Текст книги "Танец для двоих"
Автор книги: Виктория Клейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)
Ники подождал, пока я догоню его.
– Скажи, все взрослые бывают несчастными? А ты, ты всегда счастлива?
Я наклонилась, положила руки ему на плечи и пристально взглянула. Его большие умные глаза под короткой, мышиного цвета челкой смотрели растерянно и тревожно, узкое лицо побледнело.
– Нет, бывают дни, когда я несчастлива, – ответила я.
– Знаешь, я часто молюсь, чтобы Господь сделал мир менее… жестоким. Но если он не услышит, если он не поймет, если все будет только хуже? Может быть, не стоит беспокоиться об огромном мире и попросить Господа сделать что-нибудь для меня? Я буду молиться, чтобы он подарил мне побольше таких замечательных дней, как сегодня. Ведь эту скромную просьбу гораздо легче исполнить.
– Похоже, что ты прав, – сказала я. – На твоем месте я бы попыталась.
Мы молча шагали к загородке для кур, размышляя о непреходящем значении вечных ценностей. Для того чтобы подобраться поближе, мы должны были пересечь внутренний двор фермы. Двор превратился в черное вязкое болото.
– Здесь всегда так весной, когда заканчивается зима и тает снег, – сказал Ники, смело ступая ногой в чавкающую грязь. – Во всем виноваты коровы, это они превращают землю в трясину. – Он показал пальцем на пристройку поверх сарая: – Там, наверху, комната Хаддла.
– Его жилище выглядит не слишком комфортабельно.
– Раньше он спал в новом крыле, но крыша в его комнате стала протекать. Папа предложил ему перебраться в свою гардеробную, но Хаддл отказался. Он болтал всякий вздор о том, что ему и так известно достаточно гадостей и он не хочет знать больше. Теперь Хаддл счастлив – он любит неудобства и обожает жаловаться на жизнь. – Ники продолжил: – Однажды я застрял здесь в грязи и не мог пошевелиться. Мне пришлось оставить сапоги в трясине, чтобы выбраться. Это болото очень обманчиво.
– Это как раз то, что мне придется сейчас сделать. Знаешь, я не хочу возвращаться в дом босиком! – воскликнула я в сердцах. – Бедняжка Хаддл, ему, должно быть, жутко холодно в морозную погоду… О, взгляни, он, кажется, абсолютно доволен собой, вытянувшись на солнце и облизывая свои славные маленькие лапки.
Я, конечно же, имела в виду кролика, а не Хаддла. Мы подошли к загородке и разбросали остатки сандвичей по полу. Куры окружили нас, истерически кудахтая.
– Давай проверим, может, мы найдем яйца! – предложила я.
Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать куриный переполох. Я наклонилась и заглянула в курятник. Внутри, В темноте, блеснули белки глаз. Леди Инскип сидела на жердочке, утопив ноги в солому. Медленно, словно нехотя, она подняла палец и прижала его к губам.
Глава 12
Я стояла на кухне, рассматривая с опаской тушки двух куриц, которые мы купили сегодня утром в Литтл Уиддоне. Часы показывали семь часов вечера. Зазвонил телефон, я подпрыгнула от неожиданности. После долгих поисков мне удалось найти аппарат на подоконнике за шторой. Телефон продолжал звонить, я взяла трубку.
– Говорит Мэйбл Фордайс, – раздался отрывистый голос. – Можно мне поговорить с Джайлсом?
– К сожалению, его еще нет дома. Он поехал кататься на лошади. Вы, должно быть, его мама. А я Виола. Отуэй.
– Очень приятно! Джайлс много рассказывал о вас. Он звонил сегодня утром, но меня не было дома, я ходила по магазинам. Скажите, чтобы дал мне знать, каковы его планы на выходные. Я собираюсь устроить вечеринку и игру в бридж для своих друзей. Если Джайлс приедет, то будет слоняться вокруг с унылым видом, наводить тоску на моих гостей и отвлекать их от игры.
