Текст книги "Все волки Канорры (СИ)"

Автор книги: Виктория Угрюмова

Соавторы: Олег Угрюмов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

– Да, – ответил Зелг.

– Вы понимаете?

– Увы, да.

– Два сапога пара, и оба левые! – сообщила непримиримая фея. – И что вы намерены предпринять, чтобы спасти мою семейную жизнь?

Зелг уже открыл было рот, чтобы ответить, что не знает, как вдруг понял, что отлично знает.

– Думаю, самым логичным будет, если лорд Таванель, свободный, я полагаю, от всех иных обязательств, принесет присягу мне. А я, как его сюзерен, приму на себя заботу о его пребывании в нашем мире. Когда же ситуация с Орденом Кельмотов прояснится, мы всегда сможем отыскать в своде рыцарских кодексов какой-нибудь достойный способ отменить эту клятву.

Неугомонная фея хотела напомнить своему личному герцогу, что духа Кассарии у него под рукой уже нет, а, значит, и возможностей выполнить данное обещание тоже, но одно обстоятельство помешало ей это сделать. Она не хуже иных волшебных существ чувствовала, полон сосуд с магией или пуст – из сосуда, каким она сейчас видела Зелга, сила хлестала через край.

* * *

Торжественная трапеза имени военного совета имени Такангора Топотана всегда становилась в Кассарии событием дня. Но и в череде знаменитых обедов, вышедших из-под щупалец Гвалтезия, этот стоял особняком.

Пиршественный зал был убран с такой варварской пышностью, что Зелг невольно позавидовал владыке, который может позволить себе столь безудержный размах торжеств, пока вдруг не сообразил, что это он сам и есть. Но изумленное восхищение от этого нисколько не угасло. Если в прошлые разы на столах стояли все лакомства, которые рекомендует авторитетное издание «Искусство кушать вкусно», то на сей раз на них было и то, чего не было тогда. За неимением времени и места (как сказал один наш коллега – друг мой, жизнь слишком коротка, и ты успеешь отойти в мир иной, прежде, чем я перечислю тебе все…) мы отсылаем взыскующих деталей и подробностей к специальному выпуску журнала «Гурмасик», авторы которого не пожалели сил на подробное описание каждого выдающегося блюда, украшавшего стол, а также приложили его цветной портрет и эксклюзивный рецепт.

Скажем только, что в противоположных концах огромного стола, как два центра мира, возвышались чудо-торты: один – Гвалтезия, другой – Гописсы. Об их вкусе лучше всего говорит свидетельство Бургежи, который посвятил немало строк описанию обеда и военного совета в своей книге «Ключ к Нилоне».

– Они были так прекрасны, – писал он, – что только ради счастья отведать их, стоило пережить вторжение.

К слову, почему-то именно это, довольно невинное замечание, вызвало глубокое возмущение Зелга, и они с Бургежей еще долго препирались посредством изысканного эпистолярия на страницах журнала «Сижу в дупле»; что вызвало понятное удивление читающей публики, ибо «Ключ к Нилоне» – книга острая, полемическая, и в ней отыщется немало куда более спорных суждений.

Кстати, о Бургеже. Некоторое удивление участников военного совета и одноименной трапезы вызвала небезызвестная золотая клетка, надежно установленная на резном пьедестале из черного мрамора. На сей раз на ней не было хорошо запомнившегося свидетелям висячего замка, но военный корреспондент послушно сидел внутри вместе со всем своим писчебумажным скарбом и на вопросительные взгляды мрачно отвечал:

– Уж традиция, так традиция.

Наверное, даже во время свадьбы Валтасея Тоюмефа с Эдной Фаберграсс или Барбеллы да Кассара с Моубрай Яростной в этом пиршественном зале не собиралось столько выдающихся персон. И уж во всяком случае, предки кассарийца не могли похвастаться, что за их столом сидели бок о бок и мирно беседовали кассарийские и каноррские оборотни, демоны и феи, ведьмы, горгоны, титаны и люди – смертные и бессмертные – и всем было уютно, весело и хорошо. Юлейн, в первый раз принимавший участие в этом действе, был на седьмом небе от радости. Ему представилась уникальная возможность побеседовать о смысле жизни с древними и уже потому мудрыми существами, обсудить устройство мироздания, и задать вопрос, на который прежде никто ответить не мог. Настал момент истины. Юлейн деликатно тронул Крифиана за белоснежное крыло и, когда величественный грифон склонил к нему огромную голову так, чтобы его желтый глаз находился на одном уровне с лицом короля, тихо спросил:

– Я давно хотел узнать у вас – а грифоны, когда еще совсем маленькие, они считаются птенцы или котята?

