Текст книги "Кахатанна. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 102 (всего у книги 119 страниц)
Так и мы – если судить нас по меркам твоего народа – должны обмануть тебя, потому что дороже золота в твоем мире нет ничего. Мы же, выросшие в суровых условиях, знаем цену капле воды и крошке хлеба. Золото нужно нам для достижения нашей цели, но не является ею. Ты понимаешь меня?
Если мы согласимся друг с другом, то оговорим возможные исключения из установленных нами же правил. Это устраивает тебя, шеид?
– Да, – твердо ответил Теконг‑Бессар.
– Теперь скажи, хочешь ли ты, чтобы этот разговор остался только нашей с тобой тайной? – И Баяндай пристальнее и дольше всмотрелся в глаза шеида.
Мгновенная искра понимания вспыхнула между этими разными и не похожими друг на друга людьми. И шеид прикрыл глаза, соглашаясь.
– Тогда сядь удобнее, мой будущий хозяин, – безо всякой связи с предыдущим предложил гобирец. – Ты устал, и тебе нужно расслабиться. Откинься назад.
В последних словах его Теконг‑Бессар услышал недвусмысленное распоряжение и подчинился не задумываясь. Баяндай в тот же миг развернулся на каблуках, и выброшенная вперед правая его рука, украшенная плотным кожаным браслетом, описала в воздухе широкий полукруг. Раздался негромкий свист, глухой звук от удара и протяжные хрипы. Трое телохранителей, до сих пор стоявших в простенках, путаясь в шелковых портьерах, упали навзничь. В горле каждого из них торчал короткий стальной шип. Четвертый выскочил из своего укрытия с обнаженным клинком в руках. Тяжелая сабля металась в воздухе пойманной бабочкой, и Теконг‑Бессар уже хотел было приказать охраннику остановиться – ведь у Баяндая не было никакого оружия. Однако он передумал: ему представлялся прекрасный случай увидеть своих солдат в действии. Гобирец наверняка не стал убивать противника, чтобы показать товар лицом.
Надо признать, что ему это удалось.
Он несколько раз легко уклонился от смертоносных, казалось бы, выпадов воина, нырнул под его руку и всего лишь одним легким прикосновением к шее телохранителя заставил того замереть в неудобной позе.
– Колдовство? – почему‑то шепотом спросил Теконг‑Бессар.
– Нет, шеид. Медицина. Здесь проходят важнейшие артерии. Он парализован, но это временно. А вот так, – и Баяндай надавил ладонью на затылок несчастного, – вот так – мертв.
– Великолепно! – воскликнул шеид. – Сколько человек в армии, которую ты мне предлагаешь?
– Столько, сколько ты купишь, шеид.
– И все они умеют делать то же самое?
– Конечно.
– Я приглашаю тебя отобедать со мной. А потом мы вернемся в кабинет и обсудим все детали, а главное – цифры.
Теконг‑Бессар шагнул вперед, выказывая таким образом свое полное доверие гобирцу. Темнокожий, изящный шеид казался похожим на подростка на фоне мощного Баяндая, но это сравнение его почему‑то не смущало. Скорее напротив, нравилось. Проходя мимо гонга, он ударил в него золотым молоточком и, когда слуги появились на пороге, небрежно приказал:
– Приберите там...
* * *
В Лунных горах было неспокойно. Обитавшие там гномы не раз замечали каких‑то странных существ, не принадлежащих к известным им расам. Очевидно, что существа эти не являлись животными, ибо на окраинах гномьих поселений, глубоко в недрах гор, в старых, заброшенных шахтах или на берегах подземных озер, находили следы их явно разумной деятельности: кострища, черепки глиняной посуды, украшенной неизвестным орнаментом, обрывки выделанной кожи. Существа были осторожны, знакомства со своими соседями сводить не хотели, и их бы оставили в покое, потому что Древние народы умеют считаться с желаниями остальных, однако были все причины предполагать незнакомцев виновниками трагедий, что в последнее время часто случались в гномьем царстве.
