Текст книги "Роковая женщина"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Право слово, – докладывала Эдит, – ее светлость рвет и мечет. Каждую минуту напоминает ему, чем он ей обязан. Видите ли, сэр Эдвард был высокого мнения о ее деловых способностях – у нее и сейчас ясная голова. Она привыкла, что за ней всегда последнее слово. И если не может, как говорится, оставить без гроша, то вполне способна отобрать большую долю акций. Она так и сказала «отобрать» – мистер Бейнс слышал своими ушами.

– Хотела бы я знать, в чью пользу. Капитана Стреттона?

– Ни в коем случае! Скорее, передаст какому-нибудь попечительскому фонду… возможно, для детей мистера Рекса, если он их заведет. Но в ее силах сделать так, чтобы от него мало что зависело после ее смерти. Не больше, чем зависит сейчас. Да, скажу я вам, ее светлость в ярости.

– А что мистер Рекс?

– Повторяет, что ему нужно время. Мол, не хочет делать опрометчивых шагов и все такое.

– Значит, определенно не отказался от этого брака?

– Нет. Просто не хочет себя связывать. Но он обязательно дозреет.

– Почему вы так уверены?

– Как же, ведь этого желает ее светлость – она всегда добивается, чего хочет.

– Один раз не добилась.

Эдит удивленно глянула на меня – я сделала вид, что смутилась.

– Ну, об этом все знают… Вспомните, как она была недовольна тем, что капитан и миссис Стреттон… однако вынуждена была смириться.

– Но то была воля сэра Эдварда. Что она могла сделать против него? Но теперь нет сэра Эдварда. Его место заняла ее светлость. Помяните мое слово, рано или поздно, но мистер Рекс все равно дозреет! Жаль, что он так сплоховал… Подумать только, после всех приготовлений, которые успел сделать мистер Бейнс.

– Да, нечестно по отношению к мистеру Бейнсу, – сорвалось у меня с языка. По счастью, Эдит не заметила моей оплошности: она вообще не воспринимала иронии. – Большое неудобство для мистера Бейнса.

13 июня.Сегодня я узнала от Эдит, что сэр Генри забирает мисс Деринхем ради общего их здоровья в дальнее морское путешествие.

– В Австралию отправляются, – сообщила Эдит. – У них там отделение компании. Как и у нас, разумеется. Ведь большинство наших линий проложены в Австралию и обратно. Естественно, что у нас там отделение. Сэр Генри не из тех, кто путешествует только ради удовольствия. Но, понятное дело, они уезжают, потому что расстроены.

– А что думает ее светлость?

– Гневается. Знаете, я не очень удивлюсь, если накажет-таки мистера Рекса.

– Отошлет без ужина в кровать?

– Ах, сестра, вам бы все шутки шутить. А она между тем толкует о поверенных и всем таком.

– Но я думала, это только отсрочка: он сам сказал, что нужно время.

– Что если она встретит там другого?

– Разве есть еще одна судоходная линия под стать нашей?!

– Конечно, нет, – важно признала она. – Но сэр Генри имеет очень широкие интересы. Может, приметил кого-нибудь еще для мисс Деринхем.

– Что же нам делать? – деланно испугалась я.

Эдит засмеялась.

– Можете не сомневаться, у ее светлости припасены свои козыри.

«Это уж наверняка, – подумала я. – Вот бы знать, что будет, когда она их выложит».

9

18 июня.Прибыл капитан. Какая поднялась в доме суматоха! Само собой разумеется, капитан не то что мистер Рекс, но его присутствие заметно. Последние два дня Моник была неуправляема – поминутно переходила от восторга к депрессии и обратно.

– Вы полюбите капитана, – уверяла она меня.

– Ну, это лишнее, – возразила я, сочтя за лучшее снова надеть маску беспристрастной сестры.

– Нет, не лишнее. Все женщины влюбляются в него.

– Неужели так неотразим?

– Самый привлекательный мужчина на свете.

– По счастью, в таких вопросах не все держатся одного мнения.

– Насчет него все.

– Вы пристрастны, как все жены, – возразила я. – Что, впрочем, извинительно.

Она выбилась из сил, меряя платья, потом на нее напало уныние. Накануне его приезда я нашла ее тихо плачущей. В том, что она плакала, не было ничего необычного – удивляло, что плакала без привычного надрыва.