Петушьей матери щеночки как называются? А… чиплята!

Андрэ Лилиенталь

– Грифончики, – сказал Крифиан.

– Правда?

– Да.

– Кто бы мог подумать.

Военный совет начали, предоставив слово хозяину замка, новоиспеченному Зверопусу Второй категории, победителю Галеаса Генсена и Князя Тьмы. (Опять же, к слову. Присуждение Зелгу почетной Второй категории диковинным образом примирило Князя, Зверопуса Третьей категории, с поражением при Липолесье, дав ему внятное и логичное объяснение).

– Какая осень! – взволнованно сказал Зелг, поднимаясь со своего трона. – Какая удивительная, теплая, радостная осень. Погода отменная! Хочешь – иди на рыбалку, хочешь – за грибами; не хочешь – пиши пейзажи, оттачивай мастерство; не хочешь и пейзажей – вари варенье, клей гербарии, сиди на террасе, пей рялямсу с куркамисами и наслаждайся жизнью. Так нет, они там все подурели – опять подавай войну, нашествие, суматоху и испорченное настроение. Как они вообще собираются после всего этого смотреть в глаза кузену Юлейну? Не говорю уже о вопиющем инциденте с Касей, то есть с духом Кассарии. Исходя из вышесказанного, категорически порицаю агрессора и заведомо одобряю все действия генерала Топотана. Сочувствую врагу, но ничем не могу помочь!

– Вот мальчик и вырос, – растроганно шепнул Мадарьяга Думгару. – Мужество и мудрость, отвага и чистосердечие. Можете им гордиться.

– А я горжусь, – сказал голем.

– Сильная речь, – вздохнул Юлейн. – Граф, когда вся эта кутерьма закончится, найдите мне какого-нибудь хорошего ритора, пора и мне освоить искусство произнесения речей, а то сижу на троне, кувыкаю, как пупазифа, вот меня никто всерьез и не воспринимает.

Граф, человек дальновидный и деликатный, не стал возражать и уж тем более – пускаться в объяснения, что для серьезного восприятия, помимо высокого ораторского мастерства, не худо бы сокрушить пару-тройку непобедимых прежде врагов, для начала хотя бы свою супругу и ее матушку.

Хотя Такангор собирался удивлять противника, тренировался он на друзьях и соратниках, что доставляло последним немало незабываемых минут. Вот и теперь все приготовились насладиться очередной порцией минотаврской мудрости, а также хотя бы в приблизительных чертах представить, как собирается генерал выиграть это, на первый взгляд, заведомо проигранное сражение.

– Чтобы закончить одну войну, нужно начать другую. Шучу, – бодро начал Такангор.

Генерал был крепок как дуб, бодр, как лозунг, и не только обливался по утрам холодной водой, но и требовал того же от всего человечества

Аркадий Райкин. Воспоминания

То, что Карлюза деловито застрочил в своей тетрадке, Зелга как раз не удивило – маленький троглодит давно и обстоятельно готовился править миром. Его поразили демоны. Намора вытащил откуда-то стопку пергаментных листов размером с добрую скатерть на хлебосольном столе, Кальфон тряхнул огненным свитком – не свитком, произведением искусства, с язычками пламени по краю, светящимся заголовком и запахом раскаленной магмы. К некоторому неудовольствию присутствующих Борзотар оказался большим поклонником каменных скрижалей и бодро застучал молоточком по долоту, высекая первую историческую фразу генерала.

– А вы, Гегава, почему не пишете в своей книжечке? – требовательно спросил Юлейн. – Я намерен командовать армией, если вы не забыли. Эти заметки нам очень пригодятся в бою.

