Текст книги "Танец для двоих"

Автор книги: Виктория Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Глава 22

– Виола!

Я вряд ли узнала бы Тиффани, если бы она не окликнула меня, когда я проходила мимо. Тиффани плашмя лежала на кровати. Ее волосы были заколоты сзади. Она осунулась и казалась невероятно хрупкой и бесцветной. Ее ночная рубашка валялась в ногах. Тиффани была закутана в безразмерный больничный халат.

– Мне так жарко. – Она с усилием подняла веки и посмотрела на меня. – Не могла бы ты открыть пошире окно?

Окно находилось почти у изголовья Тиффани. Я сражалась с ним несколько минут без видимого успеха. Женщина на соседней койке подняла голову и сказала:

– Окна не открываются шире. Они специально сделаны так, чтобы никому не пришло в голову прыгнуть вниз.

Я поймала взгляд Тиффани и увидела тень улыбки на ее лице.

– Как ты? – спросила я и уселась на краешек кровати.

– Они не разрешают садиться на кровати, – сказала женщина на соседней койке. – Вы должны взять стул!

Движением головы она указала на груду пластиковых стульев в углу. Я принесла один и села.

– Я купила немного фруктов. И шерри.

Я наклонилась и положила пакет в тумбочку Тиффани.

– Они не разрешают распивать спиртные напитки, – снова вмешалась соседка.

Мне стали надоедать непрошеные советы. Женщина на соседней койке лежала на боку, опершись на локоть, и, не мигая, смотрела на нас. Ее волосы висели клоками, как у моей старой куклы. Глаза были светло-коричневого цвета. Я тут же напомнила себе, что если женщина находится здесь, значит, у нее не все в порядке со здоровьем. Возможно, она так интересуется нами, потому что к ней никто не приходит.

– Как ты себя чувствуешь? – повторила я вопрос.

– Если бы у меня хватило сил, чтобы подняться, я бы точно выбросилась из окна.

– Неужели так плохо? – Я погладила руку Тиффани. Ее рука была горячей как огонь. – Ты вся горишь! У тебя температура!

– Сестра сказала, что это всего лишь погода. Она говорит, что всем сейчас жарко. Я даже почувствовала себя эгоисткой.

Я заметила мелкие капли пота у Тиффани на носу и на лбу.

– Ты получаешь хоть какое-то лечение? Ты… – Я понизила голос до шепота. – У тебя прекратилось кровотечение?

– Ей уже дважды меняли постель, – проскрипела соседка.

– Сегодня утром мне давали что-то под названием «Д и С». Это средство для выскабливания матки. – Я издала приглушенный стон. – Не беспокойся, мне не было больно, мне сделали анестезирующий укол. У меня уже нет кровотечений, и послезавтра я вернусь домой. Я немного устала, но, в общем, все в порядке.

– Я рада за тебя. Послезавтра я возьму такси и заберу тебя домой.

– Спасибо! – Последовала пауза. – Ты знаешь, я потеряла ребенка.

– О Тифф!

– Мы обе знаем, что это, вероятно, лучший выход из ситуации. Но, но, – слезы покатились из глаз Тиффани, – я только начала привыкать к мысли о том, что у меня будет малыш. Я уже успела полюбить его. Бедный крохотный человечек, ему не суждено появиться на свет. Глупо, но я чувствовала его, словно он уже был живым существом. Мальчик с рыжими волосами, совершенно не похожий на Монти. Я даже видела его во сне, разговаривала с ним.

– Это все гормоны, – снова вмешалась женщина с соседней кровати. – Доктор предупредил, что она обязательно будет чувствовать себя подавленной.

Назойливая соседка развернула обертку шоколадной конфеты и отправила конфету в рот. Пережевывая шоколад, она не сводила глаз с Тиффани. Я придвинула стул поближе, чтобы заслонить Тиффани от любопытного взгляда.

– Одно я знаю точно, – пробормотала Тиффани, вытерев слезы полой больничного халата. – Я навсегда покончила с мужчинами.

В этот момент ко мне подошла сестра.

– Вы не могли бы подождать в коридоре? Доктор Сингх желает осмотреть мисс Ваттлс.

– Я вернусь через полчаса.

Тиффани кивнула головой и вздохнула.

