Текст книги "Дикие сердцем"

Автор книги: Виктория Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

– Должно быть, очень вкусно! – воскликнула я. – В Лондоне сморчки считаются большим деликатесом. Я думала, что они растут только во Франции.

– О нет! – доктор Гилдкрист заметно оживился. Интерес доктора к не касающейся его профессии информации был довольно необычен. – Это потому, что французы, немцы и итальянцы гораздо больше любят грибы. Жаль, что англичане так мало используют грибы в своей кухне. В грибах содержится больше протеина, чем в овощах. Кроме того, они богаты витамином D. Конечно, в грибах отсутствует хлорофилл, поэтому они не способны вырабатывать карбогидраты. Вот поэтому грибы паразитируют на других живых организмах.

– Я и не догадывалась, что ты так много знаешь о грибах. – Прим подняла гриб со стола и осторожно понюхала.

Доктор Гилдкрист улыбнулся. Его волосы были несколько длиннее, чем следовало. Завитки лежали поверх засаленного воротника.

– Мы не знаем друг о друге много чего. Я бы даже сказал – ничего.

Мне показалось, что доктор хотел сказать: «Я знаю достаточно, чтобы любить тебя, Прим». Он, вероятно, признался бы ей в любви, не будь меня рядом.

– Я думала, что грибы растут только осенью, – сказала я.

– Большинство растет осенью. Но некоторые виды сморчков прекрасно чувствуют себя и весной. Они растут всю зиму. Их желто-оранжевые головки можно увидеть на стволах деревьев. В следующем месяце появятся грибы святого Джорджа – большие белые шляпки и прекрасный насыщенный вкус.

– Как вы можете быть уверены, что грибы съедобны?

– Это один из немногих случаев, когда унция опыта перевешивает фунт прочитанного. Грибы следует тщательно рассматривать. Иногда стоит прибегнуть к помощи знатока. Грибы разнятся запахом, внешним видом и вкусом. Но чтобы научиться отличать их друг от друга, потребуется время.

– Вы научите меня, если, конечно, не слишком заняты?

– С удовольствием. Больше всего на свете я люблю собирать грибы. Вы, оказывается, уважительно относитесь к матушке Природе? – доктор произнес последнее слово с пафосом, решив подшутить над моим городским невежеством.

– Пожалуй. Я хотела бы остаться здесь еще на какое-то время, чтобы познакомиться с матушкой Природой поближе.

– Замечательно! Мы будем рады этому.

– Спасибо. Поскольку мне еще не скоро предстоит расстаться с вами, то настаиваю: зовите меня Фредди.

– С удовольствием! Для вас я Эдвард. – Доктор пожал мою руку.

– Единственной проблемой является то, что у меня не осталось денег. Только тридцать фунтов на все про все. Не думаю, что долго протяну, питаясь одними сморчками.

Эдвард взглянул на меня с участием.

– Может, поделитесь, что с вами стряслось? – Он украдкой взглянул на Прим, которая пробовала вилкой готовность картофеля. – Прим подтвердит – на меня можно положиться.

– Думаю, что Фредди и сама сможет решить, стоит ли тебе все выкладывать, – отозвалась Прим. Затем, поняв, что это прозвучало резко, добавила: – Тебе только на пользу пойдет, если ты все расскажешь Эдварду.

– Хорошо, ничего не буду скрывать. Я повела себя не слишком порядочно и поэтому не хочу, чтобы об этом стало известно, – и я вкратце рассказала историю своего бегства.

Эдвард в раздумье поднял глаза к потолку.

– Понятно, мисс Сванн, – произнес он и замолчал.

Он молчал так долго, что я стала сомневаться в правильности своего решения. Возможно, мой рассказ оттолкнул доктора? Возможно, его возмутил мой поступок?

– Знаю, что наломала дров, – сказала я обреченно. – Меня следовало бы наказать за то, что не могла справиться с эмоциями. Я и сейчас не могу объяснить, что заставило меня поступить подобным образом, как же посторонние поймут, что меня толкнуло на это?

Эдвард явно был удивлен.

