Текст книги "Украденные ночи"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Благословенная земля
Веер из павлиньих перьев
Я лихорадочно готовилась к отъезду из Англии. Я говорила себе, что должна принять ту жизнь, которую сама для себя избрала. Я должна полюбить своего мужа, объединив чувственность с более благородными чувствами. В Клинтоне Шоу было много прекрасного и заслуживающего восхищения. Отец искренне радовался тому, что этот человек стал моим мужем. Он был уверен, что лучшего супруга мне не найти. В нем чувствовались сила и напор, истинно мужские качества, позволявшие всецело на него положиться. Где бы он ни появлялся, он тут же завоевывал внимание и восхищение женщин, причем делал это, не прилагая ни малейших усилий со своей стороны. Он много знал. Он умел проявлять самую нежную заботу. Он был абсолютно искренен и никогда не пытался казаться лучше, чем он есть. Разумеется, за исключением тех случаев, когда стремился к поставленной цели, для осуществления которой требовалось пустить в ход хитрость. Например, как тогда, когда он заманил меня в Попугаячью хижину.
Я должна закрыть глаза на его недостатки и все внимание сосредоточить на его добродетелях. Впечатление, которое произвел на меня Тоби, неожиданно вернувшись в мою жизнь, продемонстрировало мне всю степень моей беззащитности. Я стала легкой добычей Клинтона, одновременно обнаружив в себе скрытые качества и потребности, без которых предпочла бы обойтись. Хотя, если быть до конца честной, следовало бы добавить – за исключением тех моментов, когда эти потребности реализовывались и удовлетворялись. Моя страстная натура сделала меня беззащитной перед лицом соблазна, и это доказывалось тем, что в Попугаячьей хижине Клинтон не встретил ни малейшего сопротивления. Тоби сказал, что, когда он уезжал, я была еще совсем ребенком. Теперь я понимала, что слишком задержалась в детстве. На Дентон-сквер меня окружала видимость утонченности и элегантности, а затем я угодила прямиком под опеку немолодых тетушек и зажила тихой сельской жизнью. По сути я начала взрослеть только с появлением Клинтона, и этот процесс еще не завершился. Я стала женой, совершенно не зная жизни. Я понимала, что мне надо действовать очень осторожно, и было бы лучше всего, если бы я влюбилась в своего мужа. Впрочем, физически я уже была в него влюблена, но у меня хватало мудрости, чтобы понимать, что для счастливой супружеской жизни этого недостаточно.
Итак, я с головой окунулась в приготовления. Я засыпала Клинтона вопросами о плантации, а это была тема, на которую он мог говорить бесконечно. Он радовался тому, что возвращается. И хотя он по-своему оплакивал смерть моего отца, я знала, что он всегда будет человеком, которого больше интересует будущее, чем прошлое.
Наконец настал день нашего отъезда. В Тилбери мы взошли на борт парохода «Ареметея». Я еще никогда не путешествовала на корабле, если не считать плавания, предпринятого вместе с мамой. Но тогда я была слишком мала, чтобы что-то запомнить. Теперь меня интересовало абсолютно все. Клинтон одобрительно наблюдал за мной и повторял, что это поможет мне смириться с моей утратой.
– Когда в твоей жизни происходит трагедия, – говорил он, – самое лучшее средство справиться с потрясением – полностью сменить обстановку. А это тебе гарантировано.
Он был знаком с капитаном и некоторыми офицерами экипажа, демонстрировавшими ему глубокое почтение, вне всякого сомнения, доставлявшее ему истинное наслаждение. Он был очень внимателен ко мне и посвятил меня в тайны морского плавания так же непринужденно, как и в искусство любви. Больше всего на свете ему нравилось выступать в роли наставника. Когда я указала ему на это, он согласился, что это действительно так, но только потому, что его очень интересует ученица. Мое поведение теперь было намного мягче. Встреча с Тоби заставила меня испытать чувство вины. Я дала брачные обеты, а значит, должна их исполнять. Так я понимала брак. Я изумилась тому, как на Клинтона повлияли перемены в моем к нему отношении. Он стал почти нежен, наши бесконечные препирательства прекратились, и, наблюдая за ним, я приходила к выводу, что он по-настоящему счастлив в роли моего мужа.
