Текст книги "Украденные ночи"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Укус змеи

Я часто надевала ожерелье. Оно как будто околдовало меня. Я вынимала его из футляра, прикладывала к груди, и постепенно мною овладевало нестерпимое желание застегнуть его у себя на шее.

Жемчужины продолжали меняться. Они сияли новой жизнью. Оказываясь на моей коже, они начинали как будто светиться внутренним светом. Они ласкали меня. Они как будто убеждали меня в том, что хотят мне принадлежать.

Они мне даже снились. Это были неясные, туманные сны… в которых ожерелье выползало из футляра и обвивалось вокруг моей шеи. Вздор, конечно, но во сне все казалось необыкновенно реальным. Однажды мне еще раз приснился тот самый первый сон, в котором они затягивались вокруг моей шеи, пытаясь меня задушить. Мне было ясно, что подобная фантазия стала результатом многолетних разговоров об этом загадочном украшении, драмы с мнимым похищением Ральфа и той незабываемой ночи, когда Клинтон подарил мне легендарное ожерелье, позволив считать себя законченным негодяем.

Жемчужное ожерелье неодолимо влекло меня к себе, в то же время вызывая во мне какое-то необъяснимое отвращение, хотя устоять перед этим влечением мне все равно не удавалось. Иногда мне казалось, что оно символизирует мои сложные отношения с Клинтоном.

Чего я не могла понять, так это, почему я до сих пор не получила ничего от Тоби. Мое письмо было призывом о помощи, а он его, похоже, проигнорировал. Быть может, он переехал и теперь живет по другому адресу и поэтому так и не получил моего послания. Эта мысль ввергла меня в панику. Мне опять приснился этот сон. Две нитки жемчуга затягивались у меня на шее, лаская ее, вытягивая из меня нечто, необходимое им для блеска… они обвивали ее все туже и туже. Они начали меня душить. Они изменились. Теперь они были олицетворением зла. Я услышала мамин голос… Он доносился как будто издалека, через огромные разделяющие нас пространства. «Это ожерелье проклято. Оно приносило беду всем, кто им владел». Во сне я схватила ожерелье и попыталась сорвать со своей шеи, разорвать и навеки рассеять его. Затем сон изменился. «Тоби, – звала я. – Где ты, Тоби? Почему ты не приходишь, если ты знаешь, что ты мне очень нужен?» И тут я его увидела. Он пришел. Он расстегнул ожерелье, и я упала в его объятия, рыдая от радости и облегчения.

Я неохотно проснулась. Я хотела остаться во сне… вместе с Тоби.

Ожерелье лежало в своем футляре; Тоби был далеко; письма от него по-прежнему не было.

Скрыть ожерелье от окружающих было невозможно, и я сказала Клинтону, что мне не стоило бы его так часто надевать.

– Не беспокойся, – засмеялся он. – Домашние думают, что это ожерелье всего лишь очередной подарок преданного супруга своей любящей жене. Ведь я занимаюсь жемчугом, так что имею возможность отбирать все самые лучшие экземпляры.

– Я не хотела бы, чтобы люди узнали, что ожерелье Ашингтонов теперь принадлежит мне. Мы не должны забывать о Клитии.

– Клития ясно тебе показала, что способна сама о себе позаботиться. Тебе следует соблюдать одну-единственную предосторожность – не надевать колье в общество, где могут оказаться эксперты по части жемчуга.

Я стала надевать ожерелье всякий раз, когда мы с Клинтоном и Селией обедали втроем, без посторонних.

Селия искренне восхищалась моим ожерельем. Она несколько раз его даже примерила. Разумеется, я не стала ей говорить, что это легендарное ожерелье Ашингтонов. Я хотела, чтобы она считала его просто очередным изящным подарком Клинтона. Лейла, часто заходившая в спальню, чтобы навести порядок или принести мне горячую воду, тоже часто замирала, любуясь жемчугом и склоняя голову то в одну, то в другую сторону.

– Красивый жемчуг, – говорила она. – У моей сестры Анулы тоже есть такой жемчуг. У моей сестры много красивых украшений.

При этом Лейла так лукаво на меня поглядывала, что становилось ясно – она намекает на то, что эти красивые украшения Ануле подарил любовник.