– Конечно, вы сожалеете об этом. Но если вы осознали, что выйти замуж – это ошибка, что еще могли вы предпринять? Готов биться об заклад: у вас были достаточно веские основания поступить подобным образом. Вам не стоит оправдываться. Достаточно и того, что вас побудили к этому чувства! – Эдвард с сомнением покачал головой. – Часто, когда у человека слишком строгие родители, он привыкает винить во всем себя… – Эдвард мягко мне улыбнулся и не закончил фразу. – Давайте лучше подумаем, каким образом поправить ваше финансовое положение. Ага, я, кажется, придумал. Вы можете написать для меня портрет Прим?

– Конечно, нет! – Прим яростно толкла картошку для пюре. – Ты становишься смешным, Эдвард. Я лучше займу Фредди какую-то сумму.

– Спасибо, дорогая Прим. Если бы я решила занять у кого-то деньги, то обратилась бы только к тебе. Но знаешь, не хочется, чтобы денежные вопросы мешали дружеским отношениям. Нет, я должна найти работу. Возможно, я смогу работать официанткой или продавцом в Торчестере. Хотя не знаю, как буду добираться на работу каждое утро. Я продала свой старый автомобиль, когда Алекс подарил мне «мерседес», – это был свадебный подарок. Я считаю, что не могу теперь пользоваться «мерседесом». Автомобиль по праву принадлежит Алексу. Если бы автобусы всегда ходили по расписанию…

– Автобусы не так уж и плохо ходят.

– Два рейса в день? Это смешно! Автобусы ходят даже хуже, чем поезда. Удивительно, что вы с этим миритесь. Никакого транспорта после шести, ни одного поезда по воскресеньям. Почему ты смеешься, Прим?

– Это Гай тебе сказал? – Прим вытащила лист бумаги из комода и подала мне. На листе было напечатано расписание движения поездов. – Прошу прощения, Гай, конечно же, ублюдок, однако ты должна признать, что ему не откажешь в чувстве юмора.

Я кипела от возмущения.

– Посмотрите на это! Поезда ходят каждый час с полшестого утра до одиннадцати вечера. Целых семь поездов в воскресенье! – Меня поражала способность Гая лгать с таким серьезным выражением лица. Мне бы никогда не пришло в голову усомниться в его словах. – А что касается его матери, он тоже соврал? Она действительно сбежала с лучшим другом его отца, затем вышла замуж за рыбака и умерла от столбняка в Неаполе?

– Насколько мне известно, все это правда. Амброуз рассказывал то же самое. Не печалься, Гай всегда был редким мерзавцем. В этом секрет его обаяния. Ты еще легко отделалась, – в голосе Прим слышалась не свойственная ей язвительность. – Куда подевались рукавицы? Черт побери, Бальтазар утащил их к себе! Он как ворона, тащит к себе в гнездо все подряд. Вчера я нашла в его логове свою ночную рубашку и старые отцовские носки для гольфа. – Прим подошла к шкафу, протянула руку и тут же отдернула ее – Бальтазар оскалил зубы и зарычал. – Хорошо, хорошо, глупый пес. – Прим достала кусочек печенья и выманила собаку наружу. Пока Бальтазар хрустел печеньем, Прим нащупала рукавицы. Оглянувшись, она заметила, что Хлоя не сводит с нее своих печальных карих глаз. Прим вернулась к коробке с печеньем. – Не понимаю, почему мирюсь с ужасным поведением Бальтазара. Я должна относиться к нему построже.

– Это любовь, – сказал Эдвард. – Терпимость – это не слабость и не умственное расстройство. Напротив, я считаю ее признаком душевного здоровья.

Прим нахмурилась и склонилась над печкой. Она чувствовала, что Эдвард метил в нее, и злилась. Но, глядя в невинные глаза Эдварда, я была уверена, что он не имел в виду никого конкретно.

– Проклятье! – Прим споткнулась о неподвижно лежащую на полу кошку. – Чуть не уронила чертову жаровню!

– Тебе никогда не приходила мысль пойти служить в армию? – мягко спросил Эдвард. – Только в армии каждое нормальное слово сопровождается ругательствами.

