Текст книги "Кахатанна. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 117 (всего у книги 119 страниц)
Несколько любопытных сильванов и маленькая наяда, притаившаяся в зарослях камыша у самого берега, подглядывали за ним с нескрываемым интересом. Похоже, наблюдаемая картина не потрясла их до глубины души, но все же они ойкнули в один голос, когда Оха вдруг вздыбилась темными громадными волнами при совершенном безветрии, вздохнула и выплеснула вверх столб воды – прозрачную огромную колонну, на самой вершине которой стоял Владыка Морей Йабарданай.
* * *
Принц Зу‑Кахам стоял на вершине смотровой башни и всматривался в бескрайние просторы Кораллового моря. Сильный ветер подхватил полы парчового плаща и отнес их ему за спину, словно золотые хлопающие крылья.
Было пасмурно. Солнце, затянутое серой тканью облаков, виднелось бледно‑желтым размытым пятном. От этого на душе становилось тревожно.
– Корабли подходят, – склонился в поклоне перед повелителем один из его акара. – Ждем ваших распоряжений.
– Приготовиться к бою, – пожал плечами Зу‑Кахам. – Какие еще могут быть распоряжения?
Он вовсе не был равнодушным, просто уже несколько дней гарнизон Гирры находился в полной боевой готовности, действия отрядов были продуманы до мелочей. С севера торопились на помощь войска Амбафайера: шесть полков тяжелой пехоты и два – конных рыцарей. Но им оставался еще один день пути, а флот хаанухов должен был подойти к стенам Гирры через несколько часов.
Зу‑Кахам еще раз осмотрел горизонт. Там, на границе между морем и небом, тусклыми и бесцветными, появилась еще одна, темная густая, полоса. Корабли Хадрамаута двигались гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Ветер, дувший со стороны моря, все крепчал. Тхаухуды переглянулись и, не дожидаясь приказа командира, пошли подбросить дров в костры, разложенные сутки назад под чанами со смолой.
Зу‑Кахаму было не по себе. Он всегда прежде мечтал, как займет трон своего младшего брата – аиты Зу‑Л‑Карнайна, как продолжит его завоевания, как умножит славу Фарры от моря и до моря. То, что император не пересек хребет Онодонги и не вторгся в Запретные Земли, то, что он не объявил войну Мерроэ и Аллаэлле, до сих пор не давало покоя его старшему брату. Зу‑Кахама мало слушали на больших военных советах. Право голоса принадлежало ему исключительно из‑за старшинства и принадлежности к царскому дому Фарры, но чем ярче сияла звезда императора, тем серее и незаметнее становился его старший брат.
Их было трое – непокорных, гордых, буйных сыновей воинственного фаррского царя Зу‑Эргена. Их отец владел жалким клочком земли, омываемым двумя морями, Коралловым и Внутренним Хо, и отделенным от остального мира скалистыми, неприступными Фаррскими горами. Почва здесь была скудной, растительность – бедной. И единственным достоянием царской семьи являлись стада коз и овец. Все изменилось с тех пор, как Зу‑Эрген совершил свой первый набег на Курму. В том сражении погиб старший из его сыновей, зато младший, Зу‑Л‑Карнайн, покрыл себя неувядающей славой. Тхаухуды обожествляли его и были готовы следовать за молодым принцем хоть в Ада Хорэ. Поэтому после смерти царя они единогласно избрали его своим владыкой, обойдя все законы, стоявшие на стороне Зу‑Кахама. К чести Зу‑Л‑Карнайна, нужно сказать, что он был также не в восторге от этой идеи, как и его брат, но жрецы ийя, которым вся Фарра доверяла безоговорочно, уговорили молодых принцев согласиться с тем, что было предначертано судьбой.
Хороших сыновей вырастил царь Зу‑Эрген – честных, смелых и гордых. Что бы ни чувствовал Зу‑Кахам по отношению к брату, занявшему его трон, он никогда не предавал его. Правда, никогда не скрывал ни от императора, ни от старого верного Агатияра, что мечтает о завоеваниях и славных походах, что хочет покорить весь мир. Те только улыбались: они‑то прекрасно знали, что у Зу‑Кахама был только одно дарование – финансиста и управителя. Что же касается ведения войн, то он никогда не смог бы сравниться со своим братом.