Король Грэнджер находился в некотором замешательстве. С одной стороны, он прекрасно понимал, что все эти события являются звеньями одной цепи, а цепь имеет конкретное название. И название это – война с Мелькартом. С другой стороны, знание его было чисто академическим, а подданные обращались к нему за конкретной помощью: пропадали без следа их дети, гибли одинокие путники. Даже работать малыми командами, без охраны, стало опасным.
Нордгард гудел. Королю докучали непрошеные советники, а тот главный, кто должен был советовать, молчал. Наместник Грэнджера, гном Раурал, думал. Думать он любил и процесс этот обычно обставлял со вкусом. Он запирался в своем жилище, курил трубку, пил огромное количество горячительных напитков из любимой глиняной кружки, в которой, по слухам, умещалось полведра. И молчал. На стук в дверь не откликался, а если посланцы короля или непрошеные гости слишком уж раздражали его, демонстрируя решимость добром или силой ворваться в его апартаменты, выливал на них с балкона таз ледяной воды.
Меры были простейшие, но обычно помогали.
Но не на сей раз.
Четверо дюжих стражников вытащили Раурала из его добровольного заточения, невзирая на протесты и угрозы казнить на месте без суда и следствия, подхватили под руки и отволокли прямиком к трону короля Грэнджера. Там и оставили вплоть до дальнейших распоряжений.
– Ну‑ну, – сказал Раурал, поднимаясь.
У гномов королевская власть сильна, а вот с выражениями почтения не клеится. Гномы – все сплошь существа независимые, мудрые; почти все – маги или мастера. Шапку ломать перед кем бы то ни было у них выходит плохо. И короли Нордгарда к этому уже давно привыкли.
– Не нунукай! – прикрикнул Грэнджер с высоты своего резного трона.
Трон сей был настоящим произведением искусства и вызывал жуткую зависть у всех земных и неземных властителей. Морские эльфы как‑то раз предлагали за него несметные сокровища, включая и Зеркало Предвидения, но гномы отказались.
– Тебя бы потаскали по всему Нордгарду вверх ногами! – возопил Раурал, задирая голову. Борода его торчала разлапистым веником.
Нужно заметить, что в качестве наместника Грэнджера и его главного советника почтенный гном занимал жилище, располагавшееся в пятидесяти гномьих шагах от королевского дворца.
– Переживешь! – заключил Грэнджер, словно поставил жирную точку. – А теперь излагай. Я томлюсь, а это опасно. Могу стать беспощадным и свирепым и учинить жестокие расправы.
– Это над кем же?
– Над глупыми советниками, которые даром пьют свой эль.
– Тогда меня это не касается, – заявил Раурал.
Грэнджер спустился с трона, на который забрался только для пущей важности, и устроился на лавке за накрытым столом.
– Везде и всюду дела решаются во время обеда, – рассудительно заметил он. – А почему, спрашивается? А потому, что отобедавшее существо не в пример более сговорчиво, с одной стороны, понятливо – с другой, и симпатично собеседнику, откуда ни глянь.
– Справедливо, – согласился Раурал. – Знаешь, Грэнджер, королю, как никому другому, необходимо быть симпатичным в глазах окружающих. Таких же симпатичных, что само собой разумеется.
– Садись, – буркнул король. – И говори, что это за напасть нас одолела. Только про Мелькарта чтобы я не слышал ни слова. Про Ишбаала тоже! Мне эта компания надоела. Мне гномов защищать надо, а не рассказывать им историю от праотца.
– Извини, но тогда мне придется молчать, – пожал плечами советник. И принялся уписывать за обе щеки. Ему всегда нравилось, как готовит королевский повар, – нравилось еще в те времена, когда повар этот был его собственным. Это уж после он отдал его Грэнджеру, кажется уступил в день рождения короля.
– Что, все‑таки они? – понурился тот. – И никуда от них не денешься. Что на этот раз?
– Знаешь, Грэнджер, нутром чую, что творится вокруг доселе невозможное. И даже могу объяснить почему.
– Объясняй.
– Наша дорогая Каэ умудрилась здорово насолить супротивнику. Сегодня я получил последние новости: она была на Джемаре, и спроси меня, на каком...