Ее искренняя, задушевная манера разговора и дружелюбный, немного хриплый голос заядлого курильщика вселили в меня мужество. Набравшись смелости, я спросила:
– Вы случайно не знаете, как готовить цыплят? Понимаю, мой вопрос звучит несколько странно, но кухарка уволилась, частично по моей вине, в доме никого больше нет, кроме леди Инскип и ее служанки, которая не совсем здорова… Простите, я имею в виду не служанку, а миледи. Короче говоря, восемь голодных людей соберутся на ужин через час, и нам будет совершенно нечего есть.
Миссис Фордайс издала короткий смешок.
– Ты оказалась в непростой ситуации, дорогуша, я должна тебе помочь. Попробуй найти какой-нибудь жир!
– Одну минуту. – Я внимательно обследовала холодильник и нашла маргарин, покрытый, как мехом, серой шелковистой плесенью. Я выбросила его в мусорное ведро вместе с кастрюлей, в которой он находился. Подбежав к телефону, я прошептала: – Подождите, не вешайте трубку, я все еще ищу! – Продолжив поиски в кладовой, я нашла бутылку. На этикетке было написано «Кукурузное масло». – Как вы считаете, оно подойдет? Масло не очень хорошо пахнет, но я больше ничего не смогла найти.
– Это лучше, чем ничего. Положи цыплят в сковороду, проверь, чтобы внутри не было потрохов! Налей сверху две столовые ложки масла, посоли, поперчи и поставь в горячую духовку на один час с четвертью!
– Это все? Кажется, не очень сложно! – вздохнула я с облегчением. – Даже я смогу справиться с этим… Подождите, а что такое потроха?
– О Господи! Ты еще слишком неопытна, чтобы оставаться одна на кухне. Потроха – это то, что находится внутри, – сердце, печень, желудок. В наши дни потроха продаются отдельно, завернутыми в пластиковые пакеты. Положи их в сковороду, добавь немного вина, воды, лука и моркови, доведи до кипения, и у тебя получится превосходный соус.
– В самом деле? – Мой голос звучал в высшей степени удивленно.
– Будешь мне благодарна всю оставшуюся жизнь. Не волнуйся, дорогуша, любой дурак сумеет научиться готовить… Прости, я не тебя имела в виду, – добавила миссис Фордайс мягко. – Я оставлю свой номер телефона, ты можешь позвонить, если возникнут трудности.
– Огромное, огромное спасибо! – воскликнула я с искренней почтительностью ученицы.
В течение сорока пяти минут мне пришлось позвонить ей дважды. Цыплята шипели в духовке, постепенно покрываясь золотистой корочкой. Варился картофель. Рядом на печи, в кастрюле с зеленой брюссельской капустой, кипела вода. Я искала лейкопластырь – пытаясь натереть хлеб для хлебного соуса, я больно поранила палец. Дверь отворилась, в кухню вошла Сюзан.
– Я пришла посмотреть, чем я могу тебе помочь. О Господи, сколько крови! – Сюзан нашла моток пластыря и аккуратно заклеила рану на моей руке. – Давай-ка лучше я сама доведу все до ума!
Сюзан смела запачканные кровью крошки в мусор, взяла хлеб и за считанные секунды натерла целую гору. Ее движения были уверенными и быстрыми, было видно, что она занимается приготовлением пищи не в первый раз.
– Ты умеешь готовить! – промолвила я с восхищением.
– Я должна была научиться. Отец считает, что все на свете, кроме Инскипов, конечно (они живут на другой планете, отличной от нашей), должны уметь готовить. Мы все можем быть поварами.
– Как я тебе завидую! – воскликнула я со вздохом. В словах Сюзан слышался скрытый вызов, а я не желала вступать в перепалку. – Я покрошу лук, если ты не возражаешь?
– Я все сделаю сама. Ты снова поранишься.
Я знала, что лучший способ смягчить гнев человека, который чувствует себя ущемленным, – это продемонстрировать полную покорность. Я подала Сюзан бутылку молока, принесла из кладовки гвоздику и мускатный орех.
– Картошка варится слишком долго, – заметила Сюзан злорадно. – Из нее лучше сделать пюре. Ты можешь найти сливочное масло?
Я побежала в кладовую искать масло с готовностью добровольного раба. Когда я вернулась, Сюзан взбивала пюре. Казалось, что весь ее гнев обратился на картошку, а затем постепенно сошел на нет.
