Текст книги "Танец для двоих"
Автор книги: Виктория Клейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)
Глава 21
– Ты уверена, что тебе следует сделать это? – спросила я у Лаллы.
Мы лежали бок о бок в моей кровати. Я только что задула свечу. Запах воска плыл по комнате. Было очень жарко, окна были распахнуты настежь. Постепенно наши глаза привыкли к полумраку комнаты, освещаемой только светом уличных фонарей.
Вероника вернулась из больницы более часа назад. Она сообщила, что с Тиффани все в порядке, она в безопасности. Врачи разрешили Веронике проводить носилки с Тиффани до стеклянных дверей отделения реанимации, а затем попросили вернуться домой. Только одной из нас позволено было сопровождать Тиффани в машине «скорой помощи». Вероника поехала в больницу, а я осталась присматривать за Лаллой.
– Сестра в отделении очень грубо разговаривала со мной. – После возвращения Вероника выглядела обессиленной. – Она сказала, что Тиффани находится в надежных руках. Я оглянулась вокруг и увидела, что в коридоре очень грязно. Рядом не было ни туалета, ни умывальника – негде было даже помыть руки. Мне кажется, что в больнице не хватает персонала. Возможно, мне стоило бы выучиться на медицинскую сестру. Правда, у меня голова идет кругом, когда я вижу столько крови и страданий. Сестра довольно строго отнеслась к Тиффани, перед тем как разрешить бедняжке лечь в кровать. Не волнуйся, Виола! Когда я уходила, Тиффани выглядела гораздо лучше.
Конечно, меня волновало состояние Тиффани, но присутствие Лаллы наполняло меня волнением другого рода.
– Ты уверена, что в этих обстоятельствах стоит делать аборт? – повторила я вопрос. В первый раз Лалла, казалось, не расслышала меня.
– Я попросила бы тебя воздержаться от подобных вопросов! – ответила Лалла холодно. Она лежала, сурово застыв, на своей половине кровати. Очарование Толгейт-сквер не коснулось ее. «Не ожидала, что ты живешь в современном Лондоне, словно во времена Диккенса! – выдавила она, когда я показала ей ванную комнату в подвале. – Я полагала, что смысл жизни в большом городе – это избежать жуткого дискомфорта, который окружает тебя в деревне».
– Я не собиралась читать тебе нотации, Лалла! – Я повернулась к ней лицом и пыталась разглядеть ее профиль, затемненный тенью от занавески. – Мне хотелось знать, что ты на самом деле хорошо все обдумала.
– О Боже! Я не могла думать ни о чем другом в течение последних двух недель. Эти мысли стали моим кошмаром.
– Ты уверена, что забеременела? Ты ведь не обращалась к доктору.
– Думаешь, что я настолько бестолкова, чтобы обратиться к доктору Карэну в Инскип-парке? Он бы тут же сообщил обо всем отцу. Конечно, нет! По моим месячным можно было сверять часы. А теперь у меня задержка, а грудь налилась и побаливает.
– Бедная Лалла! – Я попыталась в темноте под простыней нащупать ее руку, но кровать, казалось, увеличилась в размерах вдвое. – Мне очень жаль. Как тебе, должно быть, тяжело! – Затем, едва осмелившись, продолжила: – Ты никогда не думала сохранить ребенка? В конце концов, ты и Хамиш скоро поженитесь и никто не узнает, что ты забеременела до свадьбы. Это, конечно же, не имеет никакого значения. Надеюсь, что ваши родители не будут возражать, и…
– Не будь дурой, Виола! Отец ребенка не Хамиш. Даже меня коробит от необходимости притворяться, что ребенок его. Кроме того, как только ребенок появится на свет, Хамиш поймет, что это не его отпрыск. Родится маленькое смуглое существо с черными как смоль волосами и сережкой в ухе. – Лалла хохотнула. – Это ребенок Зеда.
– Ты, – я рискнула навлечь на себя очередную насмешку Лаллы, – абсолютно уверена?
– Зед единственный мужчина, с которым я спала последние двенадцать месяцев. У меня ничего не было с Хамишем.
– Но… – Мне подобная ситуация казалась невероятной. – Как такое может быть: ты обручена с одним, а спишь с другим?
