Текст книги "Обитель страсти"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Так значит, она проявила заботу обо мне лишь потому, что от наличия у меня надлежащей одежды зависело ее обучение верховой езде! Следовало сразу догадаться об этом.
Не веду ли я себя слишком глупо? Не ожидаю ли от людей большего, чем они могут дать? Я помогала Элвин заполучить желаемое, а сама при этом была для нее пустым местом. Ну, не пустым… А чем же? Средством, всего лишь средством, и не следовало бы забывать об этом.
Мое сиреневое платье. Оно было любимым из тех двух, которые портниха тети Аделаиды сшила для меня, когда я подучила это место. Второе платье было серым, а этот цвет был мне совершенно не к лицу. Казалось, что в сиреневом я выгляжу несколько менее сурово, менее соответствую классическому стандарту гувернантки. Но каким же безвкусным оно мне вдруг показалось, с его наглухо застегнутым лифом, кремовым кружевным воротником и кремовыми кружевами на манжетах! Я поняла, что сравниваю его с туалетами дам, приехавших на сегодняшний бал…
– Скорее доедайте, мисс, – нарушила мои размышления Элвин. – Вы ведь не забыли, что мы идем в «солнечную» комнату?
– Полагаю, твой отец разрешил…
– Мисс, я всегда наблюдаю балы из «солнечной» комнаты. Все знают об этом. Моя мама всегда поднимала голову и махала мне рукой. – Ее личико сморщилось. – Сегодня, – продолжала она, как будто разговаривая сама с собой, – я буду представлять себе, что она все-таки там, внизу… танцует вместе со всеми. Мисс, как вы думаете, люди возвращаются назад после того, как умерли?
– Что за странный вопрос! Конечно же нет.
– Значит, вы не верите в привидения. А некоторые верят. Они говорят, что видели призраков. Вы полагаете, мисс, они врут, когда это утверждают?
– Я полагаю, что люди, утверждающие подобное, являются жертвами своего буйного воображения.
– И все-таки, – мечтательно продолжала Элвин, – я буду представлять себе, что она там, внизу… что она танцует… Может быть, если я очень-очень постараюсь, то увижу ее. Может быть, я стану жертвой своего буйного воображения.
Я ничего не ответила, потому что мне было не по себе.
– Если бы она действительновернулась, – продолжала размышлять Элвин, – то пришла бы на бал, потому что очень любила танцевать… Мисс, – вдруг добавила она, – если вы не хотите идти со мной в «солнечную» комнату, я могу пойти и одна.
– Я пойду с тобой, – ответила я.
– Тогда пойдемте.
– Вначале следует закончить ужин.
* * *
Размеры дома не переставали поражать меня. Вслед за Элвин я прошла по галерее, поднялась по нескольким лестницам, миновала анфиладу спален и наконец-то достигла комнаты, которую Элвин называла «солнечной». Ее крыша была частично застеклена, и я поняла, откуда произошло такое название. В летнюю жару здесь, должно быть, невыносимо жарко.
Стены затянуты гобеленами, на которых отражена история Великого мятежа и Реставрации. Казнь Карла I. Его сын, Карл II, наполовину скрытый дубовыми ветвями, из-за которых он взирает сверху вниз на мятежников. Тут же представлены сцены его прибытия в Англию и коронации.
– Моя мама любила здесь бывать, – сказала Элвин. – Ей нравилось наблюдать за тем, что происходит там, внизу. Тут есть два глазка. Ой, мисс, разве вам не интересно посмотреть?
Я разглядывала секретер, диван, стулья с позолоченными спинками и видела ее, мертвую Элис, сидящую здесь, беседующую со своей дочерью. С течением времени она все больше и больше оживала в моем воображении.
В каждой стене этой длинной комнаты были прорезаны окна – высокие, занавешенные тяжелыми парчовыми шторами. Такие же парчовые шторы скрывали, как мне показалось, четыре двери. Через одну мы вошли, вторая находилась в дальнем конце комнаты, и еще две по бокам. Но оказалось, что относительно последних двух я ошибалась. Элвин исчезла за одной из парчовых портьер и приглушенным голосом окликнула меня. Последовав за ней, я обнаружила, что мы находимся в нише. Там было отверстие в стене, искусно исполненное таким образом, что если кому-либо было неизвестно о его существовании, он бы его ни за что не заметил. Я заглянула в это отверстие и поняла, что передо мной часовня. Были отчетливо видны маленький алтарь с триптихом и скамьи.