– Спрашивать не стану, эльфу ясно, что стояли дни Взаимопроникновения миров. Конечно, она попала куда надо. Она это умеет.
– И все‑то ты знаешь, – огорчился Раурал. – Даже неинтересно. Если ты такой умный, сам лови наших тварей. А то рассуждать ты мастер...
– Не бубни, – примирительно молвил . Грэнджер. – Толкуй дальше.
– Астерион был, он и сказал нашему разведчику...
– Шпиону, стало быть, – не мог не встрять король.
– Шпиону! – рявкнул Раурал. – Даже если и шпиону, то что в этом такого особенного, а? Рецепты они, что ли, воруют? Они наш покой стерегут!
– Ага, покой. Разогнались, окружили со всех сторон и стерегут... Ладно‑ладно, какая разница. Что Астерион поведал?
– Мне кажется, тебе вовсе неинтересно, что поведал Астерион, – ехидно заметил советник. – Но я продолжаю: он сказал, что Каэ заперла пять талисманов на ближайшие тысячу лет в нижнем Джемаре. Воображаешь?
– Кажется, да, – неуверенно протянул Грэнджер.
– И это не все! Сейчас вне досягаемости Мелькарта шестнадцать милых украшений. А тех, что в руках его сообщников, гораздо менее. Вот и выходит, что он суетится, потому что иначе ему теперь невозможно.
– Это радостная новость, – сказал Грэнджер, опрокидывая в себя кружку эля. – Но и горестная, ибо всему миру придется несладко... А что с нашими новыми соседями?
– Я пересмотрел старые книги, король. Во время Первой войны с Мелькартом они уже появлялись в нашем королевстве. Это веталы.
– Вулкан взорвись! – стукнул король кулаком по столу так, что посуда подпрыгнула. – Только не это!
Ужас Грэнджера мог быть понятен только гному. Веталы были вампирами, обитавшими под землей. Там, понятно, живых существ было слишком мало и гномы являлись их основной добычей. После Первой войны с Мелькартом их много осталось в Нордгарде, и гномы долго и отчаянно сражались с этими порождениями мрака. Огня веталы не боялись, хоть и сторонились, поэтому надеяться отпугнуть их таким образом было бесполезно. Несколько тысяч лет тому назад способ борьбы с ними был найден, и недра Лунных гор были освобождены от всякой нечисти. В течение следующего тысячелетия способ, как заклинание, передавался из уст в уста, являлся неотъемлемой частью многих завещаний и даже вышивался на полотенцах и салфетках шелковыми нитями. Гномы жили долго, но бессмертными все же не были, и оттого чудесный секрет постепенно терял свое значение. Молодые жители Нордгарда, в глаза не видевшие ветал, утратили интерес и к самому способу борьбы с ними.
Об этом и думал Грэнджер, услышав страшную новость.
– А теперь, король, приготовься к самому худшему. Я поставил с ног на голову весь Нордгард и выяснил, что должны делать добропорядочные гномы, когда их навещают такие вот существа. Оказалось, особенно ничего делать не нужно, стоит только обратиться в королевскую сокровищницу, дабы оттуда выдали имеющийся запас добрых старых клинков, которые кто‑то из наших предков обложил каким‑то там заклятием. Бьюсь об заклад – оно было похоже на ругательство. Текст заклятия приводится во многих источниках: во всех по‑разному; разночтения такие, что волосы в бороде завиваются сами, притом мелкими кольцами, – цирюльник не нужен. Несколько добровольных помощников отыскали самых старых жителей Нордгарда. Эти старые хрычи полдня сидели в своих тележках посреди моей гостиной, хлебали эль и ругались всеми известными и неизвестными мне способами. Они предложили еще пять‑шесть новеньких, с иголочки, вариантов. И тогда я сказал себе: «Раурал, дружище, верно, ты спятил! Ступай в сокровищницу и пошарь там на предмет необходимого. Из пары сотен мечей хоть несколько десятков просто обязаны были сохраниться». А на самом деле, Грэнджер, я надеялся отыскать их все – ведь из королевской сокровищницы ничего никогда не пропадало, за исключением того печального случая с Элоахом.
Но я ошибся. И ты, король, верно, уже обо всем догадался.