– Я люблю ругаться, – сказала Прим, вызывающе выпятив подбородок. – Я чувствую себе молодой и опасной, когда выражаюсь грубо.

– Ты для меня всегда молода и опасна, даже без чертыханья, – произнес Эдвард.

Прим поморщилась, а затем неожиданно рассмеялась.

– Оставайся, пообедаешь с нами, – сказала она и сняла крышку с жаровни.

Аппетитный запах жареной птицы наполнил кухню.

Глава 17

Хлоя трусила за мной, пока мы шли к Заброшенному Коттеджу. Эдвард должен был навестить нескольких пациентов перед вечерней операцией, а Прим ожидала к чаю Джорджа. Она предложила мне остаться, но я знала, что Прим не терпится поскорее превратить юного дикаря в воспитанного школьника. Мне казалось, что Прим лучше справится с задуманным без посторонней помощи. Кроме того, мне хотелось побыть одной и подумать о будущем.

– Фредди! – кто-то окликнул меня издалека.

Я подняла глаза и увидела Свитена Виннакотта. Он ковылял в мою сторону по тропинке.

– Здравствуй, Свитен! – Я дождалась, пока Свитен восстановит дыхание. Лицо священника раскраснелось и лоснилось от пота. Свитен приподнял шляпу и промокнул лоб. – Как поживаешь?

– Немного простужен, но в остальном прекрасно. Я как раз собирался навестить миссис Уошборн.

– Я знаю. Трофические язвы на ногах.

– Вижу, что ты понемногу осваиваешься в деревне. Бедная женщина! Боюсь, что она не слишком счастлива.

– Язвы очень болезненны?

– Дело не в этом. Последний раз, когда я навещал ее, она танцевала под граммофон. Я хорошо видел в окно, как больная прыгала под музыку. Услышав звонок в дверь, она громко пригласила меня войти. Когда я вошел в комнату, миссис Уошборн уже лежала на кушетке. Она жалобно простонала и заявила, что не могла стать на ноги целую неделю. Музыка играла так громко, что мы вынуждены были кричать. Миссис Уошборн сказала, что музыка поднимает ей настроение, а еще что она находится в глубокой депрессии из-за того, что прикована к постели. Конечно же, я не подал виду, что знаю ее секрет. Ей не хватает общения. Я всегда полагал, что это очень грустно. Вероятно, ее близкие не уделяют несчастной женщине достаточно внимания.

– А может, родственники не желают за ней ухаживать, так как прекрасно знают, что она здорова? Кстати, она получает пособие по болезни?

– О Господи, я и не подумал об этом! – Свитен потупил взор.

Его расстроила мысль, что миссис Уошборн может жульничать.

– На какие только преступления люди не пойдут ради денег!

– Ты права, Фредди. Мы все поддаемся искушению. Кто знает, что на уме у миссис Уошборн?

Так как я ни разу с ней не встречалась, то не могла ответить на его вопрос.

– На самом деле я сама отчаянно нуждаюсь в деньгах. Ты Должен знать всех в округе. Не слышал, никто не предлагает работу, что-нибудь не требующее профессиональных навыков?

– Это означает, что ты собираешься остаться здесь еще на некоторое время? Я так рад! А работа… Нам нужен могильщик, но это всего лишь пятьдесят фунтов в год.

– Вряд ли у меня получится вырыть могилу кому-нибудь, кто был бы крупнее, чем морская свинка. А что еще входит в обязанности могильщика, кроме рассуждений о пользе червей и бренности людского бытия?

– В обязанности могильщика входит звонить в колокола, надзирать за церковным имуществом. У нас никогда не хватает денег, поэтому могильщик должен всегда быть на подхвате. Что касается могил, то в наши дни их роют экскаватором. Получается намного быстрее, но зато слишком шумно. Исчезает таинственность, присущая кладбищу. – Свитен посмотрел на часы. – Должен бежать. Вечером мне необходимо быть на попечительском совете школы. Берил готовит ужин. Она будет в ярости, если я задержусь. Не волнуйся, Фредди. Я подумаю над тем, что можно сделать. Помни, Господь никогда не оставит свое чадо в беде.