– Мама рассказывала мне, что если кто-то был слишком болен, чтобы спускаться вниз, он сидел здесь и слушал, – сообщила Элвин. – В прежние времена в доме был свой священник. Мама об этом не говорила. Она не знала историю «Маунт Меллина». Рассказала мисс Дженсен. Ей было многое известно об этом доме. Она любила подниматься сюда и смотреть в глазок. Часовня ей тоже нравилась.
– Наверное, тебе было жаль, что она уехала, Элвин.
– Да, жаль. Второй глазок с другой стороны. Через него виден зал.
Она пересекла комнату и отдернула портьеру. В стене виднелось такое же отверстие. Я посмотрела вниз, и у меня захватило дух, потому что моим глазам открылось величественное зрелище. Музыканты расположились на возвышении, а гости, которые еще не начали танцевать, пока прохаживались по залу.
Там, внизу, было очень много народу. Элвин затаила дыхание, ее глаза блуждали, будто искали кого-то. По моей спине пополз холодок. Неужели она действительно верит, что Элис встанет из могилы и придет сюда, потому что любила танцевать?
Мне захотелось обнять ее. Бедное дитя, потерявшее мать, думала я. Бедное растерянное маленькое создание!
Но, разумеется, я справилась со своим порывом, отлично зная, что Элвин не нуждается в моем сочувствии.
Я увидела Коннана Тре-Меллина, беседующего с Селестиной Нанселлок. И Питера. Если он был одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни, то Коннан, несомненно, был самым элегантным. В этом блистательном собрании было очень мало знакомых лиц, но леди Треслин я узнала сразу же. В платье, сшитом из невероятного количества ярдов красного шифона, она выделялась даже на этом блестящем фоне. Мне подумалось, что очень немногие осмелились бы надеть туалет подобного цвета. Но если леди Треслин намеревалась привлечь к себе внимание, ее выбор не мог быть удачнее. Цель была достигнута. Ее темные волосы на этом огненном фоне казались почти черными, великолепные плечи были самыми белыми из всех, что я видела. В волосах, подобно тиаре, сверкал бриллиантовый обруч, который был далеко не единственным ее украшением.
Внимание Элвин тоже было приковано к ней.
– Оназдесь, – пробормотала девочка, угрюмо нахмурив брови.
– А ее муж? – поинтересовалась я.
– Маленький старичок вон там. Беседует с полковником Пенландсом.
– А кто здесь полковник Пенландс?
Она указала на полковника, рядом с которым я увидела согбенного седого старика. Казалось невероятным, что этот человек – муж столь блистательного создания.
– Смотрите! – прошептала Элвин. – Мой отец собирается открыть бал. Раньше он всегда делал это с тетей Селестиной, и одновременно моя мама делала это с дядей Джеффри. Интересно, с кем же он откроет сегодняшний бал…
Как и Элвин, я была всецело поглощена происходящим.
– Музыканты уже готовы, – сообщила она. – Они всегда начинают с одной и той же мелодии. Знаете с какой? Это «ферриданс» [5]5
Ферриданс – народный массовый танец; его танцуют на улицах, взявшись за руки, жители некоторых городов графства Корнуолл во время весеннего праздника.
[Закрыть]. Некоторые из наших предков были родом из Хелстона [6]6
Хелстон – небольшой город в графстве Корнуолл.
[Закрыть], и там всегда танцевали этот танец. Оттуда и пошла традиция. Папа и мама танцевали первые несколько тактов со своими партнерами, а потом к ним присоединялись и все остальные. Смотрите!
Музыканты заиграли, и я увидела, как Коннан взял Селестину за руку и вывел ее в центр зала. За ними следовали Питер Нанселлок и леди Треслин.
Я смотрела, как эта четверка танцует первые па традиционного танца и думала: «Бедная Селестина. Даже в великолепном платье из синего атласа она смотрится в этом квартете совершенно нелепо. У нее нет ни элегантности Коннана Тре-Меллина, ни красоты леди Треслин, ни яркости ее брата».
