Текст книги "Кахатанна. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 119 страниц)
– Я знаю.
– Тогда зачем меня спрашиваешь?
– Я спрашиваю не об орехах, а о наследстве.
– Тут все еще проще, чем с орехами.
– Не представляю себе, как такое может быть.
– А я не представляю себе, как у мудрого Аэдоны мог родиться такой несмышленый сын. И нечего сваливать на человечью кровь – твоя мать была самой мудрой и прекрасной из всех княгинь Энгурры. Твое дело хранить перстень от врага и искать камень для него, чтобы враг не завладел им раньше. Все просто.
– А как же я найду камень? – горячится Рогмо. – Ты знаешь, где он может быть?
– Конечно нет, – улыбается Номмо. – Был бы смысл выковыривать камень из перстня и разделять их, если каждый встречный знает, где их искать и как объединить?
– А как же мне узнать?
– Дорога выведет, – отвечает Номмо.
Несколько часов спустя толпа лесных духов прощается с ними на краю леса. Сильваны играют на дудочках, дриады и альсеиды пляшут, лешие лупят кулаками по стволам деревьев так, что раздается бой, похожий на барабанный. Остальные стараются кто как может.
Номмо приоделся, и теперь кроме зеленых кокетливых башмачков на нем надеты панталоны небесно‑голубого цвета и жилет с золотыми пуговками. На левое ухо надвинута шапочка с пером. Он очень похож на загулявшего на ярмарке альва, допившегося до того, что глаза у него стали фиолетовыми. В принципе, Номмо внешне ничем и не отличается от мохнатых человечков – только он бессмертен и владеет магией.
Рогмо как пришел, так и уходит. Только отцовский меч забрал он с собой.
– Счастливого пути! – разносятся над лесом голоса.
– Прощай, Хозяин Огня!
– Прощай, Пресветлый Эльф! Возвращайся в Энгурру, мы будем ждать!!!
– Мы будем ждать, жда‑а‑ать! – стонет эхо.
– Куда нам? – спрашивает Рогмо, когда полоса леса остается сзади.
– В Гатам, – решает Номмо. – Там обязательно должны что‑то знать.
* * *
– Возьми меня с собой, – говорит Хедерге, обращаясь к Каэтане.
Она с ужасом смотрит на него, понимая, что сейчас опять окажется перед необходимостью решать чью‑то судьбу. Но она не в состоянии это сделать. Юный сын Хехедей‑мергена должен остаться в стороне от войн и сражений за будущее этого мира дотоле, доколе это вообще будет возможно. В прошлый раз она слишком многих безрассудно увлекла за собой. И второй такой страшной ошибки не допустит.
– Не могу, – улыбается Каэ. – Ты должен оставаться здесь, со своими богами. Ты же сам сказал мне, что они засохнут без любви, которую вы им даете.
– Ты тоже засохнешь без моей любви, – без тени сомнения твердит Хедерге. – Тебе будет плохо без меня. А мне без тебя.
– Не проси, не могу. – Она старается говорить твердо и даже жестко.
Но этого юношу очень трудно ввести в заблуждение.
– Ты не хочешь расставаться со мной, – настаивает он.
– Попалась? – встревает Барнаба.
– Ты бы мне лучше помог, чем язвить. Объясни Хедерге, что внешний мир опасен и жесток, но не теми опасностями и не той жестокостью, к которым он привык как смелый охотник и воин. Там царит ложь, измена, насилие, смерть. А сейчас вообще грядет светопреставление.
– Ты думаешь, что справишься без меня? – недоумевает сын вождя.
– Позови сюда своего отца! – приказывает Каэ, и Хедерге повинуется.
Каэтана и Барнаба остаются в некотором отдалении от поселка йаш чан. На сегодня назначен их уход. У подножия гор ждет отряд воинов Траэтаоны, для которых с того момента, когда Каэ покинула их, прошло не многим более одной минуты.
* * *
Каэтана стояла и размышляла над всем, что услышала от своих предшественников.
