Текст книги "Дикие сердцем"

Автор книги: Виктория Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Только не ругай его, – попросила я.

– Я и не собирался. В этом нет никакого смысла. Он ведь не понимает, что ты не можешь того, что ему кажется естественным. Привет, Лемми! Ты нашел траву, которая мне нужна?

– Да, конечно. Лемми покажет тебе. Очень редкая трава. – Лемми уставился на меня. – Кровь. Поцарапала нос?

– Ничего страшного. – Нос ужасно болел, но я не хотела, чтобы Лемми, как в прошлый раз, приложил к ране паутину. – А как же твой дом?

– Лемми ничего не забыл. Заходи в гости. – Лемми поклонился и отсалютовал, словно Лоуренс Оливье в роли Ричарда III.

Вер опустил руку на плечо Лемми.

– Выпрями спину, опусти плечи, расслабь руки.

Лемми покорно выполнил все так, как сказал Вер. Теперь его походка почти не отличалась от походки обычного человека. Будь на нем одежда, никто бы не заметил его странностей. Лишь глубокие черные глаза, которые избегали встретить чужой взгляд, могли его выдать.

Руины Споукбендерского аббатства производили гнетущее впечатление. Мы вошли внутрь через массивные дубовые двери, которые выдержали непогоду, нашествия мародеров и вандалов. Дом встретил нас голыми стенами, на которых кое-где еще висели клочья обоев. Дорогие изразцы были сорваны с каминов, окна разбиты. Потолок в гостиной провалился. Прекрасный, семнадцатого века орнамент разбился вдребезги, его осколки лежали на прогнившем паркете. Лемми неотступно следовал за нами. Очевидно, из-за открытого неба над головой он полагал, что находится не в помещении.

– В последнее мое посещение эта комната была еще в сносном состоянии, – сказал Вер, когда мы очутились в трапезной. – Прекрасные фрески украшали стены, а пол был выложен плитами белого и черного мрамора. Стены постепенно разрушались, но комнаты внизу можно было сохранить, – Вер провел рукой по красиво изогнутой бронзовой ручке. – Я мечтал когда-то спасти аббатство. К сожалению, теперь слишком поздно, ничего нельзя вернуть. – Вер глухо застонал. – Нельзя было этого допускать. Это непростительно. Я должен был вернуться гораздо раньше.

– Пойдем домой, – произнес молчавший до этого Лемми.

– Хорошо, давайте уйдем отсюда.

Мы прошли через разграбленную библиотеку и вышли из дома.

– Посмотри на этот лишайник, – Вер опустился на корточки и стал рассматривать ярко-оранжевое пятно. – Знаешь, для того чтобы лишайник образовал круг диаметром десять сантиметров, необходимо не менее ста лет.

Лемми исчез, нырнув в отверстие в стене. Мы последовали за ним. Перед тем как покинуть аббатство, Вер бросил взгляд на оранжерею. Металлический каркас еще был цел, но все до единого стекла были разбиты. За оранжереей находился питомник. Вер тщательно исследовал густые зеленые заросли.

– По крайней мере, питомник можно будет спасти. Придется срезать с деревьев ненужные побеги и выкорчевать поросль. Взгляни на эти сосны. Они чахнут, подавленные дикорастущими сикоморами и бузиной. Хотелось бы выяснить, что это за порода?

– Македонская сосна, – внезапно появился Лемми и вмешался в разговор. – Pinus peuce. Редкое растение. Природный ареал – Западные Балканы. У него цилиндрические, заостренные на концах почки. Растет на склонах гор…

– Ты просто ходячая энциклопедия! – сказал Вер. – Спасибо, ты очень помог.

Нечто похожее на удовольствие промелькнуло на обычно бесстрастном лице Лемми.

– Надеюсь, что восстановление не потребует больших затрат, – сказала я. – Тебе, безусловно, будет необходима материальная помощь. Не забывай и о трудовых затратах.

В отдаленной части питомника, среди зарослей крапивы, где было темно, находилось жилище Лемми. Туда вела лестница: толстые сучья, скрепленные гибкой ивовой лозой. Я последовала за Лемми наверх и просунула голову в узкое отверстие.

– Очень мило! Словно гигантское гнездо.