– Бой, – сказал Лилипупс веско, – это единственное средство достижения победы в бою, а заметки вам будут побоку после первой же атаки.

– Сильноважное заклинание «брысль» – тоже заметки, – обиделся Карлюза. – И вот вы не спрашиваете мою стратегию, а я намерен насылать на них свои волшебные певы.

– Певы певные, – уточнил Левалеса.

– Как, простите?

– Я буду отважно петь им навстречу.

– Тогда они наверняка обратятся в бегство, – серьезно сказал Думгар, который однажды сподобился слышать троглодитское пение под лестницей.

Балахульда неодобрительно покачала головой и поджала губы. Она упорно продолжала считать троглодита говорящей грустноптензией, а трели грустноптензии ее пугали. Правда, она еще не слышала поющего Гегаву.

– Есть небольшая заминка с доставкой армии к месту происшествия, – скромно сказал Намора.

– Я бы назвал это не происшествием, а событием, – заметил господин главный бурмасингер, склонный использовать точные формулировки.

– Я бы назвал это большой заминкой, – пробурчал Галармон, который не представлял себе, каким образом они доберутся до Нилоны к указанному сроку.

– Какая заминка? – изумился минотавр. – Поставим порталы, как при Липолесье и – милости просим ровно в восемь. В восемь, это, как вы понимаете, шуточная рифма, а не назначенное время, – торопливо добавил он, глядя, как рассыпаются во все стороны снопы искр из-под долота Борзотара.

Демон вздохнул и принялся стесывать последние руны.

– В портал по знакомству не попадешь, – растолковал Мадарьяга. – Нужно иметь способности.

– Но Ржалис же тогда спокойно прошел.

– Ха! Нашли с кем сравнивать. Ржалис беспрепятственно проходил в гаремы, храмы и даже казармы института Недоопороченных девиц, а вы про какой-то портал. Остальным придется труднее.

– И что, – спросил граф, – неужели никогда еще смертные не перемещались при помощи демонических порталов?

– Как же не перемещаться? Перемещались, – безмятежно ответил Кальфон. И со свойственной ему прямотой уточнил, – просто обычно перед нами не стоит вопрос доставки живьем. В каком виде переместится, так и ладушки.

– И часто люди не выживают во время этих… хм… гм… перемещений? – уточнил Гизонга.

– Никогда – это часто?

– Что вы предлагаете? – поинтересовался Такангор.

– Самый простой выход в целях экономии времени – принять наших смертных друзей на работу в Адский филиал на должность младшего демона с перспективой карьерного роста, – деловито сказал Намора, что называется, вавилобстера съевший на крючкотворстве. – Как сотрудники филиала они сразу получат право неограниченного пользования порталом. Но мне будут нужны заявления с собственноручными подписями кровью в трех экземплярах и десятая часть души для официального скрепления договора.

– А как же мы потом без этой десятой части? – запыхтел господин Фафут.

– Никак. По прибытии на место, то есть при выходе из портала, мы уволим вас с занимаемой должности за несоответствие.

– Это чем же это мы вдруг занесоответствуем? – непоследовательно возмутился главный бурмасингер.

– Так вы же люди, – ответил Борзотар. – Как же вы можете работать демонами в филиале Ада? Совершенно не можете.

– А как же вы можете принять нас на работу?

– Бюрократическая ошибка. Мы подадим соответствующую докладную, на вас, разумеется, подадут жалобу, вынесут строгий выговор и потребуют смертной казни.

– Я не согласен! – твердо заявил король. – Я уж лучше буду скакать всю ночь верхом.

– Помилуйте! – вскричал Намора. – Пускай вас не смущают такие пустяки. К тому времени, когда эти бумаги попадут на рассмотрение в нашу канцелярию и пока дойдет до производства, вы уже лет тысячу, если не больше, будете мертвы, о чем сделают соответствующую пометку и укажут, что приговор приведен в исполнение.

– Сумасшедший дом, – невежливо пробурчал король.

– Лучший в мире! – гордо сказал Кальфон. – Можно сказать, образцовый.