Селия начала готовиться к отъезду. Она заказала билет на пароход до Бомбея, где ей предстояло пересесть на огромное судно, «Оранду», которое должно было доставить ее в Англию. Она собиралась плыть от Коломбо до Бомбея на корабле, который назывался «Ланкарта». Он был значительно меньше. При мысли о скором расставании с Селией мне становилось немного не по себе. Я знала, что без нее мне будет одиноко, кроме того, я еще так и не выяснила, кто и почему пытался меня напугать. Угроза никуда не исчезла, хотя теперь я чувствовала в себе силы ей противостоять.

Прошла неделя после моего возвращения из путешествия на север Цейлона. Уже приближался вечер, когда я собралась поехать к Клитии с тем, чтобы вернуться еще до наступления темноты. Я выехала в экипаже, но очень скоро поняла, что с ним что-то не так.

Его начало зигзагами носить по дороге, и я поспешила натянуть поводья… как вдруг в какую-то долю секунды увидела, что одно из двух колес экипажа вылетело и покатилось по дороге. Просто удивительно, как в таких драматических ситуациях столько событий успевает произойти за ничтожные промежутки времени. Мне показалось, что время замедлило, а потом и вовсе остановило свой ход. Я поняла, что мне грозит серьезная опасность, поскольку одно из колес отвалилось, а значит, коляска сейчас перевернется. Тем не менее в эту секунду все вокруг как будто замерло. Я в отчаянии пыталась понять, что мне следует предпринять для спасения. Тут лошадь встала на дыбы, и я почувствовала, что взлетаю в воздух.

Потом меня окружила темнота.

Я лежала в постели. С одной стороны от меня сидел Клинтон, а с другой – Селия. Из-за ее спины выглядывала Лейла и еще кто-то из слуг.

– Она приходит в себя, – донесся до меня голос Клинтона. – Сэйра… Сэйра… ты меня слышишь?

Я открыла глаза. Мое тело было таким тяжелым. Я попыталась вспомнить, что со мной произошло. Тут перед моим внутренним взором возникло колесо. Оно, виляя, катилось по дороге. Я закрыла глаза и немедленно погрузилась в туман глубокого забытья.

Прошло два дня, прежде чем ко мне окончательно вернулось сознание. Судя по всему, со мной произошел очень серьезный несчастный случай, и только благодаря невероятному везению я осталась жива.

Все объяснялось просто. У коляски отвалилось колесо, и меня выбросило на дорогу. При падении я сломала лодыжку. Все мое тело было в кровоподтеках и ушибах, кроме того, я страдала от сильного сотрясения мозга. Клинтон позвал ко мне сразу двух докторов. Доктора вправили лодыжку, пообещав, что с ней у меня серьезных проблем не предвидится. Гораздо сильнее их беспокоило сотрясение мозга и то, что я так долго была без сознания.

Тем не менее уже через несколько дней я смогла вставать, хотя покинуть пределы спальни я еще, конечно же, была не в состоянии. Сломанная лодыжка немало мне досаждала. Я кое-как прыгала по спальне, опираясь на палку, но мне строго-настрого запретили ставить ногу на пол или ударяться ею о мебель. В противном случае мне грозила хромота.

Клинтон проводил со мной очень много времени, как и Селия, которая сильно переживала из-за своего неумолимо приближающегося отъезда. Меня радовало ее общество. Она читала мне и как могла пыталась развлекать разговорами. Мысли о том, что скоро ее со мной не будет, начинали приводить меня в ужас. Она излучала здравомыслие и хранила невозмутимое спокойствие, в то время как ко мне опять вернулись мои былые страхи.

Клинтон рассказал мне, что внимательно осмотрел поломанный экипаж, но так и не понял, почему одно из колес отвалилось. Грумы всегда тщательно осматривали все снаряжение конюшни. Они и сами клялись и божились, что проверяли колеса злополучного экипажа всего за несколько дней до происшествия.

– Все это как-то загадочно, – вздохнул Клинтон. – Вне всякого сомнения, кто-то проявил беспечность. Мне очень хотелось бы понять, как это получилось.

Когда принесли почту, я перерыла кипу писем в поисках конверта из Дели. Но письма от Тоби по-прежнему не было.

