Текст книги "Все волки Канорры (СИ)"

Автор книги: Виктория Угрюмова

Соавторы: Олег Угрюмов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

Отчаявшись завить Карлюзу или соорудить нечто эпохальное на выдающейся голове Такангора, Ас-Купос воплотил смелые новаторские идеи в собственной прическе, разработанной специально для участия в кровопролитном сражении. Гребень, от которого регулярно отказывался действующий чемпион Кровавой Паялпы, он начесал себе, да еще и выкрасил его в редкий оттенок «Закат накануне ветреного дня». Алая борода была оформлена в три сложные косички с вплетенными в них косточками и амулетами. В правой верхней руке Ас-Купос держал внушительную дедушкину когу – длинный кривой зазубренный клинок без гарды. В нижней левой – двулезвийный короткий меч с рукоятью посредине и специальным крюком для захвата чужих клинков. Остальные две руки были вооружены герданом и амарифским лепестковым мечом. Фамильные доспехи сделали бы честь любому из огров: кожа, бронзовые заклепки, масса ремней и пряжек и немного меха.

– Поставьте меня в первую шеренгу, генерал! – потребовал огр. – Я их живо отбрею.

Один великий полководец утверждал, что вдохновение – это быстро сделанный расчет. То ли на Такангора снизошло озарение, то ли он мгновенно прикинул возможные варианты, но в любом случае отреагировал незамедлительно.

– Становитесь за мной, дружище!

– Слушаюсь, милорд! – гаркнул Ас-Купос во всю мощь своих немаленьких легких и, проходя мимо генерала, по привычке подкрутил ему напомаженную кисточку на конце хвоста – профессиональная укладка это профессиональная укладка, ничего не попишешь.

Еще во время военного совета Намора очень хвалил способности своего адъютанта и рекомендовал его в качестве герольда. Такангор это предложение принял, и вот теперь Борзотар добыл откуда-то из складок кожистых крыльев огромный витой рог, весь вытянулся как струна, и в предрассветной тиши раздался сигнал к выступлению. Была бы на небе луна, она бы вздрогнула от этого звука, были бы звезды – они посыпались бы вниз; но небо еще накануне сплошь затянуло облаками, и все обошлось.

Намора заглянул в гранатовые глаза Такангора. Тот кивнул. Демон мигом подхватил Мардамона и нырнул в вихрь верхнего портала – эффектно мелькнули и растворились в изумрудном сиянии тощие ножки в новых серебристых сандалиях. Спустя несколько секунд, не больше, туша адского генерала снова возникла на замковом дворе, на сей раз около капрала Мумезы и группы соотечественников: Наморе не требовались порталы для перемещения в пространстве, и Юлейн завистливо вздохнул, представив себе, как было бы замечательно, если бы тещинька Анафефа завела скандал, а он – ап! – и перепрыгнул куда-нибудь подальше, к морю, например, или в собственный кабинет, или в Кассарию, прямиком к Гвалтезию, разузнать, что сегодня намечается к обеду. Гегава тревожно заерзал у него за спиной: он не любил высоты, и не слишком уютно чувствовал себя в этой будочке с изящными резными перильцами, установленной на спине необъезженного чудовища. На месте короля он бы ни за какие коврижки не согласился ехать верхом на зомбомонстре, но как преданный дворецкий стойко терпел все неудобства. С недавних пор он избрал себе образцом для подражания несравненного Думгара, отличившегося во многих битвах, и теперь намеревался вписать свое имя в историю этого сражения рядом с его именем, пускай даже и мелким шрифтом.

Минотавр вздернул голову, положил на плечо папенькин боевой топорик, в левой руке зажал три поводка, сдерживая нетерпение хряков и косматоса, рвущихся в свалку, и шагнул в центральный портал. За ним потянулись колонной Лилипупс, Гампакорта, Альгерс, Прикопс, староста Иоффа с сыновьями, Юлейн на трубящем древнеступе, Карлюза с Левалесой на задумчивом осле, тиронгийские вельможи, Думгар, тяжелая пехота Кассарии, кентавры и таксидермисты.