Я вернулась в палату через двадцать минут. Соседка Тиффани поймала меня взглядом, стоило мне открыть дверь, и заговорила со мной, как только я оказалась в зоне слышимости.

– Они забрали шерри! – поспешила сообщить женщина.

Тиффани лежала на боку, подогнув колени. Волосы растрепались и рассыпались по подушке. Женщина на соседней кровати демонстративно вытащила из тумбочки пакет шоколадных шариков и стала с хрустом перемалывать их челюстями. Я воткнула вилку в розетку: я купила в магазине электрический вентилятор. Я установила его таким образом, чтобы он обдувал Тиффани с ног до головы.

– Какое блаженство! – прошептала Тиффани. – За это я буду благодарна тебе всю оставшуюся жизнь. Спасибо тебе, моя дорогая.

– Не только ей жарко! – обиженно проворчала Соседняя Койка. – Некоторые ожидают в больнице повышенного комфорта!

Она повернулась на спину, сжала губы и закрыла глаза.

Я пообещала прийти на следующий день и оставила Тиффани отдыхать.

Было уже около десяти, когда Лалла пришла домой. Я сидела на кухне, слишком взволнованная, чтобы писать, читать или заниматься чем-либо еще. На руках у меня сидела Жозефина, я почесывала у нее за ушами и гладила животик. Жозефина обожала мои ласки. Зазвенел дверной колокольчик, я побежала открывать дверь. Увидев Лаллу, я вскрикнула. Она выглядела полностью обессиленной. Ее глаза запали, вокруг глаз синели круги. Волосы потускнели и висели клочьями. Спина согнулась, плечи были безвольно опущены. Казалось, у нее не хватало сил пройти через холл и добраться до лестницы.

– Лалла, как я рада видеть тебя! Ты так поздно! Что-нибудь случилось?

– Со мной все в порядке, не суетись!

В вызывающем тоне Лаллы не чувствовалось обычной жесткости. Я подхватила ее сумку и повела Лаллу наверх, в комнату. Она не сопротивлялась, когда я мягко толкнула ее на кровать. Лалла свалилась спиной на подушки и закрыла глаза. Я стояла рядом и не знала, что предпринять в первую очередь – снять с нее туфли и забросить ноги на кровать, принести стакан воды или обнять, прижать к себе и успокоить. Пока я раздумывала, Лалла открыла глаза и слабым голосом пробормотала:

– Виола, у тебя есть что-нибудь выпить? Только алкоголь может помочь мне вновь почувствовать себя человеком.

Я побежала вниз и налила в стакан вино. Немного поразмыслив, я прихватила с собой всю бутылку.

– Так гораздо лучше! – выдохнула Лалла. Она наклонилась вперед, а я поправила под ней подушку. Лалла протянула пустой стакан. – Налей мне еще!

– Полагаешь, тебе можно сейчас пить? Я где-то читала, что алкоголь стимулирует кровотечение.

– Мне все равно. Я просто хочу забыться и не думать ни о чем. У меня был жуткий день.

– Тебе больно?

– Нет, не очень. Может, чуть-чуть. На самом деле все прошло неплохо. Самое страшное уже позади. Я немного устала и… и мне все осточертело.

– Хочешь чего-нибудь съесть?

– Нет, спасибо! Жуткого вида медсестра заставила меня съесть бутерброд с ветчиной. Она сказала, что я слишком тощая и что мне следует поправиться. Сама она была похожа на жирную корову.

– Может, она считала, что делает доброе дело.

– Она не показалась мне слишком доброй.

Я осмелилась взять Лаллу за руку. К моему удивлению, она ответила на рукопожатие.

– Как они к тебе относились?

– Чертов доктор лапал меня за грудь. Он понимал, что я в безвыходной ситуации и не стану поднимать скандал. Все остальное – передача денег тайком, переодевание в грязной маленькой комнате с облезлым линолеумом – было омерзительно.

– Ты ведь могла сделать подобную операцию в обычной клинике?

– Конечно, но в больнице врачи обязаны сделать пометку в истории болезни. Доктор Карэн не упустил бы случая рассказать обо всем отцу. Поднялся бы невообразимый скандал. Гораздо легче было сделать все частным образом.

– Где ты раздобыла деньги?