– Я ему не нужна, – выдавила она между рыданий.

– Глупости какие, – неумно возразила я. – Вы его жена. И, пожалуйста, успокойтесь. Вы должны быть здоровы к его возвращению. Ну-ка, что вы наденете по такому великому случаю? Эти красивые кораллы? Какие миленькие! – Я нацепила бусы себе на шею. Люблю красивые вещи – кораллы шли мне не меньше, чем ей. – Надевайте бусы и длинное синее платье. Оно вам очень к лицу. – Она перестала плакать и следила за мной. Я достала из шкафа и приложила к себе платье. – Ведь, правда, красивое? То самое, что требуется для верной жены. – Я состроила умильную мину, заставив ее улыбнуться. Такими проделками я уже не раз меняла ее настроение с «бури» на «солнце».

Тут она заговорила о нем:

– Мы даже не были как следует знакомы, когда поженились. Он всего дважды заходил на остров.

Я представила большой, сверкающий на солнце корабль, неотразимого капитана в яркой форме – и красивую девушку на затерянном в тропиках островке.

– В наш дом его привел мамин друг, – рассказала она. – Он с нами пообедал, а после мы гуляли вдвоем по саду среди веерных пальм в тучах жуков-светляков.

– И он в вас влюбился?

– Да, – ответила она, – на время.

Ее губы задрожали, и я принялась изображать по очереди влюбленного капитана и смуглую красавицу в пальмовом саду среди жужжащих насекомых. Да, доставалось мне в эти дни от бедняжки Моник!

С его приездом все изменилось. Сам того не желая, он привлекал общее внимание. Я тоже испытала это притяжение, сразу как увидела его. Он определенно приятной наружности: ростом выше Рекса и намного светлее – без характерной его рыжины, – но черты лица у них схожи. Капитан чаще смеется, громче разговаривает и, догадываюсь, вообще раскованнее Рекса. Тип морского волка, искателя приключений, тогда как авантюры Рекса не выходят за рамки финансовых сделок. Рекс кажется бледнее капитана, кожа которого покрыта густым загаром. Яркая синева глаз капитана пронзительнее топазов Рекса.

Невольно и я поддалась всеобщему возбуждению, вызванному его приездом. Однако при этом спрашивала себя, прибавило ли его появление сколько-нибудь счастья в доме. Смею предположить, что его мать была от встречи в восторге. Не следует ли мне предупредить его, насколько серьезна ее болезнь? Впрочем, это обязанность доктора Элджина. Леди Кредитон, по понятной причине, держится с ним холодно, но, как передала мне Эдит, его это обстоятельство больше забавляет, нежели расстраивает. Такой он человек. Жаль бедняжку Моник, потому что очень скоро мне стало ясно, что она несчастлива. «Вы вертопрах, капитан, – мысленно обращаюсь я к нему, – вас больше не радует однажды сорванный экзотический цветок».

Много думаю об Анне. Она вообще не идет у меня из головы, в особенности теперь, когда явился домой капитан. Давным-давно он пришел к ней с визитом и причинил столько горя старой мисс Брет. Впрочем, я способна понять чары, которыми он околдовал Анну.

20 июня.Утром ко мне в комнату явился капитан, раскованный, беззаботный, настоящий светский человек.

– Мне надо с вами поговорить, сестра Ломан, – обратился он ко мне.

– Прошу вас, капитан Стреттон. Не угодно ли присесть?

– Я о ваших пациентках, – продолжал он.

Еще бы! Должен же он выказать интерес к состоянию своих жены и матери.

– В данный момент обе чувствуют себя несколько лучше, – ответила я. – Вероятно, это вызвано радостью, связанной с вашим приездом.

– Вы находите какие-либо изменения у моей жены за то время, что здесь пробыли? Ее состояние не… ухудшилось?

– Нет.

Я украдкой глянула на него, пытаясь разгадать его чувства к Моник. По-моему, нет ничего отвратительней страсти человека, которого ты не желаешь. Мне показалось, это в точности о нем. «Неужели рассчитывает, что благосклонная фортуна вернет ему свободу», – подумала я.