Поскольку это было известно всем, Зу‑Кахам предпочел стать наместником аиты в Фарре, на своей родине, чтобы не играть постоянно вторую – даже третью, после Агатияра – роль при дворе своего великого брата.
А теперь, стоя на башне над морем, он вдруг с тоской подумал, как ему не хватает Зу‑Л‑Карнайна, его веселого и отважного Зу. Как бы он был спокоен, если бы император оказался здесь, принял на себя командование. Зу‑Кахам был уверен, что тогда хаанухов бы ждал полный разгром.
– Интересно, что они задумали? – обратился к нему один из его военачальников, Кеней. – Что до меня, то я бы не рискнул высаживать своих солдат на берег прямо на глазах у противника – ведь это просто бегущие мишени. С высоты стен мы запросто расстреляем их: не дураки же они, чтобы умирать просто так?
– Я и сам ломаю над этим голову, – признался Зу‑Кахам. – Конечно, они могут рассредоточиться и пристать к берегу одновременно в нескольких местах, но и тогда преимущество на нашей стороне. Правда, не всюду подвезешь метательные орудия, да ведь и без них справимся.
Кеней вздохнул, помолчал.
– Что? – спросил Зу‑Кахам. – Не дает покоя мелочь?
– Да, принц. Не дает. Как‑то просто все получается. Обошел я тут все посты, орудия проверил, солдатам пару речей сказал – ну, для поднятия духа. И все преследует меня мысль, что не то я делаю, не то! А что делать, не знаю.
– И я не знаю. Разве что готовиться к любым неожиданностям. Лучники на стенах? Стрел хватает?
– Все в порядке, господин. Не изволь беспокоиться.
Зу‑Кахам и сам бы не смог определить, что именно тревожит его.
Зрел в Фарре заговор, участвовали в нем и маги, и некоторые вельможи, обделенные, как им казалось, милостями императора. Но заговор был раскрыт, а виновные казнены. Только одного помиловал наместник Фарры, отправил в изгнание, запретив появляться в любых землях империи. С этой стороны угрозы не было и быть не могло.
Принц и пообедал прямо в смотровой башне, и вздремнул чуть больше часа, пока дозорные дежурили, сменяя друг друга по очереди через каждые пятнадцать минут. Наконец наступил долгожданный момент.
Удивительно, но врагов ждали с таким же нетерпением, как и близких друзей. Очевидно, все дело в неизвестности, которая выматывает сильнее всего. И любой человек с радостью предпочтет столкновение с любой опасностью. Поэтому, когда корабли хаанухов оказались на расстоянии десяти полетов стрелы от берега, защитники Гирры вздохнули свободнее.
Как Зу‑Кахам и предполагал, их атаковала только часть вражеских кораблей. Две группы, насчитывающие по два десятка судов, уже пристали к берегам Фарры: одна к западу, а другая к востоку от основного места военных действий. Там уже вовсю кипело сражение, падали и умирали люди. Преимущество тхаухудов заключалось в том, что они были у себя дома, каждый камень, каждый куст знали сызмальства. Но их было мало, слишком мало, гарнизон Гирры вообще был невелик. А недавняя эпидемия, разразившаяся в Фарре, унесла несколько тысяч жизней. И теперь защитников почти не осталось.
Шаммемм Дагмар казался достойным противником. Он столь искусно маневрировал своими кораблями, что летящие со стен Гирры камни и метательные снаряды практически не достигали цели. Флот бросил якоря на значительном расстоянии от берега, после чего с кораблей были спущены на воду многочисленные лодки, которые стали перевозить хаанухов небольшими отрядами прямо к городу. У Зу‑Кахама не было иного выхода: он приказал открыть городские ворота и повел тхаухудов в атаку на врага.