– Когда ты повзрослеешь, Виола? Ты полагаешь, что все ведут себя в соответствии с правилами? Да, дети наверняка, потому что их заставляют. Сама идея о том, что взрослые должны подчиняться правилам, не более чем миф. Каждого заботят только его собственные прихоти. Всем наплевать на чужие проблемы.
– Возможно, ты в чем-то права. – Я говорила медленно, взвешивая каждое слово. – Но я знаю, что очень многие хотя бы делают вид, что придерживаются определенных правил поведения. Например, Хамиш. У моего отца очень строгие понятия о долге. И у моей тети… хотя ее понятия о долге довольно нетрадиционны. Еще Дэниел – хозяин дома. Джайлс, и Тиффани, и Вероника…
– Хорошо, хорошо! – Лалла нетерпеливо прервала мой монолог. – Я знаю, что вела себя не самым лучшим образом. Ну и что? Это ничего не меняет. Я ношу ребенка, которого не хочу, от мужчины, замуж за которого не собираюсь. Таким образом, мне необходимо избавиться от ребенка. Конец истории!
– Но это же не все! Это не конец истории. Ты спала с Зедом, а не с Хамишем. Это и есть настоящая история.
Лалла надолго замолчала. Я даже подумала, что она заснула. Затем она заговорила с яростью в голосе:
– Боюсь, если бы я отдалась Хамишу, то он посчитал бы, что я принадлежу ему целиком. И он был бы прав. Он единственный, кто заставляет меня чувствовать, что я могу стать частью обычного мира, населенного обычными людьми, которые живут счастливой жизнью, наполненной повседневными заботами. Иногда, когда мы вместе, я не хочу ничего иного. Но я прекрасно понимаю, что лукавлю сама с собой. Мне нужна опасность, мне нужен риск. Меня возбуждает мысль о том, что я хожу по краю. Отдаться Хамишу означает разрешить ему надеть на меня ошейник и покорно следовать за ним всю оставшуюся жизнь.
– Дорогая Лалла! Ты не права, ты абсолютно не права! Хамиш никогда не будет пытаться изменить тебя. Он не будет ломать тебя. Он прекрасно понимает, кто ты на самом деле.
– Ты говорила с ним обо мне? Кажется, ты знаешь о наших отношениях слишком много.
– Мы ужинали вместе сегодня вечером. Он уехал в аэропорт за несколько минут до того, как ты приехала.
Лалла порывисто вскочила с кровати. Она даже порвала простыню в том месте, в котором я с большим трудом зашила ее пару дней назад.
– Хамиш в Японии! Какого черта, о чем ты болтаешь?
– Хамиш сейчас в аэропорту. В Лондоне он проездом. Он остановился здесь лишь на несколько часов.
Лалла повернулась в мою сторону. Было очень темно, я не могла разглядеть выражение ее лица.
– Почему он пригласил тебя поужинать? Между вами что-то есть? Господи, это смешно, после всего того, что я сейчас наговорила. Ты и Хамиш… Знаешь, почему это так важно? Если Хамиш узнает обо мне и Зеде, он бросит меня. И никто не посмеет упрекнуть его. Я связалась с последними негодяями. – Лалла истерически захохотала. – По крайней мере я узнала, что Хамиш не такой уж и святоша, каким хочет казаться. Какие у вас отношения? Ты должна сказать мне правду, Виола!
– Между нами ничего нет, совсем ничего! Он мне очень нравится, но это все! Ни одна женщина не имеет с ним ни малейшего шанса, Он без ума от тебя!
– Ты говоришь правду? Я знаю: ты ему нравишься. Я не могу винить его… – Она замолчала. – Это возмездие за то, что я вела себя с ним подобным образом.
– Ты права. Ты заслуживаешь подобного возмездия, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Но думаю, что он никогда не разлюбит тебя, что бы ты ни сделала.
– По крайней мере ты говоришь прямо. – Голос Лаллы прорезал темноту. В ее словах слышалась горечь.
– Конечно, прямо. Не спать с женихом – это одно, а спать с кем-то другим – совсем другое.
– Ты абсолютно права! – ответила Лалла после паузы. – Я виновата, виновата со всех сторон. Мне предстоит сделать выводы. Если ты не против, я немного посплю. Я должна быть в клинике завтра в девять часов. Мне предстоит тяжелый день.