Еще подумала о том, что он был вынужден скрепя сердце выбрать Селестину для церемонии открытия бала. Но такова традиция. Этот дом переполнен традициями. Когда-то что-то здесь делалось именно так, а поэтому таким же точно образом все будет делаться и впредь. Только поэтому. Что ж, так заведено в больших домах…
Мы с Элвин неотрывно наблюдали за танцующими парами. Прошел час, а мы все еще находились там. Мне показалось, что Коннан раз или два посмотрел в нашу сторону. Я подумала, что Элвин, вероятно, давно уже пора спать, но, пожалуй, в таком случае режим можно несколько ослабить.
Я была потрясена тем, как напряженно девочка наблюдала за гостями. В этом проглядывалась страстная убежденность в том, что если она пробудет здесь достаточно долго, то обязательно разглядит внизу то лицо, которое так жаждала увидеть.
К тому времени уже стемнело. Я отвела взгляд от гостей и посмотрела сквозь стеклянную крышу на огромную, неправильной формы луну. Казалось, она улыбается нам и говорит: «Пусть вам не положены свечи, пусть вы изгнаны из мира веселья и блеска, но вместо этого я дарю вам свой мягкий и нежный свет». Озаренная лунным светом комната приобрела какой-то мистический характер. Я чувствовала, что здесь может произойти все, что угодно, даже самое немыслимое, самое фантастическое…
А в зале в это время танцевали вальс, и я поймала себя на том, что покачиваюсь в такт музыке. В свое время я была удивлена не меньше всех окружающих, когда оказалось, что я очень хорошо танцую. Это обеспечивало меня партнерами на танцевальных вечеринках, куда меня возила тетя Аделаида, когда еще надеялась выдать замуж. Увы! Ее усилия не увенчались успехом, поскольку за приглашением на танец никогда не следовало ничего более конкретного.
Я зачарованно слушала музыку, и когда моего локтя неожиданно коснулась чья-то рука, так испугалась, что непроизвольно ахнула.
Посмотрев вниз, увидела стоящую рядом маленькую фигурку и с облегчением поняла, что это всего лишь Джиллифлауэр.
– Ты пришла посмотреть на бал? – спросила я.
Она кивнула.
Джилли была ниже Элвин и не могла дотянуться до отверстия в стене, поэтому я обхватила ее и приподняла к глазку. Лунный свет был обманчив, но мне показалось, что глаза девочки оживились.
– Принеси, пожалуйста, стул, и Джиллифлауэр сможет на нем стоять. Так ей будет лучше видно, – обратилась я к Элвин.
– Пусть сама принесет.
Джилли кивнула, и я опустила ее на пол. Она направилась к ближайшему стулу и подтащила его к глазку. Если она все понимает, то почему не разговаривает, как все остальные?
Я заметила, что с приходом Джилли у Элвин пропало желание наблюдать за балом. Она отошла от глазка и, когда музыканты внизу заиграли первые такты вальса, который всегда оказывал на меня чарующее воздействие (я имею в виду вальс мистера Штрауса «Голубой Дунай»), начала танцевать.
Похоже, музыка каким-то образом повлияла и на мои ноги. Не знаю, что на меня нашло в тот вечер. Казалось, в мое тело вошел какой-то отчаянный дух, и я уже не смогла сопротивляться магии аккордов «Голубого Дуная». И закружилась навстречу Элвин. Казалось бы, точно так же, как когда-то на балах, куда приезжала в сопровождении тети Аделаиды, однако я совершенно точно знаю, что никогда прежде не танцевала так, как в той комнате «Маунт Меллина».
Элвин издала радостный возглас, и я услышала, что Джилли тоже рассмеялась.
– Продолжайте, мисс! – крикнула Элвин. – Не останавливайтесь! У вас это очень хорошо получается!
И я продолжила танцевать с воображаемым партнером в свете серебряной луны, улыбающейся мне сквозь прозрачную крышу «солнечной» комнаты. А когда приблизилась к дальней стене, навстречу шагнула какая-то фигура, и я продолжила танцевать уже не одна.
– Вы – само совершенство, – произнес Питер Нанселлок.
Мои ноги замерли на месте.