– Хороший вопрос! Я заняла двадцать пять фунтов у Джереми и еще тридцать у миссис Брадвелл, владелицы кафе «Собака и кость». Я выдумала невероятную историю о том, что попала в аварию и мне нужны деньги, чтобы починить машину. Я попросила миссис Брадвелл никому ничего не говорить. Я сказала, что если отец узнает об аварии, то ужасно разгневается. И случилось чудо – на столе у отца я нашла двадцать фунтов, запечатанные в конверт. Не думаю, что он заметит пропажу.

Я знала, что не было никакого чуда в появлении двадцати фунтов на столе у сэра Джеймса. Несколько дней назад я анонимно послала деньги как компенсацию за причиненный ущерб.

– Тебе больше не стоит волноваться. Все уже позади.

– Да, все позади, – согласилась Лалла, не выказывая особого энтузиазма.

Через полчаса, когда мы лежали вдвоем в темноте на кровати, Лалла спросила:

– Ты не слишком устала, не против поговорить?

– Нет, ни капли!

– Думаешь, Хамиш когда-нибудь сможет простить меня?

– Сможет ли он? Конечно! Но тебе не стоит рассказывать ему обо всем. Я понимаю, что это нечестно, но правда слишком сильно ранит его.

– Я уже написала ему. Я попросила прислать мне немного денег. Он моя единственная надежда. Я должна вернуть деньги миссис Брадвелл. Кроме того, эти двадцать фунтов, которые я взяла со стола у папы…

«Бедный Хамиш!» – подумала я. Мне оставалось только позавидовать храбрости Лаллы.

– Думаю, что он все простит. Он слишком любит тебя.

– Я так хочу, так хочу, чтобы Хамиш простил меня! – простонала Лалла. Затем, не давая мне вставить и слова, заговорила скороговоркой: – Я знаю, что наломала дров и у меня больше нет пути назад. То, что я сделала, не детская шалость. От нее нельзя отмахнуться, нельзя сделать вид, что ничего не произошло. С одной стороны, у меня не было выбора. Половина моих знакомых уже делали аборты. Каждый день тысячи женщин избавляются от нежеланных нерожденных детей. Но сегодня, когда я пришла в себя после наркоза… Над моей головой горел яркий свет, который бил прямо в глаза и заставлял их слезиться. Мне было плохо… Я была в отчаянии. В палате стоял запах резины и дезинфицирующего раствора. Я слышала разговор двух сестер за дверями палаты. Они собирались вечером пойти в кино. Одна из них открыла дверь и подошла ко мне: «Ты уже проснулась? Хорошо!» Сестра старательно избегала смотреть мне в глаза. Мне стало так тоскливо и безотрадно. Я подумала о том, что заплатила чужой жизнью за то… – Лалла остановилась, сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: – Несколько клеток, которые росли внутри меня и чувствовали себя так уютно, были жестоко вырваны и выброшены за ненадобностью. Это ведь был мой первый ребенок… маленький человечек, который должен был стать самым дорогим для меня существом. Он, как никто другой, нуждался в моей защите. Вместо этого я… Я доказала самой себе, насколько никчемным человеком являюсь. Я не ощутила долгожданной свободы. Наоборот, почувствовала, как мне не хватает родных. Мне захотелось увидеть маму… – Голос Лаллы понизился до шепота: – Такой, какой она когда-то была. Когда я была ребенком, мама казалась мне образцом постоянства и стойкости. Для всех нас стало настоящим шоком то, что с ней произошло. Мир стал совсем другим. Мне казалось, что я потеряла что-то невыразимо ценное. Я больше не могла быть счастливой! – В темноте раздался глубокий вздох. – Мама всегда была такой жизнерадостной и веселой, не похожей на других. Иногда она будила меня по утрам и мы шли в лес смотреть на детенышей барсука, которые играли в траве. Мы высаживали сад для пчел. Вокруг ульев мы посеяли мяту. Сейчас это место полностью заросло сорняками. Баузер делает там компост. Бедная мама! Я возненавидела ее, потому что не могла простить ей ее болезнь. Я не хотела видеть ее слабой. Я страстно желала, чтобы она снова стала такой, какой была прежде. Но невозможно вернуться назад. Нельзя начать все сначала! Как бы я хотела сейчас прожить жизнь по-другому. Как бы я хотела стать хоть чуточку лучше!