Гризольда с трудом оторвалась от супруга и взлетела на плечо своего некроманта.

– Вперед, Галя, – скомандовала она. – Не топчитесь. Перед смертью не надышишься.

Зелг улыбнулся и тронул поводья.

Многочисленные друзья, слуги и прочие обитатели замка, провожали своих героев, высыпав на подворье, маша изо всех окон, со всех крыш, башен и шпилей. Темный хоровод призраков кружился над замковым подворьем, как огромная стая птиц; Гвалтезий махал своими цветными флажками так отчаянно, что щипало в глазах; домовые попискивали, ундины утирали слезы длинными волосами; Мадарьяга и Дотт делали бодрые лица; а Балахульда нервно протирала очки, которые ей одолжила по секрету мадам Мумеза.

И те, кто отправлялся сейчас в битву, и те, кто провожал их, безоговорочно верили в военный гений Такангора. Кассарийский некромант полностью разделял их взгляды. Но, не утратив веры в отважного минотавра, герцог с недавних пор обрел еще одну.

Зелг верил в себя.

* * *

Нилона – своего рода город-ключ. Она стоит на значительной возвышенности, над широкой и бурной рекой, у выхода из длинного ущелья в горах, которые практически невозможно преодолеть в другом месте. Ее легко оборонять, крайне сложно взять приступом, трудно заключить в осаду. Неприступные мощные стены, сложенные, согласно местным легендам, командой циклопов-камнетесов под руководством инженеров-цвергов, считаются самыми надежными на Ламархе, и конкуренцию им составляют разве что амарифский замок Быхтыль или аздакская горная крепость Улад, однако последние не имеют такого же огромного стратегического значения. Нам же сейчас особенно важно не забыть о том, что у подножия Нилоны раскинулась обширная равнина Кахтагар, и это уже официальная территория Тиронги. Собственно, княжество Торент тоже испокон веков принадлежало Гахагунам, и только при Коллонтусе Щедром, отце Нумилия Кровавого и дедушке нынешнего короля оно было пожаловано в вечное ленное владение деду Люфгорна, графу Лорастрийскому, спасшему своего повелителя во время кровопролитной битвы едва ли не ценой собственной жизни. Нумилий полагал такое решение венценосного отца редкой глупостью, однако графы Лорастрийские служили Гахагунам верой и правдой от начала времен. К тому же, Кровавый вел затяжную войну сперва с Лягублем, потом с Гриомом и не имел возможности затевать спор с могущественным вассалом в такое неудобное время. Единственным способом решить эту проблему мирным путем ему показался брак принца Юлейна с наследницей Лорастрийцев, правящих князей Торентусов.

Ну а сам Благодушный и помыслить не мог отобрать у родственника его законную собственность. Миролюбивый и беззлобный по своей природе, он и на войну с Зелгом в свое время согласился лишь потому, что искренне считал кузена-некроманта, исчадием зла, пускай и неквалифицированным, и не видел ничего дурного в том, чтобы слегка подрезать ему крылья в самом начале злокозненного правления.

Но вернемся из генеалогических дебрей на широкую удобную равнину, будто специально созданную, чтобы с оружием в руках решать территориальные и имущественные споры.

Ученый горьким опытом предыдущих противников Такангора, лорд Саразин почел за лучшее нарушить славные рыцарские традиции и не устраивать перед сражением показательных боев. У него имелось замечательное веское обоснование на сей счет: Юлейн и Зелг показали себя поборниками мрака и тьмы, пособниками выходцев из Геенны Огненной и потому честный поединок с ними невозможен, а, значит, и не нужен.

И вот, судите сами, легко ли это: организовать такую многочисленную и разношерстную компанию на серьезное мероприятие, все предусмотреть, все учесть, рассчитать до минуты и начать решительное вторжение в самый глухой предрассветный час, когда люди спят крепче всего, и им снятся самые страшные сны – чтобы обнаружить, что ты и сам попал в свой худший ночной кошмар.