Жилище представляло собой плетеную из ветвей деревьев корзину. Половину ее покрывала самодельная крыша. Солнечный свет проникал в гнездо между неплотно подогнанными ветвями. Под крышей несколько бревен образовывали подобие кровати. На кровати в беспорядке валялись одеяла и вышитые подушки. Я сразу узнала руку Бар. Рядом с кроватью аккуратной стопкой были сложены книги, покрытые голубой полиэтиленовой пленкой.

Вер вскарабкался вслед за мной.

– Я бы с удовольствием жила здесь, – сказала я. – Слышишь, дерево скрипит, словно корабль. Какая прелесть!

Я указала на яркие цветы шиповника, побеги которого обвивали бревна и тянулись к солнцу.

– Ты безнадежный романтик. Представь, каково находиться здесь под холодным ноябрьским дождем.

Вер с любопытством осмотрел коллекцию костей животных и яиц диких птиц, которую собрал Лемми. Я растрогалась, увидев, что небольшая птица свила гнездо прямо у Лемми над головой. Лемми, казалось, забыл о нашем присутствии. Он уселся на кровать, скрестил ноги и принялся листать книгу. Когда мы стали прощаться, он даже не взглянул в нашу сторону.

Пока мы спускались в долину, шли по заросшей лесной дороге и переходили через реку по узкому навесному мостику, Вер не вымолвил ни слова. Он шел вразвалку, засунув руки в карманы, и о чем-то думал. Я любовалась красотами, которые меня окружали, и представляла, как когда-то по этой пустынной дороге двигались вереницы паломников, скрипели груженые телеги, скакали всадники и важно вышагивали монахи. Хлоя, счастливая тем, что два человека, к которым она была привязана, были вместе, трусила впереди. В зубах она держала корягу и наотрез отказывалась отдать ее мне. В такой приятной компании я могла позволить себе поразмышлять о будущем.

Мне необходимо было найти работу до конца месяца. Придется купить краски и холсты на деньги, которые я заработала, нарисовав портрет леди Фриск. В Торчестере я заприметила небольшое кафе, в котором местные художники-любители выставляли свои работы. Я могла бы сделать несколько эскизов аббатства и выставить их на продажу. Но мне необходим был постоянный источник дохода. Я была согласна на любой физический труд, желательно на свежем воздухе, учитывая прекрасную погоду.

– На следующей неделе, во вторник, мы начинаем косить сено, – голос Вера прервал поток моих мыслей. – Не желаешь помочь? Два фунта в час и питание…

– Знаешь, ты можешь сколотить целое состояние – у тебя неплохо получается читать мысли.

– Это означает, что ты согласна? Отлично! – Вер повернулся и посмотрел на меня. – Похвальная твердость характера для такой деликатной особы. – Я была польщена. Настроение сразу же улучшилось. Вер продолжал смотреть на меня. – Давай зайдем в Гилдерой Холл, – произнес он странным тоном. Я готова была поклясться, что его голос звучал нежно. – Я найду аптечку. Твой нос начинает распухать…

– Спасибо. Принимаю приглашение.

Мы оба замолчали. Настроение упало так же внезапно, как и поднялось. Я представляла, как сейчас выглядит мой нос. Наверняка стал красным и большим, как груша. Мне казалось, что Вер, поглядывая на меня, давится от смеха.

– А что, если отремонтировать оранжерею? Лемми мог бы там жить.

Вер, оказывается, совершенно не думал обо мне.

– Прекрасная идея. Но это, должно быть, дорогое удовольствие.

Вер улыбнулся.

– Мне нравится твоя практичность.

– Доход двадцать фунтов, расходы – девятнадцать фунтов, девятнадцать шиллингов и шесть пенсов. Результат – счастье.

Вер засмеялся.

– Правильно, мисс Счетовод. У меня пока получится отремонтировать лишь одну секцию. Но этого будет достаточно, чтобы у Лемми появилось приличное убежище на зиму. Обещаю, что перед тем как тратить деньги, выясню, захочет ли он спуститься с дерева на землю.

В прихожей в Гилдерой Холле у входной двери стояли два объемных чемодана. Над чемоданами суетился Гай.

