха.

Ужас подходил к людям вплотную, ужас охватывал Сонандан плотными кольцами, как хищный змей, обвивающий беспомощную добычу. Ни армия, способная противостоять даже богам, ни присутствие Интагейя Сангасойи не казались сейчас надежной защитой. Ужас селился в глубине душ людей еще до того, как появлялся в реальной жизни.

Несколько часов прошли в томительном ожидании. Барнаба потерялся где‑то на территории храмового парка, оставив служителям туманное сообщение о том, что он отправился побеседовать с Да‑Гуа, Ши‑Гуа и Ма‑Гуа. Посланный же за Деклой отряд все еще не возвращался.