– Нет, – продолжала я, – ее состояние в общем такое же, каким было, когда я приехала. Оно во многом зависит от погоды. Летом ей несколько полегчает, особенно если не будет сыро.

– У себя на родине она чувствовала себя лучше, – сказал он.

– Естественно.

– А… другая ваша больная?

– Доктор Элджин представит вам подробный отчет, но, по-моему, она очень больна.

– Вы о сердечных приступах?

– Это в самом деле серьезный симптом, свидетельствующий о сбое в работе сердца.

– И опасный, – прибавил он. – То есть она может умереть в любой момент?

– Полагаю, именно это сказал бы доктор Элджин.

Вдруг он сказал после недолгого молчания:

– До приезда сюда у вас была другая больная.

– Да, из Дома Королевы. Вам, кажется, знакомо это место, – со смыслом ввернула я.

– Да, знакомо, – согласился он. – Там еще была некая мисс…

– …Брет. Даже две мисс Брет. Старшая была моя больная, а при ней жила ее племянница.

Он довольно просто читается, этот капитан. Не то что непроницаемый Рекс. Хотел расспросить про Анну. Я сразу смягчилась к нему. По крайней мере помнит.

– И ваша больная умерла?

– Да, и весьма неожиданно.

– Это, должно быть, сильно расстроило мисс… Брет.

– Да, мы обе пережили неприятные моменты.

– Я слыхал, она приняла сверхдозу таблеток.

– Да. Это показало дознание, – поспешно уточнила я.

Я заметила за собой, что, когда упоминаю о случившемся в прошедшем времени, всегда говорю таким тоном, словно готова бросить вызов всякому, кто усомнится в моих словах. Так было и на этот раз.

– Мисс Брет и сейчас живет в Доме Королевы?

– Да, – ответила я.

Он уставился невидящими глазами, На миг я даже подумала, не собирается ли навестить Анну. Вряд ли. Теперь, когда в Замке живет жена, это вызвало бы скандал. В одном я убедилась: он к ней небезразличен.

Тут пришел юный Эдвард: очевидно, разыскивал отца. Теперь ему не до меня – никто для него не существует, кроме отца. С распахнутыми от счастья глазами он похвастал передо мной моделью корабля, которую ему привез отец. Мисс Беддоус говорила, что мальчик не расставался с ней ни на минуту, даже ночью прижимал к себе, лежа в кровати. Более того, чуть не свел гувернантку с ума, когда пускал в пруду и свалился. Она тоже промокла и простудилась, пока вылавливала его. Держа под мышкой кораблик, он салютовал капитану.

– Все на местах и при деле? – спросил его капитан.

– Так точно, сэр. Шторм надвигается, сэр.

– Задраить люки! – с серьезным видом скомандовал капитан.

– Слушаюсь, сэр.

Я внимательно наблюдала за ними. С той же легкостью, что и женщин, капитан очаровал ребенка. Такой он человек.

21 июня.Сегодня утром Моник кашляла кровью. Это до того ее напугало, что с ней случился сильнейший за последнее время приступ астмы. Мне кажется, накануне у них была сцена с капитаном. Он занимает соседнюю с ней комнату в башне, и, поскольку это недалеко от меня, а Моник никогда не умела управлять своим голосом, я невольно слышу, когда он поднимается от гнева и возмущения. Явившийся по вызову доктор Элджин был мрачен, предсказал, что к зиме ее состояние ухудшится. Она не создана для английской зимы. Он убежден, что ей лучше уехать, пока не кончится осень. После осмотра обеих больных он имел долгий разговор с леди Кредитон.

25 июня.В наш дом пришла смерть. Прошлой ночью около четырех меня подняла Джейн Гудвин, потребовав немедля идти к ее хозяйке. Я накинула на себя только шлепанцы и халат, но ко времени, когда добралась до Валерии Стреттон, та уже была мертва. Ужас охватил меня. Разумеется, я знала, что ее состояние внушало опасения, но, когда сталкиваешься со смертью в лицо и осознаешь, что больше никогда не увидишь этого человека, трудно сохранить равновесие. Понимаю, пора бы мне к этому приучиться – и в какой-то мере я в самом деле привыкла. Но еще ни разу я не была так потрясена смертью своей больной. История этой женщины захватила меня, я начала ее понимать. Мне кажется, у нее что-то было на уме. Я хотела разгадать, что это было, чтобы лучше понять ее состояние. Взять хотя бы тот случай, когда у нее был первый приступ: я догадалась по грязным ботикам, что она куда-то отлучалась. Подозревала, что в ее жизни была какая-то драма, которая не закончилась и поныне, и хотела ее разгадать. И вот она мертва.