Свитен резво рванул с места. Я посмотрела ему вслед. Полы длинного плаща путались у него между колен. Я заметила, что на одной ноге Свитена был черный ботинок, а на другой – коричневый.

Я решила, что вряд ли у меня получится выполнять обязанности могильщика. Удивительно, насколько неприспособленной к жизни я оказалась! Я не умела печатать, вести делопроизводство или бухгалтерию. Более того, я с огромным трудом складывала цифры – математика никогда мне не давалась. У меня не было ни малейшего представления о том, как работает коммерческая организация. Такие слова, как оборот, маркетинг, розница, прибыль, звучали для меня словно магические заклинания, я совершенно не понимала их значения. Только теперь я осознала, насколько бессмысленным было мое существование. Я намеренно пренебрегала богатством и разнообразием мира в погоне за деньгами.

Ветер гнал темные тучи по серому свинцовому небу. Холодные капли дождя упали на лицо.

– Фредди, – сказала я себе, – ты была полной дурой!

Сдавленный смешок раздался за моей спиной. Я обернулась и уставилась на деревья, которые густо росли по обе стороны тропинки. Слева от меня раздался треск веток. Хлоя зарычала и угрожающе оскалилась.

– Эй, там! – крикнула я с напускной яростью. – Выходи! Хватит играть со мной в эти глупые игры! – В ответ раздался шум листвы.

Я рванула в ту сторону. Крохотный кролик выскочил у меня из-под ног и дал деру в заросли. Я стала громко звать Хлою, рванувшую за кроликом, пока не сорвала голос. Наконец собака вернулась. Внезапный порыв ветра поднял воротник плаща и на минуту закрыл мне глаза. Я устало поплелась домой (я уже стала называть Заброшенный Коттедж домом), размышляя по дороге, как наполнить свою бесполезную жизнь смыслом.

Внезапно большая коричневая птица, шумно хлопая крыльями, пролетела надо мной. Я даже подпрыгнула на месте от неожиданности. Слова из Библии пронеслись в голове: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы…» Этот отрывок я заучила еще в младших классах. В целом смысл стиха заключался в том, что не следует мучиться в заботах о завтрашнем дне. Человеку пристало жить беззаботно, как птице, а Господь позаботится о своем чаде. Но как понимать пассаж о том, что следует наполнять лампаду маслом и приумножать таланты? Это казалось слишком противоречивым. Кроме того, птицы (насколько мне удалось заметить за время недолгого пребывания в деревне) трудились изо всех сил – строили гнезда, добывали пропитание. «Станет ли Господь заботиться обо мне?» – размышляла я. Стыд и чувство вины, которые переполняли меня, подсказывали: «Наверняка нет».

Вернувшись домой, я зажгла огонь в камине и накормила Хлою остатками фазана, которые дала мне с собой Прим. Я хотела накормить Макавити, но кот исчез и не отзывался на мой зов. Это было так на него не похоже! Дождь лил как из ведра, но обычно ничто не могло задержать отважного кота, когда пахло едой. Я вышла в сад. Ветер стих. Где-то вдалеке я услышала нечто, напоминающее мяуканье. С трудом перебравшись через высокую изгородь, я увидела небольшую деревянную беседку, обвитую диким виноградом. В центре беседки возвышался стол. Я замерла от удивления – на столе стояла полная до краев тарелка. У меня задрожали колени в благоговейном трепете. Я подошла поближе и уставилась на гору овощей и клецок. Клубы горячего пара поднимались в прохладном воздухе над тарелкой. Несмотря на мой скептицизм, Господь таки позаботился о пище для меня, он не стал терять время даром. Пища оказалась как нельзя кстати.

На секунду я пожалела о том, что богохульствовала. Но затем, постояв и поразмыслив, решила, что если бы Господь захотел послать мне манны небесной, то вряд ли стал бы заботиться о зеленой фабричной тарелке и вилке с ножом. Я наколола на вилку боб и с удовольствием его проглотила. Бобы были очень вкусные и еще не успели остыть. Из эмалированного чайника доносился сладкий аромат настоянной травы, вероятнее всего, это была ромашка.