Она повернулась на бок, спиной ко мне и натянула простыню на голову.
– Лалла, давай не будем ссориться! – Мне не следовало этого говорить. Я просто подумала вслух. – Лалла?!
Лалла не ответила.
Спать в одной кровати с человеком, с которым ты не в самых лучших отношениях, довольно сложно. Всю ночь мне снились страшные сны. Мне приснилось, что я поехала отдыхать в Баден-Баден с тетей и Р. Д. Р. Д. усадил меня на одноколесный велосипед и заставил быстро ехать по главной улице и играть на аккордеоне. Всюду мне мерещилось лицо Лаллы. Ее горестный вид наполнял меня раскаянием.
Когда я проснулась, Лалла еще спала. Она повернулась в мою сторону. Ее светлые волосы разметались по подушке. Во сне лицо Лаллы казалось моложе и мягче. Движимая угрызениями совести, я протянула руку и погладила ее по голове. Она тут же открыла глаза и уставилась на меня с яростью.
– Извини, я была слишком навязчивой вчера вечером, – сказала я со слезами на глазах. – Пожалуйста, прости меня!
– О чем ты говоришь? О черт, клиника! Который час?
– Половина восьмого. Мне не следовало говорить, что ты не заслуживаешь любви Хамиша. Думаю, что я позавидовала тебе.
– А, ты об этом! Оставь! В любом случае, ты права. Не делай драмы из ничего! – Лалла увидела мои глаза и погладила мою руку. – Перестань! Поднимайся, мы должны успеть занять ванную. Слава Богу, мне не придется мыться под шлангом с холодной водой.
На кухне во время завтрака Лалла застонала и схватилась руками за голову.
– Открытый очаг и единственный кран с водой. Боже, Виола! Почему бы тебе не надеть густую вуаль и платье с кринолином? Что это, склонность к самобичеванию?
– Мне кажется, это романтично, – ответила я, пододвинув к ней тарелку с теплым бриошем, который я купила накануне во французской булочной. Я также открыла кувшинчик с клубничным вареньем.
– Должна признать, что бриоши просто восхитительны! – воскликнула Лалла, оторвав кусок мягкого сладкого хлеба. – Ох! – вскрикнула она неожиданно. – Что за черт? Что это такое?
Жозефина вбежала в кухню, доковыляла до моего кресла и вскарабкалась мне на руки. Она крепко прижалась ко мне и уставилась на Лаллу, прикрывшись, как щитом, подолом моего платья.
– Это Жозефина, обезьянка Дэниела. Не бойся, она не обидит тебя!
Я погладила Жозефину за ухом и поцеловала в покрытую жесткой шерстью макушку. Лалла посмотрела на Жозефину, затем закатила глаза.
– Это просто сумасшедший дом. Может, все это мне снится?
Вероника и Дэниел уже позавтракали и ушли. Миссис Шиллинг должна была прийти к девяти. Дом был в полном нашем распоряжении. Кухня с пылающим в очаге огнем, поющим чайником и старинным фарфором на полках казалась мне надежным убежищем. Но Лалла не воспринимала подобный тривиальный комфорт. Я предложила проводить ее в клинику, но она твердо ответила, что не нуждается в моей помощи.
– Думаю, что все это довольно мрачно. Доктор, с которым я разговаривала по телефону, сказал, что сможет сделать операцию немедленно, если мой срок меньше, чем тринадцать недель. Мне придется подождать, пока я полностью приду в себя после наркоза. Если все будет в порядке, вечером я вернусь.
– Позволь мне пойти с тобой. Я могу отпроситься на день с работы. Мне страшно подумать, что ты вынуждена будешь оставаться среди посторонних. Тебе будет грустно и одиноко.
– Я буду на седьмом небе от счастья. Наконец-то я избавлюсь от маленького ублюдка Зеда, который растет внутри меня. Ты не представляешь, насколько отвратительное чувство я испытываю, когда думаю о нем. Словно в моем теле завелся паразит.
– Почему ты думаешь о материнстве с такой ненавистью?