* * *
В самом конце долгой беседы, затянувшейся далеко за полночь, Джесегей Тойон сказал:
– В Таабата Шарран говорится, что тебе прежде всего необходимо искать двух хранителей – перстня и камня. К сожалению, мы не можем помочь тебе в поисках, а только укажем направление. Дело в том, что большинством голосов Совета бессмертных – тех, конечно, кто выжил, – собранного после войны с Мелькартом, решили, что перстень останется в самом центре Варда, у эльфов. А камень перевезут на другой континент, за море, и отдадут рыцарям‑храмовникам. Там, в самом сердце Иманы, он и должен быть сокрыт от людских, а пуще – вражьих глаз. Ибо, будучи объединенными в один предмет, они реагируют на присутствие талисмана Джаганнатхи и ведут к нему, как намагниченная стрелка стремится к северу.
– Ну и что? – поинтересовалась Каэтана. – Неужели поиски перстня настолько важны, что из‑за них нужно откладывать другие, более значительные дела? Нам надлежит готовиться к войне, собирать армию, запасаться всеми магическими предметами, которые только существуют, – все средства хороши в борьбе с таким врагом.
– Ты сама это сказала, – ответил Ан Дархан Тойон. – Без перстня вы не сможете определить, кто из людей является слугой Мелькарта. У нашего мира и так мало шансов. Не сокращай их еще больше.
– Стоило ли, – спросил Барнаба, – разделять эти две вещи, которые созданы для того, чтобы быть одним целым?
– Конечно, – прогудел Ан Дархан Тойон. – Во‑первых, так врагам тяжелее отыскать и уничтожить их. А во‑вторых, мы все же надеялись, что надобности ни в камне, ни в перстне не возникнет.
– Не забудь, – вставил Джесегей Тойон, – нас осталось слишком мало. Ты и представить себе не можешь, каким страшным было утро следующего после битвы дня. Мы бродили по полю, заваленному телами всех известных на Арнемвенде существ: там были и люди, и эльфы, и гномы, и маленькие духи, и монстры, и боги. Свои и чужие, друзья и враги – всех сравняла смерть. А мы лишились большей части своего могущества. Только и смогли собрать оставшихся в живых йаш чан, а потом ждали, когда появится новый хозяин этой земли, чтобы он принял на себя ответственность... Вот почему мы не имели права оставлять у себя такое страшное оружие, каким является перстень. Мы бы не сумели сохранить и защитить его.
– А ты уверен, что сейчас он в целости и сохранности? – не успокаивался Барнаба.
– Не уверен, но все же осталась надежда. Враг не имеет пока доступа в наш мир и вынужден пользоваться услугами людей. А людям очень трудно будет раздобыть для него этот предмет.
Джесегей Тойон обратился к Каэ:
– Тебе нужно торопиться. Ты должна первой завладеть перстнем. Он поможет тебе в надвигающейся битве...
И теперь Каэтана напряженно размышляла, кому необходимо ехать на Иману и искать храм Нуш‑и‑Джан. Ведь прошло столько тысячелетий. Существует ли он вообще? Помнит ли кто‑то на Имане о том, что были когда‑то гордые рыцари‑храмовники, поклявшиеся беречь святыню – сердце перстня? А кто‑то в это же самое время должен будет приложить все усилия, чтобы обнаружить местопребывание самой оправы. Хотя здесь должно быть немного проще – ведь эльфы не станут ничего скрывать от бессмертных. Им под силу разобраться, кто враг, а кто друг...
Деревья радостно шумели под порывами свежего ветра. Птицы пели так звонко и радостно, что ей показалось, она присутствует при сотворении мира, когда все еще чисто и прекрасно, а Зло не нашло дорогу в это пространство и о Нем никто и ничего не слышал. Шум водопада, доносившийся из‑за полосы деревьев, радовал ее своей мощью и неукротимостью, словно это был голос самой природы – такой живой, такой непокоренной. Это была колыбель Арнемвенда, отсюда мог родиться еще один мир, если нынешний ждет сокрушительное поражение.
Она подняла голову, оторвавшись на мгновение от своих размышлений, и увидела, что Хедерге и Хехедей‑мерген торопятся к ней, радостно улыбнулась и махнула им рукой. В то же самое мгновение неистовая сила бросила ее на землю, она ушиблась, и в глазах потемнело. А над головой раздался короткий свист и звук глухого удара. Каэтана повела глазами и замерла – в стволе старого дерева торчала стрела с ярким оперением. Как раз в том месте, где она стояла секунду тому назад.