Путешествие было очень познавательным. Мы вместе осмотрели чудеса Помпеи, базары Порт-Саида, проплыли через канал, минуя озера и золотые прибрежные пески, по которым чабаны гнали свои отары. Мне казалось, что перед моими глазами проплывают сцены из Библии. Сидя рядом с Клинтоном на палубе, я говорила себе, что не стану думать о Тоби и о том, что не сложилось. Я верила, что это в моей власти. Как сказала бы Джанет – сама кашу заварила, сама и расхлебывай.
Мы провели день в Момбасе, где купили яркие ткани, украшения и коровий рог, покрытый искусной резьбой. Наше долгое путешествие подходило к концу.
Очень скоро нам предстояло причалить к берегу Цейлона.
Мы прибыли утром. Как только вдали стала видна земля, я оказалась на палубе, рядом с Клинтоном. Зеленый и плодородный остров, вздымающийся из Индийского океана, являл собой поистине прекрасное зрелище.
Клинтон указал мне на Адамов Пик, самую почитаемую гору острова. Она доминировала над окружающим пейзажем, приковывая к себе внимание.
– Пик служил отличным ориентиром для навигаторов древности, – рассказывал Клинтон. – На этой горе перебывало множество паломников. Она всегда была местом особого поклонения. Горы являются источником средств существования для местных жителей, и они об этом не забывают. Когда налетают муссоны, а это происходит в середине мая и в конце октября, тучи не могут преодолеть горную гряду и проливаются дождем на окрестности. Здесь постоянно идет дождь… правда, лишь с одной стороны гряды. Противоположные склоны гор являют собой безводную пустыню, в то время, как с этой стороны мы всегда собирали богатые урожаи кофе, кокосов, корицы, каучука… Но в последние годы все это затмила самая прибыльная культура – чай!
Я как зачарованная смотрела на прекрасные пейзажи Цейлона. Рощи пальмовых деревьев, казалось, растут прямо из воды, и повсюду была сочная яркая растительность. Берег медленно приближался. Клинтон схватил меня за руку и крепко сжал.
– Наконец-то, – произнес он.
В его голосе звучали торжествующие нотки.
В доках кипела работа. Люди в широких белых штанах из грубой парусины и свободных куртках из того же материала бегали по пристани, руководя выгрузкой багажа. Они кричали и жестикулировали. Стояла нестерпимая жара.
Клинтон произнес что-то по-сингальски, и нас тут же окружили улыбающиеся коричневые лица. Было видно, что его здесь хорошо знают и очень уважают. Я прислушивалась к их речи и сгорала от любопытства, от желания увидеть все и сразу.
Вскоре мы уже сидели в необычном экипаже, запряженном лошадьми.
– Мы едем на вокзал, – сообщил мне Клинтон. – Тебя это удивляет? Да, у нас есть железная дорога. Она протянулась от Коломбо до Канди. Но нам не надо ехать до самого конца. Мы живем милях в шестидесяти от Коломбо и в двенадцати от Канди. Не волнуйся о багаже. Его везут следом.
Экипаж покатился по улицам, таким живописным и красочным, что я едва успевала вертеть головой, боясь что-нибудь упустить.
– Сразу видно, что ты здесь новичок, – улыбнулся Клинтон.
Ничего подобного я в своей жизни не видела. Улицы были запружены различными запряженными быками экипажами, тележками, рикшами, на пыльные худые ноги которых невозможно было смотреть без сострадания. Прохожие то и дело что-то кричали друг другу, отчего на улице было очень шумно. Они перебегали дорогу перед самым носом у лошадей, и у меня всякий раз от страха замирало сердце, так как мне казалось, что катастрофы не избежать. Впрочем, возницы были настолько искусны, что все обходилось благополучно.
Раз или два с Клинтоном поздоровались.
– А ты им, похоже, нравишься, – заметила я.
– Ничего удивительного, – с присущим ему цинизмом отозвался мой супруг. – Я даю им кусок хлеба.
Мне стало жарко, и я сняла пальто.