Вначале все шло как по писаному. Длинные шеренги конных гриомских лучников и копейщиков в голубых и алых плащах; закованные в черную броню тифантийские топорники; похожие на металлических големов меченосцы; легкая кавалерия в кольчугах и серебристых шлемах, украшенных зелеными плюмажами; тяжеловесные, но стремительные, как железные кентавры, рыцари знаменитого Хугульского полка – вечные соперники Шэннанзинцев, лучшая панцирная конница союзников; пестрые плащи арбалетчиков, золотистые плащи Рыцарей Ордена Тотиса и выкрашенные алым, согласно новой моде, введенной генералом Топотаном, кончики изогнутых минотаврских рогов; красные, синие, серебристые и черные флажки; острия копий и навершия алебард, боевые косы и герданы – все это нескончаемым потоком проплывало перед восхищенным взглядом пятерых командующих армиями вторжения.

Килгаллен, Тукумос, Ройгенон, Люфгорн и Саразин по праву гордились теми силами, которые в такие короткие сроки смогли стянуть в Торент и одним решительным движением «утренней звезды» в руке Великого Командора отправить в битву против ненавистного Гахагуна и его кассарийского кузена.

Эта могучая темная река, шелестящая и негромко звякающая металлом, сотрясающая землю тысячами ног и копыт, безудержно вытекала из главных ворот Нилоны и лилась на равнину, стремясь занять самые выгодные позиции для первого стремительного столкновения.

Что ожидал здесь увидеть Саразин? Полк шэннанзинцев и несколько отрядов легкой кавалерии, которые они сомнут одним мощным ударом. На самый худой конец – отборную гвардию Кассарии: череполки, костеланги, Зелга, Такангора, тварь Бэхитехвальда, белого грифона и каменного дворецкого. Вопреки ожиданиям, он их не увидел. Вместо стройных рядов вражеских воинов в предрассветной серой дымке передовые отряды обнаружили нечто, чего здесь отродясь не было – огромный, треугольный силуэт, занимающий собою добрую половину стремительно светлеющего неба. Правый бок грандиозного и совершенно невнятного сооружения уже заливали волны золотисто-розового света, а на острой вершине виднелась крохотная человеческая фигурка. Обладатели глядельных выкрутасов утверждали, что в одной руке человек держал серп, другую открытой дланью воздевал к небесам. При этом он раскачивался из стороны в сторону, примерно, как водяное растение на слабом течении. И колдовской ритм его медленного тягучего танца завораживал людей, притягивал взгляд и заставлял чувствовать неприятный холодок между лопатками.

– Это еще что за бесовщина? – громко спросил Килгаллен, ненавидевший сюрпризы, особенно такие, неприятные.

– Да не может быть ничего, – возмутился Люфгорн. – Это все колдовские штучки. Вчера же вечером еще же ничего же не было.

Еще в малолетстве одна из его воспитательниц говорила, что он начинает помногу раз повторять слова, когда сильно волнуется, а правитель должен внимательно следить за такими вещами, чтобы никто не заметил его слабости. Пожалуй, сегодня она опять была бы им недовольна.

– А вы проверяли? – растерянно спросил Тукумос.

Обычно князья, даже владетельные, иначе смотрят на королевских особ древних и могущественных династий, а все же Люфгорн не смог удержаться от непочтительного взгляда. «Сдурели вы, что ли?», – красноречиво вопрошал этот взгляд. – «Да эту дурищу видно за три версты».

– Такое сооружение просто невозможно не заметить, ваше величество, – сказал он вслух, хотя слова были уже явно лишними.

– Это какая-то пирамида, – неуверенно пробормотал Ройгенон, до хруста выкручивая колесико своего выкрутаса. – Точно, пирамида. Какая-то.