– Ты устала. У тебя был сегодня тяжелый день, – сказала я, обняв ее. – Конечно, ты прошла через ужасные испытания. Но тебя нельзя назвать злой или безнравственной. Напротив, я считаю, что ты исключительно смелая и честная. Я восхищаюсь этими качествами, потому что сама ужасная трусиха. Кто внушил тебе мысль, что ты невероятная грешница?

– Я чувствую себя так уже давно. С тех пор как… Думаю, что это уже не имеет значения, я должна все тебе рассказать. После всего тою, что ты уже знаешь, ничто не сможет тебя напугать, – сказала Лалла.

– Что? Расскажи мне! Я уверена, ты все преувеличиваешь.

– Когда мне было пятнадцать, у меня был роман с Френсисом. Теперь ты все знаешь, ты можешь презирать меня сколько захочешь.

– О Боже! Теперь я все поняла. Вот почему между вами постоянно словно искры вспыхивали. Было очевидно, что между вами что-то произошло. Но я никогда бы не смогла вообразить… Ты не виновата. Ты была тогда очень юной. Вина целиком лежит на Френсисе.

– Оставь! Не было ничего такого. Не было банального соблазнения развратником дядюшкой своей невинной племянницы. Это я соблазнила его. Френсис был единственным взрослым, который нравился мне. Он ужасно обращался с Сюзан, но в нем было нечто пленительное. Я думала, что на самом деле полюбила его. Это была всеохватывающая страсть. Ради нее я готова была рискнуть всем на свете. Я достигла того возраста, когда детские развлечения приелись и стали казаться скучными. Меня интересовал только Френсис. Он был таким привлекательным. Думаю, что и сейчас он выглядит не хуже.

– Да. Я понимаю, о чем ты говоришь. В нем чувствуется особое, враждебное обаяние.

– Ты обратила внимание? – Лалла перевернулась на бок, оперлась на локоть и посмотрела на меня. – Не ожидала, что ты поймешь. Однажды вечером мы с Френсисом прогуливались после ужина в парке. Я должна была выгулять собак. Сюзан ушла домой раньше – у нее, как всегда, разболелась голова. Было очень жарко. Стояла неимоверная духота, только что прошел дождь. Я дразнила Френсиса, отчаянно заигрывая с ним. Вдруг он схватил меня, крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Я ответила на его поцелуй, как умела. До этого случая мне еще не приходилось целоваться с мужчиной. Френсис швырнул меня на траву под деревья и овладел мной. Земля была влажной после дождя, мы оба вымазались в грязи. Тот факт, что Френсис мой дядя, и то, что он намного старше меня, только усиливало возбуждение. Я испытывала торжество и ужас одновременно. Все произошло очень быстро, я не достигла оргазма. Но я была по-настоящему взволнована. Не чуя под собой ног, я побежала домой и пролежала в ванной до глубокой ночи. Мое сердце билось так сильно, что я с трудом могла дышать. Я чувствовала себя совершенно другим человеком. На следующее утро Френсис пришел к нам необычно рано. Мы вышли из дому и пошли гулять вокруг озера. Он умолял простить его. Я была тронута до глубины души – Френсис, обычно такой властный и уверенный в себе, вел себя словно застенчивый мальчик. Я не разбиралась тогда в тонкостях законодательства. Я была несовершеннолетней, и все такое прочее. Мне казалось, что он переживает из-за меня. Я сказала, что влюблена в него и ни капли не жалею о том, что произошло. Я поклялась, что сохраню наши отношения в тайне… Френсис неистово овладел мной. Он был таким страстным… Тогда я не осознавала, как мало подобные отношения значат для мужчин. После этого случая мы стали встречаться так часто, как только могли. Для наших встреч мы использовали дом Френсиса, когда Сюзан уходила, пустую спальню, один раз даже беседку на мосту на озере. Мне не очень нравился секс, но меня приводило в восторг чувство, что я могу подарить кому-то нечто настолько приятное. Френсис называл меня своими воротами в рай. Отвратительная банальность, не правда ли? – Лалла издала громкий звук, нечто среднее между смехом и стоном. – Осенью я вернулась в школу. Я не могла ничего с собой поделать, я думала только о нем. Френсис сказал, что нам не следует писать друг другу, что если кто-либо узнает о наших отношениях, то ему придется отречься от сана – он не сможет смотреть прихожанам в глаза. Когда я вернулась домой на рождественские каникулы, Френсис явился к обеду, как обычно. Он был превосходен и, как всегда, абсолютно уверен в себе. Когда он смеялся, то показывал все свои зубы. Мне всегда нравились открытые люди. В тот вечер Френсис даже не взглянул на меня. На следующий день я с нетерпением ждала, когда же он придет. В отчаянии я направилась к его дому Френсиса не было на месте, он уехал по делам. Он не оставил мне даже записки. День шел за днем. Мне казалось, что я сойду с ума от сомнений, ожидания и надежды.