– Будь осторожна, – предостерег меня Клинтон. – Твоя кожа не предназначена для этого беспощадного солнца. Не забывай, что солнце представляет для тебя серьезную опасность, даже когда оно за тучами. Оно печет, даже если ты его не видишь.
Я накинула пальто на плечи.
Вот мы и на вокзале. Здесь так же многолюдно, как и на пристани. Жара и шум оглушают и ошеломляют.
– Уже скоро мы будем на плантациях, – заверил меня Клинтон. – На моей и на твоей.
Мы сели в поезд. В комфортабельности он не мог тягаться с английским поездом, но меня так заворожили мелькающие за окном пейзажи, что я этого почти не заметила. От окружающей красоты захватывало дух. За время этой короткой поездки мы миновали леса, в которых росли эбеновые и шелковые деревья, а также самые распространенные здесь деревья кешью. Мы пересекли затопленные рисовые поля, снабжавшие страну основным продуктом питания. Реки казались ленивыми и неторопливыми. Лодки тянули бревна, а на мелководье резвились голые ребятишки. Я затаила дух, впервые увидев слона. На его спине сидел человек, принуждая это величественное животное нести целую охапку бревен.
Клинтона мой восторг позабавил.
– На Цейлоне слон – самое распространенное животное, – пояснил он. – Как видишь, слоны работают на людей. Лучших работников себе и представить невозможно. Они сильны, и с ними легко договориться, потому что здравого смысла им не занимать. К тому же они очень спокойные. Чего еще можно желать?
– Как странно, что такие могучие создания позволяют собой командовать.
– Искусство дрессировки, милая Сэйра. Мы их приручаем. Дикие слоны могут натворить немало бед. Они врываются на плантации, вытаптывают посевы, уничтожают постройки. Но если их поймать и обучить, они становятся чудесными слугами.
– Я не сомневаюсь, что тебе доставляет удовольствие процесс обучения.
– Смею тебя заверить, он того стоит.
Я изумленно наблюдала за слонами. Мне казалось просто невероятным, что эти неуклюжие с виду животные, способные насмерть затоптать человека, подчиняются ему, соглашаясь на него работать.
Наконец поезд остановился на небольшой станции. Клинтон взял сумку, в которую я сложила самое необходимое, и свой чемоданчик, и мы вышли на платформу.
Со всех сторон раздавалось лопотание. Нас окружили люди, кланявшиеся Клинтону.
– Вот я и вернулся, – обратился к ним Клинтон. – С женой.
Раздался смех, который я расценила как своего рода приветствие. Среди неразборчивого бормотания я услышала слово, звучавшее как «мем-сахиб».
Клинтон взял меня под локоть.
Нас ожидала повозка, похожая на ту, на которой мы добрались из порта на вокзал. Мне казалось, что вокруг море смуглых лиц.
– Вот видишь, как быстро мы доехали, – сказал Клинтон. – Мы очень часто пользуемся железной дорогой. Благодаря нам это одна из самых процветающих веток в стране.
И мы опять отправились в путь. Над землей поднимался пар. По обе стороны от дороги росли древовидные папоротники, и некоторые из них, по моим подсчетам, достигали двадцати пяти футов в высоту, бушевали алые рододендроны. Я обратила внимание на то, что здесь много необычных растений. Мы ехали по прорубленной в густых зарослях просеке, и ветви деревьев закрывали от нас солнце. Но вскоре перед нами появилась открытая местность, и я впервые увидела плантацию. Зеленые и блестящие кустарники покрывали склоны разбегающихся во все стороны холмов.
Клинтон с нескрываемым удовлетворением взирал на эту картину.
На склоне холма я заметила группу одноэтажных хижин. У меня оборвалось сердце. Неужели это мое новое жилье?
– Тут живут мои работники, – прокомментировал Клинтон. – Ну и склады тоже здесь. До плантации твоего отца, я хотел сказать, до твоей плантации, отсюда не больше мили. А через минуту ты увидишь мой дом. Вон тот лоскут джунглей служит границей плантаций. И, конечно же, он оживляет пейзаж. От лицезрения чая быстро устаешь.