Страх, подобно туману, предательски и незаметно наполнял мою жизнь. Вначале он был едва ощутим, но вскоре уже густыми клубами вился вокруг меня, обволакивая тревогой и сомнениями. Мне не удалось разгадать тайну первого этапа нападений на меня, призванных доказать, что я сошла с ума. Найдя на полу спальни глаз Коблы, а после уехав с Клинтоном инспектировать устричные отмели, я погрузилась в спокойное и безмятежное состояние, но это спокойствие на поверку оказалось совершенно неоправданным. Я позволила себе на какое-то время выпустить из внимания тот неумолимый факт, что кто-то из моего ближайшего окружения является моим непримиримым врагом.

Но я должна была узнать, кто этот человек. Теперь же я не имела ни малейшей возможности хоть что-нибудь предпринять. Почему колесо экипажа укатилось именно тогда, когда его взяла я? Хотя я и в самом деле достаточно часто им пользовалась. Домашние даже привыкли считать коляску моим личным экипажем. Неужели этот «несчастный случай» был подстроен? Возможно, мой враг теперь проклинает спасшую меня случайность. Возможно, он считает, что я просто обязана была погибнуть.

Теперь я уже не могла прогуливаться по джунглям и пытаться догнать своего преследователя. Но я должна была узнать, кто это был, прежде чем странные происшествия возобновятся с новой силой. «Кто знает, какую форму они обретут на этот раз», – думала я. Будет ли мой враг, как и прежде, пытаться меня напугать? Или меня ждут более зловещие манифестации вражды неизвестного недоброжелателя? Было ли крушение коляски случайностью либо частью дьявольского плана, имеющего целью меня уничтожить? Если так, то, без сомнения, эта попытка была не последней. Кто бы это ни был, он попытается добраться до меня еще раз.

Клинтон теперь был почти нежен. Он проводил со мной очень много времени и каждый вечер настаивал на том, чтобы лично перенести меня из кресла в постель, хотя я могла добраться до нее с помощью палки.

Клития тоже навещала меня и приводила с собой Ральфа. Лейла всячески суетилась вокруг меня, трясла головой и красноречиво (возможно, даже слишком красноречиво) кляла грумов, не уследивших за разболтавшимся колесом.

Я садилась в кресло перед зеркалом, а она укладывала мои волосы. Она хвасталась тем, что ее сестра Анула обучила ее искусству делать дам настоящими красавицами. Иногда она даже позволяла младшей сестре ухаживать за ее королевским величеством. Я спрашивала у Лейлы, как поживает Анула.

– Анула в хорошем настроении, мисси. Она видеть будущее, и оно для нее хорошее.

– Я уверена, что ее это радует.

– Она очень довольна.

– Поздравь ее от моего имени… по поводу этого расчудесного будущего.

– Что, мисси?

– Я рада, что ей так повезло.

– Ей это понравиться, мисси. Она говорить о вас… много.

– О моем несчастном случае?

– Она говорить, так должно быть. Это знак.

– Знак чего, Лейла?

– Я спрашивать.

Однажды мне почудился слабый запах сандалового дерева. Когда ко мне пришла Селия, я спросила, слышит ли она его.

Она покачала головой.

– Он очень легкий, но я его слышу, – настаивала я. – Как будто в комнату заходил некто, от кого им пахло… Человек ушел, а запах остался.

– Это очень странный запах, – согласилась Селия, – но сейчас я его не чувствую.

Когда пришла Лейла, я и к ней пристала с тем же вопросом. Она затрясла головой.

– Моя сестра Анула пользоваться сандаловым деревом. У нее дома оно пахнуть везде. Сандаловое дерево и тут, и там… везде. Этот запах напоминать мне о ней.

Оставшись одна, я продолжала об этом думать. Мне казалось, я слышу этот аромат, но когда я пыталась понять, откуда он исходит, он как будто исчезал. Этот запах был так неуловим, что порой мне казалось, я его придумала.

Я напомнила себе о необходимости хранить спокойствие, а не приходить в перевозбужденное состояние по поводу несуществующих запахов.