– Привет, Вер. Здравствуй, Фредди, – Гай окинул меня холодным взглядом. Было ясно, что он меня не простил. – Хотя скорее до свидания. Я ненадолго уезжаю в Ирландию. Вернусь через пару недель.

– Довольно неожиданно. Очень жаль. – Вер нахмурился. – А как же сенокос?

– Дикон этим займется. Дасти также должен помочь. Надави на Пламроуза, он задолжал ренту.

– Пламроузу никогда не удастся погасить долг, если я стану отрывать его от работы на своей земле и заставлять помогать мне. Дикон не умеет управлять сенокосилкой, а Дасти слишком стар, чтобы учиться. Ты не можешь отложить поездку до тех пор, пока мы не подгоним дела? Я собираюсь продавать скот через три недели. Мне понадобится твоя помощь.

– Фредди тебе обязательно поможет. – Гай снова взглянул на меня и нахмурился. – Что у тебя с носом? Ты подралась с Вером? – спросил он, ехидно ухмыляясь. – Меня пригласили погостить в замке Фитцпатриков. Отказаться было бы невежливо.

– Замок Фитцпатриков в Туллирине? – удивленно спросила я.

– Ты знакома с Фитцпатриками?

– Я знакома с Уной Фитцпатрик много лет. Мы вместе учились в школе искусств.

– А я никак не дождусь встречи с Мойрой, – Гай самодовольно ухмыльнулся.

Мойрой звали младшую сестру Уны, самую младшую и самую красивую в семействе. Ее отличал необузданный, даже дикий нрав, она обожала всякие проделки. В первый день моего пребывания в замке Мойра собрала все ключи от туалетов и ванных комнат и забросила их в ров с водой. В доме находилось двадцать человек гостей. Мы были вынуждены толпиться в бесконечной очереди в одну оставшуюся незапертой уборную.

Тусклый свет в столовой не позволил увидеть мелкие камешки, которые Мойра перемешала с орешками. Несколько гостей выплюнули зубы прямо на тарелку. К счастью, шуткам Мойры скоро пришел конец. Во время ужина она ворвалась в гостиную с ружьем в руках и в балаклаве, которая скрывала лицо. На ее майке было написано крупными буквами «IRA»^[77]. Один из гостей, отставной майор, которому удалось выжить во влажных джунглях Бирмы во время Второй мировой, не собирался погибнуть от рук сумасшедшего ирландца. Он подкрался сзади и с размаху ударил горе-террориста бронзовой статуэткой Веллингтона по голове. Мойра свалилась замертво. Перепуганные гости пригоршнями глотали успокоительные таблетки, а доктор, которого срочно вызвали, зашивал кровоточащую рану…

– Уверена, что ты будешь долго вспоминать эту поездку, – сказала я с сарказмом.

– Спасибо, я тоже так думаю.

– Ты была к нему слишком добра. Он этого не заслужил, – сказал Вер, когда машина с Гаем умчалась по извилистой дороге.

Нотка сочувствия в голосе Вера заставила меня заподозрить неладное.

– Если ты полагаешь, что я хоть немного ревную его, то глубоко ошибаешься.

– Рад это слышать.

– Что Гай наговорил тебе?

Вер явно был смущен. Он пробормотал едва слышно:

– Совершенно естественно, что, узнав о Корин, ты… расстроилась.

– Это неправда, – ответила я спокойно, хотя внутри у меня все кипело от злости. – Я решила порвать с Гаем намного раньше, чем познакомилась с Корин. Причина в том… в том, что он лжец. Мне неприятно говорить тебе об этом, ведь он твой брат.

– Хорошо, я верю тебе.

Я едва сдерживала раздражение.

– Думаю, он сказал тебе, что разбил мое сердце. – Я презрительно пожала плечами. – Единственное, что я почувствовала, – так это досаду из-за уязвленного самолюбия. Какое это имеет значение, в конце концов?

Вер посмотрел на меня, раскрыл рот, словно собирался что-то сказать, но передумал. Мы прошли через холл. Я снова увидела портрет матери Вера. Очевидно, Амброуз испытал удовольствие, повесив портреты любовников один напротив другого, ведь смерть разлучила их навсегда. Глаза полковника Ле Местра казались совершенно живыми.

– О! – воскликнула я. – Как глупо, что я не замечала этого раньше. Конечно же, Лемми!