На нашем пути лежала небольшая рощица, и вскоре мы въехали под тенистые кроны деревьев. Спустя несколько мгновений перед нами возник дом, длинный, двухэтажный. Его окружал сад, в котором росли пышные цветущие кустарники. Я еще никогда не видела таких ярких и красивых цветов. Среди этой зелени дом казался ослепительно белым. По стенам карабкались плети вьющихся растений. Основное здание было построено в форме буквы «Г», и к нему примыкали многочисленные надворные постройки.
Из дверей выскочила молодая женщина в ярко-синем сари. Она без конца кланялась и что-то быстро лопотала, улыбаясь и демонстрируя прекрасные зубы. Одновременно она с любопытством косилась на меня.
– Это Лейла, – сообщил мне Клинтон. – Обращайся к ней по любому поводу.
Лейла опять улыбнулась, скрестила на груди руки и склонила голову.
– Первым делом чай, Лейла, – обратился к ней Клинтон.
– Да, хозяин. Приносить скоро, – добавила она.
Она с неимоверным трудом оторвала от меня взгляд бездонных темных глаз.
– Спасибо, – решила подать голос и я. – Нам очень хочется пить.
В моей груди вздымалась буря эмоций. В конце концов, мне предстояло познакомиться с моим новым домом, и меня терзали дурные предчувствия. Я поспешила заверить себя, что это объясняется совершенно незнакомым окружением и осознанием того, что прошлое, в числе прочего включавшее и Тоби, осталось далеко позади. Впереди меня ждала полная неизвестность.
Мы вошли в дом, и наши шаги гулко разнеслись по прохладному холлу. Пол украшали узоры из разноцветных камней, напоминавших лазурит и халцедон. Здесь стоял легкий столик и два стула, сплетенные, как я догадалась, из бамбука.
– Добро пожаловать домой, – обернулся ко мне Клинтон. – Позже я тебе все покажу. А пока нам необходимо подкрепиться. Сейчас ты попробуешь чай, равного которому ты не пила никогда в жизни. Нам заварят свежий лист нового урожая.
Он привлек меня к себе и поцеловал.
– Ах, Сэйра, неужели моя мечта осуществилась? – вздохнул он. – Ты здесь, со мной. С того самого мгновения, когда я впервые тебя увидел, я ни о чем другом уже не думал. Как только мы попьем чаю, я познакомлю тебя с домом. Он больше, чем кажется снаружи. И я затратил очень много сил и времени на его меблировку. Дядя построил его, когда стало ясно, что кофе вместо баснословных прибылей принес финансовый крах. Он решил вложить деньги в чайные плантации. Смею тебя заверить, что это было весьма рискованно, но труд был очень дешев, и он построил этот дом. Разумеется, я его достраивал. Он не сравнится ни с родовым гнездом Ашингтонов, ни даже с моим собственным поместьем в Англии, но он соответствует здешним требованиям и условиям и по местным меркам считается вполне неплохим. Нам здесь будет очень славно.
Он провел меня в просторную комнату с каменным полом и легкой мебелью, изготовленной из тика и ротанга. Здесь стояли стол, стулья и плетеный диван, заваленный яркими разноцветными подушечками.
– Это гостиная, – сообщил мне Клинтон. – Видишь вот эти раздвижные двери? Они ведут в комнату, похожую на эту. Мы используем ее как столовую. Когда я приглашаю гостей, двери раздвигаются, и получается довольно просторное помещение. Ты бы назвала его бальной залой.
– И часто ты приглашаешь гостей?
– Периодически. В Канди есть клуб, как и в Коломбо… но для нас это далековато. Так что там с чаем?
Вошли два мальчика с подносом и чашками. Их большие темные глаза с любопытством уставились на меня. Клинтон представил меня как «вашу госпожу». Они торжественно поклонились и поставили приборы на стол. Мальчики были в традиционных белых рубашках и брюках, без обуви. Вслед за ними вошла и Лейла.
– Все хорошо, господин? – спросила она.
Клинтон кивнул.
– Я хочу, чтобы ты хорошо ухаживала за своей госпожой, Лейла, – произнес он.