– Да, – буркнул Грэнджер. – Догадался, хотя лучше бы я работал себе в забое, добывал камни и не думал обо всей этой мерзости. Небось братец постарался? Все уничтожил.
– Представь себе, да. Мыслю, что это случилось уже после того, как он нашел талисман Джаганнатхи, иначе неясно, как ему удалось проделать эту работу.
– Какая теперь разница?!
– Интересно все же. А сейчас я поведаю тебе о самом худшем...
– О боги! Есть еще что‑то худшее?! – Грэнджер в ужасе таращился на своего советника, вид которого, надо сказать, мало соответствовал сообщаемым им ужасам.
– Выяснив; что у нас дело с мертвой точки не сдвинется, я отправил гонца к нашему другу – королю эльфов, Рогмо Гаронману, с просьбой одолжить на недельку‑другую Древнее оружие наших старых соседей по этой планете, намекая при этом на возможность ответной услуги по его личному выбору. Рогмо перекинулся парой слов со своими подданными, и те, естественно, отказались разлучаться со своими мечами хоть на несколько минут. Так что я был вынужден скрипя зубами пригласить сюда эльфийское воинство. Откровенно говоря, я предпочел бы ветал, нежели их постоянные сетования на узость наших ходов и лазов, низкие потолки, сырость и грязь... Ну ты ведь сам знаешь, чего в состоянии удумать эти аристократы духа.
Однако поразмыслив, представил себе, что ты снова начнешь зудеть, как пчела по весне, намекать на дармовой эль и незаслуженное жалованье, а потому решил – получай, Грэнджер, то, что сам выпросил!
Некоторое время король сидел молча. Затем сказал:
– Подлец! Какой же ты подлец, Раурал! Дай я тебя поцелую от всего сердца!
* * *
Рогмо был невероятно рад видеть своих старых друзей. А король Грэнджер из кожи вон лез, чтобы порадовать чем‑то своего эльфийского венценосного брата.
С тех пор как Рогмо проводил Богиню Истины обратно на Вард, ему отчаянно не хватало чего‑то. В его душе возникла маленькая пустота, словно он вдруг обнаружил дверь, ведущую в потайную комнату, куда ни ему, ни кому‑либо другому ходу не было. Несмотря на множество обязанностей, которые свалились на него сразу по принесении клятвы на верность и вечное служение своему народу, он чувствовал себя невостребованным. Это было странно еще и потому, что свободного времени, кроме как на непродолжительный сон, у Рогмо теперь не хватало.
Вместе со своими ближайшими родственниками и самыми родовитыми эльфами он путешествовал по всей Имане, собирая под флаг Гаронманов разрозненные, малочисленные, угасающие семейства. И везде видел примерно одну и ту же картину: эльфов преследовали несчастья, смерти и горе. Будучи же отдаленными друг от друга, они не могли противостоять этим обстоятельствам. Так что судьба Аэдоны многократно повторилась и отразилась в прочих эльфийских семьях.
Многие эльфы были во вражде друг с другом. Истинному врагу даже не стоило беспокоиться о том, как расправиться с ними, – они сами уничтожали себя в бесконечных междуусобицах, поединках и стычках.
Рогмо стоило немалых усилий призвать своих подданных к порядку. Особенно тяжело ему приходилось потому, что он был наполовину человеком. И прекрасные, гордые существа не могли признать его превосходство – мешала вечная натянутость в отношениях с людьми. Так что предложение – или, правду говоря, отчаянный зов – Раурала пришлось кстати. Рогмо выпал прекрасный случай помочь своим друзьям, а затем навестить Хахатегу, чтобы погостить несколько дней у наместника Хартума. Достойный Банбери Вентоттен, ныне герцог Талламор, давно уже звал его к себе, соблазняя аппетитными кушаньями и возможностью поговорить о Сонандане и его прекрасной правительнице. Теперь Рогмо мог с чистой совестью заехать к нему на неделю, а то и больше.