Невнятный шум в углу, слева от меня, на минуту отвлек внимание. Я снова позвала Макавити, и он наконец отозвался – издал утробный вопль. Неподалеку со всех сторон окруженное мокрыми кустами стояло невысокое строение. Подойдя к нему, я рывком распахнула дверь. Пол в помещении был устлан мятыми газетами, комками грязи, камнями и увядшими листьями. В углу притаилась картонная коробка, туго перевязанная веревкой. Именно оттуда раздавалось мяуканье. Я распутала узлы и выпустила кота. Макавити был безмерно счастлив, оказавшись на свободе. Он подпрыгивал на месте как мячик, терся головой о мои ноги и радостно урчал.

Кто мог сотворить подобное с животным? Я была в ярости. К счастью, Макавити плотно позавтракал сегодня утром, но я боялась подумать о том, что бы с ним произошло, если бы я не нашла его. Человек, который затолкал кота в коробку, не мог уйти далеко. Все указывало на то, что он страдал психическими расстройствами. Испуганная, я побежала обратно в коттедж, прижимая Макавити к груди.

Кот за несколько секунд расправился с остатками фазана, затем по-хозяйски растянулся на диване. Он чувствовал себя невинно пострадавшим и желал насладиться безопасностью и уютом. Я осторожно устроилась рядом и стала думать о том, как раздобыть деньги.

В комнате было удивительно тихо. Только потрескивание дров в камине да посапывание спящих животных нарушало тишину. Время от времени вспышки пламени и яркие искры говорили о том, что огонь добрался до влажной коры. Птицы за окнами не прекращали своих звонких песен. Река была слишком далеко, ее шума не было слышно. Дождь почти прекратился. Я взяла чашку, налила чаю и уставилась на горящий огонь. Тишина стала раздражать. В Лондоне меня постоянно преследовал уличный шум, особенно раздражало громыхание транспорта. Я была окружена людьми с утра до вечера. Небо стало темнеть, а я сидела в абсолютной тишине, которая начинала давить мне на уши. Мне предстояло провести еще один вечер в одиночестве. Время будет медленно тянуться, а я попытаюсь что-нибудь прочитать при тусклом свете газовой лампы. Возможно, я приготовлю скромный ужин: тост с сыром или омлет. Я могу готовить только то, что позволяет мой исхудавший кошелек. В конце концов я лягу в постель, потому что мне нечем заняться, а читать в потемках довольно утомительно. Одиночество выявляет, высвечивает самые неприятные черты человеческого характера. Одиночество сродни диете, которая позволяет телу избавиться от вредных шлаков.

Внезапно я ощутила, что должна наконец разобраться в себе, поставить все точки над «i». Обрывки мыслей кружили в голове, вызывая беспокойство. Вероятно, я не была таким уж хорошим товарищем. Вне нашего круга человеческие отношения казались исключительно гармоничными, но это никоим образом не касалось меня. Хуже того, я была эгоистичной и жестокой. Я заслуженно стала неприкасаемой, опустилась до статуса парии.

Когда я позвонила отцу, намереваясь рассказать, что решила не выходить замуж за Алекса, Фэй выхватила у отца трубку и закричала, что я сошла с ума. Возможно, она была права. Какое удовольствие она испытала бы, если бы узнала, что меня охватило отчаяние!

Фэй случайно встретила нас с Алексом в Беркли, когда не прошло и десяти дней с момента нашей с ним первой встречи. Фэй уставилась на нас с недоумением, которое вскоре сменилось любопытством. На следующий день она позвонила мне и устроила допрос с пристрастием. Ее интересовало, где я встретила Алекса и как часто мы с ним видимся. Когда я ответила, что едва с ним знакома, Фэй, как мне показалось, успокоилась. Я не сообщила о том, что виделась с Алексом трижды на протяжении последней недели. Спустя два месяца мы с Алексом оказались на танцевальной вечеринке, которую устраивал отец. Ни у кого уже не оставалось сомнений, что мы влюблены. Увидев нас вместе, Фэй поперхнулась шампанским и кисло улыбнулась, словно ее вынудили пить уксус. Она сразу как-то сникла, постарела. Дорогой макияж не скрывал более ее возраста. Алекс сказал мне как-то, что Фэй звонила ему несколько раз после той памятной встречи в Беркли и приглашала пообедать. Ему приходилось каждый раз придумывать подходящий повод для отказа. Когда я спросила, почему он не рассказывал этого раньше, Алекс довольно резонно пояснил, что не хотел расстраивать меня.