Сражение длилось с переменным успехом весь вечер и часть ночи. В нем принимали участие все жители Гирры – и старики, и женщины, и дети. Сбрасывали на головы противнику камни и лили расплавленную смолу, метали копья и стреляли из луков. Наконец хаанухи отступили, оставив под стенами множество убитых и раненых. Зу‑Кахам уже надеялся на то, что удастся продержаться до прибытия подкрепления, а значит, и на победу, но тут прибыл с севера посланец с горестным известием: разразилась страшная, невероятная для этой поры непогода и вспомогательный отряд задерживается в пути. Вышедшая из берегов горная речушка преградила ему путь. На помощь рассчитывать не приходится.
А на рассвете предатель открыл городские ворота. Бои велись теперь в самой крепости, тхаухуды отчаянно сражались за каждый дом, каждую улочку. Баррикадировали узкие проходы телегами и домашней утварью, разводили костры. С крыш на головы хаанухам сбрасывали черепицу, глиняные горшки – иногда даже с цветущими кустами, медные и бронзовые котлы. Все чаще воины сталкивались в рукопашной схватке, все больше трупов громоздилось на затянутых дымом улицах Гирры. Город горел, подожженный захватчиками с трех сторон.
Зу‑Кахам и Дагмар встретились в поединке на дворцовой площади. Как ни странно, но она была почти пуста. Свинцовое серое небо тяжело нависало над дворцом фаррских аит, пахло гарью. Сильный ветер трепал плащи и волосы. Где‑то вдалеке кипело сражение, и эхо доносило звон оружия и крики раненых. Израненный наместник едва стоял на ногах, он с ужасом рассматривал своего противника – широкоплечего, краснолицего, с острыми, прижатыми к щетинистой голове ушами.
Дагмар беззвучно рассмеялся, обнажив клыки в волчьем оскале, ударился оземь. И Зу‑Кахам оказался лицом к лицу со своей смертью – огромным, серым урахагом, на шее которого висело украшение из зеленого золота. Матерый волк прыгнул вперед, и принц, сделав отчаянный выпад, вонзил меч прямо ему в грудь. Но волк, казалось, не обратил на страшную рану никакого внимания и разорвал своему противнику горло.
Говорят, что Зло вполне способно победить и утвердиться в любом мире. Наверное, это так. Но человеческие души таят в себе такие неожиданности, такие тайны, что ни одно Зло в мире не способно завладеть ими целиком и полностью.
Когда защитников Гирры оставалось так мало, что хаанухи уже считали свою победу полной и безусловной, их корабли внезапно атаковал другой флот. Он состоял из больших, прекрасно оснащенных, быстроходных и маневренных судов, а его моряки превосходили своих соотечественников буквально во всем – ибо это были лучшие моряки Хадрамаута. И они отнюдь не состояли на государственной службе.
Наступила ночь. Небо по‑прежнему оставалось пасмурным, ни звезд, ни луны не было видно за тучами. Однако горящий город и горящие корабли захватчиков прекрасно освещали место сражения. Даже талисман Джаганнатхи не помог новому шаммемму Хадрамаута – слишком уж быстро и неожиданно все произошло. На его кораблях оставалось немного людей, и они были в мгновение ока уничтожены превосходящим противником. Затем корабли неизвестной эскадры подошли поближе к берегу, и с них посыпались в воду и в лодки свистящие и улюлюкающие, пестро и броско одетые мужчины, вооруженные до зубов. Часа через полтора отчаянной резни все хаанухи, находившиеся на берегу, были истреблены, а их корабли – сожжены или потоплены. Эта неожиданная помощь подоспела как раз вовремя. Опешившему шаммемму не оставалось ничего другого, как воспользоваться своим талисманом и покинуть пылающую Гирру, в которой немногочисленные защитники горячо приветствовали удивительных союзников.
Знаменитое на весь Арнемвенд Братство Контрабандистов, возглавляемое господином Цоцихой, не пожелало оставаться в стороне.
* * *
Наступил день, когда стало ясно, что решающий момент наступил. Танну‑ула соединились с восставшей из праха армией Эр‑Соготоха и вплотную подошли к хребту Онодонги. Авангард и арьергард человечьих войск составили бесконечные колонны монстров, вызванных силой талисманов из запредельности, а также нечисть, явившаяся, казалось, изо всех уголков Арнемвенда. Ареной боевых действий стал Джералан. Именно здесь столкнулись отряды, пришедшие из Сарагана и Курмы, полки, присланные из Аллаэллы и Мерроэ, и тагарская конница с огромной армией под командованием Самаэля. Даже Эр‑Соготох не делал никаких попыток утвердить свое первенство, признав окончательно и бесповоротно главенство грозного сына Мелькарта.