– Мы должны поставить тарелки на нижнюю полку в духовку, чтобы подогреть, – голос Сюзан звучал почти сердечно. – Хаддл не будет нам помогать. Он считает, что работа на кухне – исключительно женское дело. Не понимаю, как дядя терпит его. Конечно, очень трудно найти человека, который согласился бы оставаться в таком месте. Кроме того, во время войны Хаддл служил с дядей Джеймсом в одном полку. Я видела их вдвоем на фотографии. Ты не поверишь, какими молодыми и красивыми они были.
– Что ж, думаю, сэр Джеймс был гораздо стройнее и не такой рыжий. А Хаддл… У него приятное лицо. Он чем-то похож на полярного медведя. А может, на… не знаю, наверное, на свете нет такого животного.
– Не смей называть дядю Джеймса толстяком! – былая резкость вернулась в голос Сюзан.
– Я не называла его толстяком. Просто… по сравнению с Джереми, который такой стройный и высокий…
– Ты права. Но дядя Джеймс был тем, кем Джереми никогда не стать. Он был очень сильным, энергичным – настоящим мужчиной. Ты поймешь, каким он был, когда увидишь его лицо на старых фотографиях. Во время войны он был полковником. Затем стал работать в министерстве иностранных дел. Он был уже в довольно зрелом возрасте, когда женился на тете Милли.
Судя по голосу, Сюзан не одобряла дядин выбор.
– Мне бы хотелось приготовить пудинг. Кажется, вчера он понравился сэру Джеймсу.
Мои соображения подействовали на Сюзан, как волшебство. Она порылась в сумках с покупками и нашла пучок бананов. Нарезав их вдоль и сбрызнув лимонным соком, ромом и коричневым сахаром, она поставила бананы в духовку.
– Лалла предложила в качестве закуски салат из помидоров, – отважилась сказать я.
– В самом деле? – Сюзан презрительно фыркнула. – Естественно, ее высочество боится замарать руки, она всегда уступает работу другим.
– Расскажи мне как, и я с радостью нарежу салат сама! Ты и так уже сделала достаточно. Я никогда бы не справилась без твоей помощи.
– Не понимаю, почему вы позволяете Лалле вести себя подобным образом? Почему ей все сходит с рук? – Сюзан нашла сетку с помидорами, высыпала помидоры в дуршлаг, поставила в раковину и с силой рванула кран с холодной водой, обдав нас обеих брызгами. – «Каждому воздастся по делам его», – процитировала Сюзан. – Справедливое высказывание, когда оно касается кого-то другого, но абсолютно несправедливое, когда оно касается меня.
Ее щеки покраснели. Она посмотрела на меня. Ее маленькие серые глазки буравили мое лицо. Возникла пауза. Затем Сюзан выпалила с неприкрытой тоской:
– Тебе нравится Лалла?
Я помолчала минуту. Сегодня утром Лалла позвала меня в свою комнату, открыла шкаф и сказала, что я могу взять все, что хочу. Ее комната была неожиданно яркой, окрашенной в розовые и белые тона, с кисейными оборками и атласными подушками на кровати.
– Отвратительно, не правда ли? – спросила она, увидев изумление в моих глазах. – Мама отделала комнату таким образом, когда я была совсем маленькой. В дальнейшем у нас никогда не хватало денег, чтобы поменять обстановку. Когда я нахожусь в спальне, мне хочется надеть кружевные штанишки, взять на руки куклу или покататься на трехколесном велосипеде.
Она засунула палец в рот и покачала бедрами, пародируя миловидную маленькую девочку. Я засмеялась, удивляясь тому, что леди Инскип когда-то была настолько энергичной, что сумела превратить комнату в настоящий праздник экстравагантности.
– Тогда мама была здорова, – сказала Лалла, словно прочитав мои мысли. – Она не всегда была сумасшедшей старухой, какой ты видишь ее сейчас. У нее случился нервный срыв, когда родился Ники. Кажется, это называется родовая горячка. Мне тогда было девять лет, я не очень хорошо помню, какой мама была до этого. Помню только, что она обожала вечеринки и была очень жизнерадостной… И очень красивой… Бедная, бедная мама.