– О да, да, – она кивнула и разулыбалась, как будто это должно было доставить ей величайшее удовольствие в жизни.
Он накрыл ладонью мою руку.
– Лейла будет во всем тебе помогать. Она станет своего рода посредником между тобой и другими слугами… первое время.
– Вот и хорошо, – кивнула я.
Лейла еще раз поклонилась и вышла.
– Она отлично управляет слугами, – обернулся Клинтон ко мне, – и, как все цейлонцы, обожает ответственные поручения. Мой управляющий, Нанкин, ее отец, а ее брат, Ашраф, работает на твоей плантации. Это интересная семья. Присаживайся, Сэйра. Я налью тебе чаю. Когда мы расположились на диванчике, он обнял меня одной рукой.
– Тебе все кажется чужим и странным, правда? – заговорил он. – Ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Но все будет в порядке. Я тебе обещаю. Вот увидишь.
Это звучало так, как если бы он был всемогущ и мог моделировать будущее по своему желанию. Мне казалось, что он действительно обладает такой властью. С того момента, как я ступила на берег Цейлона, я уже успела почувствовать, каким влиянием он здесь пользуется.
Он взял свою чашку и вдохнул аромат чая.
– Ты увидишь, как работают дегустаторы чая, – пообещал он. – Тебе предстоит очень много узнать о своей плантации, Сэйра. Ты чувствуешь аромат этого чая? Ты не находишь, что он изумителен?
Я полностью с ним согласилась, потому что я и в самом деле никогда не пробовала ничего подобного.
Когда мы допили чай, он захотел показать мне дом, и это полностью совпадало с моим стремлением поскорее его осмотреть.
На первом этаже, кроме холла и двух разделенных раздвижной дверью комнат, находилась просторная, мощенная каменными плитами кухня с большими белыми шкафами. Все было вычищено и покрашено. Мы встретили нескольких слуг – мальчиков вроде тех, которые подавали нам чай, двоих мужчин и двух женщин. Они все подобострастно кланялись, когда Клинтон знакомил меня с ними, а я была абсолютно уверена в том, что мне никогда не запомнить всех их имен. Моя персона их очень занимала, и было очевидно, что они очень боятся чем-то не угодить Клинтону.
«Он и в самом деле здесь господин, – думала я, – и это все подвластная ему территория».
Здесь также была прачечная и холодильная комната с большими коробками льда, без которых в этом климате совершенно невозможно сохранять продукты свежими.
Кроме кухни, здесь располагались комнаты слуг. Мне их тоже показали. В них было безукоризненно чисто. Судя по всему, их обитатели готовились к этой инспекции.
Мы поднялись на второй этаж, где находились спальни.
– Вот это наша спальня, – с гордостью в голосе заявил Клинтон.
Мои глаза остановились на большой кровати, накрытой шелковистым вышитым покрывалом. Я обратила внимание на служившую пологом противомоскитную сетку. Окна также были затянуты мелкоячеистыми сетками. Темный деревянный пол устилали сине-зеленые коврики в тон вышивке на покрывале. Одним словом, не было похоже, что в этой комнате обитает холостяк. Быть может, Клинтон еще до своего отъезда отдал распоряжения по ремонту спальни? На столике стояла статуэтка. Бронзовый Будда сидел в позе лотоса. Его лицо показалось мне живым, а глаза и вовсе следили за всеми моими перемещениями по комнате.
Клинтон заметил, что я рассматриваю статуэтку.
– Она тебе не нравится.
– Она кажется мне злобной.
– Злобный Будда? Ну нет. Надеюсь, что его присутствие не будет тебе мешать. Эта статуэтка – подарок друга. Если я ее отсюда уберу, слуги сочтут это дурным предзнаменованием.
Как глупо – придавать столько значения бронзовой статуэтке, упрекнула я себя. Я извинилась перед Клинтоном, сославшись на усталость и вызванное ею возбуждение. Мне вдруг вспомнилось мое детство в Лондоне, наши с Тоби вылазки. Я поняла, что меня уже начинает одолевать ностальгия.