Урмай‑гохон очень изменился за это короткое время. Так, как прежде он ощущал свою телесную мощь, так теперь чувствовал и нечеловеческое могущество Тьмы, ворочающейся в нем. Он свысока смотрел на великих магов, на хранителей и носителей жалких крох той силы, которой обладал сам. Даже Шуллат Огненный казался ему беспомощным младенцем, и это отнюдь не было самомнением. Вряд ли нашелся бы на Арнемвенде сейчас противник, способный противостоять Самаэлю.
Молчаливого не очень беспокоили результаты отдельных битв, он весь, как уррох перед прыжком, был нацелен на единственный значимый момент – урочный час, когда двенадцать собравшихся вместе хранителей вызовут из иного пространства своего господина Мелькарта. Этот миг был неотвратим, а все остальное только прилагалось к нему. Неважно, сумеют ли танну‑ула дойти до ущелья Онодонги, смогут ли лурды преодолеть неприступные горы и обрушиться на сангасоев сверху, со снежных вершин. Главное – успеть на Шангайскую равнину.
Защитникам Онодонги приходилось все тяжелее и тяжелее. Они были обычными людьми – им нужно было спать и хоть изредка есть. Бесконечные атаки варваров, выступавших в союзе с мардагайлами и урахагами, крокоттами и вампирами, – это было не под силу даже самым отчаянным, смелым и выносливым. И все же они стояли, все же сражались. Мир мог гордиться ими. Когда положение становилось совершенно невыносимым, боги приходили на помощь, и тогда откатывались назад злобные твари. Но чем ближе был урочный час, тем неохотнее отлучались бессмертные из Сонандана, зная, что именно поставлено нынче на карту.
Магнус явился к своей госпоже на рассвете.
Утро было прекрасное. Природа будто стремилась насладиться последними днями мира и покоя – пусть и то и другое было уже условным. Но птицы пели, как никогда, сладко, деревья радовали глаз такой чистой зеленью, что дух захватывало. Цветы раскрывались навстречу солнцу – огромные, благоуханные. Небо было отмыто до блеска, и солнце уютно устроилось на нем, словно рыжий, теплый, пушистый котенок. Даже редкие облачка служили украшением – проносились, не задевая светила и удивляя своими необычными формами и оттенками. Мир знал, что его ждет, и готовился достойно принять любую участь.
Каэ чародей отыскал возле ручья, протекавшего по священной роще Салмакиды. Она стояла на коленях и черпала воду горстью. Услышав позади себя чьи‑то шаги, приподняла голову и произнесла:
– Доброе утро. Никогда еще не была здесь вода такой сладкой – я даже оторваться не могу. Лучше любого вина.
– Можно присоединиться к вам? – спросил молодой чародей.
– А‑а, это ты, Магнус! Конечно. С чем ты пожаловал?
– С известием.
Она села на берегу, скрестив под собой ноги.
– Я вся превратилась в слух.
– Я вычислил, когда наступит этот «урочный час», – без долгих предисловий объявил маг. – Завтра около полудня они должны будут открыть путь Мелькарту. Если этого не случится в течение часа, то не случится никогда.
– Значит... – просветлела Каэ.
– Значит, им потребуется явиться немного раньше. Это разумно, не так ли? Я бы поступил именно таким образом.
– Я тоже. Магнус! Милый! Как же ты мне помог.
– Увы, дорогая моя госпожа. Я совсем тебе не помог, потому что они могут появиться в любой точке пространства. Шангайская равнина велика – это при составлении магических карт она отмечается на плане маленькой точкой. А им все равно, где оказаться, лишь бы только оказаться тут. В любом месте они могут открыть проход Мелькарту, вряд ли тебе удастся этому воспрепятствовать. Другое дело, что мы можем остановить, прекратить нашествие.
– Это реально?
– Было же реально в прошлый раз. Я тут придумал пару фокусов.