Алекс, как всегда, взял инициативу в свои руки и пригласил отца и Фэй пообедать с нами. Я удивилась тому, что Фэй сразу же согласилась. Я поняла, что она не может ничего с собой поделать – ее тянуло к моему жениху. Алекс моментально очаровал Фэй. Мы с отцом могли бы пересесть за другой столик, потому что практически не принимали участия в разговоре. Поведение Алекса нельзя было назвать флиртом. Словом «флирт» нельзя описать тот уважительный флер, которым Алекс окружил Фэй. Он умело играл словами, позволяя ее надеждам воспарить до небес. К окончанию ужина я уже с трудом сдерживала зевоту. Фэй, напротив, сияла. Ее глаза сверкали, она была крайне возбуждена.

После этого Фэй время от времени писала Алексу короткие записки, звонила ему по телефону. Они обедали вместе раз в две недели. Не было сомнений в том, что Фэй влюблена в Алекса. Отец прекрасно все понимал, но прибегнул к испытанному средству, к которому часто прибегают стареющие мужчины: он старательно делал вид, что ничего не замечает. Фэй стала относиться к отцу, как к престарелому родственнику, от которого мало проку, но с которым все же стоит считаться. Она теперь относилась к нему гораздо мягче.

Я спросила у Алекса, как долго он сможет играть с Фэй. Алекс ответил, что подобная игра может продолжаться бесконечно. Фэй принадлежала к тому типу женщин, которые восхищение и преклонение предпочитали сексу, так как была слишком холодной и эгоцентричной по натуре. Алекс убедил Фэй, что считает ее своей ровесницей (Фэй была старше его на десять лет). Он давал ей понять, что у них схожие вкусы и опыт, тот же уровень интеллекта, а я была для него красивым ребенком – Спящей Красавицей, утешением за то, что он слишком щепетилен и не может позволить себе вступить в противоестественную связь с Фэй. Ситуация напоминала странную комедию с тайными намерениями и обманчивым удовлетворением.

Мне было непонятно, почему Алекс считает, что должен продолжать игру. На прямо поставленный вопрос Алекс без малейшего стеснения пояснил, что мой отец – богатый человек, а он, Алекс, обязан помешать Фэй убедить отца лишить меня наследства. Когда я сказала, что прекрасно проживу и без отцовского наследства – Алекс и так взял на себя все расходы, а мои заработки значительно возросли (Алекс настоял на том, чтобы я подняла цены на свои картины), Алекс ответил, что денег никогда не бывает слишком много.

Он вел себя с Фэй очень разумно. Когда она выпивала чуть больше, чем следовало, и была на грани того, чтобы признаться ему в любви, Алекс всегда умудрялся избежать объяснений, хотя всем своим видом показывал, что испытывает такое же томление. Фэй стала эмоционально зависимой от него. Алекс давал ей иллюзию сексуального возбуждения без грязи и похоти реального полового акта. Думаю, что Алекс испытывал удовольствие от осознания своей власти над Фэй. Я не имела ни малейшего представления, находил ли он ее привлекательной на самом деле.

Раздумья о Фэй, которая, без сомнений, не была образцом гармоничной личности, помогли осознать: я была не так уж безнадежна по сравнению с другими. Мрачные мысли, которые терзали меня, отступили. Проблема была в том, что я никогда не оставалась по-настоящему одна. В Лондоне у меня всегда находилось какое-нибудь занятие. Рядом всегда был кто-то, с кем я могла пообщаться. Может, это и звучит глупо, но человек нуждается в развлечениях. Любительская пьеса, частный показ мод, ужин в компании друзей помогали заполнить время. В деревне у меня было море свободного времени, и я не знала, что с ним делать. Я чувствовала, что должна организовать себя и заняться чем-то полезным. Мне представилась прекрасная возможность прочесть «Историю упадка и разрушения Великой Римской империи» Гиббона^[46]. Я давно давала себе обещание сделать это. Кроме того, я могла начать читать «В поисках утраченного времени»^[47]. Здесь, в уединении, никто не смог бы помешать мне насладиться прекрасными книгами. Но всеми фибрами своей души я жаждала общения, мне хотелось вести себя как можно легкомысленнее.