– Она выглядит довольно несчастной, – осторожно промолвила я, – очень мягкой и беззащитной. Думаю, ей нужна поддержка. Она не виновата в том, что не может самостоятельно противостоять ударам жестокой судьбы. Кроме того, она беззаветно любит тебя.
– Что ты имеешь в виду? – Лалла напряглась.
– Мне кажется, если кто-то любит тебя, то ты имеешь перед ним определенные обязательства…
– Я никого не просила любить меня.
– Никто не просит об обязательствах, все просят об удовольствиях. Обязательства же необходимо исполнять, нравится тебе это или нет.
– Ты считаешь, что я должна быть поласковей с мамой? Ты это имеешь в виду?
Я промолчала. Лалла поймала мой взгляд.
– Ты права, я все понимаю. Я прекрасно знаю, что не должна вести себя так. Думаешь, мне легко видеть маму в таком состоянии? Но иногда она бывает слишком назойливой… Знаешь, я не верю эмоциям, особенно своим собственным! – вдруг добавила Лалла с горькой иронией, заставив меня подумать, что леди Инскип – не единственное существо в доме, которое нуждается в поддержке и защите. – Это случилось в самое неподходящее время. Когда мама заболела, я только-только перешла в новую школу. Мне так нужно было знать, что дома все хорошо… Извини, я не пытаюсь вызвать сочувствие, но моя жизнь превратилась в ад. Отец не выдержал этого и замкнулся в себе. Он просто перестал разговаривать. Думаю, он винил Ники во всем, что произошло. Конечно, Ники может быть невыносимым, но глупо обвинять несчастного ребенка в том, что он родился на свет. – Лалла замолчала. – Примерь этот свитер. Он немного маловат на меня, возможно, придется тебе впору.
Я разделась. Вид моих трусиков заставил Лаллу кататься по кровати в приступе смеха. Я перестала испытывать симпатию к грустным клоунам с их резвыми прыжками на арене, веселыми пантомимами и неимоверной усталостью за кулисами. Единственное, что нужно артисту, – это пара забавных трусов, и успех обеспечен.
– Трусы выглядят просто великолепно, – сказала Лалла, пока я примеряла свитер и джинсы. Она зажгла сигарету. – Я так рада, что у вас с Джереми все хорошо. Я очень беспокоюсь о нем. Обещай, что ты заставишь его заняться чем-то полезным. Он теряет время, слоняясь по дому или делая то, чем не желает заниматься отец.
– Хорошо, но, думаю, ты преувеличиваешь мои возможности. Мы с Джереми просто друзья.
– Чепуха! Совершенно очевидно, что он без ума от тебя. Ты первая женщина на моей памяти, которая ему нравится. Пообещай мне, что ты используешь свое влияние.
Я пообещала.
– Я ненавижу сюсюкаться, – сказала Лалла. Она лежала животом на кровати и вытягивала нитки из стеганого одеяла. – Я не люблю фальшь. Терпеть не могу, когда некоторые изображают глубокие чувства, выставляя напоказ, какими замечательными и стоящими людьми они являются. Но я… я на самом деле люблю Джереми больше всех на свете…
– Да, – ответила я Сюзан, когда в моей голове снова промелькнул этот разговор. – Мне нравится Лалла.
Ужин удался на славу. Френсис ел с огромным аппетитом и несколько раз просил добавки.
– Кажется, в доме появился настоящий повар! – произнес он, жадно причмокивая лоснившимися от хлебного соуса губами.
– Мне помогала Сюзан. Ее вклад невозможно переоценить.
– Ах, Сюзан! Да, у нее есть некоторые таланты. – Френсис улыбнулся, давая понять, что ни во что не ставит способности Сюзан.
– Мы проскакали галопом десятки миль, – мечтательно произнесла Лалла. – Я так устала. Мне кажется, если я сейчас лягу в постель, то буду спать вечно.
– Я счастлив услышать, что хоть кто-то провел время с удовольствием, – сказал Джереми. – Мне же сегодня досталось. Старый Берден заставил меня обследовать каждый чертов дюйм на берегу. Боже! Я ненавижу жить в деревне. Почему бы нам не продать все и не переселиться куда-нибудь в Челси?