– Это будет страшный бой.
– Смертельный, – просто согласился Магнус. – Но ведь это естественная цена, правда?
– Когда я думаю о себе, то цена кажется мне естественной. Но я перевожу взгляд на малыша Номмо, на отважного Куланна, на нашего мудрого и заботливого Нингишзиду, на красавца Лахатала и на тебя... На всех – и не могу с этим согласиться. Понимаешь?
– Конечно. Так думаем все мы. Так и другие полагают, даже если не могут объяснить при этом, что они чувствуют: иначе бы давно уже армии танну‑ула ворвались в Сонандан. А ведь тхаухуды и тагары держатся.
– Магнус, знаешь, я ужасно себя чувствую... Все в один голос твердят, что там разыгрывается только предыстория, и я сама все понимаю, но...
– Госпожа имеет в виду, – вмешался в разговор Ниппи, – она уверена, что должна быть там, за хребтом, и вести войска в бой. Юношеская горячность – вот как это я называю!
– Дорогая Каэ, – улыбнулся маг, – смешно уговаривать вас, но ведь Ниппи, как никогда, прав. Вы все равно не можете оказаться одновременно всюду. Имана тоже нуждается в помощи, и любое живое существо отчаянно хочет, чтобы ему помогли. Вот вы и должны это сделать на том уровне, на каком положено решать бессмертным и всемогущим существам. А прожить за каждого его жизнь и умереть его смертью вы все равно не сумеете. Будьте хладнокровны.
– Хорошо, буду, – пообещала Каэ. – Не говори никому, что я паникую периодически, – это к добру не приведет.
– Нем как могила, – согласился чародей.
– Спасибо тебе за все, Магнус. А теперь мне нужно идти: там наши стратеги затеяли военный совет, мне просто грех на нем не присутствовать. Кстати, Магнус, совершенно не подумала, почему бы тебе не пойти со мной?
Они нашли бессмертных в летней резиденции Тхагаледжи. Собрались там и Древние, и Новые боги, Зу‑Л‑Карнайн, Агатияр, Нингишзида, сам татхагатха, князь Малан Тенгри, Куланн и еще десятка два командиров рангом пониже. Маннагарт в своих меховых, расшитых побрякушками одеждах топтался чуть поодаль, разглядывая это диковинное сборище широко открытыми глазами. Номмо сидел в теньке, беседуя с несколькими хортлаками, в частности с тетушкой Шазой, которая командовала огромным хортлачьим войском. Гайамарт шагал взад‑вперед вдоль необъятного стола, словно цапля по болоту, и то и дело утирал лоб квадратным куском льняной ткани. Четверо красавцев фенешангов тихо, вполголоса переговаривались между собой. На столе был расстелен огромный кусок пергамента, на котором Шангайская равнина и ее окрестности изображались чуть ли не в натуральную величину.
– Сразу хочу спросить, где можно раздобыть такой кусок пергамента? – весело поинтересовалась Каэ.
Все подняли на нее глаза. Она была особенно нарядной и красивой в этот утренний час. Богине редко удавалось носить женскую одежду, и она пользовалась любой возможностью, чтобы напомнить окружающим, что может быть обворожительной. На ней были летящие тонкие одежды теплых пастельных тонов, удивительно шедшие к светлой коже и ясным голубым глазам. Она улыбалась и сияла так, словно это был день накануне грандиозного праздника, словно она была безмерно счастлива и спокойна. Ее друзья засмотрелись на это диво, и на них снизошли покой, тишина и свет – совершенно вроде бы невозможные в разгар этой страшной войны. Поэтому Курдалагон не сразу ответил на ее вопрос. Наконец он откашлялся гулким басом и пророкотал:
– Это просто, девочка моя. Берешь что‑нибудь маленькое, скажем такой вот цветок. – И бог‑кузнец сорвал несколько маленьких былинок. – Затем делаешь вот так, – он щелкнул пальцами, – и получаешь...
С этими словами сияющий Курдалагон вручил Каэтане роскошный букет размером чуть ли не с нее саму.
– Ты так хороша сегодня, дитя мое, что даже я, старый дурак, засмотрелся.