Я нехотя признала, что скучаю по Алексу. Я так нуждалась в человеке, который находился бы рядом и думал в первую очередь обо мне! Я уже успела привыкнуть к вниманию Алекса, а сейчас остро ощущала его нехватку. Но если я не могла быть счастлива в одиночестве, то значит, со мной что-то не в порядке? Я попыталась представить себя балансирующей между шумным миром и уединением, полной автономией, позволяющей освободиться от иллюзий. На мгновение я нашла точку опоры. Я поняла, что следует делать, чтобы освободиться от лжи, неудовлетворенности самой собой и окружающим миром. Мне следовало привести мысли в порядок и не позволять себе предаваться пустым мечтаниям.

Раздался громкий стук в дверь. Хлоя с рычанием подскочила, я тут же спрыгнула с кровати. Я была настолько обрадована перспективой увидеть кого-нибудь, что почти подбежала к двери. Мою радость нисколько не омрачил тот факт, что я увидела перед собой Дасти Миллера. Дасти приподнял над головой кепку, приветствуя меня, и протянул лист бумаги.

Дорогая Фредди!

Так как ты решила остаться еще на некоторое время, в доме следует сделать небольшой ремонт. Для начала стоит подлатать крышу. Дасти лучший мастер в округе.

Я должен ненадолго уехать в Бексфорд, на сельскохозяйственную выставку. Мы собираемся продать несколько коров. Скоро вернусь.

Гай.

– Вы собираетесь отремонтировать крышу? Как любезно с вашей стороны! – Меня удивляла скорость, с какой весть о моем решении остаться распространилась по деревне.

– Дело не в любезности. Мастер Гай – мой босс. – Дасти с досадой сплюнул в кусты. Если мастер Гай скажет: «Прыгай с обрыва», я буду обязан подчиниться. – Глаза Дасти загорелись. – Как будто я и так не надрываюсь с утра до вечера! Мастер Гай приказал дать объявление в газете: на мельнице срочно нужен помощник. Джордж не будет больше работать по вечерам. – Дасти снова сплюнул. – Мастер Гай решил, что парню нужно образование. Вы видали такое? – Дасти откашлялся и сказал с презрением: – Я никогда не получал никакого образования.

– Я сожалею, что вам приходится выполнять дополнительную работу из-за меня. – Мои сожаления не были искренними, но я полагала, что должна приложить усилия, чтобы наладить с Дасти дружеские отношения.

– Ремонт камышовой кровли – не самое легкое занятие, – ныл Дасти.

Я попыталась изобразить сочувствие.

– Одну минуту, – сказала я, когда Дасти сдвинул кепку на затылок и развернулся, чтобы уйти. – Вы сказали, что нуждаетесь в помощнике на мельнице. Почему бы мне не попробовать? Думаю, что я не слабее Джорджа.

Дасти развернулся и посмотрел на меня с сомнением.

– Вы – помощник? Вы не доживете до конца рабочего дня. – Дасти тряхнул головой. Облако мучной пыли поднялось над ним. – Хотя, думаю, что даже вы сможете наблюдать за механизмами. Кроме того, у вас есть пара ног. – Дасти уставился на мои ноги с ехидной улыбкой. – Какого черта вам все это нужно?

– Мне нужны деньги.

– Только не рассказывайте, что такая красавица не может найти денег. Не верю! – Дасти снова улыбнулся, обнажив розовые десны и несколько желтых зубов, которые сиротливо торчали в разные стороны.

– Я действительно нуждаюсь в деньгах.

– В деньгах? Сколько вам нужно? – Дасти хитро прищурился.

– Сколько вы собирались платить, давая объявление?

– Я еще не решил.

Я не поверила ему.

– Что, если два фунта в час?

Дасти скорчился от смеха.