Если командированный умирает во время командировки, то командировка считается оконченной

Комментарий к немецкому Федеральному закону о возмещении затрат на командировку

– Но демоны же не имеют права принимать участие в людских сражениях? – неуверенно спросил господин Фафут.

– Ни в коем случае.

– А как же вы будете?

– А мы и не будем, – успокоил его Кальфон.

– Я бы тоже хотел уточнить некоторые детали, – скромно заметил Прикопс, до этого момента буквально впитывавший происходящее. – Какова моя роль на поле боя? Что мне надлежит делать? На кого обрушиваться, кого крушить?

– Вы тоже собираетесь воевать? – удивился Такангор.

– А как иначе. Как вы понимаете, господа, после разразившейся в Малых Пегасиках драмы я не имел никакого морального права оставаться в стороне. Но, будучи циклопом сугубо мирной профессии, я плохо экипирован для грядущего сражения.

Думгар отчетливо заскрипел. Все шло к тому, что дорогих гостей и соратников придется снабжать всем необходимым за счет замковой оружейной, а тому, кто веками скопидомил без устали, складывая в сундуки артефакт к артефакту, нелегко смириться с мыслью о разлуке с бесценным имуществом. С другой стороны, в нем подал голос гордый коллекционер, а какой же коллекционер откажется похвастаться уникальными экспонатами перед понимающей аудиторией. К тому же, он не мог не признать, что уникальные доспехи Панцер-Булл Марк Два только тогда вошли в историю, когда он отдал их Такангору, а до этого уныло числились очередной единицей хранения в описи герцогского имущества. Тут он поймал выразительный взгляд своего молодого господина и с некоторой натугой произнес:

– Арсенал в вашем распоряжении. Мы отправимся туда сразу после окончания военного совета. У меня для вас есть нечто особенное, – обратился он к Прикопсу. – Древний артефакт, добыт незабвенным Барбеллой да Кассаром в дни завоевания Юкоки. Называется Грабли Ужаса.

– Многообещающее название, – одобрил циклоп.

– А можно и мне подобрать что-нибудь стильное такое в тон, чтобы не было неловко перед древнеступом, – деликатно попросил Юлейн. Он до сих пор находился под тем впечатлением, которое произвел на него Зелг в своем черном шлеме с забралом в виде черепа в день их первой встречи на равнине Приют Мертвецов.

Граф да Унара и маркиз Гизонга быстро переглянулись. Они не знали, во что успел ввязаться их возлюбленный монарх, оставленный без присмотра на несколько часов, но многолетний опыт подсказывал, что во что-то таки успел.

Такангор энергично покивал. Справедливый и обстоятельный минотавр думал вот что: поскольку войну объявили Тиронге, а не Кассарии, то это собственная война Юлейна, и негоже ее присваивать, как бы сильно ни хотелось. Он на ней главное лицо, про него будут в первую очередь писать во всех газетах, летописях и хрониках, а так как с недавних пор в моду вошли иллюстрированные предания, то теперь все, кому не лень, украшают свои писания самобытными картинками. Поэтому нужно сделать так, чтобы эти летописи было не только интересно читать, но и рассматривать. Высказался же он так:

– Джентльмен на древнеступе должен выглядеть воодушевляюще.

– И древнеступ под джентльменом тоже, – ловко ввернул Юлейн. – Я видел одну познавательную картинку, там была в подробностях изображена сбруя и вот эта вот будочка. Изумительная работа. И стихи приписаны, я их выучил наизусть, так они меня впечатлили, – и не давая никому опомниться, задекламировал:

О враг! Ты обратился в труп!

Шагает в битву древнеступ,

И как разящие клинки,

Грозят врагам его клыки.

Как вы думаете, может, стоит зачитать эти строки войскам перед битвой?

– Это благопрепятствует боевому духу, – ответил Лилипупс.

Юлейн застыл, переваривая услышанное. Лицо у него сделалось точь-в-точь как у фаянсовой свинки. Такое часто случалось с собеседниками достойного тролля.

– Нет, я не могу это слышать, – раздался голос из клетки.

– Имею намерение узнать у вас слова и запомнить великолепной памятью образец поэзии для наслаждения духа и подражания талантливого пера, – сказал Карлюза.