– Кто захочет купить эти развалины? – набросилась на него Лалла. – Может, только какой-то лунатик, который слоняется по округе и которому некуда девать деньги.
Я вдруг услышала, как кто-то мяукает. Поначалу мне показалось, что это Флаффи пробралась в столовую, но потом я поняла: мяукала леди Инскип.
– Сегодня мы споем что-нибудь из «Пиратов Пензаса» [28]28
«Пираты Пензаса» – комическая опера А. Салливена и У. Гилберта.
[Закрыть], – сказал Френсис. Он бросил злобный взгляд на Лаллу. Если бы он посмотрел подобным образом на меня, то я бы разразилась слезами.
– Я буду безмерно благодарен, если вы наконец запомните: это мой дом! Вы говорите о нем, словно дом для вас тяжкое бремя. Я же когда-то был здесь счастлив. – Налитые кровью глаза сэра Джеймса яростно смотрели поверх куриной ноги, в которую он вцепился зубами. В этот момент он напомнил мне Вольдемара, собака грызла кости с таким же упоением. – Если кому-то на все наплевать, то он может покинуть нас. Я не собираюсь никого задерживать.
Воцарилось неловкое молчание. Я заметила, что в моей тарелке из-под брюссельской капусты выглядывает нечто похожее на червяка. «Что же это может быть?» – подумала я. Повинуясь инструкциям Сюзан, перед тем как подавать соус на стол, я процедила его несколько раз и извлекла все лишнее. Стараясь не привлекать внимания, я приподняла капусту кончиком вилки и, к своему облегчению, обнаружила небольшой кусок резиновой ленты, которой были перевязаны ноги цыплят. Миссис Фордайс говорила, что нужно снять ленты с куриных ног. Я помнила отчетливо, что сняла резинку с ног одной курицы, но, очевидно, забыла о другой. Резинка оказалась с курицей в духовке и намертво пристала к мясу. «У кого же в тарелке оказалась остальная часть ленты? Может ли человек умереть, если он съест это?» – спрашивала я себя. Мне было стыдно. Я молчала, опустив глаза.
Френсис положил на стол нож и вилку. Он, как священник, должен был иметь богатый опыт в преодолении неловкого молчания – его к этому обязывала профессия. Он ежедневно вещал пастве с амвона, отвращал заблудших овец от козней дьявола, распространял билеты благотворительной лотереи, умасливал епископа и напутствовал умирающих. Мне было сложно представить, как Френсис вдохновляет кого-либо на благородный поступок, скорее наоборот. Душа несчастного, который, умирая, обнаружил бы Френсиса у своей постели, немедленно унеслась бы в ад.
Моя голова постоянно была занята подобными ненужными мыслями. Поэтому мне никогда не удавались попытки подбросить дров в затухающий разговор.
– Доктор Джонсон… – Френсис сделал паузу, чтобы удостовериться, что он привлек всеобщее внимание. – Доктор Джонсон сказал, что человек редко размышляет о чем-то с большей серьезностью, чем о своем обеде. Как жаль, что за многие тысячелетия мы ненамного продвинулись вперед по сравнению с нашими дикими предками. Как жаль, что мы продолжаем оставаться такими же примитивными.
– Ты прав, кому, как не тебе, знать об этом! – съязвила Лалла.
Френсис и Лалла были похожи на двух тигров в клетке. Видеть, как они рычат, бешено бьют хвостом и скалят зубы друг на друга, было страшно. Их ярость, казалось, могла пролиться на любого из нас. Френсис перестал улыбаться и часто задышал, набирая воздух полной грудью.
– Не думаю, что это справедливое высказывание, – присоединился к разговору Джайлс, невидимый в полумраке, – голос, лишенный телесной оболочки. – Хорошо известно, что великие люди, вовлеченные в великие деяния, свободны от обычных человеческих слабостей. Вазари [29]29
Джордже Вазари (1511–1574) – итальянский художник, архитектор, скульптор, историк искусства; автор книги «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих».
[Закрыть]в своих «Жизнеописаниях живописцев» писал: Пьеро ди Козимо [30]30
Пьеро ди Козимо (1462–1521) – флорентийский художник.