– Нет… нет, – шепнул он. – Слышите, дети протестуют. Вы должны потанцевать со мной, мисс Ли. Вы не можете мне в этом отказать.
Мы продолжили кружиться в вальсе. Было похоже на то, что мои ноги, начав танцевать, уже не могли остановиться.
– Весьма необычный танец, – произнесла я.
– Весьма восхитительный танец, – ответил он. – Вам следует быть с остальными гостями.
– Я предпочитаю быть с вами.
– Вы забываете…
– Что вы гувернантка? Я бы забыл, если бы вы мне это позволили.
– Нет никаких оснований забывать об этом.
– Если не считать того, что вы были бы гораздо счастливее, если бы все окружающие могли это сделать. Вы танцуете просто божественно!
– Это достаточно распространенное достоинство.
– Уверен, что это лишь одно из великого множества других…
– Мистер Нанселлок, вам не кажется, что шутка несколько затянулась?
– Это вовсе не шутка.
– Я должна вернуться к детям.
Мы приблизились к ним, и я прочитала восторг на лице малышки Джилли и горячее одобрение в глазах Элвин. Перестав танцевать, я вернусь в свою прежнюю роль, подумалось мне. Танец придает мне статус существа какого-то высшего порядка.
Я хорошо понимала, сколь смехотворны подобные мысли, но в ту ночь не видела ничего предосудительного в том, чтобы выглядеть смешной и даже легкомысленной.
– Так вот он где!
К своему ужасу я увидела, что в «солнечную» комнату вошло сразу несколько человек. Моя тревога ничуть не уменьшилась, когда среди вошедших я заметила огненное платье леди Треслин, так как не сомневалась в том, что где-то рядом непременно должен обретаться Коннан Тре-Меллин.
Кто-то начал аплодировать, остальные подхватили. Затем «Голубой Дунай» закончился.
В смятении я подняла руку к волосам. Во время танца из них выпали все шпильки.
Меня завтра же уволят за безответственность, подумала я, и, возможно, вполне заслуженно.
– Какая прекрасная идея! – произнес кто-то. – Танцы при лунном свете. Что может быть приятнее? И музыку здесь слышно почти так же хорошо, как внизу.
– Прекрасный танцзал, Коннан, – подхватил другой голос.
– Что ж, используем его по назначению, – согласился он.
Хозяин подошел к глазку и прокричал:
– Повторите «Голубой Дунай»!
И музыка грянула вновь.
Я взяла за руки детей и отошла к стене. Гости начали танцевать, при этом достаточно громко переговариваясь.
– Гувернантка Элвин, – донеслось до меня.
– Смелое создание! Полагаю, очередная пассия Питера.
– Мне жаль этих бедных существ. У них, должно быть, ужасно скучная жизнь.
– Но при полном лунном освещении!
– Насколько я помню, предыдущую пришлось уволить.
– Что ж, придет черед и этой.
Меня бросило в жар. Хотелось крикнуть им всем, что мое поведение было, возможно, более достойным, чем большинства из них.
В еще большее смятение я пришла, увидев Коннана почти рядом с собой. Он смотрел на меня с выражением, как я была уверена, глубочайшего осуждения, которое, вне всякого сомнения, было вполне справедливым.
– Элвин, – произнес он, – ступай к себе в комнату и забери с собой Джиллифлауэр.
Когда он говорил подобным тоном, девочка не осмеливалась перечить.
– Да, пойдемте, – как можно более хладнокровно добавила я.
Шагнув было следом за детьми, я почувствовала, что Коннан с силой сжал мой локоть.
– Вы танцуете необыкновенно красиво, мисс Ли. Я всегда высоко ценил это искусство. Возможно, потому что сам я отнюдь не преуспеваю в нем.
– Спасибо, – ответила я.
Но он по-прежнему не выпускал мою руку.
– Уверен, – продолжал он, – что «Голубой Дунай» – ваш любимый вальс. Вы танцевали так… одухотворенно…
С этими словами он увлек меня за собой, и я обнаружила, что танцую с ним среди других пар… я, в своем сиреневом хлопчатобумажном платье и с бирюзовой брошью, среди дам в шифоне и бархате, изумрудах и бриллиантах.