27 июня.Дом в трауре – невеселое зрелище. Эдит передает, что леди Кредитон тоже находит его «неудобным». Спустя столько лет ее соперница мертва. Хотела бы я знать, что она в самом деле чувствует. Какие страсти бушевали в этих стенах. Капитан опечален. Ведь она была его матерью. Моник встревожена. Боится собственной смерти. Эдвард озадачен.

– Где моя бабушка? – то и дело интересуется он. – Куда ушла?

Я отвечаю, что на небо.

– На большом корабле? – уточняет он.

Я адресую его к отцу; он кивает с серьезным видом, уверенный, что папа наверняка знает все. Интересно, что ему объяснил капитан. Он имеет подход к детям… и женщинам.

Смерти отдана западная башня. Леди Кредитон не желает, чтобы похоронная атмосфера проникла в остальной Замок. В комнате Валерии опущены шторы, на подмостках поставлен гроб. Я зашла взглянуть на нее в последний раз. Она лежит в белом капоре с оборками: лицо с прикрытыми седыми волосами кажется таким молодым, будто смерть нарочно взяла роль прачки и прогладила морщины. Я невольно вспомнила, как много лет назад она вошла в Замок, влюбила в себя сэра Эдварда и влюбилась сама… И вот позади все бурные страсти, его давно нет на свете, а теперь ушла и она. Но продолжает жить их чувство, потому что остался капитан, живая мужественность которого словно бросает вызов смерти. Еще имеется юный Эдвард, и будут его дети, и дети его детей – их любовь оставит свой след в будущих поколениях. Я очень удручена тем, что не смогла разгадать, что так напугало бедную женщину и, вполне вероятно, поторопило ее смерть. Снова и снова возвращаюсь в затененную комнату и вглядываюсь в ее лицо. Бедная Валерия, что у нее была за тайна, с кем ходила на встречу? Вот что не давало мне покоя. Мучительная тайна того, с кем она встречалась, кто написал ей письмо. Хотела бы я найти этого человека. Так бы прямо ему и сказала: «Это вы ускорили ее смерть».

28 июня.Вчера на закате я снова пошла в обитель смерти, но едва дотронулась до дверной ручки, как услышала странный звук изнутри. Дрожь пробежала по моей спине. Вообще-то я не суеверна, и профессия приучила меня к мертвецам. Я видела, как умирают, помогала укладывать в гроб. Но, стоя за этой дверью и чувствуя неладное, я не решалась войти. В голове мелькали нелепости. Мне чудилось, что она открывает глаза и требует, насквозь пронзая меня взглядом: «Оставь в покое меня и мои тайны. Кто ты такая, чтобы соваться куда не просят?» Я вся задрожала. Но минутный бред миновал, и я снова явственно услышала тот же звук. Это были сдавленные рыдания живого человека. Резко распахнув дверь, я заглянула. В сумерках смутно виднелся гроб и чья-то фигура рядом с ним. На миг мне почудилось, что это вышла из гроба Валерия. Но только на миг. Здравый смысл вернулся ко мне, и я разглядела Моник. Она тихо плакала.

– Миссис Стреттон, что вы здесь делаете? – строго окликнула ее я.

– Пришла проститься до того как…

– Вам здесь не место. – Опять овладев собой, я заговорила зычным, деятельным голосом – в равной мере для ее и своего блага. Как я могла так оплошать, поддаться химерическим фантазиям!

– О, все это ужасно… ужасно… – рыдала она.

Приблизившись, я крепко стиснула ее руку.

– Пойдемте обратно в вашу комнату. Что заставило вас сюда прийти? Если будете так нелепо себя вести, вам станет плохо.

– Следующая очередь моя, – тихо прошептала она.

– Глупости!

– Нет, сестра, это не глупости. Сами знаете, как я больна.

– Вас можно вылечить.

– Правда, сестра? Вы в самом деле так думаете?

– Да, при надлежащем лечении.