– Потому что вообще не хочу иметь детей. Не хочу портить фигуру, хочу нормально спать по ночам и не просыпаться. Плюс ужасные расходы. Слава Богу, через несколько часов придет конец этому кошмару. Ради Бога, перестань волноваться. Я совершенно спокойна. Давно прошли времена, когда злобные волосатые старухи делали аборты грязными вязальными спицами.
Лалла вышла из дому. Я провожала ее взглядом, пока она не дошла до конца площади и не скрылась за поворотом. В половине девятого я позвонила в больницу чтобы справиться о состоянии Тиффани. «Да, мисс, вы можете навестить ее между двумя и тремя часами. Нет, мисс, мы не станем передавать привет. У нас и так хватает забот, мы не в состоянии бегать по палатам и передавать личные сообщения каждому пациенту». После этого щелчка по носу я понуро поплелась на работу.
Утро я провела исключительно плодотворно. Пирс дал мне задание – продумать дизайн пригласительных открыток. На следующей неделе он собирался организовать вечеринку и пригласить на нее основных спонсоров ОЗПА. Мне в голову пришла идея поместить на открытку силуэт особняка восемнадцатого века, в восстановление которого мы вложили немалые средства, и написать приглашение черными чернилами поверх величественного силуэта. Я как раз держала открытку в руках и любовалась ею. Рисунок получился довольно эффектным. Неожиданно зазвонил телефон.
– Привет, дорогая, это ты?
– Здравствуйте, Маб! Как ваши дела? Джайлс еще не пришел. У него деловая встреча с менеджером банка.
– О, как жаль! Как твои дела, дорогуша? Как Тиффани?
Маб звонила в офис раз в несколько дней. Я делилась с ней последними новостями и тем немногим, что мне удавалось узнать о Джайлсе. Я понимала, что Маб одинока и ей скучно. Постепенно между нами стала расти настоящая дружба. Мы обменивались телефонными звонками и не давали дружбе угаснуть. Я рассказала Маб о Тиффани, о том, что ее увезли в больницу. Маб была полна сочувствия.
– Полагаю, что она потеряла ребенка?
– Понятия не имею. Разве такое количество крови говорит о потере?
– К несчастью, да. Или к счастью? Ты, кажется, говорила, что она не хотела ребенка?
– Да, но в последнее время я заметила, что Тиффани стала проявлять нежность. Она перестала называть малыша Монти. Ее лицо стало другим. Волосы стали шелковистыми, как у Венеры Тициана. Она преобразилась. Очевидно, это гормоны.
– Помню, когда я носила Джайлса, я также выглядела чудесно. Никогда прежде я не была такой красивой. Меня даже трудно было назвать хорошенькой. – Маб хрипло рассмеялась. – Во мне почти шесть футов роста. У меня широкие плечи и узкие бедра – совершенно мужская фигура.
Маб уже описывала свою внешность. Ее коротко подстриженные волосы были, как она говорила, цвета соли с перцем. Она любила носить туфли без каблуков и строгие костюмы из твида. В ее шкафах пылились вечерние платья, которые она не надевала уже более двадцати лет.
– Джеффри был настоящим красавцем. Никто не мог понять, как мне удалось его подцепить. Он был высокий брюнет, вылитый Грегори: Пек. Джайлс очень похож на него внешне. Но у Джайлса абсолютно другой характер. Джеффри обожал гольф и рыбалку. Его любимым писателем был Конан Дойл. У него никак не получалось найти общий язык с Джайлсом. Не помню, чтобы они когда-либо по-настоящему разговаривали. Джеффри ужасно боялся, что Джайлс гомосексуалист. Помню, Джеффри пришел в ярость, когда увидел, что Джайлс купил себе на день рождения, свой шестнадцатый день рождения, женский гребень для волос.
– О Господи! Довольно странно! Джайлс на самом деле носил женский гребень?
– Нет, что ты. Это был древнеримский гребень. Джайлс купил его у антиквара. Я не увидела в покупке ничего страшного, но Джеффри обвинил меня в том, что я балую мальчика и делаю из него бабу. Мы тогда ужасно поссорились.
– Сейчас бы Джайлс с легкостью доказал, что его отец был не прав. Джулия не отпускает его ни на шаг. Не думаю, что ее привлекают заумные разговоры. Пирс называет ее нимфоманкой.
Маб обожала слушать подобные истории. Она долго и громко смеялась.