В одном конце комнаты была ниша, отгороженная портьерой. Она находилась на возвышении, куда вели две ступени. За портьерой я увидела две ванны. На трех окружающих нишу стенах висели зеркала. На столе стояли таз и кувшин.
– Они в точности выполнили мои указания, – довольно произнес Клинтон. – Тебе нравится. Сэйра? Это все готовилось для тебя.
– Эта комната прекрасна, – отозвалась я, – но я не могу поверить в то, что ты готовил ее для женщины, которую никогда в жизни не видел.
– Я знал, что это будешь ты.
Он взял меня под руку и повел показывать другие комнаты на этом же этаже, тоже спальни. Во всех спальнях пологом кровати служила москитная сетка, также защищавшая и окна.
– У нас изредка ночуют гости, – пояснил Клинтон. – В основном, когда мы даем бал, совсем небольшой, разумеется. К нам приезжают плантаторы с женами. Английская община. Плантации некоторых из них расположены очень далеко, поэтому им приходится ночевать здесь. Одни выращивают каучук, другие – кокосы и рис. Кроме них, здесь еще есть судовладельцы и чиновники железной дороги, государственные служащие. С тех пор как Цейлон отошел к британской короне, он стал процветающим островом. Тебе предстоит много о нем узнать.
– Мне не терпится взглянуть на мою собственную плантацию.
– Ах да, тебе и этому необходимо учиться. Но тебе нечего опасаться. Я же рядом. Я позабочусь о твоих интересах. Сет Блэндфорд – довольно неплохой управляющий, кроме того, он твой зять, но…
– Но больше всего, – перебила его я, – я хочу увидеться с сестрой.
– Когда ты отдохнешь, я отвезу тебя к ним. До их дома не больше мили, а если ехать напрямик, через джунгли, то и того меньше. Мы называем этот клочок лесом, хотя на самом деле это настоящие джунгли. Впрочем, когда-то все эти земли были заняты джунглями. Через них и сейчас нет просеки, и пройти можно только пешком, по тропинкам. У нас есть двуколка, в ней я тебя и отвезу. Она запрягается только одной лошадью, и управлять ею очень легко. Думаю, со временем ты начнешь пользоваться ею самостоятельно. Конечно, можно ездить и верхом, но иногда воспользоваться двуколкой удобнее и легче.
Поскольку мне очень хотелось поскорее познакомиться с сестрой, я объявила, что нисколько не устала. Я сменила дорожный костюм на легкое шелковое песочного цвета платье и тонкую накидку, призванную защитить от солнца мои плечи и руки. На голову я водрузила одну из привезенных с собой соломенных шляп.
Я сразу отметила, что двуколка и в самом деле проста в управлении и что это очень удобное транспортное средство.
Мы проехали через плантацию и вскоре уже подъезжали к дому, ранее принадлежавшему моему отцу и очень похожему на тот, который мы только что покинули.
К нам подбежал слуга, чтобы принять лошадь и двуколку. Клинтон спрыгнул на землю и помог спуститься мне. Мое сердце бешено колотилось в груди в предвкушении долгожданной встречи с моей сводной сестрой. Я обернулась к дому. В дверном проеме стояла хрупкая и невысокая фигурка. Эта изящная женщина была на голову ниже меня, а впрочем, я всегда считалась высокой. Я подумала, что еще никогда в жизни не видела такого прелестного и утонченного создания.
Она была закутана в шелковое сари цвета лаванды, расшитое серебряной нитью. Она направилась ко мне, и все ее движения были пронизаны такой грацией, что я немедленно почувствовала себя огромной и неуклюжей. Ее черные волосы были завязаны в тяжелый узел. Если бы она их распустила, они упали бы ниже колен. Она протянула ко мне маленькие ручки, украшенные серебряными браслетами. Не меньше десяти браслетов позванивало на каждой руке.
Но когда она заговорила, я от удивления потеряла дар речи.
– Я Клития, – произнесла она.
«Но ведь ты не англичанка, как ты можешь быть дочерью моего отца?» – чуть было не вырвалось у меня.
– Моя… моя сестра, – выдавила из себя я. – Я так давно жду этой встречи.