– О сестра, вечно вы меня смешите.

– Здесь не место для смеха. Пойдемте-ка к вам. Дам вам теплого молока с коньяком. Вам станет легче.

Она позволила мне увести себя из этой комнаты. Признаюсь, мне самой хотелось поскорее уйти. Странно, но я не могла избавиться от ощущения, будто за нами здесь наблюдали, читали наши сокровенные мысли. То же чувствовала и она, потому что, едва за нами закрылась дверь, сказала:

– Мне было так страшно, но я не могла не пойти.

– Я вас понимаю, – сказала я. – Пойдемте.

Я провела Моник в ее комнату, где она сразу закашлялась. Боже! Опять это красноречивое пятно! Надо будет сказать доктору Элджину. Ей я ничего не сказала, только попеняла, укладывая в постель:

– Ноги словно ледышки. Сейчас принесу бутылку горячей воды. Но сперва молоко с коньяком. Не надо было туда ходить.

Она тихо всхлипывала, и эта умиротворенность тревожила меня больше бурных вспышек.

– Лучше бы я лежала в том гробу.

– Когда подойдет ваш час, у вас будет свой гроб, как у всех.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– О сестра, вы меня так успокаиваете.

– Коньяк еще больше успокоит, сами убедитесь.

– Иногда вы такая строгая, а иногда словно другая.

– Не зря же говорят про две стороны медали. Давайте-ка покажем вашу разумную сторону.

Она опять рассмеялась, но вскоре снова залилась слезами.

– Никому я не нужна, сестра. Они были бы только рады… все до единого.

– Не хочу слушать подобные глупости.

– Это не глупости. Уверяю вас, они были бы рады, если бы я лежала в гробу. Первым бы радовался он.

– Выпейте-ка молочка, – сюсюкала я. – Сейчас принесу бутылочку. Лучше подумаем о мягкой пуховой перинке. Можете поверить, там уютнее, чем в гробу.

Она опять улыбнулась сквозь слезы.

30 июня.День похорон. В доме царит уныние. На половине прислуги судачат о любовной связи умершей и легендарного сэра Эдварда. Наверняка кто-то из тех, кто постарше, помнит. Интересно, остались ли такие в доме? Вот бы вызвать на откровенность. Джейн Гудвин убита горем. Что она будет теперь делать? Надеюсь, ее оставят в Замке, велят Бейнсу найти для нее какое-нибудь занятие. Бедная Джейн, столько лет провести с Валерией Стреттон! Наверняка Валерия откровенничала с ней. Она должна что-то знать. Ближайшим родственником покойной был капитан. Моник была слишком нездорова, чтобы участвовать в похоронах, маленький Эдвард тоже не ходил. Рекс присутствовал. Они с капитаном очень привязаны друг к другу. Печально звонят погребальные колокола. Джейн слегла от горя, заплаканная Моник повторяет, что в гробу должна лежать она: кое-кто этого хочет.

Кто бы вы подумали, был в обители смерти, когда я отправилась туда поднять шторы? Не кто иная, как мисс Беддоус. Почему-то она меня невзлюбила. Впрочем, это у нас взаимное. Она была явно разочарована, когда убедилась, что у меня не было другого дела, кроме как поднять шторы. Интересно, чего она ждала? Я слушаю из окон своей комнаты в башне звон колоколов ближней церкви, возвещающих миру о том, что скончалась Валерия Стреттон.

4 июля.Ко мне в комнату явилась с новостью Эдит.

– Почти решено, что отбывает мистер Рекс, – сообщила она.

– Отбывает? – эхом повторила я, что действительно означало: скажи еще что-нибудь.

– В Австралию отправляется. – Эдит лукаво улыбнулась. – Уж мы-то знаем, кто его там встретит.

– Там у Деринхемов отделение. И у нас тоже.

– Ну, теперь видите, чья возьмет?

– Блестящая стратегия, – согласилась я.

– Как вы сказали? – переспросила она, но не стала дожидаться объяснений – до того была уверена, что ее новости интереснее всего, что могла сказать я. – Мистер Бейнс сам слышал, как ее светлость разговаривала с мистером Рексом. «Ты должен самолично проверить, как там идут дела, – наказывала она. – Твой отец всегда верил в личные контакты».

– Личные контакты с Деринхемами?