– Я никогда не была нимфоманкой, и мне никогда ею не стать. Джеффри любил секс намного больше, чем я. Иногда я задавала себе вопрос: а был ли он хорош в постели? Он был единственным мужчиной в моей жизни. С ним у меня не было ничего такого, о чем пишут в книгах. У меня никогда не возникало даже мимолетного желания дышать чаще или застонать. – Маб понизила голос и зашептала доверительно: – Я заговорила о мужчинах и о сексе, потому что в моей жизни кое-что произошло.
– О Маб, это звучит интригующе!
– Я расскажу тебе более подробно. В доме за углом недавно появился новый жилец – мужчина лет шестидесяти, высокий, очень опрятный, с прямой спиной. Он зашел ко мне недавно и спросил, не видела ли я его кошку. Кошка не может прийти с себя после переезда и постоянно убегает из дому. Я ответила, что нет, и попросила описать мне ее. Мы разговорились. Выяснилось, что во время войны он служил во флоте вместе с Джеффри. Они даже были немного знакомы. Было ли это просто совпадением? Он пригласил меня выпить с ним вечером. Когда я зашла к нему в дом, то увидела жилище холостяка, очень чистое и уютное. На столе в ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского. Мы болтали целый вечер. Его жена умерла два года назад. Он пригласил меня в Ковент-Гарден на «Турандот». Должна сказать, что с нетерпением жду следующей встречи с ним.
– Замечательно, Маб. У тебя появится возможность принарядиться.
– Знаю. Интересно, подойдет ли мое черное шелковое платье…
– Привет, Джайлс! – сказала я громко.
Джайлс вошел в офис.
– Джайлс пришел? – спросила Маб. – Тогда я вешаю трубку. Я расскажу тебе обо всем позднее. Пока-пока!
Маб не скрывала, что желает общаться только со мной. Не сговариваясь, мы решили не говорить пока Джайлсу о нашей дружбе. Думаю, что мы обе боялись раздражать его.
– Это ты сделала? – Джайлс внимательно рассматривал пригласительную открытку, которую я с таким трудом создала.
– Как ты полагаешь, это подойдет? – Я изобразила скромность, хотя в глубине души гордилась своей работой.
– Очень хорошо! Без сомнений, подойдет!
Джайлс окинул меня внимательным взглядом. Я решила, что он вдруг разглядел во мне невидимую им прежде глубину, и улыбнулась. Каково же было мое разочарование, когда он сказал:
– Ты специально так разукрасилась, чтобы стать похожей на шимпанзе?
Я побежала к зеркалу. На лбу красовался чернильный отпечаток ладони, вдоль носа шла жирная черная полоска. Очевидно, я запачкалась во время разговора по телефону с Маб. Я болтала с ней, подперев голову рукой.
– Я хотел пригласить тебя на дневной концерт в Смит-сквер. Но тебе необходимо сделать что-то с боевой раскраской. Ты напугаешь музыкантов до смерти, если явишься туда в таком виде.
Джайлс протянул свой безупречно чистый носовой платок. У меня не было выбора – единственной альтернативой платку была тряпка, которой я мыла посуду. Я терла лицо как сумасшедшая. Нос покраснел и распух. На ярко-красной поверхности виднелись серые пятна чернил, которые упрямо не оттирались. Производитель чернил не врал, когда описывал чернила как вечные.
– Не волнуйся, пятна сойдут через несколько дней! – попытался утешить меня Джайлс.
Концерт был чудесным. Гейдельбергский ансамбль играл Шуберта. Слушая прекрасную музыку, я забыла на время о Тиффани и Лалле. Я парила в небесах. Легкий запах лилий раздавался каждый раз, когда Джайлс шевелился в кресле.
– Спасибо большое за то, что пригласил меня, – сказала я. Мы медленно возвращались в офис. Наш путь лежал через Сент-Джеймс-парк. – Я никогда раньше не слышала камерной музыки. Камерная музыка – словно доверительный разговор о чем-то исключительно важном. Я не обращала достаточного внимания на музыкальное образование, но теперь мои глаза раскрылись.
Джайлс засмеялся:
– Надеюсь, ты не подхватишь воспаление мозга. Ты слишком рьяно взялась за самообразование. Смотри не переусердствуй!