– Спасибо. – Она обвела всех счастливыми глазами. – Жаль нарушать это состояние, но придется заговорить о делах.
Тиермес и Зу‑Л‑Карнайн двинулись к ней одновременно протягивая руки, но тут же словно споткнулись и остановились на полпути, обменявшись короткими взглядами. Каэтана все поняла – но не время, не время было!
– Завтра, – произнесла она твердым голосом.
Все моментально затихли, присмирели как‑то.
– Ну наконец‑то! – нарушил воцарившуюся тишину облегченный вздох Барнабы. – Не люблю я долго ждать неприятностей. И чего вы все насупились? Можно подумать, вам сообщили бог весть какую новость! Взбодритесь! Завтра расправимся с этими хлопотами да и отдохнем.
– Каэ, – окликнул Траэтаона, – вот посмотри. Что скажешь?
Она подошла к карте и стала внимательно изучать ее. На огромном куске пергамента были стрелками отмечены передвижения войск, нарисованы фигурки, символизирующие отдельные части армии, и указаны места их расположения.
– Дельно, – согласилась богиня после нескольких минут напряженного разглядывания. – Остается только решить, кого вы поставите охранять ущелье, – ведь это практически смертники. И здесь нужны...
– Настоящие воины, – прогудел Маннагарт, подходя поближе. – Я здесь слушал, слушал – ничего почти не понимаю. Людей двигают туда‑сюда, особенно этот. – И трикстер ткнул пальцем в Зу‑Л‑Карнайна. – Или нет, этот... Я их все время путаю.
Каэтана едва удержалась от смеха. Наивный Маннагарт вслух произнес то, о чем все знали уже очень давно. Хоть и старался император одеться иначе, хоть и стоял Джоу Лахатал в окружении своих бессмертных братьев, а все же были они похожи как две капли воды.
– Неважно! – постановил трикстер через минуту напряженного вглядывания в одинаковые лица. – Ваше ущелье – это наше дело. Мы покажем варварам‑захватчикам. И не спорьте, – громыхнул он, хотя никто спорить не собирался.
– Смертники, – тихо произнес Гайамарт.
– Не только они, – успокоил его Номмо. – Мы здесь все такие.
Йабарданай не принимал участия в военном совете.
Флот хаанухов не являлся для него – могучего бога – сколько‑нибудь серьезной проблемой. И все же времени отнял изрядно. Некогда любимые им жители Хадрамаута, те, кому он так благоволил и кто поклонялся ему на протяжении веков, внезапно стали другими. Кровожадные, агрессивные, злобные. Он убивал их, не испытывая ни жалости, ни сожаления, но одну только скорбь. Корабли один за другим шли на дно, преграждая путь тем, кто остался цел. Владыка Морей возвел поперек Охи неприступное укрепление – стену, сложенную из полусотни крутобоких океанских судов. Мачты некоторых еще торчали над водой, и рваные стяги Хадрамаута едва заметно трепетали на слабом ветру.
Бессмертный мучался от сознания факта, что не наказал того единственного, кто действительно был виновен в разыгравшейся трагедии и в том, что хаанухи нарушили свой наидавнейший закон и приняли участие в военных действиях.
Однако Дженнин Эльваган исчез.
Ярости Йабарданая не было границ, и теперь он метался по всему Коралловому морю и по всей Охе, разыскивая врага. Однако ни малейших следов Эльвагана не находил. Правда, несколько дней спустя после разыгравшейся в нижнем течении реки морской баталии посетил своего грозного брата Астерион.
– Поздравляю тебя с возвращением в наш мир, – молвил печально.
– Спасибо, брат. Что с тобой?
– Многое, Йабарданай, слишком многое. Решающее сражение завтра – так что возвращайся в Салмакиду.
– Не могу. Чую неладное – а найти врага не выходит. Нельзя мне отлучаться, Астерион.
– Твое дело, брат. Только лучше тебе завтра быть у Шангайской равнины. Дженнин Эльваган обязательно появится там около полудня.
Йабарданай не сказал ни слова в ответ. Слова были лишними, неуместными и ненужными.