– Да, только так можно поправить случившееся. В конце концов, теперь-то он имел время, которого просил, разве нет?

– Полагаю, что имел.

– Мистер Бейнс считает скорое отбытие мистера Рекса в Австралию почти решенным делом. Перемены никогда не приходят в одиночку. Сперва миссис Стреттон отходит… теперь мистер Рекс.

Я согласилась, что это будет в самом деле перемена.

5 июля.Доктор Элджин в подробностях расспрашивал меня о пациентке.

– Ей определенно не стало лучше, сестра.

– Особенно плохо себя чувствует в сырую погоду.

– Разумеется, это естественно. Ухудшилось состояние легких.

– И вдобавок сказывается астма.

– Я как раз собирался предложить вам попробовать при сильном приступе нитритамил. Не исключено, что он ей не показан. Порошок Гимрода доказал свою эффективность. Не то чтобы я был особый сторонник патентованных лекарств, но от этого по крайней мере нет вреда. Вам оно известно, сестра?

– Да, – ответила я. – Порошок поджигают, и больной вдыхает пары. Это средство помогало одной моей больной. И еще: я нашла в своей практике эффективным опускание горящей бумаги в раствор селитры.

– Гм… Но мы должны помнить о слабых легких. Я вам дам микстуру из йодистого калия и летучей соли с настойкой белладонны. Посмотрим, как подействует. Ее можно принимать каждые шесть часов.

– Да, доктор. И надеюсь, удержится теплая и сухая погода. От этого будет зависеть многое.

– Вот именно. По правде сказать, сестра, я считаю, ее вообще не следовало сюда привозить.

– Тогда, быть может, есть смысл порекомендовать вернуться?

– Нисколько не сомневаюсь в разумности такой рекомендации.

С этими словами он удалился на доклад к леди Кредитон.

8 июля.Сегодня мне встретился в саду Рекс.

– Улучили минуту для отдыха, сестра? – обратился он ко мне.

– Без этого не обойтись хоть изредка, – ответила я.

– Ну и как – способна прогулка заменить танец?

– Едва ли.

– И вы предпочли бы наряд леди-ключницы?

– Никакого сравнения.

– Вам все к лицу: ваш тип красоты не нуждается в обрамлении.

– Всякой красоте нужна оправа. Я слышала, вы скоро нас покидаете. Это правда?

– Почти решенное дело.

– В Австралию уезжаете, верно?

– Как вы обо всем осведомлены!

– В Замке хорошо налажена служба новостей.

– Ох уж эта прислуга, – вздохнул он.

– Я уверена, путешествие доставит вам удовольствие. Когда вы отбываете?

– Не раньше конца года.

– Значит, поплывете в австралийское лето, а нам предоставите одолевать тяготы зимы.

Он долго и пристально смотрел на меня. Я готова была обидеться, потому что не уловила и тени сожаления в его взгляде. А мне представлялось, он питал ко мне дружеское расположение. Увы, это был всего лишь легкий флирт. Да и могло ли быть по-другому?

– Надеюсь, – продолжала я, – сэр Деринхем и его дочь, которые, говорят, уже находятся в Австралии, устроят вам очень теплую встречу.

– Надо думать, устроят. – Вдруг он сказал: – Поговаривают, что миссис Стреттон вернется в родительский дом.

– Неужели?

– В самом деле. Доктор уже имел беседу с моей матерью. По-моему, он считает во всех отношениях разумным, чтобы миссис Стреттон вернулась в привычный климат.

– Понятно, – сказала я.

– Будущее вашей больной, разумеется, как-то коснется и вас, – заметил он.

– Конечно.

– Моя мать собирается с вами говорить на эту тему. Ее предложение будет для вас полной неожиданностью.

– Могу себе представить.

Мы стояли у пруда, любуясь, как плавал взад-вперед древний карп. Рекс перевел разговор на Австралию: он уже побывал там несколько лет назад. Великолепный порт, сказал он. У него всегда было такое чувство, что он туда еще вернется.