Человечек на вершине ужасно обиделся бы, услышав такое небрежное описание. То была, во-первых, не какая-то, а вполне конкретная, а, во-вторых, вообще не пирамида, а воздвиг.

– Зачем тут пирамида? – снова изумился Тукумос.

– Для колдовства, для чего же еще! – буркнул Килгаллен, который совершенно иначе представлял себе эти первые сладкие минуты вторжения.

А между тем воздвиг здесь стоял вовсе не для колдовства, не для совершения леденящих душу кровавых ритуалов, даже не для жестоких жертвоприношений – на что втайне рассчитывал Мардамон. Воздвиг появился здесь по иным, куда более оригинальным причинам: во-первых, для его, Мардамона, удовольствия и успокоения; во-вторых, для спасения его жизни, висевшей последние часы буквально на волоске; и, в-третьих, для сохранения здравого рассудка кассарийского некроманта. Еще – для сильного театрального эффекта. Но главный смысл сооружения заключался в том, что оно возвышалось именно тут и занимало далеко немаленькую площадь в центре равнины.

Вообще-то, здравомыслящие люди при виде внепланового воздвига, даже если они усматривают в нем всего лишь какую-то пирамиду, берут ноги в руки и быстро уносят их подальше от этого безобразия. Потому что здравый смысл подсказывает, что это будет не единственное безобразие на сегодня, и нет смысла изучать на практике весь список. Но обычно здравому смыслу противостоит упрямство, и еще не было случая, чтобы оно не одержало верх. Сцепив зубы так, что желваки заходили, король Килгаллен крикнул оруженосцу:

– Что они там топчутся? Пирамиды никогда не видели?! Пускай двигаются дальше!

Когда мы правы, мы часто сомневаемся.

Но ошибаемся мы обычно с полной уверенностью.

Бенджамин Дизраэли

Равнина была очень обширной, и, постепенно заполняясь союзными войсками, все более напоминала огромное темное озеро, берега которого таяли в рассветном тумане; а пирамида в ее центре все более походила на скалистый остров посреди бурных и глубоких вод. Человечек же на вершине, который теперь раскачивался все сильнее и сильнее и энергично взмахивал руками, казался потерпевшим кораблекрушение, завидевшим вдалеке спасительный парус.

Лорд Саразин медленно кивнул огромной головой, подтверждая приказ. Он чутко прислушивался и приглядывался, но все еще не обнаруживал опасности. В отличие от своих союзников, он знал истинную цену напугавшему их сооружению: забавная магия, тень настоящего колдовства, не более. Ничего страшного в ней нет. Так, чтобы немного потрепать нервы суеверным воинам, но ведь среди нет малых детей. Губы его искривились в презрительной усмешке.

– Они что, не будут сопротивляться? – снова встрял Тукумос. – Вообще никто не ляжет костями, чтобы мы тут не прошли? Странно! Я слышал столько историй про этих непобедимых шэннанзинцев, да и про кассарийского этого героического минотавра. Я был уверен, что он не пропустит такую значительную битву.

– Может, они опаздывают? Мы же специально держали все в строжайшем секрете. А тиронгийские войска на границе с Нилоной стоят для вида, кто тут служит – полторы калеки? Отсюда никто не ждет нападения. Может, они только-только выслали гонца в ближайший гарнизон? – с надеждой предположил Ройгенон. – То, что нас никто не встречает, это же нам только на руку.

– Мой венценосный шурин, – язвительно сказал князь Люфгорн, – известный растяпа. Бьюсь об заклад, он не сумел договориться со своим кузеном, или тот решил таким образом отомстить за вероломное нападение на Кассарию. В конце концов, все это случилось совсем недавно, почему бы Зелгу не затаить злобу на Юлейна, а тут такая оказия? Может, Галармон, оставшись даже без этой малой поддержки, хочет организовать оборону в Булли-Толли и сейчас стягивает туда войска?