Во время сиесты в доме бывало очень тихо. Клинтона в это время со мной обычно не было, потому что он уезжал рано утром и возвращался к вечеру. Лежа на кровати, я прислушивалась к изредка доносящимся до меня звукам. Я испуганно вздрагивала, когда какое-нибудь насекомое с размаху ударялось о сетку, затягивавшую окна. Я напряженно вслушивалась в окружающую меня тишину. С каждым днем мне становилось все страшнее.

Когда из коридора до меня донесся звук крадущихся шагов, я была абсолютно беспомощна что-либо предпринять, а потому просто лежала и ожидала, что будет дальше. Если бы кто-то вошел ко мне в спальню, угрожая моей жизни, я не смогла бы от него защититься. Теперь мое положение было еще хуже, потому что я стала узницей.

Однако в комнату так никто и не вошел. Если бы я своими ушами не слышала эти почти бесшумные шаги и не уловила легкий аромат сандалового дерева, я могла бы подумать, что мне все это почудилось.

Лежа в полном одиночестве, я задавала себе множество вопросов, главным из которых был тот, на который у меня по-прежнему не было ответа: кто пытался убедить меня и окружающих в моем безумии? Кто желает мне зла? Кто попытался убить меня, ослабив колесо экипажа?

В моей комнате вновь поселился ужас, только теперь я была бессильна что-либо предпринять.

Если бы Тоби написал мне, если бы он дал мне знать, что он рядом, если бы он приехал ко мне… я смогла бы поговорить с ним… ведь я больше никому не могла довериться.

О да, мне было очень страшно, и особенно мой страх усиливался в те мгновения, когда солнце стремительно опускалось за линию горизонта. Я велела Лейле зажигать лампы еще засветло.

Один раз она об этом забыла, и я сидела в темноте и тряслась от страха. Луны не было, и ничто не рассеивало окружающую тьму… и вдруг дверь внезапно распахнулась… Секунда полной тишины… а затем Лейла вошла в комнату.

– Да вы вся на нервах, мисси, – усмехнувшись, заметила она в ответ на вырвавшийся у меня возглас.

Но даже когда лампы осветили все углы комнаты, страх не ушел. Я думала о том, что если кто-то захочет причинить мне вред, я не смогу от него убежать.

День отъезда Селии стремительно приближался. Я в ужасе ожидала мгновения, когда, попрощавшись с ней, останусь совсем одна. Мне даже пришло в голову, что, возможно, мой тайный враг только и ожидает ее отъезда.

Селии предстояло уехать на следующий день. Все ее вещи были сложены, и она была полностью готова к отъезду. Мне было очень грустно… и более того… страшно. Она целый день занималась сборами. Мне показалось, что она меня избегает, потому что ее, как и меня, печалит грядущее расставание, а она терпеть не могла любых проявлений чувств.

Вошла Лейла и зажгла лампы.

– Моя сестра Анула спрашивать о вас, – сказала она. – Я говорить ей, вам не нравится сандаловое дерево. Она говорить, она делать для вас аромат, который вам понравится.

– Это очень мило.

– Моя сестра Анула очень умная. Она много всего делать… ароматы, чтобы дамы находить любовь… воду делать кожу красивой… напитки, чтобы лучше спать. И еще она видеть будущее!

– Какая одаренная леди!

С зажженными лампами я почувствовала себя значительно лучше.

Лейла ушла, и сразу после ее ухода раздался легкий стук в дверь. Я подпрыгнула от испуга, и мое сердце учащенно забилось.

– Кто там?! – пронзительно вскрикнула я.

Дверь отворилась, и вошла Селия. Улыбка сползла с ее лица, и она пристально вгляделась в мои перекошенные страхом черты.

– Что с тобой? – участливо спросила она.

– Ничего… А что?

– Мне показалось, у тебя испуганный вид.

– Да нет, все хорошо. Заходи, Селия, присаживайся.

– Как ты себя чувствуешь? – она продолжала ко мне присматриваться.

– Спасибо, хорошо.

– Мне кажется, заточение действует на тебя несколько угнетающе. Мне очень жаль, что я уезжаю. Лучше бы я не заказывала этот билет. Сегодня наш последний вечер вместе.

– Я буду скучать по тебе, Селия.