– Что? – Вер посмотрел на меня так, словно я сошла с ума.

– Взгляни на эти заостренные уши, широкие скулы, высокие изогнутые брови и карие глаза. Как только я взглянула на Лемми, то поняла, что где-то уже видела это лицо. Лемми – Ле Местр, я абсолютно уверена!

За моей спиной раздался хриплый смех. Амброуз ковылял к нам, размахивая костылями. Его лицо выражало злобное удовольствие.

– Умная девочка! – Амброуз костлявыми пальцами схватил меня за руку и крепко сжал. – Почти двадцать лет никто не мог разгадать эту тайну. Насколько же люди ненаблюдательны! Кроме тебя, дорогая. – Амброуз окинул меня леденящим взглядом. – Вер, как тебе нравится новоявленный братец? – Вер ничего не ответил. – Гордость семейства, не правда ли? – Амброуз обнажил в улыбке острые зубы. – Твоя мать утверждала, что носит моего ребенка. Гарри в это время в своем клубе в Лондоне тосковал по родным стенам и проигрывал последние оставшиеся деньги в рулетку. Я всегда полагал, что деньги для нее важнее чувственных удовольствий. Я и не предполагал, что она тайком встречается с Гарри, ведь он лишился крыши над головой и последнего источника дохода.

Как только ребенок появился на свет, я сразу осознал свою ошибку. Новорожденный был точной копией Гарри. Он родился очень слабым. Никто не думал, что он выживет. Никто и не хотел, чтобы он остался в живых. Твоя мать невзлюбила его с первой минуты. Гарри никогда не видел сына. Спустя месяц после рождения ребенка твоя мать собрала одежду получше, меха, прихватила фамильные драгоценности и умчалась в неизвестном направлении. Плод своей запретной любви она оставила на мое попечение. Очень на нее похоже, не находишь? – Амброуз запрокинул голову и засмеялся.

– Отец, если бы ты только слышал, как горьки твои слова! Твой мозг был отравлен годами одиночества, – сказал Вер глухо со страдальческими нотками.

Я поняла, что должна немедленно покинуть Гилдерой Холл – мне не пристало находиться здесь во время семейной ссоры. Однако старик Амброуз крепко держал меня за руку. Его лицо постепенно желтело и наливалось злостью.

– Какое мне дело до тебя? Какое мне дело до твоего мнения? Ты явился сюда подобрать то немногое, что осталось от былой роскоши. Если ты беспокоился обо мне, почему ты уехал и не давал о себе знать? Ни единой весточки в течение долгих двенадцати лет! И разве не ты сбежал с женщиной, которую я безумно любил, которой отдал свое сердце?

Амброуз тяжело навалился на меня. Он наверняка бы упал, если бы я сделала шаг в сторону. Глаза Вера затуманились.

– Знаю, я заслужил твои упреки.

Амброуз снова коротко хохотнул.

– Ты всегда был мягким сентиментальным дурачком. Я не любил ее ни капли. Я не открывал ей ни свое сердце, ни свой кошелек. Она была такой же шлюхой, как и все остальные. Для меня она ничего не значила.

– Не знаю, правда ли то, что ты говоришь, – медленно произнес Вер. – Надеюсь, что правда. Но даже если это так, моему поступку нет оправдания. В нашей семье не привыкли отвечать за свои слова. Меня это угнетает. Пришло время вести себя, как подобает нормальным людям. Пора понять, что такое ответственность.

– Лицемер! Ханжа! Мошенник!

– Отпустите меня, – я попыталась высвободить руку. – Не хочу выслушивать все это.

– О, ты не хочешь это слышать? А я называю вещи своими именами. – Амброуз ехидно ухмыльнулся. – Вероятно, ты уже видишь себя миссис Гилдерой. Мысленно считаешь себя владелицей поместья. Это большая ошибка. Хочу тебе сказать, что этот молодой человек, – Амброуз ткнул пальцем в Вера, – не получит ничего, ни единого пенни. Завтра я собираюсь снова пригласить Винденбанка и переписать завещание в пользу Гая. Вер останется нищим.

– Думаю, что ты сказал достаточно, – Вер побледнел от гнева. – Фредди, прости нас за то, что втянули в семейную склоку. Я провожу тебя домой.