– Кажется, кое-кто становится слишком фривольным.
– Touché [56]56
Touché – Точно ( фр.). ( Примеч. ред.).
[Закрыть]. Должен признаться, что получаю огромное удовольствие от твоего энтузиазма. Жаль только, что твой внешний вид наводит на подозрения о том, что ты постоянно подвергаешься насилию. Бьюсь об заклад, кассирша в театре подумала, что я регулярно избиваю тебя. Она смотрела на меня мрачно.
– О Боже! Я и забыла о своем лице. Видны ли чернила при свете дня?
Джайлс повернулся, чтобы рассмотреть меня.
– Древние британцы, которые раскрашивали лица для сражений, почувствовали бы себя отброшенными далеко назад. О нет, перестань! Я тебя дразнил. На самом деле ты выглядишь, словно неделю не умывалась. Ничего не получится, перестань растирать нос, он становится красным. Когда ты появилась в ОЗПА, я подумал, что ты страдаешь одной из этих странных болезней, таких как синдром Леша-Нихана.
– Что, черт побери, это такое? Название звучит устрашающе.
– Это форма расстройства личности. Люди, страдающие этим синдромом, умышленно наносят себе телесные повреждения. Особенно укусы. Ты тогда постоянно ходила в синяках и укусах.
– Это все Пирс. Он слишком страстный любовник. Но сейчас я практически обручена с Джереми. С Пирсом покончено.
Джайлс резко остановился.
– Обручена с Джереми? Я и понятия не имел! Почему ты мне раньше не сказала?
– Не думала, что тебе это будет интересно.
– Ты права, – сказал Джайлс задумчиво. Он снял пиджак и перекинул через плечо. – Конечно, это не мое дело, но ты уверена, что поступаешь правильно? Ты еще слишком молода.
– Понятия не имею. Кто может знать, что правильно, а что нет? На свете нет ничего очевидного. Я имею в виду, что нам не дано знать будущее. Будущее будет таким, каким мы создадим его.
– Конечно. Но одно дело попасть в передрягу, а другое – сознательно навлекать на себя беду. Это всего лишь здравый смысл.
– Джереми хороший парень. Мне нравится быть с ним.
– Хороший? Да! Он достаточно общительный. Но также безответственный и без гроша в кармане. Думаю, что слово «беспомощный» лучше всего отражает его сущность.
– Мы обсуждаем моего будущего мужа! – сказала я с оттенком высокомерия.
– Не обижайся, Виола! Ты ведь знаешь, я беспокоюсь о тебе.
– Да, знаю, – ответила я, смягчившись. – Ты говоришь, что Джереми беспомощный. Эта его черта больше всего и нравится мне. Я буду защищать его. Он для меня как старинный приятель.
– Ты, как никто другой, нуждаешься в защите. Тебе нужен стоящий совет. Что говорит твоя тетя?
– Мне почти двадцать один. Почему все относятся ко мне, как к несмышленышу?
– Наверное, потому что ты ведешь себя, как несмышленыш.
Мы остановились и в упор посмотрели в лицо друг другу. Темные волосы Джайлса светились на солнце. Над верхней губой выступили капельки пота.
– Давай прекратим ссориться, – сказала я наконец. – Слишком жарко. Кроме того, мы так хорошо провели время. А ты вдруг стал читать мне лекции.
Джайлс улыбнулся.
– Да, сейчас в самом деле жарко. Признаю: мне не следовало поучать тебя!
– Мир?
– Мир!
– Посмотри на этих загорающих! – Я указала рукой. На поляне в ряд лежали офисные служащие. Они закатили рукава рубашек, подтянули брюки, пытаясь захватить максимальное количество солнечных лучей. – Они выглядят точно сосиски в гриле – серые и розовые с обгоревшими полосками.
Джайлс сложил указательный и большой пальцы, словно рамку, и приставил к глазу.
– Я предпочитаю смотреть на деревья и на эти шпили вдали. Посмотри, тени становятся голубыми, а верхушки деревьев – золотистыми в солнечном свете.
Я сложила пальцы, как Джайлс.
– Вижу. Таким способом ты концентрируешь внимание. Мелкие детали становятся заметней. Какие цвета! Похоже на прусский голубой и цвет гамбодже.