«Как я буду без нее жить?» – думала я. Она всегда была такой замечательной подругой. Она умела и подбодрить, и успокоить меня. У меня в голове крутилась одна и та же мысль: теперь я останусь одна.

Клинтон часто возвращался очень поздно. Это означало, что в доме, кроме меня и слуг, больше никого не будет. Слуги навсегда останутся для меня существами с другой планеты, а дом в последнее время и вовсе превратился в тюрьму. С отъездом Селии я стану совершенно беспомощна!

– Я буду думать о тебе. Ты должна написать мне, Сэйра, – говорила она. – Я пришлю тебе свой адрес, как только узнаю его сама. Как мне не хочется уезжать. Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии. Но скоро ты опять сможешь ходить. Что говорит доктор?

– До сих пор он говорил обиняками. Конечно же, нога болит уже меньше. Хотя мне по-прежнему нельзя на нее наступать, и это просто выводит меня из себя.

– Но ведь Клития часто тебя навещает, верно?

– О да.

– Думаю, что теперь, когда я уеду, она станет приезжать еще чаще.

– Пожалуй.

С тех пор как я узнала правду об ожерелье, мои отношения с Клитией немного изменились. Я не могла забыть, как искусно она сыграла отчаяние, позволив мне поверить в то, что Ральфа действительно похитили. Теперь я знала, что Клития – превосходная актриса. Мне в голову пришла страшная мысль – если я умру, она и Сет унаследуют плантацию.

Я вспоминала слова Клинтона: «Клития на многое способна ради Сета».

– Мы не должны провести наш последний вечер вдвоем в таком унынии, – тем временем говорила Селия. – Ты скоро встанешь на ноги и опять будешь прежней Сэйрой. После поездки с Клинтоном ты заметно повеселела. Прежде я очень за тебя переживала. Милая моя Сэйра, тебе совершенно не о чем переживать. Ты очень счастливая женщина.

Ее глаза заблестели, а я вдруг подумала, что жизнь Селии, в сущности, очень грустная и одинокая. Она мало говорила о своем прошлом, но из того немногого, что она мне о себе рассказала, я поняла, как она была привязана к родителям. Интересно, сколько ей сейчас лет? Должно быть, что-то около сорока. Передо мной сидела одна из миллионов женщин, посвятивших свои лучшие годы уходу за родителями, а в зрелом возрасте оставшихся в одиночестве.

Она попросила позволить ей в последний раз взглянуть на ожерелье. Наверное, она тем самым хотела отвлечь меня от печальных мыслей и немного ободрить. Я извлекла ожерелье из футляра, который держала в верхнем ящике туалетного столика.

Она взяла ожерелье и пристально в него всмотрелась.

– Подарок мужа, – вздохнула она. – Наверное, он очень тебя любит. Ты должна быть благодарна судьбе за такого супруга. Ведь эти жемчужины поистине изумительны! Они идеально подобраны по размеру. Фермуар тоже очень необычен. Этот изумруд бесподобен. Сегодня днем я видела в саду сестру Лейлы. Наверное, она приходила в гости к Лейле. На ней было прекрасное ожерелье из камней, очень похожих на изумруды. Вряд ли это были настоящие изумруды, но выглядели они совсем как настоящие. Она очень красивая женщина… грациозная, как дикая кошка из джунглей. Этим людям вообще свойственна грация… Ты не находишь?

Я находила.

– Но эта женщина очень странная. И о ней ходят самые разнообразные слухи.

– Какие слухи?

– Да я не особо прислушивалась. Лейла часто о ней говорит, превознося ее соблазнительность. Послушать ее, так мужчины толпами грозятся покончить с собой, не добившись ее благосклонности! Бедная Лейла, она так гордится родством с этой сиреной.

– Все члены этой семьи преданы друг другу.

– Я знаю. Ты наденешь сегодня это колье?

– Не хочется.

– Ну давай… Сегодня же наш последний вечер. Я обожаю видеть его у тебя на шее. Ты в нем какая-то другая. Давай я помогу тебе. Тут ведь очень непростой фермуар.

– Да, пожалуй.

Она застегнула колье у меня на шее и отступила назад, чтобы полюбоваться мною.