Амброуз отпустил мою руку.

– Когда увидишь того деревенского дурачка, передай ему привет. – Амброуз просто задыхался от накопившейся злости. Я направилась к выходу. Солнечный свет казался особенно ярким после полумрака холла. – Я имел в виду твоего брата, Вер. Все-таки родная кровь.

– Обязательно, – сказал Вер, кажется, даже с некоторым удовольствием. – Ты прав. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить Гая возвратить Споукбендерское аббатство Лемми. Справедливость должна восторжествовать. Мы завладели поместьем бесчестно. Мне всегда было стыдно за это, но зачем было что-то менять? Я ведь думал, что последний Ле Местр умер. Но теперь…

Я стояла на верхней ступеньке лестницы, когда услышала, как Амброуз завизжал:

– Ты идиот!.. – Костыли застучали по полу. – Я не позволю!..

Я повернулась на крик. Лицо Амброуза налилось кровью, он пошатнулся и упал навзничь.

Я помчалась через холл по узкому коридору к телефону, чтобы вызвать скорую помощь. Мои глаза слезились, я с трудом видела, что происходит. Вер наклонился над лежащим отцом. Холодная телефонная трубка обожгла мою щеку.

– Думаю, что это инсульт, – сказала я.

– Не волнуйся, дорогуша, – отозвался оператор. – Высылаю машину немедленно.

Я присела на корточки рядом с Вером. Вер поддерживал голову отца рукой.

– Во всем виновата я. Мне не следовало говорить о Лемми.

Лицо Амброуза казалось необычно умиротворенным. Слюна пенистой струйкой вытекала из полуоткрытого рта. Амброуз начал хрипеть.

– Нет, – возразил Вер, убирая со лба отца прядь волос. – Я разозлился и хотел досадить отцу. Если он умрет, я уеду, уеду навсегда. С моей стороны было большой ошибкой возвратиться сюда. На этот раз я убил его.

– Но Вер, ты нужен здесь, нужен больше, чем когда-либо. Гаю наплевать на поместье. Ты должен был уже это понять.

– О да! – Вер холодно улыбнулся. – Но он сможет продать особняк и жить на проценты.

Больше я не сказала ни слова. Отношения Гая и Вера меня не касались. Мы стояли над лежащим Амброузом, а меня не оставляли мысли о Гае, который бездарно потратит деньги и закончит свои дни банкротом, и Вере, который снова будет скитаться по свету, лишенный надежды когда-либо вернуться в родные места. Я беззвучно молила Бога, чтобы Амброуз остался жив.

Глава 38

Начался сенокос. Солнце ярко светило на голубом безоблачном небе. Сочная трава доходила почти до пояса. Зеленый ковер простирался на многие мили вокруг. Слева травяной ковер окаймляла река. Она величаво несла свои воды. Вдали виднелся Заброшенный Коттедж. Он казался почти игрушечным с такого расстояния. Громыхание допотопного трактора заглушало жужжание насекомых. За рулем сидел Вер. Я не видела его с того дня, как у Амброуза случился приступ.

Вер заметил меня, улыбнулся и спрыгнул на землю. Мотор продолжал тарахтеть вхолостую. Хлоя, проведшая ночь в коттедже вместе со мной, оторвалась от кроличьей норы, которую тщательно вынюхивала, и помчалась к Веру. Дасти и Дикон неуклюже выбрались из трейлера. Дасти небрежно кивнул, Дикон поднял глаза, подмигнул мне и отсалютовал. К счастью, подсохшая корка сегодня утром отвалилась с моего носа, так что теперь ничто не уродовало мое лицо. Совместными усилиями мы отцепили от трактора трейлер и прицепили к нему сенокосилку. Шум мотора заглушал все звуки, разговаривать не представлялось возможным.

Вер снова уселся за руль и направил трактор в зеленое море. Мы последовали за ним с вилами в руках. Запах свежескошенной травы пьянил, как наркотик. Кролики, испуганные шумом, разбегались во все стороны. Поначалу Хлоя пыталась преследовать зверьков, но их обилие сбивало собаку с толку. Над нашими головами порхали разноцветные бабочки. У меня закружилась голова – было очень жарко. Я подумала о тех давно ушедших людях, которые также занимались этой работой, каждое лето, из года в год.