И я подумала: отныне «Голубой Дунай» всегда будет означать для меня именно это фантастическое кружение в залитой лунным светом «солнечной» комнате с Коннаном Тре-Меллином в качестве партнера.
– Приношу свои извинения, мисс Ли, – заговорил он, – за дурные манеры моих гостей.
– Этого следовало ожидать, и я, несомненно, заслуживаю…
– Что за вздор, – перебил он меня, и я подумала, что все это мне снится, потому что в голосе, прозвучавшем у самого моего уха, послышалась нежность.
Мы были уже в дальнем конце комнаты, и, к моему изумлению, он увлек меня сквозь портьеры и дверь на лестничную площадку между двумя пролетами каменных ступеней.
Мы перестали танцевать, но он не выпускал меня из кольца своих сильных рук. На стене горела желтовато-зеленая парафиновая лампа. Ее света хватало лишь на то, чтобы я могла различать его лицо, показавшееся мне жестоким.
– Мисс Ли, – заговорил он, – вы становитесь совершенно очаровательной особой, когда забываете о необходимости напускать на себя суровость.
А затем он прижал меня к стене и поцеловал. Я пришла в ужас в равной степени как от происшедшего, так и от собственных эмоций. Понятно, что означает этот поцелуй. «Ты ведь не против легкого флирта с Питером Нанселлоком. Почему бы тебе, в таком случае, не пофлиртовать со мной?»
Мое возмущение было столь велико, что вырвалось из-под контроля. Я изо всех сил оттолкнула его. Это настолько удивило Коннана Тре-Меллина, что он попятился. А я, подобрав юбки, бросилась бежать что было сил вниз по лестнице.
Я не знала, где нахожусь, но продолжала бежать наугад, пока не оказалась на галерее, откуда уже нетрудно было найти путь к моей комнате.
Там бросилась на кровать и лежала, пока не отдышалась.
Мне не остается ничего другого, сказала я себе, кроме того, чтобы убраться из этого дома, причем как можно быстрее. Его намерения относительно меня совершенно ясны. Вне всякого сомнения, мисс Дженсен уволили только потому, что она отказалась удовлетворять его притязания. Этот человек – настоящее чудовище. Похоже, он считает, что все, кто на него работает, должны безраздельно принадлежать ему. Или он вообразил себя турецким султаном? Как он смеет обращаться со мной таким образом!
В горле стоял такой комок, что казалось, я задыхаюсь. Такой несчастной я себя еще никогда не ощущала. По правде, на самом деле меня больше всего задело то, что, по его мнению, я совершенно не заслуживала уважения.
Это было сигналом беды.
Теперь я должна призвать на помощь весь свой здравый смысл.
Я встала с кровати и заперла дверь. Нужно позаботиться о том, чтобы моя дверь была заперта на протяжении последней ночи, которую мне предстоит провести в этом доме. Остается еще доступ через спальню Элвин и классную комнату, но, надо полагать, он не решится воспользоваться этой возможностью.
И все же я не чувствовала себя в безопасности.
Правда, если, паче чаяния, он все же осмелится войти, можно будет позвонить и… И что?
Первым делом следует написать Филлиде. Я села к столу и попыталась это сделать, но руки дрожали и буквы выходили такими кривыми, что записка смотрелась карикатурно.
Можно начать упаковывать вещи.
Подойдя к шкафу, распахнула дверцу. На мгновение показалось, что там кто-то стоит, и от испуга я вскрикнула, но затем почти сразу же поняла, в чем дело. Это была амазонка, которую раздобыла для меня Элвин. Я совершенно позабыла о сегодняшнем приключении на пустоши, поскольку то, что произошло в «солнечной» комнате и позднее, временно затмило все прочие события.
Я довольно быстро упаковала сумки, благо вещей было очень немного.
Успокоившись, написала письмо Филлиде.
Закончив писать, я услышала доносящиеся снизу голоса и подошла к окну. Несколько пар вышли на лужайку перед домом и начали танцевать.
Кто-то произнес:
– Какая божественная ночь!
А затем я увидела то, чего и ожидала. Коннан. Он танцевал с леди Треслин. Я представила себе, что он мог ей говорить.