– Могу представить, что ты чувствовала, бедняжка! – Я вспомнила Джека и ужасное состояние, в котором находилась.

– В конце концов я поняла, что Френсис намеренно избегает встреч со мной. Мне так и не удалось побыть с ним наедине. Затем я услышала сплетню о миссис Тролл – вдове средних лет с двойным подбородком. Я представляла ее скучной толстушкой с уютной двуспальной кроватью и скудными познаниями в любовных играх. Однажды я стояла в магазине и услышала краем уха разговор двух женщин. Они говорили, что Френсис не знает стыда и что следует пожаловаться на него епископу, Я вернулась домой и рухнула на кровать, у меня не было сил. Остаток каникул я провела, не выходя из своей комнаты. Я сказала, что простудилась. Вернувшись в школу, в первый же выходной я отправилась на вечеринку с Фионой Паркс-Бентли. Я отдалась кому-то из гостей на груде пальто в прихожей. Мой новый любовник оказался самым тупым человеком на земле. Он называл меня своей принцессой, но, когда все кончилось, встал, застегнул пуговицы на штанах и сбежал вниз по лестнице, даже не попрощавшись. Я сделала это, потому что хотела отомстить Френсису. Хотя как он мог узнать об этом? Я хотела также причинить боль себе и заставить себя забыть Френсиса. Это было только начало.

Лалла задрожала. Я лежала, всматриваясь в темноту, и думала, что сказать, как мне найти слова, чтобы ее утешить. Но не успела я сформулировать мысль, как Лалла проговорила с неистовством, напугавшим меня:

– Знаешь, я ненавижу его! Я понимаю, что он недостоин моей ненависти, но все равно продолжаю ненавидеть. Я ненавижу его настолько, что не могу представить достаточную кару для него.

Лалла уткнулась лицом в подушку, обхватила голову руками и стала плакать. Она корчилась в рыданиях, словно под пыткой. Я обняла ее. Мои глаза наполнились слезами. Лалла положила голову мне на плечо. Ее рыдания стали тише. Я не пыталась остановить ее.

– О Виола! – прохрипела она, когда слезы перестали катиться по ее щекам. – Что я наделала? Что я наделала?..

Глава 23

– Ты не хочешь остаться еще на несколько дней?

Я сидела на кровати и наблюдала, как Лалла ест завтрак. Я принесла ей на подносе завтрак в постель – тост и яйцо, сваренное всмятку. Дэниел недавно показал мне, как готовить яйца. Я научилась варить (всмятку и вкрутую), запекать с соусом Tarragon [58]58
  Tarragon – эстрагоновый ( фр.). ( Примеч. ред.).


[Закрыть]и горчицей и жарить омлет и болтушку со скорцонерой. Я невероятно гордилась своими успехами.

Я срезала розу, единственную розу, которую мне удалось вырастить во дворе, и поставила на поднос в стеклянном стакане. Не уверена, что Лалла обратила на розу внимание, но я чувствовала себя гораздо лучше, пытаясь сделать для подруги хоть что-то. После вчерашнего разговора я поняла, что никто никогда ничего не делал для Лаллы. С самого раннего детства она была вынуждена бороться с житейскими невзгодами самостоятельно. Мне не составляло большого труда выполнить обещание, данное Хамишу, – чувство привязанности, а не долг толкало меня к этому. Я очень надеялась, что Хамиш сможет понять и простить Лаллу, хотя мой собственный опыт общения с мужчинами говорил об обратном. Мужчины не склонны прощать. Они не готовы ставить чужую боль выше собственной гордости. Конечно, мой отец был исключением из общего правила – он безропотно прощал маме все ее многочисленные прегрешения.