Несколько раз Рогмо видел во сне Салмакиду, священную рощу со Статуями, Куланна, Магнуса и Номмо. Причем князь Алглоранн сообщил о смерти капитана Лооя, и Рогмо проснулся весь в слезах. Несколько дней метался в тоске и отчаянии, не зная, как быстрее связаться с Сонанданом, и тут словно боги услышали его молитвы: явился Астерион и заверил короля эльфов, что да – опасность такая существовала на самом деле, так что сон его вещий, но теперь капитан Лоой жив и здоров благодаря Кахатанне, а большего он, к сожалению, сказать не может. Разве что передать сердечный привет от всех далеких друзей.
Все эти события во всех подробностях Грэнджер, Раурал и Рогмо со смаком обсудили при встрече. Засиделись они допоздна, а всего не переговорили. Утром Рогмо во главе своих воинов должен был идти разыскивать вампиров. Раурал проводил эльфийского короля в отведенные ему апартаменты, но не ушел сразу, а присел на край кровати. Задумался. Свечей зажигать не стали, а так и остались в полной темноте.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что ты теперь человек, Гаронман.
– А я никак не могу привыкнуть к тому, что я теперь эльф. Так что же нам с тобой делать? – рассмеялся Рогмо.
– Думать, думать, добрый король.
– Над чем?
– Веталы твоим ребятам не страшны. Скорее беречься нужно тебе. Правда, я надеюсь на то, что все обойдется и ты отправишься в Хахатегу. Когда отправишься, посмотри дорогой по сторонам. В последнее время на твою долю выпало немало неприятных минут, и ты озабочен проблемами эльфов, а ты погляди, как живет вся Имана. Потому что мне ее жизнь не нравится все больше и больше. Знаешь, ты ведь вырос в лесу, оттого поймешь меня лучше, чем могут понять подземные жители, – затишье теперь такое, как случается перед грозой. И оттого еще страшней.
– Понимаю, – отозвался Рогмо из темноты. – Неестественная тишина: ни птиц, ни мелких тварюшек, никого. Только небо хмурится все сильнее и грозит...
– То‑то и оно, что грозит. Как ты думаешь, Рогмо, чем оно нам грозит?
– Не знаю, – честно ответил полуэльф. – Я очень одинок с тех пор, как остался со своим народом. И эльфы это чувствуют. Но они так устроены, что им это кажется в порядке вещей – король и не должен быть доступен. Король для них – это средоточие загадок, тайн, мудрости и силы. А я все равно не такой. Мое чувство долга мечется постоянно между Иманой и Вардом, а где душа, даже не спрашивай.
– Чего тут выспрашивать, когда и так видно.
– А Зло подбирается, я это чувствую. Ваши веталы, мои эльфы, которых теперь трудно разнять, все не поделят чего‑то, бесконечные войны. Имана живет как под занесенным мечом. На Варде сплошные беспорядки. Только бы она успела...
– Ты о талисманах мыслишь? – не то спросил, не то утвердил Раурал.
– Да.
– Должен тебе сказать, что Элоах ухитил из королевской сокровищницы не один талисман, а два.
– А я догадывался, – признался Рогмо.
– Откуда?
– А очень просто: помнишь, при первой встрече ты упомянул Деклу, которого погубил Элоах?
– Как не помнить. Помню всенепременно.
– А я видел, что делает эта вещь. И потому понимаю, что отдать ее вот так, запросто, не может никто. Чтобы погубить Деклу, Элоаху нужно было хоть на время уступить ему свое украшение. Но это невозможно сделать – значит, было еще одно.
– Тебе бы преступления раскрывать, а не на троне сидеть, – восхитился Раурал. – А то иди к Грэнджеру советником, на мое место! Даровой эль будешь пить. И дел всего ничего.
– Извини, откажусь.
– Ну как знаешь. Мое дело предложить. – Раурал откашлялся.
– Послушай, гном, – серьезно сказал Рогмо. – Может, эльфы и не понимают ничего в ваших загадочных подземных душах, но мне твои намерения видны как на ладони. Что ты хочешь сообщить мне по секрету? И зачем мнешься? Разве мы не друзья?
– Друзья‑то друзья, – ответил Раурал таким тоном, словно пожал при этом плечами. – Только ты все же Гаронман, а это, может статься, важнее.