– Мне тоже в молодости писали всякие стишки, – сообщила Балахульда. – Погодите, сейчас припомню…

– Это лишнее, – возразил Мадарьяга, – творчество душевнобольных – тема скользкая и специфическая.

– Я вас проклинаю, за дерзость, – сообщила Балахульда. – До двенадцатого колена.

– Тринадцатого, – поправил Мадарьяга.

– Что? А… спасибо. До тринадцатого. Вас уже проклинали?

– Семьдесят четвертый, – ухмыльнулся вампир.

– Что – семьдесят четвертый?

– Вы меня проклинаете уже семьдесят четвертый раз.

– Надеюсь, этот, наконец, пойдет вам на пользу.

– Помню, был у нас сосед Зубакинс, – мечтательно сказал Прикопс. – Настоящий народный талант. Писал замечательные циклопические стихи.

– В смысле, такие большие?

– В смысле, такие про циклопов.

– Фея Горпунзия, – сказала Гризольда, – тоже писала и тоже стихи.

– Циклопические?

– Эротические.

– Как разумно.

– Уэртик их не одобряет.

– Вы не одобряете поэзию? – строго спросил циклоп.

– Я не одобряю поэзию феи Горпунзии, – твердо ответил лорд.

– Думаю, я тоже, – сказал Зелг, – простите, Гризенька.

– Беда с этими аристократами, – по-матерински вздохнула фея.

– А мы с милордом Левалесом откроем грибиную плантацию и воспоем ее рекламой в нежно-поэзийных стихах, – поделился Карлюза ближайшими планами. – За поэзу возьмем скромный гонорар, который нам не дают ни даже перед смертью.

– И не дадут! – донеслось из клетки. – Я не в состоянии это слышать!

– Если хотите выйти для расправы из узилища, – заметил Думгар, – милости просим, не сдерживайте себя.

– Господа! Господа! – воззвал Ангус да Галармон. – Поэзия – это прекрасно («Еще чего!» – сказали в клетке)! Но давайте вернемся к нашей главной проблеме – к войне. Я уверен, что генерал Топотан все продумал, однако мой долг обратить ваше внимание на одну деталь: нам придется иметь дело не только с тремя армиями, но и с наемниками минотаврами – одного этого достаточно для небольшой паники. Это единственная в мире тяжелая панцирная пехота, способная набрать скорость атакующей конницы.

– Нам, несомненно, намнут бока и надают по рогам, – вздохнул Борзотар, некстати припоминая тяжелую десницу дамы Цицы.

– У меня нет по рогам, – заметил Карлюза, сидевший рядом с демоном.

– А хвост есть?

– Всенепременно.

– Тогда мне надают по рогам, а вам накрутят хвост.

– Спасибеньки, – буркнул троглодит и стал оранжевым в знак глубокого протеста.

– Ну-ну, – сказала дама Цица. – Хочу на это посмотреть.

А Галармон, между тем, гнул свою линию:

– Нам также предстоит сражение с рыцарями Тотиса. А они, в отличие от наших солдат, привычны к боям с демонами, вампирами и прочими могущественными существами и не впечатлятся стандартными эффектами. Не забудем и о «Слове Дардагона». Нам нужно выработать особенную стратегию…

– Нет, – поддакнул Такангор. – Стратегия – это очень важно. Но магазин «Сильная и стильная» открылся с большим успехом, тарелки нам достались даже две, а филиал князя Наморы благополучно зарегистрирован не только у нас, но и внизу.

– Да я уже полностью сформировал штат и подписал страховые полисы! – рявкнул Намора, вращая желтыми глазами.

Впервые за всю свою карьеру он поступил под начало к такому выдающемуся полководцу как Такангор, и не хотел ударить в грязь лицом.

– Вот, – сказал полководец, – видите, штат. К тому же и полисы. Так что рыцари Тотиса нас уже не волнуют. На повестке дня вопрос куда более важный – стиль грядущего сражения. Возьмем, скажем, голубой – не чересчур ли это безмятежно и лирично?