– Спасибо, но в Лондоне можно замечательно провести время, лишь имея карманы, полные денег. У меня сейчас нет ни гроша. К тому же я слишком подавлена, чтобы составить тебе хорошую компанию.

– Мне все равно, какая ты компания. Ты можешь приходить к нам в офис и сидеть на балконе, читать книги, спать и разговаривать со мной. Передохни немного, ты выглядишь усталой.

– Ты словно добрая няня, Виола! – Я рада была услышат в интонации Лаллы привычную резкость. – Тебе необходимо иметь огромный выводок детей, чтобы нянчиться с ними, водить на прогулку и подавать горшки. Я не открывала книгу уже несколько лет. Кроме того, не думаю, что Джайлс будет особенно счастлив увидеть меня вновь. Я причинила ему боль. Боюсь, что я вела себя с ним неподобающе. Впрочем, я веду себя так всегда.

– О, Джайлс не будет возражать! – Я уже упоминала, что чувство такта не является моим главным достоинством. – У него сейчас бурный роман с девушкой по имени Джулия Семфил-Смит. Джайлс решил начать новую жизнь. Он больше не хочет быть таким серьезным. Джулия хорошенькая, но абсолютная пустышка. Она нужна Джайлсу лишь для одного…

– В самом деле? – Лаллу, казалось, не слишком обрадовала эта новость. – Я почему-то думала, что у Джайлса хороший вкус.

– В этом-то и суть. Ему осточертело быть рафинированным эстетом. К счастью, Джулия больше не заходит наверх, в офис: ее раздражает мое присутствие. Джулия ошибочно полагает, что это я увела у нее Пирса. Большую часть времени я абсолютно одна. Тиффани приходила довольно часто…

Я замолчала. Лалла вежливо выслушала мой рассказ о невзгодах Тиффани, но мне было ясно: Лалла не в настроении выражать сочувствие, особенно после того, как услышала, что неприятное решение прервать беременность было принято за Тиффани всемогущей Природой.

– О Господи! Ваш офис превратился в приют для падших женщин. Нет, спасибо! Очень милое предложение, но лучше я вернусь домой и стану зализывать раны в одиночестве. Кроме того, мне следует дождаться ответа Хамиша – он вскоре получит мое письмо. Я по-настоящему обессилена. Слезы измучили меня.

– Все еще наладится. Нет худа без добра.

– Может быть, – ответила Лалла уклончиво.

Спустя час Лалла стояла на пороге. Такси ожидало ее на улице у входа. Лалла обняла меня и прижала к себе так крепко, что я чуть не задохнулась. В ее зеленых глазах блестели слезы.

– Прощай, Виола! Я никогда не забуду твоей доброты. Приезжай к нам! Обещаешь?

– Обещаю! Передавай привет своей маме!

– Бедная мамочка! Я постараюсь стать хорошей дочерью. Ты забыла передать привет Джереми.

Лалла узнала почерк Джереми на конверте, который лежал у меня на столе. Она удивилась, обнаружив, что Джереми состоит в переписке со мной.

– Ваши отношения – самая большая загадка для меня. Я видела, что ты ему нравишься, но не представляла, насколько сильно он влюблен. Как мало мы знаем наших близких!

Лалла села в такси и уехала. Я проводила ее взглядом. Мне было грустно. Затем я поспешила в офис: мне предстояло напечатать несколько писем. Я печатала целую вечность – мне трудно было сосредоточиться. Я думала о Лалле и Тиффани, постоянно сбивалась и делала глупые ошибки. В обеденный перерыв я съела сандвич и поспешила в больницу к Тиффани. К своему удивлению, я обнаружила, что кровать Тиффани спрятана за шторами. Сестра позвала меня из-за стола и сказала, что у Тиффани жар и посетители к ней сегодня не допускаются. Она дала мне номер телефона больницы и предложила позвонить на следующее утро. Многолетняя привычка к подчинению взяла верх. Отбросив мысль побежать и ворваться за шторки к Тиффани, я опустила плечи и покорно поплелась к выходу. Вентилятор, совершенно идентичный тому, что я купила вчера, стоял возле стола и обдавал сестру свежим воздухом.