Мои ладони покрылись волдырями, но я уже давно не была той изнеженной горожанкой, которая впадала в панику и поддавалась унынию по любому поводу. Перед тем как отправиться на работу, я позаимствовала у Прим широкополую шляпу, которая предохраняла лицо от загара, а также прихватила ножницы и рулон лейкопластыря. Когда подошло время первого перерыва, я обмотала пластырем обе ладони.

Вер открыл капот трактора и стал возиться с мотором. Дикон, Дасти и я сели в тени огромного дуба и стали пить лимонад. Хлоя положила голову мне на колени. Собаку разморило от жары, ей было лень отмахиваться от мух, которые густо облепили живот. Мужчины сделали себе самокрутки. Тонкие полоски дыма повисли в неподвижном воздухе. Дасти хмыкнул и предложил мне самокрутку. Я отказалась. Дикон закряхтел, морщась, и стал растирать ногу.

– Что с вашей ногой, мистер Дикон? – решила я прервать молчание.

– Я кастрировал теленка, но проклятое животное никак не соглашалось терять самую ценную часть своего тела. – Я успела позабыть грубоватые манеры Дикона. Он ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие от никотина зубы. – Эта скотина высоко подпрыгнула и лягнула меня, попала по ноге.

Дикон стал подробно описывать свои ощущения. Я закрыла уши и отвела взгляд. Я любовалась вздымающимися холмами, каменистыми вершинами, волнующейся на ветру травой. Жаркое солнце окрашивало долину в интенсивные цвета.

Вер прервал поток моих мыслей. Он посигналил, и это значило, что перерыв подошел к концу. Мы приступили к работе. Я подхватывала вилами скошенную траву. Вилы мелькали перед моими глазами вверх-вниз, вверх-вниз. За работой я утратила чувство времени. Пот стекал по лицу, заливал глаза. Я вытирала его рукавом. Солнце палило невыносимо. Небо превратилось в раскаленную добела сферу. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону движется нечто черное. Я прищурила глаза, поднесла ко лбу руку и тогда разглядела мисс Глим, которая, оставив черный «ленд ровер» на обочине, направилась к нам с плетеной корзиной в руке. Вер остановил трактор и бросился ей навстречу. Мисс Глим передала ему корзину и быстро зашагала обратно. Она даже не посмотрела в нашу сторону, не обратила внимания на окружающую красоту. Мне было от души ее жаль: женщина страдала от одиночества – мужчина, которого она любила, теперь был далеко.

– Если что-нибудь не придумать, то к вечеру ты не сможешь даже пальцем шевельнуть, – сказал Вер, когда увидел мои руки. Лейкопластырь на ладонях порозовел от сукровицы. – Очень больно?

– Нет, совсем нет, – соврала я.

На самом деле волдыри на ладонях просто пекли. Но мне не хотелось уподобляться Дасти и Дикону, которые не переставали ворчать и жаловаться на боль в руках, ногах, пояснице и других частях тела.

– Руки городской девушки не приспособлены к тяжелой работе, – сказал Дасти и сплюнул на землю рядом с моим пакетом с сандвичами. Он с гордостью выставил на всеобщее обозрение свои мозолистые загрубелые ручищи.

Вер заглушил мотор, и сразу стало слышно птичье пение и стрекот сверчков.

– Чибис, – Вер указал на птичку с хохолком, которая прыгала по скошенной траве. – Чибисы в наших краях становятся редкостью. Всему виной интенсивное сельское хозяйство. Нам следует подумать о потомках. Когда историки станут изучать нашу эпоху, им будет сложно понять, почему мы ничего не сделали, чтобы предотвратить уничтожение множества видов живых существ.

Дасти и Дикон уминали вареные яйца и холодные сосиски. Проблемы окружающей среды их нисколько не волновали. Я лениво наблюдала за тем, как лучи солнца играют на кончиках моих туфлей, и пыталась заставить мозг работать.

– Как здоровье отца?

– Без изменений. Он в коме.

– Мне так жаль!

– Доктора утверждают, что он не чувствует боли. Они считают маловероятным, что отец когда-нибудь придет в сознание. В таком состоянии он может находиться месяцы, а то и годы. Ничего нельзя сделать. На следующей неделе его переведут в Борнмут, в специализированное отделение по уходу за коматозными больными.