– Красный? – предложил Галармон, не вполне, впрочем, понимая, о чем речь. Не то чтобы голова у него пошла кругом – он уже знал, что Такангор как-то увязывает битву за Тиронгу с магазином и тарелками, хотя, убей, не понимал, как.

Бригадный сержант переводил ласковый взгляд с одного легендарного полководца на другого и одобрительно кивал зеленой шишковатой головой. После битвы при Липолесье Лилипупс относился к Такангору с сыновней почтительностью, а к Галармону всегда питал что-то вроде материнской нежности. Небывалое единение обоих генералов проливало бальзам на его строгую душу.

– Красный? – задумался минотавр. – Символично и красиво. Но агрессивно. А я бы не хотел подчеркивать агрессию, учитывая, что мы сторона обороняющаяся. Лично мне импонирует неяркий золотистый оттенок, но меня уведомили, что этот цвет широко используется в одежде и доспехах рыцарей Тотиса – все приличные цвета разобрали, супостаты. Зеленый уже был. Отличный цвет, но это же самоцитата. Правда, может быть, мы сумеем преподнести его как уже сложившуюся традицию?

И минотавр требовательно уставился на соратников.

Соратники ответили ему взглядами, о которых мадам Мунемея Топотан, любившая язык точный и даже афористичный, говорила – смотрит как пупазифа в газету.

– Или, например, сиреневый, – вещал Такангор. – Он всегда казался мне каким-то таким, знаете, глубокомысленным.

– А сиреневый какого оттенка? – спросил Мадарьяга. – Ближе к лавандовому или к фиолетовому? Так сказать, авантюрин или аметист?

– Аметист, хотя он может слиться с вечерним небом, а смеркается нынче рано. А если розовый? – задумался Такангор. – Нет, розовому – отказать. Это какой-то девчачий цвет.

– Вы думаете? – заволновался Прикопс, оглядывая свой розовый жилет. – Мадам Хугонза сказала, что он очень освежает, смягчает строгую фактуру и, к тому же, сделала отличную скидку.

– Сколько? – спросили хором Такангор, Думгар и Гизонга, знавшие толк в скидках.

– Полтора процента.

– Допустим, цвет нежный, – сказала мама. – Сколько?

Дина Рубина

– За такой оттенок я просил бы не меньше семи, – заметил Гизонга.

– И полпроцента за смелую оригинальность, – посоветовал Думгар.

– Вы же постоянный клиент! – возмутился минотавр. – Господин Ас-Купос делает постоянным клиентам шестнадцатипроцентную скидку!

– Волшебный, сказочный край, – вздохнул Прикопс. – Как вы и восхваляли в ваших письмах.

– Вы еще не посещали наш зимний сад и цветники, – заметил польщенный голем. – После военного совета я распоряжусь, чтобы Фема и Мема сделали вам экскурсию. Это дендроиды, двойняшки, наши главные садовники, – пояснил он.

Думгар собирался сказать что-то еще, и Юлейн тоже хотел вставить пару фраз о том, что еще не видел музея, и Зелг собирался похвастаться бассейном с рыбками и черепашками, но тут из-за открытого окна донесся такой звук, точнее, такая какофония звуков, что все умолкли и нервно переглянулись.

– Гухурунда? – казалось, говорили их взгляды. – Несколько гухурунд? Отряд гухурунд? Или армии вторжения уже столпились во дворе и вопят, стучат в барабаны и извлекают шум из всего, что под руку попадется.

Как писал впоследствии Бургежа, Кальфон Свирепый авторитетно заметил, что приблизительно так воют попавшие в западню тысячи душ, а если пустить фоном рушащиеся скалы, грохот водопада и гром несущейся снежной лавины, то выйдет что-то очень похожее, особенно если при этом еще скрести стальными когтями по дну железного таза. В общем, вы уже поняли, что летописцы не берутся передать этот звук, но утверждают, что он впечатлил даже самых закаленных демонов.

Пытаться рассказать музыку – все равно,

что тушить пожар по переписке

Александр Генис

Такангор решительно выглянул из окна.

–Что там? – тревожно спросил Зелг. – Что это за рев и вой?