И в гневе отвернулась от окна, пытаясь убедить себя в том, что боль, которую я ощущаю, вызвана совершенно непреодолимым отвращением.
Затем разделась и легла в постель. Когда, наконец, погрузилась в сон, он был путаным и густо населенным Коннаном, леди Треслин и мною. А на заднем плане постоянно присутствовала размытая фигура, преследующая меня со дня приезда в этот зловещий дом.
Внезапно я проснулась. Луна все еще не зашла. В глубине комнаты маячила темная фигура женщины.
Это была Элис. Она не произнесла ни слова и все же говорила:
– Ты не должна уезжать. Должна остаться. Ты можешь мне помочь. Можешь помочь всем нам…
Дрожа всем телом, я села на кровати. И увидела приоткрытую дверцу шкафа. То, что я приняла за Элис, было всего лишь ее амазонкой.
* * *
Утром меня разбудил громкий стук. Дверь была заперта, а Китти, которая принесла горячую воду, не смогла войти и, разумеется, подумала, что со мной что-то стряслось. Я вскочила с кровати и впустила ее.
– Что случилось, мисс? – поинтересовалась Китти.
– Все в порядке, – резко ответила я, но она еще несколько секунд ожидала разъяснений по поводу запертой двери.
Естественно, я не собиралась ничего ей объяснять, да она и не настаивала, переполненная впечатлениями от вчерашнего бала.
– Не правда ли, это было прелестно, мисс? Я смотрела из своей комнаты. Они танцевали на лужайке при свете луны. В жизни не видала ничего подобного… У вас усталый вид, мисс. Они не давали вам спать?
– Да, не давали.
– Ну что ж, теперь все закончилось. Мистер Полгрей уже присматривает за тем, как цветы уносят назад, в теплицу. Носится с ними, как курица с яйцом. В зале ужас, что творится, скажу я вам. Нам с Дэйзи придется убирать его целый день, смею вас уверить.
Она поставила ведро с горячей водой возле ванны и вышла. Но через пять минут вернулась.
Я была лишь наполовину одета и обернулась полотенцем, прикрываясь от ее слишком любопытных глаз.
– Меня прислал хозяин, – сообщила Китти. – Он спрашивает вас. Хочет, чтобы вы сейчас же пришли. В пуншевую комнату. Он сказал: «Передай мисс Ли, что это очень срочно».
– Вот как.
– Очень срочно, мисс.
Я закончила одеваться, не переставая думать о том, что означает это приглашение. Скорее всего, мне вручат расчет, потому что я не оправдала его ожиданий. Возможно, с мисс Дженсен случилось нечто подобное. Сфабриковали какое-то фальшивое дело… Что, если и меня в чем-нибудь обвинят?
Это совершенно беспринципный человек.
Что ж, нужно его опередить. Сообщить о своем решении уехать, не дав возможности уволить меня по какой-нибудь надуманной причине.
Я спустилась в пуншевую комнату.
На нем был синий пиджак для верховой езды, а на лице отсутствовали какие-либо следы бессонной ночи.
– Доброе утро, мисс Ли, – произнес он и, к моему изумлению, улыбнулся.
Ответной улыбки не последовало.
– Доброе утро. Я уже упаковала вещи и хотела бы как можно скорее уехать, – заявила я.
– Мисс Ли! – его голос звучал так укоризненно, что я почувствовала, как в душе поднимается совершенно неуместная радость: «Он не хочет, чтобы ты уезжала. Он вовсе не предлагает тебе уехать. Более того, собирается извиниться».
Прозвучал мой неестественно высокий и манерный голос. Услышав нечто подобное из других уст, я сочла бы его отвратительно лицемерным и самодовольным.
– Я считаю это единственно возможным образом своих действий после…
– После моего возмутительного поведения накануне вечером, – подхватил он. – Мисс Ли, я вынужден просить вас забыть о случившемся. Боюсь, я поддался влиянию момента. Умоляю не судить меня слишком строго. Проявите немного присущего вам благородства и скажите: «Задернем занавес за этим досадным инцидентом и будем вести себя так, будто бы ничего не произошло».
У меня возникло ощущение, что он надо мной насмехается, но я была так счастлива, что мне уже было все равно.
Не нужно никуда уезжать! Не нужно отправлять письмо Филлиде! Не нужно бежать с позором из этого дома!