9 июля.Жду, когда за мной пошлет леди Кредитон. Пытаюсь угадать, что она скажет, когда позовет. Предложит сопровождать мою пациентку? Или объявит о предстоящем увольнении через месяц или чуть позже (так как захочет, чтобы я пробыла до самого отбытия с Моник)? Австралия… Я никогда не думала об отъезде из Англии, но, если бы меня спросили, я бы не раздумывая ответила, что всегда мечтала путешествовать. Теперь, когда я думаю об отъезде из дома, то представляю, в первую очередь, не дом своего детства, а Аннин Дом Королевы. Я пишу этот дневник, а Анна не идет у меня из головы. Уж я-то знаю, как ей интересно все, что происходит в Замке. Теперь и я разделяю ее интерес. Он сильно сблизил нас, и первое, что приходит в голову при мысли об отъезде, что нам придется расстаться. Разумеется, я не должна ее оставлять. Могу вместо этого уйти из Замка. Но и он стал частью моей жизни. Как мне его бросить?

Каждый раз, когда стучат в мою дверь, я жду, что войдет кто-нибудь из прислуги и сообщит, что меня зовет ее светлость. Я вся в волнении.

10 июля.Сегодня в Замке случился переполох. Потерялся юный Эдвард. Мисс Беддоус была так расстроена! Она потеряла его из виду вскоре после полдника. Мальчик встал из-за стола и ушел в детскую. Подозреваю, что она немного соснула после еды, а, когда очнулась, его уже не было. Не особенно встревожившись, она спустилась посмотреть в саду. По-настоящему забеспокоилась, лишь когда он не появился к четырем, хотя обычно выпивал в это время стакан молока с пирожным. Она кинулась к его матери, чего ни в коем случае не следовало делать, потому что Моник немедленно ударилась в панику, подняла крик, что потерялся ее мальчик. Вскоре все мы принялись искать. Капитан отправился с мисс Беддоус и Бейнсом, а я с Рексом, Джейн и Эдит. Мы пошли в сад, так как были уверены, что он мог скрыться только через него. Все вместе, не сговариваясь, направились через рощу к железному ограждению на уступе скалы. Мысль резонная, но мог ли мальчик протиснуться между прутьями? Я со страхом глянула на Рекса. Он прочитал мои опасения и твердо сказал:

– Нет, это невозможно. Кто-нибудь заметил бы.

Лично я не была так уверена. Пока мы стояли на этом месте, до меня донесся голос Моник. Я догадалась, что она увязалась за нами. Она была в алом шелковом халате, распущенные волосы беспорядочно падали на плечи, глаза дико горели.

– Так я и знала, – кричала она. – Знала, что он пойдет сюда. Я знаю, он упал, сорвался со скалы. Я прыгну следом. Я здесь никому не нужна.

Я немедля подошла и сказала:

– Право, это смешно. Его здесь нет, уверяю вас. Где-нибудь заигрался.

– Оставьте меня в покое. Вы меня обманываете – все до одного. Не хотите меня здесь. Только обрадовались бы, если бы я…

Начинался истерический припадок. Я знала по опыту, к чему это могло привести.

– Я должна увести ее домой, – сказала я.

Она толкнула меня с такой силой, что я непременно упала бы, не окажись рядом со мной Рекса. Я уже имела случай убедиться, какой необыкновенной силой она бывала наделена, когда ею овладевала ярость.

– Он пропал, – причитала она, – и я пойду следом. Никто меня не остановит.

– Вам станет хуже, – увещевала я. – Вы должны сейчас же вернуться в дом.

Но она уже бежала к ограждению.

Рекс опередил ее. Он пытался удержать ее, и я ужасно боялась, что они перевалятся через перила. Тут появился капитан с мисс Беддоус и Бейнсом. Увидев происходящее, он подошел к жене и, взяв за руки, оттащил от перил.

– Ты был бы рад… рад… – кричала она, заходясь в кашле.

Я приблизилась к ним, капитан покосился на меня.

– Сам отнесу, – вдруг сказал он и взял ее на руки, как ребенка.

Я пошла следом за ними в ее комнату. Чувствовала за спиной изумленное молчание всех остальных: на минуту даже забыли о мальчике.

Опасаясь, что приступ близится к кульминации, я мечтала, чтобы она поскорее оказалась у себя и я могла помочь. Сказав капитану, чтобы послал за доктором, я дала ей прописанную микстуру. Мне казалось, она вот-вот умрет. Это был наихудший приступ со времени моего приезда.