– Ты теперь не намерен уезжать?

– Нет. Я позвонил Гаю, рассказал, что случилось с отцом. Он заявил, что не видит причин прерывать отдых. Ради чего мчаться обратно, преодолевать сотни миль? Чтобы часами бесцельно просиживать над бессознательным телом? – Вер неожиданно рассмеялся. – У Гая множество недостатков, но нет никаких сомнений в том, что он не лицемер. Я рассказал ему, что собираюсь покинуть поместье, но Гай с этим категорически не согласен. – Я подумала о тех деньгах, которые Вер еженедельно выделяет Гаю на расходы. На его месте я бы тоже стала возражать. Вер продолжил с сарказмом: – Безусловно, Гай прав. Я уже слишком стар, чтобы вновь штурмовать неведомые вершины. В этом есть нечто мелодраматическое, оскорбительное для меня.

– Кроме того, старушка Хлоя не вынесет разлуки с тобой.

Собака, услышав свое имя, вопросительно подняла голову, затем устремила молящий взгляд на кусок сыра. Я одолжила у Дикона нож и отрезала Хлое кусочек. Собака расправилась с угощением в считанные секунды и опять улеглась спать. Вер смотрел на свой наполовину съеденный сандвич с отсутствующим видом. Рисовать портрет Вера было бы непростой задачей. Вер был неразговорчив, сдержан в проявлении эмоций. Невозможно было разгадать его характер за маской, которую он носил не снимая. Брови у Вера, как и у Гая, были высоко приподняты. Темные волосы придавали лицу Вера некий драматизм. Сейчас, когда его волосы отросли и касались воротника, сходство между братьями бросалось в глаза. Но лицо Вера было более мужественным: челюсти крепче, прямой нос длиннее…

– «Кот мог посмотреть на короля, – сказала Алиса», – произнес Вер и обернулся ко мне так быстро, что я не успела отвести взгляд.

– Ты любишь «Алису в стране чудес»? Странно, почему так мало людей любят эту книгу? Думаю, что ее слишком навязывают всем в детстве. – Меня смутило то, что Вер поймал мой взгляд. – «Алиса» – единственная книга, которую читает мой Дядя Сид. Он может цитировать Льюиса Кэрролла часами. Дядя утверждает, что книга содержит всю мудрость, которая необходима человеку.

– Хорошая книга, – согласился Вер, а затем спросил: – О чем ты думала, когда смотрела на меня?

– Мне интересно, как тебе удается ладить с мисс Глим.

– Я сам застилаю кровать и мою за собой посуду. Правда, она все равно перемывает ее. Мисс Глим считает, что следует гладить носки, даже те, которые истерлись до дыр. Я ужинаю в полном одиночестве в столовой под ее холодным взглядом. Иногда мне кажется, что мисс Глим может меня отравить, настолько враждебно она на меня смотрит.

Вер улыбнулся. Я подумала, что ему, должно быть, чертовски одиноко в огромном особняке. Что случилось с женщиной, с которой он имел несчастье сбежать?

– Бедняжка мисс Глим! Она относится к тому типу женщин, которые не способны делить свое сердце между несколькими мужчинами. Ты не пробовал быть с нею строже?

– Когда я предложил закрыть некоторые комнаты, чтобы избавить ее от излишней работы, она стала визжать, как плохо смазанное колесо, и принялась демонстративно драить дом сверху донизу, включая крыльцо. Вечерами у нее свободное время, но в тот день, вернувшись с прогулки, я увидел, как она яростно выбивает ковры. Ужин состоял из пяти блюд и был подан на старинном серебре. Я больше не смею предложить ей отдохнуть. Боюсь, что вместо этого она снова устроит показательную уборку. Я истинный британец. Когда я вижу, что собака машет хвостом, принимаю это за приветствие. Когда слышу рычание, принимаю его за угрозу. Женщины говорят на совершенно незнакомом мне языке. Меня сбивает с толку женская логика. Вероятно, потому, что я так мало общался с женщинами.