– Это Бумсик и Хрюмсик играются с косматосом, – безмятежно отвечал генерал.

– Ужас какой! Нужно немедленно бежать на помощь!

– Ну, он смертельно опасное непобедимое чудовище. Может и потерпеть. Кстати, а откуда мы взяли косматоса?

Вопрос был поставлен ребром, и как символический ответ на него, перед Такангором вырос демон, при одном только взгляде на которого становилось ясно, что это вассал Малакбела. Кошмарная тварь едва удерживала в огромных лапищах элегантную шкатулочку из золотистого ореха с милым орнаментом на крышке. С поклоном вручив ее минотавру, демон все так же молча истаял.

Такангор открыл шкатулочку и вынул изящный продолговатый черный конверт, а из него – записку «Примите сего косматоса в дар от тайного поклонника вашего великого таланта. Лорд Малакбел Кровавый, Сеятель Смерти».

Косматос был великолепен. При одном взгляде на него ундина, сидевшая в ветвях предсказательного дуба и моловшая там всякий вздор про погоду на ближайшие дни, упала – сначала в обморок, а потом с дерева.

– А зачем же он подписался полным именем, если хотел, чтобы подарок был от тайного поклонника? – удивленно спросил Юлейн.

– А вдруг бы Такангор не догадался, от кого это, – пояснил Кальфон, недоумевая, как это люди не понимают такие простые вещи.

Поскольку призраки были в кассарийском замке постоянными обитателями, а подданные Сеятеля Смерти встречались редко, неудивительно, что демон Крови привлек всеобщее внимание, и никто не заметил, что в ту самую минуту, когда Такангор открывал шкатулку, генерал да Галармон тоже взял какой-то конверт из рук морока в серебристом плаще и зеркальной маске. Прочитав это послание, он отреагировал, мягко говоря, своеобразно.

Генерал даже не побледнел, он как-то поблек, позеленел и криво сполз со стула.

– Что с вами, Ангус? – не шутку встревожился маркиз.

– Это катастрофа, – едва слышно прошептал благородный генерал.

– Мальчик? Да? Скажите мне правду, – вскричал Юлейн. – Они все-таки установили этого хулигана с его какофонической зверюгой? Да?!

– Хуже, – пробормотал генерал, вытирая посланием лоб.

Благородное собрание задумалось, что может быть хуже, потому что так сразу и не скажешь.

– Что, – спросил прямодушный бурмасингер. – У нас из-под носа взяли столицу?

– Кто-то организовал еще одну Кровавую Паялпу? – прошелестел умирающим голосом Архаблог.

– Не говори так, я этого не вынесу, – прошептал Отентал.

Кузенам через ночь снились кошмары, в которых некто бессовестный и предприимчивый устраивает свою Кровавую Паялпу и переманивает к себе Борромеля, Бедерхема, Такангора и всю хлебопекарную роту. Другим, как оказалось, тоже снились кошмары – только другие.

– Казна разграблена? – завопил Гизонга.

– Князь Люфгорн совершил государственный переворот? – предположил граф да Унара.

– Еще хуже. Сегодня ночью таинственно исчезло боевое знамя шэннанзинского полка, – поведал Галармон немеющими губами. – Я вынужден отдать приказ о его расформировании. Сбылся мой худший кошмар.

Если бы тиронгийский полководец во всеуслышание объявил о своем намерении пожертвовать свою коллекцию фамильных рецептов Детскому Гвардейскому Приюту, минотавр и то смотрел бы на него с меньшим удивлением. Скорбное выражение лица Ангуса да Галармона он тем более не одобрял. Такангор полагал, что радость образуется в организме несложным волевым усилием.

– Не вижу причин для паники. Полк расформируется тогда, когда в нем закончатся люди, а не знамена, – растолковал он. – А знамена, пока я жив, в нем не закончатся никогда.

– Что вы предлагаете?! – вскричал потрясенный генерал.

– Зайдем перед отъездом в «Лоскутки», купим голубого бархата, будет вам новое знамя – лучше прежнего.

– Но оно же овеяно легендами о великих сражениях!

– Овеем, – пообещал Такангор.

– Покрыто неувядающей славой!