Барнаба издал отчаянный вопль и тоже повалился набок.
Воины йаш чан поняли все с первого взгляда. Хедерге остался около богини, а Хехедей гортанно выкрикнул несколько слов, и на его зов тут же поспешили пять или шесть человек. Они бесшумно скрылись в лесу.
– Стрела прилетела с той стороны, – сказал юноша, указывая рукой туда, где мелькали среди зелени кустарника пышные головные уборы воинов. – Если это человек, то отец найдет его: снимет с неба или достанет из‑под земли.
– Только пусть не рискует жизнью людей.
– Мы умеем рисковать только жизнью наших врагов, – холодно говорит Хедерге. – Тебе не больно?
– Слегка ушиблась.
Каэ обводит взглядом открытое пространство: она не может понять, кто толкнул ее на землю как раз перед выстрелом.
– Ты удивительный воин, – с нескрываемым восхищением говорит Хедерге. – Обычно никто не успевает опередить стрелу, которая предназначается именно ему. Стрелок попался искусный – он не ошибся ни на палец.
Каэ смотрит и соглашается. Стрелок действительно попался высококлассный. Даже приятно, что к тебе приглашают самых лучших специалистов. Однако, с другой стороны, хорошего в этом мало, потому что резко сокращаются шансы выжить. Ведь не всякий раз будет так баснословно везти, если, конечно, чудо можно отнести к разряду везений. Кто же все‑таки спас ей жизнь?
– Давай я провожу тебя в какой‑нибудь дом, – предлагает Хедерге.
– Не нужно. Я хочу знать, кто и зачем это сделал.
– Можно спросить у Ан Дархана или Джесегея.
– Я хочу увидеть этого человека и сама расспросить его. Потому что в том, что он послан нашим Врагом, я не сомневаюсь. Но как его привлекли к этой работе – вот что интересно.
– Не понимаю, – хмурится Хедерге, – какая разница?
– Огромная. Мне нужно знать, кто его нанимал, сколько заплатил или обещал заплатить. Был ли это человек или дух, маг или правитель, некто неизвестный, или все спишется на обычное помешательство, когда обвинить некого и не в чем...
– Я догадываюсь, – говорит юноша.
– Боги! – вдруг оживает Барнаба. – Как же я испугался!
– Как?
– По первому разряду, – торжествует толстяк, – с обмороком! Я уже настоящая личность?
* * *
Хехедей‑мерген и его воины вернулись довольно быстро. Меньше часа понадобилось им, чтобы поймать прячущегося в кроне вековой сосны стрелка, вооруженного луком незнакомой формы. Что‑то в этом оружии было странное, вычурное, бросающееся в глаза.
– Нехорошее оружие, – сказал Хедерге, рассматривая его.
– Почему? – спросила Каэтана.
Она и сама чувствовала исходящий от оружия поток ненависти и злобы, но хотела, чтобы об этом сказал кто‑нибудь еще. Потому что ей начинало казаться, что у нее развивается параноидальная подозрительность ко всему сущему. А такой роскоши она себе позволить не могла.
– Я не знаю, кто его делал, но это работа не человека...
– Почему?
– Так не соединяется тетива – это не должно действовать. А если действует, то, значит, этот лук сработан при помощи колдовства. Колдовство же ни один мастер не станет применять. Или во внешнем мире это не так?
– Нет, ты прав. Именно так: настоящие мастера работают, не используя заклинания. Маги не делают луки – им не до того.
– Это оружие сделано с единственной целью. И цель эта – убить тебя, – вмешался в разговор Хехедей‑мерген. – Надо как следует допросить этого негодяя.
По его знаку воины подвели покушавшегося на жизнь богини.
Стрелявший в нее оказался щуплым, низкорослым человечком, бросавшим по сторонам испуганно‑настороженные взгляды.
– Позволь мне допросить его, – попросил Хехедей. – Или хочешь сама этим заняться?
– Лучше это сделаешь ты. А я послушаю, что у него на уме. А потом отведем его к Тойонам.
– Мудро.
Вождь повернулся к человеку и спросил:
– Кто послал тебя?
Молчание.
– Кто велел тебе убить эту женщину?
Молчание.