– Тогда плюнь на Гаронмана и поговори с тем человеком, которого встретил как‑то в пещере. Помнишь, когда ему на голову свалился такой смешной бородатый гном в огромных башмаках?
Раурал набрал полную грудь воздуха.
– Видишь ли, Рогмо, я пока не говорил об этом Грэнджеру и никому вообще не говорил и даже мечтаю скрыть ото всех происходящее. Но только веталы – это еще не вся беда. Дело в том, что на окраине Нордгарда, там, где гномьи поселения подходят близко к поверхности и – чего греха таить – люди как бы и не люди, а происходят от соединения пылких наших сородичей с не менее пылкими человечьими женщинами... Так вот, там упорно ходят слухи, что твои эльфы убивают!
– Не может быть!
– Я так и знал, Гаронман, что ты мне не поверишь, – печально вздохнул гном. – Ты прости, что мешал тебе отдыхать...
– Да нет, Раурал, я тебе верю. – Рогмо вытянул руку, схватился за что‑то мягкое и теплое. – Не уходи, это нужно обсудить!
– А ты не щиплись! – так и взвился тот.
Защелкал чем‑то в темноте, оказалось, что огнивом. Посыпались искры, замерцало алым. Через некоторое время комната эльфийского короля наполнилась крепчайшим табачным дымом – Раурал закурил свою любимую трубку.
– Там у меня есть сын, я его очень люблю, – начал он без предисловий.
И то, что сказано это было настолько откровенно, наполнило душу Рогмо теплом и нежностью к этому странному существу: такому сильному, доброму и одновременно ранимому. А гном между тем продолжал, попыхивая:
– Так интересно вышло: мать его – ну вроде такая красавица, что мне все завидовали поначалу. И влюблен я был как мальчик – камни ей носил пригоршнями, золото. Когда сын родился, я вообще чуть с ума не сошел от радости, такой ладный мальчонка у меня вышел... А потом она сбежала, взяла золото, взяла камни и сбежала в город. С ее внешностью да с теми богатствами, что она накопила за время нашей – с позволения сказать – любви, она могла купить любой титул.
– И где же она сейчас? – осторожно спросил Рогмо.
– А с чего бы я стал ее искать, дружище? Сына‑то она тут оставила. Так что к ней я чувств никаких не испытываю – ни ненависти, ни любви. Не нужна она мне, а камней не жалко – их тут столько, что она умерла бы на месте, когда узнала.
А сын вырос, сейчас ему уже сорок, и по человечьим меркам он взрослый. Деньжат хватает, хозяйство крепкое: отец небось не забывает. Я бы и в гору его взял, но человеки в нашей тьме и сырости быстро лишаются здоровья. А в нем много человечьей крови, потому, выходит, она сильнее против нашей, хотя человек сам по себе слабее и недолговечнее. Вот и объясни мне этот парадокс...
Раурал снова запыхал трубкой, а Рогмо сидел тихо. Его очень встревожили слова гнома об эльфах‑убийцах, но прерывать друга, когда он рассказывал о самом дорогом для него существе, было как‑то неприлично. Нельзя.
– Вот сын мне и шепнул на ухо пару слов. Он‑то у меня умный, понимает, каково быть не таким, как людям привычно. И никого огульно не обвиняет, но до истины доискаться все же просил. Говорит, что на болотах появляются эльфы – светящиеся, стройные, прекрасные. И вооружены они прозрачными клинками. Ловят эти эльфы всех подряд – людей, гномов заблудившихся, лесной народец – и уничтожают беспощадно. Вроде и не вампиры, но кровь им для чего‑то нужна.
И от этого мне страшно, потому что в старых книгах, Рогмо, я не только о веталах читал, а и об этих существах тоже. Сын мой близко к ним не подходил, боги миловали. А так не худо было бы узнать, какого цвета у них глаза, потому что ежели сплошь черные, то горя не оберешься. И тогда веталы эти с их ненасытностью и свирепостью нам покажутся безобидными мотыльками.
– Кто это такие? – спросил Рогмо почему‑то шепотом, будто таинственные убийцы могли услышать его.
– Морлоки, – ответил Раурал.