– Оно так тебе идет. Конечно, чтобы преподнести их во всей красе, к ним необходимо надеть роскошное бальное платье. Когда ты приедешь в Англию, а ты это, несомненно, когда-нибудь сделаешь, пусть и ненадолго, то обязательно должна закатить великолепный бал только ради того, чтобы продемонстрировать это ожерелье.

Я откинулась на спинку кресла. Время от временя я поглядывала на свое отражение в зеркале. Смотрела я при этом не на себя, а на ожерелье. Сияющие мягким светом жемчужины, казалось, льнули к моей коже.

В дверь постучали, и вошла Лейла.

– Внизу ждать Нанкин, мисси. Он хотеть вас видеть. Вы его пригласить?

Я кивнула и попросила привести его ко мне.

– Мне уйти? – приподнялась Селия.

– Нет, что ты. Я так думаю, что он привез какое-нибудь сообщение от Клинтона.

Вошел Нанкин, беспрестанно кланяясь и подобострастно улыбаясь.

– Сообщение от сахиба, мем-сахиб. Он сегодня задержаться. Приезжать завтра.

– Спасибо, Нанкин, – поблагодарила его я.

Когда он вышел, я увидела, что Селия встревоженно на меня смотрит.

– Он часто отлучается по делам, – пожала я плечами.

Она кивнула, а я догадалась, что она вспоминает сегодняшнее появление в нашем саду Анулы. Зачем она приходила? И видела ли она Клинтона?

– Я рада, что ты сегодня со мной, Селия, – улыбнулась я.

– Завтра в это время я уже буду далеко.

– Я буду очень по тебе скучать.

– Давай сегодня пообедаем вдвоем у тебя в комнате. Поговорим, повспоминаем былое.

– Звучит заманчиво.

– Если тебе не хочется сегодня быть в ожерелье, я не буду тебя принуждать, – произнесла она, прежде чем выйти из комнаты. – Давай, я помогу тебе его снять.

Она расстегнула фермуар и уложила колье в футляр.

Позже она вернулась, и вечер прошел очень приятно. Было бы еще лучше, если бы я не задавалась вопросом, где сейчас Клинтон, с кем, что делает. Я почти не сомневалась, что он у Анулы. Я также знала, что если я у него спрошу, он скажет мне правду. В этом он отличался от других неверных мужей.

«Я здесь не останусь, – думала я. – Если Анула и в самом деле продолжает быть его любовницей, я не останусь его женой».

Но почему ничего нет от Тоби? Быть может, стоит написать ему еще одно письмо?

Этой ночью я спала очень крепко. Иногда мне даже что-то снилось. В одном из снов мне почудилось, что в комнату кто-то вошел. Туманная фигура прошла к туалетному столику, открыла ящик и достала ожерелье. Затем я сквозь сон услышала звук закрывающейся двери. Но это был всего лишь сон.

Утром я первым делом проверила ящик стола. Футляр был на месте. «Это ожерелье сведет тебя с ума!» – предостерегла я себя. Это неправильно, что я храню его в ящике стола. Следовало бы спрятать его в сейф. Но это привлечет к нему внимание и укажет на его истинную стоимость, а ради Клитии я скрывала, что это на самом деле за жемчуг.

Я позавтракала в постели, как делала всегда с тех пор, как сломала лодыжку. Так было легче. Пока я ела, вспоминала свой сон. Я опять выбралась из постели и с помощью трости доковыляла до туалетного столика. Достав из ящика футляр, я его открыла. В ужасе я смотрела на то, что предстало моему взору. Футляр был пуст.

Я не могла в это поверить. Ведь именно это мне и снилось. Так, значит, это был не сон! Кто-то вошел в спальню, забрал ожерелье, а футляр оставил на месте.

Растерянно озираясь по сторонам, я не знала, что предпринять. Я дернула за шнурок звонка, и на мой зов прибежала Лейла. Я не хотела посвящать ее в то, что произошло, поэтому распорядилась:

– Пойди к мисс Хансен и скажи, что я должна немедленно ее увидеть.

Через несколько минут Селия была в моей комнате.

– Спасибо, Лейла, мне больше ничего не нужно, – отпустила я служанку.

Лейла неохотно вышла, а я вдруг задалась вопросом, любит ли она подслушивать под дверью.

– Бога ради, что стряслось? – заговорила Селия.