– Кто сказал тебе, что она здесь?
Молчание.
– Так ничего не выйдет, – не выдержал Хедерге. – Надо сразу вести его к Тойонам. Что толку, если он будет молчать? Мы теряем драгоценное время.
Молодой человек повернулся к отцу и поднял правую бровь, привлекая его внимание. Затем сказал громко:
– А лучше всего, отец, позволь нам расстрелять его из луков. Мои воины давно не стреляли по живым мишеням и уже допускают досадные промахи...
Хехедей кивнул, сохраняя абсолютно серьезное выражение лица. Головной убор из перьев качнулся и зашелестел, обласканный теплым ветром. Увидев, что вождь согласен, человек загнанным зверем метнулся сначала в одну сторону, затем в другую. Потом открыл рот и протяжно, дико замычал.
Языка у него не было...
Поздно вечером Каэтана и Хехедей‑мерген сидели у огня в просторном доме вождя. Остальные давно угомонились. Первым ушел спать Барнаба, прихватив с собой блюдо с фруктами. Потом попрощалась старшая дочь Хехедея, затем разошлись слуги. Хедерге собирался сидеть с ними до последнего, но отец одним движением ресниц отправил его прочь. Юноша печально пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе. Вождь и богиня остались вдвоем.
– У тебя прекрасная дочь, – сказала Каэ тихо. – Она такая красавица, что я не отвожу от нее глаз. А я все‑таки женщина. Представляю, что она делает с юношами.
– Она не сводит глаз с тебя, – усмехнулся Хехедей. – Ей кажется, что ты настолько прекрасна, что она готова сквозь землю провалиться от стыда за собственную внешность.
– По‑моему, девочка придумала себе лишнего.
– Не знаю, – сказал вождь.
Повисло тягостное молчание. Обоим не хотелось говорить о сегодняшнем происшествии, но нужно было. Когда неудавшегося убийцу привели в пещеру к Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону, случилось непредвиденное: он рванулся из рук державших его воинов, вырвался, бросился в одну сторону, затем в другую, неловко споткнулся и упал. Падая, он налетел грудью на копьевидный выступ скалы. Смерть его была мгновенной. А усилия, приложенные Тойонами, чтобы допросить мертвого, не увенчались успехом. Либо у человека не было не только языка, но еще и души, либо у его души был столь могущественный господин, что он сразу прибрал ее к рукам, не дав ей ни на секунду задержаться вблизи тела.
– Так мы ничего и не узнали, – сказал Хехедей. – Но думаю, он умер не случайно.
Каэ только кивнула. У нее полученная информация уже просто не укладывалась в бедном мозгу. И она не знала, о чем необходимо позаботиться в первую очередь – о путешествии в Иману, о поисках предателей, о сборе войск или еще о чем‑то, что она уже успела забыть. Было еще одно дело, самое главное. Впрочем, все дела сейчас были самыми главными.
– Я хочу спросить тебя, – Хехедей замялся, – ты ведь не сама. бросилась на землю, когда стрела летела?
– Нет, не сама, – признала Каэ.
– Хедерге стоял совсем близко, ему было плохо видно, но я заметил, как словно кто‑то толкнул тебя.
– И сильно толкнул, доложу я тебе.
Каэ продемонстрировала вождю изрядно разбитый локоть и громадный синяк на предплечье.
– Сила большая приложена, – оценил Хехедей, присмотрелся к синяку и охнул:
– Похоже на следы пальцев.
– Ладно, – махнула рукой Каэтана. – И так горя немало, ну ее – эту тайну.
– Я бы на твоем месте не стал так легкомысленно относиться к происшедшему.
– А что делать? Выяснится, когда выяснится.
Вождь встал, прошелся по комнате, налил из кувшина хмельного меда в два стакана. Один поставил перед Каэ, другой взял себе.
– Еще один вопрос. В тебя верит достаточно много людей?
– Да, Хехедей. Целая страна и еще неизвестно сколько людей по всему Варду. Иногда приезжают и с других континентов, но все‑таки реже. У меня сейчас плохо с географией... Путаю, что было неизвестно когда, что происходит в мире теперь. Приеду в Сонандан и сяду разбирать карты.
– Просто если ты не одинока, то я не стану отпускать Хедерге вместе с тобой. Что скажешь?