* * *
– Во время Первой войны с Мелькартом многие эльфы, поддавшись соблазну, встали на сторону врага. Винить их в этом нельзя, скорее уж стоит укорить за неосмотрительность, ибо враг искусил самых отчаянных, самых юных и неопытных, горевших желанием изменить этот мир к лучшему.
Первая война случилась на заре времен, когда люди только‑только стали осваивать Арнемвенд. Они теснили Древние народы, страшились их, иногда без причины были жестокими и агрессивными. Короче – люди вели себя как испуганные дети, каковыми и являлись на самом деле. Однако Древние народы оказались в странном положении: в отличие от детей люди были способны причинить им немало горя и боли. И потому просто ждать, когда они вырастут и станут разумнее и добрее, возможности не было. Оттого легко нашел Мелькарт союзников против людей и богов, допускавших эти несправедливости, среди многих и многих существ Древней крови.
Нечестно было бы упоминать только об эльфах, когда и все прочие не избежали той же участи. Люди не остались в стороне, но об этом известно более всего, и потому рассказ о людях опустим.
Правил эльфами тогда легендарный Гаронман. Самый великий король этого народа, который когда‑либо рождался под солнцем Арнемвенда. Некоторые склонны считать его и первым, однако это будет ошибкой. Роду Гаронманов положено было начало уже довольно давно, и легендарный владыка был третьим, кто носил это славное и гордое имя.
Тяжко было эльфам во время войны проливать свою же кровь, горько было и невозможно. И когда война завершилась и мир лежал в развалинах и пожарищах и не было ни надежды, ни утешения, Гаронман проклял предателей и отступников, запретив им даже называться эльфами. И было дано им имя морлоков. Предание гласит, что Гаронман изгнал их и только Гаронман может одолеть их. И только Гаронман может даровать им прощение. Ибо именно прощения втайне жаждут свирепые и кровожадные морлоки.
Что же касается их страсти к убийствам и крови, то, говорят, не могут они обойтись без нее; вместе с кровью пьют они жизненную энергию, которую отобрало у них проклятие их короля.
Потом все в мире пришло к равновесию, и морлоки были вынуждены скрываться, ибо зла в мире было не слишком много, а ровно столько, сколько бывает. Однако же пророчество говорит, что настанет день, когда мир придет к своему концу и в очистительном пламени падет. Тогда все поменяется местами и потеряет смысл; Зло, что питается страхами и сомнениями, снова войдет в силу, и тогда морлоки явятся на свет, дабы найти Гаронмана и получить прощение.
Все дело в цене, которую должен будет заплатить за это прощение их король... – Раурал захлопнул толстую книгу. – Вот, собственно, и все вразумительное, что мне удалось отыскать о морлоках. Ничего конкретного, заметь, так что проблема все равно остается твоей.
– Это не радует меня, дружище, – признался Рогмо. – Хочу надеяться, что справлюсь с ней.
– Да ну, брось хандрить. Чтобы ты и не справился... – В голосе гнома не слышалось особенной уверенности. – И все же я рад, что сказал тебе об этой напасти, словно камень с души снял. Я постараюсь пока на корню пресекать всякие слухи, потому что только войны между гномами и эльфами нам сейчас не хватает для полного счастья. Но и ты постарайся все решить в скором времени.
– Договорились, – сказал Рогмо. – Ты не волнуйся, я ведь прекрасно понимаю, что морлоки могли и дальше искать себе жертвы где угодно. Просто пришел их час, и они специально явились в Нордгард, чтобы наши народы рассорились в самый решительный момент. Все ясно – примитивно, зато действенно. И ведь если у них получится, то мы с тобой не сдержим праведного гнева наших подданных. Я потороплюсь. Где можно их найти вернее всего?
– У подножия Лунных гор, возле озера Эрен‑Хото.
* * *
... На рассвете эльфы двинулись в поход. Правда, рассветом это можно было назвать только условно, потому что под землей разница во времени ощущалась слабо, а после и вовсе исчезала.