– В восемнадцатом веке люди использовали устройство, названное «стекла Клода Лоррена». Устройство представляло собой выпуклые зеркала, которые сжимали пейзаж до миниатюрных размеров.
– Прекрасная идея! У тебя случайно нет такого стекла?
– Нет. К сожалению, мне не удалось найти его.
Я решила попросить Дэниела найти такое стекло. Он имел дело с антикварами, возможно, ему удастся что-то раздобыть. Джайлс настаивал, что заплатит за мой билет на концерт. Он сказал, что ему известно: я не получаю почти ничего за свою работу в ОЗПА. Джайлс думал, что я целиком полагаюсь на то, что зарабатываю. Я решила, что пока не буду распространяться о денежном пособии, которое получаю от тети. Вместо этого я куплю ему на день рождения что-то по-настоящему захватывающее. Маб рассказала мне, что день рождения Джайлса в сентябре.
Мы вышли из парка и пошли вдоль Бердкэйдж Уолк. Стая голубей, хлопая белыми в солнечном свете крыльями, промчалась над нашими головами так близко, что мы могли ощутить колебание воздуха. Джайлс прищурил глаза и посмотрел им вслед.
– Они, очевидно, полетели к нашему балкону. Жаль, что невозможно рассказать голубям о деревне. Они бы немедленно покинули город.
– Тебе не нравится жизнь в городе?
– Не очень. Особенно в такие дни, как сегодня.
На траве справа от нас сидел пожилой мужчина с лиловым, как слива, носом. Он был закутан в рваное одеяло. В руках он держал бутылку и время от времени делал большие глотки.
– Гораздо грустнее видеть подобных людей в городе, чем в деревне. Здесь они выглядят отверженными и никому не нужными… Продолжая разговор об отклонениях: ты не шутила, это Пирс награждал тебя синяками и укусами?
– Пирс относится к сексу как к поединку. Сейчас, когда я ему отказала, он безудержно жаждет меня.
– А ты разрешала ему проделывать с собой подобные штучки? – Джайлс недоверчиво покачал головой. – Разве ты мазохистка?
– Я не имею понятия, что такое мазохистка, но думаю, что вряд ли. Пирс был моим первым мужчиной. Я почти не знала, чего ожидать.
– Надеюсь, что ты обратила внимание: остальные люди не разгуливают по улицам в таком виде, словно только что отстояли пятнадцать раундов против Сони Листона [57]57
Сони Листон – американский боксер, чемпион мира в супертяжелом весе.
[Закрыть].
– Именно поэтому я поняла, что наши отношения с Пирсом далеки от нормальных, – ответила я, стараясь казаться ироничной. – Тебе не следует смотреть на меня с укором. Я не получала ни малейшего удовольствия. Мне льстило, что Пирс выбрал меня. Хотя любая женщина была бы счастлива, останови Пирс свой выбор на ней. Это была всего лишь обычная человеческая слабость.
– Я не осуждаю тебя. Но ты не должна позволять издеваться над собой кому бы то ни было. Это непростительно!
– Смотри, Джулия! – Я заметила огненно-каштановую голову. Джулия шла по улице навстречу нам. – Кажется, она выглядит разъяренной. Очевидно, бедняжка теряется в догадках: куда ты запропастился?
Вымолвив это, я невинно улыбнулась Джайлсу.
– Чепуха! Неужели ты думаешь, что Джулия будет рыскать по всему Лондону в надежде столкнуться со мной?
– Я оставила записку на столе Пирса. Я написала, куда мы ушли.
– А, вот вы где!
Это на самом деле была Джулия. Она выглядела шикарно, несмотря на то что ей было ужасно жарко. Джулия была одета в платье в белый и черный горошек и босоножки на высоких каблуках. Губная помада слегка размазалась по подбородку. Прядь потемневших от пота волос прилипла ко лбу.
– Портниха закончила сегодня раньше, чем обычно. Я прошла пешком несколько миль и ужасно проголодалась. Поехали, пообедаем где-нибудь!
Джулия игнорировала меня.
Я продолжила свой путь в одиночестве: Джайлс остался с Джулией. Меня поразило выражение досады на его лице. Затем мои мысли вернулись к Лалле и Тиффани. «Что с ними? Как они там?»