– Хорошо, что ты об этом заговорил. Конечно, не отпускай его отсюда. Я не смогу пообещать тебе, что он вернется к своим богам и в свой дом целым и невредимым. В моей жизни уже случилась огромная трагедия, когда несколько прекрасных существ – среди них были и люди, и альв, и два оборотня – доверили мне свои судьбы, и теперь я в ответе за их смерть. С этих пор я предпочитаю рисковать сама. А Хедерге – прекрасный юноша, такой же красивый, как его отец и сестра, смелый, гордый, чистый. Он настоящее сокровище. Постарайся его уберечь.
– Постараюсь, только вот он хочет совсем другого.
– Объясни ему ты, что нечестно думать о себе, всем будет хуже, если он пойдет со мной.
– Ты знаешь, Ан Дархан и Джесегей объявили, что йаш чан не станут принимать участие в последней битве?
– Это я их попросила.
– Отчего?!!
– Пойми меня, Хехедей‑мерген. Я знаю, что вы прекрасные воины, но вас слишком мало. Вы не переломите ход сражения, к тому же ты слышал, что самая главная битва разыграется не во время столкновения армий, все будет зависеть от того, насколько успешно я выполню все, что мне предназначено. А вашим богам нужно, чтобы их кто‑нибудь любил...
– Это я и сам знаю.
– Мало ли что случится? Нужно, чтобы всегда оставалось место для света, любви и тепла, с которого мог бы начаться новый мир.
– Ты думаешь, что все может закончиться так ужасно?
– Я не хотела бы зарекаться от поражения. Это недальновидно. Только глупцы уверены в себе так, что и слышать не желают о своей не правоте. Должна признать, пока я проигрываю.
– Вместе с тобой проигрывает весь Арнемвенд.
– Если честно, я бы пришибла сейчас своего великого и могучего отца.
– Ты считаешь, что Барахой виноват во всем, что теперь происходит?
– Не стану так говорить. Но он виноват в том, что не приходит сейчас, чтобы хоть в чем‑то помочь.
– У тебя есть мы.
– Спасибо. Но знаешь, как страшно, что вы есть у меня? Я один раз уже осталась одна. Хехедей! Мне не нужна победа такой ценой.
– Ты так любила их? – тихо спросил вождь.
Каэтана не ответила. Хехедей подвинулся ближе и увидел, как слезы медленно текут по ее щекам.
– Я тоже любил... мать Хедерге... Я виноват в том, что ее не стало. И хотя Ан Дархан и Джесегей все время повторяют, что так сложилась судьба, я виню только себя.
В этот момент опустевший кубок был вырван из рук Каэтаны страшной силой и отброшен в сторону дверей. И она, и вождь вскочили в смятении, и тут чуткое ухо воина уловило едва слышные шаги на улице – топот бегущих ног.
– Там кто‑то был! – крикнул он и бросился вон из дома.
Привлеченные шумом и стуком дверей, домочадцы Хехедея выбежали из своих комнат. Хедерге, полусонный, растрепанный, но с копьем в руках, и дочь вождя – Мэя – с факелом.
– Что случилось? – бросился Хедерге к своей драгоценной богине.
– Не знаю. Видимо, кто‑то подслушивал под дверью. Что же это Хехедей сорвался один?
Каэ не выдержала и выбежала на улицу. Хедерге побежал следом. В темноте ничего не было видно, но Каэтана чуточку была бессмертной. И обычные человеческие способности у нее как бы продолжались дальше, чем случается у простых людей. Она усилием воли заставила себя забыть о темноте. В голове что‑то буквально щелкнуло, и улица осветилась неярким, но вполне достаточным светом, чтобы она смогла разглядеть в конце селения две катающихся по земле фигурки.
Она и сама не поняла, когда успела схватить свои обожаемые мечи, но вот они у нее в руках. Каэ опередила Хедерге на несколько корпусов. Когда она подбежала к дерущимся, стало очевидно, что пришелец превосходит Хехедея в силе и ловкости. Они перекатывались по усыпанной хвоинками земле, и то один оказывался сверху, то другой. Каэтана боялась наносить удар, чтобы не зацепить вождя. Но противник Хехедея уселся на него верхом, взмахнул рукой, и в лунном свете тускло блеснуло длинное прямое лезвие. Тонко пропел в воздухе Такахай, и убийца с диким воплем скатился на землю – Каэ отсекла ему кисть руки. Это был безотказный прием, и его всегда с охотой выполнял именно Такахай.