Освещая себе дорогу сияющими жезлами и клинками, высокие и стройные воины длинными колоннами входили в тоннели, следуя за гномами‑проводниками. Видя эльфов и гномов вместе, легко можно было понять причины их всегдашней неприязни, ведь они являлись противоположностями буквально во всем. Гномы были приземистыми, кряжистыми, крепкими, словно вырезанными из своего любимого камня. Эльфы – тонкими, гибкими, стройными, почти прозрачными. Первые были суровы, неприхотливы и грубоваты; вторые – изысканны, изящны и аристократичны... Сравнение можно было продолжать до бесконечности, но факт оставался фактом: они были разными. При этом и те и другие тщательно, но безуспешно скрывали, что любят и восхищаются друг другом.
Вот так смешно и нелепо это выглядело.
Эльфы чувствовали себя в подземельях немного не в своей тарелке. Невозможность носиться верхом по обширным открытым пространствам, отсутствие деревьев и бездонного неба над головой угнетали их. Однако король приказал, и они были исполнены решимости выполнить приказ.
Веталы, чувствуя приближающееся воинство, старались забиться в самые дальние, самые глубокие и недоступные норы, шахты и провалы. Основной трудностью этого похода являлось то, что вампиры подземелий могли просачиваться в любую, даже самую тоненькую щель, откуда их почти невозможно было выгнать. Однако Древние народы издавна владели магией. И в бой с веталами вступали заклинатели: повинуясь их словам, горы расступались, трещины расширялись, над провалами повисали мосты, сложенные из камней, не имеющих под собой никакой опоры.
Вооруженные своими светящимися лунными мечами, эльфы безжалостно уничтожали врага. Отчаявшись, веталы, которым было уже негде прятаться, стали нападать; это жалкое сопротивление было моментально подавлено. Правда, чтобы добраться до самых окраин гномьего царства, потребовалась не одна неделя, зато можно было с уверенностью сказать, что злобные вампиры больше не станут беспокоить подземных жителей.
Нордгард был очищен от нечисти, и ничего особого эльфы в своем подвиге не видели, что отчасти было справедливо, потому что перед лицом мощной их армии разрозненные злобные веталы выглядели жалкими.
И вот наступил день, когда Рогмо прощался с Грэнджером и Рауралом недалеко от того места, где выходил на поверхность самый большой, парадный тоннель. Истосковавшиеся по солнцу, небу и звездам, эльфы с нетерпением ждали окончания церемонии, чтобы вернуться в привычный мир.
Они устали от нескончаемых подземелий.
– Прощай, Рогмо, – сказал Грэнджер, крепко обнимая рослого полуэльфа на уровне талии. – Спасибо тебе и твоим подданным, вы нам сильно помогли. Очередь за нами; зови не задумываясь. Мы всегда рады встрече.
– Прощай, – сказал король эльфов, недоумевая про себя, отчего избрал именно это, столь нелюбимое им слово.
– Помни, – сказал Раурал.
Все вокруг удивились. Рогмо протянул ему руку:
– Буду помнить, дружище.
Затем не выдержал и тоже обнял ворчливого советника. Тот ради такого дела даже трубку вынул изо рта.
И длинные колонны эльфов двинулись наконец в обратный путь. Но сначала – к озеру Эрен‑Хото.
* * *
Жрецов Ишбаала расспросить так и не пришлось.
Задыхаясь от волнения и плохо скрываемого изнеможения, маттей Пелентонг, посланный накануне с поручением в Бахр‑Бал и Аджа‑Бал, пытался объяснить своим повелителям, что же с ним случилось.
Меджадай и Рорайма слушали.
Когда Харманли Терджен отправился в Ятту (они не стали у него допытываться, каким образом он намеревался сократить время пути, считая, что магия не касается владык Эль‑Хассасина), оба короля занялись служителями Ишбаала. Поскольку переживший потерю двух сыновей граф Пелентонг горел жаждой мести, они сочли его лучшим из возможных посланцев. С одной стороны, не слишком долгое путешествие должно было развеять маттея и повернуть течение его мыслей в другую сторону; с другой, объяснив ему крайнюю важность его поручения, Рорайма и Меджадай надеялись на то, что он блестяще с ним справится. Ведь это было и его личным делом.