Она заговорила, и я отметила, что у нее не только чудесный голос. Ее английский был безупречен, если бы я ее не видела, я бы ни за что не догадалась, что передо мной уроженка Азии.
– Я тоже очень рада, – прозвучало в ответ на мое заикающееся приветствие. – Мы же сестры… пусть и сводные… значит, должны общаться. Наша общая утрата должна нас сблизить. Все это время я оплакивала отца, но твой приезд должен положить конец трауру.
Мы как зачарованные смотрели друг на друга. Видимо, я казалась ей такой же странной, как и она мне. Но, по крайней мере, она ожидала увидеть англичанку, и она ее увидела.
– Клинтон, – обернулась она к моему мужу. – Поздравляю. У тебя очень красивая жена.
– Спасибо, Клития, я полностью с тобой согласен. Правда, сначала она меня отвергала, но я сумел ее завоевать.
– Мы все знаем силу твоего убеждения, – улыбнулась она. – Сэйра, пойдем со мной. Я хочу познакомить тебя с сыном. Маленький Ральф тоже с нетерпением тебя ждал.
– Ральф – ее гордость и счастье, – сообщил мне Клинтон.
– Им гордилась бы любая мать… если бы ей досталось такое счастье, как он.
У нее был необычайно мелодичный голос, и я была уже очарована ею. Ее внешность могла объясняться только одним. Первая жена моего отца была цейлонкой. Вот почему тетя Марта отказывалась о ней говорить.
Будто услышав мои мысли, она обратила мое внимание на портрет, висящий на стене. На нем была изображена прекрасная грациозная женщина в синем сари, с черными волосами, в которые были вплетены яркие цветы.
– Это моя мама, – произнесла Клития. – Она умерла, когда я была совсем маленькой. Я знаю ее только по этому портрету. Нам предстоит многое сказать друг другу, Сэйра.
Мы поднялись по лестнице и вошли в детскую.
– Шеба! – позвала она. – Шеба! Ральф! Где вы?
Распахнулась какая-то дверь, и к нам с визгом восторга бросился маленький мальчик. Он обхватил Клитию за колени, и мне показалось, что от такого напора она может упасть.
– А вот и мой Ральф! – воскликнула она. – Ральф, а что бы ты сказал, если бы я сообщила тебе, что у тебя есть тетя, которая пришла к тебе в гости?
Его английское происхождение сомнений не вызывало. У него были темные, но не иссиня-черные, никогда не встречающиеся в Англии волосы, темно-карие, но не черные глаза и розовые, хотя и несколько смуглые щеки. Я залюбовалась крепким и здоровым мальчуганом. На вид ему было года четыре.
– У меня никогда не было тети, – произнес он, подозрительно косясь на меня.
– Теперь будет, – улыбнулась я и протянула ему руку, которую он крепко пожал.
– Ты приплыла из Англии? – спросил он.
Я признала, что это так и есть.
– Мой дедушка уехал в Англию и так и не вернулся. Вместо этого он ушел на Небеса.
– Да, – медленно ответила я. – Зато вернулась я и с радостью обнаружила, что у меня есть племянник.
– Так, значит, я – племянник?
Мальчик засмеялся, радуясь этой идее.
И тут я заметила, что за мной пристально наблюдают. В дверях стояла женщина. Мне трудно было определить ее возраст, но она была далеко не молода. В зеленом сари, с черными завязанными в узел на затылке волосами, с большими черными и бездонными глазами.
– Это Шеба, – сказала Клития. – Раньше она нянчила меня, а теперь перенесла свою заботу на Ральфа. Шеба, это моя сестра. Сэйра, Шеба тебя помнит.
Шеба приблизилась к нам, шурша складками шелкового сари. Ее движения были легкими, быстрыми и грациозными, как у кошки.
– О да, – пробормотала она. – Хорошо помнить. Маленькая мисс Сэйра. Но вы и в самом деле быть вот такой маленькой, – она показала рукой, какой маленькой, – когда уехать отсюда.
К моему глубокому сожалению, я ее совсем не помнила.
– Шеба знает, как я счастлива, что ты теперь будешь жить на Цейлоне, – продолжала Клития.