Вождь поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли и хвоинок.
– Благодарю тебя, кажется, я бы не справился с ним. Силен, как демон Мекир.
Каэтана почувствовала, что ее совершенно не интересует, кто такой этот демон. С нее на сегодня было достаточно.
Со стороны селения бежали воины. Хедерге, отдуваясь, ощупывал отца – искал, нет ли раны, которую Хехедей мог и не заметить в пылу схватки. Вроде бы все было в порядке.
Когда люди собрались вокруг пришельца, катающегося по земле с истошным визгом, вождь сухо приказал:
– Перевязать его, не то истечет кровью. Отвести в сарай. Утром допросим и отведем к Тойонам.
– Может, – начал Хедерге, – сейчас доставить его к ним?
Каэ почувствовала, что и сама так должна была бы решить: юноша прав – мало ли что может случиться за ночь. Тем более день сегодня как‑то очень наполнен событиями. Но она так устала, что подавила поднимающее было голову чувство долга и не стала настаивать. Более того, когда вождь сказал, что устал и все дела предпочитает отложить на завтра, она чуть было не расцеловала его. Ей ужасно хотелось обратно в теплый уютный дом, к огню, к стакану с медом, к хорошей дружеской беседе. Она поежилась: ночи в горах были прохладные.
Так и получилось, что пленника не повели к Тойонам. А Каэ, пошатываясь от усталости, взвалив оба меча на плечо, побрела обратно, к дому вождя.
– Тебе помочь? – догнал ее Хедерге.
– Спасибо, они не любят, когда их держит кто‑то другой.
– Они волшебные? – с дрожью в голосе спросил юноша.
– Живые, одушевленные.
– Ты их любишь?
– Конечно. Это уже как часть меня самой. Они столько раз спасали жизнь мне и моим друзьям.
– А что значит одушевленные? – спросил Хедерге с недоумением.
– Это длинная история. У них души воинов, живших многие века тому назад, их зовут Такахай и Тайяскарон.
Молодой человек взглянул на мечи так, словно впервые видел их. Затем будто спохватился:
– Разреши поблагодарить тебя за отца.
– Не за что. Не будь меня тут, сегодня ночью в селении йаш чан было бы тихо и спокойно, а твоему отцу уже давно снились бы прекрасные сны.
– Дорогая Кахатанна, – мягко сказал Хедерге, но тут же смутился и покраснел, – в общем, моему отцу давно уже не снятся светлые сны. Поэтому он и спать не любит – предпочитает допоздна беседовать с друзьями, а потом валится как в беспамятстве.
Они медленно поднялись в дом. У дверей их встретил встревоженный Барнаба:
– Что‑то сдвинулось в мире, что‑то случилось.
– О чем ты?
– Понятия не имею, но я чувствую, как нарушилась ткань мироздания...
– Плевать на ткань, Барнаба! Давай спать.
– Как это – плевать? – опешил толстяк.
– А так, сквозь зубы. Потому что ткань нарушилась довольно давно, и сию секунду мы ничего не можем предпринять.
– Это плохо, – сказал толстяк печально. – Я не могу объяснить, но это очень плохо.
Они медленно заходят в дом и валятся там без сил на свои постели.
А в рассветном, начинающем медленно светлеть небе тихо гаснут последние звезды.
И неясно, то ли жалеть, что гаснет много звезд, то ли радоваться, что восходит одна...
Император мрачнее тучи, Агатияр громыхает на слуг за дело и просто так, для острастки. Во дворце все притаились, как мыши, а сановных вельмож вот уже второй день не созывают на совет и не допускают даже на малый утренний прием. В воздухе повисло тягостное предчувствие чего‑то непоправимого и ужасного.
– Это же надо было так ошибиться, – бормочет Агатияр, дергая себя за бороду.
Эту процедуру он проделывает каждые полчаса, отчего состояние ухоженной обычно бороды его не улучшается.