– Нет-нет, дело не в этом, – возразила я. – Это касается всех. Мужчины не понимают женщин, женщины не понимают мужчин. Очевидно, состояние влюбленности требует непонимания. Ясность лишает отношения романтического покрова.

Вер рассматривал ярко раскрашенного жука, который с жужжанием ползал по его запястью. Лицо Вера было в тени, в глазах отражался солнечный свет. Очень осторожно Вер коснулся прозрачного крылышка насекомого.

– И все же я верю, что возможно узнать душу другого человека, оставаясь при этом самим собой… – Дасти громко захрапел посреди фразы. Вер встал. – Пора браться за работу.

Мужчины с ворчанием взялись за вилы. Солнце пекло. Земля, казалось, плавилась под яркими лучами. Я с трудом фокусировала взгляд. Волосы под шляпой намокли от пота, но я упрямо не снимала ее, так как боялась, что на лице появится множество веснушек. Неожиданно состояние транса, в которое я впала, было прервано дикими криками. Дикон свалился на землю, его лицо скорчилось от боли.

– Чертова нога! Нога подвернулась, я упал и напоролся на нож. О-о-о!!! – вопил Дикон.

Вер увидел, что что-то не так, и заглушил двигатель. Кровь окрасила штаны Дикона в красный цвет, а его лицо стало серым. Вер вытащил нож из кармана Дикона и резанул штанину. Мне стало дурно, когда я увидела кровь, которая била фонтаном из открытой раны. Вер оторвал полоску ткани и наложил на рану тугую повязку.

– Так-то будет лучше. А теперь, Дикон, подними ногу повыше. Похоже, ты повредил артерию. Я отвезу тебя в больницу. Фредди, помоги ему, поддерживай ногу.

Дикон был высоким и неимоверно грузным мужчиной. Вер взял его под руки, мы с Дасти – за ноги, и общими усилиями нам удалось затолкать Дикона в трейлер. Вер подогнал трактор и прицепил трейлер.

– Я отвезу его на почту и оттуда по телефону вызову такси. Меня не будет около часа.

Я помчалась открывать ворота. Мы лишились помощника, едва начав работу. Вернувшись, я обнаружила, что Дасти топчется на месте и совершенно не горит желанием работать.

– Я приду помогать в среду, – заявила Прим, когда я рассказала ей о случившемся.

Вер приехал на луг только после того, как отвез в больницу сердитую миссис Дикон. Она была вне себя – в этот день ей предстояла большая стирка, а несчастье с мистером Диконом отвлекло ее от работы. Дикон был необычно молчалив под градом упреков, которыми она его осыпала.

– В среду у меня выходной, – пояснила Прим. – Почему бы не помочь старому другу?

– Я приду завтра после обеда, как только закончу уборку в классе, – сказала Бар. – Надо поторопиться. Погода вскоре может испортиться. У нас есть только пара дней, потом начнется буря. В пятницу ожидается проливной дождь и гроза.

– Откуда ты знаешь? – Я представила, как Бар определяет погоду по рунам или изучая пучки сухой травы.

– Я слышала прогноз погоды по радио.

Мы сидели в саду в Ярдли Хауз. Сад был наполнен ароматами цветов. Прим говорила, что ухаживать за цветником невероятно трудно, эта работа сродни ГУЛАГу.

– Будет очень жаль, если сено пропадет, – сказала я. – Оно стало бы для Вера серьезным подспорьем.

– Он такой интересный мужчина! – произнесла Бар задумчиво. – Кроме внешней привлекательности в нем чувствуется какая-то загадка. Другие мужчины пытаются произвести впечатление, поэтому кажутся смешными. Они много говорят и совершенно не умеют слушать. Но Вер не такой, он слушает так, словно для него действительно важно, что ты думаешь. Он долго расспрашивал меня, что означает быть ведьмой, почему ведьм так жестоко преследовали в Средние века, в чем различие между ведьмами и язычниками. Вер много знает, его голова набита интересными фактами. Например, в Индии в первый день весны принято возносить молитвы богу Любви. Это празднество сродни нашей Остаре. Все вокруг желтое: желтая еда, желтые цветы, желтая одежда, желтые декорации. Для индусов корова – священное животное, ведь она дает пять основных продуктов, которые необходимы ежедневно: молоко, творог, масло, мочу и экскременты. Представляете?