Я решила не возвращаться сегодня в офис. Вместо этого я отправилась домой и занялась тем, что считала своей настоящей работой. Джайлс одолжил мне книгу Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», которая, как он сказал, хоть и изобилует рядом неточностей, но совершенно необходима тому, кто интересуется историей/ искусства. Я не знала, что Вазари жил в шестнадцатом столетии и был современником Микеланджело. Я начала читать и вскоре была настолько увлечена великолепной прозой, что мне показалось, что я нахожусь во Флоренции эпохи Чинквеченто [59]59
  Чинквеченто – итальянское название XVI столетия, периода расцвета культуры Высокого и Позднего Возрождения.


[Закрыть].

– Как интересно! – сказала я Дэниелу. Дэниел зашел на кухню около шести. Я читала главу о жизни Джотто и делала майонез для sauce rémoulade [60]60
  Sauce rémoulade – соус ремуляд ( фр.). ( Примеч. ред.).


[Закрыть]. – Представляешь, Чимабу проходил мимо, когда Джотто высекал изображение овцы на скале куском кремня. Он тут же предложил молодому Джотто стать своим учеником. Я увидела, как наяву, жаркий летний полдень, стадо овец и почувствовала запах розмарина, который поднимается в летнем воздухе над холмом.

– Очень романтично, но вряд ли соответствует действительности, – Дэниел засмеялся. – Вазари не является источником, заслуживающим доверия. Но, тем не менее, ты молодец, что взялась за эту книгу. Кстати, имя учителя Джотто произносится Чимабуэ [61]61
  Чимабуэ (настоящее имя Ченни ди Пепо (ок. 1240–1302)) – итальянский живописец.


[Закрыть], а не Чимабу, как ты сказала. Ты наливаешь масло в соус слишком быстро. Запомни, следует лить его капля за каплей, как дождь. Видишь, соус распался на фракции.

– О черт! Сколько еще предстоит выучить. Кажется, у меня получается только поверхностно знакомиться с предметами. Сейчас я поняла, что можно потратить целую жизнь лишь на то, чтобы получить базовые знания об итальянском Ренессансе. Узнать все за несколько недель совершенно невозможно. Что же мне делать с соусом?

– Все равно стоит начать. Ты получишь представление о времени. Майонез придется приготовить заново. Возьми свежий желток! Ради Бога, убери книгу со стола, ты запачкаешь ее. Хорошее издание, замечательный переплет.

Дэниел раскрыл книгу и на титульном листе увидел надпись «Джайлс Фордайс», сделанную элегантным, немного скошенным почерком. Улыбка исчезла с его лица.

– Этот парень, по-видимому, слишком хорошо о тебе думает, если дает тебе подобные книги. Слава Богу, он не видел, как ты капнула маслом на страницу. – Дэниел холодно взглянул на меня. Его черные глаза осуждающе сузились. – Это он приглашал тебя на ленч? Он пишет письма, которые я постоянно нахожу в холле на столе?

– Что ты! Конечно, нет! Могу тебя уверить, что Джайлс ни капельки не интересуется мной. Он считает своим долгом вытянуть меня из плена невежества. Это просто любезность с его стороны. Он уже встречается с другой девушкой.

– Любезность? Ага, я понял. А другой любовник? Который несколько раз подвозил тебя домой?

– Пирс? Господи! Ты почему-то недолюбливаешь его. Я уже давно порвала с ним.

– Почему же тогда он приперся вчера поздно вечером? Он был настолько пьян, что еле стоял на ногах. Думаю, что его привлекла сюда не моя коллекция китайского фарфора.

– Я не знала, что он приходил. Почему ты не сказал мне?

– Было слишком поздно. Ты и твоя подруга уже спали. Я тоже спал, но услышал звон колокольчика, встал и открыл дверь. Я объяснил твоему другу, что мы не принимаем посетителей после десяти. Он настаивал, но я был непреклонен. Он сказал, что ты единственная его любовь и что он собирается покончить жизнь самоубийством. Я посочувствовал, но остался тверд.

– Прости, пожалуйста! Очевидно, он сильно тебя допек.

– Ничего страшного. Мы, пожилые люди, умеем справляться с непрошеными гостями.