– Не терзай себя, – успокаивает его Зу‑Л‑Карнайн. – Я тоже хорош – ведь ясно же все слышал, вроде все понял... Что теперь делать?
– Не знаю, мальчик. Я уже послал за любым магом, какого найдут, но полон сомнений, правильно ли поступил. Послал гонца, но ничего существенного ему не доверил. Откуда я знаю, что теперь можно говорить вслух, что – только думать, а чего и думать нельзя?
Положение действительно не из лучших. Когда аита и его верный советник наконец приняли решение передать талисман Джаганнатхи Каэтане, чтобы она нашла способ уничтожить или обезопасить его, они приказали вызвать Гар Шаргу, чтобы магическим путем снестись с Сонанданом и спросить у своих друзей, как разумнее всего осуществить их план. Агатияр склонялся к тому, чтобы затребовать для охраны полк Траэтаоны, ну а Зу‑Л‑Карнайн, конечно же, рвался отвезти опасное украшение самолично.
Но ни один из этих вариантов в конце концов не подошел. Ибо испуганный до полусмерти слуга повалился в ноги аите и с дрожью в голосе доложил, что в покоях мага творится нечто страшное и он по доброй воле туда не зайдет. И императора предупреждает, что лучше туда не заглядывать.
Аита бросился к Гар Шарге, а Агатияр и верные тхаухуды ни на шаг от него не отставали. В покоях мага и впрямь случилось нечто похожее на светопреставление. Все, что могло быть поломано, валялось в неузнаваемом виде, все, что могло разбиться, было разбито на мельчайшие осколки. Колбы и реторты, хрупкие хрустальные флаконы и тяжелые глиняные сосуды, тонкостенные стаканы и фарфоровые вазы – все это бесформенной кучей громоздилось на полу. По мозаичным плиткам растекались цветные дымящиеся лужи, от которых поднимались ядовитые испарения, где‑то тонко пахло лавандой и розой. Магическое зеркало Гар Шарги, используемое им в самых важных и особенных случаях, оскалилось на вошедших пастью торчащих стекол – его больше не существовало. Золотой треножник сплавился от адского жара и теперь лежал спекшейся грудой драгоценного, но абсолютно бесполезного металла. Все оружие, находившееся в комнате мага, было сломано и уничтожено.
Спаленные занавеси, дымящаяся тяжелая бархатная скатерть на низеньком столике, зияющая дыра в стене, от которой отлетели несколько камней, будто бы сюда попал снаряд из катапульты, – все это свидетельствовало о том, что Гар Шаргу посетило не самое слабое и не слишком доброжелательное существо. Вошедшие озирались в поисках самого хозяина.
Гар Шарга лежал в самом темном углу. Он был похож на груду старого тряпья, которое слуга по ошибке забыл вынести на помойку. Тхаухуды осторожно приблизились к придворному магу – он застонал и слабо пошевелился.
– Поднимите его и вынесите отсюда, – приказал Зу‑Л‑Карнайн.
Воины подчинились. Когда Гар Шаргу доставили в верхние комнаты дворца и смогли рассмотреть его при дневном свете, все содрогнулись от ужаса и отвращения. Вся одежда, лицо и руки мага были покрыты густой зеленоватой слизью. Он был жестоко избит, видимо, сломались несколько ребер. И главное – он был слеп. Маг таращился на окружающих кровавыми пустыми глазницами и пытался что‑то сказать. Но разбитые губы плохо его слушались, и вместо связного рассказа выходило невнятное шипение.
– Не объясняй ничего, – успокаивающе молвил Агатияр, положив ему руку на плечо. – Все равно сделанного не исправишь. Сейчас придет лекарь и слегка тебя подштопает. А потом мы с тобой поговорим.
Гар Шарга сделал слабую попытку ухватить Агатияра за рукав, но промахнулся. Он еще не привык к слепоте и с трудом ориентировался на слух. К тому же создавалось впечатление, что и со слухом у него не все ладно.
– От такого удара, – сказал император, разглядывая изувеченное тело мага, – он мог и контузию получить. Похоже, что его долго и упорно лягало стадо верблюдов.
– А что с глазами! – вздохнул Агатияр.
– Ты прав, страшно. Что же это с ним произошло?
– Зачем гадать? Подождем, сам все нам расскажет.