– Я принимаю ваши извинения, мистер Тре-Меллин. Забудем об этом неприятном и досадном инциденте.
Затем повернулась и вышла из комнаты.
Я обнаружила, что бегу по лестнице, прыгая через две ступеньки. Мои ноги едва не танцевали. Точно так же они не могли удержаться и этой ночью в «солнечной» комнате.
Все позади. Я остаюсь. А иначе была бы самым несчастным в мире человеком.
Имея явную склонность к самоанализу, я спросила: почему?
И был готов ответ. Потому что здесь есть какая-то тайна. Потому что я хочу ее раскрыть. Потому что хочу помочь этим двум бедным растерянным девчушкам, ведь Элвин растеряна никак не менее, чем Джиллифлауэр.
Но возможно, существует и какая-то другая причина, напрямую связанная с хозяином этого дома?
Да, если бы я была чуточку мудрее, то распознала бы опасные признаки гораздо раньше. Но я не была мудрой. Женщины в моем положении редко обладают этим качеством.
* * *
В этот день мы с Элвин, как обычно, отправились на урок верховой езды. Он прошел хорошо и отличался от предыдущих лишь тем, что на мне была новая амазонка. Она представляла собой облегающее платье из тонкой ткани и пиджак почти мужского покроя.
Меня чрезвычайно обрадовало то, что Элвин не выказала ни малейшего страха в связи со вчерашним происшествием, и я пообещала ей, что через несколько дней мы перейдем к более сложным упражнениям.
Вернувшись в дом, я прошла к себе, чтобы переодеться к чаю.
Сняла пиджак, размышляя о том, как этот наряд испугал меня минувшей ночью. Теперь я лишь посмеялась над своими страхами. Чтобы выскользнуть из платья, пришлось приложить некоторое усилие: Элис все же была тоньше меня. Надев свое серое хлопчатобумажное одеяние (тетя Аделаида наставляла меня, что это дурной тон – надевать два дня подряд одно и то же платье), я уже собиралась повесить амазонку в шкаф, когда почувствовала, что в кармане пиджака что-то лежит.
Это было очень странно, потому что ранее оба кармана были пусты.
Там ничего не оказалось и на этот раз, но я нащупала какой-то плоский предмет под тонкой шелковой подкладкой. Положив пиджак на кровать и тщательно его осмотрев, я обнаружила потайной карман, где находилась маленькая записная книжка.
Мое сердце затрепетало: ведь она принадлежала Элис.
Несколько мгновений я колебалась, но в конце концов не справилась с искушением заглянуть внутрь. Более того, в этот момент я чувствовала, что просто обязана это сделать.
Это был дневник. На титульном листе несколько детским почерком выведено: «Элис Тре-Меллин». Я взглянула на дату. Дневник заведен в прошлом году, и это означало, что Элис оставляла в нем записи на протяжении последних месяцев своей жизни.
Если я надеялась с помощью этой книжечки проникнуть в какие-то особенности характера ее хозяйки, то меня ожидало разочарование. Элис использовала дневник всего лишь для записи текущих дел и назначенных встреч. И никаких комментариев.
Записи были такого рода: «Чай в «Маунт Виддене», «Треландеры к обеду», «К. уехал в Пензанс», «К. возвращается».
Все же это было написано рукой Элис, и этот факт сам по себе волновал.
Последняя запись. Дата – двенадцатое августа. Я вернулась к июлю. Под четырнадцатым числом было написано: «Треслины и Треландеры к обеду в М.М.», «Встретиться с портнихой насчет синего атласа», «Не забыть обсудить с Полгреем цветы», «Направить Джилли к портнихе», «Отвезти Элвин на примерку», «Если ювелир не пришлет брошь до шестнадцатого, поехать к нему». И под шестнадцатым: «Брошь не возвращена, поеду завтра утром. Должна надеть ее к обеду у Треландеров восемнадцатого».
Все это выглядело достаточно банально. То, что поначалу показалось мне грандиозным открытием, по существу ничего собой не представляло. Я возвратила книжечку в карман и отправилась пить чай.