– Покроем, – сказал Такангор.

– Опалено, истрепано, продырявлено в жестоких битвах.

Такангор посмотрел на него с удивлением. Сам он исповедовал более бережное отношение к вещам.

– Опалим, истреплем и – шут с вами – продырявим, если вы без дырок в знамени спокойно воевать не сможете.

Галармон издал последний слабый писк:

– Оно же реяло…

– Взреем… Зареем… Взреем? Короче, и это самое тоже. Полагаю, мы утрясли все вопросы. Военный совет окончен, если я кому понадоблюсь, я знакомлюсь со зверьком. Никто не знает, что он любит кушать? В смысле – правильного питания?

– Девственниц, полагаю, – сказал язвительный вампир.

– Не уверен, – задумчиво ответил минотавр. – Эдак он будет подолгу голодать.

И, оставив соратников в состоянии легкой прострации, Такангор бодро поцокал к дверям. На пороге он остановился.

– Кстати! Магазин уже работает вовсю?

– Да, милорд, – ответил Думгар.

– Очереди большие?

Думгар кивнул. Те, кто знал его не первый век, утверждали, что он кивнул довольно: полный сундучок золотых монет – герцогская доля от этого доходного предприятия – был доставлен в замок буквально пару часов тому.

– Вот и отлично, – сказал Такангор. – Закройте его. В связи с военным положением.

Думгар моргнул.

Что тут скажешь? В годину тяжких испытаний даже самые стойкие из нас имеют право на бурные эмоции.

* * *

Вечером накануне решающего дня в Кассарии царило безмятежное спокойствие: никто не переживал по поводу завтрашнего сражения, потому что все были заняты по горло, и на всякие пустяки не отвлекались.

Прикопс в шестой раз почистил и надраил Грабли Ужаса и теперь делал маленькую передышку перед седьмым заходом. На деле Грабли представляли собой внушительных размеров когтистую пятипалую лапу из отменной стали на длинном черенке из драконьей кости, украшенную цветочным орнаментом, и циклоп, разглядывая его, то и дело сверялся с карманным справочником цветовода. Если не считать двух полудыханных непегасов, можно сказать, что Прикопс путешествовал налегке. Однако вскоре выяснилось, что страсть к ботанике он прихватил с собой.

В его голове дала ростки и понемногу зрела очередная статья для «Тайной жизни тычинок и пестиков» под названием «Цветы Ужаса» и на сей раз она обещала стать действительно сенсационной, ибо мало кто из его коллег имел возможность изучить аутентичные изображения самых популярных цветов четырехтысячелетней давности.

Юлейн, не меньше Прикопса потрясенный походом в оружейную, засел в своих апартаментах и внимательно изучал латы уникальной гномской работы, сплошь покрытые затейливой чеканкой. Девы и рыцари, драконы и василиски, поединки и песнопения под балконом возлюбленной, кровопролитные битвы и пышные турниры – все это было точными и подробными иллюстрациями к знаменитым легендам и преданиям из рыцарской жизни. Король, с детства предпочитавший книжки с картинками унылым толстым фолиантам, в которых не протолкнуться от густо стоящих буковок, с восторгом рассматривал свои новые доспехи. Центральное место на внушительном круглом щите с орнаментом из голов демонов занимал как раз древнеступ, победно воздевший к солнцу мохнатое рыло, украшенное четырьмя длинными изогнутыми клыками. В будочке у него на спине сидел какой-то воин, одетый с варварской пышностью и с ворохом разнообразного оружия наготове. Юлейн торопливо достал записную книжечку и принялся составлять перечень того, что нужно взять с собой на древнеступа – меч длинный узкий, меч широкий короткий, копье короткое с широким наконечником, три копья длинных метательных, булаву, шестопер, кинжал, метательный топор, боевой топор… Над этими заметками он и задремал, пока его не разбудил верный Гегава, пришедший за последними распоряжениями вместе с господином главным казначеем. Маркиз Гизонга, вдохновленный всеобщими поисками стиля, желал внести свою лепту и предложить королю стиль сдержанный, слегка аскетичный, а, значит, экономически выгодный.