[Закрыть]не ел ничего, кроме вареных яиц. Он варил несколько сотен яиц за раз и держал в сумке возле мольберта.
– Представляю, какой вред он нанес своему пищеварению, – сказал Джереми удивленно.
– А сколько возни чистить эти яйца, – добавила Лалла. – Почему не яблоки или помидоры? По крайней мере их не надо чистить или варить.
Меня восхищала эрудиция Джайлса – как много он всего знал, как много книг перечитал. В который раз я пожелала, чтобы Джайлс относился ко мне более снисходительно. Общение с ним давало мне больше, чем любая школа, я узнавала огромное количество неизвестных мне ранее фактов о философии, истории, искусстве – тех областях знаний, которые наиболее интересовали меня.
– Очевидно, уважаемый доктор имел в виду ординарных людей, таких как мы с вами, – по тону Френсиса было ясно, что он включил себя в список ординарных личностей только из скромности, – живущих заурядной жизнью, выполняющих повседневные обязанности – обычных смертных, а не гениев.
– А как бы вы описали гения? – спросила я.
Мой вопрос Дэниел назвал бы бессодержательным, но всегда, когда я задавала его, я получала превосходный результат. Большинство людей втайне, а может и открыто, считают, что если бы у них появилось свободное время, то они смогли бы написать книгу, сочинить симфонию или представить миру экономическую теорию, которая вознесла бы их на Олимп и искупала в волнах славы. У каждого есть свой персональный интерес в определении гениальности.
Френсис, задумавшись, наморщил лоб.
– Талант легко может сделать то, что другие делают с трудом. Гений же может сотворить невозможное.
– Да, я обожаю это определение, – сказал Джайлс. – Фредерик Амиель [31]31
Амиель, Анри Фредерик (1821–1881) – французский писатель и философ. ( Примеч. ред.).
[Закрыть], не правда ли?
Последовала короткая пауза.
– Вы правы, – ответил Френсис. – Не ожидал, что кто-то узнает цитату.
После ужина все перешли в гостиную. Леди Инскип, Френсис и Сюзан расположились возле рояля.
– Какой ужас! – сказала Лалла, когда Сюзан ударила пальцами по клавишам, а к неуверенному сопрано леди Инскип присоединился мягкий баритон ее брата. – Это напоминает мне тягостные благотворительные концерты, на которые нас заставляли ходить в детстве. Папа отправлял нас одних, потому что терпеть не мог подобные мероприятия.
– О нет! – Лалла закрыла пальцами уши. Леди Инскип пыталась взять высокую ноту и немного не дотянула. – Сейчас подобные концерты в нашем доме происходят каждый вечер. Это возмездие для тебя, папочка!
Джайлс и Лалла сидели рядом на диване, но мне было прекрасно слышно, о чем они говорят.
Джереми заваривал себе кофе. Сэр Джеймс застыл в кресле, прикрывшись газетой. Он делал вид, что читает «Сельскую жизнь». Лалла смеялась и выглядела чарующе. Я не удивилась, когда Джайлс взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
– Телефон, мадам! – сказал Хаддл, зловеще нависнув над Лаллой. – Инспектор полиции ее величества.
– О Господи! – сказала я. – Почти как в пьесе Пристли. Какая еще страшная тайна будет раскрыта?
Сэр Джеймс опустил газету и посмотрел на меня с любопытством, словно сомневаясь в моей нормальности.
Уже спустя несколько минут я жалела, что не смогла сдержаться и не промолчала. Лалла вернулась обратно в заметно подавленном состоянии. Она подошла к камину и мрачно уставилась на тлеющие угли. В комнате воцарилась тишина, все были заинтригованы.
– Звонил Хамиш. Он вернулся из Вашингтона. Завтра он будет здесь.
Я заметила, как Джереми бросил быстрый взгляд на Джайлса, а затем замер с чашкой кофе в руках.
– Это хорошо или плохо? – спросила я. – Кто такой Хамиш?
– Он крупная фигура в международных финансах, очень умен и довольно богат. – Лалла издала короткий смешок, более похожий на плач. – Я обручена с ним.