А потом Астерион сидел на берегу и смотрел, как Владыка Морей готовится к последней битве за Арнемвенд. Как точит свой знаменитый меч на длинной рукояти, как осматривает колесницу.
Колесница Йабарданая, запряженная гиппокампами, имела вид раковины‑жемчужницы.
* * *
Бой разгорелся задолго до полудня.
Оставив в стороне армии Сарагана и Курмы сражаться с основными силами танну‑ула, Молчаливый повелел своим гохонам пробиваться к ущелью Онодонги – к проходу на Шангайскую равнину. Лурды же, накануне ушедшие в горы, должны были спуститься в Запретные Земли по тайным тропам, зайдя сангасоям в тыл. От подножия Демавенда успели подтянуться толпы крокоттов – тупых и нерассуждающих, но мощных. Они давили тхаухудов Зу‑Л‑Карнайна не столько умением, сколько числом, наваливаясь на рыцарей по трое и четверо.
Трикстеры Маннагарта стояли у узкой расселины. Вождь ставил их по два десятка – большему количеству просто было не развернуться, и они орудовали топорами, словно дровосеки, пока не выбивались из сил. Кровь захватчиков текла по светлым камням Онодонги и впитывалась в землю.
Основные силы сангасоев и бессмертные в сражение не вступали. Они понимали, что это только прелюдия и самое страшное начнется после полудня.
Двенадцать хранителей возникли на Шангайской равнине из ниоткуда. Как и утверждал Магнус, ни предвидеть, ни даже заметить этого мгновения не удалось. В самом центре кровавой схватки образовалось вдруг пятно, и раньше, чем кто‑то успел что‑нибудь сообразить, необъятная черная пещера хищным звериным оскалом разверзлась прямо в полуденном жарком воздухе. И хлынул оттуда поток невиданных существ. Тут же ринулись в бой полки скаатов Малана Тенгри, воины Траэтаоны и бессмертные. Толпа людей подхватила их, закружила и моментально разнесла в разные стороны.
Жнец выкашивал своим кривым серповидным мечом целые просеки в рядах наступающих на него монстров. Они ничего не могли сделать с прекрасным Владыкой Ада Хорэ, но их было так много, что ему практически не удавалось сдвинуться с места: на смену убитым существам тут же являлись десятки новых. Рогатые, мощные, покрытые чешуей, с кривыми когтями на коротких мускулистых конечностях, они издавали отвратительные звуки, от которых ныли у людей зубы и мутнело в глазах.
Арескои и Траэтаона почти сразу оказались прижатыми к каменному склону горы. Им это было только на руку, ибо сзади нападение не грозило. И оба Бога Войны отбивались от наседающего врага очень удачно. По бокам, там, где не успевали они, стояли Бог Ужаса и Бог Раздора – Зат‑Бодан и Зат‑Химйам, защищая своего повелителя Арескои. Они не умели творить добро, ибо сама их суть была противоположной этому понятию, однако они были злом этого мира, с которым под силу бороться человеку. И власть Мелькарта была им чужда.
Внезапно в небе раздались мерзкие, леденящие душу крики. Это неисчислимая стая гарпий пронеслась над головами сражающихся, закрыв солнце темной, грязной тучей. Гарпии набрасывались на защитников Шангайской равнины сверху, метя когтями в лицо, в глаза. Они били людей крыльями, а волна удушливого запаха сводила с ума. Особенно пострадали от этих злобных тварей тхаухуды, никогда прежде не сталкивавшиеся с чем‑либо подобным. На выручку товарищам выступили лучники полка Солнца. Они были горды и чувствовали себя во много крат сильнее, ибо впервые за тысячи лет ими командовал небесный их покровитель – Солнцеликий Аэ Кэбоалан.
В колеснице, запряженной золотыми грифонами, носился по небу прекрасный Бог Солнца, преследуя визжащих от ужаса гарпий. Он не давал им подняться высоко, сгоняя, словно пастух непослушную отару, уничтожая золотым пламенем, которое срывалось с его тонких пальцев, нанизывая на огненное копье. Гарпии искали спасения над землей, пытаясь опуститься пониже, чтобы спрятаться от Кэбоалана, смешавшись с сангасоями и тхаухудами, но здесь их настигали меткие лучники.