Логика в этих рассуждениях была, и еще месяц тому лорд Саразин полностью разделил бы такую точку зрения. Но то был тот, прежний лорд Саразин. А этот острым взглядом хищника оглядывал и оглядывал равнину. Принюхивался к ветру. Прислушивался к шепоту теней. Он знал, что что-то должно произойти. Он ждал и готовился к неизбежному. И его угнетало, что ничего не происходило. Поэтому он скорее обрадовался, когда золотая от восходящего солнца пирамида внезапно окуталась зеленым огнем.

– Это еще что? – пискнул Тукумос.

– Портал, – ответил Командор Рыцарей Тотиса. – Ну, хвала богам, началось.

Из всех присутствующих на вершине холма только Килгаллен обратил внимание на то, что одержимый верой в Тотиса Всемогущего, командор вознес хвалу древним богам. Он вздрогнул и нахмурился. Проще всего было бы списать эту оговорку на глубокое волнение, охватившее Саразина. Но глубокое волнение не меняет сущности человека, а только выявляет ее; и уж никак не способно воздействовать на религиозные убеждения. Король Гриома не зря с самого детства носил прозвище Трехглазый. Он всей кожей чувствовал, что что-то идет не так. И не только там, на равнине, но и здесь, на вершине холма. И в первый, но далеко не в последний раз за этот длинный-длинный день пожалел, что дал себя втянуть в это безумное предприятие.

* * *

Это с ним психолозия сделалась

Мария Ивановна Герсаимова

Сейчас уже стало общим местом, что Такангор Топотан был не только талантливым полководцем, гениальным стратегом и тактиком, но и отличным психологом, что позволяло ему с блеском решать невыполнимые задачи; но первым об этом сказал вслух его выдающийся современник, военный корреспондент Бургежа в своей нашумевшей книге «Ключ к Нилоне».

Когда лорд Саразин прикидывал, какие силы сможет противопоставить его армии Тиронга, он считал тех, кто не должен остаться в стороне. Такангор же строил свою стратегию на тех, кто в стороне остаться не сможет.

Раньше всех его блестящий замысел угадал командующий армией Тифантии, коронный маршал Каландор. Дело в том, что этот достойный военачальник, как и все генералы его поколения, восхищался своим тиронгийским коллегой Ангусом да Галармоном и во многом ему подражал (в его домашнем альбоме особое почетное место занимал небольшой портрет Галармона с собственноручной подписью, а с недавних пор – афиша Кровавой Паялпы с рогатой красноглазой головой с золотым кольцом в носу). Уже лет десять назад он завел собственную книжечку фамильных рецептов и подписался на журналы «Гурмасик» и «Мир рогаликов». Ему казалось, так он лучше понимает Галармона.

Еще до того, как он открыл тридцать восьмой номер «Мира рогаликов», поданный запыхавшимся курьером, в поисках утешительного рецепта, Каландор верил, что его кумиры с честью выйдут из создавшегося положения. Войну с Тиронгой он категорически не одобрял, но лорд Саразин в свое время недвусмысленно намекнул ему не вмешиваться, и коронный маршал его намек понял. В том числе, и потому что его старинный друг граф Шорой когда-то подобный же намек проигнорировал, после чего прожил весьма недолго.

Так вот, открыв журнал в надежде отвлечься какой-нибудь симпатичной статьей на аппетитную тему, Каландор пробежал глазами несколько строк и вдруг вскричал:

– Ах, гений! Ах, мерзавец! Какой хитрец! Нет, ну умница! – тем самым немало запутав своего доброго адъютанта.

Речь шла о давешней статье, посвященной магазину «Сильная и стильная», и коронный маршал быстро смекнул, кто и по какой причине его закрыл. Он еще не знал, сколько союзников удалось собрать Такангору, чтобы дать решительный отпор захватчикам, но уже был уверен, что воинственные племена амазонок кусуми и мусасья в стороне не останутся. Конечно, Каландору не было известно, что уже спустя полчаса после закрытия магазина Анарлет, Таризан и Барта провели по просьбе Такангора разъяснительную работу на тему, кто виноват, среди возмущенных покупательниц, не успевших приобрести вожделенные метательные бусы и фруктовое масло «Цветочная фантазия», но в остальном он как в воду глядел. Что делать, разъяренные амазонки быстро сообразили сами.