– Ожерелье… Оно исчезло.

– Не может быть!

– Может. Я только что открыла футляр. Ожерелья в нем нет.

Селия изумленно смотрела на меня несколько секунд, а потом встала, подошла к столику и выдвинула ящик.

– Где?.. – выдавила она из себя, глядя на темно-синюю бархатную подкладку футляра. – Что?..

– Кто-то заходил ко мне ночью и украл ожерелье.

– Ты кого-то видела?

– Понимаешь, я думала, что мне это приснилось. Сначала мне показалось, что кто-то вошел, но потом я подумала, что это мне снится. Последнее время я очень часто вижу сны. Мне снится ожерелье. Селия, что же делать? Наверное, надо бить тревогу.

– Погоди, – остановила она меня. – Давай спокойно решим, что нам нужно предпринять. Горячиться нельзя.

– Это ожерелье… Оно бесценно, Селия.

Она задумалась, а потом подняла голову и пристально на меня посмотрела.

– Кто мог войти к тебе в комнату? – спросила она.

– Я не знаю.

– Кто бы это ни был, но он не смог бы войти незамеченным. Если бы в дом вломился грабитель, слуги бы это заметили. Этот человек должен был открыть дверь ключом.

– Клинтон? – прошептала я.

– Он приходил?

– Я его не видела. Я была в полусне… и видела какую-то тень… но решила, что она мне снится.

– Последнее время тебе постоянно что-то снится, Сэйра, – она нахмурилась. – Пообещай, что то, что я тебе сейчас скажу, тебя не расстроит…

– Обещаю. Говори.

– Ты как-то странно себя вела… и это было совсем недавно.

– Я все это могу объяснить. Кто-то постоянно пытался зло надо мной подшутить. У меня есть доказательства.

Она помолчала, задумчиво кусая губу.

– Послушай, – наконец заговорила она, – ты еще очень нездорова. Ты перенесла серьезное падение, чуть не закончившееся твоей смертью. И тебе все время снилось это ожерелье.

– Да, я знаю, но…

– Люди начали обращать на это внимание, Сэйра.

– Люди?

– Да, к примеру, Лейла. И другие слуги. Ты так переживала и была на грани нервного срыва.

– Я знаю. Кто-то пытался доказать, что я безумна. Мне это стало известно.

– Слушай, возможно, я ошибаюсь, но я хочу тебя защитить. Понимаешь? Мне было невыносимо слушать все эти намеки на твою нестабильность. Сама я в это ни секунды не верила. Я знала, что твоему поведению обязательно существует объяснение. И мне не нравится близкое родство Лейлы с этой женщиной. Оно мне очень сильно не нравится, Сэйра. Мы должны им помешать.

– О чем ты, Селия?

– Вот, что я хочу сказать. Кто-то преднамеренно лишал тебя покоя… а потом поломалась коляска… Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать? И еще эти сны. Мне кажется, что ты ходишь во сне, Сэйра.

– Хожу! Я не могу ходить!

– Ты можешь передвигаться по комнате с помощью трости. Скорее всего, я ошибаюсь, но Сэйра, сперва мы должны убедиться в том, что это не так. Я не хочу давать им еще один шанс сказать то, что они говорят.

– Что ты предлагаешь?

– Давай тщательно обыщем твою комнату. Этот твой сон о том, что кто-то взял ожерелье… Возможно, это была ты сама. Ты могла взять его и где-то спрятать.

– Нет, Селия. Нет!

– Я знаю, как нелепо это звучит, но отнесись к моему предложению с пониманием. Я думаю только о тебе. Пожалуйста, дай себе шанс. Позволь мне осмотреть эту комнату прежде, чем мы объявим, что ожерелье исчезло. А ты посиди в кресле. Я осмотрю спальню и загляну во все уголки. Я очень тебя прошу, Сэйра!

– Ах, Селия, как хорошо, что ты со мной. Но что я буду делать, когда ты уедешь?

– Ты тоже была добра ко мне. А теперь сядь и успокойся.

– Я помогу тебе искать.

– Нет, это может повредить твоей лодыжке. Ты не должна много двигаться. Предоставь все мне.

Она стала обходить комнату, открывая ящики стола, заглядывая под кровать, роясь в платяном шкафу.