Каэтану сражение вынесло навстречу одному из воинов Зу‑Л‑Карнайна. Еще совсем молодой, светловолосый, он сидел, скорчившись, на испуганном, храпящем коне и держался руками за глаза. Между пальцами его текла кровь. На секунду он схватился за гриву своего скакуна, чтобы не упасть, понимая, что тогда его затопчут в пылу сражения, – и взгляду богини открылся алый провал глазницы с обрывками кожи и багрового мяса. Ей стало дурно, и в тот же момент какой‑то из танну‑ула пронзил беспомощного рыцаря копьем. Каэ снесла варвару голову клинком Тайяскарона.
Несколько сотен солдат Молчаливого под командованием Архана Дуолдая перебрались через завалы камней правее ущелья и вступили в сражение. Молодой гохон сражался отчаянно и умело, поразив несколько противников, прежде чем столкнулся лицом к лицу со всадником в белых доспехах и алом плаще. Он сразу узнал его. И Зу‑Л‑Карнайн тоже признал недавнего посла Самаэля, которого он с почетом принимал в Ире. Странная тень улыбки пронеслась по лицу императора – гохон был ему симпатичен. В иное время они могли бы стать друзьями, но судьба распорядилась иначе.
Архан Дуолдай не боялся умереть, тем более не боялся пасть от руки такого достойного противника, каким был аита. Но ему тоже не хотелось скрещивать мечи с тем, кто был добр с ним. Однако вокруг кипело сражение, они даже не могли разъехаться. В какой‑то миг гохон и император перестали принадлежать себе, вынужденные повиноваться законам войны, и сшиблись, как две скалы. Обменявшись первыми ударами, Архан понял, что его ожидает. И не слишком удивился, когда длинный тяжелый клинок обоюдоострого фаррского меча вошел ему точно под левое ребро. Зу‑Л‑Карнайн бросился на следующего воина танну‑ула, не обернувшись даже в сторону поверженного гохона. Но тому в последний миг в грохоте сражения послышалось короткое: «Прости».
Скааты верхом на своих громадных гривастых быках неотступно следовали за га‑Маветом. Однорукая Смерть прорубала путь в рядах отчаянно защищающихся варваров и монстров, а в образовавшийся провал с диким ревом вливались воины Малана Тенгри, круша и топча противника. Тиермес пробивался им на помощь с другой стороны. Целью всех бессмертных был тоннель, ведущий в иное пространство, откуда шло бесконечным потоком воинство Мелькарта. Сам Повелитель Зла еще не появился, и защитники Сонандана стремились закрыть образовавшийся проход хотя бы ценой собственной жизни. Двенадцать хранителей понимали, что это значит, и стояли насмерть.
Курдалагон направо и налево раздавал удары своим исполинским молотом, расплющивая шлемы и черепа, кроша кости и панцири. Разъяренный бог‑кузнец с черной бородой по пояс наводил ужас на врага одним своим видом. По знаку Самаэля люди отступили от него, уступив путь крокоттам.
– Вот гадость! – рявкнул Курдалагон, поравнявшись с Агатияром. – Это все равно что камни ковать – тупые твари, но упорные!
Агатияр только кивнул в ответ. Он не мог говорить. Слишком стар был визирь, былая мощь давно покинула его, и теперь он едва уворачивался от сыпавшихся со всех сторон ударов. Зу‑Л‑Карнайн старался держаться рядом, Веретрагна и Вахаган присматривали за ним, но сражение было таким яростным и отчаянным, что их то и дело разносило в разные стороны. Курдалагон мощным ударом отпихнул от старика его противника, и тот, громыхая доспехами, свалился без чувств на землю. Его тут же затоптали бешеные кони варваров.
Водоворот схватки заставил Зу‑Л‑Карнайна и неистового Джоу Лахатала оказаться рядом и сражаться бок о бок. Эти два исполина, похожие словно близнецы, прокладывали себе путь в сторону черного провала, ведущего в иное измерение. Многие воины Самаэля и Эр‑Соготоха застывали на месте, пытаясь понять, кажется ли им, или всадников в белых доспехах и алых плащах действительно двое.