– А как же быть с талисманом, как нам снестись с Сонанданом?
– Не волнуйся, магов в стране достаточно. Найдем кого‑нибудь.
– Не нравится мне эта история.
– Ты не одинок, Зу. Кому такое может понравиться? Знаешь, посмотрю‑ка я в свой тайник. Что‑то на сердце неспокойно. Вот уж горя не было, так подвалило. Угораздило же нашего дорого принца!
– Не шуми, хуже, если бы Зу‑Кахам оставил его себе.
– Разве что...
Император отправился в свои покои и там принялся натачивать меч, доводя остроту его лезвия до неестественной. Через минут десять Агатияр ворвался к нему с таким перекошенным лицом, такой растрепанный и взъерошенный, что и тупица бы понял, как плохо обстоят дела.
– Тайник пуст! – крикнул он еще от дверей.
Как ни странно, аита остался спокойным.
– Не волнуйся, Агатияр. Тише. Я что‑то подобное и предположил, когда увидел, что стало с Гар Шаргой.
– Мальчик мой! Ты молчал?!!
– А что мне было делать – обрадовать тебя известием? Помнишь, я говорил тебе, что талисман пытался заговорить со мной, но мне это показалось настолько неприятным, что я не стал прислушиваться. Думаю, Гар Шарге показалось что‑то совсем другое...
– Зу! Я старый осел, я‑то полагался на то, что никто не знает, где мой тайник.
– А никто и не знал, – откликнулся император. – Он докричался до мага, и тот нашел его на слух.
– Ты откуда знаешь?
– А у меня наставником один старый, мудрый и весьма почтенный человек. Так вот, он всегда учит меня мыслить логически, связывать разрозненные факты в одну цепь и никогда не терять головы. И знаешь – помогает. Таким образом я завоевал огромную империю. А теперь собираюсь ее защищать.
– Что ты говоришь? – сразу переменил тон Агатияр.
Ему было спокойно, когда его Зу, его мальчик, вел себя как мудрый и сильный воин, великий вождь и владыка одной четверти Варда. В такие минуты Агатияру и умирать было не страшно, хоть это и не означает, что он собирался умирать.
Маг пришел в себя ближе к вечеру и сразу же попросил к себе императора и верховного визиря по важному делу. Они ждали этого и потому через несколько минут оба уже сидели у постели Гар Шарги.
– Аита, – прохрипел он.
Голова мага была плотно забинтована, грудь и руки уложены в лубки, чтобы кости срослись правильно. Лекарь хотел дать больному успокоительного, чтобы умерить его боль, но Гар Шарга яростно воспротивился, утверждая, что ему понадобится ясный ум, пусть и измученный страданиями.
– Аита, я должен признаться тебе в страшном злодеянии. Единственное, о чем молю, – выслушай меня. В твоих руках и жизнь, и смерть. Я знал, на что иду, но самонадеянность меня погубила.
– Уже простил, – сказал император. – Ты ведь предупреждал меня, что за сила у этой мерзости.
– Ты обнаружил пропажу? – ахнул маг.
– Догадался, когда увидел, во что превращены твои покои.
– Да. Я сделал страшную глупость. Едва я вышел от вас, как услышал голос. Кто‑то кричал и звал на помощь так отчаянно, так яростно, что я пришел в изумление. Около покоев императора кому‑то плохо, а никто не обращает внимания. Кричали, как в пыточной бывало при твоем отце, о император. Я пошел на крик. И уперся носом в статую.
– Ах ты! Такой тайник пропал, – вздохнул визирь.
– Не пропал, Агатияр. Клянусь, что никому не скажу, что там.
– Хотелось бы верить...
Маг заметался по постели, комкая в судорожно сжатах руках шелковые простыни. Ему было больно, но он старался перетерпеть острый приступ. Через некоторое время он стал дышать глубже, облизал пересохшие губы.
– Позвать лекаря? – наклонился к нему Зу‑Л‑Карнайн.
– Нет, мой добрый император. Я сам справлюсь. Слушай... Я достал талисман из тайника и решил поставить над ним несколько опытов. Я подумал, что смогу проследить, где скрывается наш враг, и указать тебе это место. Я думал, что в Сонандане будут знать, что делать с этими сведениями.