– В самом деле, Дэниел! Ты говоришь так, словно тебе сто пятьдесят лет. Глупо притворяться, что ты вот-вот впадешь в старческий маразм. Я никогда не думала о тебе как о человеке, который намного старше меня.

– Никогда? Правда? – Дэниел поднял брови и улыбнулся холодной тонкой улыбкой. – Я польщен. Теперь ты должна добавить горчицу и траву. Что ты делаешь? Нельзя класть каперсы в соус целиком! Ты должна хорошенько измельчить их. Никогда еще мне не приходилось видеть женщину, которая была бы, как ты, напрочь лишена кулинарной интуиции.

Дэниел ушел, оставив меня на кухне в одиночестве. Я безуспешно пыталась измельчить ингредиенты соуса в соответствии со стандартами Дэниела. Он вернулся, когда я успела покрошить половину корня сельдерея мелкой соломкой.

– Я намереваюсь превзойти в благородстве мистера Джайлса Фордайса, – сказал Дэниел с сарказмом в голосе. Он положил на стол, подальше от моих мисок с соусом, восемь книг. – Если ты на самом деле желаешь заняться самообразованием, то должна прочитать все это. Эти восемь книг сформировали политическую историю человечества. Начни с «Законов Хаммурапи», которые написаны в Вавилоне за восемнадцать столетий до Рождества Христова. Затем прочти «Книгу Мертвых», которая сможет объяснить озабоченность древних египтян потусторонним миром. Эта озабоченность предопределила статический характер древнеегипетской цивилизации. Третья книга – Тора, священная книга иудеев. Четвертая – поэмы Гомера. Они лежат у истоков древнегреческой культуры. Пятая – «Законы Ману», памятник древнеиндийской литературы. Шестая – Конфуций. Он оказал огромное влияние на умы правителей Китая. Седьмая – «Республика» Платона, восьмая – «Политика» Аристотеля. Таким образом, мы добрались до 330 года до нашей эры.

– Немало! – беззвучно вздохнула я, глядя на объемную стопку.

Я взяла в руки Тору, обложка которой была потрепана немного больше остальных. На титульном листе было написано: «Дэниел Эзра Эбельмелех, 1946 г.».

– Это моя собственная копия Торы. Видишь, я не желаю, чтобы кто-то превзошел меня в галантности. – Дэниел нарочито вежливо поклонился до пояса.

– Это твое настоящее имя?

– Конечно. Когда я прибыл в Англию, то решил, что навсегда порву со своим еврейством. Поэтому я взял фамилию Фогг. На следующий день после моего прибытия на Лондон спустился густой туман. В желтом дыму нельзя было разглядеть пальцы на вытянутой руке.

– Как интересно! Я и понятия не имела, что ты еврей.

– Ах! Перед тобой человек с характерной внешностью и именем Дэниел, а ты не догадывалась, что я представитель избранного народа! – Дэниел злобно рассмеялся. Его смех перешел в сухой кашель.

– Извини меня, пожалуйста! – промямлила я виновато. – Я не узнала в тебе еврея лишь потому, что нечасто в своей жизни встречала евреев. По правде говоря, я не встречала ни одного из них.

Я мучительно старалась вспомнить все, что мне приходилось слышать о евреях. Р. Д. однажды назвал знакомого «еврейчиком». Безусловно, Р. Д. хотел унизить его. Я не знала смысла этого слова, но чувствовала негативную интонацию. Вряд ли среди моих школьных подруг были еврейки. Все, что я знала о еврейском народе, было почерпнуто из книг. Я вспомнила старого доброго еврея Риа из романа Диккенса «Наш общий друг». Риа намного превосходил по своим человеческим качествам хозяина-христианина, но был абсолютно беззащитен. Его притесняли и унижали абсолютно все. Джордж Элиот попыталась оправдаться за «Мальтийского еврея» [62]62
  «Мальтийский еврей» – поэма Кристофера Марло.


[Закрыть]и Шейлока [63]63
  Шейлок – герой пьесы Шекспира «Венецианский купец».


[Закрыть], когда написала «Дэниел Деронда». Но в ее романе хороший еврей является исключением из общего правила. Он не похож на других представителей своего народа. В голове пронеслись строки из «Венецианского купца»: «Да разве у жида нет глаз? Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас отравить – разве мы не умираем?» [64]64
  Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]