Она улыбалась мне, и в этой улыбке было столько тепла и любви, что я не могла не испытать к ней ответных чувств. Тем не менее, мне показалось, что ее следует остерегаться. Хотя она держалась почтительно, что-то подсказывало мне, будто она не рада моему появлению.
– Шеба, – обратилась Клития к няне, – моя сестра с мужем останутся к обеду. Предупреди слуг на кухне. – Клития застенчиво посмотрела на меня. – Мы надеялись, что ты сегодня к нам приедешь, хотя уверены до конца не были. Но мы готовились. Я хотела, чтобы ты впервые села за стол именно в этом доме. Ты тут родилась. В этой самой комнате, верно, Шеба? Я тоже тут родилась. Мы же сестры. Я надеюсь, что Клинтон не будет возражать против того, что я тебя монополизирую… хотя бы первое время.
– Моя дорогая Клития, – заговорил Клинтон, – лишь бы тебе было хорошо.
Он улыбался ей, как любой мужчина улыбался бы на его месте такой красивой женщине, как моя сестра.
Ральф бочком подобрался ко мне и завладел моей рукой.
– Ты моя тетя, – заявил он и зашелся в приступе веселья.
– Я хочу показать ей сад, – заявила Клития всем присутствующим.
– Мисси Клития и ее растения, – пробормотала Шеба. – Если бы господин Сет ей не мешать, у нас быть полный дом ползучих лиан. Мы бы в них запутаться.
Она говорила немного нараспев с мелодичным, характерным для английской речи сингальцев акцентом.
– Клития так взволнована встречей с тобой, Сэйра, – вмешался Клинтон. – Но это и в самом деле выдающееся событие. Милая Клития, мы проделали долгий путь и прибыли домой только сегодня. Сэйра даже взглянуть ни на что не успела, так она спешила к тебе. Так что давай пообедаем, и я заберу ее домой. Ведь еще будет завтра. Тогда и покажешь ей свой сад. Вы еще наговоритесь до хрипоты. А сегодня мы должны лечь пораньше и хорошенько выспаться. В этом мы нуждаемся больше всего.
Мне захотелось возразить ему, и я заявила:
– Но я хочу посмотреть сад и поговорить с тобой, Клития.
Она быстро подошла ко мне. Но она не шагала и не бежала, а как будто скользила. Ее невероятная грация трогала меня до глубины души. Она схватила меня за руку и улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.
– Прости меня, – произнесла она своим мягким и слегка хрипловатым голосом. – Клинтон прав. Радость встречи с тобой затмила мне рассудок и сделала меня эгоистичной. У нас есть завтра, и мы сможем говорить и говорить…
– Но я совсем не устала, – запротестовала я.
– Нет, устала, милая, – твердо произнес Клинтон. – Просто волнение не позволяет тебе это почувствовать. Сразу после обеда мы вернемся домой. Клития знает, что я прав.
Все это время Шеба напряженно прислушивалась к разговору. Она подняла малыша на руки.
– Моя тетя уйдет на Небеса? – спросил он.
В комнате повисла странная тишина, хотя, возможно, мне это почудилось. Я видела изумленное и немного испуганное лицо Клитии и устремленный на меня непроницаемый взгляд Шебы. Это не длилось и секунды, но я успела ощутить, как по спине у меня пополз холодок, как будто кто-то плеснул мне за шиворот ледяной воды.
– С чего ты это взял? – спросила Клития.
– Дедушка ушел, – грустно произнес малыш.
– Нет, молодой человек, – вмешался Клинтон. – Твоя тетя приехала сюда жить, вот это она и будет здесь делать.
Клития подошла к сыну и взъерошила ему волосы.
– Тебе давно пора спать, – ласково произнесла она.
– Я не хочу ложиться. Я хочу смотреть на тетю Сэйру.
– Ты будешь это делать завтра.
– Но я хочу сейчас.
– Сейчас, милый, ты отправишься с Шебой, и она тебя уложит. Я тоже к тебе загляну пожелать спокойной ночи.
– А ты мне споешь песенку?
– Спою.
– И почитаешь мне?
– Может быть.