Однако, мысленно поаплодировав хитроумному минотавру, коронный маршал не испытал облегчения. Он чересчур хорошо знал, какое великое множество войск собралось у Нилоны, как они отменно вооружены, отлично обучены и, что еще важнее, решительно настроены. Его не посвящали в главные тайны – князь, их величества и командор совещались с глазу на глаз – но он догадывался, что они припасли в рукаве множество неприятных сюрпризов для защитников Тиронги. Лорд Саразин славился своей предусмотрительностью и редкостным здравомыслием; он не мог не учитывать, с каким блеском кассарийский генерал громил врагов и поопаснее, но почему-то его не боялся. А еще Каландор думал о странных слухах, ходивших по дворцу в последние недели. Будучи коронным маршалом Тифантии, он не мог хотеть поражения Ройгенона да и Ордена Рыцарей Тотиса, однако лорд Саразин никак не казался ему средоточием добра и света, и победы ему он точно не желал.

В художественной литературе подобное состояние называют смятением чувств, Лилипупс говорит, что это разболтайство, а журнал «Мир рогаликов» настоятельно советует сперва определиться, какие именно рогалики вы намерены выпекать, и лишь затем браться за их приготовление. Маршал Каландор сказал бы так: война – это сплошные превратности, а победа – это женщина, и хорошо еще, если она изменила тебе с достойным.

* * *

– А в случае поражения…

– А случаи поражения нас не интересуют

Королева Виктория

Еще со времен Кровавой Паялпы Такангор понял, что первое впечатление – штука архиважная. А из следующих сражений сделал два главных вывода: не торопись выкладывать все аргументы сразу, придержи парочку в запасе, и не повторяй ошибку противника, который смотрит на тебя, как на легкую добычу – заведомо считай его более сильным, чем он кажется.

В битве при Нилоне он в точности следовал собственным правилам. И начал с того, что произвел сногсшибательное первое впечатление на неподготовленного к таким сюрпризам врага.

Во-первых, он предоставил Мардамону относительную свободу действий и договорился с Наморой о сооружении временного, но внушительного воздвига. Сперва грозный демон подумал, что это всего лишь прихоть блистательного ума, но вскоре понял, что это не так. Всякое решение Такангора имело вескую причину: в данном случае, внимательно изучив местность, на которой ему предстоит сокрушать превосходящие силы противника, он посчитал, что преимущество получит тот, кто захватит центр Кахтагарской равнины.

Путеводитель по Тиронге отзывается об этих местах, как об одном из самых живописных уголков этой живописнейшей страны и с маниакальной настойчивостью советует приезжим посетить Кахтагарскую равнину и полюбоваться восхитительным видом на горы, непременно на рассвете, когда восходящее солнце заливает расплавленным золотом их лесистые склоны. Путеводитель также утверждает, что никто не сможет прожить долгую и счастливую жизнь, если не постоит минут пять на крутом обрывистом берегу реки Шунашхе и не послушает, как ревут и бормочут ее бурные воды.

Последнее утверждение представляется нам сомнительным, ибо мы сходу можем назвать десятка два, а то и три имен тех, кто слыхом не слыхивал о реке Шунашхе, но тем не менее внесен в «Авторитетный Справочник долгожителя», влиятельное издание, которое пустяками не занимается. К тому же, мы не слишком уверены, что река Шунашхе ревет и бормочет как-то иначе, чем река, например, Маройха, струящая свои полные воды по территории Лягубля.