Когда мы с Элвин уже приступили к чтению, меня вдруг осенила неожиданная мысль. Я не знала даты смерти Элис, но это должно было произойти вскоре после того, как она сделала последние записи в дневнике. Странно, что ее заботили такие мелочи в то время, когда она планировала покинуть дочь и мужа ради другого мужчины…
Крайне важно узнать точное время трагедии.
Через час я, спустившись по склону холма, оказалась в деревне, которая сгрудилась вокруг старинной церквушки, серая башня которой была почти полностью увита плющом. Вокруг опрятного парка стояло множество домов из серого камня. Среди них выделялся целый ряд древних коттеджей, судя по всему, возрастом не уступавших церкви. Я пообещала себе, что в следующий раз познакомлюсь с деревней поближе. Пока же моим самым страстным желанием было отыскать могилу Элис.
Через высокие ворота прошла на кладбище. Попав в атмосферу тишины и недвижности смерти, я пожалела, что рядом со мной нет Элвин. Она сразу бы указала могилу матери.
Как же мне искать ее среди этих рядов серых крестов и надгробий? И тут меня осенило: наверняка у Тре-Меллинов здесь есть какой-нибудь величественный мемориал, посвященный почившим родственникам. Я должна искать самый роскошный склеп и таким образом, несомненно, быстро отыщу интересующую меня могилу.
Увидев неподалеку гигантское сооружение из черного мрамора с позолотой, я направилась к нему и обнаружила, что это склеп Нанселлоков.
Мне пришло в голову, что здесь должен покоиться Джеффри Нанселлок, который умер в один день с Элис.
Тут были высечены имена и даты. Первые Нанселлоки были захоронены в этом склепе еще в середине XVIII века. Я вспомнила, что эта семья обосновалась здесь намного позднее Тре-Меллинов.
Найти имя Джеффри было совсем нетрудно, потому что оно значилось последним в списке усопших.
Он умер семнадцатого июля прошлого года.
Теперь я загорелась желанием поскорее вернуться к себе и сравнить эту дату с записями в дневнике.
Отойдя от склепа, я заметила невдалеке Селестину Нанселлок.
– Мисс Ли, – воскликнула она, – я так и думала, что это вы!
Я почувствовала, что краснею, вспомнив о танцах в «солнечной» комнате. Что она теперь обо мне думает?
– Решила прогуляться в деревню, – пояснила я, – и вот забрела сюда…
– Вы осматривали наш фамильный склеп.
– Да, очень красивое сооружение.
– Если только сооружение такого рода может быть красивым. Я часто прихожу сюда, – доверительно поведала она. – С цветами для Элис.
– Да, разумеется.
– Полагаю, вы уже видели склеп Тре-Меллинов?
– Нет.
– Пойдемте, я покажу.
Спотыкаясь в высокой траве, я прошла за ней к склепу, своей грандиозностью ничуть не уступавшему склепу Нанселлоков.
На черной плите стояла ваза с астрами, походившими на розовые звезды.
– Я только что поставила их сюда, – проговорила Селестина. – Это были ее любимые цветы.
Ее губы задрожали, и мне показалось, что она сейчас разрыдается.
Дата смерти Элис совпадала с датой смерти Джеффри Нанселлока.
– Мне пора возвращаться, – сказала я.
Селестина кивнула. Казалось, она не в состоянии вымолвить ни слова. Она любила Элис, и, по всей видимости, гораздо больше, чем все остальные.
Я уже готова была рассказать ей о дневнике, обнаруженном в кармане амазонки, но что-то удержало меня. Еще свежи были воспоминания о вчерашнем позоре. Мне могли напомнить, что я, в конце концов, всего лишь гувернантка, да и по какому праву я вообще вмешиваюсь в их дела?
Я оставила ее у склепа и, уходя, заметила, что она опустилась на колени. Потом я оглянулась. Селестина закрыла лицо руками, а плечи ее вздрагивали…
Я чуть ли не бегом вернулась домой и извлекла из потайного кармана дневник. Шестнадцатого июля прошлого года, накануне предполагаемого побега с Джеффри Нанселлоком, Элис оставила в своем дневнике запись, из которой следовало, что если ее брошь не вернут на следующий день, она отправится за ней к ювелиру сама, поскольку брошь была нужна ей к обеду, назначенному на восемнадцатое число!