Наконец она остановилась посередине комнаты и беспомощно огляделась. Вид у нее был крайне расстроенный.

– Это бесполезно, Селия, – вздохнула я. – Ожерелье украли.

– А я везде уже посмотрела? – не слушая меня, произнесла она и наморщила лоб.

Вдруг она решительными шагами подошла к кровати и подняла мою подушку. Издав торжествующий возглас, она что-то схватила, а затем подняла руку вверх и показала мне ожерелье.

Я не верила собственным глазам.

– Так, значит, я действительно сама украла собственное ожерелье!

– Ты постоянно о нем думаешь. Вам следовало бы спрятать его в сейф. Но сейчас это уже не имеет значения. Не переживай. На это способны абсолютно все.

– Спрячь его в футляр, Селия. Я и видеть его не хочу.

Она выполнила мою просьбу и с громким щелчком захлопнула крышку футляра.

– Ты хотя бы ящик стола на ключ закрывала, – покачала она головой.

– Я попрошу Лейлу поискать ключ от этого замка.

Она поцеловала меня в лоб и вышла, пообещав вернуться позже.

Селия провела со мной все утро, и мы не говорили ни о чем, кроме нашего расставания, приводившего меня в отчаяние. Ее багаж уже увезли в Коломбо, где он ожидал вечера и прибытия «Ланкарты» из Бомбея.

Часов в десять приехал Клинтон. Он пояснил, что его задержали проблемы, неожиданно возникшие на плантации. Ему пришлось допоздна засидеться в конторе. Когда он понял, что раньше полуночи ему никак не освободиться, то принял решение заночевать в комнатушке, специально для таких случаев оборудованной кроватью и умывальником.

– Там очень неудобно, – пожаловался он. – Я даже порезался, когда брился. Зеркало стоит в самом темном углу, и я ничего не видел.

На его щеке, у самого рта, действительно виднелся глубокий порез.

– Кровищи было, как из кабана, – добавил он.

– Надеюсь, тебе уже не больно.

Он покачал головой.

– Но заживет дня через два, никак не раньше. Я так скучал по тебе, Сэйра. Сегодня ночью мы будем вместе. Давай устроим себе праздник. Мы ведь будем совсем одни. В котором часу уезжает Селия?

– Поезд отправляется около шести часов. На станцию ее отвезет наш экипаж.

– В таком случае, я лучше попрощаюсь с ней сейчас. До шести часов я могу и не вернуться.

Он был в хорошем настроении, и я подумала, что ошиблась в своих предположениях относительно Анулы.

Ланч мы опять ели вместе с Селией, расположившись у меня в спальне. Это была наша последняя совместная трапеза.

Во время еды я уронила вилку, и Селия обошла стол, чтобы поднять ее и подать мне. Поднимаясь, она вдруг произнесла:

– Что это у тебя на шее? Какая-то царапина, что ли?

Я провела ладонью по затылку.

– Я ничего не чувствую.

– Царапина очень тонкая. Хм… Наверное, ты спала в этом ожерелье. Я заметила, что у фермуара очень острые края.

– Возможно, я тогда и оцарапалась.

– Напомнишь мне, чтобы я помазала тебе царапину йодом.

– О, в этом нет необходимости.

– Может, и нет. Но здесь все иначе, чем дома. Я недавно оцарапала руку, а потом на царапину попал яд какого-то мерзкого насекомого, привлеченного запахом крови. Ранка загноилась и долго не заживала. Это было просто ужасно. Через минуту я схожу за йодом. Так, на всякий случай.

Мы еще немного поговорили, и я успела забыть о царапине. Селия ушла, но потом вернулась с небольшим флаконом йода в руке.

– Приготовься, – сказала она. – Сейчас немного пощиплет.

Она протерла ранку ватным тампоном, заботливо прихваченным ею из своей комнаты, и я и в самом деле ощутила жжение.

– Вот так, – удовлетворенно произнесла она, – теперь все заживет очень быстро. Царапина едва заметна, но в этом климате никогда не мешает перестраховаться.

Она закрутила флакон колпачком и опустила его в карман юбки. В течение дня царапина меня немного беспокоила, но я не придала этому значения и не обратила на это никакого внимания.