Пришел доктор Элджин, но к этому времени ее дыхание выправилось. Она сильно обмякла от упадка сил, но я была уверена, что угроза для жизни миновала. Перед самым появлением доктора я смогла сообщить ей, что Эдвард нашелся.

Ко второй сцене в один день я была, признаться, не готова. Эдварда нашла я. Это случилось сразу после того, как я дала его матери лекарство и, поудобнее устроив ее, отлучилась к себе в комнату за носовым платком. Свой я отдала Моник. В стене моей комнаты имелся вместительный шкаф величиной с чулан: в нем можно было ходить в полный рост. В этом шкафу, положив на вешалки подушку, уютно свернулся Эдвард.

– Тебя все обыскались, – выговорила ему я. – Немедленно выходи и покажись ради всего святого.

И, взяв за руку, передала его Бетси. Увидев ребенка, та только открыла рот.

– Он пробыл все это время в моем шкафу, – сказала я. – Сообщите всем поскорее, что мальчик цел и невредим.

Я вернулась к больной, где через пару минут узнала, что явился доктор.

День выдался изнурительный. Наконец Моник устроили на ночь. Доктор Элджин дал ей опия, предупредив, что она проспит до утра. Она нуждалась в покое. Я тоже отправилась к себе, решив лечь пораньше. Мне нужно было о многом передумать. Только я сняла платье и, переодевшись в халат, стала расчесывать волосы, как моя дверь распахнулась настежь – и я с изумлением увидела мисс Беддоус. Ее лицо было искажено: должно быть, плакала перед этим; пенсне на носу дрожало, кожа пошла красными пятнами. Редко мне случалось видеть столько злобы – она была направлена на меня.

– Вы будете утверждать, что вы тут ни при чем, – вскричала она, – но я знаю, это сделали вы! Вы злая. Всегда меня ненавидели.

– Мисс Беддоус, – обратилась я к ней, – прошу вас, успокойтесь.

– Я спокойна, – крикнула она.

– Прошу меня простить, но это далеко не так.

– Не пытайтесь применять ко мне свои сестринские фокусы. Не надо со мной сюсюкать. Я считаю…

– А я считаю, что вам изменил здравый смысл.

– Он изменил мне с первого раза, как я вас увидела, иначе была бы наготове.

– Мисс Беддоус, прошу вас успокоиться. Сядьте и расскажите, что произошло.

– Что вы устроили, то и произошло.

– Не представляю, о чем вы говорите. Что такое я могла устроить?

– Чтобы меня отослали. С самого приезда вкрадывались в доверие Эдварда.

– Но…

– Конечно, вы будете отрицать. Сестра Ломан, вы лгунья. Я это знаю. Вы хотите убрать меня с дороги. Невзлюбили и решили смахнуть словно муху.

– Уверяю вас, я не понимаю, о чем вы. Как я могу защищаться, если не знаю, в чем меня обвиняют?

Она осела на стул: растерявшаяся, напуганная женщина.

– Пожалуйста, расскажите, – тихо попросила я.

– Меня выгоняют, – сказала она. – Леди Кредитон послала за мной. Сказала, что, по ее мнению, я неправильно воспитываю Эдварда. Мне велено собраться и уезжать: не в ее обычае уведомлять служащих заранее. Вместо уведомления мне вручили жалованье за месяц вперед.

– О… нет!

– Делаете вид, что удивлены? Вы ведь этого хотели.

– Мисс Беддоус, у меня и в мыслях не было ничего подобного.

– Разве не вы всегда намекали, что у меня нет подхода к мальчику?

– Никогда.

– Он все время пропадал здесь.

– В соседней комнате его мать.

– Он к вам приходил.

– Я его полюбила. Умный мальчик. И ничего больше, уверяю вас.

Она вскочила, надвинулась на меня.

– Это вы его спрятали. Вы держали его в шкафу. Да-да, не отпирайтесь, я знаю.

– Мисс Беддоус, ничего подобного я не делала. Чего ради?

– Потому что знали, что мной недовольны. Решили, пускай это будет последней каплей, как оно и получилось.

– Могу сказать только одно: вы неправы. Мне бы следовало рассердиться на вас, но я вас жалею, мисс Беддоус. Мне ужасно жаль. У вас достаточно… денег?