– Один фунт.

– Один фунт и пятьдесят центов.

– Идет. По рукам!

Дасти не мог сдержать довольную улыбку, и я поняла, что продала свой труд слишком дешево. Но, в любом случае, это была работа. После того как Дасти ушел, я с удивлением обнаружила, что все мои тревоги испарились. С восьми утра вторника (я попросила выходной в понедельник, чтобы успеть купить спецодежду) я стану совершенно другим человеком. Перед глазами возникали образы женщин в ниспадающих одеждах, которые размалывали зерно жерновами. Мельница являлась центром деревенской жизни с момента зарождения сельского хозяйства вплоть до наших времен. В песнях и притчах мельник всегда изображался как лживый и нелюдимый мизантроп. Старая поговорка гласила: платок на шее у мельника каждый день обвивается вокруг горла вора. Дасти, казалось, полностью подходил под традиционное описание.

Я чувствовала, что вот-вот окунусь в самую гущу деревенской жизни. С нетерпением я ждала момента, когда смогу испытать пусть примитивное, но зато с налетом романтики удовольствие от того, что работаю помощником на мельнице. К тому же я буду наслаждаться пасторальной идиллией с раннего утра до позднего вечера, до тех пор, пока не наступит время сна.

Глава 18

– Честно говоря, Фредди, боюсь, что жизнь в Заброшенном Коттедже плохо повлияла на твой рассудок, – сказала Прим, она вместе со мной чистила деревянную хижину, которая стала местом заточения Макавити.

Сегодня был понедельник – последний день моего беззаботного существования. Уже завтра мне предстояло начать работать.

– Дасти вредный старик, – продолжала Прим. – Ты надорвешься, работая на него. Кроме того, ты все еще кашляешь. Не думаю, что Эдвард одобрит твой поступок, скорее всего он запретит тебе работать.

– Послушай! – я театрально вскинула руку. – Работа на мельнице станет первым шагом на пути к независимости. А ты пытаешься запугать меня рассказами о зловредном старикане. Я безмерно уважаю Эдварда, но он не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь.

– Ты права. Прости, пожалуйста. Я бываю слишком властной. Не обращай внимания, – выражение раскаяния ненадолго задержалось на лице Прим, Спустя секунду ее взгляд приобрел привычную остроту. – Но ради бога, не позволяй старому хрычу обманывать себя. И помни: всегда сгибай колени и держи спину прямо, когда будешь поднимать что-то тяжелое. – Прим заметила мою улыбку и, не удержавшись, рассмеялась. – Знаю, мне следует найти занятие, когда тирания является достоинством. Может, стать, например, старшей надзирательницей в тюрьме или сержантом в армии. Работа в комитете при церкви – не мой масштаб. Ты только представь, как я буду выглядеть с моими бедрами в униформе…

– Ты совсем не тиран. Наоборот, невероятно добра и бескорыстна. Как бы я справилась со всем этим без тебя?

К длинному списку добрых дел Прим добавилось еще одно. Прим отвезла меня в Торчестер, чтобы я смогла купить все необходимое для работы. Торчестер оказался симпатичным городком с аккуратными каменными домами старинной постройки с редкими вкраплениями современных магазинов из стекла и бетона. Мы нашли в одном из закоулков небольшой магазин уцененных товаров. Я купила пару свободно сидящих джинсов, не очень элегантных, зато удобных; дешевые башмаки на толстой резиновой подошве; теплый морской бушлат и рыбацкий джемпер крупной вязки. Кроме того, я приобрела очаровательный зеленовато-кремовый эмалированный чайник. Я отвергла сверкающий чайник из стали и выбрала именно этот, потому что он лучше всего подходил к причудливой, романтичной обстановке коттеджа.

Затем мы пообедали в местном кафе. Лазанья оказалась довольно приличной. Думаю, что любой итальянец, отведав ее, остался бы доволен. Мы некоторое время спорили, кто заплатит за обед. Я пригрозила, что отправлюсь пешком домой, если Прим не позволит заплатить за себя. Я аргументировала это тем, что скоро начну зарабатывать и хочу отпраздновать предстоящее событие.