Изучив карты, Такангор внимательно изучил и путеводитель и сделал вывод, что это книжка бесполезная, ибо там нет главного. Составитель забыл или не счел нужным упомянуть, что равнина у Нилоны и длинный проход в горах представляют собой своеобразную бутылку, где Нилона играет роль пробки, намертво засевшей в самом основании узкого горлышка. Распинаясь о хрустальной прозрачности вод Шунашхе и бесподобной красоте высоких обрывистых берегов, он ни словом не упоминает длинный и узкий подвесной мост, по которому невозможно быстро отступить большой массе людей. Соловьем заливаясь про невысокие Харагримские холмы сплошь в золотистых грибных рощах, не говорит о дороге к городку Мермер и форту Юфан, в которых после победы Нумилия Кровавого над Гриомом стояли символические гарнизоны.

В защиту автора путеводителя следует сказать, что далеко не все туристы приезжают сюда с целью организовать оборону, а затем и мощное контрнаступление; кое-кто действительно бесцельно глядит по сторонам или пишет малозначительные пейзажи, где две трети картины заняты грандиозными облаками и верхушками деревьев, и которые не дают никакого представления о том, как выгодно расставить войска. Но минотавр этой логики не понимал.

План Такангора заключался в том, чтобы дать всем войскам противника беспрепятственно выйти из Нилоны, а затем нанести удар, оттеснив врага обратно к реке и мосту и отняв, таким образом, возможность маневрировать. Одновременно он собирался отрезать часть вражеской армии на южной стороне равнины и подставить ее под фланговый удар королевских рыцарей. В этой ситуации непомерные размеры войск противника обратились бы против него самого.

Государства и армии часто бывают подобны кораблям,

которым мешают плавать их размеры

Клод Адриан Гельвеций

Но просто поставить свои отряды на открытой территории означало добровольно попасть в окружение. Такангору было необходимо нечто вроде небольшого укрепления, завалящего фортика, крохотной, но крепостцы, которая препятствовала бы коннице противника разогнаться для удара, пехоте – развернуть фланги для охвата, а лучникам – стрелять по наступающим полкам Кассарии и Тиронги через головы своих солдат. Мардамонов воздвиг как нельзя лучше соответствовал всем его требованиям.

Внушительного вида пирамида с квадратным основанием стала идеальным сооружением, на котором с великим удобством можно было разместить пять порталов; четыре – направленные во все стороны света, и пятый, открытый на самой вершине – лично для Мардамона.

Выяснив, чего хочет Такангор, руководитель Адского филиала первым делом схватился за Устав.

– То, что мы с Кальфоном возведем в рамках, дозволенных нашему отделу, простоит не больше нескольких часов. Если необходимо, чтобы стояло дольше и было прочнее, нужно подавать заявку в главную канцелярию.

– Не нужно заявки, – мотнул головой минотавр. – Час – это даже много. Главное, укрепиться на стратегически выгодной позиции, перехватить инициативу в самом начале сражения и нейтрализовать стрелков.

Намора Безобразный внимал кассарийскому генералу с почтением и трепетом. За пять тысяч лет беспорочной службы в армии Преисподней он выполнил много приказов, но все они были какие-то однообразные: порвать в клочки, разорвать на мелкие кусочки, истребить, испепелить, уничтожить, стереть в порошок. Самый оригинальный приказ он получил однажды от старой язвы Сатарана: уконтропупить. Сама мысль о том, что он будет стратегически укрепляться, перехватывать и нейтрализовать, возвышала адского генерала в собственных глазах. Он чувствовал себя так, словно приобрел в коллекцию терракотовую доисторическую свинку-копилку.

Минотавр руководствовался несокрушимой логикой: и на марше, и когда войска разворачиваются в боевые порядки, стрелков держат в глубоком арьергарде. Вот там им и следует оставаться в абсолютном бездействии до полного и окончательного поражения агрессора. Достичь этого довольно просто: если полки нападающих и защитников сразу же смешаются, лучники не смогут стрелять по врагам без риска попасть по своим. Правда, его стрелки окажутся точно в таком же положении, но на сей раз его это не смущало. Подавляющее большинство лучников Такангора были не-мертвыми, и по известной нам причине, в принципе, не могли принять участие в сражении. В этой позиции у врага было существенное, чтобы не сказать – огромное – преимущество, и его следовало свести на нет одним махом. Словом, один воздвиг решал множество тактических задач.

Такангор верил в своих врагов. Сам он либо приказал бы стремительно атаковать, либо немедленно отступить и перегруппироваться, но только не приближаться на опасное расстояние с видом праздных зевак, но от них ожидал другого поведения. Минотавр рассчитывал на фактор внезапности, на удивление, которое должно охватить нападающих. Ему требовалось всего две-три минуты форы, чтобы полностью развернуть и построить для боя свои войска, и он был уверен, что противник их ему предоставит. А большего он и не желал.

Все произошло так, как он предсказывал, и Бургежа в восторге строчил в блокноте свой прямой репортаж, исписывая страницу за страницей. Уже в первые минуты этого великого сражения специальный военный корреспондент понял, что держит в руках не простую статью, но начало великого документального романа, который прославит его гораздо больше, чем широко разрекламированная любовно-историческая мелодрама «Сердце зомби». И на сей раз судьба щедрою рукою отмерила участникам этих событий удивительные приключения, невероятные опасности, загадки, тайны и потрясающие открытия. Но не будем забегать вперед, как говорили древние романисты.

Итак, пирамида окуталась изумрудно-зеленым светом, бившим, казалось, прямо из-под земли, а затем с четырех ее сторон открылись четыре портала, выполненные в виде огромных триумфальных арок, увитых – по настоянию Прикопса – бурфиками кучерявыми пестроцветными, настурциями, астрами, хризантемами и прочими осенними цветами.

В рядах наступающих, как и рассчитывал Такангор, случилось некоторое смятение. До паники было далеко, но все же ближайшие к пирамиде шеренги пехотинцев и конников остановились, а сзади на них наседали идущие следом; и поскольку огромная масса людей потоком хлынула вниз, в долину, из узкого горла ущелья, то у подножия пирамиды тут же началась давка, и войска смешались. Люди ругались, удивлялись, восклицали отчасти испуганно, отчасти восторженно, и в этом громком и бессмысленном гаме тонули выкрики офицеров, пытавшихся разобраться в происходящем и раздававших самые противоречивые команды. Их выполнение принесло бы больше вреда, чем пользы, но никто ничего толком не слышал и не понимал.

Опять же, в точности по Такангору, действовали и многочисленные отряды вражеских стрелков. Они еще только шагали по мосту, когда на равнине началось странное хаотическое движение, не предусмотренное планом наступления. Лучники схватились за колчаны, офицеры заметались в недоумении, послали вперед гонцов разузнать, что происходит, но те просто не могли протолкаться сквозь толпу, в которую в считанные минуты обратились стройные полки. Само собой, ни о какой стрельбе не могло быть и речи, и командиры приказали не стрелять под страхом смертной казни вплоть до поступления нового приказа. Кассарийский генерал дальновидно полагал, что позже они уже не сумеют его отдать, но они еще об этом не подозревали.

Приподнятое настроение трех армий, вызванное непоколебимой уверенностью в легкой победе, слегка угасло, но никто еще не увидел в происходящем первые признаки жестокого разгрома. Никто, кроме чемпиона Кровавой Паялпы.

Это еще не конец. Это даже не начало конца, но уже конец начала

Уинстон Черчилль

Когда суматоха и толчея, по его расчетам, достигли апогея, Такангор, не давая врагу опомниться и снова овладеть ситуацией, повел в атаку своих солдат. Впрочем, слово «солдаты» совершенно не подходит к тем, кто в тот день доблестно сражался под его началом у Нилоны.

* * *

Лорд Саразин был трижды три раза уверен в своем плане и трижды три раза возмущен тем, что кассарийский минотавр бессовестно нарушил его по всем пунктам. А как все замечательно складывалось в теории!